***
Игорь спрашивает, зачем Диме свечи, вместо нормального освещения, ожидая услышать очередную Тореадорскую херню про «красиво», но Дима только нервно немного посмеивается и сознаётся, что его раздражает неконтролируемый страх сородичей перед огнём, и что над этим просто необходимо работать. – Ну и правда, это красиво, – добавляет он. Юля фыркает и говорит, что, если Дима когда-нибудь сгорит из-за упавшей на драпировку свечи, пусть к ней призраком жаловаться не приходит. Серёга обещает, что в этом случае он лично проследит, чтобы Диме вручили премию Дарвина. Олег сначала выясняет, что за премия, и подумав, выдвигает тезис, что вампиризм – это уже автоматическая номинация. Игорю кажется, что Дима охренительно крутой. Он решает развить эту тему: – Знавал я одного Носферату… Но Дима его прерывает: – В этой квартире не говорят о Носферату.***
Пока Дима с удовольствием разносит Куприна, Игорь пытается совместить детали его мимики, голоса и жестикуляции в единый образ. Ему кажется, что он уже видел где-то это лицо. Он решается спросить. – Послушай, Димон. – Да, Игорь? – Я знаешь что заметил? Ты на Демьяненко похож. Вы не родственники случайно? – На Сашу? – уточняет Дима. – Ну да. На Шурика. «Птичку жалко», вот это вот всё. – Какую птичку? – моментально оживляется Серёга. Дима посмеивается. Немного застенчиво заявляет: – Я Сашу на полвека старше. Так что это он на меня похож. Это во-первых. Во-вторых, Саша брюнет. Ну и в-третьих, не родственники мы, он, – Дима чуть запинается и продолжает, – гулем моим был. Потом я его отпустил. – Ты гонишь. – Никак нет. – Твоим гулем был Шурик? – Так точно. – Я это знала, – вставляет Юля. Это неудивительно. Она всё знает. Дима грустно улыбается, и Игорь понимает: о своём бывшем гуле ему говорить тяжело. Он хотел бы как-то разрядить неловкость, но как назло, ничего кроме «да бля» на ум не приходит. – Мне понравился Мир входящему, – говорит Серёга. Грустная улыбка Димы становится немного светлей. – Он был бы рад это слышать.***
На пятую минуту Серёгиной истерики Игорь жалеет, что вообще упомянул «розы», «срал» и «Маяковский» в одном предложении. К двадцатой он жалеет, что в принципе умеет разговаривать. На все просьбы Юли утихомирить болезного Олег только с удивительным удовлетворением отвечает, что они сами пробудили древнее зло. – А я пил из Маяковского, – невпопад отмечает Дима и этим совершает подвиг по иссяканию потока занудства Разумовского. До этого мечущийся из угла в угол и размахивающий руками Серёга возвращается на свой насест и подпирает голову руками. – Здорово, наверное. – Да как-то сложилось, что я практически всю поэтическую тусовку тогда продегустировал. Само вышло. Юля, не отвлекаясь от разглядывания собственных ногтей, заявляет: – Мило. Я пробовала Достоевского. Для Игоря это удар ниже пояса. Да за Фёдора Михалыча он! – Ах вы! А я! А я Хабенского пил..! Их маленькое писькомерянье прерывает пронзительный крик. Горьким опытом наученный, Игорь молниеносно вскакивает, готовый при необходимости нейтрализовать угрозу, но Серёга и не думает дальше насиловать их барабанные перепонки. Он закрывает ладонями лицо и раскачивается взад-вперёд. Игорь опускает ему руку на плечо. – Серёг. Ты чего? Ну куснёшь знаменитость, молодой ещё. – Игорь, что ты наделал. Серёга отнимает руки от головы и смотрит на него с укоризной. – Ты настроил Антона Городецкого против нас, – замогильным голосом говорит он. Тьфу ты блядь. Олег заявляет, что ему хочется пить.***
У Димы дома оказывается чайник, и даже какая-то заварочная бурда, больше напоминающая компот, поэтому Олег уходит на кухню воевать с заваркой и освобождает целое место, которое Игорь, не будь дурак, тут же оккупирует. Дима вдохновенно вещает о салонах, которые его сир, будучи хранителем Элизиума, собирал в двадцатом. «Мы приглашали людей, представляете?» – говорит он. – «Самые лучшие поэтессы и поэты читали нам свои произведения. Я по таким вечерам больше всего скучаю». Он прав. Несмотря на то, что ФСБ, как и её предшественник когда-то, на деле управляются сородичами, пойти на контакт с Ватиканом, чтобы не вызвать подозрений, им пришлось. Некий компромисс был достигнут благодаря внутренним тёркам религиозных течений, но чистки, прокатившиеся по миру в восьмом, всё ещё свежи в воспоминаниях вампиров. Никаких больше людей на сборищах. Олег возвращается с кружкой горячего нечта, скользит по Игорю нечитаемым взглядом и, так и не сказав ни слова, бесцеремонно садится прямо на него. «Ты тяжелый, зараза!» – жалуется Игорь и получает в ответ бронебойное «не дёргайся, чай расплескаешь». Серёга болтает ногой, над чем-то явно задумавшись. Брови сведены к переносице, взгляд гуляет. Руками он крепко вцепляется в ткань подлокотника. Полушепотом разговаривает сам с собой – или с Птицей? – будто взвешивая за и против. «Почти всё готово, – слышит Игорь и потом, – да там одни старпёры, они не оценят». Тоже наблюдающий за метаниями Серёги Олег легонько похлопывает его по колену. Этот простой жест, видимо, делает своё дело, потому что Серёга тут же встряхивается и зовёт: – Дим. – Мгм? – Ты ведь теперь хранитель Элизиума. Можешь внести кое-что в календарь?