Источник света

Джинни швырнула форму на стиральную доску, крепче стиснула пальцами грубую ткань и принялась со злостью тереть ею о ребристую поверхность. Вены на руках вздулись от тяжелого физического труда, кожа будто истончилась и выглядела воспаленной, однако девушка продолжала работать с каким-то странным остервенением. Она словно надеялась, что рано или поздно мундир начнет растворяться, смешается с мыльной водой и исчезнет в сливном отверстии. Прачечная представляла собой гигантское помещение с выложенными серой плиткой стенами и полом. Такой же плиткой было облицовано нечто напоминающее огромный неглубокий бассейн, по всему периметру которого располагались стиральные доски с простыми кранами без вентилей. Из смесителя непрерывно текла вода, однако ее уровень оставался постоянным, будто всей прачечной управлял единый механизм. Вероятно, она была зачарована. Придя сюда впервые, Джинни невольно подумала о том, насколько же в лагере все продумано. Идеальная система. Это ужасно действовало на нервы. В комнате было шумно из-за грохота, создаваемого трением ткани о металлические бугры, но Уизли даже радовалась этому — гул и монотонная работа не позволяли размышлять о том, чем они здесь занимались. Всякий раз, когда в руках Джинни оказывался мундир с пятнами засохшей крови, девушка стискивала зубы и боролась с отвращением. «Милостивый Мерлин, пусть эта кровь принадлежит ублюдку, носившему мундир, а не невинному человеку, которого он убил», — мысленно взывала она. Плохо мылящийся щелок и вода едва могли соскрести грязь. Уизли могла бы справиться с этим в два счета (она обучена всем бытовым заклинаниям из арсенала своей матери), будь у нее палочка. Многое могло быть иначе, окажись у нее в руках палочка. Но это пустые, разрушающие мысли. Джинни опустила взгляд на свои руки с подрагивающими пальцами и сглотнула болезненный комок. Нет, совсем не тяжелой работы она страшилась, а того, что они заперты в ловушке, где непонятно, что с тобой сделают в следующий миг и не станет ли он последним. Неизвестность гораздо хуже смерти. Чтобы отвлечься, Уизли скосила взгляд влево. Габриэль работала почти вплотную к ней. Она из последних сил возила тканью по доске, тяжело дыша: четыре часа беспрерывной работы измотали девушку. Делакур всегда отличалась субтильным телосложением, но после месяца в лагере по ней можно было смело изучать анатомию. Габи разогнулась и села на край бассейна, чтобы перевести дух и утереть со лба бисеринки пота. Уизли и сама мечтала ненадолго распрямить спину, но по прачечной лениво прохаживались сразу несколько Пожирателей, поэтому лучше не рисковать и отдыхать по очереди. Уизли то и дело отслеживала взглядом перемещения надзирателей. Привычка всех заключенных. Никогда не знаешь, в какой момент в спину может ударить Круцио. — Как думаешь, долго еще? — пропыхтела Габриэль на грани слышимости. — Надеюсь, что нет, — тихо ответила Джинни и еще сильнее сгорбилась, словно этим пыталась компенсировать несколько минут отдыха той. Однако уже через минуту Пожиратель с вытянутым лицом и серой нашивкой на форме, говорившей о его невысоком чине, быстрым шагом направился к ним. Уизли заметила опасность первой и намеренно задела подругу локтем, привлекая ее внимание. — Чего вы там копаетесь? — рявкнул он, остановившись около них, будто все это время только и ждал возможности сорваться. — Прошу прощения, сэр, — прошелестела младшая Делакур, спешно хватаясь за форму. — Вам доверили самую простую работу, с которой справится даже домовой эльф, а вы умудряетесь отлынивать! Воистину, наглость орденовских девок безгранична, — недовольно цокнул языком Пожиратель и обратился к своему товарищу, который ошивался на другом конце прачечной: — Эй, Вейзи, мне следует их наказать? Джинни предплечьем ощутила, как Габи вздрогнула всем телом. Ей не нужно было смотреть на девушку, чтобы знать о выражении безмерного ужаса, застывшего на ее лице. Наверняка то, что невольно подставила не только себя, подкосило Габриэль куда больше, чем возможные издевательства. — Она искала щелок, — нашлась Уизли, мысленно взмолившись, чтобы ведро с мылом не оказалось где-нибудь поблизости. — Да, я.. эта форма не отстирывается, она слишком грязная, — подхватила Делакур дребезжащим голосом. «Ничего страшного, — успокаивала себя Уизли, — это даже кстати. Пожиратели любят внушать ужас». — У нас закончилось мыло, — вдруг произнесла какая-то девушка, обращая внимание надзирателя на себя. — Это все, что осталось. — Да что ты? — едко протянул мужчина, давая понять, что все их махинации для него как на ладони. Джинни повернула голову и увидела, как Лаванда выскребает остатки золы и бросает ее на одежду, лежащую перед ней. Вообще-то, ее было довольно много, но им повезло — Пожирателю слишком нравилось тешить самолюбие их страхом, чтобы комментировать это. Они с Браун на мгновение встретились взглядами, и Уизли постаралась вложить в свой всю благодарность, которую испытала к бывшей сокурснице. Та незаметно кивнула, понимая все без слов, и передала пустое ведро через других девушек. — Что здесь происходит? — приглушенным голосом поинтересовался второй надзиратель — Вейзи. Джинни заметила, как он напряг челюсть, будто сдерживая зевок. — Они работают слишком медленно, а эта, — раздраженно доложил его напарник и указал подбородком на Габи, — даже пытается сачковать. — Значит, будут стирать чужие портки до тех пор, пока не свалятся от усталости. Или, — мужчина больше не казался скучающим, когда делал многозначительную паузу, — может, предпочтете остаться без ужина? — по прачечной пробежал заметный трепет, и он довольно хохотнул. — Я так и подумал. Что застыли? Вам помочь приступить к работе? Как только девушки, поборов оцепенение, взялись за стирку с удвоенной силой, Пожиратель с серой нашивкой посмотрел на Джинни:  — Ты, рыжая, — девушка почувствовала тычок древка между лопаток и испуганно обернулась. — Сходи к завхозу и возьми ведро щелока. А лучше два. Мыла вам понадобится много — будете стирать, пока пальцы не сотрете. Затекшие мышцы спины полыхнули болью, когда Уизли распрямилась, но она поспешила выйти в коридор, чтобы не выплюнуть что-нибудь грубое. К сожалению, чем слабее она становилась, тем сложнее было держать язык за зубами. Джинни четко понимала: эти крохи протеста внутри очень ценны. Они свидетельство того, что лагерь не поглотил ее, не обратил в безликое нечто в серой форме. Но этот случай явно не стоил тех проблем, которые Уизли могла заработать, выйдя из себя. Казалось, в лагере весь организм перестраивался на выживание любой ценой, включались дополнительные ресурсы, о существовании которых никто не подозревал. Откуда в Джинни столько терпения и здравого смысла? Она всегда отличалась колкостью и прямотой, не стеснялась выражать свое мнение. Внутренняя борьба являлась тем, что позволяло Уизли держаться на плаву. Несмотря на кучу невзгод и жалкие перспективы, девушка находила силы не терять присутствие духа. Она обретала в защите своего «я» надежду и веру, которые позволяли выносить черно-белую картину лагерной жизни, будто застывшую во времени и пространстве. Порой отчаяние наносило неожиданные удары, разбивая ее стойкость, но Джинни знала — слишком много поставлено на кон, чтобы она могла поддаться. Уизли навсегда запомнила слова Сириуса, которыми тот пытался вразумить ее после очередной ночной истерики, и прокручивала их в голове каждый раз, когда мысли принимали опасное направление: «Ты должна всегда помнить, кто ты есть. Пока помнишь — им тебя не сломить. Как только перестаешь осознавать себя — все пропало». В них был заключен огромный смысл, потому что первое, чего лагерь лишал пленных, — это их личность. Между ними стерли все различия, лишили одежды и заменили ее формой, забрали палочки и наградили каждого одинаковым клеймом «заключенный». Следующей в очереди на уничтожение шла человечность, сразу за ней — воля к жизни. Выйдя в коридор, первым делом Джинни осмотрелась. К ней никого не приставили, но лишь по той причине, что прачечная находилась в здании поместья. Несколько вооруженных Пожирателей всегда дежурили на этажах. Остановившись взглядом на хорошо освещенном участке в конце коридора, Уизли убедилась, что слухи правдивы: рядовой нес караул, небрежно подпирая плечом стену и читая газету. Сердце взволнованно забилось, когда девушка подумала о том, что, если она будет достаточно осторожна, получится хотя бы мельком взглянуть на «Пророк» и узнать, о чем пишут в прессе. Джинни вздохнула и постаралась успокоиться. Она должна вести себя обыденно, если не хотела привлечь внимание Пожирателя: идти слегка шаркающей походкой человека, которому приходилось прилагать усилия даже для того, чтобы держать себя в вертикальном положении. Приближаясь к рядовому, Уизли по привычке ощущала тревогу от одного только вида его формы, хотя знала, что всегда сможет отговориться, что идет за щелоком, если он пристанет с расспросами. Однако парень удостоил Джинни лишь мимолетным взглядом и, решив, что она не представляла угрозы, снова уткнулся в «Ежедневный Пророк». «Медленнее», — уговаривала она себя, стараясь делать шаг не чаще, чем через каждые два удара своего бешено колотящегося сердца. Поравнявшись с Пожирателем, Уизли покосилась на газету, однако единственным, что ей удалось выхватить глазами, был заголовок, выведенный жирными черными буквами: «Брокенхерст — маленький шаг на пути к большой цели». Остальные буквы оказались слишком мелкими, чтобы разобрать их за короткий миг. На колдо под статьей были изображены Пожиратели на фоне дымящихся руин. Их лица сияли довольством, и мужчины то и дело заезженным жестом вскидывали и опускали свои палочки. Джинни напрягла память, вспоминая, были ли у Ордена дома в Хэмпшире, но не смогла. Базы Сопротивления разбросаны по всей Великобритании, и в большей части из них она никогда не была. Уизли пришла к выводу, что если бы они взяли кого-то ценного, заголовок был бы другим, поэтому не стоит себя накручивать, однако спокойнее от этого ей не стало. Если бы только тревожные мысли можно было отринуть усилием воли.. Вскоре девушка уже стучала в дверь склада, а сиплый голос приглашал ее войти. Во владениях лагерного завхоза сразу бросалось в глаза огромное количество шкафов. Они были расположены на манер библиотечных стеллажей, шли по обеим сторонам комнаты и уходили, казалось, в бесконечность. На полках хранилось все: от одеял и подушек до холщовых мешков с неизвестным содержимым и садового инвентаря. Все свободное пространство занимали сундуки, в которых тоже что-то хранилось, а посередине помещения располагался остров-стол с огромным количеством выдвижных ящиков. На складе Джинни оказалась не впервые и знала, что в полках завхоз прятал ингредиенты, из которых готовили бытовые и лечебные зелья на нужды лагеря. Множество разноцветных склянок с уже готовыми зельями громоздилось на столешнице.  — Чего тебе? — угрюмо спросил мужчина, подняв голову от журнала, который заполнял. — Мыло в прачечную. Два ведра, — объяснила Уизли и подняла руку, давая понять, что у нее есть только одна емкость. — Зачем так много? Не напасешься на вас золы.. вы ее что, едите? — едко поинтересовался он, но все же протянул руку. Девушка поджала губы, не давая ядовитому ответу сорваться с уст, и опустила ведро на стойку со стуком чуть более громким, чем хотелось бы. Джинни приходилось видеть, как несколько девочек пытались есть древесину, ковыряя ногтями разваливающиеся в труху балки собственных коек, поэтому сдержаться оказалось сложно. Шутить над подобным жестом отчаяния было гадко и низко, но чего еще можно ожидать от приспешников Волдеморта? Местный хозяйственник, бросив на нее тусклый взгляд исподлобья, принялся наполнять ведро, а когда закончил, грузно поставил емкость на стойку, отчего флакончики с зельями жалобно звякнули. Его вид напомнил ей школьного завхоза — Филча. Вероятно, угрюмость и ненависть ко всему живому являлись главными качествами, необходимыми для этой должности. Недовольно ворча себе под нос, мужчина скрылся между двумя стеллажами в поисках еще одной подходящей емкости. Оставшись в одиночестве, Джинни посмотрела на вереницу пузырьков, кусая нижнюю губу. Неясная мысль уже начала формироваться в сознании, постепенно приобретая очертания, когда девушка останавливала взгляд на прозрачных баночках. Логика была проста: через стекло можно увидеть цвет зелья и опознать его. То, на что Уизли почти решилась, было рискованно, почти безрассудно, но вместе с тем она не могла позволить себе упустить такую прекрасную возможность. В одном из флаконов была зеленая жидкость, сильно отливающая изумрудным. Животворящий эликсир? Джинни не была уверена. Она слишком нервничала, чтобы вспомнить то, что так долго и упорно зубрила для СОВ на пятом курсе и доводила до автоматизма в Ордене, помогая Гермионе с больными. Уизли лихорадочно пробежалась глазами по другим баночкам в попытке отыскать хоть что-нибудь знакомое. Попутно она продумывала детали своего сомнительного плана. В лагерной одежде не было карманов, флакон получится спрятать разве что за щекой, если он будет небольшим.. или, может, подмышкой? Мерлин милостивый, что же она творит! Поддавшись накатившей панике и боясь передумать, Джинни дрожащей рукой схватила со стола зелье красного цвета, в назначении которого была уверена. Бодроперцовое. Пусть это всего лишь обычное бодроперцовое, но оно могло спасти какую-нибудь истощенную девушку, для которой простая простуда стала бы смертельной. Сунув руку за пазуху и спрятав прямоугольную склянку, она подхватила со стола ведро, полное мыльной золы. Прижатую к телу руку можно объяснить весом емкости, поэтому положение ее тела казалось естественным. Наверное. Стоило девушке выпрямиться и выдохнуть, как фигура завхоза вновь показалась в проходе. Мужчина молча принялся наполнять второе ведро из бадьи, стоявшей с его стороны стола. Жадность и скрупулезность не дали ему позволить Уизли подобраться к лагерным запасам. Девушка неосознанно ссутулила плечи, почувствовав на них вес совершенного проступка и его возможных последствий. Она всего лишь стащила зелье, но реакция организма была такой, словно прыгнула с Астрономической башни и теперь ждала, пока кто-нибудь выкрикнет «Аресто Моментум». Пульс набатом бился в висках, в ушах шумела кровь, лицо горело, сердце выпрыгивало из груди. Очень не хотелось падать и разбиваться о твердую землю. В голове стали настойчиво всплывать воспоминания о редких обысках после исправительных работ. Очередной акт устрашения, который работал. Вот прямо на Джинни в тот момент, когда она собирала себя по кусочкам, как чертов пазл, чтобы не выдать волнения. — А, мистер Забини? — вдруг подал голос завхоз, глянув куда-то поверх плеча девушки и этим заставляя ее оцепенеть. — Вы уже закончили? Нашли что-то подходящее? — Нашел. Стальной голос заставил Уизли захлебнуться в своей панике. Она сглотнула молотящее по горлу сердце, чувствуя на одеревеневший спине чужой прожигающий взгляд. Как долго Забини находился у нее за спиной? Он.. все видел? Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Джинни заставила себя обернуться, но на деле всего лишь пара секунд. Пожиратель стоял в проходе между крайними стеллажами, точно в том месте, которое являлось для нее слепой точкой. Ее последнее воспоминание о нем было смутным и неясным. Они ни разу не пересекались на миссиях, однако на собраниях Ордена Забини упоминали как Пожирателя, которого однозначно стоит опасаться. Джинни также было известно, что в лагере он в основном натаскивает новичков. Возможно, так и было, потому что в отряде карателей из карцера она его ни разу не видела, а на построениях он присутствовал номинально, наблюдая со всем со стороны, что свидетельствовало о довольно высоком чине.. Это все не имело никакого значения. Забини, когда девушка посмотрела на него из-за плеча, сверлил ее таким взглядом, что не оставалось сомнений: видел. Уизли не заметила, как затаила дыхание, всматриваясь в черную бездну его глаз, от которой веяло могильным холодом. Замерла, как перепуганная ящерка. Он не был взбешен, но мрачное недовольство ощущалась на клеточном уровне, вызывая неконтролируемую дрожь в теле. Очнувшись, девушка как-то судорожно схватила ртом воздух и резко отвернулась. Инстинкт самосохранения звонил в тревожные колокола, посылая сигналы бежать. Неважно куда. В безопасное место, условно безопасное, ведь в жизни Джинни давно не было ничего абсолютного, кроме страха. Однако здравый смысл умолял успокоиться. Суетой она только подставит себя под подозрения. Если бы Забини действительно хотел наказать, она бы уже корчилась на полу от Круциатуса. — Кинжалы довольно старые, но я хорошо слежу за тем, чтобы лезвия не затупились, — тем временни произнес мужчина обычным тоном, потому что не ощущал того же ужасающего давления на затылке, что мучило Джинни. — Думаю, подойдет для тренировок вашим подопечным. — Вполне, — последовал равнодушный ответ. — Запишите на мое имя. — Конечно, — кивнул завхоз и почти швырнул ведро на стол, заставляя девушку вздрогнуть: — Бери и проваливай. Ты и так отвлекла меня от дел. Уизли не пришлось просить дважды. Стиснув ручку почти до побеления костяшек пальцев, чтобы позорная дрожь была не так заметна, она развернулась. Ожидание делало эту пытку бесконечной, но за порогом склада ей придет конец. Нужно только набраться смелости пройти к выходу. «А что если он просто хочет, чтобы я успела увидеть красный луч, прежде чем забьюсь на полу в агонии?» — подкинуло новую мысль паникующее сознание. Возможно, Забини жаждал яркого представления, поэтому выжидал подходящий момент. Джинни так не к месту подумала о том, что если, падая, уронит ведра, то они не перевернутся, потому что достаточно тяжелая, и никого из заключенных не заставят это убирать в наказание. Стоило ей повернуться к двери — сразу наткнулась на сканирующий взгляд. Она сделала несколько осторожных шагов, ожидая нападения, но ничего не произошло. Забини не шевелился. В его глазах не было даже малейшей искры интереса, он словно наблюдал за муравьем, ползущим в опасной близости к его ботинкам, — немного неприятно, но не стоит того, чтобы пачкать руки. — На какой срок вы хотите взять их? — Неделя? — голос Забини звучал одновременно вопросительно и раздраженно, словно его отвлекали от важных дел. — Да, недели вполне достаточно. — Распишитесь вот здесь.. По мере приближения к двери в Джинни начинала проклевываться надежда, что все может закончиться благополучно. На выходе девушка столкнулась с препятствием, осознав, что обе руки заняты и она не может повернуть ручку. Согнув ноги в коленях, она только собралась поставить одно ведро на пол, когда дверь с грохотом распахнулась. Сердце испуганно замерло в груди, однако после нескольких пропущенных ударов забилось с удвоенной силой. Забини опустил палочку. Он смотрел прямо на нее. — Я зайду позже, — бросил он растерявшему от такой перемены завхозу и грубо подтолкнул Уизли к выходу. Она едва не споткнулась о порог и почти вывалилась в коридор, потеряв точку равновесия из-за веса щелока. Тут же повернувшись, чтобы прикрыть спину, быстро осмотрелась. Солдат с «Пророком» куда-то исчез. Не то чтобы он мог помочь, просто в данный момент Забини внушал дикий, прямо-таки первобытный страх, и находиться с ним наедине казалось слишком опасным. — Но капитан, — послышался приглушенный голос завхоза, а в следующий момент и он сам показался на пороге складского помещения. — Девчонка что-то натворила? Я позову надзирателей, вы не должны тратить время на кого-то вроде нее. — Я разберусь, — оборвал мужчину Забини и захлопнул дверь прямо перед его носом очередным взмахом палочки. От громкого звука Уизли еще плотнее вжалась в стену, так, что ощутила бетонную поверхность каждым выпирающим позвонком. Она стиснула зубы и четко решила для себя, что не станет кричать и умолять, что бы Пожиратель ни предпринял. Крики вообще бесполезны. Только душу окружающим рвут, а тому, кто кричит, — голосовые связки. С воплями или без них было одинаково больно. Но без — чуть менее унизительно. Забини окинул Джинни оценивающим взглядом, а после неожиданно выставил руку и настойчиво поманил пальцами. — Что за зелье стащила? — отрывисто спросил парень, но, когда она никак не отреагировала, раздраженно процедил: — Не будь дурой, Джинни Уизли. Ты не захочешь, чтобы я тебя заставил отдать его мне. Девушка опустила свою тяжелую ношу на плитку. Выхода не было. Ее прижали к стене, причем буквально. Под неотрывным надзором Забини Джинни медленно отодвинула ворот рубашки и достала небольшой флакончик. В приглушенном свете подвального коридора жидкость в нем казалась темнее, чем была на самом деле. Не как красный луч Круцио, а как венозная кровь. Выражение ледяного презрения на лице Пожирателя дрогнуло, смешиваясь с неверием в равной пропорции. Он перевел взгляд с побледневшего девичьего лица на зелье и обратно и вдруг хмыкнул. — Бодроперцовое? — скептически изогнул бровь. — Там стояла настойка растопырника, бодрящее зелье и животворящий эликсир, но ты взяла обычное бодроперцовое. Все так? — Я.. Вот и все, что Уизли смогла из себя выдавить. — Только не говори, что ты настолько безнадежна в зельях, что смогла узнать только его. Это был не вопрос. Парень словно проговаривал свои мысли вслух, анализируя ситуацию и приходя к неутешительным выводам относительно умственных способностей Джинни, что неожиданно вывело ее из себя: — Я растерялась, — ощетинилась она, задним числом осознавая, что нужно было промолчать. Черты лица Забини ожесточились, а во взгляде, окутанном полумраком, загорелось что-то едва уловимое, но кольнувшее девушку острой иглой. — Я с каждым днем поражаюсь все больше. До чего вы, блять, бесполезные в своем Ордене, — выплюнул он с таким отвращением, что Джинни захотелось сжаться до размера пылинки, но вместо этого она вскинула на него глаза, пытаясь этим внушить себе уверенность, которой не ощущала. — Ты недостаточно компетентна даже для того, чтобы разбираться в зельях из школьной программы, но зато сунулась на поле боя. Вас там как отбирают? Тех, кого не жалко, бросают в самое пекло, чтобы горело ярче? Это было слишком. Уизли вспыхнула, как высохшая трава в жаркий день от малейшей искры. — Ты не имеешь никакого морального права говорить мне все эти вещи! — клокочущим от сдерживаемой ярости голосом припечатала она и презрительно усмехнулась: — Но разве тебе известно, что это значит? Мораль? Нравственность? Тебе подобным плевать на подобное! Замолчав, Джинни почувствовала легкую досаду, что все-таки сорвалась, однако выпустить накопившуюся обиду и горечь было приятно. Эта мизерная возможность почувствовать себя человеком, а не существом без мнения, точнее без возможности его высказать, стоила любого наказания. Было похоже на то, что они оба говорили с кем-то другим, обращались не друг к другу, а к третьим лицам. Выпустили пар? Да. Казалось бы, ничего такого, если бы не одно «но»: за свою резкость Уизли может слишком дорого заплатить. Неожиданно Забини сухо хмыкнул. Гнев девушки словно усмирил его собственный. Во взгляде осталось одно только омерзение. Такая резкая смена эмоций нагнала на Уизли жути. — Ты права, — просто кивнул Пожиратель, соглашаясь с ее опрометчивыми словами, напирая и сверля ее глазами. Угроза, исходящая от него, стала осязаемой. Когда Забини оказался настолько близко, что Джинни смогла различить переход между его радужкой и зрачком, почти сливающимися по цвету, он спросил: — Но знаешь, на что мне не плевать? Она хотела бы отодвинуться, но позади был только холодный бетон. Она хотела бы оттолкнуть его и побежать, но колени мелко дрожали. Она хотела бы почувствовать себя в безопасности, но из средств защиты была только собственная рука, прикрывающая сердце. — Из-за того, что вы, жалкие ублюдки, продолжаете трепыхаться, это будет длиться бесконечно. Лезете изо всех щелей, как чумные крысы, чтобы распространить свою заразу, а лучше бы уже просто передохли. Джинни смотрела в его жесткое лицо широко распахнутыми, как у шарнирной куклы, глазами, полными ужаса. Она опасалась, что если моргнет хотя бы раз, то упустит момент, когда он приставит палочку к ее горлу. Рука Забини не дрогнет. Она убеждена в этом. От несправедливости перед глазами возникла красная пелена. Наверное, именно осознание фатальности ситуации придало ей смелости, потому что по сосудам снова начала подниматься злоба. От действий Уизли сильно веяло отчаянием и безрассудством, но разве она могла молча проглотить это? — Ну так накажи уже меня за это чертово зелье, — прошипела она, сверкнув глазами. — Убей показательно одну крысу, чтобы другим неповадно было. — Заткнись, — оборвал ее Забини, неприязненно кривясь, словно чужие кипящие эмоции были ему противны, а ведь она даже не повысила голос. Джинни чувствовала раскаленные угли под своими ногами — она знала о будущих ожогах, но все равно шла вперед. Какой смысл останавливаться? Первый шаг уже сделан, больно будет в любом случае. — Почему? Тебе, похоже, нравится считать себя жертвой обстоятельств, — окончательно разошлась девушка. — Мне этот подход не близок, я предпочитаю нести ответственность за свои действия, а не искать, на кого свалить вину за происходящее. — Ты только подтверждаешь мои слова, зачем-то продолжая накалять еще сильнее. Сказав это, Забини стиснул челюсти, выдыхая через нос. Некоторое время он будто боролся с собой, вероятно, решая, стоит ли продолжать эти препирательства или лучше просто прикончить зарвавшуюся девку. Уизли, в отличие от него, думала не об этом. Она формулировала достойный ответ, желая оставить последнее слово за собой. Однако Пожиратель, окинув ее последним ненавидящим взглядом, вдруг отрывисто шагнул назад и разорвал зрительный контакт. — Сука, как же вы заебали, — неожиданно грубо бросил он, и Джинни удивленно распахнула глаза. Он резко развернулся и быстро пошел по коридору, оставив ее, судорожно сжимающую в опущенной вдоль тела руке флакон с бодроперцовым зельем, одну.

***

— Мисс? — тонкий голосок едва прозвучал где-то на границе между сном и реальностью, как Гермиона мгновенно подорвалась в постели. Она охнула, ощутив внезапное головокружение, и сжала пальцами виски в ожидании, пока белые круги прекратят мелькать перед глазами. — Тинки? — позвала она немного хриплым ото сна голосом. — Что происходит? — Тинки не следовало пугать мисс, — сокрушенно пищала эльфийка, чем-то шурша. Грейнджер перевела взгляд в сторону и увидела, что она шустро перебирала вешалки. Точно такой же девушка разбила окно, пытаясь сбежать, а потом дрожала и буквально умирала от страха, боясь быть загрызенной гончими Малфоя. — Но хозяин велел Тинки проследить, чтобы мисс была готова к поездке. — Что за поездка? — обеспокоенно спросила Гермиона, ставя ноги на пол и поджимая пальцы от соприкосновения с жестким вопросом. Девушка поежилась и обняла себя руками, наблюдая за тем, как одежда плывет по воздуху в ее сторону. На разобранную кровать мягко опустилась рубашка с длинным рукавом, наподобие тех, что используют на выступлениях по верховой езде, коричневые штаны, сужающиеся книзу, и мантия насыщенного песочного оттенка. Вещи выглядели удобными и навевали мысли о дальнем путешествии, что шло вразрез с заточением, а от того вызывало множество вопросов. — Тинки, куда меня собираются отправить? — Мисс нужно одеться, — настойчиво повторила та, хмуря свои отсутствующие брови. В комнатке Грейнджер не было часов (зачем бы они понадобились пленнице?), но, если бы они были, Тинки бросала бы на них нервные взгляды. Она казалась немного дерганой, словно очень спешила, и всячески подгоняла Гермиону, только поднявшуюся с постели. Девушка приняла из рук домовика чистое полотенце, но не спешила идти в душ, а предприняла ещё одну попытку разговорить Тинки: — Я бы хотела получить объяснения, — произнесла Грейнджер, придав голосу твердые нотки, — пожалуйста, — тут же добавила умоляющим тоном, надеясь на милосердие эльфийки, которая всегда была к ней благосклонна. Но ту невозможно было склонить на свою сторону — Тинки упрямо затрясла головой и молча указала худым пальчиком на дверь ванной комнаты. Ее преданность хозяину восхищала. Но больше бесила. Пока Гермиона принимала быстрый душ, шестеренки в ее голове активно вертелись, скрипя проржавевшим механизмом и выискивая разумное объяснение происходящему. Девушка почти могла ощутить, как воздух вокруг нее разогревается из-за этих размышлений. Однако исходных данных было катастрофически мало, и Грейнджер не могла представить, что ее ждет за дверью комнаты. Малфой дал понять, что хочет оставить ее возле себя и не станет возвращать в лагерь, но от этого человека можно ожидать чего угодно. У Гермионы от каждого его слова, движения и даже взгляда все внутри покрывалось ледяной коркой. Она всерьез считала, что этот человек способен на все. Отныне для Грейнджер смерть не в болезни и не в заклинании, сорвавшемся с чужой палочки. Малфой — смерть. Но Гермиону он вряд ли убьет. Однако замучает так, что она станет молить избавить ее от мучений. Посадить ее на поводок и привязать к столбику кровати? Отдать на забаву своим тварям? Запереть в подземельях с крысами, выжидающими по углам, чтобы обглодать до костей, как только она прикроет глаза, чтобы поспать? Малфой мог. Ведь он хуже самого страшного кошмара Гермионы, и она полностью в его власти. Однако следующее предположение, подброшенное сознанием в разгорающийся пожар паники, оказалось еще хуже. Что если ее отведут прямо к Волдеморту? Грейнджер не знала наверняка, какое положение Малфой занимал в иерархии Пожирателей, но ее опыт в общении с Кингсли и другими лидерами Сопротивления позволял сделать вывод, что высокое. Он держал себя, как человек, способный гнуть к земле одним своим присутствием. Однако в случае с Драко Малфоем, который буквально родился с идеей, что все должны замолкать, когда он берет слово, подобное поведение могло быть чем-то наследственным. Впрочем, это не играло большой роли. Важно другое: хватит ли его власти, чтобы защитить Гермиону, если Темный Лорд решит ее убить? Она знала, что Малфой силен. Но насколько? Как высоко его ценит Волдеморт? Закончив в ванной, Гермиона вернулась в комнату и позволила Тинки высушить себе волосы с помощью заклинания, после чего та спешно ретировалась (скорее просто сбежала), опасаясь новых расспросов. Девушка набросила на плечи мантию и, присев на кровать, завязала высокие сапоги на шнуровке, попутно думая о том, насколько же они непрактичны, лишь бы не терзаться страшными мыслями. Однако мягкая кожа удивительно плотно облепила голень и стопу, подстраиваясь под ее анатомию. Грейнджер поднялась и переступила с ноги на ноги. Она слишком давно не носила ничего, кроме домашних тапочек, а потому отвыкла от обычной обуви. Гермиона вздохнула и заправила волосы за ухо. Посмотрела на дверь. Она не знала, что делать дальше. Тинки вернется, чтобы перенести ее в нужное место? Или Малфой явится сюда сам? Передвигаться по поместью ей было запрещено, оставалось только ждать. На девушку уже наваливалась усталость, хотя она еще даже не вышла из комнаты. В этот момент дверь с грохотом распахнулась, и Грейнджер резко, как пугливая сова, повернула голову в ту сторону. Она подумала, что это Малфой, который слишком быстро потерял терпение, однако на пороге стоял не он. — Ты слишком долго копаешься, девочка, — раздался глубокий, хриплый голос. При виде его обладательницы лицо Гермионы вытянулось, а брови взлетели вверх. На фоне скромного интерьера ее тюрьмы Багра смотрелась, как чернильное пятно, случайно оставленное в конспекте нерадивым студентом. Чужеродно. Неправильно. — Здравствуйте, — поспешно выпалила Гермиона и сделала несколько шагов по направлению к чародейке. — Я бы сказала, что сейчас не время для пустой болтовни, но я слишком вежлива для этого. Здравствуй. А теперь иди сюда. И побыстрее, — скомандовала Багра и поманила девушку пальцами. — Почему вы здесь? — спросила девушка, надеясь, чтобы хотя бы эта прямолинейная женщина не станет ее мучить неизвестностью. — По просьбе этого болвана, конечно, — не разочаровала чародейка, явно имея в виду Малфоя. — Но не думай, что мальчишка резко стал нормальным. Полагаю, он просто не хочет левитировать тебя всю дорогу, как мешок с пшеницей. Багра цепко схватила ее за запястье — и перед взором Гермионы кадрами пронеслись воспоминания о подобной сцене в хижине. Странное волнение заполнило ее с головы до ног, и девушка не могла отыскать в себе его причину. Чувство было похоже на предвкушение перед встречей со старым другом, которого не видел долгие годы. — Вы знаете, что должно произойти? Пожалуйста, если знаете, скажите мне! — Драко собирается добыть тебе усилитель, — она ухмыльнулась с таким видом, будто любые действия Малфоя были для нее предсказуемы. — Дракона? — зачем-то уточнила девушка. Гермиона слишком привыкла мыслить строгими выверенными категориями, подвергая сомнению все, что хоть немного выбивалось из привычного. «Лучше сначала убедиться в своей правоте, чем потом извиняться», — девиз по жизни. И теперь, когда дальнейшее существование Грейнджер зависело от существа, умершего даже в легендах, она чувствовала себя тонущей в потоке новой информации, хотя раньше прекрасно ориентировалась в открытом море знаний. Девушка хотела услышать подтверждение из чужих уст и убедиться, что все прочитанное — это не просто осознанное сновидение, рожденное ее истощенным разумом. — Дракона. С ним ты сможешь использовать силу самостоятельно, — сказала Багра и с недовольством сжала тонкие морщинистые губы: — А теперь закрой рот и не мешай мне. В следующий момент внутренний зов чародейки охватил все тело Гермионы. Багра что-то изменила внутри нее, преобразовала, вытянула наружу уверенным рывком, с легкостью сломав сдерживающие ее оковы. Свет отозвался с такой скоростью и яркостью, что у Грейнджер перехватило дыхание. Поток ослепительного сияния расщепил ее на осколки, своим теплом заставляя ток крови ускориться, а сердце — забиться быстрее. Контраст с прежним убогим самочувствием оказался настолько разительным, что любопытная натура Гермионы мгновенно подняла голову: — Как долго продлится мое нормальное состояние? — спросила она, как только Багра отняла руку. — Если все пройдет как нужно, то в будущем ты сама сможешь регулировать свое состояние, — сухо пояснила она, тем не менее, выглядя удовлетворенной. — Использование силы сделает тебя сильнее и здоровее, если подходить к этому с умом. Нельзя приближаться к границам выносливости. Хотя, — скривилась Багра и окинула ее брезгливым взглядом: — Сейчас это вряд ли возможно. Собственными усилиями ты и лучика света не призовешь. Тощая, как топеройка после зимы. Палочку-то сможешь держать? — У меня ее нет. — Будет, — уверенно сказала женщина. Гермиона едва удержала себя от истеричного смешка. Малфой никогда не даст ей палочку, потому что знает: она непременно ею воспользуется. Против него. Однако девушка не была уверена, какие отношения связывают его с Багрой, поэтому решила оставить свои мысли при себе. — Святые, ну какая из тебя заклинательница света? — тем временем цокала языком чародейка, осматривая Грейнджер с головы до ног. — Выглядишь как суповой набор. И ведешь себя, кстати, соответствующе. Могла бы и раньше сподвигнуть мальчишку действовать. Защитный механизм Гермионы заработал на полную: она нахохлилась, как воробей, что было непросто при ее худобе, и вскинула подбородок. — Да что вы говорите? — вспыхнула девушка, под колючим взглядом Багры растеряв все теплые чувства, зародившиеся по отношению к той. — Если вы не заметили — все это время я едва могла передвигаться, потому что была заперта одна в полной неизвестности, в то время как что-то происходило с моим телом и разумом! Мои близкие.. я даже не знаю, живы ли они! Мне не говорили ни слова, вообще ничего, будто я не человек, а просто.. просто.. у меня было чувство, словно меня вообще не существует, — Гермиона резко оборвала себя, впервые в полной мере осознав весь ужас своего состояния только теперь, когда могла оглянуться назад. — Я не просила эту чертову силу! — наконец, обозленно воскликнула она и замерла, тяжело дыша. — Но ты здесь, поэтому возьми себя в руки, черт возьми! — рявкнула Багра, которую пылкая речь девушки вообще не впечатлила. — В чем дело? Бедная маленькая девочка боится, скучает по своим друзьям и хочет домой, — издевалась та масляным тоном, но после снова заорала: — Сейчас идет война, если ты забыла! — Вы серьезно считаете, что я могу забыть об этом? — взвизгнула Гермиона, сжимая кулаки. Да как старуха вообще смеет говорить ей подобное? — Используй сложившуюся ситуацию по максимуму, вместо того чтобы жалеть себя, прикрываясь беспомощностью, — жестокие слова Багры входили в ее разум острыми кинжалами, доставляя почти физическую боль. Пустые обвинения, не имеющие ничего общего с реальностью. Она искренне так считала. Грейнджер пылала праведным гневом, она сгорала от ужасающей несправедливости.. Но почему тогда слова чародейки задевали за живое, если не имели никакого смысла? Гермиона находилась в самом логове своих врагов целый месяц, и все это время она держалась благодаря мысли, что продолжает сопротивляться. Как? «Очевидно, лежа в кровати и уставая от десяти шагов по комнате», — ядовито заметил внутренний голос. Грейнджер считала, что не важно, как она при этом выглядит, главное — результаты. Она не покорялась, а сама приняла решение казаться покорной и сговорчивой, выжидая удобного момента.. Какого? Гермиона почувствовала бы, когда он пришел. А если подумать еще раз? Если быть с собой честной? Правда почувствовала бы? Или тянула бы до бесконечности, так и не поняв, что на самом деле он никогда не наступит? Она была слишком ослеплена своей беспомощностью и страхом, чтобы задуматься об этом раньше. Грейнджер осознала с пугающей ясностью: если бы ее не выдернули из постели силой, не встряхнули, как безвольную куклу, она так и сгинула бы под пуховым одеялом, упиваясь своей надуманной значимостью и обидой на судьбу. Гермиона думала, что борется, но на деле, как утопающий, который в панике колотит руками по воде, только увеличивала свои шансы пойти ко дну. Ей ведь стало лучше после первого использования силы, пусть на короткое время, но что она сделала, кроме попытки побега? Попытки довольно жалкой и изначально бессмысленной. Попытки, на которую она ни за что не пошла бы, если бы только воспользовалась своим же принципом «перепроверь, чтобы потом не извиняться». Грейнджер накрыло острое и горькое чувство стыда и разочарования в себе. Она попалась в лагерную ловушку еще в тот момент, когда впервые открыла глаза после битвы и увидела Джинни. Малфой выдернул ее из лагеря, но лагерь из нее — нет. Ее заключение продолжалось. Вот только там люди спасались оцепенением, потому что другого выхода не было, а Гермиона сама поместила себя в изоляцию. Для этого ей даже не понадобился затхлый запах тюрьмы, надзиратели в масках Пожирателей и сосущее чувство голода в желудке. Собственный мозг сделал все за нее. Тинки возникла посреди комнаты с характерным хлопком. Эльфийка застыла неподалеку, втянув голову в плечи, и с опаской взирала на застывших друг напротив друга женщину и девушку. — Мисс пора. Хозяин ждет, — осторожно сообщила она. Багра даже не обратила внимания на несчастное существо, вместо этого она сверлила Гермиону своим тяжелым, весом в несколько тонн, взглядом. Взглядом, в котором не было ни капли ненависти, но в котором, как в обсидиановом стекле, отражалось ее презрение к себе самой. Малфой был в гостиной. Положение тела и то, каким взором он окинул застывшую на пороге Гермиону, говорило само за себя. Он был недоволен. Вряд ли в его распорядке дня выделено время для каких-либо других эмоций. Радость? Умиротворение? Растерянность? Все эти человеческие чувства не подходили кому-то вроде Малфоя. Грейнджер подошла ближе, следя за каждым его движением: это происходило уже само собой, на автомате, как если бы шестое чувство подсказывало ей об угрозе. Но вместе с тем Гермиона ощущала в себе небывалую уверенность (не такую, как раньше, но если сравнивать с их прошлыми встречами, то сейчас она могла свернуть горы). Одно отсутствие дрожи в коленках дорогого стоило. — Мы спешим, — бросил Малфой, левитируя перед собой нечто похожее на металлический брелок. — Невозможно опоздать в место, в которое не планировал попасть. По лицу парня пробежала тень удивления из-за ее дерзости, однако в следующий момент он чуть склонил голову и сощурил глаза, всматриваясь в ее лицо. — Ты сегодня необычайно разговорчива. Подозреваю, всему виной то, что ты пообщалась со старой каргой. Сделай одолжение и верни как было, — сказал он. Предмет послушно следовал за парнем, ведомый простейшей невербальной магией. «Порт-ключ», — пришла к выводу Грейнджер. Именно поэтому она оставила его укол без ответа и спросила: — Ты уже знаешь, где находится усилитель? Я читала, что серебряные драконы вымерли еще во времена Мерлина, если вообще существовали.. Гермиона запнулась, поймав взгляд Малфоя. Он смотрел недовольно, даже хмуро, но в то же время серьезно, будто прикидывал в уме, выгодно ли ее вырубить, чтобы не слушать вечную болтовню весь путь. — Слушай, Малфой, — начала Грейнджер, надеясь достучаться до него. — За последний месяц моя жизнь поменялась больше, чем за последние лет пять, а это кажется невозможным, учитывая войну. Удивительно, что после такого я сохранила рассудок, — заметила она, качая головой. — Я поступила опрометчиво, когда попыталась сбежать. Мне не стоило делать этого. Но неужели я не могу выяснить больше о вещах, которые касаются меня непосредственно? Что тебе даст мое незнание? Она тяжело дышала, закончив со своей внезапной исповедью, и сразу же почувствовала себя крайне глупо из-за того, что поддалась эмоциям. По лицу Малфоя ничего нельзя было прочесть, потому что все свое внимание он отдавал порт-ключу, который висел в воздухе между ними, слегка подрагивая. — В твоих интересах, чтобы серебряные драконы не вымерли, — только и сказал он. — Как и в твоих. Гермиона видела, как вспыхнули гневом глаза Малфоя после ее слов, прежде чем он моргнул и смог обуздать его. Потом он протянул руку и обхватил ее запястье. Следующее, что услышала девушка, — свист ветра в ушах и рокот магии, которая уносила ее в неизвестном направлении.