в громком омуте

– Уже придумал, на что потратишь первую зарплату? Вечер выдается безветренным, и Марк с Донхеком стоят на безлюдном тротуаре под зданием бизнес-центра. Безлюдном – потому что прохожих здесь можно встретить разве что утром, когда все спешат на работу; в иное время здесь заняться особо и нечем – одни только офисы да одинаковые многоэтажки, куда без специального пропуска не попасть. Донхек фыркает и складывает руки на груди, опираясь плечом на фонарный столб. Он не знает, чего Марк ждет – его порш прямо перед ним (уже успел пригнать с подземной парковки), садись да поезжай домой, но Марк, выйдя из машины, закурил, и несколько минут до его первого вопроса они стояли молча. – Планирую закупиться на черном рынке, – Донхек ни капельки не шутит. – За такие копейки там, правда, особо ничего и не купишь. Он вскользь окидывает Марка взглядом, не спеша отлипать от столба; Марк обнимает себя одной рукой, подпирая ею ту, что держит сигарету, и периодически затягивается, стряхивая пепел прямо под свои дорогие рабочие туфли. Донхек думает о нем совсем немного, больше – о наличке, что сейчас так приятно греет кожу даже сквозь плотную ткань худи. Марк заплатил ему больше, чем обещанные двадцать тысяч, а Донхек перечить не стал – все равно вернет ему все до копеечки, как только мозгами пораскинет да придумает какой-нибудь прибыльный стартап. Вот там уже и разгуляться можно будет, а однажды, гляди, и на Марка свысока посмотреть, мол, ты такого не достиг. А пока заработанных сегодня денег вполне хватит на то, чтобы немного помочь матери со счетами, вернуть долг (один из сотни) Ренджуну и даже накормить того благодарственным ужином. К примеру, раменом и холодным пивом. Как именно Донхек «заработал» свои деньги до него так и не дошло, однако он предпочитает думать, что Марку на руку было уже то, что он сидел и не возникал. Правда, в одном только ресторане Марк потратил на него едва ли не вдвое больше, чем, собственно, ему заплатил, а что уже говорить о ценах на бензин и, самое главное, потраченном времени. Донхек не знает, почему мыслит об этом всем в таких рамках, почему считает себя недостойным ни денег, ни времени, однако рядом с Марком он действительно по неясной причине испытывает неловкость. – Ты кажешься толковым парнем, Донхек, – Марк смотрит на него исподлобья. – Я бы не хотел, чтобы ты закончил как те торчки в подворотнях. Донхек едва ли не закатывает глаза. – Что ты вообще знаешь об их жизни? Насмотрелся социальных роликов? Марк отходит, чтобы выбросить окурок в стоящую неподалеку металлическую урну. – Об их, может, и ничего, – соглашается он, – но я знаю кое-что о твоей, – ставит Донхека в первый за долгое время тупик. – Я знаю, что если твою безудержную энергию направить в правильное русло, ты можешь стать выдающимся человеком. – И чем же я сейчас не выдающийся? – делает ответный выпад Донхек. – Кем ты меня хочешь видеть? Таким же офисным клерком, как и миллионы других, дяденькой, который ежедневно заключает одинаковые контракты с одинаковыми людьми, а по вечерам после работы напивается виски со льдом до отключки? Максимум, что мне светит на данном этапе – работа официантом. И то, я не смогу, как те принцессы, очаровательно хлопать глазками, лишь бы вытрясти из тебя побольше чаевых, – расправив плечи, Донхек нарочито смотрит на Марка исподлобья, легонько притопывая ногой и демонстративно накручивая прядь волос на палец. – Как-то так они с тобой заигрывали? Не сдержав улыбки, Марк только отворачивается и отрицательно качает головой, мол, ничего ты, шкет, не понимаешь. Но Донхек понимает все – даже больше, чем Марк подозревает. Когда ты живешь такой жизнью, как у Донхека, жизнью обывателя и наблюдателя, ты учишься читать окружающих гораздо быстрее и гораздо эффективнее. Так Донхек и различает (и, он подозревает, безошибочно) некую маркову травму, а помимо нее – то, что Марк видит в Донхеке что-то вроде шанса исправить собственную юность. Только Донхек на это не купится. Никогда. – Ну, бывай, – тихо кашлянув, Донхек наконец отлипает от столба и еще зависает ненадолго, думая, должен ли он протянуть Марку ладонь для рукопожатия или что-то в таком духе. – Поздно уже, а мне еще на автобус нужно успеть. – Ты не хочешь, чтобы я тебя подвез?.. – недоверчиво уточняет Марк. Сигареты у него какие-то дорогие и явно очень хорошие – запаха даже не чувствуется; Донхек и рад бы стрельнуть у него хоть одну, но, наверное, после такого разговора это будет не к месту. Это начнет что-то значить. Закусив губу, Донхек отрицательно качает головой. – Еще чего, – развернувшись на пятках, он решительно направляется в другую сторону, всей своей фигурой старательно делая вид, что он точно знает, куда идет; напоследок он салютует Марку, не оборачиваясь. – Если будет какая грязная работенка – зови. / – Салат… с чем? – Ренджун хмурится, на миг прекращая пережевывать очередной листок неясной травы, которую Донхек захватил в супермаркете просто потому что название ему показалось уж очень сложным, да и ценник кусался. Но, так как сегодня Донхек проставляется в честь своей первой (пускай и не очень официальной) зарплаты, он решил бросить вызов самому себе и попытаться повторить хотя бы несколько из тех блюд, которые он попробовал в ресторане бизнес-центра, только с более бюджетными версиями продуктов. Нужно ведь и Ренджуну впарить эту гадость, которую Донхек даже домой забирать не стал, – ему не понравилось ничего, кроме нашумевшего супа с мидиями, и тот он съел весь до последней капли. Вероятно, в любой другой ситуации Донхек попросил бы завернуть остатки другой еды с собой чисто из жадности, но под конец трапезы в нем внезапно проснулось острое желание немного перед Марком повыпендриваться. Поэтому все то время, что они возвращались обратно в офис, Донхек безустанно жаловался на то, что блюда в ресторане пускай и дорогие, но неоспоримо отвратительные на вкус. В ответ Ренджуну Донхек только машет рукой, мол, забей и ешь молча, а сам тянется к лежащему в пепельнице косяку и затягивается. Мама домой не скоро вернется – можно и подымить здесь немного. – Классная у тебя работа, – усмехается Ренджун. – Я бы тоже хотел дегустировать какую-то дребедень и Ницше в офисе с кондиционером читать, а потом еще и деньги получать за это. – Разовая акция, – напоминает ему Донхек, с упором глядя исподлобья. – Ну, да, – Ренджун перехватывает его руку, чтобы затянуться тоже; от травки у него всегда разыгрывается кошмарный аппетит. – Гляди, завтра проснешься, а у тебя букет роз под дверью. Я даже не удивлюсь. – А меня завтра утром здесь не будет, – парирует Донхек. – Тебя, кстати, тоже. Ренджун хмурится. – И почему это? – Мы пойдем на работу, – умозаключает Донхек. – Листовки расклеивать твои, – докурив, он тушит косяк в пепельнице и потягивается, хрустя костяшками пальцев. – Мне слишком понравилось получать деньги. / Ренджун говорит, что Марк хорошо влияет на Донхека, и Донхек в ответ бросается в него таким уничтожающим взглядом, что, увидел бы кто со стороны – точно не на шутку бы перепугался. Из-за того, как Донхек одевается, красится, как говорит, жестикулирует и ведет себя, может с легкостью показаться, что он, по меньшей мере, состоит в каком-нибудь культе. Строит теории заговора и все такое прочее. Честно говоря – ему до этого недалеко. С утра пораньше, по очереди приняв душ и одевшись как можно более комфортно для долгой беготни по городу, они приезжают к так называемому работодателю, – ничем не примечательный офис находится в одном из оживленных торговых районов города, им приходится пройти через несколько рядов местного рынка и подняться в старое трехэтажное здание, чтобы попасть туда. Там у них проверяют документы (чистая формальность), просят поставить подписи на каких-то анкетах, а затем выдают две внушительные стопки листовок и объявляют, что расклеить нужно до семи вечера, сделать несколько фотографий для отчетности, а после вернуться в офис за оплатой. Конечно, едва они выходят на улицу, Донхек сразу прикидывает, кого бы напрячь вместо них. В голову почти мгновенно приходит мысль, что можно было бы пообещать какому-то доверчивому школьнику нехилый косячок в обмен на работу, а потом успешно забрать свои деньги и смыться, но, когда Донхек озвучивает эту мысль, Ренджун только по-змеиному шипит в ответ. – Ты хотел работать – вот твой шанс. В следующий момент они замечают, как небольшая компания каких-то девушек, сидящих в тени пустого тента неподалеку от лавки со свежей клубникой, активно подзывает их к себе. Спрятаться от назойливого солнца – уже весомый повод подойти, и Донхек, пожав плечами, направляется к ним, а Ренджун, по-своему закатив глаза, плетется следом. Они подходят ближе, Донхек смеряет девушек взглядом: они все выглядят абсолютно по-разному, но в то же время у них есть какой-то общий знаменатель; то ли это голые ноги в коротких юбках или джинсовых шортах, то ли татуировки на плечах и чуть выше груди, то ли глубокие вырезы летних топов и броский макияж. В любом случае, Донхек не может не похвалить их внешний вид – хотя бы мысленно – думая, что они вполне могли бы подружиться однажды, учитывая тот факт, что девушек он, все-таки, страшится куда меньше, чем парней. Парадокс. Одна из них, которая курит, представляется как Сыльги и протягивает Донхеку руку, даже не поднимаясь с ящика из-под фруктов, на котором сидит. Та, что стоит рядом, рыженькая китаянка, принимается строить глазки Ренджуну, а тот почти котенком прячется у Донхека за спиной, пускай и телосложения они примерно одинакового. Донхек едва-едва сдерживает смех. – А вы тоже пришли эту дребедень расклеивать? – интересуется одна из них, назвавшаяся Суен, и без спроса забирает из донхековой стопки одну из листовок; или, сказать точнее, – плакатов формата A4. – Техно-рейв? – она не глядя перехватывает сигарету, которую Сыльги держала в вытянутой руке, и подносит ее к губам. – Думаете, кто-нибудь в этом месте хотя бы знает, что это такое? Донхек пожимает плечами. – Наше дело – расклеить. – Ну да, – Суен легким хлопком возвращает ему плакат. – А бедным бабушкам-торговкам потом это все сдирать с заборов, вместо того чтобы идти пораньше домой, печь внукам рыбный пирог да носки в кресле вязать, – она цокает языком и качает осудительно головой. – Вообще о пожилых не думаете. – Идем уже, – шепчет Ренджун, дергая его за рукав. – Где ты предлагаешь нам их клеить? – не слушает его Донхек. – У тебя есть вариант получше? Нечитаемо улыбнувшись, Суен в две затяжки докуривает сигарету и, растоптав ее своими босоножками на массивной подошве, призывно протягивает Донхеку ладонь. – Дай свой телефон, – Донхек хмурится, не понимая, к чему она ведет. Суен закатывает глаза. – Ну же, не буду я его красть. Ты меня по силе уж наверняка превосходишь, – это вряд ли, какой бы хрупкой она ни выглядела. Донхек сдается и, придерживая плакаты одной рукой, лезет свободной ладонью в карман джинсов, выуживая оттуда свой старенький шестой айфон; вводит пароль и протягивает его Суен, – та несколько секунд копается и в конце концов возвращает его вместе со вбитым в заметки номером телефона. – Позвони, если захочешь на нормальную работу. Донхек едва ли не закатывает глаза. Да почему все считают своим долгом предложить ему нормальную работу. – Что это? – сразу интересуется он. – Наркотики? Эскорт? Посмотри на меня – я твоих клиентов так напугаю, что у них больше в жизни не встанет. Суен не сдерживает усмешки, а затем смотрит на Донхека со скептическим прищуром. – Ну, если тебя переодеть и хорошенько отмыть, то, может, дело и пойдет. В любом случае, позвони, не пожалеешь, – подмигнув напоследок, она направляется прочь, шагая модельной походкой в своем коротеньком платьице, и остальные девушки как одна поднимаются со своих мест на опустевших коробках и плетутся следом за ней. Донхек не может не обернуться им вслед, и Ренджун делает то же самое, – рыженькая китаянка еще одаривает его недвусмысленной прощальной улыбкой, и бедолагу окончательно бросает в пот. – Что, – усмехается Донхек, вернувшись в реальность, – сердце метнулось в трусы? – Заткнись, – только и шипит Ренджун, толкая его в плечо. / – Слушай, ну даже гей согласится, что она симпатичная. Симпатичная ведь? – Не обязательно быть геем или натуралом, чтобы сделать комплимент чьей-то внешности, сколько можно тебе повторять, – Донхек, остановившись у неприглядного сплошного забора, мажет клеем углы очередного плаката. – Более того, не оценивай только по одежке. Это не всегда приятно. – Я учусь, – вздыхает Ренджун, прислонившись к забору плечом. Идет четвертый час их беспрерывной работы, Донхек прилично проголодался, а еще никак не может выбросить из головы слова Суен. Даже если дело касается наркотиков – в подобном бизнесе все строго анонимно, все за одного, ведь, пытаясь выдать пешку, королева рискует выдать и себя; а оплата с этими копейками за расклеивание и не сравнится – за доставку одной дозы важному клиенту можно минимум месяц жить, ни в чем себе не отказывая. Не спрашивайте, откуда Донхек все это знает. Пока он тонет в собственных мыслях, Ренджун недоверчиво прищуривается. – О чем ты думаешь? Сразу предупреждаю: это – крайне паршивая идея. – Я даже ничего не сказал, – спешит приструнить его Донхек, а потом, только тяжело вздохнув, повторяет позу Ренджуна, опираясь на забор плечом. – Мы можем хотя бы попробовать. – Донхек, нет, – отрезает Ренджун. – Это тонкий лед. Я и так твоей маме пообещал, что… – Что? – с вызовом обрывает его Донхек. – Что будешь следить за мной, да? Будто я детсадовец и не могу сам разобраться. На миг прикрыв глаза, Ренджун медленно выдыхает – это помогает ему успокоиться. – Я пообещал, что всегда буду рядом с тобой и что, если ты попадешь в какую-то задницу, мне придется попасть в нее тоже, чтобы вытащить тебя целым и невредимым. Поэтому, будь добр, сделай мне одолжение и не лезь туда, где не сможешь справиться сам. – В вашем с мамой понимании это – никуда, так ведь? – не дожидаясь ответа, Донхек только качает головой и молча возвращается к работе. Больше они этой темы не касаются. / Работать они прилежно заканчивают к семи, возвращаются в офис, где демонстрируют фотографии и заслуженно получают свои пятнадцать тысяч вон каждый. Сумма не ахти – но и на том спасибо. Ренджун сразу говорит, что отложит, чтобы на выходных позвать рыжую красотку в кино, а Донхек за свои деньги молча идет и покупает ящик пива. Дома он закрывается в комнате и запускает на ноутбуке видеоигру. Пока перед ним лениво заполняется полоса на загрузочном экране, Донхек выуживает из кармана мобильник и долго сверлит взглядом номер Суен. Это тонкий лед, как сказал Ренджун, но что если, ни разу в жизни не пройдя по тонкому льду, ты так и не сделаешь ни шагу вперед? Еще Донхек вспоминает вчерашние слова Марка. О том, что он толковый пацан, что у него большое будущее, если он выберет правильный путь, – что-то в таком духе, Донхек точь-в-точь не запомнил. Почему-то все вокруг в него верят, а он сам даже не знает, кто он такой. К концу загрузки все желание играть резко отпадает, и тогда Донхек закрывает крышку ноутбука, а сам перебирается на кровать и просто долго лежит, глядя в потолок, даже не удосуживаясь переодеться в домашнее. В моменты, подобные этому, все резко теряет смысл, и он чувствует себя кем-то вроде Чарли из нашумевшего романа Чбоски, только у него нет за спиной какой-то травмы вроде того, что он стал жертвой растления в детстве, или что у него погиб близкий родственник. Травмы Донхека – гораздо проще, они поверхностные и, наверное, такие же, как у всех; и только ими Донхек может оправдать тот факт, что у него так сильно затянулся переходный возраст, что он отнюдь не хочет взрослеть и меняться, перебирать свой шкаф, смывать макияж и лак с ногтей. Быть может, это не образ, быть может, это – его настоящее я, но от подобной мысли становится лишь хуже. Вероятно, потому, что Донхеку не шибко-то и хочется оставаться в этом теле. В этой реальности. И если у него появляется шанс что-нибудь изменить для себя, пускай и такой призрачный и сомнительный, – почему бы ему не попытаться? Суен отвечает с третьего гудка, и Донхек, слыша в трубке ее голос, крепко зажмуривается. – Что нужно делать?