«Докладывает Пэнг, в радиусе два/два все чисто»,
— прошипел голос из рации, развеяв сомнения воспаленного воображения, но облегчения этим не принося.
— Из того, что нам известно, в здании сработала ручная сигнализация, — монотонно начинает Намджун, густые брови угрюмо ползут к переносице, морща смуглый лоб, — скорее всего кто-то из сотрудников подал сигнал в четыре часа сорок три минуты. До этого в единую службу полиции поступали звонки с содержанием, гласившим, что отель запечатан изнутри. Посетители, которые покинули его ранним утром, и новые клиенты, которые хотели заселиться, а также некоторые сотрудники, пришедшие к своей смене, уже не смогли попасть туда. Все попытки связаться с регистрационным отделом увенчались провалом. По всей видимости, преступники перерезали оптоволокно, возможно, заблокировали прием радиосигналов, а потом… — …тишина, которая сбивает нас с толку, — резюмирует Хенджин, настырно всматриваясь в темный глянец окон, в помещении за которыми по его внутреннему чутью орудуют холодная месть и расправа, обличающие мотив негласного преступления. — Когда поступил первый звонок в полицию? Назови мне точное время, — требует он с предрасполагающей интонацией, выстраивая в голове всевозможные шаги в террористической схеме преступников. — Точного ответа у меня нет, приблизительно после двух часов дня, — виновато отвечает командир Ким, выуживая одеревевшими пальцами из пачки сигарету и зажимая ее между губ. — Есть какие-то мысли? — он прикуривает от огня автогена и глубоко затягивается, уповая на никотин, что тот пригубит хотя бы каплю его избыточной напряженности. Подняв взгляд к застланному густыми лиловыми облаками небу, Намджун нервно выдыхает с дымом скопившееся в груди беспокойство, наблюдая, как то мнимо растворяется в переливчатом свете красно-синих мерцающих огней. Если бы все было так просто: с легкостью избавиться от свалившейся на плечи непосильной ноши, но увы. — Сколько времени потребуется для захвата по детальному плану? Если мы говорим про Уроборос? — не сдерживает печального смешка капитан Ли, ощутив, как по спине пробежал неприятный холодок. Вкупе с мрачными воспоминаниями его настигает неприязненное осознание, что он, именно он, мог быть на той стороне. Если бы по чьей-то воле не столкнулся с Енбоком и не обрел новую семью. — Два-три часа? — предполагает Намджун, поворачивая голову на Хенджина, ожидая его догадок с противоречивым предчувствием — тем, что он мог испытывать на волоске от опасности. По непонятным причинам он даже мысленно подгоняет капитана, чтобы тот не медлил с ответом, будто в нем заведомо кроется нечто непосильное к разъяснению — некая истина, которая может обернуться для всех чудовищным ликом. Капитану о противнике не просто известно намного больше, тут что-то другое. Полицейская чуйка в командире не на шутку схлестнулась с нечто непримиримым и недосягаемым. — Уроборосу хватило бы чуть больше часа, — бесстрастно говорит Хенджин, своим равнодушием заражая, сводя на нет тлетворность округи. — Первые двадцать минут, чтобы вырубить систему и отключить сигнализацию, еще двадцать минут, чтобы ликвидировать внутреннюю охрану и распределить весь персонал по группам. Наконец, последние двадцать минут, чтобы сделать то, зачем они пришли. Итого, покончив с поставленной целью, — час. Какое-то время потребуется и на зачистку следов, но оно ничтожно мало. — Такое и из категории возможного? — озадачивается командир Ким, встречая твердое убеждение в чужом взгляде. Он криво ухмыляется, в нагрянувшем смятении покачивая головой. Сказанному отдается полностью, проецируя в мыслях возможную последовательность действий. — Черти. Будь оно так, долго же они это вынашивали. — Вопрос на засыпку: остались ли они внутри или как-то извертелись покинуть возведенный купол? Все же, люди среагировали намного быстрее полиции, — звучит с неким укором в голосе, но глубоким пониманием, что не для этого они здесь собрались. Хенджин прекрасно осведомлен — сколько ложных вызовов поступает полиции ежедневно: кто-то из граждан видит угрозу абсолютно во всем, но и их винить бессмысленно. — Может, после проделанных злодеяний захотели угодить в наши руки и поизмываться, глядя в глаза на допросе? Это их почерк, — небрежно бросает капитан Ли, заострив недолгое внимание на дотлевающей сигарете в чужой руке. — Ушли — погасили свет. Слишком просто? — Намджун издает сухой смешок, отстрельнув пальцем окурок в сторону. После таких домыслов он, если не в яром предвкушении, то в ожидании точно. Могут ли домысли стать явью? Чего на самом деле ждать от Уробороса? Каждый раз террористы выбирают новые тактики и действуют, противореча себе, путая полицию и армию. Пусть и лично командир опергруппы никогда с ними не сталкивался, но об отпетых убийцах наслышаны все. Ким закуривает вновь, выпускает бескровными губами сигаретный дым, теряясь поникшим взглядом в отражении подтаявшей лужи. По тонкой корке льда и глади мутной воды мелькают размытые силуэты коллег с пульсирующими разводами от полицейских проблесковых огней. — Бросай-ка ты курить, командир Ким. Попомни мои слова: когда-нибудь это серьезно тебя подведет, — Хенджин говорит в пустоту, на него никакого внимания не обращает, сосредотачиваясь лишь на том, что настойчиво не дает покоя. Нечто ужасное уже точно произошло, а лишнее растягивание времени может привести к новым жертвам. Предчувствие уже не нашептывает — оно кричит. — Все ваши на позициях? — спрашивает капитан строго, бросив взгляд на наручные часы. На циферблате стрелка медленно приближается к половине шестого. Прошло чуть больше получаса с того момента, как им поступил сигнал sos из отеля. — Все, до единого, на местах, — Намджун его хладнокровную сосредоточенность перенимает на себя, мгновенно приосанившись и выкинув сигарету. — Списки сотрудников и всех заселившихся, кто не успел выехать из отеля, а также возможных посетителей когда мы получим? — продолжает Хенджин, ведя параллель, на которую наслаивает решения приспешников его настоящего отца. Мыслить так, как они, — сейчас его основная задача. — Пока ждем. Ребята из службы безопасности над этим работают. — Необходимо немедленно начинать штурм, — капитан Ли окончательно уверен: все пути сошлись на одном — операция лишена смысла, если они не спасут заложников и не расчистят здание. Цель — какой бы она не была для Уробороса — террористами достигнута. В голове начали появляться убедительные прогнозы, и командир спецоперации на них безотказно ставит. Резкие слова в не церемонящейся форме для Намджуна прозвучали как ушат ледяной воды. Виду тот пусть и не подал, но весьма ощутимо вздрогнул, морально подготавливая себя к тому, что будет твориться через считанные минуты. Для других может показаться, что такие, как он, закаленные службой полицейские, привыкли и должны быть готовы абсолютно ко всему, но, когда дело касается жизни и смерти, — такое невозможно. Каждый раз возникает весьма небеспричинная обеспокоенность не вернуться домой к семье. К детям. — В здании наверняка есть убитые. Не подобрели же — разом все — эти поганые уроборосцы? — рассуждает он взволнованно, взирая тяжелым взглядом с закрадывающейся надеждой, что им все же удастся выйти на переговоры и услышать требования. — Террористы только и ждут, когда зайдут наши. Открыть огонь, положить нескольких, переодеться в форму спецназа и в беспорядочном хаосе выйти незамеченными. Отработать привычную схему, — перечисляет запальчиво, на секунду другую забывая дышать. — Ты так не считаешь? — но спрашивает уже негромко, отчего-то начав терять уверенность в собственных словах. Экстраординарное поведение Уробороса загнало его в тупик, а вот капитан спецоперации, как ему кажется, в своем решении нисколько не сомневается. И он не ошибается. — Они слишком долго молчат, поэтому мои предположения совершенно другие. Перестрелок не было, выхода на переговоры тоже, да и вообще, тебя не смущает, что нас, с такого-то вида, можно и завалить? — грустно усмехается Хенджин, замечая, как единичные снежные хлопья начинают оседать на черной ткани рукавов. Сняв перчатку, он приглаживает растрепавшиеся волосы, ощущая на ладони неприятную сырость. Пересиливая легкий дискомфорт из-за обдувающего холодного ветра, растирает в руке остатки растаявшего снега, монотонно продолжая: — Конечно, опрометчивый шаг, кто будет спорить. Да и извертеться надо, чтобы в нас попасть. Но если из них в здании есть грамотный снайпер — мы бы с тобой не стояли здесь, дожидаясь новостей за приятельской беседой, — подняв на него взгляд с легким укором, Хенджин хмурится: он уже давно потерял страх к смерти, а вот командир Ким явно недооценивает Уроборос и очевидно — недостаточно тесно с ним контактировал. — Безусловно, мы лишь можем предполагать, — продолжает он с немого позволения Намджуна, — но в голове у меня такой расклад: под видом обычных клиентов и посетителей они проникли в отель, заранее заключив сделку с кем-то из сотрудников, отвечавших за ввоз необходимого оборудования. Так они протащили оружие. Командир опергруппы вновь закуривает, внимательно слушая, не пропуская ни единого слова. — Изучили от и до технический план здания. Продумали оптимальную стратегию, в которой, подорвав общую систему, ликвидировали всю охрану. Разделили персонал на группы, раскидав по разным помещениям и предварительно лишив «зрения», чтобы те не смогли запомнить лиц друг друга. Так было бы проще для нас отсеять действующих захватчиков на допросе. — Они безусловно осторожничали, действовав в масках, — соглашается командир Ким. — И наконец, сделав то, зачем пришли, они либо ускользнули, что мало вероятно, либо вернутся на исходную: затеряются среди заложников и покинут здание, как жертвы преступления — зачисленные в базу отеля обычные граждане, — потянувшись к рации на плече, он замечает, что снег усиливается, вид его отзывается в груди крайне плохим предчувствием. — Какие мысли на этот счет, командир Ким? — Отпетые психопаты, которым только в наслаждение с нами играться? На этом ты остановился? — удивленно вскидывает тот бровь, сначала даже усомнившись и язвительно усмехнувшись, а затем и вовсе помрачнев. — Полагаю, до попадания в наши руки это даже гениально, но рискованно, черт их побери. Если такие безумцы все наши полиграфы обманом возьмут, то выбивать из них дурь будем долго, — в темных глазах Намджуна внезапно оборот набирают недобрые искры, чем ярче становятся его представления о сказанном, тем пуще загорается его взгляд. Через считанные секунды он уже сродни динамо-машине, стреляющей высоковольтными молниями. — Так, по-твоему, месть — их мотив? — голос его в противовес напрягшемуся лицу затаивает привитое рациональное сомнение, пусть сердце пылко кричит, что слать бы эту рациональность вместе с Уроборосом ко всем чертям, что никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя вычеркивать любые догадки, рожденные небеспричинно. — Капитан Ли! — запыхавшись, зовет подбежавший молодой мужчина. — Сержант Чхве Исик, — отдает честь, держа руку у виска, а другой, в согнутом локте, прижимая к груди тонкую папку. — Вольно, — обернувшись на подоспевшего, бросает Хенджин привычным твердым тоном, заключая в плен допытывающего взгляда. Сержант стопорится на месте, ощущая волнение пуще прежнего: новости у него необычайно плохие. — Докладывай, не тяни, — требует капитан Ли, вопросительно подняв брови и кивнув на папку, на матовой поверхности которой он замечает следы пота от нервно сжавшихся пальцев. — Мне поручено передать вам список сотрудников и возможных заложников, среди которых, как оказалось… — выпаливает Исик на одном дыхании, скорее тараторя, нежели структурно докладывая, — сам мэр города, к-капитан. А также все члены совета директоров: генеральный директор, номерного фонда, по административной час… — Вот и ответ, — перебивает резко Хенджин. Превозмогая желание выругаться, тянется за папкой, рывком выхватывая ту из трясущейся руки. Он быстро пробегает не задерживающимся взглядом по спискам имен, мучительно вдыхая ртом воздух, разом ставший горячим и тягучим. — Завтра столицу охватит траур, полагаю. Нет. Я уверен, что мэра в живых уже нет, как и остальных, — чудовищное заключение с треском раскалывает пополам уставившихся на него командира и сержанта, а вот лицо капитана Ли, наперекор внутренней ярости, принимает непроницаемое выражение. — Если бы террористам были нужны условия, они бы их потребовали. Угрозой лишения жизни важного звена нашей системы можно запросить едва ли не все. — Мэр был их целью? — выпаливает сдавленно Намджун. — Почему приближенные ни сном ни духом? Почему такое лицо без сопровождения? Что привело его в этот отель? — от потока вопросов, на которые не получить мгновенных ответов, он устало растирает нахмурившийся лоб, ощущая, как под черепной коробкой с минуты на минуту сдетонирует собственный мозг. — Может, сделка? — в глазах командира бездонная растерянность, даже от отдаленного представления, какой разнос им устроят в штабе, ему становится совсем дурно. К вискам яро приливает кипящая кровь, отображаясь на щеках алым румянцем. Артериальное давление ощутимо повышается, но Намджун, игнорируя легкое недомогание, собирает терпение в кулак, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не взорваться. — Выяснили, как преступникам удалось взломать систему? — невозмутимо спрашивает Хенджин, в то время, как командир Ким, обернувшись, выжигает на сержанте целое поле неистовой неопределенности. — Так точно, — сержант Чхве приосанивается, собравшись с мыслями. — Накануне прошлого вечера преступники разослали на рабочую почту письма с вирусом. Адресантом в базе числилось имя корпорации, которой принадлежит отель. В восстановленном письме был анонимный опрос с жалобами и пожеланиями для улучшения условий работы. Первый сотрудник, заполнив его во время ночной смены, открыл доступ к системе, — стараясь не упустить всех важных деталей, оповещает он выдержанно, но под конец речи заметно вздрагивает, едва не жмуря глаза от пробирающего до озноба тона. Намджун, уже невластный себя сдерживать, взрывается окончательно. Такой наглости со стороны врага он попросту не выдержал. — За мэра с нас шкуру сдерут! Ли, ты это понимаешь? — повышает тон Ким, выплевывая каждое слово с ядовитой ненавистью: — Глотки порвут. Нисколько не удивлюсь, если пошлют на расстрел! — не сдерживает испепеляющего округу гнева он. Весьма ухищренно подобрался враг, переступив запретную черту и так легко зайдя на чужую территорию. Хенджин более чем спокоен, кажется, вновь не обращая никакого внимания на рассердившегося командира опергруппы и сжавшегося сержанта, попавшего под раздачу. — Всем группам спецподразделений: мы штурмуем главное здание, — оповещает капитан в рацию, в голосе покровительственная непоколебимость и уверенное намерение идти в наступление. — Встать в строй и ждать моих указаний. — Как они узнали, что мэр будет в этом отеле? — рассуждает вслух Исик, хмуро качая головой. Погрязший в мыслях, он совсем не осознает, что его слышат другие. — Если даже мы не знали этого… — продолжает, не совладая с собой: как отойти от шока после сказанного про смерть мэра? Командиру спецоперации сержант Чхве беспрекословно поверил, в темных красках представив, как завтра город охватит траур. — Вот и узнаешь, если вычислишь хотя бы одну крысу, — болезненно выдергивает его из прострации Хенджин. Сначала Исик не понимает, как капитану удалось забраться ему в голову, но быстро сориентировавшись, сдавленно кивает, готовый встретить опасность лицом к лицу. — Ступай укомплектовываться. Пойдешь со мной. — Е-есть!***
Тщательно изучив технический план отеля, Хенджин натягивает лицевую часть балаклавы на нос и закрепляет ремни шлема под подбородком. Запрошенный им штурмовой карабин L119A1 с подствольным гранатометом не заставляет себя долго ждать, вручаемый сержантом еще до начала сбора. Если все же «ящерам» не удалось сбросить чешую, не хватило времени, чтобы затаиться среди заложников, то на осаде ухищренная винтовка будет самым верным спутником. Капитан Ли не исключает и такого исхода. Когда военные и полицейские выстраиваются группами по обе стороны, командир спецоперации вешает карабин через плечо и проходит вдоль первых рядов, возложив руки на корпус оружия и проницательно заглядывая в сосредоточенные лица, взирающие вдаль, словно смотря, но не видя. — Открыть лица полностью и смотреть мне в глаза, — приказывает он, стальным тоном прибивая каждого к земле. — Не в пустоту, — добавляет сдержаннее, допытывающе проследив за тем, как некоторые из спецназовцев, смутившись, замельтешили взглядом по сторонам в легком недоумении. Но подавляющее большинство вытянулись как струна, стягивая балаклавы и покорно подчиняясь приказу. — Первая штурмовая команда во главе со мной займет позицию у главного входа, — сообщает командир громко и четко, также стянув балаклаву с носа и приостановившись на секунду, чтобы заглянуть в глаза одному из бойцов, найти в них искомое и сделать неутешительный для себя вывод. — Ты — на выход, — спецназовцы расступаются, позволяя капитану рывком выдернуть из шеренги одного из бойцов. Командир не тратит времени на объяснение причины и толкает его в сторону подкрепления. — Вторая, третья и четвертая у трех аварийных выходов, — Хенджин невозмутимо двигается дальше, дотошно изучая для других непроницаемые взгляды, но не для него, кто душу из тела выбьет, разложив на атомы. — Пятая и шестая у двух погрузочных платформ. — Отставить страх! — диктует ледяным, пробирающим до костей тоном, уловив на лицах еще нескольких спецназовцев явную растерянность. — Мужество — не отсутствие страха, а победа над ним, — он подходит к одному из бойцов, смотря глаза в глаза мучительно долгие для того секунды, и обходительно поправляет ему шлем, мерно проговаривая: — Храбр не тот, кто не боится, а тот, кто поборол этот страх. — Все меня услышали? — оборачивается к остальным, вопросительно скинув бровь. — Так точно, командир Ли! — как один голос прозвучали в унисон ответы. — Без единых сомнений, в здании заложены взрывоопасные устройства. В том, что это Уроборос, я уверен, — говорит хладнокровно, в противовес уничтожая испепеляющим взглядом пространство вокруг себя. Не бойцов в нем, а образы, в которых устраивают кровопролитие террористы. — А Уроборос, как всем нам известно, искренне презирает армию и полицию. Оставить без подарка любимую столицу преступники уж точно не могли, — Хенджин покачивает головой и неестественно, с неприкрытым презрением, ухмыляется, продолжая свое хождение вдоль первых рядов. — Всем сохранять спокойствие. Проявлять выносливость, стойкость и предельную осторожность. Работать как единый механизм, помня, что выйдет из строя одна деталь — прежней надежности не будет. В руках каждого из вас чья-то жизнь, — лидерская харизма совместно с обволакивающей аурой твердой решительности — наперекор страху неизвестности, с которым сегодня предстоит сразиться каждому, — вселяют чувство силы, исключительную значимость. — Следовать четким указаниям своих командиров и технических специалистов. — Начали! — объявляет командир громогласно, взмахом руки повелевая броситься врассыпную по позициям. Гремят несколько взрывов, подрывая двери и выбивая стекла. Центральный вход оказался заминирован, решение было единогласным — войти не самым лицеприятным образом. Шум из-за разрывающихся снарядов волной охватывает прилегающую к отелю площадь. В оглушающую незримую пелену вторгаются звонкие крики людей, безустанно молившихся о безопасности заложников. Осколки стекла и льда хрустят под тяжестью сгруппированной поступи, когда спецназ во главе с командиром спецоперации начинает приближаться к разрушенному входу. Вертолеты безостановочно кружат над зданием, засвечивая окна номеров и офисов, за которыми, не теряя бдительности, следят снайперы, готовые в любой момент действовать. Спецгруппу капитана Ли встречает пустое парадное лобби, в котором — на первый взгляд — все подозрительно без изменений. — Давайте по этажам, — отдает приказ своим Хенджин, мельком осматриваясь. Спокойно в холле до тех пор, пока не начинает раздаваться чей-то плач и сорванный охрипший голос о помощи. Медленным шагом капитан Ли двигается в сторону зова, освещая надшлемным фонарем себе путь, направляясь к информационной стойке и нацеливая штурмовой карабин. Обволакивающий полумрак рассеивается яркой вспышкой света, выказывая с непривычки зажмурившегося мужчину, закрывающего лицо согнутым локтем. — Вы можете самостоятельно подняться? — спрашивает Хенджин, бегло оглядывая старика, укрывающегося за регистрационной стойкой. — Сердце прихватило? — приблизившись к нему, останавливает взгляд на руке, прижимаемой к левой части груди, и осторожно присаживается на корточки возле. — Не вздумай прикасаться ко мне! — со всхлипом вскрикивает тот, поджимая ноги в коленях и пытаясь отползти в сторону. — На мне бомба… — дрожащим слабым голосом с трудом выговаривает он, — …вдруг она взорвется, сынок. — Она так или иначе может взорваться, если мы не предпримем попытки ее обезвредить. Как вас зовут? — невозмутимо интересуется Хенджин, не двинувшись с места. — Это вам удалось дать сигнал полиции? — Дживон, — стонет тот, задыхаясь в бессильных слезах. Хенджин брезгливо хмурится, непроизвольно вспоминая, что так звали его первого наставника по оружию, наградившего талантом убивать, когда он был еще мальчишкой. И именно Дживон — с той стороны — был тем, кто помог выбраться из перестрелки в судьбоносную ночь, полностью изменившую его жизнь. — Я высвободил ноги от веревки… — врывается затравленный голос в смутные, почти позабытые воспоминания. — Дополз сюда из другого угла холла. Все террористы… Они были в масках, сынок. Я никого не разглядел, — тараторит едва ли внятно, хватая ртом воздух и безутешно пытаясь успокоиться. — Мне очень жаль, что не могу тебе помочь. — Дедуль, позволите мне посмотреть? — беспрерывно взирая в наполненные кричащим ужасом глаза, командир кратко кивает и после немого согласия со стороны доверительно протягивает руку, аккуратно отодвигая край чужого пиджака. Первым же делом, стоило опустить взгляд на нагрудный пояс, бросается обратный таймер, а следом индикатор ошибок, расположенный над ним. Капитан поднимается на ноги, а старик с мучительным стоном жмурится, предположив по резкому действию военного, что уже настал момент взрыва. Однако ничего не происходит. Хенджин лишь осматривает округу, замечая на столешнице ресепшена ручки с неименным логотипом отеля. Капитан быстро соображает в чем дело, более не продолжая проверку на наличие других подозрительных предметов. Опустившись к безмолвно плачущему мужчине, он достает из нагрудного подсумка на бронежилете нож и вновь возвращается к бомбе, отодвигая рукой край пиджака. — Немедленно прислать в холл саперов. Почему их до сих здесь нет? Несите устройства, подавляющие любые радиосигналы, — распоряжается в рацию на плече, изучая взрывное устройство. — Здание заминировано принимающими сигналы бомбами. — Сынок, уходи. Мне, старику, умереть не страшно, а тебе жить и жить. Оставь меня, — слезливо просит позволить ему умереть Дживон, дрожа всем телом. Хенджин заглядывает ему в наполненные слезами глаза. Привыкший забирать единицами чужие жизни, но сегодня, спасающий несколько сотен, он не может себе позволить так легко отступить. Смерти капитан Ли не боится, а ни о чем другом думать в такой момент не может. Даже о своем сокровище — Енбоке. — Ваша жизнь также ценна, как и любая другая, — с нескрываемой досадой говорит Хенджин, изучая провода на бомбе. Ему ли о таком говорить, корит его совесть, злорадно окружая со всех сторон. — Ты так молод и будешь рисковать своей жизнью? Ради кого? Ради старика? — Дживон нервно качает головой, судорожно вцепляясь пальцами в ткань своих брюк. — Я никуда не уйду, — жестко обрубает все попытки оставить его Хенджин, но смягчается в голосе: — Просто доверьтесь мне, хорошо? Мы выйдем отсюда живыми. Вместе. — Молодежь нынче упрямая, — тягостно вздыхает Дживон, устало прикрывая глаза. По щекам безостановочно текут слезы, грудная клетка сотрясается от истошных рыданий, мешая капитану сконцентрироваться на маячащей бомбе, за которой сердце бешено грохочет, не унимаясь от поглотившего всецело ужаса. — Я не хочу умирать… — признается старик прерывистым шепотом — признается не орудующему над ним капитану, а бесконечной тьме, что под веками густо вьется, — но и не хочу забирать тебя с собой. Как я могу отнять такую молодую жизнь? Руки Хенджина на бомбе замирают. Где-то рядом, непозволительно близко, злобно захихикали его пробужденные демоны, издевательски нашептывая, что его удел — забирать жизни, а не спасать. В зале царит полумрак, и только для старика тревожная тишина, в которой раздается резкий щелчок. Насмехающиеся голоса совести, а, быть может, жажды убийства тут же тихнут, позволяя капитану Ли облегченно вздохнуть, но лишь единожды. — Уходи отсюда, выводи других, — упрямо просит Дживон, голос его постепенно понижается, становится зловещим, переходя в чудовищный машинный, — или убей, убей, убей! — требовательно выпаливает со звериной жаждой кровопролития. — Забери эту угасающую жизнь, только услугу окажешь! Хенджин безмолвно ахает, зажмурив веки и в то же мгновение их разлепив, ощущая, как неприятно те потяжелели. Проморгавшись, напротив себя обнаруживает по-прежнему трясущегося в страхе старика, шмыгающего в слезах и боящегося открыть глаза. — Сынок, пожалуйста… — тянет жалобно безжизненный голос, а командир все никак не способен понять: его просят о спасении или смерти. На индикаторе ошибок зазвенел краткий звонок, отрезвляющей пощечиной хлопнув по заблудшему сознанию, погасив язвительные голоса. — Дедуль, помолчите! — рявкает несдержанно Хенджин, вскипая от злости на себя, — и будет нам двоим счастье. Внуки у вас есть? — Конечно! — Дживон вздрагивает от каждого действия капитана, продолжающего что-то перебирать в бомбе. — Трое. Мои Тэиль, Сонген и Дахиль, — говорит совсем тихо, вытирая мокрой ладонью слезы с закрытых глаз, все страшась их открыть, встретить лицом к лицу свою смерть и смерть молодого военного. — Красивые имена, — Хенджин понижает голос до вкрадчивого полушепота, стараясь отвлечь не только мужчину, но и себя. — Я хотел назвать сына Тэилем, — искренне признается он, без колебаний, с четкой уверенностью, перерезая ножом один из проводов и с облегчением замечая, как индикатор тухнет. — Думайте о них, представляйте, как вернетесь домой, как крепко обнимете и скажете самое главное — как сильно вы любите их. Договорились? Тьма под закрытыми веками от слов капитана Ли покорно расступается, представляя Дживону лица троих смеющихся мальчишек, тянущих к нему свои маленькие ручонки. Старик слабо улыбается, начиная тяжелее дышать, ощущая распространяющийся по телу жар, как при острой лихорадке. В данный миг он скучает по ним так сильно, что больше всего на свете хочет их обнять. Сказать то самое главное — как же любит всем пламенным сердцем, видя смысл жизни лишь в них одних. Открывает глаза отчаявшийся старик из-за слепящего света, надоедливо рассыпавшегося яркими золотыми искрами даже под закрытыми веками. Замечает собственные, еле волокущиеся по асфальту ноги, заторможенно осознавая, что выходит под руку с капитаном Ли из здания. Их тут же фотографируют наглые журналисты, слетевшие как собаки с цепей и едва удерживаемые патрулирующими полицейскими. Из автомобиля скорой помощи подоспевают парамедики, а Хенджин, передав его врачу и доверительно погладив по предплечью на прощание, кивает прикрывавшим их бойцам и с оперативной группой возвращается в здание. Напрочь обомлевший Дживон даже не успевает вымолвить сокровенное спасибо, так и не увидев лицо спасителя, запомнив лишь бездонные черные глаза и бережно сохранив в памяти буквы, сложенные в «Ли Хенджин» на нашивке военной экипировки. Не перестает он смотреть в спину уходящему капитану, ощупывая руками грудь, где теперь нет бомбы, но где под ребрами так и грохочет неуемное сердце. — Настоящий герой. Я расскажу о тебе моим внукам, — старик складывает трясущиеся руки в замок и прижимает к губам, проливая слезы глубокой сердечной благодарности. — Спасибо тебе, капитан Ли Хенджин.***
Как и предполагал командир спецоперации — никакого противодействия, никаких перестрелок, — спокойствие, мнимо гласящее, что здесь не происходило кровопролитие. Лишь до определенного времени. Зачищающие другие части комплекса спецназовцы, докладывая по рации свои действия, обнаруживают заложников, из числа которых пока ни одного убитого. Но и это не отнимает даже крохотной части у внутреннего предчувствия, наперекор только яростнее изводящего и сшибающего с устойчивого положения возводимые годами спокойствие и принятие смерти. Крепко держа штурмовой карабин, Хенджин осматривает округу, не вычеркивая из подбрасываемых ситуацией опасений поджидание и внезапное нападение. За ним, прикрывая, следует сержант Чхве и еще двое, держась на расстоянии нескольких шагов. Пройдя через коридор, просмотрев все помещения, они добираются до банкетного зала, за потухшими окнами которого Хенджин настороженно следил с улицы. Под массивной подошвой берцев начинают с омерзительным и вязким хлюпаньем отражаться шаги. На полу россыпью сверкающих рубинов переливаются капли бордовой крови, переходящие в огромную сгустившуюся лужу. Продвигаясь по следу, заворачивая за угол, Хенджин неосознанно сжимает пальцы на нагретом металле и замирает, переставая дышать, всклень леденея. За огромным лакированным столом в ярких вспышках от пролетающих вертолетов, лучами пробирающихся через высокую ширму, он может нечетко рассмотреть человеческие силуэты, а, проделав несколько осторожных шагов, — полноценную устрашающую картину, в которой тактическим фонарем обличает мужчин в официально-деловых костюмах с неестественно запрокинутыми назад головами. Изо рта каждого из них торчат рукояти пистолетов. Всюду кровь и зловонием распростершийся по спертому воздуху запах. Медленно и настороженно придвигаясь ближе, во главе стола — даже с предельно точным освещением фонаря и вертолетных огней — Хенджин с трудом узнает мэра города. На его лбу ножом вырезана цифра «143». Капитан Ли неосознанно дотрагивается до намертво возложенной на стол руки, легонько подталкивая и убеждаясь, что убит как несколько часов назад — наступило трупное окоченение. Кожа его холодная, как лед, пусть это и неудивительно, учитывая, что от него осталось. Человеческое тело при таком распотрошении остывает за считанные минуты. — За столом тринадцать человек, — посчитав убитых, оповещает Хенджин для регистрирующей камеры на его шлеме обстановку и впервые за долгое время чувствует сердечный скачок, когда в зал незаметно заходят еще несколько человек из его группы. Откашлявшись от удушающего зловония, он продолжает: — Каждому воткнули в глотку револьвер, по виду Смит Вессон под патрон магнум 500, — Хенджин наклоняется ближе, разглядывая рукоять и удостоверяясь в сказанном. — Совершено более двух выстрелов подряд, — тяжело выдыхает, высоко вскидывая брови, — стоило ему дотронуться чужого пиджака, как из грудной клетки вывалились кашеобразные внутренности, приземлившись на бедра замертво сидящему. — Мэру… — выговаривает с тяжелым придыханием после каждого слова: — …пуль досталось больше всех. На лбу высечена цифра: «143». Комната заливается ярким теплым свечением, когда техническим специалистам удается восстановить общую систему. Капитан Ли замирает, как и все остальные, теперь охватываемый истинным кошмаром наяву. Выпадает на мгновение из реальности, неподконтрольно и бегло рассматривая сидящих за столом убитых. Глаза от пестроты всех оттенков красного не успевают задержаться на чем-то одном, а в жилах собственная кровь от такого вида ощутимо леденеет. Встряхнув головой, он болезненно морщится, усилием воли заставляя себя вернуться в строй. Наклоняется над мэром вновь, внимательно разглядывая нечто отдаленно похожее на несколькими часами ранее обычную шею и грудь. Клочья разорванных мышц, прикрепленных сухожилиями к ключицам, остались болтаться над раскрывшимися ребрами. Из остатков шеи торчит трахея с раздробленными щитовидными хрящами. Распухший язык, по кончику которого медленно стекают громоздкие капли сгустившейся крови, висит под подбородком, вышибленный пулями вставленного в глотку револьвера. Хенджин переводит взгляд на остальных убитых: ребра разрывом пуль раскрыты практически у всех. У более худощавых по телосложению они висят обломками, воткнувшись в кожу и в выпавшие внутренние органы. Капитан прячет нос в сгибе локтя, не в силах больше терпеть смрадные ароматы. В данную секунду он невольно думает лишь об одном: «Изощренное убийство тише всех и ближе всех». В самом сердце Сеула — насмехательски перед носом армии и полиции. — Капитан Ли, у нас все чисто, — докладывает командир Ким Намджун, оповещая в рацию. — Мы направляемся к вам. Как обстановка? — Мне стоит говорить о том, что с мэром сделала пуля, способная пробить навылет двигатель? — отсутствующе вопрошает Хенджин, более не слыша ответа из-за провала в оцепившее помрачение. На лакированном столе ошметками лежат части внутренних органов, на стенах и ширме кровавыми брызгами запечатлены чудовищные следы произошедшего. Из ужасающих представлений, что здесь творилось несколькими часами ранее, его насильно вырвал громоподобный взрыв на первом этаже. — Сработало одно из взрывных устройств в соседнем здании! — суетливо сообщают по рации. — Командир Ли? — Преступники подчистили следы, — с неискоренимой тяжестью на сердце заключает Хенджин, устремляя взгляд вдаль, мимо убитых, и чуть щурясь на ширму. Все самые страшные опасения подтвердились. Командир резко разворачивается, направляясь к выходу с четким пониманием, что это еще не конец, в соседнем здании могут поджидать и другие сюрпризы от Уробороса. Злость начинает в нем ядовито закипать, бурля по венам и норовя вырваться наружу. Когда Хенджин оказывается на улице, он стягивает балаклаву и размашистым шагом подходит к капитану полиции, рывком разворачивая его за плечо и диктуя приказ: — Всех, до единого, задержать на допрос. — Выплевывает с проедающей свирепостью, испепеляя остервенелым взглядом потемневших глаз. — Изучить досконально. Раздеть догола, не делая исключений. Осмотреть на наличие на теле соответствующих татуировок, указывающих на характер состава Уробороса, — едва не кричит, но проговаривает каждое слово четко и громко. Капитан полиции лишь успевает кивать, кажется, даже вздрагивая от уничтожающего тона, а командир тем временем краем глаза замечает Чанбина, который, подорвавшись с места, тут же направляется к нему. — Там пиздец? — приблизившись, кратко интересуется полковник, сжимая пальцами плотную ткань на плечах капитана, мельтеша бешеным взглядом по покрывшемуся испариной лицу. Чанбин Хенджина легонько толкает и тут же встряхивает, потому что командиру потребовалось время, чтобы ответить: — Полнейший.