Источник света

Драко помнил свое первое убийство. Не слишком отчетливо, какими-то урывками и в большей степени на уровне собственных ощущений, но был уверен, что стоит только задаться целью — и он легко воскресит в сознании тот день до мельчайших и самых отвратных подробностей. Правда, такого желания у него не наблюдалось. Самобичевание — это вообще не про Малфоя. Он никогда не мучился от кошмаров по ночам и принимал себя со всеми особенностями поведения и чертами характера, за которые многие не постеснялись бы назвать его моральным уродом. Нельзя сказать, что именно с первым человеком, погибшим от его руки, а вернее палочки, Драко изменился. Правильнее выразиться иначе: с того момента он больше не мог позволить себе быть прежним. Это случилось в самом начале войны, еще до ритуала, когда все оказались словно оглушены внезапным началом боевых действий и все еще наивно верили, что это какая-то нелепая ошибка, которую вот-вот исправят, и противостояние не затянется надолго. Отряд Пожирателей отправили на предполагаемую базу Ордена, если так можно назвать коттедж какого-то полукровки, с разведывательной миссией. Неожиданно их засекли, и это переросло в прямое столкновение. В те времена Малфой был крайне самонадеян — даже по собственным меркам. Полный желания проявить себя, он планировал захватить в плен какого-нибудь орденовского гада, перед этим хорошенько его потрепав, из-за чего по-глупому рвался в бой и буквально подставлялся под вражеские заклятия. Не терпелось выслужиться перед Волдемортом и доказать отцу, чего стоит. Вспоминать об этом без желания сдохнуть было не так просто. Вокруг было так много разноцветных всполохов, что они вызывали резь в глазах, в ушах гремел пульс, сквозь него прорывались людские крики. Мир приобрел какую-то болезненную яркость, органы чувств обострились до предела. Во всеобщей суматохе нельзя было расслышать собственные мысли, и оставалось только положиться на инстинкты. Грудь Малфоя тяжело и часто вздымалась. Он то ли надышаться не мог, в первый раз ощутив на своей шкуре, как смерть дышит прямо в затылок, то ли пытался в ускоренном темпе насытить мозг кислородом, чтобы тот начал функционировать должным образом. Но на самом деле просто паниковал. Впервые в жизни Драко видел настоящий бой, и тот мало походил на все, что он себе воображал. Было жестоко, молниеносно и кроваво. В какой-то момент у парня выбили палочку, а следом — и почву из-под ног. Позвоночник пронзила резкая боль от соприкосновения с кирпичной кладкой забора. Он четко помнил, что даже в тот момент задавался вопросом, что сказал бы в этот момент отец. Что Драко кретин? Да он в курсе. Малфой осел от боли и машинально потянулся рукой к пульсирующему затылку, выдыхая сквозь стиснутые зубы. Не успел он отогнать темноту перед глазами, как его снова грубо приложили к стене задней частью головы. Уже в следующее мгновение Драко ощутил сильный рвотный позыв из-за палочки, приставленной к его кадыку. — Твое последнее слово, выродок. Приглушенный от бурлящей ярости голос незнакомца раздавался словно сквозь толщу воды и достиг сознания Малфоя с опозданием. Ублюдок так усердно давил на его горло древком, будто намеревался проткнуть. Парень надсадно закашлялся и дернулся вбок, но свободная рука нападавшего намертво зафиксировала его в одном положении, стиснув пальцами челюсть. Кончик палочки сместился к носу. Именно тогда Малфой отчетливо почувствовал, как что-то внутри него вздрогнуло — это внутренний мир зашатался, пытаясь войти в резонанс с реальностью. Так уж вышло, что он родился с возможностями, о которой многие только мечтают, и привык к миру, благосклонному к нему, — миру, который буквально подстраивается под его нужды. Даже если Драко не получал желаемое сразу, он знал, на какие рычаги следует надавить, чтобы достигнуть любого результата. Все всегда шло ему в руки. У Малфоя сомнений не было, что иначе и быть не может. Оглушенный болью в затылке, безоружный, с приставленной к шее палочкой — он впервые столкнулся с чувством тотальной беспомощности. К тому времени Драко натренировал себя без эмоций воспринимать любое насилие, однако убивать ему еще не приходилось. Он знал, что рано или поздно этот момент настанет, но в глубине души надеялся, что никогда. Такие, как Малфой, обычно действовали чужими руками. Ничего личного, просто социальный реализм. Он привык к своему месту на вершине, и, что говорить, оно ему нравилось. С высоты все казалось мелким и незначительным, и это создавало приятную иллюзию, будто он контролирует ситуацию, но увидеть реалии войны воочию оказалось.. не так, как он ожидал. Тот факт, что жизнь переменчивая и капризная сука и далеко не всегда готова подчиняться ему, явился для Драко открытием, на несколько страшных мгновений сделавшим его неподвижным перед чужой палочкой. В сердце зародился страх смерти — глубокий, безотчетный, животный. С каждым ударом он выбрасывался в кровь, чтобы распространиться по телу вместе с бушующим адреналином и привести организм в состояние готовности бороться за выживание. Эмоции оказались настолько мощными, что глушили даже боль в затылке и пробуждали внутренние ресурсы, которых Малфой в себе не подозревал. — Это какой-то блядский кодекс чести хороших парней? — противно ухмыльнулся Драко — жаль, из-за маски не было видно. — Не боишься сгореть в аду после такого? — спросил он, тем самым давая себе время продумать стратегию действий. Парень незаметно переместил ладонь и почти сразу нащупал рядом с собой что-то твердое. Камень? — Обещаю, мой призрак будет являться тебе каждую ночь — ровно до тех пор, пока ты яд не начнешь жрать от желания сдохнуть, лишь бы это прекратилось. — Мудила, — процедил орденовец, стиснув челюсти. Малфой вслепую нащупал нужную точку и не прогадал: его противника волновала перспектива возмездия. Проблема всех малодушных натур — они не готовы брать ответственность за свои действия. Тем не менее мужчина уже отвел руку, чтобы начертить в воздухе нужную руну. У Драко в распоряжении оказалось всего мгновение, но порой этого вполне достаточно, чтобы перевесить чашу весов в свою сторону. Тело больше не подчинялось разуму, оно действовало, подчиняясь инстинкту самосохранения. Парень крепко обхватил кусок битого кирпича и рассек не ожидавшему подобного орденовцу висок. Звук при этом был неестественный — глухой и четкий, как от соприкосновения камня с камнем. Кожа треснула, из раны начала сочиться кровь. — Ах ты сука! — взревел полностью дезориентированный болью мужчина, прижимая основание свободной руки к виску. Малфой изловчился и выбил из его рук палочку. К счастью, чужое оружие послушно запульсировало, грея ладонь, когда он подхватил его. Просто повезло. Парень вскочил на ноги так быстро, как только мог, преодолевая головокружение. Не было времени на размышления. В сознании пульсировало холодное понимание: чтобы защитить себя, нужно убить врага. Заклинание вырвалось из палочки, рассекая воздух. Орденовец на мгновение одеревенел, но тут же обмяк и начал заваливаться вперед. Драко казалось, что зрелища более отвратительного он в жизни не видел. Глаза мужчины остались открытыми, но жизни в них больше не было — одна только застывшая пустота. Они казались нарисованными. Парень уложил отяжелевшее тело на землю, упорно отворачиваясь от стеклянного взгляда. Мерзко. Малфой в ту же секунду решил удалить этот момент из памяти, оставив только глаза, полные тупой ненависти к нему, как рычаг, способный в нужный момент переключить, напомнив ради чего. Честно говоря, он настолько плохо справлялся с моральной болью, что решил: лучше прослыть конченым ублюдком, чем все это пропускать через себя. Сопротивляясь этим эмоциям, яростно сражаясь с ними, он дошел до точки невозврата. Отдал свой страх и человечность, а взамен позволил тьме поселиться внутри. Реальность ударила по барабанным перепонкам негромкими возгласами, полными удивления. Драко несколько раз моргнул, выдергивая себя в настоящее. Пожиратели, едва повернув головы к выходу и старательно изображая незаинтересованность, тем не менее внимательно наблюдали, как несколько солдат левитируют Макнейра, прикованного к обычному стулу, в зал для собраний. На их лицах читалась показное равнодушие — присутствующие, разве что кроме Фенрира Сивого, привыкли скрывать свои эмоции, — однако в глазах всех без исключения пылал огонь предвкушения. Макнейр был обнажен до пояса, но вряд ли кто-то счел бы его белое заплывшее тело занятным зрелищем, как и побои на нем. Дело было в другом. Заведенные за спину руки крепко связывала бечевка. Она была совершенно обычной, даже не магической, но это было и не важно — главный интерес представляли мелкие, но острые гвозди, которыми была плотно усеяна спинка стула. Вот они были заколдованы, и при каждом неверном движении до кровоточащих ран царапали голую кожу. И без того неприятное лицо Уолдена Макнейра изуродовали до неузнаваемости, однако сквозь фиолетово-красные гематомы виднелась мертвенная бледность. Он почти не дышал, стараясь уменьшить боль. Змеиные глаза Волдеморта вспыхнули победным огоньком, наблюдая картину страдающего человека. — Макнейр. Рад, что ты почтил нас своим присутствием, — дружелюбно сказал он, и отовсюду раздались несмелые подхалимские смешки, но тут же стихли, когда Темный Лорд встал из-за стола. Он остановился в нескольких шагах от Макнейра, который все это время не отрываясь следил за ним испуганными глазами, и, не размениваясь на вступления, вкрадчиво поинтересовался: — Может, поделишься с нами, как вышло, что отряд орденовцев подобрался так близко ко вверенным тебе границам? Кадык Макнейра отчетливо дернулся, когда он нервно сглотнул. — Я.. — он вдруг закашлялся, подавившись воздухом, и кто-то цокнул языком, а другой человек вторил ему презрительным вздохом. — Они ведь даже не пересекли границу щита.. Мой Лорд.. Однако тот глухо и пренебрежительно хмыкнул, и от одного этого звука Макнейр едва не лишился сознания. Впрочем, если бы он позволил себе подобную оплошность, рядовые тут же привели бы его в чувства. Волдеморт принялся обхаживать провинившегося подчиненного, словно падальщик, кружащий около своей жертвы в ожидании, пока та скончается. На самом деле это была обычная тактика запугивания. Исчезая из поля зрения связанного, он лишал его чувства безопасности, а кроме того вынуждал вертеть головой и следить за своими передвижениями, тем самым причиняя себе боль. — Ты смеешь оправдываться? — громогласно спросил Волдеморт, неожиданно приблизившись к Макнейру со спины, от чего тот почти подпрыгнул на своем стуле для пыток. — Наземникус Флетчер оказался не единственным шпионом в наших рядах. Мы должны сплотиться и действовать единым фронтом, а что вместо этого делаешь ты? — Снова оказавшись перед мужчиной, которого от ужасного предчувствия била нервная дрожь, он резко вскинул палочку, и поток магии ударился о его грудную клетку, плотнее прижимая к гвоздям. Не выдержав, Макнейр болезненно застонал, но тут же зажмурился, покрепче стиснул челюсти и тяжело задышал сквозь стиснутые зубы. Удовлетворившись эффектом, Волдеморт отвел руку в сторону и презрительно проговорил: — Ты подвел меня. Стоило признать, безумство сидело на нем, как влитое, будто костюм, удачно сшитый на заказ, но на самом деле он был лишь одним из многих. Далеко не каждый способен отследить, как Темный Лорд меняет свои личины, и эта непредсказуемость делает любое взаимодействие с ним похожим на хождение по тонкому льду. Больше всех в этом искусстве преуспел Драко, который отчетливо видел, что Реддл вознамерился запугать всех, жестоко наказав одного: каждый должен был представить себя на месте Макнейра. И приспешники действительно увидели в нестабильном состоянии Темного Лорда очевидную угрозу для себя и принялись незаметно обмениваться обеспокоенным взглядами. — Хозяин, п-пожалуйста.. пощадите, — хриплым голосом взмолился Макнейр. Волдеморт сделал вид, что не расслышал, и, чуть склонив голову в его сторону, театральным жестом коснулся костлявым пальцем своей отсутствующей мочки. — Что? Пощадить? Если мне не изменяет память, тебе уже приходилось сомневаться в целесообразности моих приказов, — мрачно ухмыльнулся мужчина, выпрямляясь. — Тогда я тебя простил. Но что если из-за моего великодушия ты решил, что волен поступать по-своему, и вот что из этого вышло. Для Малфоя не стал сюрпризом тот факт, что Лорд не спустил на тормозах критические комментарии Макнейра по поводу миссии в Уэйбридже; он просто ждал момента, пока тот совершит промашку. Может быть, даже целенаправленно отправил его в Хогвартс? Кто знает. Драко бы не удивился. — М-мой Лорд, да я бы не посмел, — ужаснулся Макнейр, по возможности расширив заплывшие глаза. — Я усилил караул, как вы и приказывали. Это все орденовские крысы.. Малфой не испытывал жалости или злорадства по отношению к нему, но не мог не чувствовать досаду. Парень прекрасно помнил, каким гордым и уверенным чувствовал себя Пожиратель совсем недавно, как он бросался слишком смелыми словами в его, Драко, сторону. А теперь Макнейр унижался. Противное зрелище, наблюдать за которым не хотелось от слова совсем. — Драко, — не оборачиваясь и не слушая оправдания мужчины, позвал Реддл и отступил, словно актер, уступающий сцену для следующего акта. — Прошу. Малфой незаметно вздохнул, поднимаясь на ноги после ментального удара по сознанию со стороны Волдеморта, от которого все внутри стянулось в болезненный узел. Он чувствовал на себе цепкий взгляд сидевшего по левую руку Снейпа, направляясь ко впавшему в безумие от страха Пожирателю. Парень не имел ни малейшего желания участвовать в этом спектакле, но все ждали зрелища. Кто он такой, чтобы не оправдывать чужие ожидания? Драко вскинул руку, и изо рта, носа и глаз Макнейра смоляным туманом хлынула тьма. Он задушенно захрипел, давясь мороком, и задергался на стуле, однако путы не давали сдвинуться с места: мужчина только сильнее ранил себя гвоздями, делая страдания еще более мучительными. Вскоре тонкая струйка черной жидкости потекла из уголка рта Уолдена, а белки заволокло смоляной пленкой. Отмучился. В зале для собраний воцарилась многозначительная тишина, которую нарушали только шаги Малфоя, вернувшегося на место. Парень мимолетно ухмыльнулся, заметив, как Амбридж дернулась, когда он сел рядом, и еще раз взглянула на Макнейра. Тот замер с неестественно разинутым ртом, пугающе вылупившись прямо на Пиритса, который изо всех сил избегал смотреть в сторону бывшего товарища. Волдеморт был доволен. Удивительно, но за все эти годы Драко научился распознавать его эмоции: там, где другие могли углядеть лишь непробиваемую стену, он находил множество трещин и лазеек. Только какой от них толк, если ни одна не может освободить его? Лорд доказал всем свое превосходство, а заодно продемонстрировал Малфою, что держал поводок достаточно крепко, чтобы парень удавился, попытавшись сбежать. Драко было откровенно смешно, но, судя по гнетущей атмосфере в зале для собраний, ему одному. — Я каждого из присутствующих посажу на цепь по периметру Хогвартса, если подобное повторится, — желчно процедил Лорд, черной тенью нависая над столом. — Будете сторожить его самостоятельно, если не в состоянии нормально укомплектовать гарнизон. — Мой Лорд, позвольте спросить, — раздался пропитанный угодливостью голос Сивого; он хоть и говорил тише обычного, но, в отличие от остальных, был охвачен каким-то болезненным возбуждением. Публичная экзекуция не напугала старого оборотня, она ему понравилась. — Позволяю, — властно бросил Темный Лорд, как ни в чем не бывало усаживаясь на свое место во главе стола для обсуждения текущих вопросов. — Почему Хогвартс так важен? Насколько я могу судить, он не несет никакой стратегической ценности, — сказал он, и тут же добавил: — Исправьте, если я не прав. И Волдеморт, показательно игнорируя изувеченный труп Макнейра, принялся с легким презрением в голосе объяснять, что Хогвартс — это символ всего магического мира и с идеологической точки зрения контролировать его — то же самое, что напрямую влиять на умы всех волшебников Великобритании. Очень удобно иметь такой рычаг давления, поэтому уже со следующего года они обязаны восстановить работу школы в обычном режиме. Лорд проводил параллели с Букингемским дворцом для британцев, рассказывал о национальной боли и символизме.. Звучало настолько убедительно, что даже Драко почти поверил ему. Но только почти.

***

Малфою дико стоять на пороге комнаты Грейнджер. «Приди в себя», — мысленно убеждал он себя, выстукивая костяшками пальцев по косяку дробь, как подобает приличным людям. Мог же спокойно прийти глубокой ночью и просмотреть ее воспоминания, но почему-то заявился, когда девушка еще наверняка не спала. Проблем ему недостаточно? В последнее время в голове парня было слишком много мыслей, каждая из которых так или иначе приводила к Грейнджер. Это выводило из себя, но поделать Драко ничего не мог. Даже не находясь непосредственно рядом, она пиявкой сидела в голове и отравляла его жизнь одним своим существованием. Малфой заявлялся домой, только чтобы сменить форму на чистую и показаться матери с Пэнси. Паркинсон после его срыва хотя и стала относиться к Драко с большей осторожностью, но в остальном осталась прежней и филигранно делала вид, словно слетать с катушек подобным образом — нормально и со всеми бывает. Кто-нибудь мог прокомментировать это следующим образом: чистокровную куклу с детства натаскивали держать рот на замке и отсасывать по команде, но Малфой без промедления заставил бы этого человека жрать землю. Он знал, что от куклы в Пэнси лишь красивое лицо. Она просто достаточно разумна и морально устойчива, чтобы принимать его таким, каков он есть. Это было той концепцией, в которую Малфой предпочитал верить. Люди не меняются, и их можно либо принимать, либо нет. Можно подкорректировать образ жизни, внешность, даже несколько раз за жизнь сменить смысл, но внутренние убеждения затронуть невозможно. Существовало нечто, с чем невозможно спорить, с чем люди просто рождались, как с цветом глаз или волос. Поэтому их с Грейнджер всегда будет разделять бездна. Сегодня Драко придется перекинуть через нее подвесной мост, чтобы выведать информацию о крестражах прежде, чем девушка перережет веревку и он рассечет себе лицо о каждый камень, лежащий на дне пропасти между ними. У открывшей дверь Грейнджер в глазах читался океан вопросов и едва заметный страх, который она старательно маскировала показным недовольством от его визита. Упрямо сжала губы и встала ровно посреди прохода, словно своей хрупкой невысокой фигуркой надеялась помешать Малфою ступить на ее территорию. Смешная. Драко проще простого прочесть каждую из ее эмоций, а вот девушка совсем не знала, чего от него ожидать, и чувствовала себя некомфортно. — Зачем пришел? — не выдержала. — Нужно поговорить, — бросил он, одними глазами указывая на пространство за ее спиной, чтобы его впустили. — О чем? — упорствовала Грейнджер и, будто только вспомнив, что стоит сейчас перед ним в одной пижаме, окинула себя взглядом и после этого сложила руки под грудью, вздернув подбородок. Драко прищелкнул языком и закатил глаза. Плевать, когда ему нужно было ее разрешение? Малфой сделал быстрый шаг навстречу и без труда сдвинул вмиг ощетинившуюся девушку с места. Ее плечи на мгновение напряглись под его пальцами, но Грейнджер тут же выскользнула из его хватки, уходя вглубь комнаты. Видимо, осознала, что вариантов нет. Парень успел уловить аромат шампуня, исходящий от еще влажных после душа волос. Приятный и свежий. Он прошел к камину и бесцеремонно занял одно из кресел, отмечая для себя лежащий на соседнем плед и раскрытую книгу. На кофейном столике стояла позабытая тарелка с надкусанным шоколадным печеньем и чашка с недопитым чаем. Судя по всему, до его прихода девушка проводила время по-грейнджеровски скучно. Для создания нужной атмосферы не хватало только двух долбоебов, которые клянчили бы у нее домашку. Пробубнив что-то невнятное, Грейнджер села на самый краешек соседнего сиденья и напустила на себя надменный вид. Надо сказать, изображать из себя хозяйку положения у нее выходило весьма неплохо — разве что голос, звучавший выше, чем обычно, выдавал. — Ну и? — вскинула брови девушка. — Расскажи мне все, что тебе известно о крестражах, — не стал ходить вокруг да около Драко. Она недоверчиво фыркнула: — Зачем тебе? — Слишком много глупых вопросов, ответы на которые грозят тебе только новыми поводами поволноваться, — наигранно тяжело вздохнул парень. — Ты ведь понимаешь, что я могу просто залезть тебе в голову? На лицо Грейнджер легла тень, но это продлилось всего мгновение. В следующий момент на нем отразилась очевидная борьба с собой. Малфой лучше всех был осведомлен об упрямстве девушки и считал эту черту ее характера даже привлекательной.. но только тогда, когда она не доставляла ему проблем. Сейчас был как раз тот случай, когда Грейнджер не стоило даже пытаться его испытывать. — Я жду, — звучало как приказ человека, которого невозможно ослушаться. Драко часто даже не замечал, как начинал разговаривать подобным образом в обычной жизни — на это повлияла и служба, и кровь древнего рода, текущая в его жилах, и чувство превосходства, усвоенное с детства. Девушка обхватила колено ладонями, явно нуждаясь в паузе для спора между совестью и рациональной частью своего мозга. Ладно. Малфой даст ей эту возможность. Он откинулся в кресле и со скучающим выражением лица немного съехал по спинке вниз, всем своим видом он олицетворял полную противоположность натянутой в струну девушки. — Всего нам известно о шести крестражах, — наконец, сдавленным тоном начала Грейнджер, взвесив все за и против. — Из них уничтожены три: дневник, кольцо Мраксов, медальон Слизерина. — Вы уничтожили медальон? — спросил Драко, подперев щеку кулаком и не отводя взгляда от прожигающей взглядом свои тапочки девушки. — Где? Каким образом? — Очевидно, с помощью Адского пламени, ведь доступа к яду василиска у них не было. — Я не могу сказать, потому что не знаю. Мне известно, что Гарри сделал это, — сказала она и, пожевав губу, все же посчитала необходимым добавить: — Мы стараемся распределять важную информацию, чтобы в случае попадания в плен врагу не стало известно все. Драко усмехнулся криво и разочарованно: эта тактика Ордена у него уже в печенках сидела. И все же несмотря на вполне себе достойную идею, у Сопротивления все, как обычно, выходило через одно место. В воспоминаниях схваченного в королевском лесу Дин Томаса Беллатриса наткнулась на очевидный промах: у Поттера хранился артефакт, при ближайшем рассмотрении поразительно похожий на меч Гриффиндора. Меч являлся «истинным гриффиндорцам», когда они особенно нуждались в помощи, но вот незадача: в данный момент он должен был храниться в ячейке Лестрейнджей в «Гринготтсе». Во время разговора с Ноттом-старшим и отцом сразу после допроса, случайным свидетелем которого стал и Драко, Белла была почти в панике. Что ее так взволновало? Что заставило отыскать среди пленных гоблина — бывшего сотрудника банка — и направиться с ним в «Гринготтс»? Тот подтвердил, что хранящийся в семейном сейфе Беллатрисы меч настоящий, но зачем Поттеру был поддельный? Единственным адекватным вариантом был тот, в котором меч Гриффиндора — еще один крестраж и в Ордене планировали заменить его муляжом, чтобы потянуть время. Очевидно, чтобы осуществить это, им придется проникнуть в «Гринготтс». Вот только Люциус отмел это предположение, когда Малфой его озвучил. Отцу незачем было врать ему. Однако парень выяснил, что охрану в банке усилили, значит, что-то там все же прятали. — Мы точно знаем, что еще один осколок души Волдеморта заключен в его змее, — продолжила Грейнджер, желая покончить с этим как можно скорее. — И еще.. Я подозреваю, что это вещь, принадлежавшая Ровене Равенкло. Кажется, Темный Лорд из тех, кому нравятся предметы, несущие в себе определенную историю, — губы девушки презрительно скривились. — С чего вы решили, что один из крестражей находится в Хогвартсе? — следующий вопрос Драко явно был неожиданным для нее. Грейнджер резко вскинула голову и удивленно воззрилась на Малфоя. Ей не было известно, что он уже смотрел ее воспоминания раньше и видел разговор с Поттером про его ментальную связь с Темным Лордом. В своей голове она мгновенно сделала правильное предположение: — Орден пытался проникнуть в школу? — Что насчет шестого крестража? — спросил Драко, не сочтя нужным отвечать. Отчасти своим поведением Малфой специально раздражал ее: ему нравилось, как девушка злилась и пыталась не демонстрировать этого. Это было единственной верной тактикой общения с ним, при которой она могла чего-то добиться. Умница-Грейнджер не могла не дойти до нее. — Дамблдор предполагал, что им может оказаться меч Гриффиндора, однако у Реддла не было к нему доступа, — пошатнула его теорию о нападении на «Гринготтс» Гермиона. — Других вариантов у меня нет. Возможно, он все же сделал это? — она пожала плечами и тут же запнулась, чтобы не увлечься размышлениями. Она не собиралась давать Малфою лишнюю информацию — лишь ту, что необходима, чтобы он от нее отстал. — Зачем тебе знать про крестражи? Или скорее почему именно сейчас? Что-то произошло? — Грейнджер не была бы собой, не попытайся она вытянуть из него что-нибудь. Неожиданно подавшись вперед, Драко оказался слишком близко, и девушка машинально отпрянула, вжимаясь в спинку кресла. Она на мгновение отвела глаза в бок, чтобы собрать свою решительность и вернуть ему взгляд, полный недовольства его действиями. Малфой давно заметил, как она терялась в такие моменты, и просто не смог удержаться. Для него ничего не стоило удерживать зрительный контакт, но от Грейнджер это требовало огромных усилий. Он целых полминуты скользил взглядом по ее блестящим глазам и покрасневшим скулам, а после, так ничего и не ответив, протянул руку и взял из-за ее спины книгу, которую приметил еще по приходе сюда. Грейнджер аж подпрыгнула от неожиданности, комично округлив глаза. — Что читаешь? — беззаботно спросил Драко, перелистывая страницы. — «Полночная библиотека»? Я ожидал «Список лечебных трав среднеазиатской полосы» или, на худой конец, «Перечень вымирающих видов магических животных Великобритании». Ты ведь так развлекаешься? — он поднял голову и увидел, как девушка кривится. — Так о чем она? — Может, ответишь мне? — продолжала упорствовать Грейнджер. — Не отвечу, — твердо произнес парень, железным тоном пресекая дальнейшие расспросы. С ее стороны послышалось обиженное сопение. — Так о чем? — О множественных вселенных, — машинально ответила девушка, все еще раздумывая, как вытянуть из него планы, а Малфой захлопнул книгу и взглянул на аннотацию: — «Если бы наша жизнь сложилась по-другому, была бы она лучше? Мы не знаем. Но та, которая нам дана, ценна сама по себе..» — прочел он вслух и пренебрежительно фыркнул. — Хотела бы оказаться в другой вселенной, Грейнджер? Той, где я бы тебя не нашел. Драко безразличен ее ответ, он просто не хотел больше слышать от нее глупости. Хотя для этого на девушку нужно было как минимум наложить Силенцио. — Ее смысл в том, что в любой вселенной тебя все равно что-то будет не устраивать, — обтекаемо пояснила Грейнджер, что внезапно не устроило парня. Он всегда замечал в ней эти мученические нотки, однако сейчас это почему-то злило. — Поэтому нет ничего лучше собственной жизни. Нужно только найти в себе силы полюбить ее. — И как, получается? — с внезапным раздражением, не укрывшимся от девушки, поинтересовался он. «Нет», — так и кричали взгляд и поза. — Зачем думать о том, как могло бы быть? — она снова избежала прямого ответа. — Это только отнимает силы, которые можно потратить на то, чтобы что-то изменить и сделать настоящее немного лучше, — пожала плечами Грейнджер и наконец выдернула из его пальцев книгу. Автоматически перелистывая страницы, она принялась развивать мысль: — Намерения имеют огромное значение. Если они благие, то в конце концов человек приходит к чему-то хорошему. — Пытаешься придать смысл своим страданиям? — насмешливо спросил Драко, и девушка обиженно насупилась, ведь он, как всегда, надавил на болезненную точку. В этом, пожалуй, заключалось их главное различие. Грейнджер сама показывала свои слабые места, а он не мог удержаться и не задеть, раз уж выпала возможность. Он же свои слабости выдирал с корнем, а если сидели слишком крепко — поливал бензином и жег. Травил себя до такого состояния, что внутри гибло все живое. Малфой уродлив. Снаружи еще ничего, многим даже нравилось, но все, что под кожей, было отвратительным. Грейнджер будто светилась изнутри. От самого ее сочувствующего сердца исходили теплые волны, от которых у Драко кружилась голова, и никакая мерзость, сидящая в нем, не могла этот свет затмить или очернить. Она могла выглядеть отчаявшейся или разбитой, могла казаться сломленной, но что-то, неподвластное Малфою, дарило ей надежду на лучшее будущее. Девушка продолжала барахтаться на поверхности, отказываясь тонуть в грязи. Это одновременно и восхищало, и вызывало желание коснуться своими испачканными сажей руками и замарать, чтобы не сияла так ярко, что больно глазам. — Знаешь, — сказала она серьезным тоном, но с плохо скрываемым раздражением, — возможно, ты прав. Я считаю, что любые испытания даются, чтобы что-то из них вынести, понять для себя. Другими словами, я думаю, что все происходит не просто так. — Что если все твои хорошие поступки в конечном итоге все равно приведут к чему-то плохому? Или вообще ни к чему не приведут. Лично для тебя. Какой смысл в будущем, если тебя в нем не будет? — иронично бросил Малфой, ставя Грейнджер в тупик. Еще одна вещь, которая помогала терпеть эту жизнь. Драко уже свыкся с мыслью, что расплата неминуемо придет. Вообще плевать. Он не хотел страдать в настоящем, какая разница, что там дальше? — Даже если меня не будет, останутся другие. Моя история послужит уроком, который не позволит повториться.. этому, — неуверенно проговорила девушка, прижав к животу книгу и прикрываясь ею, словно щитом. — Этим ты занимаешься целыми днями? — мимолетно поинтересовался Малфой, а когда Грейнджер непонимающе нахмурилась, добавил: — Выдумываешь какую-то херню? — В моих словах есть смысл, — возмутилась она, а парень издевательски вздернул бровь: — Сколько сказок о творении ты прочла, Грейнджер? — спросил Драко и хмыкнул, когда она поджала губы. — Смирись с тем, что твоя станет очередной. Через сто лет кто-нибудь откроет книгу и назовет твою историю поучающей, но большинство — глупой, наивной и банальной. В этот раз он не пытался задеть девушку словами. Просто это правда — горькая, жестокая, неприятная. Печальная? Для Грейнджер, очевидно, да. Ему вот похер. Она не глупа, просто убеждения мешали увидеть все уродство мира. Увидь она его, возненавидела бы, как ненавидел Малфой. Но может поэтому она все еще протягивала ему руку, даже испытывая всю палитру от отвращения до ненависти. Святая? Ненормальная? «Просто глупая, — подумал Малфой. — Такая умная, но все же глупая». — Даже если один человек найдет ее поучительной, мне этого достаточно, — наконец вскинулась Грейнджер и безжалостно затянула его в воронку своего печального взгляда. — Я буду знать, что все не зря. Малфой ощущал себя тонущим в бескрайнем море чужих эмоций. Неприятное чувство для такого, как он, — скребущее, тянущее, ноющее. Он не привык. И все же ему впервые захотелось не дистанцироваться, а навести порядок. Его сердце походило на гостиницу со строго ограниченным числом номеров: в нем не было места для еще одного человека, о котором ему пришлось бы беспокоиться. Он не мог предложить Грейнджер даже самой захудалой койки у входа. Да и с чего бы? Кто она такая? Однако двери отворились будто бы сквозняком, без его на то желания. Завтра же парень повесит на них амбарный замок, чтобы подобное не повторилось. А сегодня его рука самостоятельно взметнулась вверх и коснулась мягкой щеки. Драко не умел дарить тепло как-то иначе, чем буквально. Он хотел выбить из нее эту грусть, пусть лучше психует и занимается самобичеванием, чем философствует. Мало ли к чему придет в своих рассуждениях, если продолжит? Он понял, что ему не доставляет никакого удовольствия ее печаль, еще когда Грейнджер рыдала над трупом дракона. Малфой приблизил к ней лицо, еще и еще, своей близостью заставляя встретиться с ним взглядом. В какой-то непонятной панике Грейнджер попыталась сбросить его ладонь. В глазах парня читалось ощутимое намерение, и из них двоих только она была тем человеком, кто готов сопротивляться тому, что зрело в его голове. — Нет! — выдохнула Гермиона, вскакивая с кресла и по неосторожности задевая ногой столик. — Нет-нет-нет, — запричитала девушка, ощутив хватку на своем запястье, и в следующий момент обнаружила себя сидящей на коленях Драко в кольце его рук. Парень видел, как трепещет жилка на ее шее. Мог посчитать редкие веснушки на носу и щеках. Чувствовал, как она вся подобралась и покрылась мелкой дрожью. Это неожиданно задевало. — Нет? — спросил Малфой, наклонив голову, чтобы посмотреть в глаза. Девушка отшатнулась, для опоры хватаясь за его плечо. — Почему не вырываешься? — Разве есть смысл? — с горечью спросила она, вновь извернувшись в его объятиях-тисках, чтобы посмотреть затравленным взглядом. — Мерлин, Малфой, зачем ты все только больше усложняешь? Драко ничего не ответил и в тот же миг коснулся ее губ своими. Просто прижался, не закрывая глаз и склонив голову, чтобы они не столкнулись носами, и придерживая за поясницу. Прошелся легким, как крылья бабочки, поцелуем по подбородку. Вернулся к губам, своими ощущая, как те слегка подрагивают. Малфой был уверен, что они окажутся сладкими из-за шоколадных крошек в печенье — так и вышло. Он отодвинулся довольно быстро и осмотрел стремительно краснеющую Грейнджер. — Противно? — спросил грубее, чем планировал. — Малфой.. — Я спрашиваю: тебе противно? — он склонил голову, пытаясь поймать ее взгляд. — Считаешь происходящее унижением? Да, думать именно так для нее было бы проще всего. Как еще ей найти покой, когда внутри все бушует от противоречивости ситуации? Но Грейнджер молчала. Не хотела лгать, а говорить правду — тем более. — Зачем ты это делаешь? — наконец, устало спросила она, пытаясь игнорировать пальцы Драко, мимолетными касаниями пересчитывающие ее позвонки. — Я же пошла тебе навстречу и рассказала о крестражах. Это был первый раз, когда мы поговорили без ссор. — Просто.. хочу? — интонация звучала то ли утвердительно, то ли вопросительно. — Нет никакого глубинного смысла. — Это он себя убеждал? — Если тебе мерзко, просто скажи, — он так не закончил и просто поцеловал губы, раскрытые для ответа, снова не оставив выбора. Это снова было медленно и несмело. Нелепо в понимании Малфоя, привыкшего совсем к другим поцелуям. Грейнджер поначалу боролась с собой: дышала громко, горячо выдыхая ему в губы, стискивала в кулаке ткань рубашки. Драко поглаживал ее затылок, путаясь в волосах, желая, чтобы девушка расслабилась, осторожно мял губы, сладкие от шоколада. Парень хотел получить от нее реакцию, должен получить, потому что это уже второй раз и объяснять себе, зачем полез к Грейнджер, которая не выказывала ни капли заинтересованности в поцелуях с ним и никак не отвечала на них, будет сложнее. Когда же она, наплевав на все, подалась вперед и несмело двинула губами, у Малфоя внутри что-то разорвалось от переполняющих чувств, и грудную клетку затопило теплом. Он изучал девушку с осторожностью, губами раздвигая ее собственные и вбирая поочередно в рот, отчего дыхание у них обоих сбивалось, а пульс зашкаливал. Драко сместил руки на ее талию, чуть сжимая ладонями и поглаживая кончиками пальцев через одежду. Его так откровенно крыло, особенно когда Грейнджер все сильнее запрокидывала голову, позволяя чуть больше. В этом моменте Малфою нравилось все. То, как оглушающе громко они дышали; как Грейнджер чуть отстранялась, чтобы захватить немного воздуха, а потом так же отзывчиво прижалась к нему снова; как ее пальцы несмело поглаживали его шею. Она была такой маленькой в его руках, и в то же время ее было слишком много. Драко не привык, когда так близко, что чувствуешь биение чужого сердца, как свое, когда движения тягучие и размеренные, а не четкие и выверенные. Это странно, но слишком приятно, чтобы он мог остановиться. Малфой всей чернотой своей души хотел бы не реагировать на это, но по собственной воле подстраивался под чужие желания. Пальцы сами собой оказались под пижамой Грейнджер, пуская по ее телу мурашки от прохладного прикосновения. Девушка ахнула и отстранилась с чмокающим звуком, а после уставилась на него затуманенным взором, в котором медленно проступала осознанность. Малфою хотелось задержаться в этом мгновении, которое исчезало, как вода, пролитая на песок. Он потянулся и провел костяшками пальцев по подбородку Грейнджер, с досадой отмечая, как она напряглась. — Спокойно, — хрипло проговорил он, пытаясь взять под контроль хотя бы собственное сердцебиение, если не ее реакцию. — Черт, — с отчаянием прошептала девушка, закрывая лицо руками. Ее смущение было настолько очаровательным, что Драко не сдержал самодовольной улыбки. — Не так уж страшно, а? — фыркнул он, окончательно придя в себя, и склонился к самому ее покрасневшему уху, намеренно опаляя его своим дыханием: — Давай еще раз? Не выдержав, Грейнджер оттолкнула руки парня, все еще придерживающие ее за талию, и вскочила на ноги. Повернулась к нему лицом, обхватив себя руками, и, набрав побольше воздуха в легкие, выдала: — Можешь уйти? — Это мой дом, — напомнил он. — Знаю. Но все равно — уйди, — еле выдавила из себя девушка, окончательно впав в уныние. Такое ощущение, словно он трахнул ее в номере какого-нибудь мотеля, а не целовал так мягко, как только умел. Малфою давно не было так.. нормально. Он чуть склонил голову вбок, разглядывая Грейнджер, готовую провалиться сквозь землю в любой момент. Будь это любая другая девушка, Драко мог решить, что его просто дразнят. Но это была Гермиона Грейнджер, и выглядела она так, будто может умереть на месте, если он не оставит ее сейчас же. — Хорошо, — неожиданно легко согласился он, своими словами вырывая из ее груди вдох облегчения. Причин остаться не было: из ее глаз пропала грусть, которую он не мог выносить. Малфой встал и направился в выходу, но потом остановился на полпути и резко повернулся обратно: — Не забивай себе голову мыслями. Это ничего не значит. В этом был весь он: жил одним днем. Драко все равно, что Грейнджер думает по этому поводу. Хуже не будет. Только не для него.