Dans le silence d’une voix

      — Мистер Малфой, — Профессор усадил ученика перед собой, — думаю, Вам есть, что рассказать.       — Мне нечего сказать, — блондин смотрел не на мужчину, а на свои руки.       — Вы поступили правильно, Драко, — успокаивающе говорил он. — Вы себя обороняли, в этом нет ничего плохого.       На полу, рядом с кроватью юного Малфоя, лежало тело Пожирателя Смерти, Трэверс.       — Вы подвергались такому отношению несколько раз. Естественно, Вы больше не могли выдержать.       — Вы считаете меня мягкотельным? — Резко спросил Малфой.       — Ни в коем случае.       Драко перевёл взгляд на мужчину без сознания.       — Вы же Ему расскажете, так?       — Нет.       — Почему? — Подросток наконец-то взглянул на мистера Снейпа. — Вы и так, защищая меня, сильно пострадали.       — Я Вас защищал по собственному желанию.       — Ложь!       — Я защищал Вас, Драко, для Нарциссы и для Альбуса Дамблдора.       — И чем такой, как я, понадобится Дамблдору?       — Его отряду, — поправил своего ученика Профессор.       — Так чем же?       — Не думаю, что здесь хорошая обстановка, — кивнул с сторону Пожирателя.       — Но все же… хотите меня включить в Ваш план?       — Не только Вас, но и Вашу матерь.       — Я не хочу её подвергать опасности! — Встал с кровати Драко.       — Что так, что без этого — она будет в опасности…       — Видимо, у меня как всегда нет выбора?       — У Вас всегда он есть.       — Точно! Выбор между Смертью и чем-то другим, — горестно хмыкнул подросток.       Вот она наконец, правда. Уткнувшись лицом в рубашку слизеринца, Гарри наконец понял, что ему не предназначено остаться в живых. Его задачей было спокойно идти в широко раскрытые объятия Смерти. По дороге он должен был разрушать последние связи Волан-де-Морта с жизнью, чтобы, когда их пути снова пересекутся и Гарри не поднимет палочку на свою защиту, конец наступил немедленно, и задача, которая осталась невыполненной в Годриковой Впадине, была наконец завершена: ни один из них не останется в живых, ни того ни другого больше не будет на свете.       Он чувствовал, как бешено бьется о ребра сердце. Как странно, что под действием смертного страха оно колотится все сильнее, мужественно поддерживая жизнь. Но все же ему придется остановиться, и очень скоро. Его удары сочтены. Сколько останется времени, после того, как он, Гарри, встанет и последний раз пройдет через замок на территорию, а оттуда в Запретный лес?       Волна ужаса накрыла Гарри. Интересно, умирать — больно? Сколько раз он был на волосок от Смерти, ускользал от нее — и ни разу не думал при этом о ней самой. Воля к жизни была в нем всегда намного сильнее страха Смерти. Однако ему и в голову не приходило уклониться, сбежать от Волан-де-Морта. Все было кончено, он это знал, и несделанным оставалось только само это дело: Смерть. Ах, если бы ему дано было погибнуть в ту летнюю ночь, когда он в последний раз вышел из дома номер четыре по Тисовой улице и благородная палочка с пером феникса спасла ему жизнь! Если бы ему дано было умереть, как Букля, мгновенно, не успев даже понять, что происходит! Или броситься навстречу Убивающему заклятию, спасая близкого человека…       Он завидовал сейчас даже смерти своих родителей. Ему потребуется мужество другого рода — он должен хладнокровно шагать навстречу собственному уничтожению. Гарри почувствовал, что пальцы у него слегка дрожат, и попытался унять их, и Драко, заметив это, крепче сжал парня в своих руках.       Он знает. Знает. Знает? Знает!       Почему он не замечал прежде, какое это чудо: мозг, мускулы, колотящееся в груди сердце? И от всего этого ничего не останется… по крайней мере, ничто из этого не останется с ним. Он дышал глубоко и медленно, рот и горло были совершенно сухие, но и глаза тоже.       Предательство Дамблдора — почти пустяк. Конечно, его план был шире. Гарри был просто слишком глуп, чтобы это осознать, но теперь все стало ясно. Он ни разу не усомнился в собственном предположении, что Дамблдор не хочет его смерти. Теперь он понял, что жизни ему было отведено столько, сколько требовалось на уничтожение всех крестражей. Дамблдор поручил ему уничтожать их, и он послушно разрубал нити, связывающие с жизнью не только Волан-де-Морта, но и его самого! Какой четкий, изящный план — не губить лишних жизней, а поручить опасную задачу мальчику, все равно обреченному на заклание, чья смерть будет не потерей, а очередным ударом по Волан-де-Морту.       Дамблдор знал и то, что Гарри не станет уклоняться, что он пойдет до конца, несмотря на то, что это его конец. Ради этого директор и взял на себя труд познакомиться с мальчиком поближе. Дамблдор знал не хуже Волан-де-Морта, что Гарри не позволит другим умирать за себя, когда узнает, что в его власти это прекратить. Образы учеников, лежавших мертвыми в Большом зале, снова возникли перед его внутренним взором, и на мгновение у него перехватило дыхание: Смерть нетерпелива…       Но Дамблдор его переоценил. Гарри не выполнил свою задачу — змея еще жива. Еще один крестраж будет привязывать Волан-де-Морта к земле, даже после гибели Гарри. Конечно, он сильно облегчил задачу своему преемнику. Гарри задумался, кто мог бы это сделать… Рон и Гермиона, конечно, знают, что нужно… Поэтому Дамблдор и велел ему посвятить своих друзей в тайну… чтобы, если он слишком рано встретит свою истинную судьбу, было кому продолжить его дело… а может Драко? Нет, ему уже хватит всего ужаса, что и так еле-еле пережил.       Все эти мысли ложились, как ледяные узоры на оконное стекло, на твердую поверхность неопровержимой истины: он должен умереть. Я должен умереть. Это должно прекратиться. Рон и Гермиона казались ему сейчас страшно далекими, как будто они находились в какой-то заморской стране. Ему казалось, что он расстался с ними давным-давно. Никаких прощаний и объяснений, это он решил твердо. В этот путь они не могут отправиться вместе, а их попытки его удержать означали бы трату драгоценного времени.       — Тебе нельзя со мной…       — Что? — Малфой не расцепил крепкую хватку. Нет. Нет. Нет. Нет. Я не готов сейчас. Почему сейчас?       — Ты и так знаешь, что нельзя.       — Нет, не знаю.       — Не играй дурака, Драко. Мне пора, — но руки продолжали крепко сжимать плечи Гарри. — Драко, пожалуйста.

Почему так больно?

      — Борись. Ради этого и жизни не жалко. Сколь ужасен и жёсток быть этот мир, не важно! Сколь суров и страшен может быть, не важно. Борись, Драко, за меня, — он приложил свою ладонь к щеке Малфоя.       — Я не смогу… без тебя… — прохрипел блондин.       — Тем, кто не в силах пожертвовать чем-то важным, нечего и надеяться на перемены.       Драко полностью отдалился от парня, позволяя тому уйти.       — Когда я увижу тебя снова… я скажу тебе слова, которые не смог сказать несколько лет назад.       — До завтра, Драко, — Гарри столкнулся носом с блондином.       — До завтра…       — Знай, ты замечательный. Ты подарил мне вторую жизнь, — напоследок он поцеловал в лоб Малфоя и встал, оставив того одного сидеть на ковре.

Пусто.

      Замок пуст. Он взглянул на помятые золотые часы, подаренные ему на семнадцатилетие. Прошла уже почти половина часа, отведенного ему Волан-де-Мортом. Сердце колотилось о ребра, как обезумевшая птица. Наверное, оно знало, что времени осталось мало, и хотело наверстать удары за целую жизнь. Не оглянувшись, он закрыл за собой дверь кабинета. Идя по замку в одиночестве, он чувствовал себя призраком, словно он уже умер. Рамы портретов по-прежнему были пусты.       Повсюду царила призрачная тишина, как будто все дыхание жизни, еще оставшееся здесь, стеклось в Большой зал, где выжившие оплакивали своих мертвецов. Гарри набросил мантию-невидимку и пошел вниз, и вскоре он уже спускался по мраморной лестнице в вестибюль. Может быть, какая-то частичка его души хотела, чтобы его заметили, увидели, остановили, но мантия-невидимка была, как всегда, непроницаема, и он беспрепятственно вышел на крыльцо.       И тут на него чуть не налетел Невилл. Вдвоем с кем-то еще он вносил в замок мертвое тело. Гарри вгляделся, и ему чуть не стало дурно: Колин Криви, несовершеннолетний, видимо, пробрался обратно. Умерший казался совсем маленьким.       — Знаешь что, Невилл? Я его и один донесу, — сказал Оливер Вуд. Он поднял Колина на плечо захватом пожарного и понес в Большой зал.       Невилл на мгновение прислонился к дверному косяку и утер лоб тыльной стороной ладони. Вид у него был сейчас, как у старика. Передохнув минуту, он двинулся по ступенькам обратно в темноту — отыскивать других павших. Гарри оглянулся на Большой зал. Там толпились люди, утешая друг друга, подавая воду, стоя на коленях перед мертвыми, но никого из тех, кто был ему дорог, Гарри не увидел. Ни Гермионы, ни Рона, Джинни или еще кого-нибудь из Уизли, ни Полумны.       Ему казалось, что он отдал бы все время, которое у него еще оставалось, за возможность взглянуть на них в последний раз. Казалось, что оставить Драко одного была ужасной и эгоистичной идеей. Но смог ли бы он тогда оторваться от него или от друзей? Нет, так даже лучше.       Он спустился с крыльца в темноту. Было около четырех часов утра, и во дворе замка стояла мертвая тишина. Казалось, трава и деревья, затаив дыхание, ждали, сумеет ли он выполнить свой долг. Гарри подошел к Невиллу, склонившемуся над очередным телом:       — Невилл…       — Господи, Гарри, у меня чуть сердце не выскочило!       Гарри скинул мантию-невидимку. У него внезапно возникла идея — он ведь хотел быть совершенно уверен…       — Куда это ты собрался один? — Подозрительно спросил Невилл.       — Так нужно по плану, — ответил Гарри. — Я должен кое-что сделать. Послушай, Невилл…       — Гарри! — Невилл вдруг испугался. — Гарри, ты ведь не собираешься сдаваться?       — Нет, — с легкостью солгал Гарри. — Нет, конечно… Я иду не за этим. Но мне придется пока отлучиться. Невилл, ты знаешь змею Волан-де-Морта? У Него есть огромная змея… Он зовет ее Нагайна…       — Да, я слыхал… и что?       — Ее нужно убить. Рон, Гермиона или Драко знают об этом, но если вдруг…       Ужас этого предположения на мгновение сдавил ему горло, лишив дара речи. Но Гарри взял себя в руки: это слишком важно, нужно делать, как Дамблдор, сохранять трезвую голову, оставить дублеров, тех, кто сможет продолжить его дело. Дамблдор знал, умирая, что оставляет троих, посвященных в тайну крестражей. Теперь Невилл займет место Гарри, но посвященных окажется четверо.       — Если вдруг они… не смогут… а тебе представится случай…       — Убить змею?       — Убить змею, — повторил Гарри.       — Ладно, Гарри. Сам-то ты как?       — Я в порядке. Спасибо, Невилл.       Гарри двинулся дальше, но Невилл схватил его за руку:       — Мы все будем сражаться дальше, Гарри, понимаешь?       — Да, я…       Он задохнулся, не в силах закончить фразу. Похоже, Невилла это не удивило. Он похлопал Поттера по плечу, выпустил его руку и пошел дальше отыскивать тела. Тот снова накинул мантию и зашагал быстрее. Неподалеку мелькнул еще силуэт, склоненный над другой фигурой, лежащей на земле. Он был в шаге от них, когда понял, что это Джинни. Она нагнулась над девочкой из Слизерина, с плачем звавшей маму.       — Ничего, — говорила Джинни, — все хорошо. Мы сейчас отнесем тебя в замок.       — Я хочу домой, — прошептала девочка. — Я не хочу больше сражаться.       — Я понимаю, — сказала Джинни, и голос ее пресекся. — Все будет хорошо.       У Гарри мороз пробежал по коже. Ему хотелось кричать, хотелось, чтобы Джинни знала, что он здесь, чтобы она знала, куда он идет. Ему хотелось, чтобы его остановили, потащили прочь, отослали домой… Но он и так дома. Хогвартс был его первым и лучшим домом. Он, Волан-де-Морт и Снейп, все эти мальчики, лишенные семьи, обрели здесь родной дом…       Джинни опустилась на колени возле раненой девочки и взяла ее за руку. Огромным усилием воли Гарри заставил себя идти дальше. Ему показалось, что Уизли обернулась, когда он проходил.       Пожалуйста, выживите с Драко.       — Я сохраню его для тебя, — шепнула девушка.       В темноте проступила хижина Хагрида. В окнах не было света, Клык не скребся у двери, приветствуя проходящих громким лаем. Вечера в гостях у Хагрида, блеск медного чайника на плите, печенье и великанья еда, огромное бородатое лицо, Рон, изрыгающий слизняков, Гермиона, помогающая спасти Норберта…       Гарри двинулся дальше, дошел до опушки Леса и остановился. Между деревьев скользили дементоры. Он чувствовал исходящий от них холод и не был уверен, что сумеет пройти сквозь него невредимым. Вызвать Патронуса у него не было сил. Он больше не мог удерживать дрожь. Это все же не просто — умереть.       Каждый вздох, запах травы, прохладный воздух, овевающий лицо, — какие сокровища! Подумать только, что у людей в запасе годы и годы, время, которое некуда девать, так много времени, что оно порой тянется слишком медленно, а он цепляется за каждую секунду. Он чувствовал, что не в силах идти дальше, и в то же время знал, что должен. Долгая игра окончилась, снитч пойман, пора покидать поле…       Снитч!       Гарри порылся негнущимися пальцами в мешочке на шее и достал его оттуда. Я открываюсь под конец. Он глядел на снитч, дыша тяжело и быстро. Теперь, когда ему хотелось, чтобы время шло как можно медленнее, оно, похоже, набрало скорость. Понимание пришло мгновенно, словно в обход мысли. Вот он, конец. Время настало. Он прижал золотой шар к губам и прошептал:       — Я скоро умру.       Металлическая оболочка раскрылась. Гарри опустил дрожащую руку, вытащил из-под мантии палочку Драко и сказал:       — Люмос!       Черный камень с зубчатым разломом посередине засел в обеих половинках снитча. Воскрешающий камень треснул по вертикальной линии, изображавшей Бузинную палочку. Треугольник и круг — символы Мантии и Камня — остались нетронутыми. И вновь Гарри все понял, не размышляя. Дело не в том, чтобы вернуть их, — ведь он скоро к ним присоединится. Это не он их звал — они звали его.       Он закрыл глаза и трижды повернул камень на ладони. Гарри знал, что волшебство подействовало, потому что слышал тихие шорохи, шаги легких ног по глинистой, усыпанной хворостом опушке Запретного леса. Гарри открыл глаза и посмотрел кругом. Они были не призраками и не живой плотью — это было видно. Больше всего они были похожи на Реддла, вышедшего из дневника в те давние дни, — этот Реддл был памятью, ставшей почти осязаемой.       Они спешили к нему, не столь вещественные, как живые тела, но гораздо ощутимее, чем призраки, — все с одинаковой приветливой улыбкой.       Джеймс был такого же роста, как Гарри. На нем была та же одежда, что в день смерти; непокорные волосы взъерошены, очки немного на сторону, как у мистера Уизли.       Сириус, высокий и красивый, был сейчас намного моложе, чем Гарри видел его при жизни. Он шагал с непринужденным изяществом, руки в карманы, слегка улыбаясь.       Улыбка Лили сияла ярче, чем у всех остальных. Подойдя к нему, она откинула свои длинные волосы, а ее зеленые глаза, так похожие на его собственные, впивали его лицо с такой жадностью, будто вовек не смогут на него наглядеться.       — Ты был таким молодцом!       Гарри не мог вымолвить ни слова. Он любовался ею и думал, что хотел бы вечно стоять, не сводя с нее глаз, и больше ему ничего не нужно.       — Ты почти у цели, — сказал Джеймс. — Осталось чуть-чуть. Мы… мы так гордимся тобой!       — Это больно? — Ребяческий вопрос сорвался с уст Гарри прежде, чем он успел подумать.       — Умирать? Нет, нисколько, — ответил Сириус. — Быстрее и легче, чем засыпать.       — Тем более что он хочет побыстрее. Он мечтает покончить с этим, — сказала Лили.       — Я не хотел, чтобы вы умирали, — сказал Гарри. Эти слова вырвались у него помимо воли. — Никто из вас. Мне так жаль…       Прохладный ветерок, веявший, казалось, из самой чащи Леса, растрепал волосы на лбу у Гарри. Он понимал, что они не скажут ему «пора!» — он должен сам принять решение.       — Вы будете со мной?       — До самого конца, — сказал Джеймс.       — И они вас не увидят? — Спросил Гарри.       — Мы — часть тебя, — ответил Сириус. — И видны только тебе.       Гарри взглянул на мать.       — Не отходи от меня, — сказал он тихо.       И пошел дальше. Холод, исходящий от дементоров, не причинил ему вреда. Он прошел сквозь него со своими спутниками, заменившими ему Патронуса. Вместе они пробирались между тесно стоящих старых деревьев с переплетенными кронами и шершавыми кряжистыми корнями, выпиравшими из земли. В темноте Гарри плотно запахнул мантию, и все дальше углублялся в Лес, не зная в точности, где искать Волан-де-Морта, но не сомневаясь, что он Его найдет.       Рядом с ним почти бесшумно скользили Джеймс, Сириус и Лили, и их присутствие было его отвагой, его способностью переставлять ноги, шагая все дальше и дальше. Ему казалось, что ум и тело у него странно разъединены: руки и ноги двигались, не получая сознательных указаний, как будто в теле, которое ему вскоре предстояло покинуть, он был пассажиром, а не водителем. Мертвые, шедшие вместе с ним через Лес, были для него сейчас куда реальнее, чем живые, оставшиеся в замке.       А Рон, Гермиона, даже Драко и все остальные казались ему прекрасными призраками сейчас, когда он брел, спотыкаясь, навстречу своему концу, навстречу Волан-де-Морту…       Глухой стук и шепот: кто-то еще пробирался рядом. Гарри замер под мантией, вглядываясь в темноту и прислушиваясь. Его мать и отец, и Сириус замерли вместе с ним.       — Здесь кто-то есть, — раздался где-то рядом грубый голос. — В мантии-невидимке. А вдруг это…       От соседнего дерева отделились две фигуры. Поттер узнал Яксли и Долохова: они всматривались сквозь тьму как раз туда, где стояли мальчик, его родители и Сириус, и явно ничего не видели.       — Я точно кого-то слышал, — сказал Яксли. — Может, зверь какой, а?       — Этот остолоп Хагрид кого только тут не держал, — ответил Долохов, поозиравшись по сторонам. Яксли посмотрел на часы:       — Время почти вышло. У Поттера был час. Он не придет. — А он был уверен, что мальчишка придет. То-то рассердится.       — Вернемся лучше, — сказал Яксли. — Узнаем, какие дальнейшие планы.       Повернувшись, они с Долоховым зашагали обратно в глубь Леса. Гарри пошел следом, поняв, что они выведут его как раз туда, куда надо. Он поглядел через плечо, и мать улыбнулась ему, а отец ободряюще кивнул. Не прошло и нескольких минут, как Гарри увидел впереди свет. Яксли и Долохов вышли на поляну, в которой Гарри узнал прежнее обиталище чудовища Арагога. Остатки огромной паутины все еще болтались на деревьях, но страшный рой его потомства ушел с Пожирателями смерти сражаться на их стороне. Посреди поляны горел костер. В его дрожащем свете видна была группа глухо молчащих, настороженных Пожирателей Смерти. Некоторые и здесь не снимали масок и капюшонов, лица других были открыты. Чуть поодаль сидели два великана, отбрасывая на поляну огромные тени; их жестокие, грубо вытесанные лица были похожи на скалы.       Гарри увидел Фенрира: он, поеживаясь, грыз свои длинные ногти. Высокий, белокурый Роул покусывал кровоточащую губу. Люциус Малфой выглядел запуганным и сломленным, в серых глазах Нарциссы читались недобрые предчувствия. Все взгляды были обращены на Волан-де-Морта. Он стоял с опущенной головой, держа в белых пальцах Бузинную палочку. Казалось, Он молится или считает про себя, и Гарри, замершему на краю поляны, вдруг пришла нелепая мысль: так считает водящий, когда играют в прятки.       Над Его головой, свивая и развивая кольца, парила огромная змея Нагайна в сияющей зачарованной сфере, похожей на чудовищный нимб. Долохов и Яксли вступили в круг, и Волан-де-Морт поднял глаза.       — Его нигде нет, Повелитель, — сказал Долохов. Ни одна черта не дрогнула в лице Волан-де-Морта. В отблесках костра Его красные глаза казались горящими угольями. Он медленно крутил в длинных пальцах Бузинную палочку.       — Повелитель… — это заговорила Беллатриса. Она сидела рядом с Волан-де-Мортом, растрепанная, с исцарапанным лицом, но целая и невредимая. Волан-де-Морт поднял руку, останавливая ее, и она не договорила; глядя на Него с почтительным обожанием.       — Я думал, он придет, — сказал Волан-де-Морт своим высоким, ясным голосом, устремив взгляд в пламя костра. — Я ожидал его прихода.       Все молчали. Казалось, они испуганы не меньше Гарри, чье сердце колотилось о ребра с такой силой, словно стремилось вырваться из тела, которым он собирался пожертвовать. Вспотевшими ладонями Гарри стащил с себя мантию-невидимку и затолкал под одежду вместе с волшебной палочкой, чтобы не было соблазна бороться.       — Я, видимо… ошибся, — сказал Волан-де-Морт.       — Нет, не ошиблись!       Гарри произнес это громко, как только мог, собрав все оставшиеся силы: он не хотел, чтобы в его голосе был слышен страх. Воскрешающий камень выскользнул из его онемевших пальцев, и, делая шаг вперед, к костру, он видел краем глаза, как тают в воздухе его родители и Сириус. В эту минуту ему не важен был никто, кроме Волан-де-Морта.       Их было сейчас здесь только двое. Эта иллюзия рассеялась так же быстро, как появилась. Великаны зарычали, Пожиратели Смерти вскочили на ноги, раздались крики, ахи и даже смех. Волан-де-Морт стоял неподвижно, но Его красные глаза были устремлены на подходившего Гарри, отделенного от Него лишь пламенем костра. И тут раздался голос:       — Нет, Гарри! Нет!       Он обернулся. Хагрида, связанного по рукам и ногам, прикрутили веревками к соседнему дереву. Его огромное тело судорожно билось в безнадежных попытках освободиться, раскачивая макушку кроны.       — Нет! Нет! Гарри! Чего ты…       — Молчать! — Рявкнул Роул. Взмах его палочки — и Хагрид смолк.       Беллатриса вскочила, переводя горящий взгляд с Воланде-Морта на Гарри. Грудь ее высоко вздымалась. Все застыли, шевелились лишь языки пламени да змея, свивавшая и развивавшая свои кольца в сияющей сфере за головой Волан-де-Морта. Гарри ощутил на груди под рубашкой волшебную палочку, но не сделал попытки ее достать. Он знал, что Нагайна окружена мощной защитой, и, наставь он на нее палочку, десятки заклятий полетят в него прежде, чем он успеет сказать хоть слово.       Волан-де-Морт и Гарри неподвижно глядели друг на друга, потом Волан-де-Морт чуть склонил голову набок, рассматривая стоявшего перед Ним мальчика, и странная безрадостная улыбка искривила тонкие губы.       — Гарри Поттер, — сказал Он мягко. Его голос сливался с шипением огня. — Мальчик, Который Выжил.       Пожиратели Смерти не шевелились. Они ждали. Всё вокруг замерло в ожидании. Хагрид бился в своих путах, Беллатриса тяжело дышала, а Гарри вдруг ни с того ни с сего вспомнил сына Нарциссы Малфой, его глаза, его прикосновения, его доверие, его слова… Синий… Его любимый цвет... Поттер мельком взглянул на мать Драко. Она смотрела на него так же: с сожалением и болью.       Волан-де-Морт поднял палочку. Голова его была по-прежнему склонена набок, как у мальчишки, с любопытством ждущего, что будет дальше. Гарри взглянул в красные глаза, желая лишь одного: чтобы все произошло прямо сейчас, пока он еще стоит ровно, пока не утратил власти над собой, не выдал своего страха…       Он увидел шевеление тонких губ, вспышку зеленого пламени — и все исчезло.