в громком омуте

«У твоей мамы в декабре день рождения». «Потом поговорим». Донхек блокирует телефон и прячет его в карман, на миг откидывая голову назад и упираясь макушкой в поверхность двери, которая уже успела порядком нагреться от непрерывного присутствия его тела. Спустя некоторое время он все же решает подняться на ноги и пройтись немного, дабы размять суставы. Вперед по длинному коридору, который кажется бесконечным, вдоль висящих на стенах картин, – к слову, дешевых и не таких красивых, как в квартире у Марка. Speak of the devil, Донхек застывает на месте и вздрагивает, когда слышит за своей спиной – плавное и почти бесшумное, но отчетливо различимое в такой звенящей тишине, – движение лифта. Секунда, другая, тихий звонок, металлические двери разъезжаются в стороны. Марк говорит по телефону, придерживая его плечом, а в левой руке несет пакет с продуктами, который едва ли не роняет, стоит им с Донхеком встретиться взглядами через весь коридор. Донхек подходит, чтобы помочь, и бережно обнимает бумажный пакет обеими руками, пока Марк говорит невесть кому, что перезвонит, и роется в карманах в поисках ключа. – Не спросишь, что я тут делаю? – удивляется Донхек, когда Марк наконец открывает дверь и несильно толкает ее ногой, пропуская его вперед. Донхек, даже не наклоняясь, легко снимает кеды и уверенно проходит в сторону кухни, чтобы поставить пакет на стол. Затем, ни на секунду не оборачиваясь на Марка, идет в ванную – вымыть руки. Все это – уверенно и молча, будто он находится у себя дома. – Мне кажется, – резюмирует Марк, через несколько секунд появляясь в дверном проеме ванной, – ты сам ответил на свой вопрос. Немногим позже они вместе разбирают продукты: Донхек без единой осечки раскладывает все по своим местам, прекрасно помня, каким заносчивым перфекционистом Марк порой может быть. На этот раз ему не нужно даже инструктировать или читать дополнительные нотации – только молча и удовлетворенно следить за тем, как ловко и умело Донхек жонглирует всевозможными упаковками, отправляя каждую туда, где ей принято быть. Закончив, он обводит кухню последним задумчивым взглядом и, убедившись, что все сделал правильно, кивает самому себе, даже не замечая, как Марк на него смотрит при этом. – Ты – женушка, – беззлобно делает вывод он и шутливо щелкает Донхека по кончику носа. Тот только закатывает глаза, отворачиваясь и заливаясь краской. – А давай не приплетать гендерные роли. – Как скажешь, – спокойно сдается Марк и, хмыкнув какой-то собственной мысли, поворачивается к столешнице, к которой до этого привычно прижимался поясницей. – Будешь есть что-нибудь? – Я не за этим пришел, – Донхек даже не замечает, как подрагивает его голос на этих словах. – Я знаю, но- Марк не успевает закончить мысль, потому что Донхек, вытащив из кармана мобильник и немного покопавшись в заметках, тычет ему в лицо дисплеем. Марку приходится надеть до этого небрежно висевшие на воротнике водолазки очки, чтобы всмотреться. – Раньше я вел этот список от руки, – спокойно сообщает Донхек, убирая телефон обратно в карман еще до того, как Марк успевает прочесть хоть строчку. – Но решил перенести сюда, чтобы он всегда был со мной. – Ага… круто, – подытоживает Марк, неуверенно нахмурившись. – И… для чего он? – Ну, – Донхек пожимает плечами и прячет руки в карманы, переминаясь с ноги на ногу. – Это список вещей, которые я хочу сделать, пока не откину ласты, – игнорируя марково выражение лица, что сейчас окрасилось нескрываемым удивлением, он продолжает: – Там есть вообще ерунда, типа побросаться презервативами с водой из окна, или… ну, ты знаешь про вендинговые автоматы. А есть более серьезные вещи, например, получить все-таки диплом, – Донхек закусывает губу. – В глубине души я правда этого хочу. Но не из-за твоего промыва мозгов, не обольщайся- – Донхек, – вздохнув, перебивает его Марк. – Говори уже, чего ты хочешь. Чтобы я в университет тебя пристроил? – А ты можешь? – искренне пораженный таким предложением, Донхек воодушевленно распахивает глаза. – Ну, у меня есть один знакомый ректор, но- – Ладно, – Донхек перебивает в отместку и вынимает руки из карманов, пряча их за спиной. – Забудь. То есть, не забывай совсем, я тебе потом еще припомню это предложение. Но сейчас я за другим. Марк, который, похоже, уже устал ждать, пока он перейдет непосредственно к делу, вздыхает в очередной раз и снимает очки, что, к слову, дает Донхеку прекрасную возможность поцеловать его, но в ближайшее время и трезвой кондиции он точно не решится на это первым. Открывая одну из навесных тумбочек, Марк достает оттуда картонную пачку макарон, на глаз оценивая количество содержимого и, очевидно, собираясь все-таки приготовить ужин на двоих. А Донхек, похоже, лишь оказавшись один на один с чужим затылком, находит в себе смелость решиться: – Ну, в общем, я хочу переспать с мужчиной. Марк чудом не рассыпает макароны по всей плите и, помолчав секунду, уточняет: – И тебе нужно мое благословение? Прекрасно. У Донхека и так все внутренности напрягаются от неловкости момента, а Марк, который, к слову, прекрасно понимает, что он имеет в виду, решает скрасить атмосферу своими саркастичными ремарками. Упираясь одной ладонью в столешницу рядом с плитой, Донхек глубоко вздыхает и с очевидной претензией пялится Марку в висок. – Ты видишь в обозримой доступности от меня каких-то еще мужчин, кроме тебя самого? Очевидно, решая повременить с ужином, Марк возвращает макароны обратно в тумбочку и лишь пожимает плечами. – Я не то чтобы так часто вижу тебя. Я в этом не виноват, хочет сказать Донхек, но не говорит, потому что его собственное нежелание появляться на работе больше двух-трех раз в неделю – только его собственная проблема. А как Марк до сих пор не уволил его – вообще загадка вселенского масштаба. Возможно, их отношения (деловые и любые другие) сейчас держатся всего лишь на одной тонкой нити, которую никто из них не решается оборвать окончательно. Ну, или же заменить прочной веревкой, что уж точно не в стиле Донхека. Привязываться к людям? Лучше уж умереть. И тем не менее. – В общем, – набрав побольше воздуха, начинает он. – Хочу заранее оговорить, что я не хочу: а) чтобы секс с тобой давал мне какие-либо преимущества в будущем, – чисто в теории было бы неплохо, но я сам смогу себя прокормить; б) чтобы мы обсуждали произошедшее после, вне зависимости от того, понравится мне или нет; в) и чтобы ты кичился этим перед своими друзьями… если они у тебя вообще есть. – Я не думаю, что мужчине в нашем обществе вообще безопасно кичиться половой связью с другим мужчиной, – нахмурившись, хмыкает Марк и в конце концов смотрит Донхеку прямо в глаза. – И вот еще. С чего ты взял, что я согласен? Черт. А об этом Донхек не подумал. – Ну, – как ледяной водой окатили; взгляд мечется по полу, а рука рефлекторно тянется к засосу на шее, даже несмотря на то, что сейчас он не чешется. – Я как-то… не предусмотрел иного варианта… – Ты настолько самонадеян, что посчитал, что я априори буду согласен, – хмыкает собственной догадке Марк, склоняя голову немного набок. Донхек хочет заехать ему по лицу. – Ты же знаешь, что это не так, – вздохнув, он пятится назад и отворачивается, собираясь уйти. – Забудь, зря я начал эту тему. Надевая обувь в прихожей, он нарочно наклоняется как можно ниже, делая вид, что ему срочно понадобилось перешнуровать кеды, – на самом деле, он всего лишь прячет горящее от стыда лицо. Ну, действительно. Тот поцелуй в сабвэе, каким бы он ни был, и в самом деле ничего не значил. Секундный порыв, каприз, быть может, благодарность невесть за что. Ну, или же Марку действительно нравится физическая близость с парнями, но он просто не позиционирует себя как- – Ты иногда действительно неисправимый идиот, – раздается чужой голос за спиной, и Донхек выпрямляется, чтобы обернуться на Марка, застывшего в дверном проеме кухни. – Если сейчас уйдешь, то не узнаешь мой ответ. – Я его и так знаю, – бормочет Донхек, собираясь влезть и правой ногой в обувь. – Ты меня пошлешь, так что лучше я уйду сам. Я слишком гордый для такого. – Вот именно, – хмыкает Марк, складывая руки на груди. – Слишком гордый, чтобы принять возможность отказа, хотя я тебе даже еще не отказал. Я вообще молчал, к слову. – Ты спросил, с чего я взял, что ты согласен. Это и подразумевает отказ, – хмурится Донхек, начиная беситься, но не из-за Марка, а из-за того, в какое неловкое положение он загнал сам себя. – В моем понимании. Ага. – Донхек, – спокойно окликает его Марк. – Ага, – тот все-таки влезает в обувь и, присев на корточки, наспех заканчивает со шнуровкой кед. – Донхек, – вновь повторяет спокойный голос за его спиной. – Я же попросил тебя просто забыть об этом разговоре. Это так сложно? – Не сложно, – даже не глядя Донхек слышит и чувствует, что Марк делает несколько шагов ближе к нему. – Но я не буду. – И что бы это значило? – саркастично бормочет Донхек, нарочно увиливая от чужого пристального взгляда, который грозится вот-вот прожечь дыру в его щеке. Вместо ответа Марк делает тот последний шаг, который оставался незримым барьером между ними, и на мгновение прижимается губами к его виску. Жест этот получается почти заботливым, а потому Донхек и не спешит уворачиваться – но, наверное, зря. Помедлив несколько секунд, Марк кладет ладонь ему на щеку и поворачивает его голову к себе, заставляя взглянуть прямо в глаза. Целовать в губы он не спешит – вместо этого сразу опускается к шее, а Донхек в этот момент едва не срывается на громкое ругательство. Он отшатывается назад, хватаясь одной рукой за деревянную полку стоящего рядом стеллажа, и, целиком расслабившись в одно лишь мгновение, поддается, пока Марк вертит им, как марионеткой, периодически касаясь пальцами подбородка и приподнимая его так, чтобы было удобно оставлять поцелуи. Он целует снова и снова, совершенно хаотично и бесконтрольно, по кривой диагонали соскальзывая с кожи за ухом куда-то на кадык и возвращаясь обратно, одновременно с этим сжимая в руках донхекову талию. На миг Донхеку кажется, что, если бы он был сейчас в достаточно здравом рассудке, чтобы думать, и попытался сосчитать все марковы поцелуи, то непременно сбился бы примерно после сотни. В какой-то момент он ловит себя на мысли, что Марк не допускает никакого развития происходящего, даже не лезет руками под одежду или куда-то ниже пояса, – целует лишь подбородок, шею, моментами – кожу возле ключиц; молча, не издавая ни единого лишнего звука. Это сводит с ума до горячего взрыва где-то внизу живота, до вибрации в коленках, до тупой сухости в горле. Тяжело и шумно дыша сквозь приоткрытые губы, Донхек заводится настолько быстро и настолько сильно, что моментами ему почти осознанно кажется, будто он может кончить в любую секунду, как подросток, даже не прикасаясь к себе. Но даже в таком состоянии, будучи почти в исступлении, он все еще слишком горд, чтобы попросить Марка о большем. Пятясь, Донхек наталкивается спиной на входную дверь, и в этот момент Марк, оставив последний влажный поцелуй под самой линией челюсти, отрывается от него и хватается рукой за дверную ручку. Вздрогнув и резко придя в себя, Донхек отшатывается от двери, что позволяет Марку распахнуть ее настежь. Благо, полутемный бежевый коридор сейчас целиком пустует, и Донхек даже не успевает понять, как его мягко отталкивает чужая рука, и он оказывается за порогом квартиры. Вздохнув, Марк отвечает на донхеков вопросительный взгляд: – Пока будешь ехать домой, – его голос даже не дрожит, в то время как у Донхека все внутри уже тысячу раз сгорело в огне и сейчас лишь дотлевает до ничтожного пепла, – подумай, насколько вероятно, что я смогу сказать тебе «нет». Дверь перед донхековым лицом закрывается, и только спустя несколько секунд он начинает снова дышать. Какого черта. Шея все еще горит огнем от чужих поцелуев, член падать очевидно не спешит (ну еще бы), а в голове полнейшая каша, какой не было даже от самого дикого алкогольного прихода. И мысль о том, что их с Марком сейчас разделяет лишь какая-то дурацкая стена, ухудшает происходящее в разы. Но Донхек знает, что даже если он разобьет костяшки в кровь о чужую дверь, Марк ему не откроет. Просто из принципа. Да и Донхек стучать не будет – у него, параллельно с неразборчивой кашей других чувств и мыслей, еще навязчиво трезвонит в башке гордость. Донхек несколько раз чуть не умирает в душном, но, к счастью, пустом лифте, а когда выходит из высотки на улицу, мобильник в кармане вибрирует, оповещая о новом уведомлении. «Я вызвал тебе такси». Резко обернувшись и запрокинув голову, Донхек уверенно и красноречиво вытягивает вверх средний палец – куда-то, где, по его меркам, должно быть марково окно.