I'm trying

Скарамучча не знал, что ему следует сделать сейчас, пока он лежит голым в темноте рядом с такой же голой девушкой. Одеяла не было под рукой, а их тела уже остывали после… После чего? Его рука случайно задела ногу Моны и тут же отпрянула — Скар так испугался, словно это не он пару минут назад отчаянно запоминал (пытался запомнить) каждое касание, каждый жест и каждый вздох стонущей спутницы. А сейчас ему неловко… просто задеть мизинчиком Мону? Мозг соображал туго, мысли смешивались в ерундовую кашу, и Скарамучче правда стало страшно — он не понимал, много ли накосячил или все прошло гладко. Ему было хорошо, а остальное все испарилось из памяти. — Может, нам одеться? — прошептала Мона, но даже не повернулась лицом к парню. Никто ее в этом не обвинял. Скарамучча все еще отходил от нахлынувшей волны удовольствия, и он не понял так же Мона чувствовала себя или нет. Она сказала: «Наверное это было не очень»… а в чем причина? Уже поздно спрашивать? — Да, стоит, — Скар нашел в себе силы подняться и сесть. Он вовремя опомнился и не обернулся на Мону, хотя очень хотелось, потому что скорее всего она от этого смутилась… она же совсем без одежды. Скарамучча впервые за всю свою жизнь почувствовал, как у него горят уши. Краснеют. — Стой, — позади себя он услышал скрип, означающий, что Мона тоже поднялась и села, — Ну, посмотри на меня, — ее ладонь уверенно легла на руку парня, заставляя его молниеносно обернуться. Он знал, что даже если опустит свой взгляд ниже глаз Моны, то все равно мало что увидит, но, тем не менее, взглянуть хотелось. Однако, обрывая мысленную дилемму «опустить взгляд — не опустить», девичьи губы мягко прижались к губам юноши. Осторожно, плавно, будто успокаивающе. Такое успокоение ему было необходимо. И ей тоже. Ладонь Скарамуччи легла на шею Моны, поглаживая кожу большим пальцем. — Я тебя люблю, — выпалил Скар и испуганно выдохнул, осознавая, что он сказал. Но в этом не было ничего постыдного. Он любит ее, а она любит в ответ — каждый из них об этом знает, но так нечасто говорит об этом вслух. — Я… тебя тоже, — Мона ответила со всей серьезностью, которой парень ждал. Он привык, что выражать эмоции неприлично. Знал, что за агрессией и тупыми обидными шутками можно скрыть все что угодно. И несмотря на все это, понимал, что очень хочет в какие-то пару секунд стать настоящим собой, а именно невероятно чувствительным человеком. — Я очень сильно, Мона, — намного тише прошлой фразы продолжил он, нахмурившись, но не отстраняясь. — Я тоже, — она не хихикала, не фыркала и, Скар был уверен, не улыбалась. Только ласково потиралась носом о нос юноши, — Люблю, — насколько сопливо и отвратительно это выглядит со стороны? Скарамучче стало похуй. Самое главное — не забыть выбросить презерватив.

***

Когда Скар утром ушел к себе домой, а мама должна была вернуться через пару часов, Мона не придумала ничего лучше, чем провести все свое свободное время в кровати. Она закрыла лицо руками и не завизжала только благодаря своей чудесной силе воли. Нужно ли рассказывать обо всем Люмин? До того как произошло одно неприятное событие, Мона была уверена, что будет рассказывать абсолютно обо всем подруге. О каждом действии во время, кхм-кхм, секса, о каждом неловком слове, но по итогу оказалось… Мона не хочет. И дело вовсе не в том, что она стесняется или не доверяет Люмин — хрупкое сердечко Мегистус терзала другая проблема. Захочет ли Люмин слушать, как хорошо все в других отношениях, когда она совсем недавно утратила свои? Если бы такое произошло с Моной — она бы тут же расплакалась. Однако с другой стороны, если она умолчит о таком важном моменте (очень важном!) сможет ли Мона себе это простить? Сможет ли Люмин простить? Как бы не поступила девушка, все исходы событий были неприятны и только расстраивали. Оборвало бесконечный поток самокопаний внезапное жужжание телефона под подушкой. Мона взвизгнула и мгновенно подскочила с постели, а затем, выдохнув, потянулась за телефоном. — Алло? — только она думала про Люмин, как та сама позвонила ей, поставив подругу перед жестким выбором: рассказать все сейчас или не рассказывать ничего никогда. — Привет, извини, что я так рано звоню, но кое-что сказать надо, а то забуду, — ее голос не был таким тихим и подавленным как до этого. Мысли Люмин явно заняты не Чайльдом, а чем-то другим. — А, да, все нормально, — Мона нервно провела рукой по волосам и обратно улеглась на кровать. — Скинули расписание полугодовых контрольных. Которые остались, имею ввиду, ну там, химия, русский в виде пробника вроде… — от слова «пробник» внутри Моны все сжалось, а прелестные воспоминания о количестве баллов, насколько она сдала свой первый пробник по русскому, дружелюбно помахали ручкой, — И русичка просила тебя заскочить к ней завтра перед уроками, взять что-то. Это как-то связано с пробниками, но я ничего не поняла. Короче говоря, подойди до начала занятий в двадцать восьмой кабинет. — А, ой, — и еще больше Мону смутило особое внимание от Миссис Лизы… которое не могло не пугать. Персональная штука, связанная с пробниками, которую нужно получить именно Моне — неужели с ее работами все настолько плохо. Или так позвали в двадцать восьмой кабинет многих? — Сходишь завтра со мной? — Да, к тому же нужно узнать в какой школе мы будем писать эту контрошу… — Мы же все пишем в одной и той же школе, туда опять пойдем. — А, — Люмин тихо фыркнула в трубку, — Ну, хорошо. Ладно, тогда давай… Мона сжала мобильник сильнее, чем планировала, но открыть рот и сказать что-то по-прежнему было невыполнимой задачей. — Стой! — на том конце провода замолчали, — У тебя все в порядке сейчас? Скорее всего Люмин отвела взгляд, пожала плечами и убедительно кивнула, но Мона не могла увидеть всех этих жестов. — Да, — одно сухое слово якобы должно было сгладить все опасения и волнения, — Я займусь подготовкой к экзаменам и отвлекусь. Думаю, это будет правильно. — Угу-у… Ладно, тогда давай. — Да, давай пока. Мона услышала звук, уведомляющий, что собеседник закончил звонок, и только через несколько секунд убрала телефон от уха. Она ничего не рассказала Люмин и почувствовала… вину? Расскажет обо всем попозже. Но больше всего Мона восхищалась действиями Люмин, та больше не теряет голову и находит в себе силы и желание отвлечься на более полезные вещи — учебу. Сделать бы такое же Моне, ведь не только на отношениях и личной жизни мир завязан. А настоящий ОГЭ уже на носу. Но, пожалуй, Новый Год поближе.

***

Скарамучча держал в руках бенгальский огонь, внимательно наблюдая за каждой искоркой и за тем, как огонек опускается все ниже и ниже. Пахло чем-то жженым, но этот «аромат» не был противным — по крайней мере Скару хотелось вдыхать его полной грудью и чувствовать всеми частями тела, каждым сантиметром кожи всю атмосферу тридцатого декабря. Он сидел на лавочке, которую доверху запорошило снегом, но парня не особо волновало будут ли его джинсы с курткой все мокрые — этого уже не миновать. Он хотел с Моной погулять, позажигать бенгальские огни, дойти до парка, где уже стояла огромная елка, но девушка задерживалась, а ноги Скара начинали подмерзать. Но на все, что там подмерзало или промокало, Скарамучча клал болт, продолжая наблюдать и слушать треск огонька, который он не сдержался и зажег один. Так ярко, даже слишком. В ужасной темноте, царившей на улице в полседьмого вечера, лишь свечение от огня и белые снежинки (которые так-то не светились) не давали миру погрузиться в беспросветную тьму. И когда Скар стал уделять так много внимания обыкновенным вещам, как бенгальским огням? Пора бы заканчивать романтизировать и вернуться в реальность. — Хей? — дверь открылась, и Мона вынырнула из подъезда, ступая по еще не расчищенным от снега дорожкам. — Привет, — и огонек так вовремя погас. Скарамучча кинул сгоревшую палочку в мусорку и подошел к девушке ближе. После всего произошедшего они не особо-то разговаривали, да и что им говорить: «вау, да мы потрахались»? Все было как всегда: такие же поцелуи, такие же объятия и такие же нежные прикосновения — прямо как сейчас Скар провел пальцем по еще теплой щечке Моны, а затем отодвинул ее шарфик чуть ниже и поцеловал. — Ты холодный. — Я знаю, — он невзначай закусил ее губу, выдав это за «случайность». — Я тоже замерзну. — Я зна-ю, — в последний раз чмокнув ее в щеку, Скарамучча понял, что слишком много нежностей за раз себе позволил, и смутился (читать: нахмурился). Он отшатнулся от Моны, не забыв поправить ее шарф назад, и встал ровно. — Идем? — предложила она и кивнула в сторону — туда, куда и нужно было им идти. — Да, пойдем, — Мона не спрашивала у Скарамуччи, можно ли взять его за руку, она просто делала то, что должна была. И его холодная рука уже грелась в теплой ладошке девушки — против таких нежностей он бессилен. И стоит ли ему притворяться вечно суровым, когда держать за ручку Мону и говорить ей всякие ласковые вещи очень хочется? — Я рада, что четверть наконец закончилась, — выдала она, и Скар был уверен, что она такое скажет. — Да, а ты еще переживала. Мозги ебала многим, а не единственной себе, к слову, — ее оценки и средний балл щекотали нервишки не только Моне — каждый это понимал… потому что конец года близок? Непроизвольно он сжал ладонь девушки крепче, вызвав вопросительный взгляд. — Я надеюсь, что все будет хорошо. Может позажигаем огни? — даже если надеется, никто не дает гарантий на счастливый конец — это безумно раздражало Скарамуччу. Может получится уговорить родителей никуда не уезжать? Скар достал из внутреннего кармана два бенгальских огонька и зажигалку. А когда он зажег их, послышался знакомый треск. Мона взяла палочку и покрутила ей, выводя никому неизвестные узоры, и улыбнулась. По загадочной причине Скарамучча так же покрутил бенгальский огонек… и улыбнулся в ответ.