Источник света

Малфой не собирался выходить из себя. Он — честное слово — не планировал звереть, однако когда очередной слабоумный, стоило подозвать его, начал с выражением откровенного ужаса на лице пятиться спиной, он едва ли не за шкирку рванул его на себя и процедил сквозь стиснутые зубы: — Где Снейп? Пожиратель вздрогнул, встретившись с демонами во взгляде Драко. — Мистер Малфой.. — Отвечай на поставленный вопрос, — потребовал он, и от тона, которым это было произнесено, солдат испуганно выпучил глаза. — К-кажется, он где-то на заднем дворе, — невнятно промямлил он, сильнее всего желая, чтобы земля под ногами разверзлась и он мог бы туда провалиться. — Кажется? — раздался шипящий голос после нескольких секунд тягостного молчания. Дождавшись, когда парень неуверенно, словно опасаясь резких движений, кивнет, Малфой резким движением сместил руку и надавил на его затылок, заставляя приблизиться к себе вплотную: — Просто кажется? Пожиратель насколько мог втянул голову в плечи, но не двинулся с места, страшась разозлить его еще больше. — Я.. Н-не уверен. С отвращением отбросив его от себя с такой силой, что рядовой, запнувшись о собственные пятки, едва не упал на зад, Драко развернулся и сбежал по ступеням вниз. Он миновал оживленный холл и быстрым шагом направился в сторону лазарета, намереваясь воспользоваться восточным выходом из поместья, чтобы проверить полученную наводку, однако его окликнули: — Малфой, стой. Голос Яксли, в отличие от просительных голосов Пожирателей рангом пониже, звучал требовательно, однако, когда Малфой обернулся, мужчина неосознанно выставил палочку немного вперед — поза сквозила неуверенностью и беспокойством. Драко равнодушно проследил за этим несуразным движением. Кашлянув, чтобы скрыть оплошность, Яксли заговорил: — Беллатриса.. — Что с ней? — беспардонно оборвал его парень, не выйдя из себя только потому, что выплеснул большую часть гнева в Загребе. — Приношу свои соболезнования, — проговорил он с заметным усилием, словно разговор был ему в тягость, кивнув в сторону носилок, укрытых белой тканью. Малфой скользнул по очертаниям тела тетки апатичным взглядом. Новость о ее смерти ничуть не удивила его. В конце концов, зараженные бешенством суки долго не живут. Неудивительно и то, что останки Беллы поспешили скрыть с чужих глаз, однако переносить в более подходящее место умышленно не стали. Они оставались в углублении за колоннами будто в качестве немого укора снующим по своим делам Пожирателям. Проходя мимо, они старались не смотреть на пятно запекшейся крови в том месте, где располагалось горло, развороченное зубастой пастью Блэка настолько, что среди кровавого месива белели позвонки шейного отдела позвоночника (о подробностях Драко узнал от Гойла-старшего, с которым столкнулся у ворот; он аппарировал, уверенный, что щит над лагерем еще не вернули, но оказался в лесу у Стоунхейвена и добирался пешком, что накалило его до предела). — Не стоит, — отмахнулся он, отвернувшись. — Это было ожидаемо. Яксли от такого ответа широко раскрыл глаза, от чего его грубое, совсем не аристократичное лицо приняло до смешного простодушное выражение. Мужчине явно было, что сказать, но он решил смолчать и вместо этого сухо поинтересовался: — Что нам делать с телом? — То же самое, что делаете со всеми остальными убитыми, — сожгите. Пожиратель окинул его откровенно осуждающим взглядом. — Но Беллатриса не обычный солдат. Она одна из самых верных последователей Темного Лорда и более остальных заслуживает всех возможных почестей, — набрался смелости и начал возражать он. — Обычно мы проводим торжественную церемонию, чтобы почтить память павших, но в случае с миссис Лестрейндж этого явно недостаточно. Учитывая ее заслуги.. Малфой остался глух и безучастен. Он не думал, что Белла была из тех, кто имел какие-либо ожидания от своих похорон, вроде этого кретина Яксли. — Она мертва. Сдались ей ваши почести? — поморщился он и, сочтя этот бессмысленный разговор завершенным, развернулся и ушел. Выражение лица Драко заставляло Пожирателей на его пути отшатываться и освобождать дорогу. Они двигались где-то на периферии зрения, как переменчивые размытые пятна. Он едва замечал, как солдаты, завидев его, стремились скрыться за ближайшим поворотом или, если это было невозможно, низко кланялись, вместо того чтобы отдать честь. Узор из черных молний, который покрывал обескровленное лицо Малфоя, выбивал из их голов требования устава и пробуждал здоровый инстинкт самосохранения. Из-за непрерывного применения силы кожа потрескалась, и раны не переставали сочиться темной, почти черной кровью, зараженной темной магией. Когда Драко напрягал мимику, от них поднимались и извивались в воздухе щупальца черноты. Повреждения покрывали все тело с очагами в местах, где сосуды наиболее близко подходили к поверхности раскаленной кожи. Демонические глаза Малфоя сияли неживым огнем, зрачок растянулся на всю радужную оболочку, оставив незатронутой тонкую полосу цвета талого льда. Склеры были неравномерно залиты сурьмой, но Драко знал, что это все кровь погибших от его рук за последние дни. Впрочем, парень бессовестно соврал бы, если бы сказал, что хоть на минуту задумался о том, что происходило в Хорватии. Все его мысли были в Великобритании, где Грейнджер осталась безутешно рыдать по очкастому придурку, который, по мнению Малфоя, не стоил ни одной ее слезинки, потому что сам полез на рожон. Драко знатно переволновался из-за нее. Обличительные речи девушки вывели его из равновесия, но не столько своим содержанием, сколько ощущением потери управления. Гермиона будто чокнулась, ее несло, причем с громадной скоростью, и Малфой понятия не имел, как ей помочь. А теперь Грейнджер сбежала. Сбежала. Да как она посмела?! Парень снова потянулся языком к уголку рта и растравил затянувшуюся кровяной коркой рану. Он мог залечить ее легким невербальным усилием, но привкус нагретого металла во рту словно заземлял его. Кажется, он прокусил губу, когда Волдеморт внезапно вдарил по нему обычным Круциатусом. Дурные новости из Стоунхейвена настолько затмили разум, что он забыл, что на Малфоя можно воздействовать иначе. Посланцу из лагеря повезло и того меньше — его убили на месте. Новость о смерти отца, уколов адреналином в сердце, была задвинута в самый дальний уголок сознания. На данный момент Люциус значился пропавшим без вести, однако его черная метка не реагировала на призыв, и Малфой не тешил себя пустыми иллюзиями. Однако и погружаться в это не хотел. Он просто закрылся. Теперь это было особенно просто. Последние дни Драко не особенно обитал в своем теле, витая где-то на таких высотах, докричаться до которых едва ли представлялось возможным. Он будто находился в наркотическом дурмане, отступался от бренного мира; все, кроме силы, начинало казаться плоским, блеклым и неполноценным. Тьма двигалась внутри подобно змее, пожирающей что-то жизненно важное, очень ценное, без чего покоя не найти. Она не прекращала издеваться над его гордыней и испытывать волю. Малфой нуждался в точке опоры, и у него было только два варианта: Грейнджер или он сам. И он остался один на один с собой. Кто виноват, что его «я» прогнило до состояния трухи? Подвешенное состояние унималась, только когда Драко творил зло. Только оно могло набить голодную пустоту внутри, только с ним тьма не расколет Малфоя, как скорлупу грецкого ореха с гниловатым содержимым. Незаметно и органично он растворялся в жестоком и неуступчивом начале, которое присутствовало в нем всегда, но подавлялось. Может, Грейнджер была права, когда сказала, что он тварь от рождения? Удивительно, что Малфой не чувствовал себя плохо. Ему было настолько плевать на физическое тело, что в какой-то момент он с немалым удивлением осознал, что почти не спал и ничего не ел трое суток. Усталость поселилась в мышцах, болело все, казалось, даже кожа, ногти и волосы, неясные желания бередили нутро, но это был привычный дискомфорт. Внутри мешалось что-то еще. Что-то новое. Другое. Непривычное. Беспокойство за другого человека. Страх потери. Они скреблись о череп изнутри, с визгом и скрежетом, от которого некуда скрыться, и по сравнению с этим телесные ощущения не имели значения. Помня прошлый побег, Драко был относительно спокоен, потому что у него была уверенность, что он легко отыщет ее. Как оказалось, зря. Жизнь в который раз безобразно расхохоталась ему в лицо. Пришлось изрядно попотеть, чтобы переброситься обратно в страну. Почти вся Европа была закрыта, а о том, чтобы ждать, пока порт-ключ из Загреба в Лондон подготовят законным путем, и речи не шло. Волдеморт остался в Хорватии, поскольку Драко выполнил свою работу безукоризненно, разогнав всех зачинщиков. Политикам предстояло упрочить режим, что больше не являлось его проблемой. Малфой переместился на виллу матери Забини в Милане, а после — в один из французских лагерей. С шагом аппарации в тысячи километров парень оказался в Шотландии, но даже после таких колоссальных нагрузок его разрывало от бурлящей энергии. Первым делом ступив на землю Великобритании, он попытался призвать гончих. В прошлый раз они собрались из пустоты сами по себе и рванули за Грейнджер, но теперь никто не отозвался даже на направленный зов. Внутри неприятно потянуло. Да что там — грудину будто вскрыли, достали все органы и встали обратно в неправильном порядке. Что-то было не так. Кроме всех логичных вариантов, которые мог бы выдать его обычно расчетливый разум, в голове всплыл один: она мертва. Дыхание перехватило, и несколько страшных мгновений Драко просто не знал, что ему делать. Скулы неприятно свело, он дышал через рот, пытаясь успокоиться. Не работало. Профессиональное хладнокровие покинуло опытного палача. В голове закрутился водоворот из вариантов развития событий, приведших к этой точке, однако их все смел один очевидный. Снейп. Этот ублюдский падальщик. Малфой уяснил, что бывший профессор — книга не только закрытая, но и с выжженными страницами. Он всегда был скрытен и непредсказуем, но, как оказалось, куда более безрассуден, чем можно было предположить еще неделю назад. Парень учел эти новые обстоятельства и планировал переговорить со Снейпом по прибытии, но представить не мог, что тот открыто выступит против него. Драко привык тщательно фильтровать близкое окружение, и это был уже второй человек, которого он просмотрел. Он не был моралистом, однако для себя подобное не считал доступным, а значит невозможным в принципе. Малфой был абсолютно искренен, защищая Пэнси и был готов не задумываясь прикрыть спину Снейпа, если потребуется. Оба предали его. За это поплатятся. Пытаясь мыслить здраво, Драко пришел к выводу, что Снейпу не было никакого резона убивать Гермиону. Уебок слишком умен, чтобы рисковать тем, чтобы он слетел из-за этого с катушек. Но почему тогда он не чувствовал с ней никакой связи? Даже, сука, намека. Малфой пинком распахнул заднюю дверь, так, что она с грохотом врезалась в стену, едва не слетев с петель. Он ожидал увидеть разруху и толпу пленников, которых гонят в карцер, но ничего подобного не было. Пожиратели остановили пожар и занимались укреплением потолка и стен верхнего этажа поместья, чтобы почти полностью прогоревший чердачный не рухнул им на головы. Если бы не тяжелый смрад гари, плотно забившийся легкие, и несколько человек, которые внепланово обновляли защитные заклинания вокруг башен, могло показаться, что ничего не произошло. Однако это только на первый взгляд. Несмотря на сосредоточенность, с которой каждый занимался делом, на лица солдатов легла печать тревоги. Дело было вовсе не в том, что важные пленники упущены, никто не воспринимал это личной трагедией, — все беспокоились за собственную шкуру. Ей грозило быть содранной, обделанной и использованной в качестве коврика для камина в поместье Темного Лорда, когда он начнет искать виновников. Драко осмотрелся, выискивая, кого бы окликнуть, но Пожиратели оказались спасены от нежелательной коммуникации с ним. Знакомая фигура почти сразу попалась на глаза в некотором отдалении от башен, к которым парень собирался направиться в первую очередь. При виде всегда невозмутимо прямой спины глаза заволокло красной пеленой. Снейп с помощью заклинаний ломал и сваливал в кучу ветки для будущего костра, словно огня этому лагерю было недостаточно. Если бы Малфой обходил здание снаружи, он не смог бы обнаружить свою цель с такой легкостью, поскольку на эту часть двора редко кто забредал. Парень двинулся в ту сторону и еще на подходе вскинул ладонь. Он больше не собирался недооценивать Снейпа по старой памяти, как и выказывать уважение, позволив повернуться. Ветка, которую он левитировал в общую кучу, с глухим стуком упала на землю. Мужчина резко дернул плечом, словно сбрасывая с себя невидимую руку, однако нападающий был не снаружи, а внутри него. Драко был слишком зол, чтобы растягивать наказание. Тьма заполнила организм в одно мгновение, хлынула из ноздрей, рта и глаз — гладкая и маслянистая, с извивающимися от нее щупальцами черного дыма. Обреченное на вечные муки чудовище внутри Малфоя всегда жаждало большего, чем получалось добиться от него, однако сейчас и вовсе наткнулось на сопротивление и свирепо взревело. Слегка, по маленькому кусочку, что-то тянуло на себя его магию, и, несмотря на полыхавшее яростью сознание, а может и благодаря этому, парень мгновенно понял природу этого явления. Зелье. Снейп ждал его. Готовился. И осознание этого что-то неуловимо в нем разрушило. Это была способность сдерживаться. Стиснув зубы и раздув ноздри, Драко усилил напор. Никакое жалкое зелье не спасет его, если от мерзости внутренние органы лопнут, а мясо само отойдет от кости. Пожиратель рухнул на колени и вцепился в грудную клетку, царапая ее ногтями сквозь ткань формы, словно мог добраться до поселившейся внутри разрушительного паразита. Он все стремился что-то выдавить из себя, но вместо слов из горла вырывались лишь булькающие звуки — это из пищевода к горлу хлынула черная желчь. Малфой обошел корчившегося на земле человека. Снейп уже почти труп, началось внутреннее кровотечение, без должной помощи ему не выжить. Собственное сознание будто раздвоилось, но парень четко ощущал эту границу между собой и Тьмой. Прежде, чем дожать Снейпа и стереть его с лица земли окончательно, Драко собирался просмотреть его воспоминания. Другой возможности заглянуть за ментальные преграды человека, являющегося лучшим окклюментом из всех живущих на земле, кроме как когда тот одной ногой в могиле, не было даже для Малфоя, который был в этом почти так же хорош. Он вскинул палочку и погрузился в агонизирующий разум. Мысли Снейпа находились в невообразимом беспорядке, однако первое, что попалось на глаза в этой путанице, настолько поразило Драко, что он на мгновение потерял почву под ногами. Увиденное наполнило голову гулким звоном, как от удара колокола, и отзвуки разошлись по всему телу дрожью, от которой каждый волосок встал дыбом. Ослабевшие руки разъехались в стороны, и мужчина со стоном боли распластался на земле, проехавшись носом по жесткой траве, когда Малфой резко, будто ошпарившись, покинул его разум. — Это ты убил его, — ошарашенно выдохнул он, глядя на то как Снейп уперся подрагивающими ладонями в землю, стремясь удержать себя на весу. Драко мог представить, что его отец однажды умрет. От старости или после долгой болезни, может быть, на поле боя, защищая свои дурацкие идеалы. Такие мысли посещают рано или поздно каждого, и многие спешат отмахнуться от них, опасаясь сойти с ума от тревоги, но только не он. Для Малфоя, чье взросление пришлось на военное время, они были чем-то, существующим в голове в виде постоянного фона, отдаленной перспективы, которую, готовя себя к любому развитию событий, он рассматривал в качестве вероятной. Однако такой изуверской смерти он предвидеть не мог. Люциуса размазало по дымоходу. И это сделал Снейп. Крупно вздрагивая всем телом и сипло дыша, Пожиратель приподнялся на локтях. Приложив нечеловеческие усилия, с трудом оттолкнулся и оказался стоящим на коленях. Поза напоминала раскаявшегося грешника, однако даже в ней Снейп умудрялся смотреть из-под упавшей на глаза челки с высокомерным презрением. — Твой отец отдал тебя в счет своих амбиций и ничуть не жалел об этом. Тебя растили, чтобы использовать. Не лицемерь, делая вид, что горюешь, — выплюнул мужчина, воспользовавшись замешательством Драко, продлившимся непозволительно долго. От этих слов парень будто очнулся от потрясения. Лицо исказилось, волны ярости разлились по сосудам, как расплавленная магма. — Да что ты вообще знаешь? — спросил Малфой низким голосом, идущим из самой глубины пылающего нутра. Там ошеломление боролось с несогласием, и вся эта смесь быстро нагревалась, грозя прогреметь взрывом. — Может ты просто жалеешь, что не сам убил его? — О чем я жалею, так это о том, что не убил одним ударом тебя, — сказал он, делая шаг вперед. — Но сейчас это исправлю. — И чего ты этим добьешься? — скривился Снейп, но когда Драко, не помня себя от ярости, вскинул руку, сменил тон: — Я не планировал этого, ясно? У меня нет никакой ненависти к твоему отцу, но в приоритете было вывести девчонку, а Люциус мешал, — он прерывался из-за одышки и постоянно облизывал бледные до синевы губы, а еще перескакивал с темы на тему, тем самым с потрохами выдавая безнадежность своего положения: — Стой, нам нужно.. нужно поговорить. Малфой медленно сжал руку в кулак и опустил ее вдоль тела. Его настолько впечатлил этот горячечный бред, что захотелось послушать его еще немного. — О чем нам с тобой говорить? Мужчине все-таки удалось подняться на ноги, и теперь он стоял, привалившись плечом к ближайшему стволу. — Дай мне возможность объяснить, — начал Пожиратель. — Объяснить, почему ты убил моего отца? Думаешь, это возможно? — уточнил он тоном слишком спокойным, чтобы он не вызвал у Снейпа опасений за свою жизнь. В моменты вроде этого, когда трезвость его рассудка балансировала на острие ножа, Малфой сопротивлялся изо всех сил. В это же мгновение он был готов умереть сотню раз, лишь бы увидеть, как падет Снейп. Жажда мести зудела под кожей. Но было еще кое-что. Каким бы сильным не было желание разорвать бывшего профессора на куски, глубоко погребенная осознанная часть Драко всегда помнила: «Грейнджер». — Где мне искать ее? — спросил он, не отрывая тяжелого взгляда от лица Снейпа, напряженно выжидающего его следующего шага. — Понятия не имею, — качнул головой тот, не разыгрывая спектакль непонимания. — Они были с Багрой.. — Где, блять, Багра? — нетерпеливо перебил Малфой, с трудом удерживая слепую ненависть и отвращение на приемлемом расстоянии. Снейп вместо ответа неопределенно махнул в сторону, и только тогда парень обратил внимание на лежавшую на мерзлой земле кучу черного тряпья, которая при ближайшем рассмотрении приняла очертания навсегда застывшего в своей неподвижности тела. Драко приблизился и взмахом палочки приподнял ткань. Внутри на мгновение кольнуло чем-то, похожим на досаду. Разводы из крови и грязи покрывали знакомое лицо, а глаза Багры смотрели на него снизу-вверх, подернутые поволокой смерти, как будто осуждающе. Не скривить губы не получилось. Малфой вернул ткань на место. — Таким был твой гениальный план? Прикончить старуху? — едко поинтересовался он, распрямившись. — Она ценой своей жизни спасла Грейнджер, когда на них напали в дозорной башне, — огрызнулся мужчина сквозь стиснутые зубы. — Ты прав, вылазка для девчонки не была запланирована, но я не мог не воспользоваться случаем, пока ты не сидел над ней и не стерег, как пес свою кость, — он нетвердо держался на ногах, все его тело мелко подрагивало, как от лихорадки, но на лице растянулась издевательская ухмылка, а голос все еще звучал уверенно и даже самоуверенно: — Разрушив щит, она дала шанс десятку приближенных, включая Уизли, оказаться на свободе. Это того стоило. — Я тебя прикончу, и дело с концом, — озвучил свои мысли Малфой, терпение которого подошло к концу, тем самым прервав длинную тираду, и на мгновение, всего на мгновение, поймал в глазах Снейпа страх. И это было, черт возьми, приятное зрелище. — Драко, заставь уже свой пубертатный мозг работать, — парадоксальным образом разозлившись, как это часто бывало с почти-трупами, которых Малфой загонял в угол, повысил голос мужчина. Стоило отметить, держался Снейп неплохо, но чем ближе к концу, тем хуже ему удавалось скрывать эмоции. — Я делал все это не по собственной прихоти! У меня были определенные цели, которые не идут вразрез с твоими. — Цели? Честное слово, это не имеет для меня ни малейшего значения. Ты должен знать, что я не прощаю предателей. Я их использую, выжимаю все возможное, а потом убиваю, — Драко чуть склонил голову, окинув сгорбленную фигуру уничижительным взглядом, как бы говоря: «Выводы делай сам», и закончил довольно легкомысленно: — Пользы ты мне принести не можешь. Значит пришло время подыхать, профессор. Снейп морщился, но понимал — Малфой прав. Он прекрасно осознавал правила игры, вступая в нее: награда велика, но ставкой выступает жизнь. К тому же, имея дело с Драко и его взрывным характером, он не смел даже надеяться на какой-то другой исход. Но надеялся. — Ты не ведаешь, что творишь! — предпринял еще одну попытку мужчина, впав в ту фазу, когда лихорадочной деятельностью стремятся заглушить приближающиеся шаги смерти. — Вместе мы можем перевернуть ход этой войны. Все подготовлено для того, чтобы уничтожить крестражи, — начал он, но уже в следующий момент поток сознания изменил направление, и он заговорил о другом: —Твоя связь с Грейнджер. Чем прочнее она становится, тем лучше ты себя контролируешь. Разве ты не ощущаешь этого? Если бы ты объединился с Орденом.. Малфой не выдержал и расхохотался, запрокинув голову. Смех был резким, злым и язвительным, от такого по коже шли мурашки. — Когда ты сдохнешь, я загляну в твои воспоминания, — отсмеявшись, честно признался в своих намерениях он, зная, что это окончательно добьет Снейпа. — Ты сам научил меня этому, помнишь? И узнаю все, что ты скрываешь. Все, что мне необходимо знать. А потом приду в твой Орден и перебью там каждого просто потому, что это было важно для тебя. Чтобы даже там, — Драко коротко поднял глаза на небо, криво ухмыльнувшись, — тебе не было покоя. Лицо Снейпа на мгновение исказилось от муки, но это выражение сразу же растаяло и проступило какое-то обреченное смирение. Он будто внезапно успокоился. Тяжелеющие веки несколько раз приподнялись и опустились и в итоге остановились ровно посередине, сделав взгляд пронизывающим до костей. — Полагаю, мне нужно радоваться, раз ты помешался на своей мести, ведь это говорит о том, что ты — все еще ты, — зло хмыкнул он. — Пока ты мертв только наполовину, все в порядке. Но как только у жестокости пропадет точка приложения, ее станет невозможно оправдывать. Малфой пошевелил челюстью, протяжно выдыхая через нос. Снейп всегда умел наносить удар прицельно. — Не тебе читать мне проповеди. Не гребанному предателю, который продал всех, кто ему доверял, ради.. Ради чего? Ради чего, блять? — все-таки не выдержал и повысил голос парень, но тут же взял себя в руки и едко поинтересовался: — Оно того стоило хотя бы? А знаешь, я, пожалуй, сам взгляну. Ты же не против? Малфой неожиданно погрузился в разум Снейпа, слыша на задворках сознания его глухой крик. Все это походило на избиение полудохлой собаки малолетним психопатом. Он мог просмотреть воспоминания позже, но, разозлившись, захотел выбить последнее жалкое скуление. Однако вдруг подсознание, в обычное время надежно скрытое за забором из темного камня, оказалось полностью открыто для него. Не было даже самой хлипкой преграды. Его пропускали добровольно. «Драко оказался в небольшой роще, гораздо симпатичнее лагерной, где между стволов деревьев поблескивала небольшая река. В тени деревьев сидели двое. Дети — мальчик и девочка. У него были черные, как вороново крыло, волосы и такого же цвета глаза с кругами под ними, синеву которых только подчеркивала бледная кожа. Он был весь какой-то жалкий в своей странной одежде и с неровно подстриженной прической. Девочка, напротив, казалась ангелом во плоти. Возможно, это память Снейпа искажала воспоминания, но она практически сияла, окруженная мягким желтым светом. Темно-рыжие волосы, зеленые глаза, смотревшие открыто и слегка насмешливо. Платье ее было новым и выглаженным, только на подоле красовался след от травы, который девочка пока еще не заметила. — Это ведь правда? — спрашивала она. — Это ведь не шутка? Мы правда поедем в эту школу? Петуния говорит, что никакого Хогвартса не существует. — Он существует для нас, но не для нее,— возразил мальчик, стремясь ее успокоить. — Мы получим письма.. — А правда, что письма приносят совы? — воодушевленно перебила его девочка, интерес которой к одной теме затухал так же быстро, как вспыхивал к другой. — Да. Но ты магглорожденная, поэтому представители школы явятся к вам лично, чтобы все объяснить твоим родителям, — спокойно пояснил маленький Северус, считая ее любопытство милым. Он вообще все в ней находил очаровательным. — А это имеет какое-то значение? Что я магглорожденная? — впервые за весь разговор ее лицо приняло озабоченное выражение. Снейп немного заколебался, что не ушло от ее внимания, но потом покачал головой. — Нет. Это не имеет никакого значения, Лили». Малфоя вытолкнуло обратно, и он не сопротивлялся, пытаясь понять, к чему его ведут. Он должен проникнуться тяжелым детством Снейпа и посочувствовать ему? И что это за Лили? Детская любовь? Бред. «В следующий момент Драко оказался в купе Хогвартс-экспресса. Все та же девочка, Лили, и Снейп, немного вытянувшиеся ростом, но все еще дети, сидели у окна и переговаривались. — Наконец-то мы едем в Хогвартс! — не в силах скрыть радостное волнение и от нетерпения вцепившись пальцами в форменную юбку на коленках, воскликнула она. — Ты можешь в это поверить? Мальчик улыбнулся ей едва заметно. Он тоже был взволнован, но уже научился владеть собой и походил на маленького взрослого, а не на ребенка. — Было бы хорошо, если бы ты попала в Слизерин. — Слизерин? — удивилась она. — Слизерин — факультет высокомерных слизняков. Туда принимают тех, кого на другие, нормальные факультеты, не взяли, — пояснил другой мальчик, в котором Драко узнал Джеймса Поттера, и тогда его настигло осознание, кем была эта девочка. Лили Эванс. Мать Поттера. — Тебе место среди них, Сопливиус! Лили резко вскочила на ноги и, схватив Снейпа за руку и заставляя его подняться, неприязненно сказала: — Пойдем, Северус! Найдем другое место..» Далее Малфою показали, что они все-таки попали на разные факультеты, и детская дружба, до сих пор казавшаяся крепкой и нерушимой, пошла первыми трещинами. Круги общения изменились, но Северус и Лили продолжали поддерживать связь, хотя и были недовольны друг другом. Драко несло через школьные будни с огромной скоростью, он видел взросление Снейпа, подслушивал его бессмысленные разговоры и не мог взять в толк, какого черта смотрит эти слезливые истории? Почему не прекращает этот сеанс ностальгии? Зачем позволяет заводить себя все дальше в коридоры сознания? Друзья Лили, вся эта компания во главе с влюбленным в нее Джеймсом Поттером, издевалась над Снейпом на протяжении всей учебы в Хогвартсе. Так продолжалось до тех пор, пока Эванс однажды не попыталась открыто встать на защиту друга, тем самым задев его гордость, и Снейп во всеуслышание назвал ее «грязнокровкой». Их пути разошлись окончательно. В сердце Снейпа, человека и без того нелюдимого, но оставшегося в полном одиночестве, стала разрастаться тьма. Как и все молодые люди, не имеющие в силу этой самой молодости собственного мнения и страдая от пустоты внутри, он примкнул к группе последователей Волдеморта. Лили продолжала жить в его сердце, хотя они не поддерживали связь, и главной целью Снейпа всегда было возвыситься до ее уровня. Он всю жизнь брел за ней, не замечая, как в этом стремлении дотянуться проявлял свои лучшие качества, которые после ссоры больше не могли найти достойной точки приложения, чтобы проявиться в полной мере. В один день до него дошли слухи, что Эванс вышла замуж и даже родила сына. Молодой Снейп, все это время продолжающий лелеять надежду быть с ней, озлобился окончательно. Однажды в «Кабаньей голове» им было подслушано пророчество Трелони, которое она внезапно изложила Дамблодору, и Снейп передал его Волдеморту, желая выслужиться. После того, как Реддл решил, что речь в нем идет о Лили, привычный мир Северуса затрясло. «Во тьме на вершине холма друг напротив друга стояли он и Дамблдор. — Он считает, что речь идет о Лили. — Пророчество не упоминает о женщине, — директор Хогвартса смотрел на собеседника с нескрываемым презрением. — В нем говорится о мальчике, который родился в конце июля. — Он считает, что речь идет о ее сыне. Хочет выследить их всех и убить. — Почему бы тебе не попросить своего господина пощадить ее? — Впервые Малфой видел на вечно блаженном лице старика такое жестокое выражение. — Разве ты не можешь просить о снисхождении к матери в обмен на жизнь ее сына? — Я просил, — с трудом произнес Северус, вперив оголенный взгляд прямо в глаза Дамблдора. — Мне было отказано. Иначе бы я не пришел к вам. — Значит, тебе нет дела до смерти ее мужа и сына? Хочешь спасти ее? Пусть погибают, лишь бы ты получил желаемое? Снейп злобно посмотрел на него исподлобья и процедил: — Я прошу вас спрятать их всех. Спасите ее. Пожалуйста. — А что ты предложишь взамен, Северус? — Все, что угодно, — не задумываясь отозвался тот». Воспоминания накатывали волнами, приходя из ниоткуда и погребая Малфоя под собой. Создавалось впечатления, что, задерживаясь на некоторых моментах, Снейп просто хотел еще раз взглянуть на них перед тем, как все для него закончится, в то время как другие проматывал очень быстро, чтобы Драко не успевал задуматься над тем, что видел. «В директорском кабинете Снейп с затравленным видом сидел в кресле для гостей, сгорбив плечи и вцепившись в отросшие волосы. Над ним возвышался мрачный Дамблдор. — Вы должны были спасти ее, — проговорил он, не обращаясь ни к кому конкретному, словно убеждал в этом сам себя. — Они доверились не тому человеку, — сказал мужчина, имея в виду предательскую крысу Петтигрю, который и сейчас занимался тем, что шнырял по помойкам и собирал сведения. — Как и ты, Северус. Ты ведь не надеялся, что твой хозяин пощадит ее? — он замолчал, осознав, что нет смысла бередить и без того кровоточащую рану, и вдруг добавил: — Ее мальчик выжил. Снейпу было больно и неприятно слышать об этом. Он затряс головой, руки сами собой сжались в кулаки, до боли натягивая волосы, потому что он хотел сместить их и закрыть руками уши, чтобы не слышать ни слова о мерзком мальчишке, из-за которого Лили. Его Лили.. — Ее сын жив, — повторил Дамблдор. — Его зовут Гарри. И у него глаза Лили. Ты ведь помнишь цвет ее глаз? — Замолчите, — с болью в голосе взмолился Снейп, но директор был неумолим: — Помоги мне защитить ее сына, Северус». Драко не заметил, как затаил дыхание. Так вот как у Ордена появился самый верный шпион? Такого он представить не мог. Очередной слой, сорванный со Снейпа, еще сильнее оголял его неприглядное нутро. Совсем не таким привык его видеть Малфой. Не таким.. жалким. «Драко очутился в кабинете декана факультета, где сотню раз за годы обучения получал выговор. Перед учительским столом стояла Паркинсон. При виде нее, такой привычной в своей школьной форме, Малфой не ощутил ничего, кроме гнева. Девушка гордо вскинула подбородок и сложила руки под грудью, выглядя нагло, однако бегающий взгляд выдавал ее с потрохами. — Не думаю, мисс Паркинсон, что вашему отцу понравится, что его дочь обжималась по углам с мальчишкой-полукровкой после отбоя. — Это не ваше дело, — огрызнулась Пэнси, но на щеках выступил румянец, который говорил о том, что она вовсе не такая смелая, какой хотела казаться. — Я давно знаю о ваших встречах. Вы ведь не думаете, что я мог упустить их из виду? — насмешливо спросил он, и на этот раз Пэнси побледнела. Она громко выдохнула, чувствуя себя униженной, и только собиралась ответить, но Снейп не дал ей подобной возможности и без паузы продолжил: — Просто сегодня вам не повезло попасться старостам. — Тогда почему вы.. — Не вы первые, не вы последние. Я преподаватель зельеварения, а не морали и нравственности. Личная жизнь учеников меня не волнует, — равнодушно отозвался мужчина, садясь за письменный стол, и указал на стул напротив себя: — Сядьте. — Тогда вы не станете рассказывать отцу? — с сомнением уточнила она, после секундного раздумья скользнув на сиденье. — Этого я не планировал, потому что считаю вас достаточно благоразумным человеком, чтобы держаться в рамках приличий, — сказал он все тем же ровным тоном, однако от содержания его слов лицо Пэнси все равно вспыхнуло. В ответ на это мужчина чуть вздернул бровь, но внезапно заговорил о другом: — Я хотел завести с вами этот разговор позднее, но поскольку обстоятельства сложились именно так.. Так тому и быть. Она нахмурилась. — Прошу прощения? Я не понимаю.. — Какие еще правила вы готовы нарушить ради безопасности мистера Поттера? Было видно, что Пэнси и неловко, и неприятно говорить об этом, но еще хуже Драко было наблюдать, как ее глаза взволнованно вспыхнули, стоило Снейпу озвучить имя Поттера, поэтому он самостоятельно вытянул себя из чужого разума». Малфой пытался отдышаться, игнорируя сверлящую боль в висках. Пэнси, Тео, Дафна, Орден.. Его мозг взвыл от обилия новой информации. Драко перевел взгляд на Снейпа, который был уже не в состоянии стоять. Он облокотился о корявый ствол дерева, безвольно опустив руки вдоль тела, в котором не осталось ни капли жизненных сил, и медленно сполз по нему вниз. От напряжения пошла носом кровь, и, провожая взглядом темную струйку, стекающую с его острого подбородка прямо на запачканную форму, Малфой подумал, что даже если бы захотел ему помочь, время было потеряно. Благо он не хотел. Парень равнодушно наблюдал, как Снейп полуслепыми глазами шарит в пространстве, ища его взглядом и все время промахиваясь. По бледному лбу градом катились капли пота, лицо перекосило. Он приоткрыл рот, но некоторое время только сипло, со свистом дышал через него, словно копил энергию, прежде чем заговорить: — Как думаешь, какое чувство не дает человеку умереть, даже когда у него отняли все? — раздался внезапный вопрос. — Нахер тебя и твои философские беседы, — пробормотал Драко, чувствуя, как сердце забухало за грудиной. — Если никак не можешь сдохнуть, так и быть, могу помочь. Снейп хохотнул, и от этого потустороннего звука по спине пробежали мурашки жути. Уголки губ на восковом лице так и остались приподнятыми, застыв в леденящей душу гримасе. Малфой представлял, как совсем скоро это выражение закрепится окончательно, и был не прочь заменить его на нечто менее отвратительное. — Жажда мести очень качественно мотивирует жить. Кому как не тебе об этом знать? — снова говорил профессор таким снисходительным тоном, но Драко едва его слушал, думая только о том, чтобы чертов рот Снейпа прекратил так безобразно кривиться. — Месть пробуждает азарт и подстегивает куда лучше, чем какая-нибудь жалкая надежда, — его губы, слава Мерлину, захлопнулись, чтобы презрительно поджаться, — но правда в том, что она разрушит тебя раньше, чем ты успеешь это осознать. Было вполне очевидно, что именно он имел в виду. Если бы Снейп не разобиделся на мать Поттера, вряд ли принял бы метку. Это верно, сейчас он был той еще развалиной в нравственном отношении, но Малфой был убежден, что это побочные эффекты явления под названием «жизнь», которых не избежать. Снейп зачем-то строил между ними параллели. Он потратил жизнь на исправление одной ошибки, в то время как Драко предпочитал встретиться лицом к лицу с последствиями своих. Они отличались и очень сильно. — Лили Эванс все равно попала бы в поле зрения Волдеморта, но ты можешь винить себя, если это придает твоей жертве смысл, — безжалостно сказал Малфой. Какой-нибудь добрый человек послал бы за помощью в лазарет. Пусть усилию суждено остаться бесплодным, вряд ли Снейп отказался бы вцепиться в призрачный шанс на спасение. Страх выглядывал из его широко раскрытых глаз и смотрел прямо на Драко. Даже такого скептика смерть пугала. Отсюда все эти рассуждения о прошлом. Но Малфой слишком хорошо помнил лицо своего отца, то, каким оно отпечаталось в воспоминаниях профессора. Чтобы навсегда стереть его из своей память, он должен был заместить его чем-то другим. Иначе не сможет жить дальше, а жить надо. Снейп снова жутко ухмыльнулся, но потом остановил невидящий взор перед собой. Голос профессора стал тише, Малфою приходилось изо всех сил напрягать слух, чтобы расслышать бормотание: — Надежда.. Она для наивных глупиц, которые верят, что справедливость существует. Ты родился с золотой ложкой во рту и точно не из таких. Да и я.. тоже. Какая справедливость, черт возьми? Ее не существует. Я никогда в нее не верил, но Лили верила, и поэтому я сделал все, что мог, чтобы приблизиться к ней. Наверное, поэтому и подыхаю вот так рано и так жалко. Зато мне спокойно, — пустые бездны остановились точно на лице Драко: — А тебе? Малфой будто окаменел. Приступ паники неожиданно схватил его за горло, залил конечности свинцом. Когда Снейп начал корчиться в последней бессмысленной попытке сразиться со смертью, захватившей его тело, он заставлял себя смотреть. Не моргал почти, из-за чего глазные яблоки горели огнем. Не прошло и минуты, как мужчина обмяк. Драко ожидал, что в какой-то момент его отпустит, но тоскливая вязкость в сознании никуда не пропала. Он не знал, сколько простоял в тупом оцепенении. В какой-то момент сквозь него пробился окрик, и парень будто очнулся и с неохотой повернулся на голос: — Драко? — Забини к нему приближается со стороны башен. Так своевременно. Своим появлением он не дал распробовать свои ощущения и отравиться их ядом. — Почему ты здесь? Приблизившись достаточно, чтобы рассмотреть выражение лица Малфоя, Блейз запнулся. Он окинул друга с ног до головы пристальным взглядом и только после этого осмотрелся вокруг, силясь понять, что произошло. При виде Снейпа его брови поползли вверх. — Помоги мне, — просто попросил Драко, прежде чем Забини успел что-либо прокомментировать, и они вместе принялись готовить погребальный костер. Скорее всего Волдеморт захотел бы оставить Багру, как и прочих предателей, гнить подвешенной за руки где-нибудь на деревянном постаменте перед входом, на самом видном месте, однако Малфой не считал такую участь подходящей для нее. Она была вредной сварливой старухой, но.. не являлась худшим человеком из всех. Даже по меркам Драко, у которого было за что затаить на нее злость. Он не мог просто оставить Багру, потому что она не одобрила бы. Есть ли смысл задаваться вопросом, с каких пор мнение Грейнджер стало иметь для него вес? Парень действовал небрежно и быстро, скрипя зубами, однако вскоре в воздухе разлился мерзостный запах паленой плоти, от которого пустой желудок поднялся наверх и застрял в горле. Он сжал руку на посохе Багры, пальцами чувствуя его шероховатую поверхность, и проводил взглядом столп едкого дыма. Почему не сжег вместе с ней? Волшебников принято хоронить с их палочками. Он хотел, но в последний момент передумал. Малфой без слов развернулся и направился обратно к поместью. — Я не ставлю под сомнение твои решения, но не думаешь, что не стоило этого делать? — не выдержал и вкрадчиво спросил Блейз, зашуршав гравием дорожки слева от него. Понадобилось время, чтобы уложить увиденное в голове, но теперь ему не терпелось все обсудить: — Мы могли связать Снейпа непреложным обетом и использовать, как только вздумается. Он был полностью на крючке. Драко, который, казалось, был глубоко погружен в себя и не слушал, вдруг резко остановился и вперился в Блейза ненавидящим взглядом, который в сочетании с абсолютно черной радужной оболочкой произвел впечатление даже на повидавшего на своем веку Забини. — Он убил моего отца, — увидев по вытянувшемуся от удивления лицу, что парень впервые слышал об этом, Малфой дернул плечом, будто сбросив с себя приступ ярости, и снова тронулся в путь, поскольку был не в состоянии оставаться на одном месте. — Я сообщу Волдеморту, что Снейп был предателем. Чтобы подкормить свое истекающее кровью эго, он сожрет что угодно. Нужно только представить все как можно более правдоподобно. — Это пойдет тебе на пользу, повысив степень доверия, — подхватил мысль друга Забини, но тут же его лицо приняло озабоченное выражение: — Тогда не лучше было все-таки избавиться от тела? Волдеморт ведь может залезть к нему в голову. — Не может. Для этого труп должен быть свежим. В отношении этого Драко был спокоен: к тому времени, как Реддл окажется в стране, все процессы в сознании Снейпа давно прекратятся. Он поступил мелочно, оставив его на растерзание, но, признаться честно, совсем не жалел об этом. Малфой, не вдаваясь в подробности, рассказал обо всем, что произошло в мэноре, и они замолчали на некоторое время, которое понадобилось для того, чтобы преодолеть многочисленные коридоры поместья. Они не рисковали обсуждать что-либо в кишащих Пожирателями переходах. — Тебя отправят на поиски беглецов. Наверняка Волдеморт захочет резни, чтобы отбить у Ордена охоту повторять подобное, — заговорил Блейз, как только они оказались в кабинете Люциуса. Двое солдатов теперь стерегли его снаружи (Забини распорядился о внесении изменений в правила караулов). — Если хочешь знать мое мнение — это не поможет. Они поняли, что лагеря не изолированы, и не успокоятся, пока не освободят всех своих. — В любом случае, именно этим я собираюсь заняться — отыскать одну беглянку. Не велика беда, если по пути придется прикончить всех остальных, — отмахнулся Драко, остановившись напротив камина. Выбора не было. Либо так, либо тащиться до границы щита, тем самым большими буквами написав у себя на лбу большими буквами: «тряпка». — Ты знаешь, где она? — уточнил Блейз, шаря на каминной полке в поисках летучего пороха. Заглянув в глиняный горшочек, он поморщился, и в итоге призвал запакованный мешочек из запасов, хранившихся в нижней полке рабочего стола, с помощью Акцио. — Нет, — отозвался Малфой, неотрывно глядя в пространство, открывающее пасть в бесконечный дымоход. — Тогда куда ты? — удивился Забини. — К тебе, — коротко бросил он, что было очевидно, ведь других зацепок, за которые можно потянуть, кроме Джинни Уизли, у него не осталось. Перспектива использования каминной сети пробуждала в нем странные эмоции, однако они трансформировались в относительно безопасное раздражение: — Клянусь, я выбью из Уизли местоположение Грейнджер, даже если после этого она навсегда останется слабоумной. Блейз бросил пристальный взгляд на Драко, взвешивая все «за» и «против» его взвинченного состояния, и явно пришел к неутешительным выводам. — Давай этим займусь я? — Нет, это сделаю я, — припечатал Малфой, которого уже воротило от собственного бессилия, отсутствия адекватного плана и гребанного камина, который словно в душу ему смотрел. Последнее накаляло сильнее всего. Было не по себе от осознания, что подобные мелочи все еще могут влиять на его эмоциональное состояние. — Хочешь прикончить всех важных для Грейнджер людей? Как потом собираешься оправдываться? — с присущей ему прямотой спросил Блейз, идя ва-банк, потому что вопрос мог либо вывести Драко окончательно, либо заставить его взять себя в руки — одно из двух. Малфой несколько долгих секунд не отрывал бешеных глаз от Забини, а тому все ни по чем. Не так много людей способны выдержать зрительный контакт с Драко, но он входил в их число. Парень дышал через раз, надеясь, что в отсутствии кислорода пламя внутри прогорит. Это не сработало, однако не признать правоту Блейза было невозможно. По крайней мере он хотя бы не сомневался, что Малфой найдет ее. — Если через час не явишься с докладом, я приду сам, — предупредил он и, зачерпнув горсть пороха, вошел в камин. Еще никогда Драко не был так благодарен мясорубке, сопровождающей этот вид перемещения. Она служила достойным предлогом прикрыть глаза, чтобы в них не набилась пыль. Он прекрасно осознавал, что тело отца, если от него вообще что-то осталось, затерялось в путях, однако от нахождения в этом месте все равно желудок сводило судорогой. Стоило ступить на ковер в гостиной мэнора, как к нему подлетела Тинки и бросилась в ноги: — Хозяин, я не знаю, к-как это в-вышло, — безутешно рыдала она, заикаясь и хватаясь тонкими ручками то за пыльные ботинки, то за штанину. — Тинки ужасный эльф, Тинки заслуживает самого худшего наказания.. Малфой стиснул покрепче челюсти. Хозяин. Теперь он здесь действительно полноправный хозяин. Какая чертова нелепость. Последнее, чего он хотел от жизни, это стать лордом. Драко бросил взгляд, полный отвращения, на жалкий болезненный вид эльфийки, но, помня прошлый раз, когда чуть не убил ее, оттолкнул тщедушное тельце. — Уйди с глаз, пока я тебя не прикончил. Она не шелохнулась, только замотала головой и вцепилась крепче, сжавшись в комок у его ног. — Тинки достойна смерти, — непрерывно повторяла она, заикаясь, не желая осознавать, что Малфой на самом деле близок к тому, чтобы размазать ее по стенке. Он возвел глаза к потолку, на мгновение прикрыл глаза и попытался стряхнуть ее с себя. Вероятно, переборщил, потому что домовичка кубарем отлетела на несколько шагов и только тогда подняла на него взгляд. Ее глаза буквально полезли на лоб из запавших глазниц при виде его внешнего, а тело начала бить крупная дрожь. — Х-хозяин.. — Я приказываю тебе съебаться, — размеренно, почти по слогам проговорил Драко, глядя на нее сверху вниз. Он не то чтобы испытывал ненависть к Тинки, не связывал ее с произошедшим, просто весь этот дом с его обстановкой, чертов Лондон и вся жизнь вызывала омерзение. Эльфийка не могла ослушаться прямого приказа, поэтому растворилась в воздухе, бросив на него последний затравленный взгляд. Однако вместо нее парень тут же призвал личную эльфийку матери и спросил, где она. — Госпожа в своей комнате, — ответила она плачущим голосом, который прошелся бритвой по оголенным нервам. — Не выходит с.. с того самого дня. Отпустив ее и ставшись в одиночестве, Малфой рухнул на диван и, сгорбившись, запустил ладони в волосы, натянув их до боли. Нужно было подняться к Нарциссе, но он не хотел сталкиваться с чужим горем, опасаясь, что накроет свое. В поместье все осталось как обычно. В гостиной кроме него никого не было, эльфы и другие обитатели мэнора избегали приближаться, опасаясь его гнева, но готовые явиться по первому зову, однако неясный гул заполнял весь дом — этот слитый шум обитаемого жилища. На кухне готовился ужин, в соседних комнатах шла уборка, по коридорам слонялись бесполезные Пожиратели, которых некому было выставить. Для них ничего не изменилось, и это бесило. Почему Драко тоже не мог сделать вид, будто ничего не было, а продолжал тупо пялиться в камин, отсчитывая минуты, когда можно будет уйти? Находиться в мэноре было невыносимо. Он чувствовал, как окружающее пространство делает попытки перемолоть его в костную муку. Ничего, обломает свои зубья и выплюнет. Нужно только переждать, и его отпустит.. Но вместо этого затягивало все глубже. Люциус не был идеальным человеком. Ведомый гордыней и алчностью, он действительно собирался осуществить свои амбиции через него. Малфой это чувствовал и в силу характера не желал поддаваться, но в конечном итоге.. он был поражен теми же пороками. Драко видел в отце самые ненавистные свои черты, как в зеркале, и всегда боялся стать его полной калькой. Почему? Неужели Люциус так уж плох? Не хуже других. Просто Малфой хотел дышать самостоятельно. Он родился с обязательствами и, хотя всю жизнь от них открещивался, они были начертаны прямо на костях древними родовыми проклятиями. Ответственность перед предками, кровью или самим собой? Это просто жило в нем, а Люциус воплощал в себе все то, что заставляло Драко чувствовать себя несвободным. По этой причине их отношения всегда походили на пороховую бочку с подожженным фитилем. Любовь Нарциссы к нему всегда оставалась неизменной, но именно желание заслужить похвалу от отца толкало Малфоя на необдуманные поступки. Он хотел возвыситься независимо, идя своей дорогой, но глупость школьника, не знающего, куда сунется, сложно назвать осознанным выбором. Вряд ли и Люциус желал, чтобы его сын стал подопытной крысой Волдеморта, но тщеславие ослепило их обоих. Глубоко внутри Драко всегда знал: никто и никогда не смог бы им помыкать и воспользоваться без его на то разрешения. Вся вина лежала на нем и была, пожалуй, единственной вещью, которая мешала спать по ночам. Проучить отца он хотел, не без этого. Поскольку у любых эмоций Малфоя была только одна колея, чтобы вылиться, — раздражение — он и сам этого не осознавал со всей ясностью. Просто удерживал родителя на расстоянии, как капризный ребенок, который страдает напоказ. Возвращаясь мыслями назад, Драко начинал думать, что именно поэтому его так взбесило появление Грейнджер: она должна была помешать его саморазрушению. Просто сдохнуть было для Малфоя недостаточно, он истреблял себя со вкусом, попутно круша все вокруг, словно желал оставить после себя хотя бы след из крови. Насколько нужно себя ненавидеть, чтобы собственноручно превращать свои мучения в бесконечные? Тем не менее Драко всегда умел задушить свои чувства. В этом он был профессионалом. Поэтому с презрительным непониманием наблюдал, как Гермиону вечно штормит, как она мучается своим положением, не желая смиряться, пыхтит и сражается сама с собой и с ним заодно. Парень осознавал, что все шаги навстречу были совершены ею ради собственного блага, что каждая уступка била ее изнутри, но она упрямо шла на это. Он подобного никогда не понимал, пусть в тайне немного восхищался ее стойкостью. Малфой так не умел. Он просто использовал все, что находилось в его распоряжении, не отягощая свое и без того сложное существование моральными дилеммами. Это в нем от отца. Подумать только, Грейнджер пыталась войти даже в его положение, искала разумное объяснение тому способу жизни, который Драко вел, когда даже он сам принимал его как должное. Он бы назвал ее беспросветной дурой, но зачем попусту сотрясать воздух? Когда Гермиона обрушивала на него это свое понимание, Малфой чувствовал себя слишком открытым этому миру. Слабым. Подчиняемым. Он испытывал безотчетный страх, допуская мысль, что она действительно его знает. Но Грейнджер не была великим манипулятором, ведущим с ним тонкие психологические игры. Она Драко, сколько бы ни пыталась, никогда не поймет до конца. Но пока он удовлетворялся тем, что читал ее, как открытую книгу, она его просто чувствовала. Как-то незаметно Гермиона стала первой, перед кем Драко приоткрыл свой внутренний мир за долгие годы, а она вовсе не оценила. Вот такая неожиданность. Его душа самая грязная вещь в мире, достойная только того, чтобы в мусор выбросить. Зачем кому-то вроде золотой девочки пачкаться о нее? Хотя, возможно, дело все-таки в Поттере. Вечно этот мудила все портит. Даже когда сдох. В любом случае, Грейнджер не должна обольщаться. Она важна для него. Малфой мог найти сотню доказательств этому, хотя понятия не имел, что лежит в их основе — простое желание обладать, их общее проклятие, какие-то сложные чувства. В какую бы нору девчонка ни зарылась, пусть не сомневается — Драко явится по ее душу. Он сам станет гончей, если понадобится, и найдет ее где угодно. Подумав об этом, он замер, как вкопанный. Воспоминание о том, как Гермиона однажды нашла его, просто захотев увидеть, ударило по затылку. Все верно, их связь отличалась от обычной магии, она гораздо глубже, и Малфой даже не пытался изучить все ее грани, считая обузой, но теперь.. Парень резко выпрямился. Он был натянут, как струна, готовая порваться от малейшего прикосновения. Смутная догадка в его сознании обретала четкие очертания и казалась слишком соблазнительной, чтобы тут же ее не проверить. Драко без страха заглянул в бездну внутри себя и тут же поймал ее ответный взгляд. Гладкая, как зеркало, поверхность, отражала его внешнее безобразие, но он видел только карие глаза, полные набившего оскомину недовольного осуждения. Малфою без разницы, если это его фантазия играет с ним слишком правдоподобно. Он протянул руку. Сердце пропустило удар, когда парень коснулся прохладной черной жижи, омерзительно маслянистой наощупь. Поморщившись, он погрузил в нее всю ладонь. Потом предплечье, локоть.. Глубже, глубже, глубже. Субстанция была настолько плотной, что поначалу приходилось прикладывать усилия, чтобы продираться сквозь нее, но, преодолев какой-то рубеж, она стала затягивать, и уже Драко приходилось напрягать мышцы, чтобы его не поглотило. Он не знал толком, что именно надеялся найти, однако вскоре пальцы нащупали проволоку — тончайшая, как паутинка, из хрупкого металла вроде серебра, она будто находилась под напряжением. Прикосновение к ней было обжигающим, враждебным к нему, и уже по этому Малфой мог сделать вывод, что находится на верном пути. Он нетерпеливо потянул за связующую нить и тут же пожалел, подумав, что может повредить ее. Однако опасения были напрасными. Ослепляющая вспышка — и перед глазами Драко возникла незнакомая комната. Телесно парень оставался в мэноре, однако сознание будто раздвоилось, пребывая в двух местах одновременно. Грейнджер лежала на постели, скрутившись под одеялом, как улитка. Она почти прижималась лбом к коленкам. Не похоже, чтобы девушка чувствовала себя в безопасности, засыпая. Из-под серой шерстяной ткани виднелся только напряженный даже во сне лоб со скорбно нахмуренными бровями, будто заострившиеся нос и скулы и сжатые в тонкую линию губы. Она казалась вырезанной из белого мрамора и какой-то неестественной. Он шумно втянул отяжелевший воздух и, как оказалось впоследствии, так и не выдохнул. Малфой стремительно приблизился, склонился над девушкой, протянул руку — это все инстинктивно. Расслышать ее негромкое сопение оказалось не так уж просто сквозь гул собственного сердца в ушах. Драко неощутимо коснулся тонкой кожи запястья с просвечивающейся сетью вен, лежавшего на подушке около лица, но чтобы нащупать пунктирную линию пульса, требовалось надавить. Парень медленно отстранился и только тогда осознал, что все это время не дышал. Стоило честно признать очевидное: он был рад, что Гермиона спала. Потому что понятия не имел, как себя вести с ней. Целью было отыскать любой ценой, но вот она перед ним, и что с этим делать? Первым порывом было все-таки стянуть с Грейнджер одеяло и убедиться, что не ранена. Вторым — растолкать и наорать за те мгновения, когда его мозги отшибло настолько, что допустил мысль, что она мертва. Третий был невозможен по причине того, что убежище Ордена наверняка надежно защищено от аппарации. Взгляд заметался по комнате. Легкие нещадно жгло и стягивало. Облегчение никак не наступало. Просто найти оказалось недостаточно. У Драко руки выкручивало от желания прижать ее к себе, вдохнуть знакомый запах и просто почувствовать тепло живого человека. Он не желал терпеть, не хотел принимать во внимание ее недовольство. Перспектива снова предстать в глазах Гермионы бездушной тварью тоже не пугала. Однако Малфой всего на секунду задумался, каким взглядом она его одарит, очнувшись, и усилием воли заставил себя оставаться на месте. Ему претило быть управляемым, но Грейнджер, сама того не осознавая, управляла. Драко не выдержит вида ее тусклых и обреченных глаз. Разжечь в них ненависть для него ничего не стоило, но что если они окажутся совсем пустыми и огню просто не на чем будет заняться? Стиснув зубы так, что по челюсти заходили желваки, он обратил уже осознанный взор на окружающую обстановку. Сквозь щель под дверью проникал тусклый свет, из коридора доносились приглушенные голоса и негромкие шаги. Обстановка казалась спокойной, но это не удивительно: с момента побега минуло почти двенадцать часов. На стенах висели выцветшие гобелены, однако не закрытое пространство демонстрировало голые деревянные стены, что выглядело довольно странно. Их словно хотели в спешке прикрыть хоть чем-нибудь и выбрали первое, что нашли среди хлама. Малфой не мог ни переместиться сюда телесно, ни колдовать, чтобы пробить себе путь наружу. К тому же парень понятия не имел, что случится, если он просто предстанет перед орденовцами. Увидят они его вообще, или связь распространяется только на них двоих? Нахмурившись, Драко подошел к двери, коснулся ручки, однако ладонь прошла насквозь. По всему выходило, что единственное, что он способен сделать наверняка — разбудить Грейнджер. И что тогда? Впервые Малфой беспокоился о том, чтобы не вызвать у другого человека по отношению к себе еще больше негативных эмоций. Он не привык с ней разговаривать. Мог начать сыпать угрозами Ордену, но что-то подсказывало, что это плохая идея. Задним числом парень осознавал, что следовало утешить ее еще в первый момент, а не ожидать такой же черствой и скупой реакции на смерть дорогого человека, какую выдавал сам. Себя Драко привык наказывать за душевную слабость, а с Гермионой так нельзя было. Теперь он мог понять ее чувства хотя бы частично. Не могла Грейнджер просто понять его логику, рационализировать жестокость и ныть про себя. Даже сам Малфой, как оказалось, не способен остаться прежним после подобного потрясения. Что-то в нем изменилось со смертью отца, только парень еще не понимал, что именно. Но теперь уже поздно об этом думать. Да и бессмысленно. Он точно любопытный ребенок, который в процессе игры оторвал от своей игрушки важную деталь и сразу пожалел об этом. Выходит, лучшее, что Малфой мог сделать, — оставить девушку в блаженном неведении о своем визите. Хотя бы сейчас. Как бы мучительно ему самому это не было, следовало сделать шаг назад и сделать то, чего никогда не делал прежде: попытаться найти подход к другому человеку. Он все так же держал руку на шее Гермионы и не собирался ее убирать, но пальцы разжал, дав глотнуть воздуха. Только до тех пор пока не найдет способ добраться до нее. Драко вернулся в свой личный ад под названием «Малфой-мэнор». Один. *** Оторвавшись от котла, который очищала от застарелого нагара, Джинни потянулась. Часов при ней не было, но судя по тому, как настойчиво сосало под ложечкой, можно было смело предположить, что время близилось к обеду. Она без особого энтузиазма поднялась на ноги, визгливо скрипнув ножками стула, и, словно желая еще немного потянуть время, аккуратно сложила промасленные тряпки, которые стоило бы просто выбросить. День был тоскливым и непримечательным, и этим он ничем не отличался от предыдущего. Еще со времен лагеря приемы пищи вносили в жизнь Уизли некое подобие порядка. Ее организм требовал еду, однако аппетит пропадал, стоило войти в огромную столовую и сесть за стол. Джинни была убеждена, что это в ее голове что-то окончательно расстроилось и не давало набрать потерянный вес. Каждый завтрак, обед или ужин превратился для нее в изощренную пытку. Хотелось бы не мучить себя, но девушка слишком хорошо осознавала, что без питательных веществ и доли системности в распорядке дня физическое и психологическое состояние из просто плохого скатится до удручающего, поэтому продолжала форменное издевательство. Джинни покинула комнату, которая использовалась для хранения разнообразного хлама, который она от нечего делать приводила в приличный вид, и преодолела набивший оскомину путь к лестнице по безмолвному коридору, похожему на галерею из-за картин на стенах. Перила под ее рукой были гладкими до зеркального блеска. Каждый раз Уизли задумывалась о том, сколько поколений полировали их своими руками, чтобы добиться подобного эффекта. Сейчас было сложно поверить, что когда-то здесь обитали люди. Благодаря ее усилиям особняк был чист до серебряного перезвона в воздухе, но от него продолжало веять духом необжитого помещения. Первое время, выходя за пределы своей комнаты, Джинни чувствовала себя странником, ступающим на чужие земли. Неизведанные, таинственные и враждебные. Дом был стар и будто жил собственной жизнью — скрипел, пыхтел, вздыхал, заставляя девушку постоянно вздрагивать и оглядываться. Особенно сильно подозрительность накрывала ее в больших помещениях, вроде гостиной и столовой. Однако, поскольку Уизли постоянно приходилось искать, чем занять себя, чтобы не сойти с ума, постепенно, шаг за шагом, она продвигалась все дальше и в конечном итоге смахнула паутину почти с каждого угла, доводя Эби до бешенства своей вездесущестью. Отношения с эльфийкой Забини не задались с самого начала. В ней было столько снобизма и высокомерного презрения, что Уизли удивлялась, как столько способно уместить тщедушное тельце. Иногда она всерьез думала, что в прошлой жизни Эби была кем-то наподобие Беллатрисы Лестрейндж, поэтому отвечала ей не меньшим пренебрежением и показательно хозяйничала в доме. Джинни вошла в кухню, где на островке привычно ожидала тарелка с сэндвичами. Домовичка могла относиться к ней как угодно, но обязанности выполняла исправно, не желая прогневать хозяина. Чувствуя подступающий к горлу ком, тоже привычный, Уизли подхватила поднос с чайным набором и перекусом и отправилась обратно. Приходилось идти на некоторые хитрости, чтобы поесть. Несмотря на не особенно приятные воспоминания, связанные с этим местом, Уизли любила проводить время в кабинете Забини. Он был не таким огромным, и голые стены закрывали многочисленные стеллажи, создавая иллюзию наполненного пространства. Удивительно, но книги стали для Джинни еще одним излюбленным способом занять досуг и освободить голову от мыслей. Оставив поднос на столе, девушка подошла к полкам и пробежалась по корешкам, ощупывая кончиками пальцев разнообразные тиснения. Чаще всего она предпочитала приключения, поскольку этот жанр позволял сильнее всего погрузиться в историю. Остановив выбор на «Покорении Нового света», увесистом томе с серебряными вставками по краям, Уизли положила его на стол. Мгновение поразмышляв, она приблизилась к окну, потянулась и приподняла раму, чтобы впустить в помещение немного свежего воздуха. Прохладный ветер тут же скользнул по лицу, укусил за щеки и взметнул несобранные волосы. Джинни поежилась, отходя вглубь помещения, и с ногами забралась в глубокое кожаное кресло. Набросила на плечи плед. В комнате стало совсем свежо, однако от этого ее импровизированное гнездышко ощущалось только уютнее. Нехотя пережевывая сэндвич и запивая его ароматным чаем, девушка погрузилась в странствия основательницы школы волшебства Ильверморни. Было так волнительно читать о том, как опекунша пичкала Изольду Сейр идеями Салазара Слизерина, но даже черная магия не сработала, и Изи сбежала, чтобы построить новую жизнь в Америке. Джинни читала, чтобы сбежать от реальности, однако она догоняла ее даже на ветхих страницах биографического романа. Изольда Сейр выбралась из своего ада живой, и поэтому девушка невольно задавалась вопросом, почему она в своем будто закостенела? Кто бы ни победил в войне, жизнь никогда не станет прежней. Чем же Уизли займется в новом мире? Найдется ли в нем место для нее? Сможет ли она выстроить по кирпичикам новую жизнь на обломках старой? Джинни не было и двадцати, но она уже не представляла, как вновь стать полноценным членом общества, а не кем-то вроде домашнего эльфа, который только и делает, что изображает бурную деятельность и жмет уши к голове при малейшей опасности. Предаваясь своим самоуничижительным мыслям, Уизли не заметила, как до крови зажевала губу. Привычка грызть губы и щеки появилась еще в лагере. А вот мыться под очень горячей водой девушка начала только здесь. И бессонница — теперь Джинни спала мало и урывками. Она чувствовала себя поломанной и едва справлялась с тем, что творилось во внутреннем мире. И речи не шло о том, чтобы приносить пользу внешнему. Такая забитая, излишне осторожная, тихая. Такая не она. Отложив книгу, Уизли сделала глоток остывшего чая, запивая горечь своих умозаключений. Язык стянуло то ли из-за него, то ли от тяжелых мыслей. Тени собирались в углах, делая обстановку все более мрачной. Солнце клонилось к закату. Машинально бросив взгляд из-за спинки кресла на окно, девушка охнула и, спохватившись, вскочила на ноги. Ветер за окном трепал рваные хлопья снега, похожие на пух, но они все равно умудрились укрыть замерзшую землю неплотным ковром. И как она пропустила момент, когда начался снегопад? Из-за сильного ветра снежинки залетали в помещение и оседали на черный подоконник, оставляя мокрые следы. Встав на носочки, Джинни потянулась к раме, однако роста недоставало, чтобы вернуть на место горизонтальную створку. Открыть было легко одним рывком, а вот закрыть.. Возле стеллажей стояла небольшая табуретка на случай, если нужно что-то достать с самой верхней полки. Ею Уизли и воспользуется. Кончики пальцев отпустили край деревянной рамы, пятки снова коснулись пола, когда из-за спины появилась рука и без труда вернула окно на место. Джинни испугалась, даже вскрикнула, машинально отступила, уткнувшись лопатками в человека за собой, и резко обернулась. — Долго собираешься отнимать у Эби работу? — раздался прямо над ухом голос, от которого зашевелились волосы на загривке. — Я тебя не в качестве еще одной эльфийки брал. — А в качестве кого? — ляпнула девушка, неосознанно пятясь, и на этот раз врезалась поясницей в широкий подоконник. Джинни воротило от того, как тело предательски шло против нее. Хотелось бы встречать Забини с гордо поднятой головой, но от одного его вида голова сама собой втягивалась в плечи. Пожиратель ухмыльнулся. Он слегка нависал над ней, забирая собой весь воздух из легких, и Уизли пожалела, что окно уже закрыто. Кажется, она чувствовала его дыхание на своих щеках и могла точно подсчитать вздохи, настолько близко он находился. Некомфортно. Она притянула сжатую в кулак руку к груди, сдерживаясь, чтобы не толкнуть парня в грудь, чтобы отошел. Подобное ему явно не понравилось бы. Пока она боролась с собой, Забини потянулся к ее лицу. Джинни всю передернуло, когда она почувствовала шершавое прикосновение к своей коже. — Я пришел как раз для того, чтобы обсудить это, — говоря обыденным тоном, он мазнул большим пальцем по онемевшей скуле, а оставшиеся запустил в волосы на затылке. Она обратилась в статую. Всего лишь рука и безобидное поглаживание, но это так сильно выбивало из колеи, поскольку рука была огромной лапищей и как бы подчеркивала чужое физическое превосходство. Забини способен запросто прихлопнуть ее даже без помощи магии. Зрачок девушки стал крошечной точкой, в то время как у Пожирателя наоборот разросся до размеров черной дыры, затягивая ее внутрь и запирая там. Он заговорил, но Джинни не слышала. В уши будто ваты натолкали. Слова достигали сознания с опозданием в несколько секунд. — Да расслабься. Чуть глаза не полезли из орбит. Трахать мешок с костями, — на этих словах губы парня презрительно искривились, — мне вообще не интересно. Ты привлекаешь меня другим. От удивления Уизли вытолкнуло из колодцев чужих зрачков на поверхность. Слышать нечто подобное от него казалось по-настоящему диким. — Чем? Ладонь скользнула по щеке и устремилась на затылок. Чуть потянув за волосы, ощутимо, чтобы Джинни немного поморщилась от боли, он заставил ее запрокинуть голову и заглянуть себе в глаза. Потом разжал ладонь, но не отпустил окончательно. — Ты умная, Джинни Уизли. Может быть, не ходячая энциклопедия, вроде Грейнджер, но ты разумна в том самом смысле, который я очень уважаю в других людях, — монотонно проговорил Забини, глядя не на нее, а на рыжие пряди, которые пропускал сквозь пальцы и рассматривал, словно какую-то диковинку. — И еще мне не доставляет никакого удовольствия чувство обладания кем-либо. Больше нравится ощущать власть над собой. Понимаешь? Поэтому я не трону тебя, — он сместил взгляд на ее напряженное лицо. — Если только обстоятельства не сложатся так, что мне придется это сделать. Сказав это, Пожиратель убрал руку и отступил. Чувствовать власть над собой — огромная ценность. Больше недоступная Джинни. И дело далеко не в том, что она буквально в плену. Заключение распространялось дальше, далеко за границы особняка, оно покрывало собой весь мир. Но одновременно было заперто в ее тщедушном теле. Клетка расположилась прямо в ее голове. Уизли в очередной раз убедилась в этом, когда осознала, что дышать легче не стало, хотя он отошел на достаточное расстояние, чтобы не воровать ее дыхание. — Но ты был со мной жесток, — напомнила она, и воспоминание об этом отразилось в глазах гневным огоньком. — Да ничего бы я тебе не сделал, — признался Забини, вынудив ее в который раз удивленно округлить глаза. — Тебе пришлось бы очень сильно постараться, чтобы вывести меня настолько, чтобы появилось желание на самом деле причинить тебе боль. Я просто проверял. Прощупывал границы. Как только понял, что ты осознаешь правила игры, стало незачем испытывать тебя, — парень облокотился поясницей о стол, тем самым давая понять, что они здесь задержатся, и его серьезный взгляд никак не сочетался с развязным тоном и расслабленной позой: — Обычно я выбираю путь наименьшего сопротивления, но, принимая во внимание твое благоразумие, сделаю исключение и кое-что разъясню. Цени. — О чем ты говоришь? — Джинни была окончательно сбита с толку. — Видишь ли, кое-что произошло там, — он неопределенно указал подбородком в сторону двери. Уизли нахмурилась. Там — во внешнем мире? Сколько бы она не обращалась к Эби с просьбой принести свежую газету или просто поделиться новостями, она неизменно отказывалась, говоря, что это не ее забота. Все, что происходило за пределами особняка, не долетало до Джинни даже отголосками. Почва для мрачных прогнозов была самой благодатной, поэтому девушка мгновенно всполошилась: — Что именно? — Ты отвечаешь на мои вопросы, я на твои, — мгновенно ограничил ее Забини. Паранойя в ее голове напоминала паразита, забирающего не питательные вещества, а веру в лучшее. Из-за нее Джинни во всем видела подвох. — Ты ведь можешь просто заставить меня отвечать, — заметила она, пытаясь понять, почему парень мог изменить манеру поведения. — Могу. Но я же сказал, что не хочу этого делать. Они ненадолго замолчали. Уизли разглаживала складки платья ладонями, чтобы успокоиться, но, почувствовав, с каким интересом Пожиратель следил за каждым ее движением, тут же отдернула руки и сложила их под грудью. — Мои воспоминания проверяли, и с тех пор там не появилось ничего нового, — напомнила она в бессмысленной попытке оттянуть неизбежное. — Какой толк в том, чтобы знать, как выглядят ваши секретные убежища изнутри, если неизвестно их местоположение? — парень наконец обозначил причину своего появления. — Мне нужна хотя бы область, где искать. Джинни не удержалась и фыркнула, где-то на задворках сознания поразившись своей дерзости. Получилось несколько истерично, но почти натурально. В таком случае только область она и знала. У Ордена было много перевалочных баз, адреса которых постоянно менялись; Грюм называл их одноразовыми. Существовали также постоянные убежища, доступные для всех, вроде дома на площади Гриммо или коттеджа «Ракушка». Однако были и те, позиция которых охранялась особенно тщательно. Людей в них отправляли с помощью порт-ключей, подготавливаемых специально для этих целей, в ситуациях, когда им требовалось надолго залечь на дно — в случае ранения или преследования. В одном из таких мест Джинни прожила месяца три, помогая выхаживать раненых. Дом находился в лесу, надежно защищенном всеми возможными чарами. Она считала местность глухой, но однажды наткнулась на маглов, переговаривавшихся на языке, который она не сразу узнала, а когда вспомнила — поспешила забыть. — Тогда тебе придется пытать меня через не хочу, потому что мне ничего об этом неизвестно, — запальчиво сказала девушка, размышляя, каким образом потянуть время и, если повезет, пустить Пожирателей по ложному следу. Джинни ходила по острию. Она прекрасно осознавала — терпение Забини не резиновое. Пусть она насквозь видела все его манипуляции, направленные на то, чтобы вызывать ее доверие и разговорить, какой в этом толк? Когда парень поймет, что это бесполезно, или ему просто надоест вести с ней беседу, он не побрезгует применить силу, но своего добьется. Будто издеваясь, Пожиратель снова приблизился, заставив ее покачнуться и вцепиться в угол, чтобы устоять на ногах. Он замечал, что Уизли реагирует на него, как на угрозу, и это его забавляло. Заведя руку за ее спину, парень опустил ладонь на подоконник, словно подошел сюда только для этого, однако, заметив на ее лице все то же непримиримое выражение, хмыкнул. — Знаешь, Джинни Уизли, — заговорил он, довольно миролюбиво, растягивая слова, однако от этого тона органы скручивались в морской узел. — Я воспринимаю жизнь чем-то вроде неизлечимой болезни. И в том, и другом в конце ждет неминуемая кончина, но только ты решаешь, как провести отведенное время, — он принялся расписывать перспективы, напирая все сильнее, так, что ей приходилось прогнуться в позвоночнике, чтобы сохранить между ними хоть какое-то расстояние: — Если не станешь отвечать, я буду тебя пытать. Или — еще хуже — явится Драко и залезет тебе в голову, а в его нестабильном состоянии не могу ручаться, что после его вторжения от твоего сознания не останутся только жалкие ошметки, — он замолчал, дав новой информации закрепиться в сознании Уизли, и как ни в чем не бывало продолжил: — Либо ты расскажешь мне про орденовские базы, а я — что происходит в мире. Твой выбор? — Это не выбор, а иллюзия, — возразила Джинни, пытаясь придумать выход из положения. — Но я мог не дать тебе и этого, верно? — спросил он, склонив голову к плечу, а потом внезапно сообщил, будто больше не мог удерживать в себе эти мысли: — Впервые вижу веснушки на губах. У тебя что, все тело в них? Уизли, слишком испуганная, чтобы бояться в полную силу, огрызнулась: — Ты что, снова под чем-то? — Покажешь? — будто не услышав, Забини придвинувшись вплотную к ее носу своим, и чужое дыхание опалило нижнюю часть лица. Глаза Джинни метали молнии, однако рвущиеся изо рта оскорбления так и остались при ней. Чем меньше она успеет сказать, тем больше вероятность пережить этот день. — Ты издеваешься что ли? — процедила Уизли, перебегая взглядом от одного его глаза к другому — парень был так близко, что держать в поле зрения сразу оба не получалось, — и пытаясь отыскать в них правду. — Ничуть. Разве не хочешь знать, что там со святым Поттером? Или с этим рыжим упырем? — продолжал давить Забини, смещая руку так, чтобы ненароком коснуться ее бока. Он насмехался, но, когда Джинни снова встретилась с ним глазами, увидела столько угрюмой серьезности, что язык вмиг прилип к небу. — Хочу, — обреченно выдохнула она, смиряясь. Добившись своего, Забини тут же подался назад, давая ей пространство, однако остался рядом, глядя на нее сверху вниз. — В Стоунхейвене организовали побег. Почти все твои товарищи по болоту разбежались кто куда, — сообщил он обыденным тоном, в то время как у девушки от таких новостей перехватило дыхание. — Грейнджер тоже. — Она ведь находилась в Малфой-мэноре, — не поняла связи Уизли. — Там много чего произошло. Много чего такого, что совсем не твоего ума дело, — снова словесно щелкнул ее по носу Забини, дал понять, чтобы она не смела забываться. Все это время Джинни жила надеждой, что участь Гермионы ненамного хуже ее собственной, но теперь она таяла на глазах. «Что же ты натворила? Пожалуйста, только будь в безопасности», — взмолилась она, а потом всего на мгновение вообразила, как Пожиратели станут преследовать Грейнджер, как дикую птицу во время охоты собаки гонят прямиком в силки, и почувствовала, как внутри поднимается ярость. Происходило это с каким-то скрипом, словно эмоции приходилось боем пробиваться через заваленные камнями развалы, которые остались от ее прежней личности, однако вскоре по сосудам пополам с кровью лился чистый ток. — Даже если бы я знала, где она может скрываться, я бы ни за что не сказала, — процедила Уизли, сверкая на глазами из-под упавших на лоб прядей волос. — Я просто счастлива, что Гермионе удалось освободиться из лап этой избалованной белобрысой твари. И мне плевать, что ты будешь со мной делать дальше. Ты или он. Плевала я на вас всех, — прошипела она прямо в лицо Забини. — Знание, что она в безопасности, позволит мне пережить любые пытки. А если я все-таки их не выдержу — о лучшей смерти я и не мечтала. Закончив свою тираду, она замолчала, переводя дыхание. Забини молча смотрел на нее полминуты, а потом рассмеялся. От этого смеха к горлу Джинни от самой печени поднялся сгусток желчи. Мерзко. — Я все ждал, когда ты взорвешься. Долго продержалась, — заметил он, словно ставил именно на этот день и взял весь выигрыш, но уже в следующий момент вернулся к прошлой теме: — Ни хрена твоя Гермиона не освободилась. Она принадлежит Малфою, а это наказание без срока давности. В интересах Ордена, чтобы он нашел ее как можно быстрее. — Но ведь сбежало много пленников, почему ты акцентируешь внимание именно на ней? Забини ненадолго возвел глаза к потолку, словно обсуждать эту тему было для него сродни наказанию, но провинность требовалось выполнить: — Давай я выражусь яснее, если ты до сих пор не поняла. Ты видела в Уэйбридже, на что Драко способен. — Судя по изменившемуся лицу Джинни, ей и в голову не приходило связать темное колдовство, применяемое во время диверсии в лагере, и Малфоя. — Так уж вышло, что Грейнджер не повезло быть втянутой во все это, — заметив, как после этих слов брови девушки сошлись на переносице, а губы искривились, готовясь возразить, он добавил: — Прежде чем ты снова начнешь героически лезть под Круцио, лишь бы спасти подругу, подумай о том, что, если Драко станет искать ее сам, то по пути вскроет все норы, в которых прячутся твои недоумки, и затравит каждого. Погибнет очень, очень много людей. Включай уже мозг. Он у тебя неплохо работает, лисенок, я знаю. Уизли будто окатило ведром холодной воды. Ситуация из разряда философских дилемм, в которой человек должен пожертвовать близким, чтобы спасти всех остальных. — Прекрати говорить со мной так! — выпалила девушка, потому что это было, пожалуй, единственное, на что она могла повлиять. — Тебе бы больше понравилось, если бы я называл тебя рыжей сукой? — с интересом спросил Забини. — По глазам вижу, ты в замешательстве. Она проигнорировала его. — Какова роль Гермионы в ваших, — секундное колебание, — ритуалах? Забини снова рассмеялся, ко всему прочему запрокинув голову и демонстрируя мощную шею. — Самая главная, — сказал он резко посерьезневшим тоном. — Без Грейнджер Драко придется крайне паршиво, поэтому тебе нечего бояться, что он прикончит ее. Не сможет, даже если очень захочет. Укажи конкретное место, где ее могли спрятать, и все остальные останутся в безопасности. Я даю тебе слово. — Почему я должна тебе верить? — Разве я тебя обманывал до этого? — вопросом на вопрос ответил Забини, но исправился: — Я никогда не вру, но часто недоговариваю. Это правда. Уизли получила слишком мало информации, чтобы по ней понять всю картину, но ее было вполне достаточно, чтобы принять решение. У нее не было причин доверять Забини, но также не было причин не верить его словам. — Я знаю об одном убежище в глухих лесах Шотландии, но я не могу утверждать, что она находится там, — сказала она, а горло изнутри словно пошло трещинами. Забини внимательно выслушал Джинни, задумчиво хмыкнул, услышав, что база была чем-то вроде госпиталя для тяжело раненных, кивнул и, подойдя к столу, отодвинул вторую полку, где лежали нетронутые карты. Развернув одну из них на столе, он поставил светильник и тарелку в качестве утяжелителей, чтобы края не загибались. — Покажи. Уизли подошла ближе и скрепя сердце обвела пальцем обширную область в лесах валлийской Сноудонии. Ну почему она тогда не удовлетворилась шотландской речью, а стала рыскать по округе и узнала так много? Территория являлась национальным парком и кишела магглами, которые бродили по ней с экскурсиями, однако в то же время леса были достаточно густыми, чтобы штаб без проблем затерялся в них. Джинни проследила за тем, как Забини отметил обозначенную территорию и, сложив карту в несколько раз, положил в карман. Судя по лицу, он уже рассчитывал, как они с рейдом будут шерстить эту область. Он исчез в камине, Уизли же осталась стоять с таким видом, будто получила неожиданную пощечину. Она понимала, что поступила верно, однако правильные решения не всегда самые простые.