***
Малфой опустил руки, и последние тени растворились в воздухе, словно их и не было. Он слегка поморщился от легкого чувства удовлетворения, которое волной прошлось по сосудам, но тут же улеглось. На увядшей траве лежало несколько трупов: в их широко распахнутых остекленевших глазах навеки отпечатался кромешный ужас, а потемневшие белки однозначно указывали на причину гибели. Орденовским ублюдкам стоило бы поблагодарить Драко за мгновенную смерть. — Это шутка или что? Акция «Засади одного Уизли в лагерь, а всех остальных получи бонусом» начинает мне надоедать, — послышался раздраженный голос Блейза откуда-то издалека. Малфой посмотрел вниз — туда, где темная гладь Черного озера отражала последние закатные лучи. Почти у самой кромки воды Забини склонился над бессознательным телом; он слегка пнул ногу человека ботинком, но тот даже не шевельнулся. — Сдохнуть от умиления можно: ебучие крысы стараются держаться вместе. Надеюсь, этого долбоеба ты не заставишь у себя дома поселить? — скептически выплюнул парень, когда Драко приблизился. Судя по количеству мата, сквозящего в речи, Блейз был на взводе, но Малфой принял решение оставить его слова без внимания. Забини определенно имел право говорить Драко что угодно по поводу этой семьи после того, как тот едва не убил его. Наверное, парню стоило хотя бы херануть его в челюсть, однако тот не стал делать даже этого. В следующий раз хотя бы предупреждай, прежде чем слететь с катушек. Вот и все, что он сказал при встрече. Драко бесконечно ценил друга за понятливость, хотя чувство вины все равно подтачивало и мешало отпустить ситуацию. Так уж вышло, что они оба готовы не задумываясь подставить спины под заклятие, летящее в другого, поэтому та ситуация не пошатнула их дружбу. Малфоя страшно забавляли люди, предполагающие, что он не умеет дружить. Они думали, что все его взаимоотношения строятся на выгоде — отчасти так и было, — но только когда дело касалось тех, кто не входил в круг его людей. Парню плевать на всех вокруг, как и им на него, но за своих он готов рвать глотки. — Отправим его куда-нибудь в Шотландию, подальше от остальных, — обронил он, глядя на бледное веснушчатое лицо Перси Уизли. Грудь рыжего слабо вздымалась, ясно указывая на то, что он жив. Драко почему-то ужасно раздражал тот факт, что это именно он. Парень оказался от Малфоя дальше всех, когда он аппарировал и с ходу атаковал, наверное, это его и спасло. И все же Уизли может умереть в любой момент, если его кровь не очистят от черной магии, поэтому Забини вздохнул и взмахнул палочкой, намереваясь доставить его в Хогвартс. — Нужно было продумать все от и до. Не стоило накрывать всех разом, можно было взять еще кого-нибудь в плен, — вздохнул Блейз, но, подумав мгновение, нахмурился и возразил сам себе: — Хотя ладно. Они были почти в зоне аппарации, секунда промедления — и мы бы остались глотать пыль. К ним приближались несколько солдат из гарнизона замка, поэтому Драко ничего не ответил. Они остановились, чтобы отдать честь, но тут же были отправлены разобраться с оставшимися орденовцами. — У всех остальных дерьмо вместо мозгов, поэтому мы ничего не потеряли. Только этот и достоин внимания, — пояснил Малфой, как только рядовые исчезли на склоне холма. В сознании Уизли были кое-какие данные относительно разработки контрзаклинаний и наметки плана нападения на один из лагерей. — Что они могли вынюхивать около антиаппарационного щита? Не похоже, что их целью было проникнуть на территорию школы, — медленно проговорил Забини. — Разведчики? — Идиоты? — предположил Драко в той же манере. — Не знаю. Но усиление активности Ордена в границах Хогвартса настораживает. И не только меня, — многозначительно добавил он. — О чем ты? — парень вскинул палочку выше, чтобы мантия Уизли не волочилась по земле. — Блять, почему нельзя было просто сдохнуть, а? — проворчал он. — Можно было бы просто замять ситуацию, будто в первый раз. А теперь всех поднимут на уши. — Обычные дозорные вполне могли справиться с парой орденовцев, не думаешь? — вскинул брови Драко, игнорируя все, кроме первого вопроса Блейза. — Учитывая, что сюда стаскивают все силы, а солдаты постоянно патрулируют границы антиаппарационного щита, рано или поздно их обязательно обнаружили бы. Ну или они просто ушли бы, так ничего и не узнав, — продолжил он и посмотрел на друга. — Но ради такого пустяка вызвали меня. — Ты заставляешь меня задумываться о вещах, о которых я думать не хочу, — пробурчал Забини после нескольких секунд молчания, и уголки губ Малфоя дрогнули в ухмылке. Что-то менялось. Это чувствовалось прямо в воздухе и длилось уже некоторое время, словно война подошла к определенной критической точке, за которой следует обрыв. Траектория событий могла резко метнуться вверх, если Пожиратели мобилизуются перед лицом новых вызовов, число которых в будущем только возрастет, либо все пойдет крахом. Драко чувствовал, что это подходящий момент углубиться в тему крестражей. Он не слишком вникал в воспоминания Грейнджер по поводу осколков души Волдеморта, просто взял их во внимание, но, учитывая происходящее, игнорировать их было странно. Что-то ценное спрятано в стенах Хогвартса, приводящее Темного Лорда в состояние, близкое к панике, и Ордену об этом известно. Поэтому они прощупывают почву именно здесь, а после станут рыть еще усиленнее. Малфой невольно вспомнил, как уничижительно отозвался о системе шифровки Сопротивления во время первой встречи с Грейнджер. Могло ли быть так, что подправленные воспоминания Рона Уизли объяснялись именно тем, что он знал слишком много ценной информации о крестражах? Ведь они больше походили на сито, в отличие от сознания тех рядовых, которых он убил в Брокенхерсте, — у них поработали над совсем небольшим по величине периодом времени. Драко не удивляли собственные размышления, ведь мыслить стратегически было чем-то привычным для него. Однако он не совсем понимал, как к ним относиться. Ведь от его мыслей за версту несло неповиновением. Что-то давно забытое и будто окаменевшее где-то внутри. Что-то из прошлого. По ощущениям, сегодняшний зов Волдеморта отличался: он не причинял нечеловеческую боль, разрывающую черепную коробку, не подавлял и не гасил сопротивление. Он звучал как нашептывания внутреннего голоса, ощущался слабыми тычками по сознанию, а не так, словно мозг резали на кусочки. Совсем иначе, чем раньше. Малфой вдыхал влажный осенний воздух, пропитанный запахом леса, и чувствовал слабую пульсацию браслета. Он поманил скверну, ни на что особенно не надеясь; по венам привычно прошлась волна боли, когда он попытался совладать с мгновенно поднявшим голову желанием нести хаос. Драко резко выдохнул и покачал головой, прогоняя наваждение и вновь возвращая пазы клетки, сдерживающей его, на место. Здесь по-прежнему. Контроль Лорда над ним явно претерпел изменения, но это внезапно сильно выбило парня из колеи: как удар палкой по спине, выбивший из легких весь воздух. Слишком непривычно и оттого некомфортно. Дело в усилителе, в силах, наконец-то пришедших в равновесие? Или.. В Грейнджер? Мысли Малфоя вернулись в библиотеку, к сильной и смелой девушке, которой она была и которой не стало по его вине. Десять минут назад он стер с лица земли несколько орденовцев, ее товарищей; подобные вещи давно не трогали его совесть и не портили сон по ночам, не заставляли почувствовать радость, удовлетворение, тревогу или злость. Это была рутина. А вот перед Грейнджер почему-то хотелось извиниться. Но он, конечно, не станет. Драко и не заметил, как все-таки разрушил ее; превратил в нечто пустое, до краев заполненное болью и липким мраком. Прямо как он сам. Какая-то часть него ощущала болезненное удовлетворение — та, что хотела получить контроль над единственным человеком в мире, который так рьяно сопротивлялся и не желал признавать его и чье презрение к нему оказалось сильнее даже страха; та, что мелочно желала ощутить моральное превосходство, сломать, разбить, уничтожить; та, которая желала воевать и крушить все на своем пути, оставляя после себя только руины и пыль. Другая же часть Малфоя болезненно сжималась, когда он вспоминал, как глаза Грейнджер медленно теряли яркость, пока окончательно не потухли. Почему именно с ней он чувствовал сожаление? Если бы Драко задумался над этим хоть немного, понял бы, что привязался. Он не доверял, не хотел никому открываться. Ему также не нужно было, чтобы кто-то открывался ему. Он не умел слушать и говорить тоже не умел. Но сложно не проникнуться морфием, который дарит облегчение, вот и он не смог. Грейнджер не была его человеком, она просто была его. Малфой не мог видеть в ней врага, который несет угрозу. Он даже как Гермиону Грейнджер ее не воспринимал. Она — это просто она: человек, который никогда не брал в расчет его личные границы, чем невероятно бесил, лез в самое пекло, не боясь опалить свои кудрявые волосы, и сочувствовал даже ему, хотя изо всех сил пытался это скрыть. Драко не в состоянии ее отпустить; не важно, как это называется. И если для того, чтобы она оставалась рядом, ему пришлось ее разрушить, значит, так тому и быть. — Я заброшу этого, — Блейз неприязненно кивнул на нового пленника, выдергивая Малфоя в реальность, — в больничное крыло, пусть сами разбираются. Пойдешь со мной или.. — Я буду у Тео, — кивнул он, не дав другу договорить. Глупо оказаться здесь и не заглянуть к Нотту, который большую часть времени проводил именно в лабораториях Хогвартса. — Окей, тогда до встречи. У меня еще дела в лагере, я сразу туда. Забини поднялся на второй этаж, и вскоре его шаги затихли. Оставшись в одиночестве, Драко вернул палочку в держатель на поясе; он даже не воспользовался ею во время нападения, но привычка была сильнее, и он спрятал оружие, только оказавшись на их территории. Парень направился к лестнице, ведущей в подземелья, и принялся быстро спускаться. Собственное дыхание звучало эхом безысходных возмездий, пока Малфой шел по знакомым с детства коридорам. Он никогда не был склонен к ностальгии, потому что выбрал не жалеть о содеянном, но в данный момент ощущал что-то вроде легкой грусти. Такая родная, немного давящая аура, в которой прятались студенты факультета Слизерин. Парень проделывал один и тот же путь на протяжении семи лет каждый день — сначала желторотым первокурсником, потом новообращенным Пожирателем, а теперь оказался здесь снова, и.. Странное чувство. Словно улитка, ползущая вдоль позвоночника. Вся его жизнь — это один темный коридор. Первым делом, стоило Драко переступить порог лаборатории, ему в глаза бросился беспорядок, нетипичный и для Нотта, и для Снейпа. Раскрытые книги занимали большую часть свободных поверхностей, повсюду стояли склянки и флаконы, а в воздухе застыла такая мешанина из запахов, что хотелось выйти в окно. — Все настолько безнадежно? — поднял брови он, размеренным шагом пересекая кабинет. Взъерошенный Тео поднял взгляд от котла, в котором что-то мешал, и просто устало вздохнул. Малфой подошел ближе и с отвращением посмотрел на жижу грязновато-зеленого оттенка, на которую Нотт потратил не один час и даже не один день, судя по его виду. Что же, наверное, именно такая пакость и должна выводить скверну из организма. — Мерзость против мерзости? — спросил парень в продолжение своих мыслей. Он расслабленно раскинулся на стуле, вытянув ноги вперед. — Это пустышка, как и сотня предыдущих, — Тео кивнул на стол у окна, заставленный вереницей совершенно одинаковых на вид коричневых флаконов. — Все компоненты выпадают в осадок, стоит обычной черной магии коснуться зелья. Если бы это произошло прямо в кровяном русле, человека не спасли бы. Мне начинает казаться, что проблема не в химии, а в какой-нибудь таинственной херне, о которой нам ничего неизвестно. — Багра говорит, что светлое всегда притягивает темное. Добавь туда щепотку любви и доброты, — с явной издевкой проговорил Драко и посмотрел на друга, который с сомнением косился в кипящий котел: — Хотя откуда в тебе? — И правда, откуда? — согласился Нотт и устало завалился на соседний стул. — Я серьезно пытался заходить и с этой стороны, но что может быть более положительным, чем вербовник? Его только для очищения и используют, — парень зарылся пальцами в волосы, уставившись в пустоту, но через некоторое время встрепенулся: — Ты что здесь забыл вообще? — Орден прощупывает благодатную шотландскую почву, — туманно ответил Драко. — Вот как, а ты им, значит, мешаешь?— заинтересованно вскинул брови Тео. — Я даже не заметил, что был какой-то переполох. — Зато больше им никто и ничто не помешает. Никогда, — легкомысленно пожал плечами парень, схватив со стола какой-то раскрытый блокнот и от скуки заглянув в него, но уже в следующий миг они обменялись выразительными взглядами. Нотт вырвал из рук друга тетрадь и забросил ее в груду исписанных пергаментов. Вряд ли в ней было что-то секретное, просто Теодора всегда бесило, когда кто-то хозяйничал на его территории. — Мое дело — исполнять приказы моего Хозяина, что я и делаю. Ты, кстати, тоже. С реализацией приказов у Малфоя неизменно возникали сложности принципиального характера. Его мировоззрение подразумевало командование, а не подчинение; руководство, а не исполнение. Так было всегда. Вероятно, если бы Волдеморт не посадил Драко на цепь, то прикончил бы его за непослушание, потому что вряд ли парень смог бы заточить себя под обстоятельства, как отец, и просто плыть по течению. Хотя.. Нарцисса не раз говорила, что в нем бурлит кровь Блэков, но изворотливость Малфоев держит его в узде. Узда, цепь.. Что дальше? Удавка? — Полагаю, дела идут действительно неплохо, если сам Драко Малфой гоняет разведчиков Сопротивления по приказу Темного Лорда, — сказал Теодор в той же шутливой манере, однако в следующий миг посерьезнел: — Слышал новости? — Какие именно? — спросил он без доли иронии. — Сейчас много чего происходит. — В Королевском лесу Дин егеря взяли отряд орденовцев, среди них был Томас. Помнишь такого? — Дождавшись, когда Драко кивнет, он продолжил: — Это, можно сказать, успех. Он не последний человек у них, поэтому его допрашивала лично Беллатриса. — Что-то важное узнала? — Малфой попытался ускорить друга наводящим вопросом. — Ничего особенного, разве что теперь мы можем быть уверены, что Поттер жив, — ответил Тео. — Жаль, — совершенно искренне вздохнул он. — Очень жаль, ведь его жизнь станет моей проблемой. Не то чтобы это так уж важно. Сопротивление давно посыпалось бы, окажись та рана смертельной, а они все пыжатся, трепыхаются, ведут какую-то свою игру. Сейчас Драко выгодно побыть наблюдателем. Он не был мясником, который марает руки в чужой крови даже тогда, когда не требуется, однако у него не получится стоять в стороне долго, и он должен использовать это время по максимуму. Волдеморт пустит свое оружие в расход и сделает это как можно скорее, и даже отсутствие зелья, защищающего от скверны, не остановит его. Просто победа будет сопровождаться бессмысленными жертвами и кровопролитием, но.. так и должно быть? Плата за власть — кровь. И неважно чья.***
У Гермионы ушло всего несколько секунд, чтобы ощутить тяжесть магии Малфоя, когда она переступила порог хижины. Она не ожидала увидеть парня здесь и едва успела остановить странный порыв зажмуриться. Словно хотела спрятаться от него. Осознав это, девушка нарочито медленно моргнула и обвела взглядом помещение. Статная фигура Багры (и как только пришла раньше нее?), замершая в кресле и сжимающая набалдашник неизменной трости, источала холод; тени от очага плясали свой танец на каменной кладке стен; за единственным окном застыла кромешная темень. Малфой безмолвной тенью застыл прямо посреди комнаты, привычно собранный и смотрящий так требовательно, словно весь мир ему должен. Один его вид вызвал в Грейнджер бурю. Лавина негодования почти погребла девушку под собой в тот момент, когда по ней скользнули полные равнодушия глаза. А чего она ожидала? Что он так же корит и ненавидит себя, как и она, ведь они вместе извалялись в грязи? Какая нелепость. Гермиона совсем забыла, что из них двоих только она потеряла все. Малфой наверняка подпитывался ее унижением, наслаждался зрелищем бьющейся в агонии гордости и желал только большего. От подобных мыслей все швы из нитей равнодушия, что девушка наложила на свою измученную душу, лопнули, очистив путь для внутренних демонов. — А он что здесь делает? — ощетинилась она. — Смотрите-ка, голос прорезался, — издевательски фыркнула Багра со своего места. — Может, дело уже наконец-то сдвинется с мертвой точки, и я смогу уехать из этого забытого Мерлином места. В поместье на меня давят стены, дышать нечем и скучно до ужаса, — внезапно пожаловалась она, повернувшись к Малфою. — Считаешь, что твоя жалкая лачуга лучше? — вскинул брови он. — Она больше походила на подвал или даже каморку, нежели на нормальный дом. Никогда не понимал, что ты там забыла. Если бы Грейнджер не находилась на грани нервного срыва, то непременно рассмеялась бы от абсурдности этого диалога. Однако увы. Ее почти трясло от гнева. — Там я была свободна и вольна делать все, что мне заблагорассудится, — отрезала женщина, поднимаясь на ноги и находя цепким взглядом свою ученицу: — И там не было девчонки, которую мне хочется стукнуть по лбу тростью по три раза каждый день. — Зачем он здесь? — упрямо повторила свой вопрос Гермиона. — Для проверки? Не думаю, что с прошлого раза что-то поменялось. Я все так же безнадежна, — девушка надеялась, что ее тон звучит едко, но на самом деле он сочился горечью. Давить в себе силу, держать ее внутри каждый день было очень утомительно, но принять ее значило совершить еще одну ошибку. Она знала, что умрет рано. Так, может, получится хотя бы своей кончиной нанести удар по кажущейся несокрушимой защите Малфоя? — Твое мнение не учитывается, — в голосе парня, когда он обратился к ней, звучала сталь. Ни следа от былого шутливого тона, каким он разговаривал с чародейкой. — Мне надоело ждать, пока ты возьмешь себя в руки.. — А мне надоел ты, — парировала девушка, отдаленно понимая, как глупо выглядит, кидаясь подобными заявлениями. — Я тебе не собачонка, которую можно научить демонстрировать клыки по команде. — Ни в одном живом существе нет столько упрямства, сколько в тебе, — с издевкой вставила Багра. — В твоих руках почти безмерная сила. Многие за такое не побоялись бы отдать собственную душу.. и даже отдали, — ее взгляд зацепился за Малфоя, словно ноготь за ткань, оставил затяжку и сразу же вернулся к Грейнджер: — А ты со всем упорством упорно шагаешь только в могилу. — Если это единственный выход, чтобы освободиться, то да! — запальчиво воскликнула Гермиона. — Я лучше умру.. — Ты не умрешь, пока я тебе не разрешу, — перебил ее парень. Грейнджер прошлась тяжелым взглядом по бледному лицу Малфоя, стараясь не задерживаться на каком-либо одном его участке и уж точно не смотреть на губы. Иначе ее стошнило бы прямо здесь. — И как же ты меня остановишь? — она искривила губы в ухмылке, чувствуя, что в этот раз владеет ситуацией. Он может приставить к ней хоть сотню Пожирателей, привязать к себе цепями, поместить под Империо — стоит Гермионе попытаться погасить в себе свет окончательно, и тот вырвется неконтролируемой волной, сметающей все на пути. Ведь она просто сосуд, чьи стенки до обидного хрупкие. — Ты не можешь мне навредить, потому что сам же пострадаешь от этого. Ты эгоистичен для подобного, правда, Малфой? Слишком печешься о своей заднице, — вопрос, слетевший с уст девушки, не нуждался в ответе. Грейнджер необходимо было вызвать его на эмоции, а зачем — она сама не понимала. Просто нужно. — Хочешь проверить? — вздернул бровь Малфой. — Может, я ненавижу тебя настолько сильно, что готов пожертвовать своей задницей, лишь бы никогда больше не видеть твое лицо? — его голос звучал все так же ровно, что только больше выводило из себя. — Почему бы тебе не сделать это? Или пустые угрозы — все, на что ты способен? — уверенно спросила она, зная, что он не сделает. — Тебе обязательно быть такой душной каждую секунду своей жизни? — поморщился парень. — Или твой комнатный филиал Ордена чувствует себя никчемным, если не попробует оспорить каждое мое слово? Гермиона дернулась от его слов, как от пощечины, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Малфой еще раз продемонстрировал, что видит ее насквозь; он не трогал ее большую часть времени, но, когда они вот так сталкивались лбами, парень равнодушно и черство давил на самые болезненные точки. Зря он это сделал сегодня. — Ты трус, — припечатала Грейнджер, желая только одного: заставить Малфоя сполна хлебнуть негативных эмоций. — Просто послушная шавка, не способная и шагу ступить без приказа Волдеморта. Работаешь за вознаграждение или просто кровь Малфоев заставляет унижаться, чтобы урвать кусок получше? — Она сделала паузу, прежде чем выплюнуть финальное, полное презрения: — Мне тебя жаль. Гермионе не стоило играть с клыкастым чудовищем, но она делала это: провоцировала его и ощущала злорадное удовлетворение, глядя на то, как заходили желваки на лице парня. Когда она стала той, кто так умело пользуется чужим отчаянием? Маска невозмутимости крошилась на глазах, и острые осколки падали прямо ей под ноги. Грейнджер будет счастлива потоптаться на них. Пусть даже сама поранится. Она точно видела, как Малфой дрогнул. И хотя уже в следующий миг лицо парня вновь стало каменным, его действия кричали о том, что у Гермионы вышло его задеть. Он молниеносно приблизился к девушке, резко обхватил правой рукой ее щеки и надавил на них, заставляя посмотреть на себя. Хаос в его взгляде пугал. Грейнджер попыталась отстраниться, но Малфой сжал сильнее, оставляя белые отметины своих пальцев. — Я уничтожу все, что ты знаешь и все, что ты любишь, чтобы у тебя не осталось иного пристанища, кроме меня, — сказал он голосом, который слишком мало походил на человеческий. — Я найду каждого дорогого тебе человека. Каждого. Твои родители, Поттер, Уизли — я достану из-под земли их всех, — его слова, проникающие сразу в область бессознательного, подобны ушату ледяной воды, — и убью у тебя на глазах. Их кровь будет на твоих руках. В один миг маска сползла, обнажая чудовище, которым он и являлся. Она ведь этого добивалась, так? Но вместо желаемого удовлетворения Гермиона ощутила животный страх, в волнах которого тут же начала тонуть и захлебываться. — Ты поняла меня, Грейнджер? — и снова Малфой вернул ее в жестокую реальность, где он хищник, а она — жертва. Тьма хлынула сразу со всех сторон, мгновенно заслоняя все вокруг: пропали стены, пропал пол, пропала Багра, которая, видимо, на подобное развитие событий и рассчитывала, потому что вмешиваться и не думала. Гермиона поняла это с сокрушающей ясностью, и это почему-то больно полоснуло по ее и без того истерзанному сердцу. Чернота проникала через рот, нос и уши, и девушке казалось, что еще немного — и она поперхнется собственными внутренностями, напитавшимися мерзостью. — Ты не.. — можешь? Но он может. Он может и сделает. — Это все из-за тебя, — внезапно выдавила из себя Грейнджер и все же зажмурилась, осознавая, что выглядит жалко. Потому что страшно, какой бы смелой она ни пыталась быть. И слезы невозможно сдержать — непрошеные капли срывались с ресниц и обжигали щеки. — Ненавижу! — из последних сил вскричала девушка, позволяя мороку сомкнуться вокруг них. Свет бурлил и искрил внутри, желая вырваться на свободу и развеять Тьму, но Грейнджер не позволяла. В ее жизни мало что поддавалось контролю, поэтому последнюю твердыню девушка не сдаст ни за что. Хотелось кричать, вопить от терзающей внутренней боли и наконец-то прекратить существовать. Пожалуйста. Она не сможет вынести этого долго, но и проигрывать не намерена. — Знаешь, что я сделаю с Поттером? — продолжал Малфой; обхватив подрагивающие плечи. Он притянул девушку ближе и теперь почти касался носом ее щеки: — Я вырву его глаза и запихну поглубже в глотку, а потом притащу сюда, чтобы он лично наблюдал, что с тобой стало. А потом.. знаешь, как я поступлю потом? — повысил тон он, разрезая своим голосом рокот Тьмы. — Открой, блять, глаза и смотри на меня. — Я не подчинюсь тебе, — она нашла в себе силы замотать головой, захлебываясь слезами, но так и не посмотрела на Малфоя. Если не видеть проблемы, то ее и нет? В детстве это работало. — Оставь меня. Уйди.. Теневые солдаты уже формировались вокруг них, вереща и напирая со всех сторон. Гермиона не видела их — чувствовала нутром. — Ты же хотела узнать, на что я способен, — прогремел парень, вдавливая пальцы ей в плечи. — Смотри же, я могу сделать вот так, — Грейнджер закричала, широко распахнув глаза и ощутив, как он схватил нить, которая их связывала. Свет рванул из ее тела мощным обжигающим потоком и упругой дугой направился в сторону мельтешащей ничегои. Визжа и трепеща, та рассеялась темной дымкой, — и ты убьешь любого, на кого я укажу. Убьешь своими руками. Это будешь ты, а не я. Черные пальцы Малфоя окунулись в чистое течение ее силы. Мрак загудел и заискрил прямо внутри нее. Гермиона взвыла, когда он принялся хватать свет горстями, обжигая свои руки, и беспорядочно выплескивать его наружу, отчего комната начала заполняться яркими всполохами. Ничегои, его творения, корчились в муках, и сердце девушки пропускало удар каждый раз, когда очередная тварь погибала. Прикосновение к свету было ментальным, но Гермиона все равно реагировала на жар, идущий от ладоней парня. Казалось, Малфой может прожечь ее одежду насквозь, обуглить кожу и дойти до самой кости. Пальцы Грейнджер беспомощно скользили по чужим запястьям, пытаясь оттолкнуть от себя. Он же держал ее близко к себе — они почти соприкасались носами, и парень ко всему прочему опалял своим прерывистым дыханием ее щеки и губы. Судя по всему, ему тоже было непросто. Прямо на глазах белки Малфоя темнели, а по коже пошли угольные трещины, обнажая его сущность. Они зашли слишком далеко. В этом не было сомнений. Теперь на поле боя она и он. Гермиона взялась за нить, связывающую их, и потянулась к Тьме. Она действовала опрометчиво, но времени принять взвешенное решение не было. Она думала быстро, а действовала еще быстрее. Сейчас или уже никогда. Если Малфой мог управлять ее силой, значит, и Грейнджер тоже способна перехватить контроль над скверной. Она помнила по книгам, что их ограничивает только магический отпечаток, который у парня довольно мощный. Все, что от нее требуется, — довести его до предела. Грейнджер собиралась создать свою мерзость. Она могла это сделать. — Не трогай! — послышался панический крик Багры. — Прекращай, мальчишка, она не вынесет творение.. Не сейчас.. Но Гермиона не послушала, а Малфой не успел отозвать чернильные щупальца от нее. Девушка только прикоснулась к его Тьме, только помыслила о созидании, о том, чтобы выдернуть из самого мрака свою первую тварь, и, кажется, умерла в тот самый момент. Она-то думала, что Малфой испытывает то же, что и сама Грейнджер: страдания мучительные, вытягивающие все жизненные силы, но терпимые. Однако его боль оказалась всеобъемлюща. Она и в голове, и в теле, и в прошлом, и в будущем, охватывает и кости, и органы, и даже кровь. Гермиона чувствовала, как тени ринулись ей под кожу и заскользили под самой поверхностью, отправляя ее прямиком в ад. Они обугливались в горячем пламени, идущем изнутри, но мерзость быстрее, чем ее не поддающиеся контролю и пока что такие слабые силы, которые пробудили насильно. В ней разгорался огонь — горячий, слепящий и жгучий, — но его было мало, чтобы выдержать. — Грейнджер? — впервые голос Малфоя звучит так растерянно, а после сразу разъяренно: — С этим можно что-то сделать? Грейнджер с трудом настроила свое плывущее зрение. В глазах парня — отчаяние, паника и страх — такие густые, что она и в них тонуть начала, хотя легкие доверху заполнены мороком. У Малфоя даже радужка посветлела, а взгляд стал каким-то.. человеческим. Его пальцы на ее плечах подрагивали. Или это Гермиону трясет? Ей бы ощутить нечто вроде удовлетворения от увиденного, порадоваться, что смогла вызвать подобные эмоции у того, кто кроме злобы и раздражения не способен ничего испытать, однако ощущала, как сердце замедляется с каждым ударом. Как-то не радостно. Только что Гермиона грозилась убить себя — и вот это происходит. Но ей не хотелось умирать. Осознавать, что ее собственный предел просто смехотворен по сравнению с пределом Малфоя, неприятно и обидно. Какая же она дура. — Отзови ничегой, — послышался голос Багры. Он с трудом прерывался сквозь громоподобный рев и рокот будто из самой преисподней. Малфой вернул морок, весь его забрал себе, как и должно, но она все равно погибала. Существа с вечно разинутым отверстием вместо рта возвращались в него, и девушка чувствовала это так же явственно, как то, что жизнь со скоростью света покидает ее тело. — Грейнджер.. Гермиона прикрыла веки; она запуталась и хотела отдохнуть. Такой Малфой будил в ней ужасные чувства, которые следовало бы вырвать из груди вместе с сердцем и закопать там, где никто не найдет. Взволнованный, взъерошенный весь, даже испуганный; с обнаженной перед ней душой и негодующим взглядом. Словно она предала его. Парень лихорадочно шептал, пытался достучаться до нее, просил, требовал, угрожал. Говорил, что она сильная, отлично справлялась до сих пор и сможет выдержать и это тоже. В его голосе звучала неприкрытая мольба: это она его сломает, если оставит одного. Чтобы не смела так поступать.. Грейнджер не хотела слышать подобные слова от Малфоя, потому что ужасно неправильно — верить кому-то вроде него. Но она верила, потому что умирать все же страшно, а в одиночестве так вообще невыносимо. — Отойди от нее! Уйди, ты делаешь только хуже! — голос Багры звучал приглушенно, но гораздо ближе. — Сделай что-нибудь, — раздался приказной тон. — Да ты же мне не даешь приблизиться.. Во имя всех святых!.. Руки Малфоя, поддерживающие Гермиону, исчезли, и она плашмя рухнула на пол хижины. В следующий момент костлявая рука обхватила ее запястье. Прямо как во время первой их встречи. Сердце девушки затрепетало, как загнанная в клетку птица. Свет хлынул из ее тела во все стороны, превращая в пылающий фонарь. Грейнджер засияла, как солнце, но теперь лучи не дарили чувство эйфории и счастья, они обжигали кипятком. Девушка зашлась нечеловеческим воплем. Господи. Пожалуйста, пусть это закончится. Багра тянула из нее лучи до тех пор, пока последние тени не превратились в тонкие извивающиеся ниточки, а потом и вовсе исчезли, растворились в живом огне. У Гермионы пылало все тело, и она не могла понять, происходит это в реальности или только в ее голове. Ее трясло, как в лихорадке. Дрожащими пальцами девушка пыталась ощупать свое лицо: оно было влажным то ли от пота, то ли от крови, поэтому Грейнджер испуганно всхлипнула. — Там ожоги, — исступленно зашептала она. — Я сгорела. У меня слезла кожа? Как больно.. — У нее истерика, — послышался взволнованный голос чародейки, а после она обратилась уже непосредственно к Гермионе: — Успокойся, все с тобой нормально. Ей нужно успокаивающее зелье, перемести нас всех в поместье, — принялась командовать женщина. — Это все вы! Вы ему позволили! — ей хотелось кричать, но получалось только хрипеть. Багра казалась в большей степени обеспокоенной состоянием своей ученицы, нежели ее обвинениями. — Нужно было ждать, пока ты сама себя убьешь и нас потянешь следом? — нарочито ровным тоном поинтересовалась она. — Я и так едва не.. — Успокойся, Грейнджер.. — прозвучало отрывисто, как команда, а следом обреченное: — Пожалуйста. Малфой обхватил ее запястья и отодвинул руки от лица, а она затихла, ориентируясь на его голос. Злой, но все равно почему-то успокаивающий. Девушка не сопротивлялась осознанно, просто тело не слушалось после пережитого. Она нашла силы поднять голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Черные зрачки источали гнев и почти скрывали собой серую радужку, но она все равно видела его. Там, прямо за многослойной защитой из ненависти, взращиваемой годами, и бесконечной злобы, которую по кирпичикам выстроил монстр, чтобы защитить его. Мерлин, она видела. Видела, не могло же почудиться? Малфой аппарировал прямо в ванную в комнате Гермионы, где она, кажется, сотню лет назад обрабатывала его раны. Он стянул с нее мантию, обувь, штаны с рубашкой и в одном нижнем белье опустил ее в ванну, заставляя вздрогнуть от соприкосновения пылающей кожи с холодной эмалью. Парень включил воду и начал поливать ее из душа, не потрудившись даже настроить его до нужной температуры. Грейнджер чувствовала себя уязвимой в этот момент: ее ладони ходили ходуном, сердце и мысли находились в полном раздрае. Она с трудом оттолкнула руку, направлявшую на нее поток воды, смутно понимая, что вышло слишком легко — вероятно, Малфой сам ее отвел, посчитав, что девушка достаточно в себе. Но она не была в себе. Задыхаясь от эмоций, дрожа всем телом и отплевываясь, Гермиона с трудом сфокусировала взгляд. Он сидел на коленях около ванны, все еще сжимая в руке душ, и ярость переливалась в его радужках всеми оттенками серого. Но больше ему не обмануть ее. Он очевиден для нее так же, как она сама была понятна для него всегда, и для этого девушка даже не нуждалась в легилименции. Грейнджер будто прозрела. Или вконец сошла с ума от пережитого, потому что ни один человек не мог остаться в здравом рассудке после подобного. Но Малфою это удавалось годами. Годами. Гермиона не могла не чувствовать нечто вроде доверия и понимания к человеку напротив, чьи глаза были темны от эмоций, а грудь тяжело вздымалась от сдерживаемого гнева. Малфой ненавидел ее всей душой, он делал это искренне и со всей отдачей, в этом у нее не было и толики сомнений. Но теперь за ненавистью девушка видела такой простой, очевидный страх остаться одному со своей болью. Разве мог бояться тот, в ком живет чистая Тьма? После произошедшего в хижине Грейнджер знала ответ на этот вопрос. Она едва соприкоснулась с настоящей болью и нечеловеческая мука едва не расколола ее надвое. Свет наполняет, говорила Багра. А мерзость пробуждает худшее. Так что же должен испытывать Малфой? Почему он все еще жив? Гермиона смотрела сквозь черную пелену, смотрела в самое сердце клубящегося мрака, смотрела в глаза этому исчадию ада — и видела там лишь испуганного мальчика, который был в ужасе от того, что она хотела сделать с ними обоими. Как она раньше не видела его? И как она должна игнорировать его теперь, когда заметила? Она смотрела на него, сломанного, разбитого и сжавшегося в комочек где-то там, внутри теперешнего Малфоя, смотрела на ребенка, которого предали, и ему не осталось ничего, кроме как закрыться от мира и даже от самого себя. Вот из-за кого Грейнджер предавала себя раз за разом. Он нуждался в ней. И он заслуживает помощи, разве нет? Она попыталась встать, но неловко прошлась ребром ладони по скользкому краю ванной и едва не ударилась подбородком. Малфой стиснул зубы и успел потянуть девушку на себя, как какую-то безвольную куклу, которой она и была в данный момент. — Я знаю, что ты не перестаешь планировать свой побег ни на секунду, — вдруг заговорил он хриплым голосом, глядя ей прямо в глаза. Гермиона и хотела бы возразить, но не могла: губы дрожали то ли от холода, то ли от чего-то еще. Она просто вцепилась взглядом в серость, которой было так мало по сравнению с чернотой, но все же была. — И это, наверное, хорошо. Иначе это была бы уже не ты. Но я тебе обещаю, что мое лицо будет последним, что ты увидишь перед тем, как навсегда закрыть глаза. Просто.. — он вздохнул как-то судорожно, а Грейнджер как завороженная проследила за движением его губ: — Просто запомни это. Это не было пустой угрозой. Малфой никогда не разбрасывался словами просто так, он успел это доказать ей. Это было обещанием. Обещанием мальчика, который ни в коем случае не хотел оставаться один со своей болью и был готов пойти ради этого на все. Как Гермиона могла его за это винить?