***
Джинни совершенно неожиданно свалила лихорадка. Тело горело, но при этом ее знобило, веки будто прилипли к глазным яблокам, но, даже когда девушка открывала их, реальность оказывалась настолько зыбкой, что она тут же забывалась в объятиях тревожного сна. Попав к Забини из лагеря, она довольно быстро восстановила ресурсы своего организма до приемлемых показателей, однако все это происходило в жестком режиме выживания — нужно было находиться в состоянии постоянной боевой готовности, чтобы себя защитить. Удивительно, что теперь, когда впереди забрезжила возможность освобождения, Уизли нагнало все, что она не прожила в свое время, подло напало со спины и свалило с ног. Девушка провалялась в отключке три дня, и прошла еще целая неделя, прежде чем она совсем оправилась и смогла выйти из своей комнаты. Это не было похоже на обычную сезонную простуду. Никаких симптомов, кроме температуры и невероятной слабости, не наблюдалось. Болезнь пришла, как стихийное бедствие, неконтролируемый лесной пожар, и окончательно выжгла в ней что-то. Джинни чувствовала себя другой, но никак не могла понять, в чем дело. После выздоровления мир вокруг воспринимался ею обостренно. Он словно был насквозь прошит жилами чего-то ядовитого и страшного, и девушка чувствовала себя так, словно против воли встроилась в эту паучью сеть и дрожала, боясь совершить неосторожное движение и привлечь паука. Но вместе с тем порой Уизли казалось, словно в голове поселилась еще одна сущность, которая подначивала ее раскачать паутину — необъяснимое желание, и избавиться от него девушка не могла. Обычно говорят, что у сумасшедших в голове звучит многоголосое эхо, диктующее свою волю, однако у нее ничего подобного не наблюдалось. Просто нечто набухало в мозгу, настойчиво давило на стенки черепа, подначивая на необдуманные действия. В ее положении не было ничего опаснее. Именно поэтому Джинни, как только почувствовала себя сносно, тут же вернулась к своей привычной рутине, которая позволяла ей находиться в контакте с реальностью. Завтрак, уборка, обед, книги, ужин, сон. И так по бесконечному кругу. В один из таких дней, когда бледная и похудевшая девушка собралась спуститься за едой и подняться обратно к себе, к ней неожиданно заявилась Эби. Во время болезни домовичка была вынуждена заботиться о своей ненавистной подопечной, но занималась этим с показательной неохотой. Продолжая варить ей постный куриный бульон, поскольку ничего другого в Джинни не лезло, менять постельное белье и исправно пичкать лечебными зельями, она постоянно ворчала. Но так как это был прямой приказ Забини, ослушаться Эби не смела. Будь ее воля, она бы тотчас же опоила Уизли крысиным ядом. Чтобы хоть как-то подпортить ей жизнь, эльфийка любила появляться внезапно, издеваясь над расшатанной психикой пленницы, и этот раз не стал исключением. Джинни как раз заканчивала заплетать волосы и почти подпрыгнула на стуле перед туалетным столиком, когда Эби материализовалась за ее спиной. Поймав испуганный взгляд в зеркале, домовичка усмехнулась, сверкнув злобными глазками, и небрежно обронила, чтобы Уизли поторапливалась, потому что почтенный хозяин ожидает ее внизу. От паука Забини отличался тем, что его не нужно было призывать — он являлся сам. Его визит был чем-то, что являлось неизбежным, как ежегодный осмотр состояния здоровья в Мунго в те времена, когда туда пускали вне зависимости от политических взглядов. Несмотря на то что девушка никогда не знала точное время его появления, она всегда ждала его — вернее, выжидала, как запутавшаяся в липкой паутине мошка, которая копит силы для последнего отчаянного рывка, перед тем как из нее высосут кровь, оставив бездыханной оболочкой. Джинни поспешно доплела косу, закрепив ее белой атласной лентой и, взглянув на себя в зеркало, скептически подумала, что выглядела, с одной стороны, неважно, а с другой — так, будто особенно готовилась к визиту своего надсмотрщика и пыталась скрыть болезненный вид. На самом деле она просто проснулась в пять утра и не знала, на что употребить прорву времени перед завтраком, которые в ином случае потратила бы на самокопание. Выдохнув, будто перед прыжком в воду, девушка поднялась со стула. — Не слишком-то ты спешила, — отреагировал на ее приближение голос из кухни, когда Уизли спустилась в столовую и успела удивиться тому, что та оказалась пуста. Девушка всей душой ненавидела это помещение, потому что оно было сквозным, но присутствие такого человека, как Блейз Забини, делало его менее пугающим — потому что самым опасным становился он, а не мысли в голове, твердящие, что кто-то в любой момент может наброситься со спины. Он сидел на высоком стуле около прямоугольного островка посреди кухни. На накрахмаленной скатерти перед ним стояло множество тарелок с нарезками, корзинка тостами, молочники и блюдца с различным джемом — ради одной Джинни Эби никогда так не старалась. Парень окинул ее прищуренным взглядом и, прожевав еду, констатировал: — Сильно же тебя приложило. Я думал, новости об освобождении должны подействовать иначе. Или ты настолько не хочешь со мной расставаться? — Уизли посмотрела на него исподлобья, без приглашения отодвигая стул и устраиваясь напротив, но Забини ее взгляд ничуть не впечатлил, и он продолжил глумиться: — Признайся, поэтому так вырядилась? Джинни стало смешно. Она вспомнила, как в первые их встречи совсем не знала, что он выкинет, но теперь понимала, что с Забини следует придерживаться простого правила: «Ожидай худшего — не прогадаешь». Это заставило ее подобраться, выпрямить спину, в то время как лицо в тон ему оставалось расслабленным. Если ей придется противостоять ему в беседе, нельзя ударить в грязь лицом. Уизли подозревала, что на этом держалась ее благополучная жизнь в этом доме. Вместо того чтобы ответить что-нибудь враждебное, она растянула губы в усмешке: — Видишь здесь кого-нибудь еще? Говорят, лучшая защита — это нападение. Ошибаются. Резко изменив привычную тактику, можно подставить себя под удар, продемонстрировав уязвимость. Он окинул ее проницательным взглядом, хлебнул черного, как его душа, кофе и вернул чашку на блюдце. — Что, совсем тебе паршиво, лисенок? — с наигранным участием поинтересовался Забини. Джинни так и не поняла — то ли она сама вздрогнула, то ли мир вокруг покачнулся. В любом случае спрятать свою растерянность девушка не успела. — Если ты спрашиваешь о моей простуде, то я чувствую себя замечательно. — Мы оба знаем, что твоя простуда чистой воды саботаж, — тем же мягким тоном, словно обличал расшалившегося ребенка, сказал парень. Чтобы не отвечать, Уизли потянулась к корзинке с подрумянившимися тостами, взяла кусочек хлеба и положила его на чистую тарелку с лаконичным серебряным ободком. Забини всегда предпочитал прямолинейность, но каждый их разговор в самом деле напоминал визит к врачу, когда тот метко задает наводящие вопросы, чтобы решить проблему — порой против воли пациента. Так и не получив от нее реакции, он легкомысленно продолжил: — Точно так же, как и твой внешний вид. Ты рассчитывала, что, если будешь выглядеть симпатично, это застит глаза даже мне. Но как бы мне ни нравились твои косички, — Забини потянулся через стойку и дернул ее за кончик волос, лежащий на плече, и девушка резким движение отбросила ее за спину, вызвав у него смешок, — я всегда был внимательнее большинства. — И что же ты видишь? — спросила Джинни, беспокойно скользя глазами по вазочкам с подтаявшим маслом и джемом. — Что ты в полном ужасе, — просто сказал он. Она замерла, но быстро собралась. — Как и всегда, когда приходится иметь дело с тобой, — согласилась девушка, не считая признание слабости чем-то постыдным. — Ты либо держишь меня в полном неведении, либо расспрашиваешь о слишком личных вещах. — С каждым словом она чувствовала себя увереннее и в конце концов подняла на него укоризненный взгляд, потянувшись, чтобы подцепить кончиком десертного ножа квадратик масла. — Что довольно бесчестно с твоей стороны, ведь мы оба знаем, что я не имею права отказаться отвечать. — Но я мог бы делать вещи гораздо худшие. — Да. А может, и нет. Многие говорят, что физическое наказание выдержать гораздо проще, чем психологическую пытку. — Так ты воспринимаешь разговоры со мной? — хмыкнул парень. — Ты каждый раз препарируешь мой разум. Почему тебя удивляет то, что мне это не нравится? — не отступала Уизли. — Потому что мне нравится, — пожал плечами он, откинувшись на спинку стула и одной рукой упершись в столешницу. — Я думал, у нас это взаимно. К слову, я был бы совсем не против, попытайся ты применить ко мне такого рода пытку. Причем с самой первой нашей встречи. — Она не реагировала и продолжила заниматься тостом, поэтому Забини сказал: — Посмотри на меня. Джинни вздохнула. Что ей оставалось? Не могла же она сказать «Не хочу» и этим выдать себя с потрохами. Она медленно выдохнула, тем самым выражая недовольство, и подняла глаза от стиснутых до побелевших костяшек на приборе пальцев. Увидев ее выражение лица, Пожиратель ухмыльнулся. — Ты обращала внимание на свой взгляд? Как будто мутная гладь болота, над поверхностью которого упорно горит сигнальный огонек какого-то несмышленыша, забредшего в такую глушь по чистой случайности. Душа болит от судьбы этого несчастного, который надеется, что рано или поздно очередная протока окажется не тупиком, а выходом к большой воде. Что будет, если он погаснет? «Снова у него это философское настроение?» — Уверена, ты знаешь ответ на этот вопрос, — резковатым тоном оборвала его Джинни, причем совершенно внезапно для них обоих. Забини вскинул брови, а потом хмыкнул: — У меня он никогда не погаснет. Это невозможно. Его глаза с черным диском зрачка, на таком внушительном расстоянии почти слившегося с радужкой, были всегда наполовину прикрыты веками, словно парень смотрел с вечным прищуром. В их глубине светилась насмешка, которая неизменно заставляла Уизли сомневаться в себе. Она как бы показывала, что Забини склонен к иронии — и нередко злой иронии. Но порой эта насмешка и вовсе обострялась, как сейчас, и под этим взглядом любой начинал чувствовать себя ничтожеством вместе со всеми своими секретами, особенностями и желаниями. Для Забини они словно ничего не значили. Ему вообще было чуждо все земное, несмотря на то, что он не брезговал прибегать к самым низменным свойствам человеческой натуры. Он делал это совершенно осознанно. Ни одно его действие не было непоследовательным, каждое слово было выверено и направлено на определенную цель. И вместе с ним Джинни тоже училась следить за словами и выражением лица, чего раньше за ней не наблюдалось. Она физически ощутила, как кожа покалывала под его взглядом в упор. Словно рыбак, наблюдающий за водной гладью, чтобы не упустить момент и подцепить свою добычу, Забини занял выжидающую позицию. Уизли знала, что рискует, но не спасовала: — Потому что он давно погас, а то, что ты показываешь сейчас, полностью искусственно по своей природе, — твердо, потому что была убеждена в том, что говорила, сказала она. — Весь ты целиком — это набор ужимок и масок, за которыми скрывается человек, у которого нет смысла. Тебе нравится мнить себя особенным, продуманным и объективным. Ты действительно умнее многих, меня так точно, но это не делает тебя счастливее. Поэтому ты дистанцируешь себя, принимаешь наркотики, пьешь и делаешь вид, что жизнь — это просто игра, — чувствуя, что нащупала нужную в точку в его обороне, девушка говорила увереннее с каждым словом. — Но проблема в том, что тебе не интересно в нее играть. Наибольший выигрыш уже у тебя в кармане. Поэтому тебе приходится придумывать себе сложности, чтобы не заскучать. Джинни тяжело дышала после своей длинной тирады. Забини после секундой паузы начал аплодировать — издевательски цедить хлопки в полной тишине. Не как человек, который действительно впечатлен, а как тот, чьи ожидания немного превышены. Уизли застыла. Она думала, что обличила его, удивила своей проницательностью, возможно, даже немного задела, но этого не произошло даже близко. Его взгляд снова стал ироническим. — Это было сильно. Пожалуй, самое точное описание моей личности, которое мне доводилось слышать. Можешь быть собой довольна, — похвалил парень, словно потрепал по голове собаку, успешно выполнившую команду, и в его исполнении это вышло по-настоящему унизительно. Скулы Джинни напряглись, губы сжались в тонкую линию. — Но у тебя не получится заболтать меня. Хотя попытка была неплохой. Люблю поговорить о себе. — Он чуть вскинул брови и спросил: — Ты же понимаешь, что я пришел не просто так? Хочу воспользоваться последними мгновениями, пока ты принадлежишь мне, позволишь? — Я отправляюсь в Орден? — встрепенулась Уизли, чувствуя, как сердце в груди замерло в ожидании ответа. Но прежде, чем дать его ей, Забини просканировал ее взглядом и констатировал: — Ты побледнела. Это от счастья? Руки Джинни неосознанно взметнулись к щекам. Они оказались ледяными, но так могло почудиться из-за пылающих жаром ладоней. Словив себя на этом движении, девушка разозлилась и спросила: — Ты хочешь добиться от меня чего-то? Получить какой-то конкретный ответ? Может, уже скажешь, какой именно, и покончим с этим? — Это не я хочу добиться, а ты хочешь поговорить об этом с кем-нибудь, — качнул он головой с видом человека, который был прав и наслаждался этим. — Нет, не хочу. — Хочешь, — снисходительная усмешка. — Нет, — процедила Джинни. — Если это действительно так, то я разочарован. — Забини принял скучающий вид, но откровенно блефовал — в глубине его глаз сиял бешеный азарт. — Потому что мои ставки на тебя были довольно высокими. — Я не пони, на которого можно поставить десяток галлеонов, — огрызнулась она, снова взявшись за тост, и, размазывая масло, надавила на него десертным ножом с такой силой, что тот хрустнул, демонстрируя ее ярость. — Десяток галлеонов? Я бы поставил все, что у меня есть. — На что? — вспыхнула Уизли. — Чего ты от меня хочешь? Они схлестнулись взглядами. В Джинни кипел гнев. Забини ее бесил так сильно, что хотелось размазать эту ухмылочку по его лицу, прямо как она только что размазала чертово масло по хлебу. — Хочу услышать правду, — вкрадчиво сказал он. — Что ты разочаровалась в Ордене и не хочешь сражаться на войне, которая даже не является твоей. Что ты чувствуешь себя преданной, но не ими, а самой собой, потому что оказалась совсем не тем непробиваемым человеком, которым себя мнила. Что ты боишься даже выйти из этого дома, не говоря о том, чтобы участвовать в боевых действиях. «Он специально цепляет меня за живое, — напомнила себе Уизли, протяжно выдыхая, чтобы успокоиться. — Нельзя поддаваться на провокацию». — Меня пугает неизвестность, — размеренным тоном сказала она, отложив нож — от греха подальше. — Это нормально. Ты никогда ничего мне не рассказываешь.. — Я рассказываю все, что тебе необходимо знать, — перебил Пожиратель. — Например, что скоро ты будешь свободна. И как только ты поняла это, замерла, в глубине души мечтая, чтобы о тебе забыли. Не думаешь, что проявила трусость? — У Джинни затрепетали ноздри, она размахнулась и швырнула в него тостом. Хохотнув, Забини увернулся, и кусочек хлеба на мгновение приклеился к подвесному шкафчику за его спиной, а после упал на пол, оставив на отполированном дереве жирный след. Глянув на него через плечо, он сверкнул глазами: — Хочешь, скажу то, что немного утешит тебя? Ты пока что как мышь в коробке, которую заперли с отравой. Одновременно жива и мертва. В порядке и нет. Не узнаем, пока коробка не будет открыта. Или в твоем случае — пока не выйдешь за порог этого дома. Но там уже не получится строить из себя больную. Придется быть сильной. Руки у девушки тряслись. Но несмотря на ту ярость, что она испытывала, глаза горели от поступающих слез. Джинни снова чувствовала его руки на своих лопатках, еще немного — и Забини попытается столкнуть ее в жерло вулкана, в котором томились ее чувства, просто из развлечения. Она противилась, стиснув руки в кулаки, упиралась ногами. Но он никогда не останавливался раньше, чем достигал запланированной цели. — Что ты планируешь делать, лисенок? Все, чего Джинни на самом деле хотела, — это обнять маму. Больше ничего! Она не хотела быть сильной. Но это ее личное дело, черт возьми! Кем он себя возомнил, чтобы лезть к ней в душу?.. — Я хочу, чтобы война закончилась, — сдавленным от сдерживаемой ярости голосом выдавила из себя она, понимая, что этого недостаточно, чтобы он прекратил ее мучить. — А участвовать в ней? — допытывался Забини, и девушка вся сжалась от этого вопроса. Он слегка нагнулся над столом, чтобы у нее не было возможности избежать его прямого взгляда, в то время как Уизли подалась назад, дистанцируясь. — Перенеся на себе всю несправедливость происходящего, пропустив ее через себя, твое тело не хочет продолжать. Оно желает покоя. Но разум не собирается с этим соглашаться. И ты мучаешься из-за этого несоответствия, ведь то, что называется совестью, заставляет тебя ломать себе кости, но идти туда, куда ты идти не хочешь, — возвысил голос он, чтобы слова проникли в самые темные глубины ее сознания — туда, куда она старалась не заглядывать. — Кому ты должна, Джинни Уизли? И когда они заплатят тебе за все пережитые страдания? Джинни хотела закрыть уши и завизжать, чтобы заглушить его голос. В голове билось одно: она должна сбить его с мысли. Иначе он не оставит ее в покое. Это была попытка загнанного в угол животного заговорить хищника, который собирался его сожрать. — Почему ты вообще в этом участвуешь? Какая в этом выгода? — Ты же сама совсем недавно так уверенно рассуждала обо мне. Выгода? Разве что моральное удовлетворение, когда я оказываюсь прав, — расслабленно пожал плечами Забини, прекрасно видя ее нервозность. — Не пойми меня неправильно, но меня более чем устраивает моя позиция средней фигуры на доске. Ведь именно так я смогу увидеть и начало, и конец партии. Это то, чего я хочу. — Парень вновь цепко схватил взгляд Уизли своим. — А чего хочешь ты? Джинни так привыкла быть честной с Забини, потому что это было основой ее пребывания в его доме, что сама не заметила, как это стало для нее своего рода необходимостью. И он тоже знал это. Позволяя свободно говорить той, кто должна была молчать из-за своего положения, он намеренно приручил ее кусочком сахара, выдаваемого регулярно. Когда перед Уизли встала неразрешимая дилемма, она действительно хотела бы обсудить ее, но не могла позволить себе проговорить ее даже мысленно. Вероятно, ее болезни бы не случилось вовсе, если бы Забини надавил еще тогда — после разговора с Малфоем. Тогда он поселил в ней зерно сомнения, сказав об опасностях, ждущих снаружи, с которыми ей не справиться, и она неосознанно гоняла эти мысли по сознанию, изводя себя. Не высказанные вслух, не опровергнутые никем, они отравляли ее организм и в конце концов вызвали его интоксикацию. Однако она не столько хотела освободиться от ядовитого воздействия, сколько впервые за долгое время отстоять себя — никто не имел права лезть ей в душу так нагло и беспардонно. — Мне не нужна никакая партия. Я хочу защитить моих близких. Все те вещи, о которых ты мне говоришь, для меня не новость. Если ты думаешь, что открыл мне глаза, — спешу тебя разочаровать. Но я хочу видеть, как Гарри убьет эту тварь и разорвет эту сеть насилия и жестокости, которой он накрыл Великобританию. — Ее голос бурлил от несдерживаемой ярости. — Хочу быть свидетельницей того, как Волдеморт падет. Для этого я готова переступить через свой страх, нежелание и.. вообще через что угодно. Выдав эту речь, Джинни почувствовала себя так, будто ее выжали досуха, оставив только костяк. Она наполнилась энергией, сухожилия натянулись, готовые сражаться, зрение стало острее. Правая рука дрогнула в фантомной попытке нащупать палочку, но, не обнаружив ее, сжалась в кулак. Забини добился своего. Заставил ее сказать это вслух. Он не произнес ни слова, и чем дольше он молча смотрел на нее своим прищуренным взглядом, тем больше Джинни казалось, что она произнесла ее только в своей голове. Внутри запоздало шевельнулся страх, что за такие слова он может пустить в нее Авадой. Но даже если так — она не жалела. Уизли давно не чувствовала себя такой живой и сильной. И после длительного молчания, показавшегося ей вечностью, Забини понятливо хмыкнул, глядя на нее с одобрением, — девушка научилась распознавать его. Спустя десять минут Джинни впервые оказалась за пределами кованого забора, удерживающего небольшой палисадник с лицевой стороны особняка в пределах участка. Чувство безграничной свободы едва не снесло с ног, заставив пошатнуться. Иногда она позволяла себе прогуливаться во дворе, но не рисковала выходить за ограду. Без палочки девушка не могла узнать, какие именно защитные чары были наложены на дом, но теперь могла судить: как минимум Фиделиус. Когда Уизли обернулась, чтобы посмотреть на особняк снаружи, два соседних уже поглотили его собой, и все, что успел ухватить ее взгляд, — это вспышка магии, прежде чем от него не осталось и следа. Они остановились на стыке двух соседних дворов и посмотрели друг на друга. Джинни чувствовала себя соучастницей культа, во главе которого стоял Забини и у которого только что закончился финальный ритуал. Он будто подкорректировал ее — подправил тут, подрезал там. Изменил. Пересоздал. Что из этого выйдет дальше, оставалось только гадать. Одно Уизли знала наверняка — она готова. В теле бурлила жажда деятельности. Ее немного трясло, но от какого-то болезненного предвкушения — как человека, который долго чего-то боялся, но потом наконец решился сделать это. В черных джинсах, ботинках и дубленке Забини не казался угрожающим, но это было обманчивое впечатление. В его ладони находилась палочка, и было очевидно, что он воспользовался бы ей не задумываясь, попытайся Джинни дернуться. — Спрашивать, куда ты меня переместишь, бессмысленно? — издевательски спросила она, ежась даже в своей утепленной мантии и щурясь на слишком яркий мир, от которого глазные яблоки будто грозили лопнуть. — Скоро сама увидишь. — Это должно меня успокоить? — Не уверен, что мы когда-нибудь еще встретимся, — начал парень монотонным голосом, будто не услышал ее вопроса и тщательно подбирал слова, но потом будто пришел к чему-то в своих мыслях и сфокусировал взгляд на ее лице: — Наверное, поэтому мне не стыдно сказать такую банальщину. Я был рад познакомиться с тобой. — Джинни чуть вздрогнула, уставившись на него расширенными глазами. — Возможно, если бы это произошло в других обстоятельствах, я бы даже влюбился в тебя. Я, может, и влюбился немного, иначе как объяснить то, что хочу сделать для тебя кое-что, прежде чем мы расстанемся. — Он взял ее напряженную бледную ладонь в свою смуглую руку и вложил в нее брелок в виде здания со множеством башенок, которые больно впились в кожу, когда Забини заставил ее стиснуть пальцы в кулак. — Это порт-ключ. Просто пусть будет у тебя. На всякий случай. Девушка завороженно смотрела в глаза напротив, пытаясь разгадать, в чем состоит его план. Воспользоваться порталом, который так щедро подарил враг в качестве прощального подарка, было бы безумием. У Забини не было ни единой адекватной причины помогать ей. — Это был твой запасной план? — спросила Уизли, не решаясь взглянуть на вещичку, а только сжав ее в кулаке покрепче. Знание, что в руках находится путь отступления, вселяло уверенность. — Этот «запасной план» подготовлен у меня с самого начала войны. Больше для успокоения матери. — Прищурившись, он посмотрел на затянутое тучами небо над ее головой и пожал плечами: — Я-то всегда знал, что не стану им пользоваться, — потом опустил глаза на нее. — А ты воспользуйся, когда придет время. Джинни выдохнула, и облачко пара от соприкосновения ее теплого дыхания и холодного воздуха появилось возле ее лица. Он смотрел на нее так, словно не допускал мысли, будто она не понимает, что за время он имел в виду. — Зачем тебе это? Забини понял сразу. — Разговор на кухне? — Она неопределенно пожала плечами и одновременно кивнула, показывая, что имеет в виду все сразу: каждое его слово, сказанное с самого первого момента. — Просто хотел удостовериться, что ты действительно понимаешь, куда движешься. Это важно. — Внезапно взгляд парня изменился, пригвоздив ее к месту, и он проговорил с нотками властности: — Ты одна из причин, которые поддерживают мой — как ты выразилась? — интерес. Хочу посмотреть, как ты выкарабкаешься. — А если не выкарабкаюсь? — тихо спросила она побледневшими губами, чувствуя, как сердце поднялось к горлу и разбухло, делая голос сдавленным. Сказывался какой-то безусловный рефлекс — ни в коем случае не разочаровать Забини. Иначе смерть. И тем не менее в этом вопросе было что-то правильное. Джинни начинала новый этап в своей жизни и нуждалась в напутствии. Она чувствовала, что находится в переломной точке. Обычно когда люди уходят из одного места, чтобы больше никогда в него не вернуться, им говорят: «Береги себя», «Будь осторожен», «Будь сильным». Но Забини не был обычным человеком. — Просто живи так, будто уже умерла, — сказал он, приподняв уголок губы в хищной ухмылке, отразившейся в черных глазах. — И тогда ничто тебя не сломает.***
За время войны орденовцы не раз использовали в качестве одноразовых перевалочных пунктов квартиры родственников-неволшебников, поэтому Джинни приходилось бывать в маггловских жилищах. По сравнению с волшебными домами, они были такими статичными и бездушными, а эта квартира, куда они переместились, и вовсе дышала угрозой. Впрочем, как и любое другое незнакомое место для ее расшатавшейся нервной системы. Уизли не понимала, зачем при каждой спальне в особняке Забини было тридцать квадратов отделанного гранитом пространства для ванной, но после всех этих излишеств квартирка, в которую они перебросились, показалась ей крошечной — никакого пространства для маневров. Стоило им коснуться пола, как Забини скрылся в полутемном коридоре. Джинни ничего не оставалось, как направиться следом. Но прежде она окинула внимательным взглядом гостиную с одной закрытой дверью, ведущей в спальню, и вышла в коридор. Миновав небольшую прихожую, девушка с опаской вошла в кухню, чувствуя, как металлические детали брелка, который она сунула в карман, впиваются в ладонь. В случае нападения Уизли могла изловчиться и ткнуть острыми шпилями собора врагу в глазницу — если окажется достаточно проворной. Атмосфера на кухне оказалась совсем иной. В глаза сразу бросилась подставка-лесенка, заполненная многочисленными готовыми зельями, в приоткрытых шкафчиках виднелись пучки сушеных трав и холщовые мешочки, в которых хранили некоторые рассыпчатые ингредиенты для зелий, на плите находился запачканный сажей котел. Еще один стоял забытым в раковине. В доме явно обитал волшебник, но это не успокаивало, потому что Джинни сразу же узнала его — даже со спины. — Ну и где ты копался? — обернулся от окна и прохладным тоном обратился Малфой к Забини, делая вид, что Уизли рядом с ним не существовало, что ее вполне устраивало. Он наводил на нее жуть. Ни больше ни меньше. Один его голос вызывал у нее трепет, но, когда он повернулся и, опершись поясницей о подоконник, буквально просканировал ее своими темными глазами, позвоночник девушки будто удлинился и прирос к полу под этим взглядом. Странно, Джинни помнила его глаза более блеклыми, будто выцветшими, но постоянное использование темной магии меняло внешность, сделав все тени на лице Малфоя более явственными. Девушка невольно расправила плечи, ничего не понимая, но стараясь с достоинством принять желчный взор, хотя поджилки тряслись. Она ожидала, что Малфой набросится на нее в любой момент. В ее глазах он был кем-то не из этого мира. Кем-то наравне с Волдемортом. Коварная, хищная тварь в теле человека. — Просто прощались, — растянул губы в двусмысленной ухмылке Забини, садясь на стул и ногой с шумом отодвигая соседний для Джинни, но та предпочла остаться стоять — так она чувствовала себя более внушительной. Он скосил на нее взгляд, но не настаивал, а вместо этого обратился к Малфою: — А где Грейнджер? — Полагаю, подтирает сопли Поттеру — или чем там обычно занимаются в Ордене? — с презрением бросил тот, закончив буравить взглядом девушку, а потом совершенно неожиданно сказал: — Но это даже к лучшему. Есть кое-что, что я хочу сказать Уизли. Кое-что не для ее ушей. — И, не теряя времени на предисловие, поставил ее перед фактом, будто и мысли не допускал, что Джинни вздумает возражать: — Когда она появится, ты согласишься пить Оборотное. Последнее, что она слышала о Гермионе, — ее все еще не нашли. Девушка решила бы, что ею хотят заменить подругу, однако тогда Забини не спрашивал бы, где она, словно Грейнджер являлась хозяйкой этой квартиры. Уизли подозревала, что ее не отпустят так запросто, но не отказалась бы получить хоть немного информации: — Для чего? — Сейчас Грейнджер ищут Пожиратели, и, чтобы успокоить общественность, нужно предъявить ее им, — пояснил он кратко, словно не считал ее достойной большего. — Думаешь, она позволит кому-то подставляться вместо себя? — иронично изогнул бровь Забини: в отличие от Джинни, он хотя бы понимал ход мыслей своего друга. — Позволит, если она сама на это согласится, — безапелляционно ответил Малфой. Джинни жадно вслушивалась в их разговор, пытаясь составить картину происходящего. Она сочувствовала Гермионе всем своим существом, но могла понять, как человек без принципов вроде Малфоя пожертвовал кем-то другим для своей выгоды. В этом не было ничего сверхъестественного. Однако он и себя продал дьяволу в обмен на силу. Что же творилось в его голове? Действительно ли он в своем уме?.. Уизли не могла прочесть по его бесстрастному лицу вообще ничего. Даже после провоцирующих слов Забини парень только раздраженно дернул уголком губы, а ответить что-либо ему помешали сработавшие защитные чары. Входная дверь отворилась, и Малфой целеустремленно прошел мимо Джинни в прихожую. Казалось, стой она у него на пути, он бы просто сбил ее с ног, даже не заметив препятствия. — Какие-то новости появились?.. Они продолжили переговариваться напряженными голосами, однако мозг девушки отказывался воспринимать смысл их слов. У нее ноги подкосились еще в тот момент, когда до ее ушей долетел взволнованный голос Гермионы. Он прозвучал будто напрямую из прошлого и сотворил с ней что-то странное: ноги стали ватными, кожа покрылась мурашками. Но, несмотря на это, а может, и благодаря этому, Уизли сорвалась с места, по пути опрокинув стул, который до этого выставил для нее Забини. Выругавшись, он вовремя отбросил его в сторону, однако она не обратила никакого внимания на это происшествие. Первым Джинни увидела Гарри. Полгода назад, когда они разговаривали последний раз, он выглядел совсем иначе, а теперь словно весь состоял из острых углов — и лицо, и жилистое тело. Но самые большие изменения претерпел его взгляд, став пронизывающим до костей, как у зверя. Однако при появлении подруги из его глубины показался прежний Поттер. Заметив ее, они с Гермионой синхронно округлили глаза. Интересно, что они видели? Безжизненные пряди, тусклость которых Уизли пыталась скрасить лентами, бледные искусанные губы, болезненно горящие глаза? Они вообще узнали ее?.. Но не успела она всерьез озаботиться, как Грейнджер без предупреждения бросилась к ней и заключила в объятия. — Как ты себя чувствуешь? Все нормально? — зачастила она, будто стремилась как можно быстрее высказать все самое важное. — Я думала, Малфой мне врал, когда говорил, что ты болеешь, но ты такая белая. — Резко замолчав, она не выдержала — еще сильнее стиснула Джинни и немного покачалась с ней из стороны в сторону. — Мерлин, как же я счастлива видеть тебя, Джинни!.. Было почти дико касаться другого человека спустя столько времени. Уизли перевела взгляд на Гарри из-за плеча подруги, но тот не отрывал глаз от Малфоя, напоминая натянутую тетиву. — Как ты? В порядке? — чуть отодвинулась от нее Грейнджер. Казалось, Гермионе было тяжело не суетиться. Она будто вибрировала в руках Джинни. По сравнению с ней девушка ощутила себя тяжелой, неподъемной и плотной, словно мантия с чужого плеча. Все было в порядке, но она была не той, что раньше, и понимающий взгляд Грейнджер говорил за нее: она это заметила. Уизли с трудом разомкнула пересохшие губы: — Да. Как ты? — Какая трогательная сцена, не правда ли? — послышался елейный голос Забини. Уизли обернулась и увидела, что он прислонился к косяку, наблюдая за ними из-за плеча Малфоя. — Меня сейчас вывернет от умиления. — Хватит стоять столбом, иначе я подумаю, что ты боишься меня, Поттер, — насмешливо сказал тот, чуть вздернув брови, и Гарри, заиграв желваками, резким взмахом палочки захлопнул дверь в квартиру. Они переместились на кухню. Забини снова расслабленно развалился на стуле, на другой Гермиона все-таки усадила Джинни, но сама осталась стоять — Малфой и Гарри замерли прямо напротив друг друга, будто прямо сейчас могли начать дуэль, а девушка оказалась между ними, как секундант. — Гермиона и Джинни не останутся здесь, если вы двое имеете свободный доступ к квартире, — заявил Поттер. — Если бы я только знал об этом раньше, Гермиона, ноги бы твоей здесь не было, — обратился он к ней, как будто продолжая давно начатую ссору. — Ты перебарщиваешь, — напряженно сказала Грейнджер, сверкнув глазами. — Раз уж так вышло, именно это мы и обсудим в первую очередь, — бесцеремонно оборвал их Малфой, перетянув на себя взгляды всех присутствующих. — Поиски Грейнджер длятся уже непозволительно долго, и нам нужно предъявить ее Волдеморту, — сказал он, и лицо Гарри приняло ошеломленное выражение, в то время как Гермиона совсем не выглядела удивленной, но лишь до того момента, пока парень не отлевитировал прямо из подставки на стол флакончик с зельем. Джинни сразу поняла, что это Оборотное, но до остальных его план дошел, только когда он посмотрел на Грейнджер: — Мне нужны твои волосы. — Какого черта ты задумал, Малфой? — прищурилась она, все еще ничего не понимая. — Какая конкретно часть вызвала у тебя вопросы? — Та часть, в которой ты решил, что я позволю кому-то рисковать собой вместо меня, — отчеканила девушка, слово в слово повторяя сказанное Забини ранее. — Я же говорил, — хмыкнул он, хотя гордиться здесь было нечем — любому, кто знал Гермиону, было очевидно, что идея Малфоя не вызовет у нее восторга. Но тот не обратил внимания ни на кого из них, а остановил свой жуткий немигающий взгляд на Джинни, как бы говоря: «Твой выход». Девушка приоткрыла рот, толком не зная, что собирается произнести, но ее прервали. — Нет, — решительно заявила Грейнджер, заметив, куда он смотрел. — Это абсолютно безопасно, — небрежно сказал Малфой, судя по недовольному виду не привыкший перед кем-либо отчитываться относительно своих решений. — Она просто будет находиться в мэноре. Возможно, пару раз появится на званых вечерах, где повинится за содеянное. Главное — при этом не смотреть никому в глаза, чтобы не было видно, что на самом деле она в восторге от того, что Орден стер самый крупный лагерь с лица земли. — Мне плевать, — твердо перебила девушка, даже не дослушав. — Джинни и без того настрадалась. Она не будет в этом участвовать. Глаза Уизли широко распахнулись от шока. Она знала о побеге, но не о том, что Стоунхейвена больше не существовало! Внутри разлилось злорадное удовлетворение. Этот лагерь был и ее тюрьмой тоже. Но невольно Джинни задумалась: сколько же вещей Забини на самом деле утаил от нее? Она по старой привычке посмотрела на него, оценивая реакцию на происходящее, но парень выглядел полностью расслабленным. Поймав ее взгляд, он ухмыльнулся и подмигнул: — Все было не так уж плохо. Подтверди, лисенок? Гермиона и Гарри были ошарашены подобной фамильярностью, и это грозило перевести конфликт на новый виток, но Джинни наконец-то решилась открыть рот и высказать свое мнение, что было не так-то просто после месяцев заточения: — Я сделаю это, если это необходимо ради твоей безопасности, Гермиона, — собственный язык подчинялся будто со скрипом, но девушка сказала ровно то, что имела в виду. Пальцы машинально сжались на безделушке, которую она держала в кармане мантии. Она придавала уверенности. — Исключено, — отрезала подруга. Джинни почудилась мимолетная благодарность в ее глазах, но уже в следующую секунду они переметнулись к Малфою со скоростью сорвавшегося с палочки Оглушающего. — А если Волдеморт попросит ее продемонстрировать силу? — Этого не будет, — с убийственной самоуверенностью произнес он. — Кто захочет сейчас наблюдать за тем, как какая-то грязновкровка владеет мощью, о которой им можно только мечтать? Волдеморту твоя сила сейчас как бельмо на глазу. Его больше устроит, если я посажу тебя на цепь и заставлю лакать воду из миски на каком-нибудь званом ужине при всем его ближнем круге. Малфой говорил о Гермионе, но поморщились после его слов обе девушки — делать-то все это предстояло Джинни. — Не слишком ли ты полагаешься на волю случая? — ядовито спросила Грейнджер и твердым тоном повторила: — Это сделаю я. — Никто из вас никуда не пойдет, кроме убежищ Ордена, — вмешался Гарри, и Уизли всерьез обеспокоилась сохранностью его жизни: Пожиратель пробуравил его таким взглядом, словно не мог решить, с чего начать выдирать его конечности, — с ноги или руки? — Если это необходимо.. — Выпьешь Оборотное сам? — издевательски перебил его Малфой, искривив губы в опасной ухмылке, в которой не было ничего от веселья. — Головой подумай, или она у тебя только для того, чтобы нести чушь? Не терпится еще раз сдохнуть? Поттер открыл и закрыл рот, словно силился придумать ответ, который не звучал бы как «Пошел на хер», и Джинни вполне понимала его. — Ты же сказал, что это безопасно! — возмутилась Гермиона, и все это грозило перейти в безобразную перебранку, но положение внезапно спас Забини: — Все это можно решить позже. — Его голос наложился на зарождающийся спор и будто придавил тот собой к земле, как каменная плита. — Что вы там нарыли по поводу диадемы? В отношении крестражей Джинни всегда была осведомлена слабо. Ее позиция в Ордене была такова, что просто незачем вникать в этот вопрос, поэтому теперь девушка прислушивалась с повышенным вниманием. — Ничего, кроме того, что она в Хогвартсе, — с досадой цокнул языком Гарри, продолжая бросать недовольные взгляды на Малфоя. — И в этом мы должны полагаться на твои осознанные сновидения, — с нескрываемой ироний отреагировал тот, вновь вернувшись на свой пост около окна — так он словно демонстрировал, что абсолютно не рассматривает Поттера в качестве равного. — Это не осознанные сновидения, а особый вид ментальной связи между мной и Волдемортом, — огрызнулся он, дернув напряженным подбородком. — Он не раз показывал свою эффективность. — Постоянный гарнизон из пятидесяти Пожирателей довольно прямо указывает на то, что в Хогвартсе находится нечто, что следует охранять, — напомнил Забини, понизив тон, отчего все были вынуждены к нему прислушиваться. — Даже если мы не знаем, где именно находится диадема, неплохо было бы продумать, как проникнуть в школу. Рабочих каминов в Хогвартсе больше нет. Хогсмид полностью оцеплен — там и мышь не проскочит незамеченной, если у нее нет черной метки. Разве что продумать отвлекающий маневр.. Есть идеи? — Здесь есть вариант, — кивнул Гарри, нехотя переключившись на новую тему. — Через «Кабанью голову». Во времена Отряда Дамблдора этим путем доставляли провизию в Выручай-комнату. Там есть проход, замаскированный картиной. Джинни помнила свой шестой курс, когда большую часть свободного времени они были вынуждены скрываться на восьмом этаже, чтобы не попадаться на глаза близнецам Кэрроу. Уже тогда на горизонте показались тучи, но ни у кого и мысли не возникло, что временные трудности выльются в многолетнюю войну. В какой-то момент ситуация ухудшилась настолько, что гриффиндорцы, рейвенкловцы и хаффлпаффцы были вынуждены полностью переселиться в Выручай-комнату, и, если бы не Аберфорт Дамблдор, им пришлось бы выбирать: терпеть постоянные несправедливые наказания от захвативших школу Пожирателей или умереть от голода. Внезапно Гермиона, которая до этого момента прислушивалась к разговору с задумчивым видом, на мгновение замерла, будто натолкнулась в своих размышлениях на невидимую преграду, а потом выбежала из комнаты. Спустя полминуты она вернулась с каким-то тяжелым фолиантом, который взвалила на стол, и спешно принялась переворачивать страницы, бормоча: — Здесь собраны все известные артефакты магического мира за последнюю тысячу лет. Я видела изображение диадемы, но мне нужно убедиться. — Она резко замолчала, прекратила листать и ткнула на что-то пальцем, подзывая свободной рукой Гарри: — Вот! Вот она! Помнишь, когда мы хотели спрятать учебник по Зельеварению и Выручай-комната стала Комнатой забытых вещей? Когда ты заговорил об этом, меня будто осенило! Я видела ее там! — выпалила девушка, а потом, нахмурив брови, с досадой на себя добавила: — Я видела это изображение столько раз.. Как я только могла не вспомнить раньше? — Ты уверена? — с сомнением спросил подошедший с другой стороны Малфой, заглядывая в раскрытую книгу через ее плечо. Со своего места Джинни видела изображение украшения, которое по форме напоминало распахнувшую крылья птицу с прозрачным, как слеза, синим драгоценным камнем вместо брюха. — Это совершенно точно она, посмотри, — стояла на своем Грейнджер, стуча указательным пальцем по странице. — Ворона, голубой камень.. Она еще тогда будто притянула мой взгляд, что было не так-то просто в окружении всех тех вещей, которые там были. Можно было догадаться, что это не просто так. От нее будто исходило магическое присутствие.. — Тогда это в разы упрощает все. Можно просто подпалить Выручай-комнату заклинанием Адского пламени. Для этого достаточно одного человека. Необязательно даже рыться в кучах хлама, — медленно сказал Малфой, обдумывая новые сведения. — Нет, нужно убедиться, что она точно находится там, — не согласилась с ним Гермиона. — Мы не можем позволить себе ошибки. — Звучит так, будто получится обойтись малой кровью. Слишком гладко все складывается, — с сомнением сказал Забини, словно такая перспектива развития событий казалась ему маловероятной, и отвел глаза от книги, чтобы посмотреть на своего друга. — Выкладывай, что может пойти не так. — Нагайна, — коротко бросил тот, напряженно сцепив челюсти. — И что с ней? — Уничтожить ее Адским пламенем не получится. Весь Хогвартс не загорится одновременно, это не замкнутое пространство. А от стены огня она может уйти. Это не обычная змея. — Парень сделал паузу, давая сказанному укорениться в их сознании, и озвучил очевидное: — Кто-то должен будет приблизиться максимально близко и уничтожить ее. — Нам нужен яд василиска, — не дал ему договорить Поттер и принялся рассуждать вслух: — В Хогвартс должны будут отправиться как минимум два человека. Это вполне реально осуществить и при этом не привлечь внимание Реддла. Тогда у нас окажется сколько угодно времени, чтобы придумать, как наиболее эффективно добраться до Нагайны. Главное — хорошо подготовиться.. — У Ордена с этим большие проблемы, — хмыкнул Малфой, говоря в общем, но подразумевая частное — и Джинни понятия не имела что. Но Гарри имел. — У нас все получилось бы, если бы в последний момент не появился ты, — огрызнулся он, едва разомкнув для этого губы. — Ну, так это обычно и бывает, когда план изначально дерьмовый. — Годрик, прекратите! — вмешалась Гермиона, всплеснув руками от досады, и вернулась к тому месту, где Поттера прервали: — И много людей говорит на змеином языке, Гарри? — Значит, это должен быть я, — решительно заявил парень с таким видом, будто это даже не подлежало обсуждению. — Твоя забота — Волдеморт, не забывай о пророчестве, — возразила Грейнджер. — Там нужно сказать всего одну фразу. У Джинни когда-то получилось произнести ее, хотя она не знала перселтанга. Это вполне может быть кто-то другой. — Дай угадаю: на себя намекаешь? — раздраженно спросил Гарри, и девушка насупилась, но ответить ей не дал Малфой: — У вас же есть меч Гриффиндора, пропитанный ядом василиска, — презрительно бросил он, и Уизли готова была поспорить, что ему стоило больших усилий не закончить фразу ругательством, оскорбляющим коллективные умственные способности Сопротивления. — Не просто же от нечего делать вы проводили эти махинации с его копиями в ячейке? После его слов ненадолго воцарилось молчание — настолько многозначительное, что даже Джинни поняла, в чем дело. — Больше нет, — наконец мрачно сказал Гарри. — Крюкохват его украл. Никого не волновала судьба какого-то гоблина, и мы без проблем внедрили его обратно в «Гринготтс». Это он когда-то убедил Беллатрису в том, что у нее находится оригинал меча. За это Орден организовал его побег и пообещал отдать меч, когда все закончится. Но он украл его и удрал. — Вы что там, поехавшие? — вспылил Малфой, и нотки привычной высокомерной издевки окончательно пропали из его голоса, сменившись пылающим гневом. — Как можно так бездарно лишиться такой важной вещи? — Мы должны исходить из того, что имеем, — поспешила вмешаться Гермиона и принялась перечислять: — Что мы знаем точно? Нужны два человека, чтобы проникнуть в Хогвартс, причем один из них должен был ранее посещать Тайную комнату, чтобы не заблудиться в подземельях, — сказала она с нажимом, встретившись взглядом с Гарри и кивнув ему с таким видом, словно соглашалась с мыслью, возникшей в его голове. Джинни будто услышала их ментальный диалог. Рон. — Клыки Василиска — а с ними яд — окажутся у нас; диадема будет сожжена вместе с комнатой. Чаша.. с ней понятно, — не стала останавливаться девушка. — Останется только Нагайна.. — Без боя все равно не обойтись. Волдеморт не позволит просто так добраться до последнего осколка своей души. — Слова молчавшего до этого Забини прозвучали как гром, и Грейнджер запнулась, осознавая, что на этом моменте ее идеальный план начал бешено петлять. Парень посмотрел на Малфоя, и тот кивнул, словно они уже это обсуждали: — Контролируемое нападение на Хогвартс, чтобы выманить его, кажется мне самой удачной идеей. Нам же лучше, если оно будет происходить на наших условиях. Это самая выгодная точка для битвы. — Но поместье Реддлов.. — начала Гермиона. — Совершенно новая локация, которая требует дополнительной подготовки, — жестко оборвал ее Малфой и, не обратив внимания на колебания во взгляде девушки, принялся излагать свой план: — Уничтожение чаши выманит Волдеморта в Хогвартс. Он бы отправил туда меня, но, поскольку более очевидного заявления о предательстве, чем поджечь мэнор, сложно вообразить, у него не будет такой возможности. Как и выбора, кроме как прибыть самому. Ему нужно уничтожить свою занозу в заднице. — Он посмотрел на Гарри с кривой ухмылкой. — Мы можем рассчитывать на то, что он захватит Нагайну, так как не может оставить свой последний запасной шанс выжить без защиты. Поэтому да, Хогвартс — лучший вариант. — Но в теперешнем жалком состоянии Ордена никакой битвы даже в самых смелых фантазиях представить невозможно и нам нужно время, мы возвращаемся к самому первому вопросу, — подхватил Забини и указал головой на Оборотное, которое все это время мозолило Джинни глаза, стоя на столе. — Не к чему здесь возвращаться, — Гермиона с шумом захлопнула книгу, будто хотела поставить в этой теме точку; в воздух взметнулась пыль, и Грейнджер машинально отмахнулась. Малфой цокнул языком и взмахом палочки отогнал ее прямо в лицо Гарри, но тот выставил невербальный щит. У него не получилось поколебать самообладание Поттера этой нелепой выходкой, тот был всецело поглощен подругой: — Гермиона, при всем уважении я не позволю тебе это сделать. Ты слишком многим жертвовала для Ордена, чтобы пойти еще и на это. Поверь, мы сможем со всем разобраться без твоего участия. Ты нужна нам в убежище, что бы там ни нес Рон, — убедительно сказал парень, коснувшись ее плеча, чтобы привлечь внимание, но Грейнджер смотрела строго перед собой. Тогда Гарри перевел тяжелый взгляд на Малфоя: — Я не позволю ей переживать новые унижения. Ни ей, ни Джинни. Понятно тебе? — Я говорил это, чтобы побесить тебя, а ты повелся, как ребенок, — закатил глаза тот, поверх головы девушки смотря на Поттера. — Но я только за, чтобы это был кто-то другой. Кто угодно. Мне плевать. Главное, это должен быть достаточно смышленый человек, который не доставит мне проблем. — Это буду я, — разозленно сказала Гермиона, делая несколько шагов в его сторону, вынуждая опустить глаза, и перехватила его пробирающий до самого нутра взгляд. — Это будет кто угодно, но не ты. — Его командный тон будто ужалил ее, и девушка взвилась: — Не имеет значения, раньше или позже мне придется сделать то, что я должна. Я не собираюсь подвергать опасности других, чтобы отсидеться в убежище, — заявила Гермиона, после чего повернулась к Гарри и сказала более мягко, но все равно убежденно в своей правоте: — Мы уже обсуждали это сотню раз. Я ценю твое беспокойство, но это решение могу принимать только я. Он смотрел на нее несчастным взглядом, как человек, который видит, что кто-то на его глазах делает непоправимую ошибку, но не в силах повлиять на это или что-то исправить. Джинни восхищала решительность Гермионы, она почти пугала ее, но в то же время заставляла ощутить собственную несостоятельность. Девушка невольно вспомнила, что именно Грейнджер была той, кто сподвиг Кингсли согласиться отправить отряд в Уэйбридж, чтобы убедиться, что Гарри смог выбраться, или, в случае если у него не вышло, вызволить его. Гермиона и Грюм были теми, кто готов не задумываясь пойти на жертвы во имя общего дела. — Дай мне клятву, Малфой, — внезапно потребовал Гарри бурлящим от ярости голосом, и Джинни чуть вздрогнула, словно ей было двенадцать, а он произнес непростительное. — Дай клятву, что ты будешь защищать ее, не позволишь никому навредить ей и не навредишь сам. Возьми ответственность за ее безопасность. Веди себя как мужчина. Он играл на гордости Малфоя и рисковал проиграть. В комнате повисло молчание, сдавившее Уизли виски и побудившее сильнее вжаться в спинку свое стула. Она подняла голову и увидела, как Пожиратель стиснул зубы так, что заходили желваки. Тени будто исказили его мимику, сделав выражение лица зловещим. Казалось, воздух возле него начал густеть, вихриться и мерцать; в нем показались прожилки полупрозрачного черного дыма. Но потом она посмотрела на Гермиону, и в ее глазах было столько уверенности, что ее хватило и на Джинни. Она выпрямилась и сжала в руках брелок, вернув внимание Малфою. Тот несколько раз моргнул, и гнетущее чувство пропало. На мрачном лице отразилось отвращение и усталость, и это были первые человеческие эмоции, которые девушка от него видела. — Вел ли ты себя как мужчина, когда соглашался подложить Пэнси под меня, чтобы получать сведения? Джинни замутило от того, как быстро все менялось. Она ничего не понимала. При чем здесь вообще Паркинсон?.. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, — качнул головой Гарри, однако Малфой явно задел нужную точку и планировал давить до тех пор, пока тот, страдая от болевого шока, не согласится с чем угодно — подобную тактику использовал и Забини. Было неясно — так ли он не хотел, чтобы Гермиона оказалась в мэноре, или просто шел на принцип? — Скажешь, это был ее осознанный выбор? — прищурился Пожиратель. — Забавно, потому что насчет Грейнджер прямо сейчас ты думаешь ровно то же самое. Знаешь, что это такое, образец мужества? — Последнюю фразу он произнес с такой же интонацией, какой мог бы выплюнуть слово «пес». — Перекладывание ответственности. Ты отправляешь на передовую других, а сам отсиживаешься в тылу, как гребаный трус.. — Малфой, прекрати! — одернула его Гермиона, однако на этот раз прислушиваться к ней парень не собирался и продолжил буравить Гарри ненавидящим взглядом. Тогда она не выдержала и разозлилась: — Позволь тебе напомнить, что Пэнси шла на все это добровольно, в то время как у меня несколько другие обстоятельства! Эти ситуации невозможно сравнивать. Желание спасти от смерти дорогого тебе человека — не глупое.. — Я всего лишь указал на двойные стандарты, которыми вы в Ордене любите пользоваться, чтобы обелить себя на фоне других, — оскалился он, однако происходящее не успело перейти в ссору между ними двумя, потому что внезапно Гарри рявкнул: — Я в курсе, что проебался! — Он запустил ладонь в волосы и натянул их, будто собирался выдрать — настолько эта тема была болезненной, — но продолжил, понизив голос: — Я поступил бесхребетно, потому что растерялся, — качнул головой, словно отмахиваясь от своих же слов. — Я не пытаюсь оправдываться. Просто говорю как есть. И я буду винить себя до конца своих дней, потому что из-за моего промаха Пэнси больше не стать прежней. Она лишилась обоих родителей, дома, привычной жизни — и все из-за меня.. — И, зная об ошибке, ты хочешь повторить ее снова? — Голос Малфоя истекал ядом. — Но тем не менее я не стал бы запрещать, — повысил голос Поттер, не давая прервать себя. — Я просто не имею на это права. Я сделал бы все возможное, чтобы предотвратить это, рассказал обо всех опасностях, валялся у нее в ногах, умоляя не делать этого, но окончательное решение принимала бы Пэнси. — Он посмотрел прямо на Гермиону: — Я прошу тебя не делать этого. Прошу. Но решение за тобой. — Когда она с несчастным видом покачала головой, взгляд Гарри потух. Пустота в его зрачках нашла Малфоя, и Поттер жестко сказал, продолжая стоять на своем: — Как бы то ни было, я настаиваю на непреложном обете. — Мы и так связаны, Гарри, — попыталась достучаться до него девушка. — Нет, — категорично отрезал тот. — Я хочу, чтобы от твоего благополучия зависела его сраная жизнь. Буквально. На меньшее я не согласен. Малфой взглянул на Забини странным взглядом, на который тот ответил не менее непонятным. Между ними будто произошел немой диалог, который повторялся далеко не первый раз и успел утомить их обоих. Придя к какому-то решению, парень вздохнул с таким видом, словно внезапно обзавелся еще одной скучной обязанностью. — Хорошо, — сказал он спокойно. — Блейз, сделай это. Гермиона несколько раз моргнула, пытаясь понять, что происходит, распахнула губы, чтобы возразить, но тут же закрыла их. Она добилась своего, однако нечто, непосредственно касавшееся ее, разворачивалось без ее участия, и она чувствовала себя некомфортно. Вопреки своему обыкновению, Забини был серьезен и собран. Джинни ожидала шуток про свадебный обряд, который происходил похожим образом, или чего-то в этом духе, но он встал около Грейнджер со вскинутой палочкой. Уизли не до конца понимала, что за сцена разворачивается перед ней, она вообще ни черта не понимала, но осознавала ее важность и исключительность. Ей довольно часто приходилось наблюдать акты надругательства людей над собственной натурой во время войны, особенно в лагере, и по ощущениям прямо сейчас происходило нечто подобное. Поттер первым протянул ладонь, и Малфой перехватил его большой палец своим и крепко сжал руку, глядя ему прямо в глаза. — Обещаешь ли ты, Драко Малфой, защищать жизнь, честь и достоинство Гермионы Грейнджер ценой своей собственной жизни, чести и достоинства? — спросил Забини, оплетая их руки магической нитью. Тонкая, будто шелковая, она была прочной настолько, что разорвать ее могла только смерть. — Обещаю. — Гарри Поттер, принимаешь ли ты клятву? Он поджал губы, но кивнул. — Принимаю. Нить ярко вспыхнула, на мгновение ослепив всех присутствующих, и магическая клятва отпечаталась прямо на их костях.