matter

В году, по мнению Адама Шварца, не работать можно было только один день - тридцать первого декабря. Ему плевать было на свой и чужие дни рождения. Рождество он вообще ненавидел из-за необходимости собираться на праздничный ужин всей большой семьей. Плевать он хотел на Пасху с ее крашеными яйцами и куличами, с тем же презрением относился к Пятидесятнице и прочим религиозным празднествам. Карнавал считал шумной помехой и развлечением для идиотов. Вот период Октоберфеста он обожал, потому что работы в больнице прибавлялось изрядно, а вместе с ней и денег!  Но тридцать первое декабря - канун Нового года, Сильвестр, - это нечто особенное. По традиции, Новый год принято встречать с друзьями, а лучшим другом для Адама был он сам. Этот день он всегда с удовольствием проводил наедине с собой, потягивал из бокала красное полусухое, грея ноги у камина, читал какую-нибудь легкую книжку для разгрузки мозгов и наслаждался жизнью. Жена предпочитала встретиться с подругами или уехать к родителям в загородный дом, а взрослая дочь выбирала тусовки с друзьями. Так было всегда, вплоть до этого года...  Из-за возвращения Матвея все пошло не так. Ирма, конечно же, предпочла своего ненаглядного сыночка всем остальным, и Марго вдруг резко решила остаться в этом году дома. По брату она, конечно, скучала в какой-то степени, но ее желание побыть с семьей было вызвано отнюдь не его персоной, а парнем, которого он притащил с собой без всякого разрешения. Этот тип был отдельным поводом для возмущения! Огромный настолько, что Адам рядом с ним выглядел седым ребенком, волосы длинные, как у недобитого скандинавского металлиста, а руки все покрыты татуировками, точно у бандита. Пускай он был какой-то звездой из телевизора, Адаму он все равно не нравился.  Иногда, с годами все чаще, Адам впадал в какую-то легкую философскую меланхолию и часто думал о жизни. Он не мог объяснить, почему же на самом деле так не любит своего сына. Какой-никакой, но Матвей ему все же сын и испытывать к нему ненависть Адам не мог на физиологическом уровне, но тем не менее, этот сопляк его раздражал. Ему не нравилось в нем абсолютно все! Характер у него был отвратительный, увлечения глупые, ориентация не та, и даже внешность не удалась, ведь он не пошел в свою красивую немку-мать, а перенял еврейские черты отца. Но все же, с этим Адам мог смириться... Даже то, что он был гомосексуалом не столь критично для отношений отца и сына. Но вот "партнеры", которых он выбирал!.. С таким отсутствием вкуса нельзя было мириться. С каждым разом его парни становились все хуже и хуже, а эта длинная аномалия со статусом "селебрити" - пик! И вот они сидели за столом друг напротив друга. Адам буравил блондина своим самым тяжелым взглядом, а тому аж кусок в горло не лез. Он только делал вид, что ел, ковыряя в тарелке столовыми приборами! А ведь Ирма с самого утра стояла на кухне, чтобы приготовить им праздничный ужин, хотя обычно была занята лишь уходом за собой перед встречей с подругами. Но Адам решил в этом году стать лучшим человеком для своего безалаберного сына, поэтому дал актеришке второй шанс произвести впечатление.  - Кхм, - кашлянув, он нарушил общую тишину и привлек к себе внимание. - Значит, Питер? Актер? Разговаривал он на немецком, но Матвей тут же переводил своему хахалю все, что считал нужным. - В том числе, - ответил блондин, выслушав.  - А что помимо? - продолжил допрос доктор.  - Всяко-разно, - продолжил туманно отвечать он.  - И что это, черт возьми, значит? - Адам сдержал желание сходить за револьвером и пристрелить гаденыша, но возмущение свое сдержать не мог.  Переводить эту фразу Матвей не стал.  - Пап, - тихо сказала Марго, - там действительно "всяко-разно". У него много, эм, заслуг.  - Симпатичный мальчик, - вскользь заметила Ирма, послав Матвею короткий одобрительный кивок.  Решив дать третий шанс (немыслимо!), Адам начал разговор снова.  - Где вы учились, Питер? - спросив это, снова на немецком, Шварц посмотрел блондину прямо в глаза и нарвался на глубокий, осмысленный взгляд, от которого слова в горле встали комом. В эту секунду он готов был поклясться, что тот прекрасно его понял. - Отец спрашивает, где ты учился? - быстро и тихо перевел Матвей. - Учился? - удивился Питер. - Я даже школу не закончил. - Правда? - Матвей почему-то удивился сильнее, чем все остальные за столом. А вот Адам удивлен не был, именно этого он и ожидал, только взглянув на этого типа.  - А ваша семья? - продолжил доктор. - Нет, - тут же влез Матвей, не желая переводить, - про это лучше не надо...  - Семья? Про семью спросил? - уточнил Питер. Кажется, что-то этот недоучка все-таки смог разобрать.  Матвей без слов кивнул и опустил голову вниз, кажется, уже зная, какой ответ последует. - У меня нет семьи, - ответил татуированный. - Я никогда не видел своих родителей, понятия не имею кто они и откуда. Может, померли уже. Кстати, потрясающий картофельный салат! Никогда не думал, что эта штука может быть такой вкусной.  Ирма засияла от гордости. Адам решил попробовать его, пока обдумывал следующий вопрос. Ну, салат как салат. Больше вопросов ему в голову не шло. Родителей у него нет, образования нет, денег, судя по внешнему виду, тоже нет. На какой помойке его сын зацепил себе этого?.. О, а вот и отличный вопрос. - Так и... Как вы познакомились?  Услышав это, Матвей поперхнулся и громко закашлялся. Сестре пришлось даже стучать по его спине, чтобы бедолага не задохнулся прямо за столом.  - Ну, мы... - пролепетал Матвей. - Мы просто... Наши дома. То есть, наш дом, он... - А, так вы жили вместе? И давно?  - Да, Матвей, давно ты живешь с супермоделью и молчишь? - поддержала отца Марго.  -Супермоделью? - переспросил Питер. Он мастерски выхватывал из их речи знакомые слова, а остальной смысл предложения выстраивал логически. - Я так понимаю, речь снова обо мне?  Он посмотрел на Матвея, а тот моментально покрылся стыдливым румянцем и пробубнил что-то почти неслышное и совершенно непонятное. Блондин вздохнул и отложил вилку: - Дорогие товарищи дойчи, по-моему вы способны прекрасно спик инглиш, поэтому дон фет-мой ан фавер, вули-ву? Между собой вы можете общаться как угодно, я не смею вам указывать, но раз уж мы собрались за одним столом, говорите на понятном мне языке, иначе я, щоко иньоранте, буду воспринимать это как ансюльте персонель.  Андерстенд? Гут. Аригато за атенсьон престада и ау фидерзейн!  Закончив свой короткий мультикультурный монолог, Питер встал из-за стола. Шварцы потупили взгляды в стол, почти ничего не поняв, один только Матвей беззвучно дрожал от смеха. 

* * * 

Этот период жуткого раздражения на все и всех был для Питера вполне ожидаемым симптомом. Умом он понимал, что это лишь первый этап его нарастающего психоза и скоро это пройдет и смениться чем-нибудь другим, но казалось, что эта педантичная семейка раздражает его специально! Бросают на него какие-то оценивающие взгляды, устраивают, блять, собеседование! Особенно отец семейства, мнящий себе, что он все про всех с первого взгляда знает. Престарелый докторишка, для которого собственный комфорт и мнение окружающих важнее всего на свете.  Смахнув со скамейки тонкий слой снега, Питер устроился под старой яблоней во дворе и достал из кармана пальто начатую пачку сигарет. Эх, он ведь почти месяц не курил... Но сейчас терпеть не было сил.  Что они там каркали на своем немецком? Потом надо будет устроить Матвею допрос с пристрастием. Где ты учился, кто твои родители, сколько ты зарабатываешь, ты ебешь нашего сына минимум два раза в день?  Чиркнул зажигалкой и с упоением затянулся горьким табачным дымом. Яд медленно пополз в легкие, а никотин в мозг. Выдохнул густой серо-синий дым. Полегчало.  - Питер, ты же не обиделся, правда? - позади него бесшумно возник Матвей. - Курю, - ответил Райт, давая понять, что разговор поддерживать не намерен.  Матвей присел рядом на край скамьи, положив руки на колени. Питер предложил ему сигарету из пачки, хотя прекрасно помнил, что он не курит.  - В полночь будет салют на площади, - сказал Матвей, глядя в небо.  - Лучше спать лягу, - пробурчал Питер.  - Новый год же!  - Как встретишь, так и проведешь. - Сигарета кончилась. Затушив тлеющий окурок о ботинок, Питер осмотрелся по сторонам, но ничего похожего на мусорку не нашел, поэтому без слов вложил окурок в наивно протянутую ладошку Матвея. А тот, не сильно-то раздумывая, просто бросил его в снег и вытер руку о штанину Питера.  - Ты меня своим родителям на смотрины привез? - спросил Питер. - Почему он допрашивают меня так, как будто я должен на тебе жениться.  - Не знаю! - быстро ответил Матвей. - Я ничего такого им не говорил! Я ведь тебя предупреждал, что они слегка странные... Просто не обращай на это внимание.  - Ладно, - ответил блондин, поднимаясь. - Пошли в дом. Холодно. Семья переместилась из столовой в гостинную и оживленно обсуждали что-то на своем языке, пока Питер с Матвеем не вернулись. Заметив их в дверях, мать осеклась на полуслове и тут же натянуто улыбнулась, предлагая чай с жутким картавым акцентом.   - С удовольствием, спасибо, - ответил Питер.  - Сиди-сиди, я сам сделаю, - быстро сказал Матвей, как только мать поднялась. Его благородный порыв основывался не только на желании хоть как-то помочь, но и спасти впечатлительную матушку от той ужасной черной жижи, которую Питер называет чаем.  Матвей скрылся на кухне, а Питер не успел даже сесть на диван, как отец Шварцев встал и произнес: - В кабинет. За мной. Поговорим.  Устало вздохнув про себя, Питер послушно пошел за стариком. Кабинет у него был небольшой, но денег здесь было немерено. Огромные книжные шкафы до потолка из цельного темного дерева, тяжелый письменный стол, два кожаных кресла напротив. На вкус Питера это, конечно, безвкусно выставленное напоказ богатство, ничего на самом деле не стоящее, но кто он такой, чтобы судить высшее общество. Отец сел за стол и сплел пальцы рук перед собой. Питеру показалось, что следующей фразой станет: "Полезай в гребаного робота, Синдзи!", и он едва сдержал подступающий смех.  - Нow much? - спросил Шварц. - Что "хау мач"? - переспросил Питер, оглядывая кабинет. - На вид-то дорого, но я не оценщик имущества.  - Сколько тебе заплатить? - уточнил отец. - За что? - удивился Райт, сев в кресло.  - Чтобы ты оставил моего сына и уехал назад.  "Ух ты! - подумал Питер, хищно оскалившись. - А вот это интересно." - Не знаю, - протянул Питер. - С чего бы мне это делать? У нас такая любовь...  Лицо доктора перекосила гримаса отвращения, но Питеру от этого стало лишь веселее.  - Две тысячи, - предложил Шварц. - Пфхе, - Питер отвернулся. - Не позорьтесь.  - Пять тысяч.  - Сын для вас хоть что-то стоит вообще?  - Десять тысяч! - Адам встал, опершись руками на стол. Питер продолжил расслабленно сидеть в кресле. На секунду блондин сделал задумчивое лицо, как будто предложение его заинтересовало, но потом отрицательно мотнул головой.  - Черт возьми, пятнадцать тысяч евро! За эти деньги ты сможешь купить себе новую машину! - А зачем мне машина? У меня ноги длинные, я пешком хожу.  - Двадцать тысяч мое последнее слово! Ты все равно его рано или поздно бросишь, так к чему тратить время и нервы? Это твой шанс получить приличные деньги. Соглашайся и проваливай из моего дома!  - Смотрите, от злости в вас проснулось красноречие, - улыбнулся Райт. - Да, двадцать тысяч это, конечно, щедрое предложение для такого оборванца. Но что же мне делать? Я так не хочу разбивать его маленькое чувственное сердечко. Дайте мне подумать до завтрашнего утра.  Питер решительно встал, оказавшись почти на две головы выше старика-отца.

* * * 

Матвей разглядывал свое отражение в темно-коричневой жидкости в чашке. Наверное, чай уже достаточно заварился, чтобы превратиться в яд. Он увидел, как над ним нависла тень, а через секунду две руки обхватили его сзади за талию.  - Что ты делаешь? - спросил он не поворачиваясь.  - Твой отец хотел выкупить тебя у меня, - сказал Питер, прижавшись к нему. Матвей долил в чашку кипятка, чтобы чай балансировал на на самом краю. - Сколько предлагает? - спросил Шварц.  - Мы начали торги с двух тысяч и закончили на двадцати. Но, думаю, до утра он решит повысить цену. Продать тебя?  Ничего не ответив, Матвей протянул Питеру его чай. Он отхлебнул горячую черную жидкость и лицо его тут же скривилось, но спустя секунду губы растянулись в улыбке.  - Наконец ты научился делать хороший чай! Кто же будет делать мне чай, если я тебя продам?  Вяло пожав плечами, Матвей снова отвернулся. Как и ожидалось, здравомыслия в нем не прибавилось, он по-прежнему решал все за других.  - Эй, Мати, - Питер снова прижался, склонив над ним голову. - Почему бы нам не поддержать этот спектакль?  И тут Матвей ощутил, как его большое теплое тело прижимает его к кухонной тумбе. Он услышал ровное биение сердца Питера, а его собственное заколотилось в груди в бешеном темпе, пригоняя кровь к лицу и не только.  - Что ты имеешь ввиду? - хотел спросить он суровым тоном, но услышал собственное тихое блеяние.  - Мне нравится злить твоего отца. И тебе, я думаю, тоже. Поэтому я спрошу тебя...  Напольные часы в коридоре гулко ударили. Повисла секундная, абсолютная тишина, а после в отдалении громыхнул яркий праздничный салют и поздравляющие крики.  - Ты станешь моим любовником на эти новогодние каникулы?