Источник света

Еще в дверях взгляд Тео метнулся к застывшей возле окна фигуре мистера Малфоя. Он никак не ожидал столкнуться с начальством в такой поздний час, хотя, если подумать, в этом не было ничего удивительного. Как он сам отправил отсыпаться в казармы всех, кого можно было отослать, так и Люциус не мог себе позволить покинуть пост, пока в его владениях не воцарится хотя бы видимость порядка. — Докладывай, — послышался его повелительный голос, тем не менее пронизанный нетерпением. Бросив на отца Драко тусклый взгляд, Тео направился к подвесному шкафчику с запасом зелий с выражением абсолютного безразличия на лице. Из-за отсутствия сна и долгого напряжения с восприятием действительности у него творилось что-то странное. Создавалось впечатление, будто на самом деле существовало только то, на что парень смотрел в данный момент, а все прочее не имело шансов пробиться сквозь мутную пелену, окутавшую его сознание. По этой причине Нотт действовал по принципу «одно дело за один раз». Он не собирался даже здороваться до тех пор, пока Бодрящее зелье не окажется в организме. В данный момент Тео было плевать на условности. Бегло перебирая флаконы, он мимолетно подумал о том, как многое изменилось, раз Люциус даже не попытался осадить его за столь вопиющее нарушение протокола. Вместо этого мужчина изваянием замер около письменного стола, стискивая челюсти с такой силой, что, казалось, перемолол бы камень в муку, попади тот ему на зуб, и буравил Тео требовательным взглядом. — Я хочу знать подробности произошедшего, — снова потребовал отчета он, как только парень опрокинул в себя пузырек Бодрящего и с досадой отметил, что это была последняя заготовленная порция. Жидкость потекла по горлу обжигающей волной, еще в ротовой полости начиная всасываться и вызывая тошнотворную тахикардию. Нотт знал, что это состояние нервного возбуждения предшествовало появлению «нового дыхания» — нового, а не второго, потому как он уже сбился со счета, сколько порций зелья выпил за последние трое суток. Наконец парень повел плечами, разминая затекшие мышцы и окончательно прогоняя сонливость. Не спрашивая разрешения, усадил свое тело в кресло для посетителей. Собственное кресло он оставил за мистером Малфоем, однако тот так и остался стоять, заложив руки за спину и расправив плечи. Поза, полная неприкрытой силы и достоинства, но вот его глаза.. Глаза будто подернуты мутной поволокой, напоминающей грязный весенний лед. Тот самый, в котором отсутствовала холодная ясность первых заморозков; не было и непоколебимой твердости утрамбованного множеством ног снежного покрова середины зимы. С виду лед как лед, просто хрусткий и словно.. уставший от жизни. Будто еще немного — и его разнесет на режущие ледяные щепки бурным потоком половодья. Люциус вымотался, и это не имело ничего общего с той усталостью, которую Тео пытался заглушить Бодрящим зельем. Лицо мужчины не бороздили тревожные морщины, тон голоса оставался все таким же ровным и спокойным, но в то же время во всей фигуре, в каждом жесте и взгляде читалась слепая покорность судьбе. За годы работы целителем Нотт сполна насмотрелся на то, как людей порабощала внутренняя пустота. На то, как они отдавались на волю течения, несущего к водопаду, даже не пытаясь удержаться за встречающиеся на пути коряги. Почему с одними это неминуемо происходило, а с другими — нет? Никто этого не знал. Точно не Тео. — Обычная кишечная инфекция. Ничего фатального, — наконец, рассеянно отозвался он, машинально опустив глаза на высокий ворот, за которым на шее мистера Малфоя прятался шрам от магической удавки. Не та ли ситуация стала точкой невозврата? Или она еще не пройдена? Моргнув, парень поднял взгляд и размеренно продолжил голосом, в котором ничуть не отразились посетившие его размышления: — Пара человек наверняка умрет, а остальные скоро будут мечтать о смерти, но при должном питании и уходе будут в порядке уже через пару дней. Люциус выдохнул, как показалось Нотту, с облегчением, но уже в следующий момент нахмурился: — Как это могло произойти? — Скорее всего напортачили на кухне, — пожал плечами Тео, но, увидев по лицу мужчины, что тот уже мысленно направлял в карцер каждого, кто так или иначе относился к приготовлению пищи и запасам еды, на перевоспитание, с нарочитой ленцой прибавил: — Или же кто-то подхватил инфекцию в уборной, а там через посуду и грязные руки пленники заразили друг друга. Обычное дело, учитывая условия, в которых они живут. Его слова сильно усложнят жизнь мистера Малфоя? Может, сподвигнут его устроить ревизию для всего лагеря? Что ж, прекрасно. Известно, что очень часто Пожиратели расшаркиваются перед начальством и приукрашивают действительность, опасаясь оказаться мишенью для их гнева, однако сам Нотт всегда излагал вещи такими, какие они есть. Даже если те были не фактами, а предположениями, как сейчас. Цена в пару слетевших с плеч голов в край обнаглевших поваров и солдат казалась ему вполне приемлемой, поскольку от обстановки в башнях зависела работа его лазарета. Прошлым утром воцарился относительный покой и Тео удалось забыться тревожным сном, однако уже к девяти утра к нему вломились запыхавшиеся дежурные и, перебивая друг друга, сообщили, что обе башни, мужскую и женскую, поразил какой-то странный недуг. Новую напасть парень воспринял со смирением, близким к обреченному. Мозги спекались, но пришлось идти за солдатами, захватив «тревожный чемоданчик» с базовым запасом зелий. Некоторые мысли о том, что за болезнь настигла заключенных, возникли сразу — уж слишком очевидными казались симптомы, описанные дежурными, — но следовало удостовериться и отдать соответствующие распоряжения. Переступив порог, Тео сразу же прижал ворот мантии к носу, стараясь вдыхать относительно приятные ароматы собственного пота и крови, пропитавшие форму, а не запахи рвоты и дерьма, которыми до основания пропахла мужская башня. Он бросил взгляд на лужу пустой желчи с вкраплениями крови прямо около входа и взмахом палочки избавился от нее, кинув морщившимся от отвращения за его спиной Пожирателям, чтобы прибрали все остальное. Нотт наложил на ближайшего орденовца, сжавшегося на койке, диагностические чары. Диаграмма, как он и предполагал, показала четкую картину кишечной инфекции. Не было ничего удивительного в том, сколько людей заболели одновременно — подобные заразы крайне живучи, легко передаются в условиях плотного заселения и протекают стремительно. Побороть их симптоматику крайне просто, но для того, чтобы справиться с последствиями массированной потери жидкости, которая и представляла основную опасность для изможденных организмом пленников, требовалось время и усилия. Стремясь обойтись малыми жертвами, Тео приказал перевести больных в острой фазе в «котловину», а также распорядился продезинфицировать башни, посуду и накормить оставшихся людей получше. Обо всем этом он кратко рассказал мистеру Малфою, снова сделав акцент на том, что многие заключенные, по его наблюдениям, находятся в крайней степени истощения. Намек расшифровывался как «увеличьте паек, если не хотите, чтобы они начали умирать пачками и испортили статистику по лагерю», и его поняли верно. — Нужно выпороть этих поваров, — с налетом природного снобизма процедил он, словно все происходящее было не более, чем досадным недоразумением. Люциус с готовностью вцепился в идею наказать нескольких виновных в назидание прочим, выбирая меньшее из зол, но потом удивил своей осведомленностью: — Я знал, что они начали воровать продукты, но не подозревал, что в таких масштабах. Все это следует прекратить. Нотту нечего было на это сказать. Он был в курсе подпольной деятельности по обмену услугами и товарами, которые пленникам удавалось украсть во время исправительных работ, за еду. Нечто похожее на торговлю в Лютном переулке процветало между заключенными и персоналом лагеря, однако Тео предполагал, что нежные ушки начальства удерживали подальше от этой информации. Оказалось, нет. Оказалось, мистер Малфой слышал обо всех явлениях, происходящих в лагере, но закрывал на них глаза, пока не столкнулся лицом к лицу. Вряд ли Малфой-старший испытывал сочувствие к людям, постоянно недополучавшим пищу. Скорее тяга к идеалу не давала признать, что подчиненные ему владения превратились в подобие черного рынка. «Однако, — думал Тео, — не имеет значения, что им движет, если это заставит его действовать в нужном направлении». В этот момент дверь скрипнула, отворяясь, и в кабинет ввалился Блейз. Он явно не ожидал увидеть Люциуса, но, даже если удивился, то вида не подал. Отдав честь легким наклоном головы, парень пересек помещение и занял второе кресло для гостей. Расположился Забини прямо-таки с королевским комфортом. Эта сторона его личности всегда поражала Нотта. В хорошем смысле. Питаясь окружающей паникой, Блейз умудрялся вести себя раздражающе непринужденно. События вгрызались в него с намерением оттяпать немного плоти, но мгновенно оказывались прижатыми мордами к земле. Тео посмотрел на друга с усталым любопытством, молча вопрошая, все ли в порядке, но тот едва качнул головой, как бы говоря: «Не сейчас», и перевел взгляд на мистера Малфоя. — Есть новости из Хорватии? — прямо спросил Забини. Мужчина раздраженно вздохнул — то ли из-за вопроса, то ли из-за его тона. — Темный Лорд собирается подчинить себе обе партии и впоследствии полностью упразднить их. Во главе поставят нашего человека. Амбридж, насколько мне известно. — Судя по всему, их Сопротивление — довольно хорошо организованная система, — заметил Блейз. Он обладал достаточным уровнем осведомленности, поскольку бывал в Загребе, к тому же имел за спиной опыт участия в боевых действия на территории Франции. — Будет крайне сложно подавить их сейчас, когда они буквально полыхают. — Да, потребуется время, — нехотя согласился Люциус, — но у нас есть все ресурсы, чтобы это сделать. Они уже расправились с местными аврорами и теперь станут по одному вылавливать всех, кто продолжает раскачивать обстановку. К тому же Темный Лорд лично контролирует ситуацию, — закончил он таким тоном, словно это целиком и полностью меняло расстановку сил в их сторону. Правительство с двумя противоборствующими партиями, каждая из которых не переставала тянуть одеяло на свою сторону, сплотилось против общего врага, вступив в сговор с британским Сопротивлением. Они могли продолжать подпольную деятельность, но пошли ва-банк, и теперь их раскатают по земле. Вопрос, сможет ли режим удержать власть после такого «завоевания»? Разве что перебив всех, кроме стариков и детей. Люди, которые пошли против всех своих принципов и решились на диверсию, подобную той, что произошла в «Гринготтсе», будут сражаться до последней капли крови, и вскоре вся магическая часть страны запылает в пламени войны так же, как Великобритания. Даже присутствие Волдеморта не в силах затушить этот пожар достаточно быстро. — Куда разумнее с их стороны было бы сдаться, как поступило французское министерство, — презрительно сказал Забини, который не выносил человеческую глупость и нежелание смотреть в глаза правде. — Могли бы отделаться малой кровью. Сейчас это то же самое, что стоять на пути смерча с вилами в руках и греть надежду, что это может помочь. Да, отчаянной смелости у них хватает, мы в этом убедились, но какой в этом смысл? Тео не видел смысла обсуждать все это. Да и просто не хотел. Поэтому он задал вопрос, который волновал каждого из присутствующих гораздо сильнее, чем успехи продвижения армии Волдеморта в Хорватии: — Слышно что-нибудь от Драко? Впервые за все время разговора бесстрастная маска на лице мистера Малфоя дрогнула. Так вздрагивает вода в пруду от заброшенного камня, однако он, вопреки всем законам физики, просто растворился, не оставив даже ряби на зеркальной поверхности, и уже через мгновение мужчина взял себя в руки. — Уверен, он выполняет работу как нельзя лучше, — еще более сухим и официальным тоном проговорил он. Тео и Блейз обменялись взглядами. Подбородок Забини выдвинулся чуть вперед, демонстрируя раздражение, и Нотт ничуть не удивился, когда он довольно резко, даже агрессивно, будто бросая вызов, поинтересовался: — Наверняка. Но что вы сами думаете обо всем этом? Тео был убежден, что вот сейчас старина-Люциус точно не спустит такую вольность безнаказанной, сполна нахлебавшись подобного за последние дни от других Пожирателей, которые, почувствовав обманчивый аромат близкой победы, совсем позабыли о дисциплине, но.. он ошибся. Вздохнув, мистер Малфой медленно отодвинул стул от стола, словно до последнего раздумывал, стоит ли. Когда мужчина все-таки сел, сложив руки в замок перед собой, Тео снова подумал, что он похож на человека, которому приходится сшивать себя железными скобами, чтобы сохранить форму, однако гордый размах плеч и цепкий взгляд свысока служили отличной маскировкой, оттягивая внимание на себя. — Будь это любая другая девчонка, ее легко можно было бы контролировать, но эта.. ужасно упряма. А Драко будто и не пытается продавить ее, — слова давались Люциусу с видимым усилием. — Совсем слетел с катушек. Никого не слушает. Я не понимаю, что у него на уме. После этих слов все стало ясно: Малфой надеялся, что они с Блейзом понимают. И расскажут ему. Вот почему он снизошел до разговора с ними на равных. «Хитрый старый лис», — с насмешкой подумал Тео. — Вы ошибаетесь. Драко вполне подмял ее под себя, — медленно проговорил Забини, выуживая из себя слова с осторожностью, поскольку тоже разгадал его намерения. — Если бы он просто сломал ее, ничего не вышло бы. Я имею в виду, — он неопределенно провел рукой в воздухе, подбирая слова: — Разве смысл не в том, что она сопротивляется ему? Если бы Грейнджер сдалась, скверна просто забрала бы их обоих. Как только имя девушки было произнесено вслух, все трое ощутимо напряглись. Не стоило упоминать его в лагере, где и у стен могли быть уши, пусть и контролировал их человек, сидящий прямо напротив. — Я общался с ней лично и вполне могу это подтвердить, — дополнил слова Блейза Тео и покачал головой: — Но убийство Поттера явно не возвысило Драко в ее глазах. — Зато теперь она ни за что не поддастся ему, — вскинул бровь Забини, повернувшись к нему. — Разве это нам не на руку? — Если переживет это, — спокойно заметил Нотт. — Поттер для Сопротивления почти религиозная фигура. С его смертью она буквально потеряла почву под ногами. Да и вообще она многое пережила. Никогда не знаешь, что станет последней каплей. Может она зачахнет от тоски? — спросил он, и Блейз неверяще хмыкнул. Такой вариант он, видимо, не рассматривал. — А может обозлится. В таком случае плохо придется всем. По лицу Забини было видно, что он не видел проблемы в том, чтобы вместо пряника воспользоваться кнутом. Например, запереть Грейнджер. Очевидно, он не до конца отдавал себе отчет, что больше она не обычная пленница, вроде тех, которые дрожат на своих койках в женской башне, опасаясь собственной тени. В руках Грейнджер — мощь, и если она войдет в полную силу, с ней не совладает никто, кроме Драко. Нельзя просто не брать девушку в расчет, ведь она та самая переменная, которая, если ее приравнять к нулю, помешает прийти к приемлемому решению. — Опрометчивость погубила не одного самонадеянного юнца, а в моем сыне ее как грязи, — внезапно встал на сторону Тео мистер Малфой, неприятно поразив Блейза. — Я всегда знал, что порывистость его до добра не доведет. — По-вашему Драко должен был взять и отпустить Поттера, чтобы она не взбунтовалась? — с явным сарказмом поинтересовался Забини. Люциус поджал губы. Ответ, который он ни за что не произнес бы вслух, повис между ними в воздухе, оглушая. Убийство Поттера не прекратит войну. Если бы Драко отпустил его, это не слишком повлияло бы на расстановку сил. Более того — он мог подстроить все так, что никто не узнал бы о том, что Избранный вообще был в «Гринготтсе» в тот день. Будь он в полной мере сыном своего отца, он поступил бы именно так, но в нем ровном столько крови Малфоев, сколько Блэков. Тео мог себе представить, как Тьма поднялась в Драко, обожгла изнутри, разворошенная предательством Пэнси, и нашла выход в жестокости. И все же он походил на отца куда сильнее, чем мог себе представить. Именно то чувство, что заставило Люциуса оставить вопрос Блейза без ответа, не позволит его сыну засомневаться в правильности своего решения. Невыносимая, непомерная, неуместная гордыня. — Возвращайтесь к своим обязанностям, — процедил мистер Малфой и, окинув их обоих напоследок давящим взглядом весом в несколько тонн, вышел из кабинета. Он переступил через себя, подняв эту тему, но результат явно не удовлетворил его. Что же касалось Драко.. Даже когда он станет зализывать Грейнджер раны, нанесенные своими же руками, он не пожалеет о том, что убил Поттера. А она ни за что не простит его. И вот тогда он действительно начнет подавлять ее, как сказал Блейз, потому что разрушение — это его сторона созидания. Предвидя все заранее, Малфой сделал выбор. Сам. Возможно, от осознания этого ему будет легче переносить его последствия? Потому что, хотя страдает Гермиона, больно будет ему. Тео перевел вопросительный взгляд на Блейза, как только шаги мистера Малфой затихли в коридоре и воцарилась тишина. По поджатым губам было видно, что Забини недоволен, однако на повестке находились более насущные вопросы, и их стоило обсудить. — Я забрал Пэнси прямо из-под носа псов твоего отца, — сообщил он своим обычным, немного насмешливым тоном, по которому нельзя понять его отношение к предмету разговора. Нотт облизал губы, почувствовав языком, насколько они сухие. — Теперь они вроде как бродячие псы. Брови Блейза взлетели вверх, однако уже в следующую секунду лицо прорезала хищная ухмылка. Тео ни о чем не жалел, и тем не менее у него отлегло от сердца. Известно, что Забини к любым жизненным поворотам относился так, словно они — чья-то шутка. Видимо, убийство отца другом входило в категорию с пометкой «абсурд, но могло быть и хуже». — И как это было? Тео вздохнул, откинувшись на спинку кресла, и уставился в потолок — туда, где всего в десяти метрах наверх в крошечной комнатке лежал труп его отца. Сжечь его он не решился, поскольку опасался, что огонь мог перекинуться на деревянные панели, которыми были выложены стены кладовки. Если не повезет, пожар охватил бы приличную часть замка. Это было слишком рискованно. Все это время Нотт думал, перекручивал, прикидывал, как лучше поступить, и эти мысли.. Они были абсолютно лишены эмоций. Точно так же последние несколько месяцев он постоянно, чем бы ни занимался, фоном пытался отыскать рабочую формулу зелья против скверны. Возникла проблема, которую требовалось решить, вот и все. Логичнее всего казалось отлевитировать тело обратно по узкой лестнице, предварительно наложив маскирующие чары, пока кто-нибудь не обнаружил его, поднявшись за постельным бельем. Тео собирался поступить так еще прошлой ночью, но.. замотался. «Не захотел», — равнодушно поправил себя. Он помнил, как всего за мгновение до смерти на лице отца еще держалось болезненное ликование, обернувшееся в последний миг ошеломлением, словно он никак не ожидал увидеть, что зеленый всполох все-таки сорвется с палочки сына. Черты не исказились в гримасе ужаса, он ничуть не боялся смерти. Было лишь безмерное удивление, которое навсегда застыло восковой маской. Тео довелось повидать много мертвецов, самых разных, и отец не был самым уродливым из них, однако сидящий внутри него черный комок отвращения засучил лапками, раздражая желудок. Отчего-то смотреть на него оказалось тошно. Но омерзение было вполне понятным чувством. Исключая его, внутри было.. никак. Он накрыл труп первой попавшейся простыней, чтобы больше не видеть стеклянных, уставившихся в пустоту глаз, и наложил Иммобулюс, чтобы остановить его разложение. Следовало периодически заглядывать в кладовку и обновлять заклинание, но вместо этого Нотт с головой окунулся в дела. События поглотили, подобно водовороту, постоянно напоминая, что если он выпадет-таки из реальности, угодив в его жерло, то произойдет нечто очень нехорошее, и он просто пропадет из этого обыденного мира. А пропадать не хотелось. В Азкабан, если честно, тоже. — В лагере с десяток новых заключенных, которых нужно допросить, — Тео с удивлением обнаружил, что все время, пока говорил, щелкал суставами пальцев. Он подался вперед, опустил локти на колени, сложил руки в виде «домика» у подбородка и продолжил: — Скоро его пропажу обнаружат. Гойл видел, как мы куда-то уходили вместе, а после отец уже не появлялся нигде. Несложно сложить эти два факта, зная наши натянутые взаимоотношения, — он цокнул языком. — Да что там — весь лазарет видел. — Уверен, если они узнают правду, только поблагодарят тебя, — хмыкнул Блейз. — В любом случае, моя вторая новость как нельзя кстати, — снова заговорил он после паузы, во время которой задумчиво выстукивал пальцем по губе. — В доме Паркинсонов оказалась Дафна. Я забрал и ее тоже. Не оставлять же ее было наедине с толпой Пожирателей? — И ты говоришь мне об этом сейчас? — мгновенно вспыхнул Нотт. Он не заметил, как оказался на ногах. Забини совершенно спокойно наблюдал за этой вспышкой. Усилием воли парень заставил себя оставаться на месте, только потому, что нуждался в ответе на вопрос: — Где она? — У Малфоев. — Она где? — не поверил он ушам и отчетливо выделил второе слово. Тео натурально накрыла паника. Ни Драко, ни Люциуса не было в мэноре. Десятки Пожирателей, оставленных в поместье следить за Грейнджер, могли творить все, что им вздумается! И в этом месте Блейз оставил Дафну? Нотт сжал руки в кулаки, борясь с желанием вмазать ему. Он немедленно направится туда и.. И? Что дальше? Парень замер на половине пути к двери. — А что? Там сейчас безопасно, — беззаботно пожал плечами Забини и сощурился: — Или скажешь, лучше было вручить ее обратно Гринграссу? — Нет, не скажу, — огрызающимся тоном отозвался Тео, однако продолжил менее решительно: — Но.. — Ей-Мерлин, Тео, могу прочесть каждую твою мысль безо всякой легилименции, — цокнул языком Блейз и стал издевательски перечислять, загибая пальцы: — Без меня Дафне будет лучше. Я недостоин даже дышать с ней одним воздухом. Мои кровавые опороченные руки не имеют права ее касаться, — он замолчал и скривился: — Единственное, что грозит Дафне рядом с тобой, это стать таким же унылым гов.. — Заткнись, — выплюнул Нотт сквозь стиснутые зубы. Забини был близок. Очень. Слышать все это от него — унизительно. Тео действительно опасался этих вещей, они пугали его, как иных людей страшит неизвестность, смерть или одиночество. Однако, произнесенные Блейзом вслух, его страхи словно потеряли половину своей значимости. Забини заставил их звучать, как оправдания. Это злило. — Вам нужно бежать, — сказал он. Слова повисли в воздухе, и Тео завис вместе с ними. Даже дышать перестал. С усилием протолкнул воздух в легкие, надеясь охладить жалкий дрожащий комок внутри, который при одной только мысли о том, чтобы связать себя с Дафной стучал так, что биение отдавалось везде и сразу. Собственное тело бессовестно предавало. Он смотрел в пространство перед собой, предчувствуя боль, которая настигнет, когда что-то пойдет не так, и она оставит его. Нотт знал, где именно родился этот страх, понимал его иррациональность, но ничего не мог поделать. Нельзя просто перестать бояться, если это практически стало сутью. Однако можно взять страх за горло, почувствовать, как эта тварь трепыхается в кулаке, сжать покрепче и через силу выдохнуть: — Без тебя знаю. — Боишься ранить ее? Как ранил, так и подлечишь, ты же херов целитель, — нелепо пошутил Блейз, но увидев, что Тео вовсе не намерен разговаривать в таком ключе, вздохнул: — Это жизнь. Здесь за каждым углом поджидает какая-то катастрофа. Прекрати сомневаться и просто делай, — немного помолчав, парень добавил: — Я же знаю, что ты не такая половая тряпка, какой иногда кажешься. — А ты умеешь подбодрить, — с сарказмом отозвался Нотт. Он покачал головой и вздохнул. — Все не так просто. — Все было бы просто, если бы ты не усложнял, — напирал Забини, со свойственным ему прагматизмом стремясь решить проблему здесь и сейчас. — Чего ты боишься? — Того, чем я могу стать для Дафны, — ответил парень, ни на секунду не задумавшись, потому что это всегда было тем самым предупреждающим поплавком, что раздражающе краснел у самой поверхности сознания и мешал жить. — Еще, — потребовал Блейз. Тео взлохматил волосы на затылке, скользя бездумным взглядом по кабинету. — Не пытайся ковыряться у меня в голове, — проворчал он, то ли оттягивая время, то ли вовсе не желая развивать эту тему. — Думаешь, я получаю удовольствие от всей этой тягомотины? — закатил глаза Забини. — Но что мне остается, если ты сам не в состоянии взять яйца в кулак, а я слишком хороший друг, чтобы.. — Чтобы взять их в кулак вместо меня? — вскинул бровь Нотт, повернувшись в сторону парня. — Придурок, — фыркнул тот. — Ну, не хочешь отвечать мне, подумай там тихо сам с собой, как ты умеешь, — Блейз поднялся на ноги и закончил, с иронией глядя на Тео: — Правда не то чтобы раньше это тебе сильно помогало Нотт вздохнул. Он уже признал, что если облекать мысли в слова, то становилось как-то проще в них разобраться. Так же бывало и с работой, поэтому он всегда вел записи, хоть и ненавидел это дело. Однако Тео не привык к такому. Слова выходили из него со скрипом: — Боюсь ей навредить. Она заслуживает кого-то, — он поморщился, — кто не будет так разбит. «И может навредить ей своими осколками», — закончил мысленно, потому что лучше удавиться, чем произнести подобное перед Забини. Он цокнул языком. — Хватит пороть эту чушь, слушать противно. Ты не твой отец. В тебе никогда не было даже намека на то, от чего его выворачивало, но ты продолжаешь и продолжаешь вслушиваться в себя и обычные человеческие проявления воспринимаешь за что-то ненормальное. Тебе нужно научиться переживать негативные эмоции. У каждого есть темная сторона, даже у твоей святой Дафны, но не все — ебаные психи. Здравый смысл Блейза по ощущениям был как хорошая пощечина, в которой он нуждался слишком давно. Все верно. Опасаясь отыскать в себе что-то нездоровое, Тео из предосторожности гасил в себе все. Хорошее, плохое — не имело значения. Любые слишком яркие чувства и эмоции заставляли сомневаться в себе, а Дафна.. Дафна задевала в нем слишком многое. И вот впервые Нотт сделал то, чего так опасался, что, по его мнению, должно было пробудить в нем безумие, — убил осознанно. Вынашивая это намерение годами, а не с целями защиты. Отомстил. Но, сделав это, не почувствовал облегчения. Тео остался самим собой. Вернее, тем, кто никак не мог отыскать себя. Его продолжало штормить в море сомнений, и он, черт возьми, понятия не имел, как подступиться к Дафне. Блейз правильно сказал: он — не отец. Но кто тогда? — В любом случае, — как ни в чем не бывало заговорил Забини, считая свой долг в отношении Тео выполненным, и слава Мерлину, — я хочу, чтобы ты отправился в мэнор и осмотрел Пэнси. Она уже сутки не шевелится. Не пьет, не ест. Только спит сладким сном, словно и не предала нас всех, как самая распоследняя сука. — Реакция организма на стресс, — хмуро заметил Нотт, чувствуя облегчение, что его сознание оставили в покое. — Да-да. Вот отправляйся в мэнор и проверь. Не хотелось бы, чтобы она отдала душу Мерлину, — уже направляясь к двери, он остановился, ощутимо хлопнул Тео по плечу: — И заодно поговори уже с Дафной, черт возьми.

***

Тео добрался до поместья Малфоев намного позже, чем планировал. Была уже глубокая ночь, когда он, неслышно прикрыв за собой дверь, бросил мимолетный взгляд на кровать. Пэнси спала, лежа на спине. Ее грудь часто вздымалась, дыхание было поверхностным, беспокойным, но в остальном девушка выглядела вполне сносно. Поэтому Нотт позволил себе обратить внимание на другого человека, дремавшего в кресле, придвинутом к постели. Тео вздохнул. Так и знал, что Дафна окажется здесь, хотя Тинки, ведя его из гостиной в гостевую, в красках описала, в какой она ярости из-за Пэнси. Девушка тихо посапывала, поджав под себя ноги и подпирая щеку кулаком. От одного вида скрючившейся в неудобной позе фигурки начинали ныть мышцы. Нотт неслышно приблизился, решив хотя бы укрыть ее пледом, который наколдовал специально для этой цели, однако, стоило ткани коснуться плеча, Дафна тут же дернулась и подорвалась с места. Ее глаза были широко распахнуты, но в них не было ни грамма осмысленности. Тео пробормотал что-то успокаивающее, бережно усаживая ее обратно, и лицо девушки постепенно стало проясняться. Вскоре на нем проявилось узнавание. Теплое дыхание скользнуло по подбородку, пуская толпу мурашек вдоль позвоночника, когда она выдохнула с облегчением. С какой-то тоской Нотт отметил, что Дафна даже не подумала потянуться к палочке, лежавшей на коленях и скатившейся на пол, когда она встала. Он поднял ее и повертел в пальцах. В который раз Тео убедился, что Дафна совсем не подготовлена к.. К чему? К той жизни, которую он мог ей предложить? Которая ожидала ее, если они сбегут? Он передал ей палочку, чувствуя досаду. На себя. На войну. Он не хотел бы открывать Дафне глаза на реальность, которая совсем ей не подходила. Нотт желал для нее чего-то совсем иного — лучшего мира, где она не смотрелась бы инородно с этой своей наивностью и доверчивостью. Но разве он сам туда впишется? Будто спохватившись, девушка крепко обхватила древо, глядя на него снизу вверх. Она приоткрыла губы, словно хотела что-то сказать, но тут же захлопнула их. Какая-то странная неловкость сдавила обоих в тиски. Рот Тео открылся будто сам собой и из него, нарушив плотную тишину, окутавшую их, вылетело совершенно нелепое: — Привет. Он поморщился, а Дафна вдруг сощурилась, сканируя его цепким взглядом. Всего мгновение посомневавшись, она протянула руку и потрогала его лоб тыльной стороной ладони. Пришлось склониться к ней, но нельзя сказать, что Нотту было в тягость. Скорее наоборот. Он замер, боясь дышать, когда Дафна спустилась ниже и провела по его щеке, царапая нежную кожу о недельную щетину. От того, насколько обыденно она держалась, несмотря ни на что, чувство вины начинало точить ногти о ребра. Тео этого не заслуживал. Определенно не после того, как поступал с Дафной все это время. Но льнул щекой к ее ладони, прикрыв глаза и наслаждаясь теплотой, словно имел право. Всего на несколько секунд.. — Выглядишь уставшим. Совсем не спал? — укоризненным шепотом спросила она. Злилась, но совсем не по тем причинам, по которым стоило бы. Едва ли кому-то за последние дни пришло в голову поинтересоваться самочувствием Тео. Дафна всегда была сшита по иным лекалам. Внутри нее — сахарная вата и лебяжий пух. Он же доверху набит соломой и битым стеклом, но именно благодаря этому способен оценить девушку по достоинству. — Мне нужно проверить состояние Пэнси, — хриплым голосом сообщил Нотт вместо прямого ответа, не в силах вынести ее заботу. Только произнеся это, он открыл глаза и мгновенно встретил презрение, притаившееся в уголках поджатых губ. Дафна бросила короткий взгляд на кровать. Злость дрожала прямо на кончиках светлых ресниц, целая тонна обиды осела в прозрачно-серых радужках прибрежной мутью. Пэнси действительно ее расстроила. Но за ширмой всего этого пряталось нечто хрупкое, светлое и.. заботливое. Впрочем, стоило ли ожидать от Дафны иного? Нотт осторожно убрал ее руку от своего лица. Вставая, по привычке мазнул большим пальцем по месту, где прощупывался пульс, — тот бился часто-часто. Совсем как у кролика. — Как она? — не выдержав, поинтересовалась Дафна, подавшись вперед, чтобы лучше видеть, когда он принялся сканировать состояние Паркинсон с помощью продвинутых диагностических чар. — Нервное истощение, — ответил парень спустя полминуты, удостоверившись окончательно. Как Тео и предполагал, сон — попытка организма спрятаться от разрушительной реальности. Просто реакция на стресс. Нотт пробежался по зельям, оставленным Тинки на прикроватной тумбочке, и одобрил выбранную схему лечения. Слабые успокаивающие травы и общеукрепляющее зелье не повредят, но и не введут в опасное состояние забытья. Закончив осмотр, он сел на край кровати. Дафна молчала, ожидая, что Тео заговорит первым. Блейз ввел ее в курс дела, и как бы Нотту ни хотелось держать ее подальше от предательств, военных преступлений и прочих зверств, он не мог не признать — это правильно. Девушка заслуживала знать правду, особенно когда ситуация напрямую ее касалась. Держать ее в неведении попросту жестоко, но именно так Тео поступал с тех пор, как они сблизились на шестом курсе. Он всегда считал, что любовь — это не когда ты не готов привязать человека к себе, а когда готов его отпустить в любой момент. Нотт сполна насмотрелся на то, что бывает, когда одни люди удерживают других рядом с собой против воли. Свобода выбора, или скорее сама возможность сделать этот выбор, являлась для него наивысшей ценностью, поэтому Тео даровал ее Дафне. Тем не менее считая, что выбрать его — фатальная ошибка. Потому что любовь, как парню казалось и кажется до сих пор, есть «желание защитить», а он убежден, что самые большие потрясения ожидали бы Дафну именно рядом с ним. В своих глазах Тео прокаженный. Запачкан отцовской порчей. Обречен жить наполовину, вечно бродить где-то на задворках в качестве наказания. Ведь когда-то он не спас маму. Значит виновен. И просто обязан сберечь Дафну, чтобы история не повторилась и чувство вины не пожрало с потрохами. Однако, если быть до конца честным, все это время Нотт защищал одного только себя. И врал тоже себе, а не ей. Эта ложь пустила корни так глубоко, что стала казаться правдой. Тео и не подозревал, что настолько эгоистичен. Его самообман разлетелся в щепки, когда Дафне стала грозить реальная опасность. В конечном итоге ее он любил больше, чем себя. Вздохнув, Нотт уставился на коленки девушки, скрытые клетчатой тканью пледа. С чего бы начать? Сказать следовало многое, но слова камнем застревали в горле. Признать, что поступал с ней ужасно все это время? Это просто. Извинения будто сами просились на язык. Но действительно ли Дафне необходимо знать все? На этом моменте слепая потребность «защитить» вступала в конфликт с желанием быть честным. Тео опасался, что, узнав про отца, она возненавидит его, или еще хуже — себя, за привязанность к нему, которая способна оправдать все его мерзкие поступки. Дафна может чувствовать сострадание сейчас, потому что это в ее характере, но потом, если они действительно сбегут, пожалеет, что связалась с таким порочным человеком. А в том, что она согласится, Нотт практически не сомневался. Что-то внутри продолжало противиться, но одновременно даже при мысли о том, что девушка вернется домой, в нем поднималась ярость. Тео очень нужна Дафна. Ее любовь, поддержка, нужные слова. И он понятия не имел, способен ли дать подобное в ответ, до одури боялся не оправдать ее ожиданий. Разве желать уберечь ее от разочарования в нем так уж ужасно? «Но я должен дать ей выбор», — напомнил себе Нотт. Значит, рассказать? Нет. Мерлин, просто нет, ни за что, он не хотел втягивать ее в эту мерзкую историю.. Дафна протянула к нему руку, сплела их пальцы на весу и чуть сжала, заставляя его взглянуть на себя. — Тео? — Тео весь вздрогнул от ее тихого нежного голоса. Его имя из ее уст звучало так.. приятно. Тягуче, как патока. Сахарно. До конца жизни слушал бы только ее одну. — Да? — глухо отозвался он; голосовые связки с трудом подчинялись. — Не отталкивай меня, — просьба, почти мольба, но звучало, как приказ. Которому хотелось повиноваться. — Даф, — выдохнул Нотт, глядя на нее больным взглядом. Он ощущал ледяными пальцами ее маленькие и теплые, видел по глазам, влажно блестевшим в полутьме, что она тоже страдает, и от этого на душе только более паршиво. — Я не.. — он запнулся и покачал головой: — Ты не знаешь всего. — Я знаю больше, чем ты думаешь, — возразила Дафна, и сердце Тео на мгновение сжалось до размеров рисового зернышка. Показалось, что она действительно знает. Однако девушка продолжила горячечным шепотом: — Знаю, что ты считаешь себя худшим из всех людей на земле. Но это не так. Поверь мне, это не так. Нотт почти раскрыл рот для того, чтобы исповедоваться. Облегчить душу. Казалось, она поймет, и все между ними станет иначе.. Или он навсегда оттолкнет ее. — Я ужасно поступал с тобой, — сказал Тео правду, но не ту, что рвалась из него на самом деле. — Ты защищался, как мог, — возразила Дафна, в который раз поражая своим доскональным знанием его натуры. — И я не злюсь на тебя. — Я злюсь на себя, — с отчаянием перебил он. — Тео, ты рос в ужасных условиях. Мне не известны все подробности, ты никогда их не рассказывал, но, — ее голос стал звучать сдавленно, однако то, что Нотт поначалу принял за неуверенность, оказалось сдерживаемым гневом: — Все знают, что за человек твой отец. И несмотря на это ты стал тем, кто помогает другим не щадя себя. Тео, ты.. — Тебе рассказать, какой я ублюдок? — спросил он с непонятной агрессией, в которую вылилась невозможности вынести это ее понимание и всепрощение. Невыносимо слушать, как она оправдывает его. Дафна покачала головой. По ее мнению об этом даже говорить не стоило. Ну почему, почему она была такой хорошей? — В тебе много лжи, — сказала девушка, сосредоточив взгляд на его лице. — Но я вижу правду. И я больше не уйду, сколько ты меня ни отталкивал. Тео так нуждался в этих словах. Я не уйду. Но в то же время слышать их было почти физически больно. Он представил, как могли бы развиваться события. «Я убил своего отца, — сказал бы Нотт. — Знаю, твой тоже далек от идеала, но вряд ли он скидывал с лестницы твою мать. Так было нужно. Ты мне веришь?». Как Дафна отреагирует? Спросит что-нибудь? Например, почему? Или — за что? Может, как он себя чувствует после всего? Последнее заставило бы Тео истерически хмыкнуть. Он не думал, что Дафна способна осознать всю глубину того, что он ощущал по отношению к отцу. Она знала только то, что его мама умерла, но не знала, как это произошло. А как бы поступила, если бы узнала? Наверняка начала бы жалеть. Ее сердце столь огромно, что в нем нашлось бы место для него.. Но ведь Нотт совсем недавно думал о том, как губительна может оказаться для них обоих любовь из жалости. В голову пришла мысль, что он просто ищет повод снова оттолкнуть ее. Словно в ответ на его размышления Дафна напряглась. Он поднял на нее взгляд запоздало осознав, что все это время смотрел на их сплетенные пальцы. Тео всмотрелся в глаза девушки — такие чистые, честные и в данный момент оголенные перед ним. Сердце словно сжало невидимой рукой. Его молчание ее ранило. Так было всегда. Но ведь Нотт больше не хотел, как всегда. Осознание этого подтолкнуло к единственному верному решению. — Если бы сказал, что хочу уехать, и позвал бы тебя с собой, как бы ты к этому отнеслась? — тихо спросил он. Дафна казалась ошарашенной, но только первое мгновение. В конце концов, каждый раз, когда Тео отталкивал ее, уходя, она чувствовала натяжение соединяющей их нити и брела следом, не давая ей лопнуть, но и он, в свою очередь, замедлял шаг. Девушка закусила губу, глядя на него исподлобья и что-то прикидывая в уме. Нотт многое отдал бы, чтобы узнать, о чем она думала в тот момент. — Я бы хотела сбежать от войны, — наконец призналась она одними губами, словно в этом было нечто постыдное. Дафна вся сжалась, будто хотела уменьшиться в размерах, и быстро добавила: — И от отца. На лице Тео впервые за долгое время появилась осторожная улыбка. Он сжал ее теплую ладонь, стремясь передать уверенность, которую и сам не очень-то ощущал. Мерлин, просто помоги им обоим. — Тогда мы сделаем это. Вместе. Не верилось, что это происходит на самом деле. Несмотря на сомнения, Нотт счастлив, а Дафне истерически-смешно. Она закусила губу, пытаясь подавить неуместное хихиканье, которое тоже «реакция на стресс», как заметил Тео, когда девушка вскочила с кресла и потянула его за руку, заставляя подняться. А после усадила обратно и устроилась на его коленях, ластясь, как домашняя кошечка, только не мурчала. Так обыденно. Правильно. Просто она всегда знала, что будет именно так. Тео все еще чувствовал себя так, словно пытается занять чужое место, и тем не менее, когда Дафна обняла его за талию и прижалась щекой к плечу, сжал ее в объятиях еще крепче. От девушки пахло уютом, чем-то сладким, почти до приторности, и Нотт вдруг четко ощутил всю грязь, которую принес с собой с лагеря. — Тео, что будет с Пэнси? — спросила она после недолгого молчания. Чувствовалось, что тема очень болезненна, но важна, раз Дафна снова ее подняла. Тео вздохнул, большим пальцем выводя круги на плече девушки. — Это решать Драко. Когда он вернется из Хорватии, вероятнее всего, допросит ее, а потом, — он замолчал, подбирая слова, но ответил максимально прозрачно: — Сделает то, что посчитает нужным. — Я ненавижу ее, — призналась Дафна, но, подумав мгновение, исправилась: — Вернее, часть меня ненавидит, но другая.. просто не понимает. — Блейз же все тебе рассказал? Она чуть отодвинулась. — Про Поттера? — уточнила с нескрываемым отвращением, и Тео кивнул. Девушка со злостью фыркнула, бросив взгляд на постель, и шепотом прошипела: — Это сумасшествие. Никогда не думала, что она может так поступить. А Нотт не был удивлен. Возможно, поначалу, когда Забини все рассказал, заявившись в лазарет в тот момент, когда шла приемка раненых из «Гринготтса», он и разозлился, но потом смог мыслить здраво. Тео — это взрывоопасная смесь сдержанности и подавленной агрессии. Драко — амбициозный манипулятор, выращенный с единственной целью занять место на вершине, пусть оно костью поперек горла. Он поднимется туда даже с пробитой ногой. Блейз не знаком с такими человеческими чувствами, как ненависть или жалость, чтобы добиться своих целей, он пользуется любыми уловками и самыми грязными методами. В сознании Тео это роднит Забини с его отцом, вот только ему жестокость не приносит никакого удовольствия. Блейз подчинил свою темную сторону и вовсю ею пользуется, но у него нет цели. И это делает его страшным человеком. Стоило ли удивляться, что в таком окружении Пэнси стала тем, кем стала? Дафна, будучи мягкой, но не мягкотелой, легче принимала форму общества, в котором они обе жили. Пэнси — боец по натуре. В какой бы жизненной ситуации она ни оказалась, выжала бы из нее максимум. Тео всерьез думал, что даже если бы ее выдали замуж за Фенрира Сивого, он у нее подставлял брюхо и спал на коврике у двери, как послушный пес. Паркинсон — фаталистка. Не так уж удивительно, что объектом своей любви она выбрала Поттера. Ее максимализм не знал границ, но без него она сошла бы с ума, сломавшись под гнетом семейных ценностей Паркинсонов. Когда жизнь с детства ставит в зависимое положение, единственная возможность вырасти нормальным — отыграться. Не самый здоровый выход из ситуации. Потраченные нервы так не восстановишь. По правде говоря, только убьешь большее количество. Это сделал Тео, убив отца, а Пэнси — предав. К тому же стремился Драко, соглашаясь на любые методы, лишь бы выйти из-под давления Люциуса. Пока он думал об этом, Дафна почти уснула в его руках, так и не дождавшись ответа. Ее размеренное теплое дыхание грело шею. Пальцы неосознанно вцепились в грубую ткань формы, словно девушка опасалась, что он мог сбежать. Тео опустил взгляд на растрепанные волосы, худые плечи, босые пятки. Он вдруг ощутил себя безмерно усталым. Обвив руками Дафну, его самое драгоценное сокровище, оперся щекой о ее макушку и прикрыл глаза. Всего на мгновение.

***

— Отключись, — шепнул заклинание Рон. Чужая палочка слушалась с большим трудом, однако девушка в белой мантии целителя послушно обмякла в своем кресле. Если бы Уизли не подоспел вовремя и не подхватил, она завалилась бы на пол. Убедившись, что их надзирательница спокойно спит, лежа на своих руках на столе, он выдохнул с облегчением. — Сделано, — сообщил Рон подоспевшему Сириусу. Тот на ходу кивнул, разжевывая пилюлю из сушенных трав, приготовленную Помфри и переданную Невиллом, подошел к двери в «котловину» и, приложив к ней ухо, прислушивался к происходящему в коридоре. Рон одним из первых опробовал противоядие на себе и вызвался обезвредить целительницу, в то время как остальные до сих пор передавали друг другу мешочек со спрессованным в форму кубиков зельем. Он до сих пор чувствовал, как кишки стремятся склеиться в комок, но хотя бы прекратило тошнить. Кроме того Уизли накрыло какое-то перевозбуждение, однако оно придавало бодрости и духу, и телу, гасило сопротивление, которое возникало всякий раз, когда парень начинал размышлять о возможном побеге. Он с трудом заставлял себя оставаться на месте и не начать мерить палату шагами, чтобы растратить эту лихорадочную энергию. Утром, сразу после построения, они распили флакон рвотного, собравшись около кровати Сириуса и передавая его друг другу. Зелье было совершенно безобидным, но концентрированным настолько, что каждый из заговорщиков получил убойную дозу и начал зеленеть лицом уже через несколько минут после приема. Они направились на выход, но едва успели преодолеть половину пути по территории лагеря, как одного за другим стало полоскать с обоих концов. Исправительных работ не вышло, надзирателям пришлось загнать заключенных обратно в башни на попечение ошалевших дежурных. Примерно то же самое происходило на женской половине, однако там одобрили только двух-трех людей, а остальных сочли ненадежными. Габи, добрая душа, предлагала дать зелье всем. Блэк как мог мягко, но доходчиво объяснил, почему не стоит, а потом, когда девушка скрылась в темноте ночи после одной из их стратегических встреч, сплюнул себе под ноги: — Половина из них готовы драться за лишнюю порцию похлебки. Как они отреагируют, если узнают, что мы планируем устроить побег? — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретному. — В два счета сдадут нас, — ответил ему Фред. — Они думают только о наказании, а нам нужно верить в успех, — кивнул Сириус. В итоге их спасательный отряд оказался совсем небольшим. Рон, Фред, Сириус, Энтони Рикетт, Дункан Инглби, Габриэль, Лаванда, Чжоу, Полумна и еще полдюжины людей. С одной стороны хорошо, что их так мало, поскольку это только проверенные люди, но если им придется вступить в бой.. Об этом лучше не думать. С того времени, как между заключенными и внешним миром была налажена связь, Рон, Фред или Сириус регулярно совершали ночные вылазки под защитой мантии-невидимки, регулярно сменяясь, поскольку ни у одного не хватило бы сил не спать много ночей подряд и при этом продолжать ходить на исправительные работы. Невилл периодически передавал хлеб, картофель или репу (другие продукты могли вызвать подозрения, если бы их заметили). Рацион оставался скудным, но даже это крошечное улучшение шло на пользу. Часто в буханках они проносили на территорию лагеря что-нибудь полезное. Сначала это были зелья для лечения, потом стали переправлять палочки и другие вещи, которые могли сослужить при побеге. Проходя через защитные заклинания с вещами, созданными или обладающими магией, Рон всякий раз обзаводился несколькими седыми волосками. Чтобы пройти через щиты, требовалось держаться вплотную к Пожирателям, сменявшим друг друга на дежурстве, и проворачивать это каждый раз было одинаково страшно. Уизли задерживал дыхание и выдыхал только тогда, когда магия барьерных заклинаний облизывала затылок знакомым холодком. В одну из таких ходок в лагерь пронесли зелье, которое должно были вызвать кишечную инфекцию, чтобы «отряд спасения» угодил в лазарет. Болезнь была выбрана не случайно. Они должны были создавать впечатление заразных, тех, кого требовалось изолировать, по двум причинам. Во-первых, пленников вполне законно проведут через защитные чары вокруг башен. Во-вторых, в «котловине» они могли скоординировать свои действия с девушками, поскольку склянки с зельями и еда были единственным, что они смогли передать им через щит. Рон бросил взгляд на Габриэль, с тревогой отмечая, что выглядела она крайне болезненно. Несмотря на то, что в последнее время благодаря Невиллу девушки могли питаться чуть лучше, обезвоживание сильно повлияло на ее состояние. Габи прожевала пилюлю, но все еще была ужасно бледной и, казалось, вот-вот упадет в обморок. Потом Уизли окинул взглядом палату. Всего их было пятнадцать. Смертников, если не повезет. Самые проверенные люди, те, чье сознание лагерь искалечил менее всего. Парень проследил за тем, как Фред ходит между койками и погружает в глубокий сон остальных больных, которые гнили здесь задолго до них. Заключенные спали — кто в забытьи, кто под действием сонных зелий, — но предосторожность в данной ситуации не могла быть излишней. Весь расчет состоял в том, чтобы дождаться времени прямо перед рассветом, когда сон наиболее крепок, и постараться уйти по-тихому. Амбициозно, ничего не скажешь. Ускользнуть от пары дремавших на своих постах дозорных под дезиллюминационными чарами не такое уж большое дело. Но вот если кто-то из них поднимет тревогу.. Рон бросил взгляд на Лаванду, которая сидела на краю кровати, прижав к груди ладонь с палочкой, и со страхом смотрела на дверь. Весь их отряд — ничто перед гарнизоном лагеря. — Нужно выдвигаться, — нервно проговорил Наземникус, и Уизли поморщился. Флетчер рыскал по полкам рабочего стола, стоящего у самого выхода, стремясь отыскать что-то ценное. Он уже стащил палочку целительницы, и теперь в его руках было сразу две. — Напомни, зачем мы взяли его с собой? — спросил он Фреда. — Этот шнырь живуч, как стая крыс, а у нас каждый человек на счету. Если что-то пойдет не так — просто следуй за Наземникусом. Он выведет к свету из любой дыры, — ухмыльнулся тот, от чего шрам на щеке натянулся. — Ладно, приступим к делу? — подал голос Сириус, и все собрались вокруг него. — Один из нас пойдет под мантией-невидимкой, — первым делом сказал он. — Луна или Габи, — начал Уизли, но Блэк перебил его безапелляционным тоном: — Нет, это должен быть хороший боец. Ты. Или Фред. Решайте сами, — отмахнулся мужчина и продолжил: — Этот человек должен будет вырубать дежурных на пути следования отряда. Сначала вперед идет он, обезвреживает, а после — все остальные, продвигаясь цепью и держа друг друга за руки. Все запомнили? Рон кивнул и сжал в руке мантию Гарри, бросив на Фреда предупреждающий взгляд. Очевидно, что пятнадцать человек не смогут пройти по каменному коридору, не создав шума. Но также Уизли понимал, что если что-то пойдет не так, и, например, дезиллюминационные чары спадут, он сможет отвлечь внимание Пожирателей на себя и дать остальным хоть какую-то фору. — Что произойдет, если они обнаружат наше отсутствие? — спросила Полумна, неопределенно указав куда-то себе за спину. — Поднимется тревога, и здесь начнется чертов ад, — просто ответил Сириус. — так что лучше нам поспешить. Рон видел, как вздрогнула Габриэль после этих слов. Она нервно заправила за ухо отросшие волосы и протяжно выдохнула через рот, стремясь успокоиться. Подойдя к девушке, он попытался наскрести в себе какие-нибудь слова ободрения, но вышло только скомканное: — Держись рядом со мной. Габи кивнула, потому что, судя по всему, страх забрал у нее голос. Парень протянул руку, и она вложила в нее свою подрагивающую ладонь. Они продвигались к выходу, и Рон думал о том, что все же придется отпустить ее, если не хочет, чтобы его рука, висящая в воздухе, стала тем, что приведет их к провалу. Делать этого категорически не хотелось. Уизли всерьез размышлял, поместятся ли они под мантией-невидимкой вдвоем. Сириус быстро выглянул в коридор и, убедившись, что тот пуст, дал отряду знак выдвигаться. Рон должен был идти первым. Набросив на себя мантию, он еще раз крепко сжал пальцы Габриэль, а потом с сожалением отпустил, и его рука стала невидимой. Успокаивало, что девушка осталась первой в их живой цепи и он хотя бы приблизительно знал, где она находится. А потом они все исчезли под скрывающими чарами. Кажется, Уизли слышал, как Габи едва слышно прошептала «Помоги нам всем Мерлин» перед тем, как он вышел из «котловины». Или это был сам Рон? В любом случае — помоги им Мерлин. Стараясь ступать неслышно, парень двинулся в сторону выхода из лазарета. Он частично занимал два этажа, но общая палата, к счастью, располагалась на первом. Уизли шел по каменному коридору со сводчатым потолком в сторону холла. Невилл достал для них карту поместья, поэтому он имел представление, куда идти. Один коридор сменял другой, потом за поворотом возникал третий. Из-за одинаковых стен периодически накатывало чувство нереальности происходящего. Порой и вовсе казалось, что Рон остался в поместье совсем один. Однако вот позади раздавалось случайное покашливание, и слух начинал улавливать осторожные шаги многих пар ног. Становилось как-то спокойнее. С восточной стороны поместья находился задний вход в госпиталь, но идти через него было опасно. Чтобы попасть к воротам с той стороны, нужно миновать казармы, а это просто самоубийство. Поэтому они собирались идти через главный. Коридор резко оборвался, и Уизли оказался в холле, где он увидел одного-единственного сонного Пожирателя. Он медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы, сжав палочку покрепче. Осмотревшись, убедился: действительно один. Удивительно, что ни один солдат не встретился им раньше, но, видимо, время действительно было выбрано крайне удачно. Рон спиной чувствовал, как отряд остановился и замер за его спиной, затаив дыхание. Ответственность чувствовалась на плечах, но парадоксально не давила, а наоборот придавала необходимый вес, чтобы твердой стоять на ногах. «Главное — не поднимать шум», — повторил про себя Уизли. Это был один из решающих моментов всей миссии. Он собирался не вырубить Пожирателя, а взять под Империо и заставить того открыть для них дверь самостоятельно на тот случай, если и на нее наложены какие-то чары, связанные с черной меткой. Проблема в том, что парень не был уверен, сможет ли сделать это чужой палочкой. Подобравшись поближе к солдату, который, совершив круг почета, остановился около одной из колонн и оперся на нее плечом, намереваясь задремать, Рон вскинул палочку за его спиной. Он очень четко проговорил заклинание вслух и направил поток магии на разум Пожирателя, окутывая его своей волей. Парень не успел даже обернуться, только плечи вздрогнули. Он резко выпрямился, отлепившись от камня, и направился к двери, повинуясь приказу, возникшему в его сознании. Уизли боялся дышать все то время, пока Пожиратель шел через холл. Но вот он вскинул палочку, и с оглушительным грохотом пришли в движение многочисленные механизмы. Из приоткрывшейся двери повеяло прямо-таки зимним холодом. Рон с удовольствием втянул воздух в легкие, чувствуя, как закружилась голова. Так пахла свобода. Получилось.. Получилось! Солдат встал с правой стороны от двери, пустым взглядом уставившись в пространство. Парень уже собирался раздвинуть складки мантии и подать знак отряду, что можно идти, когда в проходе показалась фигура в темной мантии. Рука замерла на половине пути, и он прижал ее к телу в инстинктивном желании спрятаться, которое было сильнее здравого смысла. Рон тяжело сглотнул, все волоски на теле встали дыбом. Им так везло все это время, чтобы все закончилось этим? — Зачем ты открыл эту чертову дверь, рядовой? — раздался высокий голос Беллатрисы Лестрейндж. Ее вопрос долетел до Пожирателя, все еще скованного Империо, и просто отскочил от него, как неудачно заброшенный в кольцо бладжер. — Ты что, оглох? — взвизгнула она. Уизли стоял совсем недалеко и мог видеть, как исказилось лицо женщины. Она приблизилась к парню, стуча каблуками, и каждый ее шаг болезненно отдавался внутри Рона. Он снял чары, и Пожиратель непонимающие заморгал. Увидев, кто перед ним, суетливо отдал честь. — Прошу прощения, — начал он, — я.. — Какого черта дверь открыта? — снова спросила Беллатриса. Рядовой повернул голову, и его глаза округлились при виде занимающегося рассвета — зрелище, которого он точно не должен был бы увидеть, дежуря в закрытом холле. — Я.. Я не понимаю, — залепетал он, втянув голову в плечи в предчувствии наказания, обещание которого читалось в ее взгляде. — Я этого не делал. — Еще один тупоголовый мальчишка, где вас только таких набирают? — накинулась на него Лестрейндж и уже вскинула палочку, но вдруг замерла и медленно, очень медленно опустила руку. Внезапно она развернулась. Глаза заметались по комнате, язык метнулся к уголку губ. — Так-так, кто у нас здесь решил побаловаться запрещенными заклинаниями? — спросила она тоном, который внезапно стал игривым. — А ну выходи ко мне! Рон находился к женщине ближе всего, поэтому воспринимал все так, будто она обращается персонально к нему. Поджилки должны бы трястись, но этого не было и в помине. В то мгновение, собираясь сбросить мантию, Уизли ощущал себя прежним. Таким, каким был до Уэйбриджа. В его руках была палочка. Пусть чужая, но это оружие. Он больше не был бессильным и мог вступить в бой с Беллатрисой. Отряд все еще ждал в коридоре и мог преспокойно вернуться обратно в «котловину», а потом вернуться к обычной жизни и разработать еще один план. В пылу битвы никто и не заметит. Условия для побега сейчас были лучше некуда, однако они дождутся другого шанса. Рон чувствовал, как сердце разгоняет по сосудам адреналин. Если у него ничего не выйдет, остальные все равно успеют спастись. А если же выйдет.. Что ж, даже если потом Уизли убьют с особой жестокостью, убийство Лестрейндж стоило того. Он все еще был под мантией-невидимкой, когда лицо Беллатрисы исказила кровожадная ухмылка, словно Рон ее уже снял. Но она смотрела куда-то поверх его плеча. Парень проследил за ее взглядом и ошарашенно уставился на Сириуса, не скрытого больше чарами и с палочкой наизготовку. — Дорогой братец, — нараспев протянула Лестрейндж, казалось бы, ничуть не удивленная. — Так и знала, что рано или поздно ты окажешься замешан в чем-то подобном.