Источник света

Изящные пальчики мягко коснулись запястья Драко, останавливая его руку. Пэнси не оказывала и малейшего давления (разве что моральное), однако даже это заставило его на мгновение поднять глаза к потолку, расписанному фресками с изображениями ангелов и демонов, сошедшихся в извечной битве. Может, все потому, что от кипящего внутри раздражения и без того хотелось на стену лезть? Свободной рукой, не обрывая зрительного контакта, парень медленно разжал чужую хватку. Официант нерешительно застыл рядом с парой, не в силах решить для себя, может ли направиться к другим гостям. Со стороны это выглядело довольно обыденно, однако то, что Паркинсон увидела в серых глазах, заставило ее отступить. Девушка послушно опустила руку в перчатке вдоль тела и осуждающе вздохнула, когда Малфой все же подхватил стакан с подноса и жестом отпустил парня. Зал, в котором они находились, был огромным и помпезным. Высокие окна с темно-зелеными занавесками, начищенный паркет, столы с закусками у стены. В дальнем конце находилась невысокая сцена, где расположились музыканты, а в воздухе витал запах лицемерия. — Не стоит тебе столько пить, — с нажимом проговорила Пэнси громким шепотом, удостоверившись, что их никто не слышит. — Алкоголь, он.. опасен. Он ослабляет контроль. Нарастающая пелена злости перед глазами мешала. Вдох-выдох. Вдох.. и выдох. Терпение. Опасения крутились в голове Паркинсон, как маленькие жалящие насекомые, делая ее взвинченной и беспокойной. Парень видел и понимал каждое из них, но не разделял. Он-то прекрасно осознавал, что в прошлый раз дело было вовсе не в алкоголе. В чем? Об этом лучше не думать. Вдох-выдох. — Как иначе я должен это вынести? — начал Малфой, наблюдая, как подруга мелкими глотками цедит шампанское из бокала, все время осматриваясь по сторонам. — Я честно не понимаю, зачем мы должны здесь быть. Какое тебе до них дело, Пэнс? Драко не мог взять в толк, почему не послал все к черту и не отправился восвояси, а потакал тараканам этой девицы, помешанной на своем («Нашем!» — запротестовали в голове голосом Пэнси) имидже. Но как только собирался уйти, что-то начинало скрести под ребрами, приносят ощутимый дискомфорт. Совесть что ли? Вряд ли. Просто отношения с Паркинсон портить не хотелось: им еще жизнь жить рядом друг с другом. — Подобные вечеринки очень важны, — запротестовала девушка, а руки Малфоя так и просились хорошенько ее встряхнуть, чтобы выбить эту дурь. — Можно завести нужные знакомства и.. — Нужные? — он усмехнулся, а потом повторил еще раз, медленно и по слогам: — Нужные. — Сделай лицо попроще, и нужные люди подойдут к нам сами, — процедила Пэнси, скрещивая руки на груди в ответ на неозвученный вопрос: «И кому они нужны?» — А что с моим лицом? — Выглядишь так, будто вот-вот свернешь кому-нибудь шею. Даже мне не по себе, — выделила она последнюю фразу, как обычно за резкостью скрывая свои истинные чувства. Парадный зал в Министерстве магии был полон высокопоставленных Пожирателей с женами и даже детьми, но главными гостями вечера являлись члены делегации от северной партии Хорватии. Их присутствие означало, что еще одна страна покорилась режиму Темного Лорда, и весь этот прием — нечто гораздо большее, чем обычный благотворительный бал. Сам Реддл на подобных мероприятиях был редким гостем, но это не мешало высокородным волшебникам принимать благочестивый вид и жертвовать крупные суммы на счет министерства, хотя в повседневной жизни они понятия не имели о значении слова «сострадание». Вряд ли хоть кого-нибудь из них действительно волновало, на что шли пожертвованные галеоны. Увесистый мешок с монетами перекочевал в нужную ячейку — и совесть чиста. В мире животных вожаком стаи становится самая сильная и безжалостная особь, а более слабые собираются вокруг нее в поисках защиты. В мире людей все работало аналогично. Решения принимают те, в чьих руках власть, а остальные покоряются. Волдеморт подмял под себя Великобританию и продолжал сдвигать границы влияния, заражая собой чужие земли, словно ядовитый мор. Гнилые корни режима опутывали правительства стран Европы постепенно: сначала с помощью слухов и демонстрации силы зарождали страх и сомнения среди властных структур, а после, когда верхушка осознавала, что войны не миновать, в кресла министров сажали «правильных» людей. Несогласные? Их можно заставить передумать. Темный Лорд нарушил равновесие в хорватском министерстве, и элиты явились на поклон к человеку, который первый коснулся маятника. Парадокс в том, что только он и мог остановить колебания в обществе. Для этого нужны средства, которые с готовностью давали лояльные аристократы ради сохранения положения, время и.. Малфой. Волдеморт пускал в ход своего самого жуткого солдата, а тот превращал убежища оппозиции в адскую котловину. И воцарялся новый мир. Драко чувствовал на себе все эти взгляды, полные трепета или даже откровенного страха, — не видел, а ощущал самым своим нутром, — и они только подкармливали его бешенство. Малфой скользил глазами по залу, словно ища вещь, которую можно взять в руки и швырнуть в стену, ведь агрессия грозила перелиться через край. Атмосфера давила. Мысли в голове давили. Пэнси давила. Но на нее хотя бы можно было отвлечься. — Я едва дышу из-за чертова корсета, — негромко пожаловалась девушка. На ней было черное платье в пол с открытыми плечами и ниспадающей юбкой из тюля: для любой другой было бы чересчур, но Паркинсон даже в подобном развязном по меркам чистокровного мира наряде выглядела уверенной. — Ты сама нас сюда притащила, — не преминул напомнить Драко. — Мы не могли пропустить этот прием, — вздохнула Пэнси, словно устав доказывать неразумному ребенку прописные истины мира взрослых. — Ты слишком заметная личность в рядах Пожирателей, чтобы позволить себе не показаться здесь. — Она запнулась, когда рука парня легла на поясницу и мягко направила ее в сторону стола с закусками. — Зачем нам идти туда? Давай лучше пойдем и поздороваемся с.. — У тебя взгляд голодный, — Малфой посмотрел на подведенные черным глаза Паркинсон, которые действительно сияли, но из-за слишком яркого освещения. Ему просто хотелось хотя бы ненадолго убраться подальше от этого парада лицемерия. — Замечательно. Пусть репортеры думают, что это я на тебя так смотрю. Драко впервые за вечер чуть дернул уголки губ вверх. На уставленном закусками столе чего только не было, но он остановил свой выбор на канапе. Зажав закуску между большим и указательным пальцами, он настойчиво протянул ее Паркинсон, одним взглядом давая понять, что выбора у нее нет. — Меня удивляет эта твоя склонность к дешевому театру, — покачал головой парень. — Дешевому? — с сомнением переспросила уязвленная девушка, прожевав креветку с маслиной и огурцом на крошечном кусочке хлеба. — Если бы не эти хорваты, именно наше колдо было бы на первой полосе «Пророка». — И что с того? — иронично посмотрел на нее Драко, подмечая, что его наплевательское отношение явно не пришлось по вкусу Пэнси. Малфой мог жениться на любой чистокровной ведьме своего возраста, но он выбрал Паркинсон. Пусть парень постоянно повторял, что жалел об этом, он откровенно лукавил. Пэнси обладала всеми необходимыми для будущей леди Малфой качествами, но куда важнее то, что с ней всегда было просто и понятно, ведь они слеплены из одного и того же теста. Паркинсон растили, сдувая с нее пылинки, топили в родительской любви и исполняли любое желание по одному только щелчку пальцев. Разве могла она в таких условиях не вырасти избалованной? Девушке нравился вкус денег и власти, но она прекрасно знала цену своей безбедной жизни, и та была непомерно высока. Свобода. Знатные наследницы в мире чистокровных являлись инструментом. С самого детства из Пэнси пытались что-то слепить, и эти скрепы сидели в ней слишком глубоко, чтобы она могла просто так от них избавиться. Отец крутил ее жизнью как хотел и в нужный момент готов был подложить дочь под кого-нибудь ради усиления своего влияния. Драко был рад освободить ее. Маловато для искупления всех его грехов, но парень чувствовал себя чуть лучше, когда понимал, что уберег Паркинсон от худшей участи. Пэнси порой бывала невыносимо капризной, заносчивой и требовательной, но это если не присматриваться. Совсем не мерзкой она казалась вблизи, особенно когда молчала. Не открывала бы рот, цены бы ей не было. — Понимаешь, Драко, милый, — вдруг приблизилась девушка и, смахнув с плеча Малфоя несуществующие пылинки, обворожительно улыбнулась, — мы с тобой теперь навсегда в одной лодке, поэтому и тонуть в случае чего будем вместе.. — Сюда смотрят журналисты? — осенило парня. — Смотрят, — кивнула Паркинсон. — Из-за твоей кислой мины они решат, что мы друг друга ненавидим. Поэтому смотри прямо на меня и представляй что-нибудь приятное. — Мне нравится смотреть на тебя. Гораздо больше, чем слушать твои бредовые идеи, — поддразнил Драко и признался: — Мне больше по душе, когда ты строишь из себя ледяную стерву. Пожалуйста, больше не смотри на меня, как восторженный щеночек, это некомфортно. — В глазах других мы ходячее клише. Я лишь стараюсь соответствовать возложенной на меня роли, — повела острыми плечами Пэнси. Наигранное выражение уже сошло с ее лица, и девушка, насупившись, посмотрела на него снизу вверх и задала риторический вопрос: — Драко, в чем твоя проблема? Проблема? О, у Малфоя их целая куча, но среди них вишенкой на торте была только одна — та самая, что целую ночь пролежала в позе эмбриона у него под боком, не напрягаясь, но и не расслабляясь. Драко словно подушку прижимал к себе, а не человека. От подушки нет смысла ожидать, что она обнимет ответно, подарит тепло или хотя бы не будет трястись так очевидно. У подушки сердце периодически не заходилось, как у зайца, угодившего в лапы волка. Подушка, если судить непредвзято, по всем пунктам лучше Грейнджер. Малфой ни на миг не сомкнул глаз. Он прислушивался к чужому дыханию, что само по себе убого, и напряженно размышлял. Грейнджер имела полное право на ненависть к нему, но пусть только посмеет отстраниться. Касаться ее вот так оказалось слишком приятно и до омерзения невыносимо. Все это было непривычно приторно, даже слащаво, вообще не в стиле Драко. Он был почти уверен, что это действие силы, потому что девчонка была такой горячей в его руках, словно пылала сама и его заодно пыталась расплавить. Но разве такого, как Малфой, это могло остановить? В глазах Грейнджер он самая худшая из тварей, и все же ее отстраненность неприятно кольнула где-то под ребрами. Драко считал, что это задетая гордость свербила, заставляя сердце сжиматься. Зная себя, он был почти уверен, что дело в ней. Будь на месте Грейнджер любая другая — не задумываясь легла бы под него, но даже здесь она была гребаным исключением. Девушка ничуть не поменялась по отношению к нему после того, как сама прижималась, доверчиво подставлялась под поцелуи, дышала так рвано и оглушительно, что он просто не мог выкинуть этот момент из памяти и теперь, наверное.. ожидал чего-то. Чего-то, что ему нахер не нужно. Малфой был уверен, что не хочет Грейнджер. С чувством глубокого отвращения к себе, но он опускался до подобных мыслей. Ну чем она могла его заинтересовать? Красотой? Она недостаточно красива в его понимании. Может быть, своей неопытностью? Некоторым нравилось подобное, но точно не Драко. Он не находил ничего привлекательного или заманчивого в том, чтобы возиться с девственницами. Девчонка даже целоваться не умела толком: он это сразу понял по тому, как она неумело двигала губами и пару раз неловко натолкнулась на его зубы своими. А ведь Малфой был уверен, что Уизли успел залезть ей в трусы или хотя бы зажать где-то в углу. Драко, наверное, поэтому не стал проталкивать язык по самые ее гланды, так, чтобы дыхание у обоих сбилось (как он привык и как ему нравилось), а мял губы Грейнджер, как девственник. Пожалел. Ну конечно, пожалел. Если вообразить ситуацию, в которой Малфой захотел, чтобы она сама раздвинула перед ним ноги, он вполне мог притвориться для нее кем угодно, но шутка в том, что не притворялся. Драко всю ночь сжимал девушку в объятиях почти до хруста костей, пугая собственной настырностью, и это было так похоже на него и вместе с тем совсем не о нем. Одновременно оберегал и изничтожал, наблюдая за бесконечным возрождением и питая этим зверя внутри себя. Малфой не привык себя ограничивать. Плевал он на совесть, когда цель оправдывала средства, а она оправдывала. Однако количество неадекватных поступков в его жизни явно превысило лимит. Нечто вовсю прыгало по сознанию, выбивая с внутренней стороны черепа команду «валить». Вместо того, чтобы прислушаться к здравому смыслу, Драко уткнулся носом в местечко между шеей и плечом Грейнджер и вдыхал ее запах, как полоумный, потому что им дышалось как-то легче и спокойнее. Внутри все сводило от неправильности происходящего, и до самого утра Малфой пролежал без сна, потому что и ему было не по себе от всего этого. Он ведь тоже человек, хоть Грейнджер и ни за что бы в это не поверила. — Ведешь себя как последний кретин, — послышался возмущенный шепот Пэнси. Парень несколько раз моргнул, прогоняя наваждение, и глянул в ее сторону. — Иди и пригласи на танец или прекращай пялиться на ее зад. — Не могу, — буркнул Тео, не отрывая хмурого взгляда от Дафны, которая целиком и полностью была вовлечена в диалог с какой-то пожилой дамой. — Приложи усилия, — съязвила Паркинсон. — С чего она вообще надела нечто подобное? — Нотт облокотился о стену, хмуро наблюдая за Гринграсс. По скованным движениям девушки было заметно, насколько ей некомфортно с открытыми плечами и ногами. — Наверняка мать выбирала. Хотела показать товар лицом, — презрительно скривилась Пэнси, беглым взглядом окинув платье подруги, после чего свирепо сощурилась: — Будет крайне неприятно, если она кому-нибудь приглянется, правда, Теодор? — На подобных вечерах часто прощупывают почву для заключения будущих помолвок, — развязно проговорил Забини, намешивая какую-то странную смесь из стоящего на столе алкоголя. По виду Блейза можно было сделать вывод, что он пришел в министерство не с пустыми руками и уже успел поднять себе настроение. Его расширенные зрачки делали глаза похожими на два колодца, а на губах играла расслабленная улыбка. Хлебнув немного получившейся баланды, он даже не поморщился от вкуса этой дряни. Взгляд Нотта сменился со злого на озадаченный, словно он никогда и не рассматривал вариант того, что Дафна не только та нежная леди, которую он все время оберегал от себя, но и орудие выгоды Гринграсса-старшего. В мире Тео, полном криков боли, гниющих конечностей, крови и грязи, брак не являлся тем, что стоило внимания. Парень не мешкая мог вскрыть грудину тупым скальпелем, если того требовала ситуация, но какой же Нотт тугой, когда дело касалось чего-то жизненного. — Дафне двадцать, — многозначительно добавила Паркинсон, добивая Тео, словно одна эта цифра значила больше любых слов, которые она могла бы произнести. Его выражение лица ожесточилось. — К тому же сейчас война, — подключился Забини, обменявшись с Пэнси взглядами. — Браки — это не только слияние капиталов, но и гарантия, что новые родственники не запустят проклятием в спину. Ну.. с большой вероятностью не запустят, — исправился он. Пэнси кивала на слова Блейза, особенно не вникая в их суть, а потом вдруг замерла и нахмурилась, вглядываясь в его черты. Выражение ее лица стало таким серьезным, что Малфой мысленно похлопал друга по плечу и порадовался, что это не ему сейчас будут выносить мозг. — Ты под чем-то? — искренне ужаснулась она, обращая на себя внимание всех троих парней. Нотт выругался, не имея никакого желания участвовать в их разборках, и быстро направился в сторону Дафны. Та уже беседовала с блондинкой в вульгарном платье и не сразу заметила приближение парня. Драко проследил, как тот что-то говорит и после отводит ошарашенную Гринграсс в сторону. Наивно надеяться, будто Тео изменит свое отношение по щелчку пальцев. Он избегал любых привязанностей, кроме тех, которые не мог проконтролировать (например, их дружба), и Драко не мог винить его за это, зная всю историю. Однако сейчас внутри Нотта проявилась потребность защитить, и в случае с ним это чувство было гораздо крепче, чем любовный интерес. Забини зрил в самый корень, решив сыграть на альтруизме Тео. — Блейз? — требовала ответа Пэнси, не желая униматься. Малфой повернул голову и смог оценить, каким убийственным взглядом она одаривала Забини, которому под дурью все было нипочем. Он небрежно ухмыльнулся и вскинул брови: — Тоже хочешь? У меня осталось немного, — парень похлопал себя по бедрам, разыскивая, вероятно, завернутый в пергамент порошок из цветков аконита. Именно в таком виде его продавали на черном рынке — зачарованная бумага поглощала влагу и тем самым сохраняла дурманящие свойства растения. Из-за того, что вещество было высокой степени очистки, оно не вызывало привыкания, но и стоило баснословных денег. Аконит обрабатывали каким-то особенным образом, благодаря чему яд воздействовал на нужные нейроны и дарил ощущение пронзительной ясности. «Как будто наконец-то живешь» — так называл это чувство Драко. — А ты подготовился, — заинтересованно хмыкнул Малфой. Вероятно, он неосознанно посмотрел в сторону выхода, потому что Блейз легко прочел намерения друга. Драко не помнил точно, где находилась уборная, но в ближайшей к парадному залу наверняка сейчас куча народа. Следовало спуститься на этаж ниже?.. — Собираешься снюхать с ключицы, будто я твоя элитная шлюшка? — поиграл бровями Забини, непривычно энергичный из-за аконита. — Извини, но я пас, мы не настолько близки. Попроси лучше Пэнси, она все же твоя женщина. — Вы когда-нибудь доведете меня, — простонала она и умоляюще посмотрела на Малфоя: — Драко.. — Успокойся, не буду я ничего делать, — заверил он. Спустя час и одну дорожку, втайне от Паркинсон снюханную с ключицы скалящего зубы Забини, Малфой чувствовал небывалый прилив сил в каждой клеточке своего тела. Он шмыгнул носом, остановившись у входа в зал. Он пожалел, что покинул туалет, так и не смочив ноздри водой, и теперь в носу было неприятно из-за сухой слизистой. Однако этот дискомфорт был совсем незаметен по сравнению с начинающей окутывать эйфорией. Драко знал, что у него в распоряжении примерно полчаса, прежде чем мерзость окончательно очистит организм от другого яда. Разум оставался кристально чистым, незамутненным, и вместе с тем парень ощущал, как в нем бурлит лихорадочная энергия, от которой хотелось разорваться на части. Малфой чувствовал зов скверны глубоко внутри, но тот просто проходил сквозь сито сознания, ничуть не беспокоя. Аконит словно разновидность Империо, только внушал веселье, легкость и свободу. Когда-то давно Драко пытался найти в порошке спасение, но слишком быстро понял, что в этом мало смысла. Аконит не отключал части мозга, ответственные за боль, просто смещал фокус на удовольствие. Если бы он продолжил жить в вечном дурмане, то умер бы от мерзости, просто с улыбкой на губах. С тех пор парень просто баловался под настроение. Ничего особенного. Малфой вдохнул полной грудью. Он мог прочувствовать, как легкие расправляются под давлением кислорода. Так много воздуха, что от него закружилась голова. — Драко, вот ты где, — позвала Пэнси откуда-то сбоку, а после запнулась, видимо заметив его расширенные зрачки, и свела брови к переносице. — А я тебя потеряла. Она буравила его таким взглядом, что Малфою наверняка стало бы совестно, если бы не было так плевать. В данный момент парню просто до охуения прекрасно, поэтому он загадочно ухмыльнулся и приобнял ее за плечо, притягивая к своему боку. — Добрый вечер, мистер Малфой, — послышался голос с сильным акцентом, после чего Драко протянул руку. Тот нахмурился и после секундной паузы все-таки пожал ладонь главы северной партии. Дело не в том, что Малфой хотел нагнать страха, просто сместить фокус со своих ощущений требовало некоторых усилий и времени. Однако гостю из Хорватии явно стало не по себе. — Меня зовут Алан Княжевич, а это моя дочь Аврора, — кивнул мужчина на девушку, что держалась слишком свободно и разглядывала Драко с очевидным интересом. Слушая речь министра, Малфой скользил глазами по выдающемуся декольте его дочери, после чего без стеснения столкнулся с ней взглядами. «Та блондинка, которая разговаривала с Дафной», — вспомнил он. И следом: «Кстати, как там Тео? А Забини где носит?» — Мы не знакомы лично, но я наслышан о вас. Вы весьма известная личность даже за пределами Великобритании, — пылко продолжал бормотать.. Кто это был? Блейз успел обмолвиться, что Княжевич весьма гнусный тип, но под действием аконита это не имело особенного значения. Драко узнал его по выделяющемуся «р» в речи и крупному носу с крошечными крыльями, благодаря которому тот выглядел гротескно. Вообще-то, парень не развернулся в тот же момент только потому, что этот нос показался ему забавным. — Рада познакомиться с вами, — склонила голову Аврора и исподлобья заглянула в глаза Малфоя. Ему был прекрасно знаком этот зов в ее глазах, он ни с чем бы его не спутал. И Драко, как и аконит в нем, вполне устраивало, когда на него смотрели подобным образом. Парень вздернул бровь и нехотя оторвал от Авроры взгляд, ведь Пэнси так обиженно дышала где-то рядом. Малфой машинально огладил плечо девушки, которую продолжал обнимать все это время, наплевав на этикет, и только сейчас обратил внимание, насколько же она напряжена. — Вот как, — сказал он, не размениваясь на лживое «рад знакомству». Не рад, просто все происходящее уже не злило так сильно. Оно просто бурлило вокруг, а парень пытался отыскать себя в этом водовороте. — Тогда, должно быть, вы подошли сказать, как ненавидите меня? Княжевич мгновенно стушевался и потерял часть своей бравады от такой прямоты, в то время как в глазах Драко читался один-единственный вопрос: «Это все?» Он совсем не был заинтересован в этом разговоре. Тело, по ощущениям, превратилось в податливую нугу, а разум плавился, но в хорошем и расслабляющем смысле. Малфой хотел найти официанта. Залить свое состояние сверху алкоголем внезапно показалось хорошей идеей. Да и Пэнси не помешало бы выпить, потому что она его напрягала своей натянутостью. Что поделать, если для Драко сейчас все было по-другому? Девушка раздувала щеки, силясь отыскать адекватную причину влезть в разговор, но все не находила. Боялась подорвать его авторитет. Как же Паркинсон все же нелепая порой, но слишком гордая, чтобы принять в себе эту сторону. Малфой давно выкидыш приличного общества, но кого это волновало? Ах да, Пэнси. — С чего бы мне вас ненавидеть? — спросил Княжевич, так некстати напомнив о своем присутствии. — Просто пошутил, — отмахнулся Драко после новой паузы, за время которой тот наверняка успел бы поседеть, если бы уже не был седым. Может, он решит, что это стиль ведения беседы такой? Шутку мужчина явно не оценил, но все равно растянул губы в подобие улыбки. — Знаете, так бывает: вы можете не знать кого-то лично, но ваша душа уже будет полна ненависти к этому человеку только на основании злых языков, — дождавшись, когда Княжевич кивнет, соглашаясь (ну а как иначе?) парень заверил: — Однако в отношении меня вы можете смело верить любым, даже самым невероятным слухам. Каждый из них отражает неприглядную действительность. — Вас ненавидят ровно настолько, насколько боятся, — ответил Княжевич, удивив тем, что не стал увиливать. — «Враг моего друга — мой враг» — так говорят у нас на родине. Весьма рад иметь в друзьях человека, подобного вам. Драко хмыкнул. Приход ко власти нужной (а значит, лояльной Волдеморту) партии значил, что Пожиратели не станут устраивать бойню и устанавливать новые порядки силой. В стране, подобной Хорватии, где за власть постоянно боролись две партии, подобное практически наверняка привело бы к гражданской войне, и в таком случае Княжевич и его приближенные стали бы первыми, кто бы сполна хлебнул грязи или даже искупался в ней с головой. — Нас тяжело назвать даже союзниками, — снисходительно пояснил он, оставив без внимания попытку хорвата набиться в друзья. — Я уже получил приказ выкосить всех неугодных, с которыми вы не в состоянии справиться самостоятельно, и скоро должен отбыть на территорию Хорватии. — Вы весьма прямолинейны, мистер Малфой, — со смятением проговорил Алан. — Признаюсь, это сбивает с толку. — Привыкайте. Драко не боялся сказать что-то лишнее, но вот Пэнси.. Пэнси была в бешенстве. Жаль, что до тех вершин, где он сейчас находился, ей не докричаться. Чем дольше Малфой смотрел на ее встревоженное лицо и слушал причитания, тем больше понимал, насколько же она устала от всего этого. Или это он устал? Возможно, ему стоило подговорить Блейза жениться на Паркинсон, тогда ее жизнь стала бы чуть легче. — Я же просила, Драко! — сокрушенно вздыхала Пэнси, когда они снова остались вдвоем. — Тебе нужно расслабиться, — с искренней заботой он похлопал ее по плечу, и девушка резко отдернула руку, строя обиженную гримасу. — Что мне нужно, так это немного понимания и ответственности с твоей стороны, — с горечью сказала она и ушла. Останавливая официанта, Малфой заметил Паркинсон на втором этаже, где она, стоя у балюстрады, говорила со Снейпом. Оба даже не смотрели в его сторону. Жаловалась? Агата подловила его у стола с закусками, а потом он каким-то образом оказался с ней в кабинке туалета. Малфой вообще не помнил, как они шли по коридорам министерства, потому что успел опрокинуть в себя что-то с высоким градусом. Парень отвлеченно подумал, что блондинки совсем не в его вкусе.. Только если такие доступные и жаждущие его члена. Тогда он готов не смотреть, причем буквально: то и дело мелькающая перед глазами светлая макушка раздражала. Девушка терлась о него, как кошка, а руками тянулась к ремню выверенным движением, чтобы поскорее стянуть штаны. Слишком старательная, от этого веяло чем-то искусственным. Кончики пальцев покалывало, внизу живота горело, а мыслей не было совсем. Как он и хотел. Полный вакуум. У Драко сердце билось где-то в глотке, он парил в небесах или даже выше, в космосе, наслаждаясь ощущением невесомости и мнимой свободы. Тело стало сверхчувствительным, губы Авроры целовали крепко, влажно, слишком.. слишком что? «Мерзко, — прозвучало в голове твердо. — Ты мерзкий». Малфой даже ослабил пальцы и прекратил сжимать округлые бедра, вызвав вопросительный взгляд со стороны девушки. Парень опустил глаза. Впервые чужой рот казался настолько неправильным. У него крыша поехала? Драко обвел контур губ. Чуть надавил на нижнюю и почти хмыкнул, когда Агата с готовностью втянула щеки, и от ощущения горячего языка мурашки пробежали от затылка и ниже. Совсем не так, как с Грейнджер, а значит, ему не мерзко. Ему отлично. — Обопрись о стену, — более резко, чем рассчитывал, бросил Малфой. Кажется, девушку звали Аврора или Агата. Не то чтобы это было важно. Ее имя было последним, что его волновало в данный момент. — Да, сейчас, я.. — чужое жаркое дыхание опалило губы — слишком пухлые и блестящие от слюны. Он хотел, чтобы она отвернулась. Сейчас же. — Можешь помочь мне расстегнуть ремень? Руки дрожат, — шепотом пожаловалась Агата-или-Аврора и оставила мокрый поцелуй под подбородком и спускаясь к шее. — Ох, Драко.. Малфой потянулся к ширинке, чтобы покончить с этим поскорее, потому что начинал чувствовать напряжение совсем не там, где оно должно ощущаться. Загремел пряжкой. В голове творилась вакханалия, вереница мыслей, ни одну из которых парень не смог бы восстановить после, проносилась по сознанию почти болезненно. Он не хотел. Тело Драко говорило об обратном, однако все нутро отрицало происходящее. Хотелось вскрыть себе череп и убрать причину дискомфорта. Сразу же, не разбираясь, откуда она там возникла. Сбитый пульс грохотал в висках совсем не от возбуждения — парня накрывало что-то, перед чем хотелось затаиться, как перед надвигающимся штормом. Он сцепил зубы покрепче, усилием воли очистил разум и вжикнул молнией на брюках. Губы Авроры шептали что-то грязно-возбуждающее, пока руки оглаживали эрегированный член через ткань боксеров. Она касалась чувственно и умело, льнула со всей возможной горячностью, звуки поцелуев заполнили все пространство тесной кабинки.. Но вот проблема: ее язык на вкус был как грязь. То чертово месиво под ногами, что возникает в лесу после дождя. Волной накрыло омерзение, и парень сделал неосознанный шаг назад. Девушка сочла это призывом к действию и повернулась задом, вставая раком. Малфой заиграл желваками, упрямо протянул руки и выверенным движением подкрутил ее таз, заставляя прогнуться в пояснице. Он это сделает. Он, блять, вернет себе контроль над своей жизнью. Но перед мысленным взором застыли карие глаза, настойчиво смотрящие в самую в душу — туда, куда даже он сам не так уж часто заглядывал. Малфой винил Грейнджер в том, чему не мог противостоять, проклинал во всех смертных грехах, но картинка становилась только более детальной. Смотрела разочарованно и обиженно, хмурила брови, поджимала губы. Драко тошно. Так тошно, что не может поиметь Аврору Княжевич, которая вся для него в кабинке туалета Министерства магии, да и в любом другом месте, где бы он ни попросил. «Можешь уйти?» Видишь, Грейнджер? Он не мог. — Выйди, — хрипло выдавил Малфой, и блондинка, что уже задирала подол, непонимающе обернулась. — Что? — тупо переспросила она, моргая, чтобы прогнать пелену перед глазами. — Тебе плохо? Очень. К горлу натурально подкатил ком тошноты. От нее блевать хотелось? Нет, от себя. Драко чувствовал, как космос в его голове рассыпался на миллион осколков. Аконит переставал действовать, а вот другие мысли, те, от которых так хотелось сбежать, все настойчивее свербели в висках. Малфой словно рухнул с метлы во время игры в квиддич — не столько больно из-за самого падения, сколько гадко и стыдно наглотаться пыли при всех. Парень задержался на светлых глазах Авроры и покачал головой, потянувшись через нее к защелке, в которую та упиралась боком. Настолько ли все было убого, как он себя ощущал? —  Принести воды? — захлопала ресницами, заботливо бегая взглядом по его лицу. — Выйди отсюда, — рявкнул Драко, чтобы она не стала задавать лишних вопросов. Княжевич резко вздрогнула, инстинктивно напугавшись, и попятилась; как мелкая собачонка, запертая в клетке с волком, пыталась забиться в угол. Она ведь знала, кто он такой, знала — и именно по этой причине и полезла. Острых ощущений хотела. Малфой чувствовал, что еще секунда — и он мог их предоставить. Драко был зол, так чертовски зол, но в то же время ощущал себя никчемно. В глазах жгло, словно белки вот-вот зальет чернота. Вряд ли Аврора пришла в эту кабинку захлебнуться мороком. Скорее чем-то другим. Девушка непослушными пальцами справилась с защелкой и почти выпала из кабинки. На мгновение замерла около умывальников, глядя в зеркало и приводя себя в порядок, а спустя полминуты раздался торопливый хлопок входной двери. Оглушающий, как пощечина.

***

Джинни потерла ладони друг о друга, сражаясь с желанием обнять себя за плечи руками. Поленья в камине к этому времени уже успели прогореть, и в гостиной было прохладно, но не поэтому девушку морозило. Она бросила короткий взгляд на Забини, прячась за шторкой рассыпавшихся по лицу и плечам волос, и тут же отвела глаза. Уизли размышляла, как должна поступить. Если она не хотела его разозлить (а она не хотела), то должна думать над каждым шагом и словом, вылетающим изо рта. Зная себя, Джинни точно оступится и будет потом расплачиваться за свой гадкий язык. — Долго я буду ждать? Или я спросил что-то слишком личное? — поторопил Пожиратель, откинувшийся на диванные подушки. — Но у тебя с некоторых пор нет ничего личного. Ты вся принадлежишь мне, — озвучил без издевки, просто как факт. Джинни нахмурилась, чуть раскрыв рот, но из него не вырвалось ни звука. Только недовольное фырканье зародилось внутри, однако она тут же его подавила. Уизли так и не поняла, что именно ее разбудило около получаса назад. В один момент она просто вздрогнула всем телом, стремительно вырвавшись из сна, и подскочила в постели. Девушка ощущала себя до крайности разбитой, проснувшись вот так среди ночи, но была слишком дерганой и морально убитой, чтобы просто лечь и спать дальше. Джинни некоторое время вслушивалась в тревожную тишину, разбавляемую только собственным дыханием. В какой-то момент пульс замедлился, и она улеглась обратно на подушку, подтянув одеяло к подбородку. Однако уже через минуту раздался хлопок аппарации, и от одного этого звука все органы скрутились в узел. Уизли настолько сильно запаниковала, что не сразу поняла, что явилась эльфийка, которая по совместительству являлась ее надзирательницей. Именно Эби вызвала Забини, когда Джинни бродила по дому, поэтому она ее откровенно недолюбливала. Впрочем, это было взаимно. Домовичка приказала собраться, а на любые вопросы только кривила свои тонкие губы и отворачивалась, словно даже смотреть на пленницу старого особняка ей было противно. Как только девушка застегнула последние пуговки на платье, домовик обхватила ее запястье и переместила прямиком в гостиную. Увидев развалившегося на диване Забини, Уизли застопорилась и замерла, где стояла. Воспоминания об их прошлой встрече пробуждали в ней здоровую тревожность, и это чувство заставляло сжиматься в жалкий комок неуверенности под его взглядом. — Да ты садись, — он похлопал по месту рядом с собой, считывая растерянное выражение на лице Джинни. — Не бойся. Не бойся. Он издевается? Взгляд Забини был прямым и настолько пронзительным, что по коже пробежали мурашки жути. И все же она села, опасаясь разозлить его. В попытке сохранить для себя безопасное пространство выбрала кресло, что заставило Пожирателя громко хмыкнуть и вернуть руку, которая до этого касалась дивана, на свое бедро. Он казался до крайности расслабленным, но Джинни не обманывалась на его счет и пристально следила за каждым движением, словно ожидала, что парень вот-вот набросится. Однако Забини начал задавать вопросы. «О чем ты думаешь перед тем, как заснуть? А когда просыпаешься? Чего ты боишься? О чем мечтаешь?» Уизли озадачилась в большей мере, чем испугалась. Разве из нее не вытянули всю информацию еще в лагере? Что ему нужно? Девушка внимательно всмотрелась в лицо напротив, ища признаки алкогольного опьянения. Незаметно принюхалась, но ничего не разобрала — сама же постаралась оказаться как можно дальше. — С чего вдруг ты говоришь со мной? — рискнула Джинни, не особенно рассчитывая на прямой и честный ответ, но неожиданно его получила: — Я совсем забыл про тебя, поэтому аппарировал сюда, — честно ответил Забини, и это прозвучало слишком уж нереально, чтобы оказаться неправдой. Подумав еще немного, он признался: — Вообще-то, я под одним веществом сейчас, но ты и так заметила? Вижу, что заметила. Обычно под дурью меня тянет поговорить о смысле жизни, вечных ценностях и другой подобной хрени. Ну или потрахаться, — парень смерил мгновенно напрягшуюся Уизли взглядом и кивнул, словно соглашаясь с ее реакцией. — Так что я бы на твоем месте отвечал на вопросы. Не хочу из-за тебя становиться насильником. Джинни знала, что он способен на насилие и жестокость, поэтому восприняла угрозу со всей серьезностью. Забини сам подтвердил, что сторонился ее, поэтому не появлялся в особняке, но теперь его разум был затуманен.. чем-то. Кто знает, что за демоны бесновались в его сознании в данный момент? Как минимум он казался слишком активным. Словно до этого долго экономил энергию, а теперь не знал, куда ее девать. — Я отвечаю, — поспешно выпалила девушка и все же обняла продрогшие плечи. — Так.. мои мысли? Об этом ты хочешь поговорить? О чем она думала? В основном о прошлом, потому что оно, в отличие от будущего и даже настоящего, казалось определенным — определенно утерянным навсегда. Уизли опасалась за семью и друзей так сильно, что порой ее тошнило от беспокойства; скорбела об утраченной свободе и мелочно радовалась, что больше не находится в лагере; просто боялась большую часть времени, генерируя в сознании наихудшие сценарии. Порой в ее голове всплывали случайные мысли, вроде той мелодии, что мама напевала себе под нос, когда готовила, или запаха полироли для метел в комнате Рона. Они были единственной отдушиной, но только отчасти, потому что, с одной стороны, дарили успокоение, а с другой — заставляли сердце разрываться на части от осознания невосполнимости утраты. И как же Уизли могла рассказать об этом врагу? С таким же успехом она могла всучить Забини щелочь и попросить плеснуть себе в лицо. Джинни не могла стать еще более жалкой в глазах Пожирателя. Таких, как он, вряд ли тронут ее искренние переживания, да и не нужны они ему. Чего Пожиратель хотел на самом деле? Наверное, видеть ее покорной и сломленной. Он был достаточно очевиден в своих намерениях, когда душил ее голыми руками и грозил пустить по кругу всех, кто ей дорог. Тогда наилучшим вариантом будет ответить, что перед сном мечтает умереть из-за своей ужасной жизни. Однако девушка опасалась, что, если станет слишком много говорить о смерти, Забини прислушается и просто прикончит ее. Черт, как же выкрутиться.. — Могу спросить про твою любимую позу или, не знаю, сексуальную фантазию, — легко съехал с обозначенной им же темы Забини. — Это лучше вписывается в мой образ в твоем понимании? Уизли машинально кивнула, на самом деле зависая где-то в прострации. Хотелось язвить и огрызаться, но Забини — не тот человек, с кем она могла себе это позволить. Поэтому она снова промолчала: не потому, что сказать нечего, а из-за того, что на языке крутилось слишком многое. — Какая же ты нудная, — раздосадовано вздохнул парень и, быстрым хищным жестом облизнув нижнюю губу, подался вперед и уперся локтями о колени. — Тогда я расскажу свою. — Что? — Сексуальную фантазию, — хмыкнул парень. — Перед сном я облегченно выдыхаю и благодарю за еще один прожитый день, — быстро произнесла Уизли первое, что пришло на ум. Она просто не хотела слышать от него грязь и, упаси Мерлин, провоцировать подобными разговорами. — Правда? Я-то думал, что ты хочешь умереть, — заинтересованно проговорил он. Джинни тут же пожалела о своем ответе, но Забини, казалось, был вполне им удовлетворен. Он склонил голову сначала к одному плечу, потом к другому, раздумывая, и спросил с удивлением: — Даже ни разу не думала наложить на себя руки? — Думала, конечно, — неуверенно ответила девушка, но только оттого, что все еще сомневалась, не безопаснее ли вообще молчать. — Но я не считаю самоубийство выходом. Так поступают слабые люди. Опускать руки не в моем характере. Когда-то, когда лагеря еще только начали появляться, Гермиона рассказывала, что определенный тип людей, угодив в плен, начинал рассматривать самоубийство и голодовку как единственный способ доказать пленителям, что контроль в их руках. Она считала это проявлением силы характера, но Джинни не могла взять в толк, как это работало. Нет человека — нет боли? Но ведь как раз боль и означала жизнь, ведь каждый день — это преодоление. Если не научился терпеть, значит, слабый. Забини скользнул по ней насмешливым взглядом и в очередной раз кивнул чему-то в своей воспаленной голове. — А ты считаешь себя сильной? — снисходительным тоном поинтересовался он, словно разговаривал с ребенком, который только что прибавил себе несколько сантиметров роста, чтобы разрешили перейти с игрушечной метлы на настоящую. — Почему тогда послушно сидела в комнате все это время? Я не появлялся в особняке, — он нахмурился, прикидывая в уме, — недели две? За это время ты могла набраться смелости хотя бы на один побег. — Безрассудство не имеет ничего общего с силой, — поджала губы девушка, которая и сама мучилась этим вопросом. — Особняк наверняка защищен древними чарами, к тому же за мной все время следит домовик. Я не так глупа, как ты обо мне думаешь. Они лгали, причем оба. Забини было известно, что Уизли свободно передвигалась по дому в его отсутствие, а она понимала, что он знал о каждом ее вздохе. Могла ли девушка воспринимать это как молчаливое согласие на перемещение по особняку?.. — Не знаю, разум это или просто инстинкт самосохранения, но.. мне нравится, — одобрил Пожиратель и снова откинулся на спинку дивана. Сунув руку в карман, он извлек на свет потрепанный бумажный кулек. Взглянул сначала на него, а после на Джинни, размышляя над чем-то. — Хочешь? — протянул раскрытую ладонь в ее сторону. — Так нам будет легче найти общий язык. Она покачала головой, сразу поняв, что именно ей предлагали. Уизли было страшно оказаться уязвимой в принципе, а с кем-то вроде него рядом — в особенности. Она и моргала-то через раз в присутствии Забини. — Тебя не устраивает твоя жизнь? — неожиданно для себя поинтересовалась девушка. — Это ты с чего взяла? Казалось, она смогла его удивить. И заинтересовать. Неясно только, что это сулило в дальнейшем. — Зачем тебе это? Разве это не способ сбежать от реальности? — Джинни кивнула на свернутый пергамент в руках парня. В наступившей после вопроса тишине он сначала хмыкнул, а после и вовсе рассмеялся, заставляя девушку вздрогнуть в своем кресле. Подобные реакции тела на громкие звуки уже не поддавались ее контролю: нервная система давно вышла из строя. — Мне не нужно бегать от реальности. Я всегда иду с ней рука об руку и воспринимаю это своим достоинством. Но да.. Жить жизнь бывает очень неприятно. Иногда проблематично, иногда просто скучно, а порой больно. Ну ты и сама это понимаешь, как мне кажется, — Забини внимательно следил за ней своими жуткими глазами. И Уизли соврала бы, если бы сказала, что не ощутила волну мурашек от этого взгляда. — Однако в моей власти управлять этим, а в твоей — нет. Джинни могла просто взять в руки лопату и начать выкапывать себе яму, но вместо этого она решила спросить: — Почему так? Забини почесал бровь, глядя куда-то в пространство, кажется действительно задумавшись. — Ты просто наивна, но это временный недостаток. Скоро пройдет. Или уже прошло? Люди.. они тоже хищники. А ты, лисенок, — легкая добыча. Гонишься за кем-то или чем-то, не понимая, за чем, суетишься, и не смотришь по сторонам. Как бы в итоге не оказалось, что гналась ты за своим хвостом, — он несколько раз моргнул и перевел взгляд на девушку, завороженную разговором настолько, что пропустила мимо ушей пренебрежительную кличку. — Хотя нет, ты вроде глупого ослика, которого манят морковкой, чтобы он шел вперед. При этом он тащит тяжелую ношу, подгоняя себя мечтами о том, какая морковка сладкая. Но в итоге она может оказаться совсем не такой. Горькая? Неприятно сухая? Ослик уже и не рад, но придется есть и делать вид, что все как в фантазиях, не зря же столько мучился? Джинни впала в небольшой ступор, слушая его странные речи, но быстро пришла в себя, шумно выдохнув. Она наморщила лоб в замешательстве и предприняла новую попытку понять чужую логику. — Ты из тех, кто считает, будто можно заупрямиться и питаться подножным кормом, или из тех, кому изначально принадлежит вся морковь? На лице Забини так ясно читалось «ни черта ты не поняла», что девушка на самом деле почувствовала себя ослихой, и это внезапно разозлило, пусть и не являлось чем-то значительным в общей картине ее действительности. Джинни так давно глушила свою настоящую личность, превратившись в запуганную покорную марионетку, что собственная реакция казалась проблематичной и в корне неправильной, словно она не имела на нее права. В конце концов, он мог изнасиловать или даже убить ее, но просто считал тупицей. Черт побери, да она должна радоваться. Но отчего-то не выходило. — Я из тех, кто заранее выяснил ее сорт и решил, стоит ли он того, чтобы идти ради него в гору, или лучше просто подождать следующую морковку.