в громком омуте

Ренджун как раз возвращается со свидания, – Донхек понимает это по небрежно расстегнутому воротнику его рубашки и почти неуловимому запаху женского парфюма, – когда они встречаются возле метро, решаясь прогуляться до дома. Донхек, как обычно, в скудных подробностях рассказывает, как прошел его день, тщательно огибая тему их последнего разговора с Марком и то, чем он закончился. Ренджун тактично не спрашивает, хоть и наверняка ждет, что Донхек наконец выдаст ему какую-то тайну. Впрочем, на данный момент детали своей личной жизни Донхек решает держать под строжайшим секретом и скрывать даже от лучшего друга, – по крайней мере, пока он сам не разберется, что ему делать дальше. Они заходят в комбини, но есть Донхеку не хочется, – он покупает только маленький апельсиновый сок и терпеливо ждет, опираясь на один из стеллажей, пока Ренджун купит сигареты. – С каких пор ты так много куришь? – спрашивает он нескольким позже, когда они вновь выходят на улицу, и Ренджун на ходу срывает с пачки защитную пленку, комкает и за неимением поблизости урны прячет в карман куртки. – Как-то нервно в последнее время, – Ренджун не то чтобы напрямую отвечает на его вопрос, однако ходить вокруг да около точно не в его стиле. Поэтому-то Донхек и сразу понимает, что что-то не так, но расспрашивать не решается. – Дай тогда и мне уж, – хмыкает он, и Ренджун в ответ молча протягивает ему открытую пачку. Вместе они доходят до пустующей детской площадки и, садясь на скамейку, закуривают от огонька одной зажигалки. Курить здесь, вообще-то, запрещено, но если никто не увидит, то можно. Донхек забрасывает ногу на ногу и смотрит вдаль, где брезжит закат, а Ренджун наоборот опускает взгляд и будто бы уходит в себя, вжимая голову в плечи. Лето выдается прохладное, и ветер ерошит его темные волосы, в слишком ярком свете солнца кажущиеся какими-то серыми. Свободной рукой Донхек тянется к ренджунову лицу, чтобы поправить спутавшиеся пряди на его лбу. Ренджун движению не поддается, но и не отталкивает его. – Мать вчера сказала, – наконец подает голос он, будучи не особо воодушевленным, – чтобы я из дома выметался. Донхек присвистывает. – У нее же часто такое бывает. Может, погорячилась? – На этот раз она серьезно, – качает головой Ренджун и, кашлянув после очередной затяжки, безрадостно усмехается. – Но ничего, я уже подыскал несколько вариантов жилья. Я последние пару месяцев подрабатывал то тут, то там, так что на комнату в коммуналке хватит. – Ты же знаешь, что всегда можешь прийти ко мне, – напоминает Донхек, хоть и прекрасно знает, что Ренджун в жизни не переедет к нему насовсем. В таком случае один из них рано или поздно накинется на другого с ножом. – А НинНин?.. – Ее родители меня ненавидят, – фыркает Ренджун, забираясь на скамейку с ногами и укладывая голову на колени. Сигарета продолжает тлеть в его правой руке. – Да и она, похоже, поддалась их влиянию. У нас все как-то… не очень сейчас. – А ты разве не с ней сегодня был? – удивляется Донхек, но слишком поздно понимает, что в таком случае стоило бы промолчать. – С ней, – кивает Ренджун и одной глубокой затяжкой докуривает, тут же бросая окурок прямо в песок и затаптывая его носком кроссовка. – Она взяла с собой Сыльги, так что мы гуляли втроем. Было неловко, а Сыльги потом еще и сбежала к Суен. Стало еще хуже. Нам сейчас вообще не о чем разговаривать. Донхек присвистывает снова, отворачиваясь от друга и задумчиво глядя прямо перед собой. Как все-таки все сложно у людей, которые действительно любят друг друга, у которых есть эмоциональная привязка и прочая ерунда, которой Донхек, к счастью, не страдает. Он, наверное, не простит самому себе, если однажды влюбится так, как способен влюбляться Ренджун, – искренне, всем сердцем и не ища в этом чувстве никакой выгоды. Донхек так не умеет, а если и умеет, то предпочитает об этом никогда не узнать. С Марком он продолжит водиться лишь до тех пор, пока от него будет какая-то польза. Как только начнутся метания, ревность, слезы в подушку, тупая молчаливая неловкость при встрече (и совсем не в хорошем смысле) – Донхек моментально все это вырвет. С корнем. – Мы не то чтобы расстались, но я ей сказал, что в ближайшие недели буду маяться с поиском квартиры, так что у нас вряд ли получится видеться часто. – А она что? – Сказала, что все понимает. Обняла, но целовать не стала, – Ренджун тянется за еще одной сигаретой, но в последний момент почему-то останавливает себя и прячет пачку обратно во внутренний карман куртки. – Можно, я на эту ночь у тебя перекантуюсь? А завтра днем пойду смотреть комнату в коммуналке, которую по объявлению нашел. – Спрашиваешь, – фыркает Донхек, докуривая свою сигарету, но, в отличие от Ренджуна, отправляя ее в полет четко до стоящей неподалеку урны. – Я, наверное, к Марку поеду. Впервые за весь их разговор Ренджун усмехается. – Нужно будет как-то отмазать тебя перед матерью?.. – Забей, – Донхек только машет рукой. – Она уже привыкла. / К Марку Донхек приезжает с пухлым рюкзаком вещей и всем своим видом показывает, что на этот раз останется минимум на несколько дней. Марк не возникает, однако Донхек зачем-то все равно говорит, что так у него будет отличная возможность контролировать донхеково беспрекословное присутствие на работе. – Мне кажется, ты скорее из окна сиганешь, чем приедешь в офис раньше обеда, – хмыкает Марк, пока Донхек с крайне хозяйственным видом распихивает собственную одежду по полочкам бельевого шкафа – нарочно как можно ближе к марковой, чтобы их запахи переплелись и смешались. От одной только мысли об этом Донхек получает какое-то невыразимое злорадствующее удовольствие. – Вот поэтому будешь нести меня до машины на руках, – с небывалой решительностью в голосе отвечает он. – Каждое утро. – Как скажешь, – легко соглашается Марк, что в переводе с его собственного языка значит: еще чего. Позднее, в кухне, они пьют кофе, сидя друг напротив друга за обеденным столом. Донхек забирается на стул с ногами и копается в телефоне, никак не решаясь поднять тему, на которой они закончили (точнее, Донхеку очень хотелось бы закончить) в прошлый раз. Ему неловко до чесотки, а Марк, очевидно, этого даже не видит. Либо услужливо делает вид, что не видит, но это Донхеку сейчас нужно в последнюю очередь. Наконец, пролистав ленту в Твиттере, кажется, до самого конца и узнав все актуальные мировые новости, Донхек блокирует телефон и шумно вздыхает, поднимая на Марка загнанный взгляд. Тот, точно так же, как и сам Донхек всего секундой назад, молчаливо копается в мобильнике, параллельно с этим делая небольшие ленивые глотки кофе. – Марк, а когда мы… – Переспим?.. – едва ли не заставляет Донхека подавиться воздухом. Марк как ни в чем не бывало продолжает отвечать на чужое сообщение в чате, даже не поднимая взгляда. – Ага, – только и находит в себе силы выдохнуть Донхек. – А когда ты хочешь? – Мне втиснуться в твой рабочий график?.. Тяжело вздохнув, Марк наконец блокирует телефон и убирает его в карман, глядя Донхеку прямо в глаза – несколько секунд – спокойно и молча. – Ты же понимаешь, что тебе будет больно?.. – наконец спрашивает он, и только дурак не понял бы, что подразумевается под этими словами. Конечно, будет больно. Конечно, они (к счастью) живут не в порно, где сразу хорошо и сотня оргазмов в секунду. Конечно, придется потерпеть – по крайней мере, чтобы наконец узнать, стоит оно того или нет. – Ну, да, я как-то не в мире розовых пони живу, – саркастично отбрасывает Донхек. – Мы что, на международной конференции по защите прав моей задницы? – Если тебе так угодно, – пожимает плечами Марк. – Просто я считаю нужным тебя проинформировать. – Я сам все знаю, – Донхек закатывает глаза. – И если я сказал, что готов, значит, я готов. Марк удивительно быстро ему сдается, но из его взгляда не исчезает легкая тень подозрения. Он всегда будто бы сомневается в решениях Донхека еще больше, чем он сам. Но сегодня – совершенно другой случай. Возможно, впервые за очень долгое время Донхек знает что-то наверняка, а Марк продолжает смотреть на него так, будто в собственной голове сотни раз перекручивает и поддает все тому же сомнению каждое его слово. – Все, – решает поставить точку Донхек, от волнения не прекращая раскачиваться на обеденном стуле, как он когда-то делал за школьной партой. – Можешь назначить мне свидание, чтобы я подготовился. С этими словами он одним рывком поднимается с места, потому что сидеть напротив Марка и смотреть ему в глаза теперь кажется невыносимой пыткой. Сейчас – черед Донхека внутренне кричать, потому что он сделал выбор, от которого уже не решится отказаться. Вполне естественно, что у него дрожат руки, когда отходит к одной из столешниц, чтобы налить себе стакан воды, а Марк в это время надевает свои очки и вновь выуживает из кармана мобильник, – очевидно, проверить рабочую почту. Донхек мысленно благодарен ему уже за то, что он не делает ситуацию еще более неловкой, хотя в отместку за донхековы скитания, возможно, мог бы. Донхека даже немного разочаровывает то, с каким нерушимым спокойствием, с какой дипломатией относится Марк ко всему происходящему между ними. Вероятно, для него переспать с кем-то не является событием мирового масштаба, однако порой он ведет себя так, будто они решают, кто пойдет за продуктами, а порой – так, словно заключают конвенцию международной важности. Конечно, Донхек решителен, но глубоко внутри у него еще тлеют остатки сомнений, которые бы непременно развеялись, если бы Марк еще хоть раз поцеловал его так, как сделал это тогда в сабвэе. Неожиданно и из чистого порыва, глубоко и уверенно, вызывая у Донхека предательскую дрожь в коленках. О чем он думает, когда делает так? Что им руководит? Обернувшись, Донхек молча наблюдает за тем, как Марк задумчиво копается в телефоне. – Что ты делаешь?.. – не выдерживает затянувшегося молчания он. – Ищу самый дорогой ресторан в этом районе, чтобы заказать доставку еды, – невозмутимо отчитывается Марк и, на мгновение поймав на себе чужой вопросительный взгляд, объясняет: – Для нашего свидания. Донхек отворачивается, когда странное тепло приливает к его щекам, и старается сделать свой тон максимально бесстрастным: – Я могу и рамена поесть. Марк только усмехается, не отрываясь от телефона. – Я знаю. И все равно продолжает искать. / – В прихожей немного пыльно, но в твоей… твоей будущей комнате я уже прибрался. Рослый улыбчивый парень, назвавшийся Джемином, услужливо открывает Ренджуну старую белую дверь квартиры, и их двоих сразу обдает теплым и пряным запахом рамена, предположительно с кухни. У Ренджуна прямо с порога отзывается воем желудок, и Джемин точно слышит это, но вежливо молчит, пропуская его вперед и позволяя осмотреться. Длинный узкий коридор, пять или шесть комнат, из некоторых приглушенно доносятся бормотание телевизора или голоса, но никого, кроме Джемина, который проходит чуть вперед и включает свет, в поле зрения не оказывается. Лампочка не срабатывает. Джемин чертыхается. – Просил же Джисона поменять… все в этом доме нужно делать самостоятельно… Ренджун не сдерживает улыбки, пока стягивает с ног кроссовки и осторожно, стараясь ничего не задеть, осматривается. На пыльной тумбе у входной двери стоит еще минимум восемь или девять пар обуви всевозможных оттенков и разной степени новизны. Там же, в углу у стены – старый велосипед или, сказать точнее, какие-то его запчасти, ракетки для бадминтона, розовые ролики и много, много паутины вокруг этого всего. На одной из стен – прошлогодний календарь и небольшое пыльное зеркало, криво украшенное наклейкам из копеечных жвачек. Ренджун заглядывает в него придирчиво и почему-то не верит, что видит самого себя. Вздрагивает, когда шпала в виде Джемина неожиданно вырастает прямо за его спиной. – Комнату пойдешь смотреть?.. – Здесь так, – затаив дыхание, Ренджун переминается с ноги на ногу и не знает, какой эпитет лучше подобрать, – винтажно… – Ага, – поддакивает Джемин, и на его лице расцветает самодовольная улыбка. – Когда все толпятся в кухне, нам все время кажется, что по телевизору вот-вот начнется Олимпиада восемьдесят восьмого. Ренджун все-таки проходит дальше по коридору, и Джемин, предусмотрительно попятившись на несколько шагов, следует за ним, жестами направляя в сторону нужной комнаты. Двери здесь белые и одинаковые, почти как в больнице, только без номерков. На некоторых, правда, висят оборванные по краям плакаты, но вот ренджунова оказывается абсолютно чистой. Провернув ржавый ключ в замке, Джемин настежь распахивает дверь перед его лицом, вызывая у Ренджуна чувство дежавю. – Я в этой квартире вырос вместе с родителями и сестрой, а потом взял и выкупил ее за бабушкино наследство, которое она не пойми с какого перепуга мне оставила, – попутно рассказывает Джемин, проходя в центр небольшой, но достаточно просторной комнаты, и призывно оборачиваясь к застывшему на пороге Ренджуну. Смеется беззвучно, почесывая затылок. – Родители меня за это до сих пор ненавидят. – Интересный у тебя бизнес, – хмыкает Ренджун и проходит следом, осматриваясь, хоть и особо не на что. Односпальная кровать, открытый и пустой бельевой шкаф с одним только пыльным кожаным чемоданом на антресоли, письменный стол из темного дерева. Комната писателя в ссылке или заключенного в камере с особыми удобствами. Но, в общем-то, Ренджуну не на что жаловаться. – Я могу делать перестановку? – Все, что пожелаешь, только не шуми в позднее время и не пытайся здесь ничего поджечь, – инструктирует Джемин, вертя ключ на указательном пальце. – Я до тебя сдавал комнаты только друзьям и знакомым, так что сейчас мне немного… тревожно. – А мне-то как, – не сдерживается Ренджун. – Никто из твоих «друзей» не зарежет меня во сне?.. Джемин фыркает. – Вот поэтому у тебя есть это, – и одним легким броском отправляет в полет ключ, который Ренджун успешно ловит обеими своими ледяными ладонями. – Пойдем, покажу ванную и кухню. Ренджун мысленно благодарит невесть кого за то, что по пути им не попадается никто из других жильцов: определенно, познакомиться с ними нужно будет, но сейчас он просто не в той кондиции. Джемин увлеченно рассказывает, как пользоваться их доисторической микроволновкой, где стоят кружки, и что всю свою еду в холодильнике обязательно нужно подписывать, иначе ее «агрессивно поглотит в три часа ночи обезвоженный и целиком обезумевший от своих онлайн-стрелялок Джисон». Пока Джемин все это объясняет, Ренджун порой глупо смеется над его шутками, которые тот, похоже, и шутками не считает, а потому поглядывает на Ренджуна с ноткой удивления. Закончив с экскурсией, они возвращаются в комнату, теперь принадлежащую Ренджуну, и Джемин, спрятав руки в карманы брюк, устало вздыхает. – Вот, кажется, все, – он на миг вынимает левую руку, чтобы взглянуть на часы на запястье. – Мне нужно на тренировку бежать. Дальше сам разберешься, ладно? В случае чего – постучишься к Джисону, он с тобой по-соседству обитает. А если энергетик ему купишь, то вообще цены тебе не будет. С этими словами Джемин выходит в прихожую, где бегло обувается и присаживается на корточки, чтобы зашнуровать кроссовки. Вновь выпрямившись, он подбирает с пола пухлую спортивную сумку и забрасывает на одно плечо. И, да, Ренджун видит это все, потому что зачем-то идет за ним, как слепой котенок, который ориентируется только на звук. – Если не случается никаких происшествий, я наведываюсь сюда раз в неделю по пятницам, – сообщает Джемин, открывая дверь и уже ступая одной ногой за порог. Конечно, он не живет в квартире, которую сдает другим. – Ну, бывай тогда. И удачи! Ренджун, который перевел предварительный взнос за проживание ему на карту еще вчера вечером, только кивает и силится выдавить из себя улыбку. Конечно, получается она далеко не такой искренней, как джеминова, от которой почему-то на долю секунды немеют ладони. Джемин выходит на лестничную клетку и даже успевает преодолеть один пролет, зажав в зубах сигарету, когда Ренджун зачем-то выбегает следом за ним в одних носках и наклоняется через изумрудные перила с облупленной краской. – А что у тебя за тренировка?.. – спрашивает вдогонку. Вздрогнув от его голоса, Джемин оборачивается и отзывается удивленной улыбкой, не вынимая сигареты изо рта. – Футбол, – и, отсалютовав ладонью на прощание, поспешно сбегает вниз по ступенькам. Когда на первом этаже с тихим металлическим лязгом закрывается подъездная дверь, Ренджун еще какое-то время стоит на лестнице в одних носках, собрав всю грязь и пыль, и в полнейшей тишине колупает ногтями остатки краски на перилах. Джемин мог бы хоть тапочки предложить.