в громком омуте

После первого оргазма Донхеку удается расслабиться, его бросает в мелкую дрожь от невозможности поначалу сфокусировать взгляд, так что он закрывает глаза и выравнивает дыхание, пока Марк копошится совсем рядом, шурша одеждой, расстегивая свою рубашку, порой задевая донхеково бедро коленом. Опомнившись, Донхек приподнимается, чтобы поцеловать его и параллельно помочь стянуть рубашку с плеч, и для Марка это явно становится неожиданностью судя по тому, как удивленно выдыхает он в ответ. Донхеку не хочется быть неловким, поэтому он отгоняет это чувство как можно дальше, когда Марк наклоняется ближе к нему, чтобы в очередной раз поцеловать в шею, задеть губами ухо, спуститься на ключицу. Донхек вздрагивает, но это приятная дрожь, – она сначала скользит вдоль позвоночника, затем, ринувшись в грудную клетку, оседает там одновременно с тем, как Марк сжимает его талию в своих горячих ладонях. Донхек уже видел его обнаженным, пускай и не до конца, и целовались они не единожды, но сейчас это чувствуется совершенно иначе, не так капризно и своевольно, как прежде. Разорвав очередной поцелуй, Донхек опускает взгляд и тянется руками к поясу чужих брюк: ремень, пуговица, молния, приятная к телу ткань белья, – медленно просовывая одну ладонь под резинку, он стремится не отставать и прячет лицо в шее Марка, расчерчивая горячую кожу кривыми линиями следов, которые с минуты на минуту потемнеют и станут совершенно отчетливыми. Марк молчит, только выдыхает моментами одобрительно, прижимаясь губами к его виску, когда Донхек, приспустив его брюки и белье, берет член в ладонь, дрожащую от неловкости и смущения. Совсем недавно Донхек и представить не мог, что будет испытывать стеснение в подобной ситуации, – со всеми его похабными шутками и недвусмысленным флиртом в сторону Марка, когда они оставались наедине. Он предполагал, что это не большая проблема, а алгоритм ясен как белый день: тебе хочется секса – ты говоришь о сексе – ты занимаешься сексом. Но на деле не так-то просто осознать все, что происходит с твоим телом, как ты думал, совершенно не предназначенным для того, чтобы его хотели, когда элементарное физическое влечение к партнеру сопровождается неясным скопом из чувств, о которых определенно не стоит думать в такой момент, но Донхек просто не может не, особенно когда Марк возвращает ему еще несколько поцелуев в шею, параллельно с этим обнимая за поясницу и притягивая к себе уже куда более настойчиво, чем прежде. Все происходящее балансирует на очень тонкой грани между сексом и занятием любовью. – Эй, – Марк шепчет ему на ухо, почти заботливым жестом поправляя волосы на его виске, и Донхек вздрагивает от ощущения чужого сбившегося дыхания на своей коже. Они все еще стоят на коленях друг напротив друга, запредельно близко, Донхек медленно водит ладонью по чужому члену, растирая смазку, и он просто… в ступоре. Он касался самого себя достаточно много раз для того, чтобы знать, как ему нравится больше, но в случае с Марком он может лишь действовать наугад. – Немного нежнее. – Прости, – Донхек вздрагивает, ведь до этого он даже не замечал, как сильно от волнения стиснул пальцы. Он немного расслабляет ладонь, растирая еще немного смазки, которая практически высыхает и постепенно прекращает способствовать скольжению. Он теряется, потому что ему кажется, что он должен сделать еще что-то, что его движений недостаточно, но тогда Марк как-то почти заботливо накрывает его ладонь своей и вновь прижимается губами к виску. – Что, даже не будешь буянить и говорить, что сам знаешь, как лучше?.. Донхека бросает в дрожь от его голоса, и он понимает, что Марк подшучивает над ним, пускай и насмешка в его голосе совершенно беззлобная. Какая-то острая реплика вертится в его голове очень размытым и далеким отголоском, но Донхек не может сконцентрироваться на ней, особенно когда Марк вовлекает его в очередной поцелуй, глубокий и влажный, и негромко стонет прямо в него, – достаточно одобрительно для того, чтобы вселить в Донхека уверенность в собственных действиях. Донхек млеет, окончательно расслабляя ладонь, почти неощутимо царапая низ чужого напряженного живота, когда Марк зарывается одной рукой в его волосы и несильно тянет, запутавшись пальцами в прядях. Робея, Донхек позволяет уложить себя обратно на кровать и дышит тяжело, наблюдая за тем, как Марк окончательно стаскивает с него пижамные брюки и ненадолго поднимается на ноги, чтобы снять собственные. В эти несколько секунд, что они не целуются, Донхеку прохладно и одиноко – до той степени, что он почти начинает скулить, мысленно неистово желая, чтобы Марк вернулся к нему. И тот будто слышит эту безмолвную мольбу – вновь забирается на кровать и, устроившись между донхековых ног, впивается обеими руками в его бедра, одним рывком притягивая ближе к себе. Донхек не сдерживает стона, невольно пытаясь немного свести колени, но Марк не позволяет ему, наклоняясь ниже, чтобы оставить несколько быстрых поцелуев на внутренней стороне бедер, уязвимой и мягкой. Донхек едва ли не начинает плакать от того, насколько непривычно ему быть столь открытым и беззащитным, пускай даже в приятной, расслабляющей полутьме. Стыд и удовольствие накатывают параллельными волнами, и он не знает, чего испытывает больше. Ответ на этот вопрос находится сам собой, когда Марк вновь обхватывает ладонью его член, но теперь уже не с целью довести до оргазма, а, очевидно, чтобы убедиться, что Донхек вновь возбужден. Откинув голову на подушку, Донхек несдержанно стонет, закусив губу, ведь вплоть до этого момента ему казалось, что он не может стать еще чувствительнее. Он ошибался. Все его ощущения будто обостряются в тысячи раз сейчас, когда его сознание уже порядком затуманено после первого оргазма, и он чувствует, как накатами возбуждается снова, гораздо быстрее и сильнее, чем прежде. Надрачивая ему еще раз, Марк порой ускоряется до предела, заставляя Донхека сжимать его бедрами и впиваться ногтями в мягкую ткань постельного белья под своей спиной, а затем замедляется снова с поразительной точностью, практически доводя до пика, но останавливаясь в самый последний момент. У Марка давно стоит, и Донхек не представляет, каких усилий ему стоит терпеть и так долго не касаться себя. Очевидно, он не из тех, кто ставит собственное удовольствие в приоритет, или же с опытом попросту научился выносливости. Донхек немного думает об этом, практически успевая дать самому себе какую-то мысленную оценку и даже поставить на определенное место в воображаемом рейтинге всех марковых сексуальных партнеров, когда Марк, будто априори зная, что у него в голове, отпускает его и наклоняется, чтобы оставить беглый поцелуй под ребрами. Он возвращает Донхека в реальность и заставляет вздрогнуть. – Если тебе интересно, – шепчет Марк, медленно поднимаясь поцелуями выше по чужому телу, – когда я сказал, что у меня нет времени на то, чтобы хотеть секса, я не лгал, – Донхек не совсем понимает, к чему он клонит, а поэтому только молчит, выдыхая несдержанно, когда чужой твердый член касается его живота чуть выше выпирающей подвздошной косточки. – Но это было до того, как ты поцеловал меня в Париже. У Донхека скручивается тугой узел чуть ниже ребер, и он не сдерживает какое-то подобие всхлипа, когда Марк поцелуями доходит до его шеи и наконец шепчет прямо на ухо: – С тех пор я слишком часто думал о том, как буду делать все это с тобой, – Донхек закусывает губу, невольно хватаясь ладонями за чужие плечи чуть выше локтей, и ему кажется, что потолок плывет перед его глазами от того, насколько слабым он себя чувствует, – но по-особенному слабым, ведь именно этого чувства ему не хватало очень долгое время. Просто поддаться чужим прикосновениям, позволяя Марку взять его так, как ему хочется больше всего. – Предпочитаешь смотреть мне в глаза? Донхек реагирует не сразу. – А?.. – растерянно спрашивает он, и голос его ломается. Марк не сдерживает беззвучной усмешки. – Когда я буду трахать тебя, – шепотом объясняет он, снова целуя за ухом и тем самым посылая по донхекову телу дрожь до самых кончиков пальцев. Донхек не находит в себе сил ни на что другое, кроме как шумно сглотнуть и безмолвно кивнуть в ответ. – Хорошо, – поцеловав еще раз, Марк наконец отстраняется и выпрямляется, забирая лежащую рядом смазку. – Опустись немного ниже и расставь ноги шире, – командует он, и Донхек слушается, как заведенный. Марк обильно смазывает собственные пальцы и сначала лишь медленно оглаживает Донхека между ягодицами – почти неощутимо, но достаточно для того, чтобы тот вздрогнул и напрягся от непривычного ощущения. Марк наклоняется и оставляет заботливый поцелуй на его колене. – Постарайся расслабиться, – шепотом подсказывает он, и Донхек знает это все, ведь он уже пытался растягивать себя самостоятельно, но сейчас все происходит в абсолютно иных обстоятельствах. Даже при том, что он слишком возбужден, чтобы рационально мыслить, это ненавистное зудящее стеснение продолжает скользить где-то на периферии его сознания, никак не желая никуда деваться. – Я сразу остановлюсь, если ты меня попросишь. Донхек силится кивнуть, пускай даже дело не в этом. Он закрывает глаза, делая несколько глубоких вдохов, и впоследствии медленно выдыхает сквозь приоткрытые губы, вместе с тем максимально обмякая. – Вот так, – одобрительно шепчет Марк и, параллельно накрыв свободной ладонью его член, начинает плавно вводить один палец, едва ли не заставляя Донхека судорожно простонать. Наедине с собой он зашел несколько дальше, поэтому сейчас ему далеко не так больно, как могло бы быть, но он знает, что стойкое ощущение дискомфорта не покинет его первые несколько минут. Затем оно станет несколько слабее, но не сотрется насовсем, даже когда чужие пальцы начнут скользить внутри него практически свободно. – Как ты? Донхек закусывает губу, когда Марк немного двигает пальцем. – Ты ждешь, что я… начну ругаться, потому что мне больно? Марк хмыкает, на миг задумавшись. – Вряд ли ты способен ругаться в такой ситуации, – он, черт побери, прав, – но, вообще-то, я просто о тебе забочусь. Эта фраза сбивает Донхека с толку, но в то же время заставляет вспомнить о том, что все, чем они занимаются сейчас, – чистая формальная договоренность. По крайней мере, была изначально, когда Донхек подошел к Марку и с серьезным, практически дипломатичным видом заявил, что хочет переспать с мужчиной, причем с абсолютно конкретным. Сейчас он еще не может сказать наверняка, нравится ли ему то, что он чувствует, но прерывать Марка точно не хочется, как и кричать на него, хотя Донхек мог бы. Но ему даже не к чему придраться. Марк действительно делает все с такой заботой и нежностью, будто это давно зашло за рамки чисто формального секса, и Донхек понимает, что ему будет слишком тяжело думать обо всем произошедшем после. – Я в порядке, – наконец отвечает он, напоминая себе о том, что нужно расслабиться, когда моментами все еще рефлекторно сжимается. Донхек думает о том, как Марк сказал, что секс с парнями ему нравится больше, и, наверное, легко сделать подобный вывод, когда ты находишься в активной позиции. В таком случае со своей стороны тебе нужно разве что набраться стоического терпения, а Марк на свое, очевидно, не жалуется, – он не говорит ни слова, продолжая медленно и крайне осторожно подготавливать Донхека до тех пор, пока он, совершенно потеряв счет времени, начинает поддаваться и ерзать на постели, окончательно расслабившись. – П-пожалуйста… – шепчет он в костяшки собственных пальцев, порой закусывая их, чтобы не стонать. – Быстрее… – Еще рано, – обрывает его Марк и не ускоряется даже несмотря на то, что Донхек практически начинает скулить, пытаясь насадиться самостоятельно. Он совершенно забывает о том, что Марк хочет сделать, и вспоминает одной резкой вспышкой, когда чужие пальцы наконец находят его простату, поначалу проскальзывая по ней совсем осторожно, но достаточно для того, чтобы Донхек вздрогнул всем телом и выгнулся в пояснице, громко вскрикивая в собственную ладонь. Это происходит так быстро, что он даже не успевает понять, а в следующее мгновение замечает тень самодовольной улыбки на марковом лице. Позволив Донхеку перевести дыхание, он пробует снова, на этот раз уже более ощутимо, и удовольствие, которое прокатывается по донхекову телу до самых конечностей внезапностью своей напоминает разряд электрического тока. Марк знает, что делает. – Еще раз, – на выдохе просит Донхек и получает; каждый его несдержанный вскрик сопровождается улыбкой на марковом лице. – Как ты это делаешь? Марк пожимает плечами. – Это просто твое тело. Тогда большое спасибо ему, думает Донхек и расслабляется снова, чувствуя, как чужие пальцы проталкиваются еще немного глубже. Он уже достаточно растянут, но Марк все равно проверяет еще один, контрольный раз, параллельно добавляя больше смазки, которая в процессе нагревается и очень приятно пахнет. Донхек, окончательно обмякший после нескольких прикосновений к простате, обнимает Марка дрожащими от нетерпения бедрами и закусывает губу, тем самым безмолвно давая понять, что он не знает, сколько еще сможет терпеть. Удовольствие граничит с дискомфортом, это правда, но дискомфорт этот не настолько сильный для того, чтобы Марка хотелось оттолкнуть. Донхек нетерпеливо скулит, когда Марк наконец медленно вынимает из него пальцы и на несколько секунд отпускает его член, чтобы размазать достаточное количество смазки по собственному, предварительно натянув презерватив. Собирая в себе остатки сил, Донхек пользуется этим моментом для того, чтобы упереться локтями в кровать и ненадолго приподняться к нему. Стоит Марку ответить на его взгляд, как Донхек обвивает руками его шею и, не говоря ни слова, прижимается к его губам своими собственными, горячими и сухими от ожидания, затянувшегося, как показалось, на целую вечность. Он сразу целует глубоко, цепляя и оттягивая зубами маркову нижнюю губу, вызывая у того тихий одобрительный стон, а в конце, растратив весь воздух, разрывает поцелуй и выдыхает судорожным шепотом: – Трахни меня. Хватка Марка на его бедре в этот момент, кажется, способна оставить гематому. И, возможно, они действительно пересекают черту формальности, когда Марк, несдержанно поцеловав его еще раз, сжимает донхекову талию в обеих ладонях и заставляет его вновь упасть на кровать, абсолютно безвольно и робко. И впервые в жизни Донхеку по-настоящему нравится робеть. Он одобрительно стонет, когда Марк вновь подтягивает его ближе к себе, немного приподнимая его бедра и впиваясь пальцами в мягкую кожу. Донхек закатывает глаза и не сдерживает тихого стона, когда начинает чувствовать его в себе, – Марк входит медленно, постепенно и выдыхает судорожно, закусывая губу. Его руки горячие и еще влажные от смазки, они оставляют на коже прозрачные влажные следы, к которым наверняка будет липнуть постель. Донхек кусает собственные губы и пальцы, отворачивается, чтобы вжаться лицом в подушку и крепко зажмуриться от того, как ему невыносимо хорошо – короткими, судорожными мгновениями, когда Марк осторожно, медленно двигается и почти сразу замирает снова, давая возможность привыкнуть. Вместе с этим он впивается ногтями в донхековы бедра сильнее, и лишь этот жест выдает то, как на самом деле тяжело ему терпеть. У Донхека трясутся колени, он немного выгибается в позвоночнике, напрягаясь и тут же расслабляясь снова, и марково тело отзывается на любое его движение мелкой ощутимой дрожью. Марк облизывает приоткрытые губы и тихо, практически беззвучно стонет, немного ускоряясь, когда Донхек обессиленным безмолвным кивком дает понять, что все хорошо. С тех пор я слишком часто думал о том, как буду делать все это с тобой. Сделай это со мной, думает Донхек, но у него нет сил попросить вслух, так что он надеется, что Марк понимает все сам, когда скользит руками выше по его бедрам и обнимает уже за талию, одновременно с этим в очередной раз задевая простату и заставляя Донхека резко напрячься и вскрикнуть, сжав его бедрами. Неожиданно, быстро, как фейерверк внизу живота, заставляющий все тело плавиться и отзываться дикой дрожью в ответ на малейшее прикосновение. И в какой-то момент Донхек чувствует, что он… плачет. Он не успевает понять, как это происходит, но отчетливо ощущает слезы на собственных щеках и тянется дрожащей ладонью, чтобы судорожно вытереть их, всхлипывая, когда Марк толкается еще немного глубже в него, но не до упора, понимая, что для первого раза это будет слишком. А Донхек продолжает плакать, его грудная клетка вздрагивает всякий раз, как Марк попадает по простате, и этого ощущения просто слишком много, оно переполняет все тело, будто выжигая его изнутри, но это абсолютно приятное пламя, оно оставляет Донхека обессиленным и выжатым до последней капли. У него заканчивается терпение, и он скулит, сжимаясь на чужом члене, прекрасно зная, какое удовольствие это доставляет Марку, – того и правда чуть не подкидывает на месте, и он даже ругается шепотом, зажмуриваясь и практически оставляя синяки на талии Донхека своей крепкой хваткой. Донхек тихо зовет его по имени, и Марк отзывается, перекладывая одну руку на его член и сжимая в ладони, медленно проводя в такт собственным вдумчивым движениям. – Расслабься, – шепотом напоминает он. – Будь умницей для меня. Это чертово слово. Действует на Донхека сильнее всех революционных слоганов, которые он когда-либо слышал. Это почти доходит до абсурда: то, как Марк не прекращает хвалить его, постепенно расслабляя хватку на талии и лишь нежно поглаживая настрадавшуюся кожу, опускаясь на внутреннюю сторону бедер и вновь задевая член, влажный от смазки, оставляющей пятна на животе. Донхеку почти больно от того, как сильно он хочет кончить, и он уже слишком давно не считает часы, чтобы хоть приблизительно знать, сколько они проводят так, занимаясь этим чисто формальным сексом, который совершенно точно ничего не значит, и- – Не вздумай зажимать рот, – предупреждает Марк, и Донхек даже не успевает понять, что это значит, как издает резкий вскрик, царапающий изнутри его пересохшее горло. Практически доведя их двоих до сумасшествия от невозможности больше сдерживаться, Марк все-таки позволяет себе сорваться и ускориться, делая несколько быстрых и четких фрикций, которые вытягивают из Донхека еще три громких стона и в конце концов доводят до оргазма, что взрывается во всем теле сразу, заставляя выгнуться в спине и беспомощно, безмолвно прокричать, чувствуя, как картинка перед глазами молниеносно плывет, сменяясь размытой монохромной пеленой. Твою мать. Как это было хорошо. Донхек судорожно сводит колени, когда Марк медленно выходит из него и, несколько раз быстро проведя рукой по собственному члену, кончает ему на бедра с шумным, облегченным выдохом. Несколько секунд они просто смотрят друг на друга, пытаясь отдышаться, в абсолютном, наэлектризованном, накаленном молчании. Донхек очень хочет поцеловать Марка, но у него нет сил даже приподняться на локтях, а потому он закрывает глаза и позволяет собственной голове ненадолго провалиться в мягкую, блаженную безмятежность. Его бедра все еще слабо подрагивают, а вся нижняя часть тела кажется какой-то ватной. Марк наклоняется, чтобы поцеловать его колени, а затем усмехается – не без самодовольства в голосе. – Я полагаю, это все?.. – издевается. – Можешь зачеркнуть тот пункт в своем списке. Донхек тяжело сглатывает. – И ты не спросишь, понравилось мне или нет? – Ну, – хмыкает Марк. – Я слышал. Донхек прячет лицо в ладонях, даже не стыдясь того, как молниеносно он заливается краской. – Заткнись, – выдыхает он сквозь собственные пальцы и вздрагивает всем телом, стоит Марку опуститься губами на чувствительную кожу на внутренней стороне бедер. На самом деле, он никогда в жизни не расскажет Марку правду о том, что чувствует прямо сейчас. Потому что о таких чувствах нельзя говорить людям, с которыми вы не собираетесь пересекать черту формальности, не собираетесь доводить до того, чтобы вас связывало что-то большее, чем… а что вообще есть у Донхека и Марка совместного? И в то время, как по статистике опыт первого секса довольно часто не приносит ничего, кроме нескольких минут стыда и неловкости, вытекающих лишь в желание поскорее принять душ и больше никогда не снимать с себя одежду снова, свой первый секс Донхек по праву может назвать тем, что он повторил бы снова. И еще раз, и еще раз, и еще… и обязательно – с человеком, который ни за что не согласится, ведь он ничего ему не должен. И пока Донхек думает об этом всем, Марк, вернувшийся из ванной, ерошит ладонью свои волосы и закуривает, широко распахнув окно и накинув мятую рубашку на свою обнаженную и влажную от пота спину. И Донхеку не остается ничего, кроме как беспомощно и молча пялиться в его голые лопатки на фоне монохромного черного неба на такой безумной высоте жилого комплекса. – Марк? – тихо зовет он, и чужие плечи на миг вздрагивают под рубашкой. – Да? Донхек не знает, насколько уместно говорить это, но: – Спасибо. В ответ доносится лишь долгое, многозначительное молчание.