***
Почему все столпились в одном месте? Что там? Почему никто не радуется? Я же победил Его… ведь так? Только у людей действия больше иллюзий, чем у мечтателей. Они никогда не представляют себе, ни почему они что-то делают, ни что из этого выйдет. Как сейчас и думал Гарри. Он надеется, что именно в этот момент он мечтатель, но Гарри Джеймс Поттер — пожизненный человек действия. Ему трудно избежать будущего, как грешник. Слишком поздно. Он всех подставил. Коридоры были пусты. Все двери заперты. Окна зашторены. Будто его друзей и других волшебников не было здесь. В эту секунду. Оправдание бытия. То, что ему дает силы остаться в своем сознании.Один мальчик хотел умереть не зря. Другой же исполнил его желание. Его больше нет. Но страдания живого мальчика не окончились.
Тот зелёный луч поразил его прямо в грудь. Поттер видел на красивом лице застывшую смесь страха и смирения. Нет! Нет! Только не он… Но уже свет в серых глазах погас. Грудь замерла навеки под ладонями Избранного. Стоя на коленях перед блондином, Гарри ничего не смог сделать для него. Герой не мог поверить; он не хотел вновь оставаться один, оставаться без него. Мальчик закричал — вой из сердец, бьющихся когда-то. Ни пульса, ни магии. Ничего, что могло остаться после него. Что могло спасти, что могло вернуть его. — Нет, нет, ты не мог… — прошептал гриффиндорец, — ты обещал… что не будем… Вокруг них что-то происходило: кто-то суетился, кто-то раздавал команды. Но имеет ли теперь это все смысл? Он не обращал внимания ни на кого и ни на что. Пока Гарри держит в руках ещё теплое тело, Поттер ещё может дышать, пока может хоть что-то ещё чувствовать. Неужели тот действительно… неужели так быстро? Мертвые глаза обращались в бледно-голубые льды, чистые источники рек. Это было неправильно. Теперь Герой чувствовал на себе взгляды — к нему подсела незнакомая ему женщина. Он не видит её лица. Только белые тусклые локоны и дрожащие руки. Гарри крепче сжал в объятиях парня. — Помогите ему, прошу, он же… дышал, — умолял женщину рыдающий мальчик. А умирающее от боли сердце горит у него в груди, что стала кружится голова. — Дорогой, уже поздно… — волшебница приложила свои руки к голове собственного сына. Она тоже плакала. — Он… держался молодцом… — Он… спас меня… Поттер коснулся его щеки. Надо найти способ вернуть всё назад, сделать все правильно. Сколько невозможных вещей они бы совершили вместе? Но Гарри не удержал юного волшебника. Не таким образом. Я наблюдал, как их сын превращался в человека, которым всегда хотел быть. Они точно будут им гордиться. Поттер тоже гордится. Даже теперь, когда полностью разбит, Драко помогает ему восстановиться. Ещё бы неделю. Лишний час. Просто чуть больше времени. Горе, с которым невозможно справиться. — Я люблю тебя от Смерти до Судьбы, — почти выдохнув, прошептал Гарри. — Спи спокойно, мой друг — мой враг. Женщина все так же сидела рядом, поглаживая сына по белым волосам. — Разреши нам его отнести к остальным. — Я не могу. — Можешь, ещё как можешь, Гарри, ты сильный мальчик. — Я больше не хочу быть сильным, — солёные слезы продолжали плясать вальс в зелёных глазах. Он настолько ослаб, что белокурый ангел смог расцепить его хватку на теле юного Малфоя. — Вот так, — убаюкивающее ворковала леди Малфой, — всё делаешь верно, продолжаем в том же темпе. Большой зал постепенно просыпался: шум, рыдания, поздравления, объятия. Победа. Такой ценой для Гарри. Героя Англии оттянули Рон и Гермиона от семейства Малфоев, их руки обвивали его, их голоса наполняли звоном уши, их слезы он тоже слышал, но и радость тоже. Всё закончилось! Потом рядом возникли Джинни, Невилл и Полумна, а потом все семейство Уизли, Хагрид, Кингсли, Макгонагалл, Флитвик, Стебль — Поттер не мог разобрать ни слова из того, что все разом кричали ему, не мог понять, чьи руки обнимают, тянут, толкают его; сотни людей теснились к нему, желая прикоснуться к Мальчику Который Выжил, посочувствовать утрате, благодаря которой всё наконец ушло… Солнце стояло прямо над Хогвартсом, и Большой зал был полон жизни и света. Он должен был говорить с родственниками погибших, пожимать их руки, глядеть на их слезы, принимать их благодарности и сочувствия… Слишком много красок — достаточно, чтобы свести его с ума. Тело Волан-де-Морта вынесли из Большого Зала и положили в другом помещении, подальше от Драко Малфоя, Колина Криви и еще пятидесяти человек, погибших в борьбе с Ним. Макгонагалл вернула на место столы факультетов, но сейчас все сидели как попало, смешались преподаватели и ученики, призраки и родители, кентавры и эльфы-домовики. Выздоравливающий Флоренц лежал в углу, а Грохх просовывал огромную физиономию в разбитое окно, и ему бросали еду в рот. Совершенно убитый, выжатый как лимон, Гарри сидел на скамье рядом с улыбающейся ему Полумной, далеко от всех, в тени скорби. — Но из того немногого, что нам известно: звёзды ждут его с распростертыми объятиями, — девочка гладила поникшего мальчишку по спине, а он пускал слёзы в её юбку. — На твоем месте я бы мечтала сейчас о тишине и покое. — Я так… мечтаю об этом, Полумна, — шмыгнул носом Гарри. — Я их отвлеку, — сказала блондинка, поцеловав в темную макушку парня, успокаивая. А ведь его так целовал Драко… — А ты надевай свою мантию. И не успел он и слова сказать в благодарность, как она уже кричала, показывая в окно: — Ой, смотрите, морщерогий кизляк! Все сидевшие поблизости оглянулись, а Гарри набросил мантию-невидимку и поднялся со скамьи. Теперь он мог беспрепятственно передвигаться по залу. Поттер увидел Невилла. Меч Гриффиндора лежал рядом с его тарелкой, и целый рой восторженных поклонников не спускал с него глаз, пока он ел. Идя по проходу между столами, он заметил Люциуса и Нарциссу, жавшихся друг к другу, словно сомневаясь, позволено ли им тут находиться, но около них сидели слизеринцы и со слезами на глазах успокаивали матерь, потерявшую единственного ребёнка. С ней он успеет поговорить потом: у них будут часы, дни, а может быть, и целые годы на разговоры. Гарри поможет Малфоям за всё, что их сын сделал. Отдаст всю непрошенную любовь. Повсюду Герой видел воссоединившиеся семьи и наконец отыскал тех двоих, что были так нужны ему сейчас. — Это я, — тихо сказал он, наклонившись к ним. — Пойдемте со мной? Рон и Гермиона тут же поднялись и вместе с ним вышли из Большого зала. Мраморная лестница была полуразрушена, часть перил обвалилась, повсюду виднелись пятна крови и осыпавшаяся штукатурка. Где-то в глубине коридоров раздавался голос Пивза, распевавшего победный гимн собственного сочинения: Наш маленький Поттер умело расставил Волану капкан, А мы их побили — Поднимем за наше здоровье стакан И за тех, кого так любили! — Да, начинаешь чувствовать масштаб трагедии, — тускло заметил Рон, открывая какую-то дверь и пропуская Гарри и Гермиону. «Скоро я почувствую чувство победы», — думал Гарри. Однако, усталость затмевала другие чувства, и только боль от утраты бывшего врага, со временем ставшим всем для Избранного, пронзала его на каждой ступеньке, как входящий в тело нож. Но прежде нужно было объяснить все Рону и Гермионе — они так долго были его верными соратниками и заслужили полную правду. Он подробно рассказал им все, что видел в Омуте памяти и что случилось в Запретном лесу. Друзья еще не успели выразить свое потрясение и изумление, как они уже дошли до места, куда, не сговариваясь, дружно направлялись. Горгулья, охранявшая вход в директорский кабинет, была теперь сдвинута в сторону; она стояла, скривившись набок, и вид у нее был оглушенный. — Можно нам пройти? — Спросил он горгулью. — Пожалуйста, — буркнула статуя. Они протиснулись мимо нее на каменную винтовую лестницу, медленно двигавшуюся вверх, как эскалатор. Добравшись до верхней площадки, Гарри толкнул входную дверь. Он скользнул быстрым взглядом по каменному Омуту памяти, так и стоявшему на столе, где он его оставил, и вскрикнул от внезапного оглушительного грохота, мгновенно вообразив заклятия, возвращение Пожирателей Смерти, возрождение Волан-де-Морта… Но это были аплодисменты. Директора и директрисы Хогвартса, глядевшие со стен, приветствовали его дружной овацией. Они махали шляпами, а иногда и париками, через рамы пожимали друг другу руки, а то и пускались в пляс. Дайлис Дервент громко всхлипывала, Декстер Фортескью приветственно размахивал слуховой трубкой, а Финеас Найджелус взывал своим тонким высоким голосом: — Заметьте, что и факультет Слизерин сыграл важную роль! Наш вклад не должен быть забыт! Гарри слабо улыбнулся. Он повернул голову к тому волшебнику, из-за которого пришел сюда. Слезы текли из-под очков-половинок на длинную седую бороду. Гордость и благодарность, выраженные в них, проливались бальзамом в душу Гарри, как песня феникса. Наконец Гарри поднял руку и портреты почтительно притихли, улыбаясь, утирая глаза и выжидательно глядя на него. Несмотря на усталость и туман перед глазами, он должен сделать это последнее усилие, должен в последний раз спросить совета. — То, что было спрятано в снитче, — начал он, — я выронил в Запретном лесу. Я не запомнил места и не собираюсь отправляться на поиски. Вы согласны со мной? — Согласен, мой мальчик, — сказал Дамблдор. Остальные портреты глядели на них с недоумением и любопытством. — Это мудрое и мужественное решение, но иного я от тебя и не ожидал. Знает ли кто-нибудь, где ты его выронил? — Никто, — ответил Гарри, и Дамблдор удовлетворенно кивнул. — Но я сохраню дар Игнотуса. — Конечно, Гарри, он навсегда принадлежит тебе, пока ты не передашь его своим потомкам. — Остается вот это… Гарри поднял Бузинную палочку. Рон и Гермиона глядели на нее с благоговением. Даже сквозь безумную усталость и обидную ярость Гарри заметил этот взгляд, и он ему не понравился. — Мне она не нужна, — сказал Гарри. — Что? — Громко произнес Рон. — Ты с ума сошел? — Правда, что это я, — огрызнулся подросток. — Может, ты за компанию отыщешь палочку Беллатрисы, которая пытала Гермиону?! Звучит прекрасно! Палочка, убившая Драко и палочка, издевавшаяся над Гермионой! Друзья напротив раскрыли рот и переглянулись. — Зря я… — начал Уизли. — Я устал. Меня уже тошнит от сожалений. Он порылся в мешочке, висевшем у него на шее, и достал оттуда две половинки остролистовой палочки, все еще соединенные пером феникса. Гермиона сказала, что починить палочку нельзя, повреждение слишком серьезно. Он знал одно: если и это не поможет, значит, не поможет уже ничто. Он положил обломки на директорский стол, коснулся их кончиком Бузинной палочки и произнес: — Репаро! И его палочка срослась, из ее кончика полетели красные искры. Гарри понял, что его замысел удался. Он взял палочку из остролиста с пером феникса и почувствовал холодное тепло в пальцах, как будто палочка и его рука спустя такое время вновь забыли друг друга. — Я положу Бузинную палочку, — сказал он Дамблдору, наблюдавшему за ним с безграничной любовью и восхищением, — туда, откуда она была взята. Пусть она остается там… Если я умру своей смертью, как Игнотус, то она лишится своей силы, правда? Ее предыдущий хозяин… уже не потерпит поражения. И ее могуществу придет конец. Альбус Дамблдор кивнул. Он глядел на Бузинную палочку, и в его вздохе слышался слабый отголосок подавленного желания. — От этой палочки больше тревог, чем толку. А я, честно говоря, — Герой отвернулся от портретов и нащупал в кармане палочку потухшего света в его жизни, — сыт тревогами сполна.***
— Тебе не нравится грусть? — Я не люблю её. — Тебе не нравится боль? — Она в моей жизни стала слишком часто появляться. — Поэтому ты убегаешь от своих чувств? — Ветер трепал густые волосы девушки. Скоро дождь. — Да, но почему ты осуждаешь меня? — Огрызнулся слизеринец. — Ты ничем не лучше меня. Барахтаешься в чувствах к Уиззелу и молчишь! — Как и ты с Гарри. — Так почему убегать — плохо? — Побег от себя тоже причиняет боль, ты теряешь самого себя. И пока ты знаешь боль, ты можешь терпеть её. Ты пока привык к ней. Если убежишь, тебя не будут уважать. Забудут. — Тогда не оставляй меня одного. — Думаю, Гарри уже хорошо справляется, — прищурилась Грейнджер от налетевшего песка с берега. — Снова он делает то, что говорят другие… — Зато с ним всегда хоть кто-то. Он не одинок. — Ты заставляешь себя поверить в это? Как противно. Страдаю не я один, Грейнджер. Но для тебя легче думать именно так, поверхностно. — Снова выгораживаешься, Драко. А мы это уже проходили. Неужели придется вернуться к началу конца? А тогда ты убеждал себя, что никому не нужен. — Благодаря этому у меня была цель: чтобы люди меня полюбили. Тогда мое «я» было наполнено жизнью. Это делало меня отличным от других. Да и больше я ни на что не гожусь. Поэтому я ненавижу себя. Всё в себе. — Нет, тебе только так кажется. Люди хорошо относились к тебе, но ты сам их от себя отодвигал. И не был счастлив. Что ты чувствовал на самом деле? — Месть? — Другими словами, ты так ничего и не понял. Дождь. Угрюмой тенью навис над парочкой подростков. Закат солнца. Конец дня и начало ночи. Ещё одно ужасной ночи. Розовое небо. Что-то легкое, что-то знакомое из будущего. И вселяет ужас. — Чего ты желаешь? — Душевного спокойствия. — Что тебе нужно? — Наводящий вопрос, который Гермиона всегда задает неправильно для достижения своих личностных целей. — А может, «кто» мне нужен? Я хочу… общения? — Признания? — Чтобы иметь его признание, нужно хоть что-то для него значить. Я хочу быть полезным. — Конечно, ты сам должен понять, чем ты значителен в нашей Победе. — Иначе у меня ничего не будет, — согласился с собеседницей блондин, — иначе жизнь бессмысленна. Но тогда кто я? Образ? Приманка? — Ты это ты. Невелика разница тебя прошлого и тебя настоящего. А твоё сознание объединяет миллион тебя в единицу жизни. В личность. В Человека. Помни. Ты должен заботится о себе, иначе никто. Время не стоит на месте, оно изменяет людей. Мир постоянно меняется. И ты способен на это, Малфой, нужно только понимать свои чувства. Твою личность создает твое сознание. — Конечно, так гораздо интереснее… Другая возможность создания спокойствия в душе. Можно стать таким, каким захочу. — Истина непостоянна, поэтому ты можешь меняться. — Таким образом, моя жизнь может иметь значимость в чужих жизнях. Я могу быть собой. А могу не быть. Попробую дальше существовать в этой Вселенной, пока нужен себе и другим. Живу не просто так, а для этого свершения.***
На одной из тренировок Малфой и Поттер сильно поругались — они должны были дополнять действия друг друга, но никак не могли передать инициативу в другие руки. Даже подрались, пока девушка вокруг этих дураков прыгала и разнимала союзников. — Придурок! — Драко бил ладонью по спине Гарри. — Что ты сделал с моей одеждой, она вся в песке! — Что ты несешь? — Поттер пытался вылезти из-под тела блондина. — Это ты мне сделал подножку! — ТЫ первый упал. Потому что ты тормоз. — Это я? — Парень отмахнулся от укоризненного крика подруги. — Да ты сам видел свои движения? Они были нестойкими. — Нестойкими, говоришь?! — Покраснел Драко. — А перед чем тогда ты пытался устоять этой ночью?! Почему не спал? Девушка поняла, что дело набирает сокрушительный поворот и побежала в дом за Роном. — Я тренировался, — выбился парень, — не то, что ты! — Врешь. Ты пытался поцеловать меня, пока я спал! — Нечестно, ты только притворялся! — Настала очередь Гарри возмущенно краснеть. — Извращенец… Я просто шутил… Ты и вправду меня хотел поцеловать? — Слизеринец перестал ерзать и уставился в лицо напротив. — Нет! Я не стал бы! — Соврал мальчик. — Слышу от извращенца! — Драко вновь стал возиться, пытаясь ударить хоть куда-то. — Я просто не могу поверить. — А ты ходил во сне и сам нежился ко мне! Тут прибежали запыхавшиеся Рон и Гермиона. — Опять они нас позорят, — Уизли хлопнул себя по лбу ладонью.***
Время за полночь. Взрослые ушли спать, а его друзья — на прогулку, но Гарри было не до этого. Выдохся. Они с Малфоем сидели в своей спальне, тот стучал какой-то знакомый ритм по маленькой столешнице. — Слушай… — в его голосе звучали нотки тревоги и любопытства. — Хочешь меня поцеловать? — Чего? — Гарри надеялся, что ослушался. — Поцеловать, — по слогам произнес тот. — Понимаешь, по-це-ло-вать. Ты же особо не целовался. — Ты тоже опытом не блещешь, — реально ли то, что Поттер слышал? Но этот взгляд серых глаз застал его врасплох. — Ну так давай, — Избранный резко повернулся к собеседнику. И почему тот так легко это предлагает? — Но… зачем? — Мне скучно, — блондин вновь застучал пальцем по столу. — Скучно?! — Ты не хочешь? Неужто хранишь верность перед «избранной»? — Хмыкнул в ответ подросток. — Нет, — что же, это будет на совести Драко Малфоя. — Боишься? — Драко повернулся корпусом к говорящему. — Да чтоб Я испугался каких-то поцелуев? — Они берут друг друга на слабо. Слизеринец вложил в свою ладонь подбородок Гарри. — Ты же почистил зубы? — Парень дождался ответа. — Ладно, тогда… Они приблизились лицами друг к другу. «Зря… зря… зря…» — мысли в голове стучали под недавний ритм. — Ты меня щекочешь, — блондин сместил чужую руку с шеи на свой затылок. Поттер хотел было дерзнуть, но из легких словно вышел весь воздух. Никто не двигался. Простое прикосновение губ. Теплых, нежных губ… Гарри ощущал, как их кожа горела от жара. Он решил хоть что-то делать, следующий шаг; его другая рука скользнула по груди блондина, и прижался телом сильнее к парню. Но того будто пришибло током, и Драко резко скинул руки с себя. Не объяснив ничего, все так же резко встал и скрылся в ванной. «Никогда не буду целоваться, чтобы убить время», — черканул в своей голове на заметку Гарри. И снова Малфой появился перед его лицом. — Ты выглядишь… расстроенным? — Обеспокоился брюнет. — Это потому что я поцеловал тебя… — но Драко не отодвинулся, а в его взгляде что-то переменилось.***
У Чёрного озера никогда не было волн. А они могли бы успокоить тело и душу Героя. На пыльной траве сидели Гермиона и Гарри, Рон несколько минут назад ушёл встретиться со своей семьёй. Теперь тут, на земле, остались дети без семьи. — Ты можешь пожить у меня, — предложил парень, — на Гриммо… Все равно мне там одному будет одиноко. — Все равно одиноко, — вторила подруга. — Я не буду тебе досаждать? — Вовсе нет! — Возразил друг. Где-то неподалёку вновь запели ранние птички. — Он мне обещал сказать те слова, которые держал несколько лет в себе… Он был… таким же ребёнком, как мы и как Рон, да кто угодно! — Да, мне Драко тоже стал нравиться, — но она понимала, что в отношении Гарри к Малфою были совсем другие чувства. — Драко… — Поттер сжимал в руках его палочку, будто снова держал блондина за руку, будто снова чувствовал его тепло. — Он должен был остаться в живых! Он был… намного лучше меня… Гермиона решила не прерывать признание друга. — Он заслуживал жизни, больше чем я… — Нет, — отрезала девушка. — Выживает только тот, у кого есть воля к жизни. А он хотел заслуженной смерти. Он забыл о своей воли к жизни и выбрал повиновение. Ты… сделал все правильно… если так можно сказать. — Какая же ты жестокая, Гермиона, — вздохнул собеседник. — Какая сложная система у тебя в мозгах, а? — Драко прильнул к спине Поттера. — Какая прелесть: ты меня ненавидишь, но со мной тебе комфортней всего? — Я тебя не ненавижу, — брюнет уперся в стол руками, выравнивая их положение. — А что ты чувствуешь? — Блондин все равно держался на дистанции, но до неприличия близко. — Когда любишь кого-то… Что тогда чувствуешь? Не хочешь терять его? Хочешь целовать его? Когда хочешь касаться его? Гарри не смог ничего ответить. — Делай, что хочешь, — парень отступил. — Иначе говоря, левая половина кровати моя. И только попробуй двинуться ко мне, Поттер! — Ещё увидимся, Гермиона, — Гарри встал с сухой золотой травы, — но мне пора. — Жду дома… — Конечно, привыкай.