в громком омуте

Марк звонит ему и на следующее утро, и Донхек даже почти чувствует легкий укол вины из-за того, что не находит в себе сил ответить. Он внушает самому себе, что он, на самом деле, просто такой самодостаточный и недоступный, и что за ним еще побегать надо, и проводит в душе почти полтора часа, пока не понимает, что даже пар от слишком горячей воды не выгоняет из его головы настойчивые терзания. Когда он выходит из ванной, переодевшись в чистое, то все же решается украдкой взглянуть на экран мобильника – только чтобы увидеть уведомление о новом сообщении от Марка: «Выходи в сабвэй возле твоего дома». Все равно что в детстве – приглашение поиграть вместе в салки знакомым визгом со двора. Донхек несколько раз перечитывает сообщение, будто чтобы убедиться, что видит его наяву, и это не очередной спам, а после только хмыкает и, высушив голову, все-таки решает поддаться. Он не знает, чего ждет, когда расслабленно переходит дорогу и еще издалека замечает за высокими стеклами сабвэя Марка – сегодня вместо костюма на нем темно-синяя худи и джинсы, и в целом он выглядит скорее как обаятельный старшекурсник и чей-то завидный бойфренд. Чей-то – то бишь не Донхека. Они встречаются взглядами практически сразу, стоит Донхеку переступить порог сабвэя, и Марк приветственно машет ему, приподнимаясь с собственного места. На столе перед ним разложены два нетронутых сэндвича и стоят два напитка, которые Донхек смеряет недоверчивым взглядом, подходя ближе и устало роняя себя на диванчик напротив Марка. – Можешь поесть, – скромно предлагает тот, наконец разворачивая обертку на собственном сэндвиче. Очевидно, он не прикасался к еде, дожидаясь Донхека, – крайне самонадеянно. На этот раз противиться собственному голоду чисто из вредности Донхек не намерен, а потому он, тихо прокашлявшись, тянется к сэндвичу, который, по всей видимости, был заказан для него, но в последний момент замирает и поднимает на Марка недоверчивый взгляд. – Я верну тебе деньги. – Хорошо, – немедля сдается тот, закатывая глаза. – Только поешь. Перечить Донхек не намерен, а потому все же разворачивает свой сэндвич – осторожно, касаясь пальцами только обертки, потому что вспоминает, что не вымыл руки. Не то чтобы отлучиться в уборную большая проблема, только Донхеку кажется, что он умрет на месте, если хоть на долю секунды попытается прервать их с Марком длинный и напряженный зрительный контакт. Они – будто воюющие государства, которые ведут безмолвные переговоры и никак не могут прийти к хотя бы временному перемирию. В конце концов первым заговаривает – ожидаемо – Марк: – Почему ты не брал трубку вчера? И сегодня. Донхек пережевывает еду, нарочито медленно, еще тянется, не глядя, к стакану с газировкой, чтобы выпить через трубочку немного сладкой холодной жидкости, будто в замедленном движении ставит стакан на место, делает глоток и наконец тяжело вздыхает, говоря (а куда деваться?) правду: – Мне стало стыдно, что я тебя отвлек от… чего-то там. От свидания. Марк свою газировку пьет быстро, в отличие от Донхека, одним размашистым жестом подхватывая стакан со стола и через мгновение возвращая на место. Затем пожимает своими широкими плечами под плотной тканью худи глубокого синего цвета и объясняет: – Я был у двоюродного брата. Мы отмечали его помолвку с девушкой. От… не свидания. Донхек зажмуривается и затаивает дыхание, опуская голову, – и нет, его сэндвич отнюдь не острый, просто противное ощущение стыда уже по совершенно иному поводу наполняет мысли так же стремительно, как и прошлой ночью. Юношескими зудом щекотки, какой-то прямо аллергией, – но с чего вдруг вообще в юношестве хоть чего-то стыдиться? – А я-то подумал… – растерянно начинает он, но Марк его прерывает. – Я знаю, что ты подумал, – спокойно сообщает он и отворачивается к окну, как ни в чем не бывало доедая свой сэндвич. Перемирия между ними не получается, но, в таком случае, быть может, и войны не было никакой? Отвернувшись, Марк беспечно обнажает перед Донхеком собственную шею, на этот раз не прикрытую застегнутым доверху воротником рабочей рубашки, и мысленно Донхек в который раз поражается тому, насколько на самом деле неформальна их сегодняшняя встреча. О каком-то определенном статусе Марка могли бы сказать разве что дорогие часы на его запястье, да и те сейчас скрыты под длинными, почти достающими до кончиков пальцев рукавами худи. Делает Марк это нарочно, или же так просто складываются обстоятельства, – но в какой-то мере он организовывает их сегодняшнюю встречу так, чтобы они с Донхеком были на равных. Донхека это ставит в тупик – он совершенно не видит причин бунтовать. Более того, чувство стыда за вчерашнюю вспыльчивость доедает до косточек, не отходя на задний план даже в момент, когда Донхек упорно пялится в одну точку на чужой бледной шее, будто надеясь своим взглядом оставить ожог. А шея у Марка – чистый холст; ни шрама, ни царапины. И она напоминает Донхеку об одном его недавнем желании, которое он сейчас выпаливает, кромсая на части тишину, даже не подумав: – Можешь поставить мне засос? Марк, постепенно доедающий свой сэндвич, вздрагивает и возвращает ему удивленный взгляд. – Чего? – Ну, – мнется Донхек, дожевывая и комкая в ладони обертку. – Я тебе ставил, а ты мне нет. Как-то нечестно получается. – Ты как в детском саду, – хмыкает Марк, но вторит донхековым действиям и оставляет обертку на столе, удивительно легко соглашаясь: – Хорошо. Пойдем к тебе домой?.. – Не-а, – качает головой Донхек и кивает в сторону уборных. Внутри тесно, но пусто, и белый электрический свет такой яркий, что Донхеку кажется, будто он вмиг может от него ослепнуть. Марк закрывает за собой дверь, и это очень опасно, ведь они решают не прятаться в кабинке, как сопливые подростки во время скачка гормонов (а с другой стороны, кто такой Донхек, если не этот самый сопливый подросток рядом с Марком?), а теснятся прямо у выхода, возле раковины, неуверенно поглядывая друг на друга. Донхек жмется лопатками к холодному кафелю стены и делает глубокий решительный вдох, прежде чем оттянуть одной рукой ворот своей помятой футболки. – Давай только не тормози, – бормочет он, стараясь вложить в собственный голос максимум безразличия – почему-то кажется, что это поможет немного разрядить обстановку. Марк тормозить и не собирается – зачем-то задирая рукава худи до локтей, он хватается за донхековы плечи обеими своими горячими ладонями, будто в страхе, что Донхек в любой момент может передумать и позорно сбежать. Донхек, кажется, погибает тысячу раз, когда Марк невесомо склоняется к его шее и сначала оставляет лишь короткий, почти неощутимый поцелуй – прощупывает почву, – а затем опускается чуть ниже и так же медленно, но уже настойчиво впивается в кожу губами, заставляя Донхека выпустить судорожный выдох и случайно задеть локтем стоящий возле раковины искусственный цветок. Оторвавшись, Марк убирает руки с донхековых плеч и несколько секунд придирчиво разглядывает собственный след. Затем, неуверенно нахмурившись, спрашивает: – Еще?.. – Мы же не на рынке торгуемся, – небрежно бормочет Донхек и мигом отлипает от стены, заставляя Марка попятиться на несколько шагов назад. На самом деле он до ужаса боится крайне высокой вероятности того, что начнет стаскивать с Марка одежду прямо здесь, если тот еще хоть на секунду коснется его беззащитной кожи губами. Повернувшись к зеркалу, Донхек старательно пытается скрыть испуг в собственном взгляде и заменяет его внимательностью, с которой разглядывает след. – Похож по форме на территорию Франции. Тоже пятиугольный какой-то. В ответ на это Марк лишь самодовольно хмыкает, складывая руки на груди. – Мне не раз говорили, что я мог бы стать великим художником. – Великим географом, раз уж на то пошло, – фыркает Донхек и включает сильный напор воды в раковине, принимаясь тщательно мыть руки с мылом – создать иллюзию занятости. – Могу с другой стороны попробовать Германию поставить, – предлагает Марк, и у Донхека от этих слов на миг подкашиваются ноги. – Ага, а дальше что? – в своей привычной язвительной манере фыркает он, нарочно не поднимая взгляда и не смотря в отражение. – Британию на кадыке? И будет у меня вторая мировая на шее? Выключив воду, Донхек вытирает руки бумажным полотенцем и еще несколько секунд поправляет волосы перед зеркалом, стараясь не смотреть лишний раз на засос и всем своим видом продемонстрировать, что для него это – обычное дело. Каждый вечер красивые девушки и парни на вечеринках у Суен не оставляют живого места на его прекрасной бархатной шее – ну прямо летят как пчелы на мед. Марк все это время молчит, и поначалу Донхек даже не находит это подозрительным, но в момент, когда он поворачивается к двери, чтобы выйти, ему резко преграждают путь. Все манипуляции, которые Донхек проделывал со своей прической, резко летят к черту, потому что Марк делает шаг ближе к нему и зарывается пятерней в его волосы, прежде чем толкнуть спиной обратно к стене. Это опасно, опасно до вспотевших ладошек, ведь дверь может открыться в любой момент, но прямо сейчас думать об этом у Донхека совершенно не получается, ведь Марк целует его – медленно и мягко, слегка надавливая на его податливые губы своими и касаясь их языком. Все еще очень опасно, но Донхек сдается и отвечает, делая то, что любит делать очень сильно, – забрасывает обе руки Марку на плечи и обнимает его за шею, притягивая еще ближе к себе. Бабочки, бабочки, бабочки, дурацкие бабочки в животе. Донхек несильно царапает ногтями чужой затылок, пока Марк кусает его за нижнюю губу и улыбается в поцелуй своей нечитаемой хитрой улыбкой. Ожидаемо, у Донхека позорно встает, и Марк как будто чувствует это (а может, и правда чувствует) и уже через мгновение отстраняется, самую малость тяжело дыша и слизывая оставшуюся после поцелуя влагу с раскрасневшихся губ. – Прости, – зачем-то извиняется он. Донхек, который мысленно успел полежать под ним и на нем во всех существующих позах, только тушуется и в неловкости чешет затылок. – Да… все нормально… Обратно в зал они вываливаются взмокшие и запыхавшиеся, как после длительной уличной потасовки. Донхек на мгновение даже забывает об алеющем засосе на собственной шее, а когда вспоминает, то попросту машет на него рукой, собираясь носить на себе гордо и без стыда, будто самое дорогое украшение. Марк плетется за ним и убирает со стола, потому что ему, вероятно, очень нужно прямо сейчас занять чем-нибудь руки. Донхек не уверен, что у них будет клеиться дальнейший разговор, а потому, когда они вдвоем плетутся из сабвэя в сторону марковой машины, наспех придумывает отмазку, чтобы сбежать. Лучший друг приболел, надо проведать. Давай подвезу? Да нет, не нужно, тут десять минут пешком. Марк ныряет в порш и уезжает, наверняка такой же растерянный и дрожащий, как Донхек, оставляя после себя лишь вполне отчетливое воспоминание о каждой детали их поцелуя. Этот поцелуй был не похож на другие – более настойчивый и будто заключающий в себе какое-то неозвученное послание, он еще долго вертится на переднем плане в донхековых мыслях, не желая никуда исчезать. Он решает все-таки проведать Ренджуна, пускай тот и отнюдь не болен, и в дверях его квартиры наталкивается на НинНин. Та вежливо с ним здоровается и даже по привычке целует в щеку, оставляя липкий след ягодного бальзама, а затем вполне однозначно усмехается, оценивая след на донхековой шее. Ренджун, только вышедший из уборной, присвистывает, когда и его взгляд намертво приклеивается к миниатюрной Франции на чужой коже. – А это?.. – Ага. Вот и поговорили. Общаются они, конечно, чуть позже и совсем о другом. Донхек предлагает посмотреть вместе какой-нибудь захватывающий фильм, дабы отвлечься – все эти спецэффекты, громкие звуки, выстрелы, взрывы, ну и всякое подобное здоровски прочищают мысли. Как донхеков лучший друг Ренджун сразу понимает, что что-то с ним неладно, но молчит и направляет свой заинтересованный взгляд в экран ноутбука, порой отвлекаясь, чтобы по просьбе НинНин подать ей стоящую на столике у кровати персиковую содовую. У Донхека даже получается увлечься фильмом и не думать ни о чем, кроме сюжета, но в какой-то момент его концентрацию нарушает вибрация мобильника в кармане. Стараясь не отрываться от происходящего на экране, Донхек достает телефон и бросает беглый взгляд на пришедшее уведомление. Новое сообщение от Марка. «Мешаешь». Нахмурившись, Донхек перечитывает слово несколько раз и все равно не понимает, к чему оно может относиться. «А?», пишет он в ответ и блокирует телефон, возвращаясь к просмотру фильма. Мобильник вибрирует снова минут через пять. «Я на деловой встрече, а ты мне мешаешь». Донхек фыркает, на миг обращая на себя вопросительные взгляды Ренджуна и НинНин, но не отвечая на них. «И как же?» Прочитано спустя минуту. «Я не могу перестать думать о тебе». Донхека пробирает дрожью до кончиков пальцев, и он еще несколько раз перечитывает сообщение, чтобы убедиться, что оно ему не привиделось. Это флирт? Марк флиртует с ним? Он даже хочет по привычке склониться к Ренджуну и спросить совета, но в последний момент решает не делать этого, – пора бы начать действовать самостоятельно. Конечно, слишком высокопарно звучит, учитывая тот факт, что свое следующее сообщение Марку Донхек набирает и тут же стирает минимум раз пятнадцать подряд. В итоге он решает отложить телефон в карман и пока что не отвечать ничего – подождать до конца фильма, дабы эта кровавая бойня из крылатых насекомых в животе хоть немного поутихла. Наивности Донхеку не занимать – даже когда на экране медленно плывут последние титры фильма, а Ренджун и НинНин принимаются оживленно спорить об уместности концовки, Донхек по-прежнему мусолит в голове одно и то же марково сообщение, ощущая его практически как бомбу замедленного действия в собственном солнечном сплетении. – А ты что думаешь? – наконец обращается к нему Ренджун. – А? – растерянно переспрашивает Донхек. – О концовке. – Ну… нормальная. Ренджун в ответ только закатывает глаза. – Ясно, с тобой вообще бессмысленно кино обсуждать – на все один ответ. А ты почему, кстати, дерганый такой? – Да просто, – тушуется Донхек, не зная, как лучше съехать. – Вспомнил, что у мамы день рождения завтра, а я ничего не купил. Надо бежать, вот. Простите, ребят. С этими словами он в спешке откланивается на прощание и, даже толком не завязав шнурки на кедах в прихожей, просто вылетает из квартиры, надеясь как можно скорее оказаться на свежем воздухе. Он надеется, что Ренджун и НинНин не обидятся на него за то, что он так резко сбежал, еще и придумав самую бездарную отмазку на свете, – будто бы его лучший друг не знает, что у его мамы день рождения зимой! Около часа Донхек просто без толку ошивается неподалеку от своего дома, наворачивая круги по изученному вдоль и поперек району и изредка поглядывая на экран мобильника, пускай и новых сообщений там не появляется. Идей касательно того, как можно ответить Марку, у Донхека не появляется тоже, и, в конце концов он, уже успев доесть самого себя практически до косточек, все-таки решается что-то сделать. Насколько это решение правильное – покажет время, но прямо сейчас Донхек вытряхивает карманы в поисках хоть какой-то мелочи наличными, ну или хотя бы собственного затасканного проездного, и, не раздумывая больше ни минуты, ныряет в метро. У Донхека так не дрожали руки, даже когда он несколько лет назад ехал на свой первый в жизни проплаченный митинг, или когда прошлой осенью пытался устроиться на работу, но встал и вышел посреди собеседования, потому что дома по телевизору как раз начиналась новая серия его любимой дорамы. Ни разу в жизни он не переживал практически до головокружения, а сейчас, кажется, весь страх, который когда-либо сидел, затаившись, у него в жилах, собрался по крупицам в один огромный комок и встал поперек горла. Донхек игнорирует его, когда выходит на нужной станции и, спрятав руки в карманы, просто уверенно плетется по выученному наизусть маршруту. Джинсы с прорехами и футболка навыпуск, алеющий символом революции засос на шее чуть левее кадыка, взъерошенные ветром волосы и кеды, которые Донхек наспех перешнуровал на платформе, пока ждал поезда в метро. Проскользнуть мимо консьержа, который активно спорит с кем-то по телефону, не составляет труда, и Донхек бегло прячется в удачно приехавшем лифте, не успевая даже удивиться тому, как его пальцы на чистом автоматизме нажимают кнопку нужного этажа. Долгий медленный подъем, пустой бежевый коридор, знакомая дверь, – Донхек упирается в нее лбом и тяжело вздыхает, прежде чем повернуться спиной и съехать по холодной деревянной поверхности на пол. Звонить или стучать он не пытается – Марка точно еще нет. Набрать его? Написать? Ни один из вариантов не кажется правильным, а потому Донхек вытягивает одну ногу вперед, а другую обнимает рукой, практически укладывая голову на колено. Пытается отдышаться. В кармане вибрирует мобильник – так внезапно, что едва ли не бьет током от неожиданности. Донхек наспех достает его и жадным взглядом смотрит на экран, но это оказывается всего лишь еженедельный спам от пиццерии возле дома.