Источник света

— Я хочу знать, что здесь происходит, — громко и решительно проговорила Гермиона. Слова Багры стали последней каплей: волнения этих дней, чувство физической слабости и безотчетного страха достигли своего апогея и отступили. Она не могла больше выносить неведение. Еще немного — и просто тронется умом. Две пары глаз воззрились на нее с немалым удивлением. — Голос прорезался, — неожиданно ухмыльнулась Багра, вместо того чтобы разозлиться на наглую девчонку. — Всего-то нужно было надавить на правильные точки. Жаль, с этим упрямцем все не так просто. Но ничего, скоро и до него дойдет, — скосив глаза в сторону Малфоя, женщина добавила: — Лишь бы не было слишком поздно. — Я контролирую себя, — процедил он. — С каждым днем все хуже, —покровительственным тоном, из-за которого верхняя губа парня дрогнула от сдерживаемого раздражения, заметила она. — Мерзость внутри тебя набирает силу. Когда Тьма сломает твою волю и вырвется на свободу.. — Этого не будет, — голос Малфоя звучал уверенно, однако сквозь пелену показного самообладания отчетливо виднелась ярость. — Самонадеянный мальчишка, — презрительно выплюнула Багра. — Сам ведь сказал, что ничегои тебе не подчинялись! — А ты сказала, что они явились отметить ее, — парировал он. Гермиона тревожно нахмурилась и сжала ладони, до этого лежавшие на бедрах, в кулаки. Напряжение между Малфоем и этой странной женщиной казалось почти осязаемым, она всерьез опасалась, что еще немного — и послышится треск электрических разрядов. Постепенно девушку накрывала грандиозность происходящего. Грейнджер будто бросили в бушующее море — гром, молния, пронизывающий до костей ветер и километры воды внизу и вокруг — оставив в распоряжение лодку без весел, да к тому же с пробитым дном. Из последних сил сдерживая течь руками, она отчаянно нуждалась в плане, но интуитивно понимала, что ей останется лишь беспомощным поплавком барахтаться у поверхности, чтобы не захлебнуться, когда суденышко уйдет под воду. А оно непременно уйдет. Неизвестностью можно пытать так же успешно, как Круциатусом. Чтобы почувствовать опору хотя бы внутри себя, Гермионе нужно было знать наверняка, далеко ли земля, какие чудовища водятся в толще воды, глубоко ли дно? Вопросы суетились в ее голове, как крысы, бегущие с тонущего корабля, они сталкивались и наскакивали друг на друга, только усиливая путаницу в сознании. Собрав волю в кулак, она посмотрела в глаза Багры. Отсветы пламени в очаге отражались от них, как свет от гладкой поверхности оникса. Зрачок совсем не просматривался, настолько они были черными. Жуткий взгляд походил на бездну, зазывающую сделать шаг вперед и затеряться в бесконечности. Выглядело пугающе. Гермиона, не выдержав, отвела глаза, а Багра издевательски хмыкнула, дав понять, что бездна устлана битым стеклом и падать в нее точно не стоит. — Что вы имели в виду, когда сказали, что мы утянем за собой всех остальных? — тем не менее спросила девушка. — Я имела в виду именно то, что сказала, — едко отреагировала Багра и прежде, чем Грейнджер успела вставить хоть слово, резко выкрикнула: — Виксен! — перед ней мгновенно возник домашний эльф, услужливо склонив голову. — Сделай чаю. — Что за заклинание вы применили? — подозрительно спросила Гермиона, как только домовик исчез. — Я чувствую себя.. Девушка замялась, подбирая слова. «Так, будто во мне билось не одно сердце — а сразу тысячи?» Мерное биение ожившего пульса до сих пор раздавалось во всем теле сразу, словно Грейнджер, сама того не осознавая, попала в ритм Вселенной и стала одной из ее основных и самых ярких гармоник. Она будто обернулась частью чего-то большего — того, что над всем; того, что было в самом начале и будет в конце. Чего-то древнего, мощного и величественного, настолько, что неподвластно разуму обычного человека. — Лучше, чем когда-либо, — мрачно подсказал Малфой. Гермиона только кивнула, потому что произнести это вслух самостоятельно не могла. — Я не использовала никаких заклинаний, — надменно проговорила Багра, — лишь позвала, а тебе ничего не оставалось, как откликнуться. Я — природный усилитель. — Что это значит? — спросила Грейнджер. Чародейка окинула ее взглядом с головы до ног и покачала головой с таким видом, будто Гермиона ее разочаровала, но это не вызвало удивления. — В тебе есть свет, девочка. Жаль, мозгов нет, — вздохнула она и, громогласно застучав тростью о деревянные половицы, рявкнула в пустоту: — Виксен, где тебя черти носят? — Простите, хозяйка, — писк раздался еще раньше, чем эльф материализовался в гостиной, а с ним небольшой деревянный столик. Домовик посмотрел на свою госпожу снизу вверх блестящими влажными глазами, втянув голову в плечи, его худые руки мелко подрагивали. Он громко шмыгнул носом. — Виксен — плохой эльф.. — Во имя всех святых, подай уже этот несчастный чай! — повысила голос Багра, закатив глаза. Судя по всему, подобные представления были для них привычным делом, потому что эльф тут же подобрался и загремел посудой, готовя чаепитие. Гермиона машинально взяла из его рук протянутую ей глиняную чашку, чувствуя себя крайне скованно. В нос тут же ударил сильный аромат разнотравья, из которого четко выделялись мята и чабрец. Как бы девушке ни хотелось успокоить расшалившиеся нервы, она поставила чашу на колено, решив, что ни за что не станет ничего пить здесь. Кто знает, чем ее могут опоить? — Мы здесь не для того, чтобы раскланиваться, — раздраженно сказал Малфой, отмахиваясь от домовика, от чего тот вздрогнул всем своим тщедушным телом. В этот момент Грейнджер обратила внимание на браслет, обвивавший его запястье. Небольшие, но заметные зазубрины по всей окружности походили на обрубленные сучья, из-за них она решила, что он выполнен из дерева, но, присмотревшись, обнаружила, что материал более плотный. Как.. кость? «Может быть, она принадлежала первому убитому Малфоем человеку», — подумала Гермиона, но тут же отмахнулась от пугающей догадки, подкинутой воспаленным мозгом. «Не стал бы он расхаживать с обугленной костью, это же варварство», — осадила она разошедшуюся фантазию, однако не могла не признать, что внутреннему голосу не хватало убежденности. Так или иначе, браслет был слишком грубо выполнен для обычного украшения, и поэтому невольно притягивал взгляд. — Я сказала: ей нужен усилитель. Что делать с этой информацией, решать тебе, — надменно сообщила Багра, невербальной магией призывая к себе чайную пару. — Я со своей стороны сделала все от меня зависящее. Проверила ее, как ты того желал, и рассказала, что делать дальше, — прервавшись, чтобы не спеша сделать глоток ароматного напитка, словно Малфой еще был недостаточно взбешен, женщина как ни в чем не бывало продолжила: — Ты продолжаешь сидеть здесь и сверкать на меня глазами, словно ждешь чего-то. Я решила, что, возможно, ты хочешь от меня гостеприимства? Пейте чай и выметайтесь. — Я не стану искать для нее усилитель, — не купился на провокацию парень. Звон, с которым чашка вернулась на блюдце, прозвучал возмущенно. — Стремишься побыстрее прикоснуться к истокам своей силы и покинуть этот мир? — чародейка по-прежнему говорила непринужденно, но эта легкость была наигранной, и она этого не скрывала. — Что случится, если он прикоснется? — вклинилась Гермиона, сочтя момент удачным. От волнения она вцепилась в кружку так, что побелели костяшки пальцев, и подалась вперед всем корпусом. — Грейнджер, заткнись и не испытывай мое терпение, — одернул ее Малфой тоном, в котором сквозила угроза, и пружинисто поднялся на ноги. — Мы уходим. Девушка чувствовала себя жалкой, потому что одного его окрика хватило, чтобы ее сердце в панике ускорило свой бег. Это была не просьба, а холодная констатация факта. Он заставит ее уйти. Боялась ли Гермиона Малфоя? Очень. Опасаться того, чему не можешь что-либо противопоставить, — нормально. Но что-то подсказывало, что другого шанса у нее не будет. — Багра? — Грейнджер умоляюще воззрилась на женщину. Она воочию наблюдала силу, которая отыскала пристанище в теле Малфоя, однако также помнила, как луч чистого света прошел сквозь ее тело и с легкостью разогнал тьму вокруг. Это наполняло храбростью. Гермионе не привиделось: внутри нее действительно скрывалось нечто, способное дать ему отпор, поэтому ради своей же безопасности (или скорее сохранения жизни) она обязана выяснить все, что Малфой хотел бы от нее скрыть. — Он сосуд, — сухо сказала Багра. — Сосуд, который находится под постоянным давлением, — однако на следующих словах ее голос прозвучал искренне и как-то устало: — Мне жаль тебя, девочка. Правда жаль. Ты будешь первой, кто примет на себя удар. Все удары. Грейнджер была знакома с законами физики и понимала, что случается, когда давление достигает критических значений. Взрыв. И чем крепче сосуд, стенки которого противостоят натиску, тем красочнее и смертоноснее он будет. Перед глазами словно ожила картинка: черный морок, отравляющий все вокруг, угольное облако, в котором она слепо шарит руками, пытаясь отыскать свой путь. А после — луч белого света, рассекающий тьму. Чистая энергия, поток фотонов, сила, которую она ощутила в каждой клетке своего тела. Равновесие. — У каждого волшебника есть магический отпечаток — нематериальное свидетельство того, на что он способен, — начала Багра. — Некоторые годятся лишь на то, чтобы подстригать кусты с помощью практической бытовой магии, как домашние эльфы. Но домовики способны на многое, просто не используют свои возможности в полной мере, а такие люди — нет. Это потолок, выше которого они не прыгнут, как бы ни старались. Другие смогут поднапрячься и проделать над головой дыру, всю жизнь страдая от желания подняться выше, но неспособные даже выйти из комнаты, лишь немногие из них догадаются наколдовать метлу, — она сверкнула глазами и резко закончила: — И только единицы смогут взлететь и коснуться неба. Грейнджер хотелось просочиться сквозь половицы и просто исчезнуть, лишь бы перестать слышать скрипучий голос, который раздавался одновременно и в ее мыслях, и в реальности. У света есть тень, а у тени — свет. С каждым словом Багры она погружалась все глубже под воду, настолько черную и плотную, что с трудом пропускала свет и звуки. Голова раскалывалась на тысячи осколков от калейдоскопа мыслей и образов: твари, сотканные из тьмы, чужие крики и собственное отчаяние, чернота в зрачках Малфоя и его голос, звучащий, как колотый лед.. Все это было слишком для Гермионы, ее реальность плыла, как акварель, сдобренная водой. Малфой все еще стоял рядом и наблюдал за ней. В нем снова поселилось безразличие, как будто отчаяние, отпечатавшееся на лице Грейнджер, было тем, что на время усыпило его демонов. — Сильный отпечаток дает возможность стать вместилищем для большой силы. Силы, сотворившей мир, — неумолимо продолжала Багра. — Однако это происходит вопреки всем законам мироздания. Это грех. Создать из ничего, вдохнуть жизнь в то, что давно не живет, — все это невозможно для обычных людей, — на этих словах чародейка перевела жесткий взгляд на Малфоя. — Но существуют те, кто способен прикоснуться к сердцу мира напрямую и созидать. Созидание есть создание, как и его противоположность — скверна. Мерзость. Первое, о чем Гермиона подумала, когда Багра замолчала, — Орден. Сопротивление едва справлялось с силами обычных Пожирателей, им нечего будет противопоставить теневым солдатам, которых мог создавать Малфой. Судя по всему, для того, чтобы он мог использовать всю мощь своих способностей, ему нужен был противовес, человек, который будет отзеркаливать его. Очевидно, Волдеморту необходимо, чтобы его цепной пес всегда мог использовать свое преимущество, пусть ценой собственной жизни или жизней других людей. Вопрос — скольких людей? Хватит ли одной ее? И следом — есть ли у способностей Малфоя границы? Какая сила нужна, чтобы его уничтожить?.. — Твоя сила уравновешивает то, что сидит внутри него, тем самым оттягивая катастрофу для всего мира, — заключила Багра, остановив немигающий взгляд на побелевшем лице Грейнджер. — И для того, чтобы механизм начал действовать, ее нужно приумножить. Свет в тебе слишком слаб и плохо подчинялся даже моему зову. — Почему нельзя просто не использовать скверну? — задала Гермиона вопрос, который показался ей логичным. — Разве магический отпечаток Малфоя недостаточно силен для того, чтобы сражаться с помощью обычной темной магии, если это настолько опасно? Уголки губ Малфоя дернулись в ухмылке, от которой у нее внутри что-то оборвалось. — Знаешь, в чем недостаток силы, Грейнджер? — спросил он. — Она всегда заставляет желать большего.

***

Во второй раз Гермиона не ощутила последствий перемещения. Она с опаской прислушалась к себе, попыталась отыскать в теле хоть какие-то намеки — головокружение, давление в грудной клетке или учащенное сердцебиение, — но ничего не обнаружила. Что бы ни сделала с ней Багра, оно все еще действовало. Девушка выдохнула и подняла голову, натыкаясь на ничего не выражающий взгляд Малфоя. Несколько долгих мгновений она всматривалась в мутный лед в его радужках, не понимая, чего он от нее хочет. — Отпусти. Грейнджер медленно опустила глаза и заметила, что все еще стискивает пальцами его предплечье, обтянутое грубой тканью мундира. Она быстро отдернула руку, словно он был покрыт токсичной пленкой, способной расплавить ее кожу, но уже в следующее мгновение упрямо поджала губы, кляня себя за излишне резкое движение. Он не должен был видеть ее страх. — Иди за мной, — раздался приказ. Дверь огромного поместья отворилась перед Малфоем, как только он ступил на крыльцо, будто за порогом стоял мажордом, ожидающий прихода хозяев. Гермиона окинула взглядом ряд ровных ступеней из светлого камня, местами потемневшего от времени, и резную дубовую дверь с медной ручкой. Массивная буква «М», оплетенная металлическими листьями какого-то растения, на дверном молотке, не оставляла сомнений в том, куда ее переместили. Девушка почему-то была уверена, что снова окажется в лагере, и при взгляде на огромное поместье все внутри скрутилось в тревожный узел. Грейнджер с точностью могла утверждать, что предпочла бы тесную казарму особняку в качестве своей тюрьмы. Там она хотя бы была не одна. Гермиона вогнала ногти в ладонь, пытаясь обмануть себя и подкинуть психике иллюзию, что ничего страшнее этой мимолетной боли ей в данный момент не грозило. Вокруг царило тревожное безмолвие, которое отзывалось внутри смутным беспокойством. Она обернулась через плечо и окинула взглядом огромную территорию сада с аккуратными розовыми кустами, часть из которых уже была укрыта, хотя холода еще толком не наступили, ровными гравийными дорожками, каменными скамейками вдоль них и высокими коваными воротами, видневшимися вдалеке. По левую руку от них, если стоять лицом к поместью, располагался лес, но даже он не выглядел диким, словно за ним приглядывал горный тролль, которому хватило разума обучиться садоводству. Мозг автоматически составил план побега, но это было скорее сродни компульсии — бессмысленное действие, призванное успокоить. Она не успеет даже добежать до ворот, когда Малфой ее настигнет. Гермиона загнала мятежные мысли в самые дальние уголки сознания. Она должна узнать как можно больше, найти брешь в защите Малфоя, которая кажется абсолютной. Грейнджер знала, что это не так. И это знание — единственное, что помогало ей оставаться храброй, поднимаясь по лестнице в логово к монстру. Дверь скрипнула, мягко закрываясь за ее спиной. Малфой стоял посреди холла и давал указания нескольким эльфам, которые, услужливо покивав головами, тут же бросились их выполнять. Грейнджер кольнула мысль, что вот в этом он.. гармоничен. Он будто был рожден для того, чтобы править и раздавать приказы, хотя в школе казалось, что бравада напускная, а фундаментом ее выступает лишь громкая фамилия и непомерная гордыня. Сейчас это впечатление было подкреплено ее зависимым положением и возведено в абсолют страхом, который, как бы Гермиона ему ни сопротивлялась, стал постоянным спутником любых ее действий и даже мыслей. Малфой успел избавиться от мантии, и теперь на нем была только форма — черная настолько, что, казалось, поглощает свет. Грейнджер была уверена, что душа у него такого же цвета, как мундир. Она обхватила себя за плечи руками, испытывая неуверенность, и осмотрелась: холл был просторным и почти пустым, за исключением вычурной подставки под зонты. К этому моменту рядом с Малфоем осталась только одна эльфийка, которая бросила на нее осторожный взгляд, но тут же вернула свое внимание хозяину. — Накорми ее, — он сделал паузу, и следующие слова прозвучали так, словно царапали ему горло: — Чем-нибудь легким. Гермиона помнила, что это рекомендация Нотта. Вопреки здравому смыслу, ей стало откровенно смешно от того, что домовичка восприняла слова Малфоя относительно пленницы всерьез: — Суп-пюре из брокколи? У нас есть бульон.. — Мне плевать, просто сделай так, чтобы она не доставила проблем, — бросил он, направляясь в сторону главной лестницы. Эльфийка семенила следом, кивая головой, как кукла-болванчик. Тем не менее боковым зрением она приглядывала за Грейнджер. Насколько же слабой Малфой ее считал, если приставил в качестве надзирателя эльфийку? — Посели ее где-нибудь повыше и подальше от лестницы. — Комната, выходящая на запад или на восток? — уточнила она. Парень остановился и бросил на нее взгляд, явно раздраженный глупыми вопросами; домовичка опустила уши, выражая покорность, и поспешила исправиться: — Как прикажете, хозяин. Гермиона остановила взор на широких плечах Малфоя, когда тот стал подниматься по главной лестнице, и ясно представила, как он оступается, поскользнувшись на начищенных ступеньках, выполненных из черного камня, и летит вниз. И никакая магия и сила не спасли бы его от встречи с холодным камнем. Никогда и ничего она не желала так сильно. Эльфийка осталась у подножия лестницы. Грейнджер медленно приблизилась к ней и встала рядом. Малфой почти скрылся на втором этаже, когда она решилась: — Малфой, — голос прозвучал громче и выше, чем хотелось бы. — Мисс, — предупреждающим тоном одернула ее домовичка, попеременно бросая укоризненные взгляды на нее и обеспокоенные — наверх. — Я провожу вас в покои.. Однако Малфой остановился, не дойдя до верхней ступени, и немного повернул голову, прислушиваясь, будто Гермиона была слишком малозначимой, чтобы поворачиваться к ней всем корпусом. — Зачем тебе это было? У тебя ведь есть все: деньги, влияние, положение в обществе, — быстро спросила девушка, боясь передумать. Из слов Багры она поняла, что скверна губительна для Малфоя, и все же он зачем-то связался с чем-то настолько опасным для себя и смертоносным для других. Зачем? У Грейнджер нашлось только одно объяснение: — Неужели тебе доставляет удовольствие.. Убивать? Она не смогла произнести это вслух. Мысль не укладывалась в голове, но все действия Малфоя указывали именно на это. Парень все же повернулся к ней, пронзил взглядом, в котором был лед. — Что-то мне подсказывает, что ты не до конца осознаешь, в какой ситуации оказалась, Грейнджер, — заметил он, чуть склонив голову к плечу. Было в этом жесте что-то хищное, от чего она попятилась. — Я надеялся, что наглядных демонстраций в лагере окажется достаточно. Сознание Гермионы все еще пыталось отыскать в нем черты прежнего Драко Малфоя — капризного, избалованного мальчишки, каким она знала его по школе, но.. его не было. Тот мальчик давно мертв. Человек перед ней походил на него только цветом волос и флером надменности, который сквозил в каждом жесте. Два образа диссонировали, никак не желая накладываться друг на друга, и, возможно, именно поэтому она все еще могла быть немного храброй. — Я нужна тебе живой, — сказала она, уверенная в своей правоте, но голос выдавал все сомнения и страхи. — Мне известно множество способов, как превратить твою жизнь в ад, не пролив при этом ни капли твоей грязной крови, — заверил он. И в следующий момент Грейнджер снова смотрела на его удаляющуюся спину, не имея сомнений, что Малфой способен на это.

***

Прошло две недели. Две бесконечные недели заключения в небольшой комнатке, в которой, кроме кровати, платяного шкафа и окна, выходящего на лес, ничего не было. Первые дни Гермиона почти не спала и беспокойно бродила из угла в угол, ожидая, что за ней придут. Она была полна сил, чтобы рисовать в сознании самые ужасные сценарии того, что с ней будет делать Малфой или другие Пожиратели, ожидала морального насилия и прочих издевательств, но и их отсутствие оказалось той еще психологической пыткой. Ожидание и страх перед неизвестностью делали Грейнджер мнительной и нервной. Поначалу девушка исследовала каждый уголок в поисках лазейки, каждую стену настолько дотошно, что вызубрила наизусть причудливый узор на шелковых обоях — кричаще-дорогих и вычурных, учитывая общее убожество остальной обстановки. Она запомнила его так хорошо, что могла бы изобразить с закрытыми глазами, если бы ей дали перо и пергамент. Но под рукой не было ничего, чем можно было бы занять себя. Гермиона осталась наедине со своими мыслями. Она довольно скоро осознала, почему ее поселили именно здесь: бывало, что за весь день мимо комнаты не проходил ни один человек. Трижды в сутки Тинки приносила еду. Сначала Грейнджер пыталась разговорить эльфийку, чтобы выведать что-то о Малфое или хотя бы узнать, что происходит во внешнем мире, но быстро поняла, что это бесполезно — та была слишком верна своему хозяину. Зато домовичка была к ней добра, и в ее присутствии Гермиона находила подобие умиротворения, хотя и не была полностью расслаблена. Тинки с удовольствием выполняла любую просьбу, касающуюся быта, отвечала на вопросы о погоде и рассказывала о гномах, которые приноровились воровать тыквы с огорода, расположенного в той части сада, что располагалась за поместьем. Грейнджер так истосковалась по общению, что радовалась даже этому. Мысли, неизменно перетекающие по одному и тому же заколдованному пути, как песок в песочных часах, занимал Гарри, Сопротивление, обитатели лагеря и рубец на плече. И так по бесконечному кругу со все уменьшающимся радиусом, в центре которого находился один-единственный вопрос: есть ли шанс выбраться? Сердце сжималось, когда она представляла, как Гарри мучается и ненавидит себя. Он всегда считал, что несет ответственность за каждого члена Ордена, поэтому наверняка взвалил на себя всю вину за произошедшее. А Рон и Джинни? Живы ли они? А остальные? Гермиона начала считать дни. Малфоя не было уже четырнадцать. Она была в плену месяц, когда та вещь, которую сотворила с ней Багра, кажется, начала переставать работать. Девушка пыталась почувствовать отголоски той силы, что чародейка призвала своим прикосновением, но внутри было глухо и пусто. Ни намека на ощущение ликования и тепла, заполняющего с макушки до пяток. С каждым днем это все больше походило на сон, рожденный ее истощенным разумом. Кроме того, она слабела. Прошло уже несколько дней с тех пор, как Гермиона совсем потеряла аппетит. Она едва вставала с кровати, проводя дни за созерцанием запертой двери или унылого пейзажа за окном, и чувствовала себя болезненно, словно подхватила сильную простуду. — Мисс нужно поесть, она скоро станет прозрачной, — беспокойно говорила Тинки, касаясь ее лба тыльной стороной ладони. — Тинки приготовила кашу. — Загляни позже, — неизменно повторяла Грейнджер. Эльфийка всегда оставалась с ней на время всех приемов пищи. Вероятно, чтобы она не навредила себе столовыми приборами. Но теперь ей оставалось вздыхать и аппарировать прочь, чтобы через час предпринять новую попытку. В какой-то момент Гермиона осознала, что Малфой предвидел это ее состояние. Это было так очевидно! Именно поэтому он и пальцем ее не тронул — знал, что сила и изоляция сделают грязную работу за него. Наверняка он имел представление о стратегии и тактике — Малфой, вне сомнений, был настоящим солдатом — и давно все спланировал. Он просто ждал, пока Грейнджер сгорит сама. От этой мысли по ее сосудам горячей волной поднялась бессильная ярость. Гермиона с раздраженным вздохом перекатилась на спину, утягивая за собой одеяло и укрывая им озябшие плечи. Она снова покосилась на окно: на небе собрались тучи. Они заволокли горизонт серым маревом, и неясно было, сколько сейчас времени. Наверное, дело шло к вечеру. Девушка скользнула взглядом по деревянной раме, которая выглядела довольно крепкой, хотя и старой из-за местами потертой краски. Мысль пронзила сознание, подобно стреле: дверь заперта, но.. что если она попробует окно? Грейнджер так резко села, что от этого движения у нее на мгновение потемнело в глазах. Она вскочила и на дрожащих от слабости ногах как могла быстро подошла к окну, чтобы рассмотреть крепления. Ручки, конечно, не было, но она могла разбить стекло чем-то тяжелым. Гермиона огляделась, но рядом не было ничего, что подошло бы. Она посмотрела за окно: земля раскинулась далеко внизу. Грейнджер поселили на третьем или даже четвертом этаже, и отсюда совсем не просматривался забор, но ведь он должен опоясывать всю территорию по периметру — иначе какой в нем смысл? Идти к главному входу было бы самоубийством, она еще не настолько сошла с ума. Наверняка с обратной стороны поместья, прямо у кромки леса, есть что-то вроде калитки. Должно быть. «А что если шум привлечет прислугу? Есть ли в мэноре другие Пожиратели, кроме Малфоя?» Она не знала, совсем ничего не знала. Гермиона закусила губу. Девушка была уверена только в одном: Тинки должна явиться с ужином. И именно это подтолкнуло ее к решению. Повинуясь возникшей в голове идее, Грейнджер заглянула в шкаф и освободила от одежды одну из вешалок — деревянную с металлическим крючком. Подойдет. Наверное, в ней говорило отчаяние, а оно плохой советчик, но в данный момент девушка была полна отчаянной решимости. «Это безумие», — мысленно вопила Гермиона, но в реальности уже прикидывала, сможет ли звон разбитого стекла привлечь внимание снаружи. «Даже наказание лучше бездействия, — настойчиво свербело в висках форменное помешательство. — Сделай это, хотя бы попытайся, пока не ослабла совсем. Другого шанса может не представиться». Грейнджер напрягла руки и, вложив в удар всю свою силу, разбила окно. Послышался звон стекла, и от этого громоподобного звука сердце зашлось в груди. Она быстро сбила самые крупные осколки той же вешалкой, шумно делая для себя проход. Они падали и рассыпались на мелкие кусочки — и в комнату, и наружу. Гермиона старалась не думать о том, что так же легко раскрошатся ее собственные кости, если она неудачно приземлится. Девушка подтянулась, взбираясь на подоконник, и в панике оглянулась на дверь. Кровь шумела в ушах так сильно, что вряд ли она расслышала бы чьи-то шаги. Грейнджер не стала смотреть вниз, чтобы не передумать, вместо этого набрала в грудь побольше воздуха, решаясь. Она прыгнула.