Жемчужная Лисица

Девушки вернулись к 11 часам. Отдав бумаги, Эстель произнесла: — Я пойду отдыхать, все что нужно, я уже рассказала. — Да, разумеется. Когда Жемчужинка немного отошла, Руссо все же решилась сказать: — Эй… Спасибо. — Не за что, — Улыбнулась ей немка, ответив на французском, чем безмерно удивило Камиль. А пока Камиль облепили партизаны и агенты УСО, девушка прошла в комнату. Она на ходу снимала с себя всю одежду, что на нее напялила Руссо, на стул улетел плащ, шляпа, платок, следом за ними и шаль. Разувшись, немка отошла к кровати, намереваясь упасть и проспать до утра. Она устало бухнулась на перину, даже не глянув, куда садится. А зря. От вскрика под собой, девушка подлетела с испуганным воплем, отпрыгнув к стене. — Эй! Что за?! Пирсон и сам порядком испугался, когда на него кто-то с размаху сел, но от вопля Жемчужинки быстро пришел в себя. Хотя вот сама немка разоралась от ужаса: — Черт возьми, Уильям!!! Так и Богу душу отдать можно!!! Пирсон даже рассмеялся, подходя и обняв девушку: — Тише, тише, это же я. — Никогда так больше не делай! — сама девушка подрагивала, все еще говоря на повышенных тонах. — Как не делай, не спи? — расхохотался сержант, прижав к себе немку и улыбаясь. Судорожно дыша, все еще от испуга, немка пробормотала, подрагивая в объятиях мужчины: — Говорящее одеяло блин. Усмехнувшись, Уильям потрепал по волосам подругу: — Сама такая, подушечка, смотреть ведь надо, куда садишься. — В следующий раз я сяду на тебя и не встану, — погрозила кулачком сержанту Эстель, уронив голову ему на плечо. — Всенепременно буду этого ждать, — мурлыкнул Пирсон, вгоняя подругу в краску. Уильям вдруг вспомнил, что девушка ему рассказывала и шепнул: — Вспомнилось тут. Кажется мне, ты лукавишь, и что ты наверняка натанцевалась в свое время. Эстель буркнула, не открывая глаз: — Ой, ну что ты заладил Уильям. Я же никогда не вру, а уж тебе тем более. Меня не приглашали на танцы, я и танцевать-то не умею. Сержант хмыкнул, все еще обнимая успокоившуюся немку: — Не умеешь танцевать? Прям совсем-совсем? — Совсем, совсем, совсем, — упрямо проворчала девушка, еще больше смущаясь. — Я ведь ничего кроме стен школы, а потом училища не видела, да и ухажеров у меня не было. Я имею в виду, нормальных. Так что, пока остальные девчонки бегали с мальчишками на танцы, я была поглощена лишь книгами. Хмыкнув, Пирсон глянул в окно. Глубокая темень, снаружи их комнаты слышны негромкие переговоры людей, да и зайти сюда не решаться. Что же, от чего бы и нет? Он осторожно взял руку Жемчужинки в свою, а второй обнял за талию, чем еще больше смутил подругу: — Т-ты что делаешь?.. — Ну, тебя ведь не приглашали на танцы, — вполголоса произнес сержант, осторожно покачивая немку в медленном и простом танце. — Зато теперь, у меня есть чудная возможность показать тебе как это. — Но я же не умею, — пробормотала Эстель, отчаянно стараясь не наступить на ноги мужчине. — Ничего, все бывает в первый раз, верно? Девушка только что-то промычала, смущенно краснея. Сержант был весьма осторожен, придерживая подругу и словно подстраиваясь под нее. Вскоре, Жемчужинка уже спокойно двигалась в такт, как и нужно. Пирсон, хмыкнув, шепнул: — Видишь, у тебя уже получается. — Это пока я тебе на ногу не наступлю, — буркнула немка, все еще следя глазами за своими ногами. Уильям хмыкнул: — Посмотри на меня. Вздохнув, девушка подняла глаза на друга, глянув в глаза ему. Сержант чуть улыбнулся: — Вот так… Не думай ни о чем. Пусть наступишь, я не сахарный, не растаю. — Непривычно, что вы так мягки, сержант Уильям Пирсон, — пробормотала, глядя на него Эстель, но, не отводя взгляд. — Могу себе позволить, — беззлобно огрызнулся мужчина, продолжая медленно кружить подругу в вальсе. Немка смущенно улыбнулась, а Пирсон осторожно отступил на шаг и помогая немке выполнить поворот вокруг себя, а после, резко подошел обратно, прижав девушку к себе за талию. Эстель смотрела на Уильяма, глаза в глаза, ощущая неловкость и скованность. Снова сердце ринулось в пляс, хотя она уже вроде успокоилась после испуга. Пирсон осторожно позволил, с молчаливого согласия неожиданной партнерши по танцам, продолжить их вальс. Немка уже увереннее двигалась, всецело доверившись сержанту, что безумно почесывало самолюбие мужчины. Он сам редко танцевал, последний раз, когда он пошел на танцы, был аж 11 лет назад. Но тогда партнерша у него была менее приятная, чем сейчас. Жемчужинка в его руках была совсем маленькой, едва доставала макушкой его подбородка. Уильяму грело сердце ее доверие, что она, такая маленькая, доверилась ему. Причем его абсолютно не волновало то, что Камиль была еще меньше по сравнению с Эстель. Пирсон как-то и перестал замечать других дам, когда в его жизни появилось это робкое чудо небесное. Но его нирвана долго не продлилась. Маленький рост и послужил тем, от чего она, все же, споткнулась, но благо, ее все еще удерживали руки Пирсона: — Осторожнее. Однако это была больная нога, и, зашипев, Эстель вывернулась из хватки мужчины, попутно отступая и произнося с грустью: — Я же говорила, я не танцовщица, — она села на стул, смущенно и стыдливо прикрыв руками лицо. Уильям чуть грустно глянул на подругу. Сколько же ей это вдалбливали, что она так не уверенна в своих силах? Сержант сел перед ней, и осторожно отнял ее руки от лица, попутно заправив ей прядку за ухо. Она посмотрела в ответ, заметив, как обомлел Уильям. Тот даже произнес на выдохе: — Вау… — Что «вау»?.. — Твои глаза — они прекрасны. Он, и правда, видел ее глаза впервые настолько близко. Цветом ее глаза были не обычного карего. Цвет был ближе к золотистому карему, куда светлее, чем у него. Сейчас он мог рассмотреть все прожилки на радужке ее глаза. Но отнюдь не цвет, и не форма так его привлекли. А что-то неосязаемое, что-то, что нельзя описать словами. Сам взгляд, движения ресниц, то, как слегка расширились ее зрачки. Сморгнув, сержант помотал головой, прогоняя наваждение. Эстель тихо произнесла, смущенно глядя в пол: — Спасибо за танец… Но как видишь… — Вижу, — прервал ее Уильям. — Я не слеп, и вижу, что у тебя хорошо получается. Жемчужинка вновь взглянула на него и впервые, увидела, что Пирсон… смущен? Обычно с его лица не сходила маска равнодушия или усмешка, но сейчас, мужчина действительно смущенно отвел взгляд в сторону, даже немного отвернувшись. Чтобы прервать повисшее неловкое молчание, он прочистил горло, пытаясь скорее себя немного успокоить от эмоций: — Уже поздно, эм… Пора бы и на боковую. — Как скажешь, — чуть усмехнулась девушка, не без восхищения увидев, как одним легким прыжком Пирсон залез на второй этаж кровати. Уже лежа под одеялом, мысли Эстель занимали воспоминания об ощущениях и эмоциях во время их танца. Ведь, казалось бы, он потанцевал с ней всего пару минут, а сколько от этого ощущений. И смущение, и душевное тепло, и куда более сильное и нежное чувство. Но главное, что он впервые показал перед ней свои эмоции. Это было куда дороже. Уже засыпая, немка чуть улыбнулась. Если танцы — это так приятно, то ей бы хотелось еще немного потанцевать вместе с сержантом. Утром, Пирсон проснулся относительно легко. Однако вчерашнее быстро вспомнилось, и мужчина даже немного улыбнулся, глядя в потолок. У него уже есть две вещи, которые он хотел бы воплотить в жизнь. Его обещание, и пригласить подругу на второй танец. Спустившись с кровати, он посмотрел на умиротворенную девушку, что еще сладко спада, положив под щеку ладошку. Волосы были взлохмачены — она не заплелась на ночь как обычно, и поэтому на лице ее лежали беспорядочные прядки. Не выдержав, наклонившись, сержант осторожно убрал пальцами пряди с лица подруги. Во сне, Жемчужинка поморщилась и, фыркнув, зарылась лицом в подушку, вызвав улыбку у Пирсона. Однако, раз встал, то нужно сделать зарядку и потихоньку собираться. Все же, второй день, сегодня намечаются какие-то переговоры по поводу дела. Поэтому он по привычке снял майку, отложив на стул, и принялся одну за другой разминать мышцы — сначала шею, потом плечи, руки, ну и так далее. Сама Эстель проснулась от того, что одна из прядок настойчиво щекотала ей ухо. Открыв глаза, она заметила сержанта, который потихоньку разминался. И что приятнее всего для ее глаз — без футболки. Девушка потянулась с легким стоном, промурлыкав: — Какая однако картина. Уильям хмыкнул, продолжая разминку, делая наклоны и «мельницу»: — И тебе доброе утро. Разбудил? — Не а, — зевнула девушка, садясь на кровати, опустив босые ноги на пол и растирая плечи руками. — Уф… холодно… Уильям ухмыльнулся, не поворачиваясь, когда выпрямился и поставил руки на бедра: — Согреть? — Да у меня тут и так, кхе-кхм, — осеклась немка, покраснев до кончиков ушей. Сержант лишь усмехнулся, продолжая зарядку: — Ого, какие откровения. Эстель сощурилась, хитро улыбнувшись: — То есть хочешь сказать, если бы я занималась перед тобой без майки, ты бы отреагировал по-другому? Это даже вышибло из колеи сержанта. Он вздрогнул, даже забыв, какое собственно делал упражнение. Эстель заливисто рассмеялась, а Уильям буркнул, начав заново: — Ты давай это, не отвлекай меня. Жемчужинка хитро хмыкнула, встав и обойдя мужчину, посмотрев ему в глаза: — А то что? Щекотать начнешь? Пирсон покраснел, пожалуй, впервые на памяти девушки. А было от чего краснеть — все же на ней была не широкая футболка, а майка на тонких бретельках, ее собственная, что подчеркивает, а не скрывает ее грудь. И сейчас Уильям красноречиво перевел трижды взгляд, с ее лица на декольте и обратно. Жемчужинка хмыкнула, победно улыбаясь и уперев руки в бока: — Ага? «У тебя неплохая фигура», да? И «ничего постыдного в твоей груди я не вижу», да? Пирсон смущено прочистил горло, стараясь не опускать глаза, а еще лучше, отвел взгляд в сторону, от греха подальше: — Тогда я этого не видел… Эстель подошла ближе, оттесняя мужчину к кровати, хотя внутри была готова сгореть от стыда на месте: — Так вот, сержант Уильям Пирсон, как видите, это реально проблема. Потому как я вижу, что глаза ваши явно не на моем лице. Ульям оступился и рухнул на кровать, а эта немка еще и добила его, усевшись ему на живот, опустив руки на плечи, от чего одна из бретелек лениво сползла: — Я всегда исполняю свои обещания сержант. Гулко сглотнув, Пирсон двумя пальцами вернул лямку на место, глубоко и прерывисто дыша. Он понимал, отлично осознавал, что для его подруги это просто игра, но вот сейчас это становилось опасным в первую очередь для нее. Ему стоило неимоверных усилий сдерживаться, поэтому он произнес, зажмурив глаза: — Эстелла Крюгер, если ты сейчас же с меня не слезешь, я за свои дальнейшие действия ответственности не несу! Жемчужинка, вместо ответа, наклонилась, и невесомо поцеловала сержанта в лоб, тихо произнося: — Ладно, не кипятись, побаловались и хватит. Она осторожно слезла, лишь по счастью не обратив внимания на очевидную «проблему» сержанта. А вот мужчина встал через силу. Пирсон кое-как поднялся — ноги были просто чугунными, да еще и тянуло таз. Он глубоко вдохнул, произнося: — Никогда так не делай. Эстель ему мягко улыбнулась, стоя в пол оборота к нему: — Зато ты впервые показал эмоции. Ну, кроме злости или равнодушия. Фыркнув, Уильям подошел и развернул к себе эту проказницу. Выдохнув, и опустив руки на плечи девушки, он произнес, глядя ей в глаза: — Эстелла Крюгер. Я в первую очередь мужчина. И такие игры со мной опасны для тебя. Никогда так больше не делай. Ни-ког-да. Немка кивнула, глядя ему в глаза, а Пирсон выдохнул еще раз: — Ладно, я пойду, умоюсь. А то вскипел с тобой, как чайник на плите, вертихвостка. Эстель, когда Уильям вышел, чуть улыбнулась, тихонько промурлыкав: — Ох, знал бы ты, мой дорой, что ты меня будоражишь не меньше, чем я тебя… Пирсон наскоро привел себя в порядок, умывшись, пока о себе вновь не напомнило последствие кокетства его подруги. Он болезненно застонал, присаживаясь, рыча тихо сквозь зубы: — Ох Эстель, еще парочка таких выкрутасов… Уильям про себя выругался, приводя и это безобразие в порядок. Благо, что он довольно быстро справился с возникшей «проблемкой» и скрыл, так сказать, «улики». Мужчина вновь умылся холодной водой, поднялся, вытирая лицо полотенцем и тяжело дыша. Даже руки подрагивали, а уж какие мысли в голове проносились, ужас. Странно, ведь он как-то обходился без этого четыре года, что ж сейчас как подросток в пубертате? Да какой там, даже в подростковом возрасте, у него подобного не было. А тут, видимо, матушка природа решила жахнуть сразу и за все. Ага. Главное вовремя — в 34 года. Более или менее приведя в порядок себя, оставалось лишь привести в порядок мысли. Когда разум стал ясным, он облокотился на умывальник, глядя на свое отражение. Теперь он понял и Ханса, и других парней, и почему Эстель постоянно прячет свои формы под его майками. Знай, он о ТАКИХ формах его подруги, давно бы спать спокойно не мог. Ну, собственно, теперь и не сможет. Да уж, не многие девушки могут похвастаться такими… Мячиками. Про себя Уильям даже подумал: «Черт, да ее груди по размеру больше бейсбольных мячей. Да какой там, мне руки не хватит обхватить!». Сержант сглотнул, глядя в зеркало, и пробормотал: — Если я сейчас не успокоюсь, то похерю все уже окончательно. Спокойно. Ты что, женской груди никогда не видел… У нее море других достоинств, не только внешних. Но помолчав, прикрыл глаза, даже немного усмехнувшись: — От вертихвостка. Да, отомстила, так отомстила. Кхм, надо бы поаккуратнее с это лисицей, а то ведь на прочность испытывает. Из-за спины раздался голос: — Ты про кого? Уильям повернулся к вошедшему Джозефу и усмехнулся: — Лучше не спрашивай. Тёрнер удивленно вскинул брови, доставая пенал и принадлежности для бритья: — Что Эстель опять натворила? Пока сержант стоял, прикрыв глаза, лейтенант умывался горячей водой, попутно все же уточнив: — Или это кто-то… другой? Уильям лишь кинул взгляд на усмехнувшегося Джозефа, пока тот расстегнув пенал, вытащил из него коробочку с кремом и помазок. Ну и пока он был занят кремом, фыркнул: — Да нет, это как раз Эстель. Ну а что натворила?.. Раздразнила, кокетка эдакая. — Это что-то новенькое, — пробормотал лейтенант, нанося помазком готовый крем на лицо. — Что, наша скромница, которая краснеет от любого неосторожного слова, взяла и?.. — Нет, не так, — Уильям провел рукой по своей щетине. — Она просто отомстила мне моей же монетой. — О как, — хмыкнул Тёрнер, осторожно сбривая волоски опасной бритвой. — И что она сделала такого, что ты тут стоишь и уже минут десять на себя смотришь? — Ох Джозеф, видел бы ты ее… Мячики. Тоже бы стоял и пялился в одну точку. Продефилировала в своей майке, понимаешь ли, а это не моя широкая майка. Все где надо подчеркнуто и обтянуто. Убрав лезвие от греха подальше Тернер, не выдержав, заржал как конь на пару с Уильямом. Мужчины обменялись даже колкостями на этот счет. А уже отсмеявшись, лейтенант легонько толкнул приятеля в плечо: — Ладно, главное, что все в порядке. Ты сам-то не хочешь привести лицо в порядок? А то оброс уже как ёж, хотя предпочитаешь убирать щетину сразу же. — Да тут такое дело, что думаю, брить, или не брить. Но сегодня побеждает лень, так что не брить, — хмыкнул Пирсон, и, хлопнув по плечу Тернера, удалился, закинув полотенце на плечо. Джозеф, миролюбиво улыбаясь, покачал головой, когда Уильям ушел, и, продолжая бриться, хмыкнул: — Надо же. Еще немного, и он вернется в состояние до Кассерина. Эстель, да ты просто умница. Придя в комнату, Уильям не обнаружил подруги, но Камиль, что проходила мимо с кофе, преспокойно сказала, что Эстель облюбовала для курения крышу. Руссо хмыкнула, глядя на сержанта: — Если вы продолжите тянуть mon ami, то вашу подругу… — Если ты продолжишь мне капать на мозги, mon cher, мое терпение лопнет, — огрызнулся сержант, уходя наверх. Француженка усмехнулась, покачав головой. Вот же упрямец, сам себе врет, как и Эстель. Пока Пирсон поднимался, услышал голоса. Как выяснилось, Эстель сидела на крыше вместе с Цуссманом и Айелло. Ребята курили, пили кофе и обсуждали бейсбол: — Ну вот смотри, смысл в чем, есть иннинги, как бы таймы, как в футболе, — рассказывал Айелло. — Команды имеют по три попытки, если трижды нападающий не отобьет мяч, будет Страйк-аут, и если их будет три, то команды поменяются. — Да, смысл в том, чтобы отбить мячик битой и пробежать четыре базы и вернуться «домой», тогда команда получает очко, — пояснял дальше Роберт. — А если мячик улетит за пределы поля? — это уже Жемчужинка. — Если мяч улетел за пределы поля, то будет хоум-ран, — ответил, выходя с кружкой кофе к компании, Пирсон. — Да-да, и тогда можно спокойно бежать на базу, так как мяч за пределами поля, — кивнул Цуссман, хотя был и удивлен тем, что сержант не разогнал их, а тоже решил подискутировать о бейсболе. Сев тоже на покрытие крыши, он произнес, поправляя волосы: — Поэтому всегда стараются отбить мяч за пределы поля. — А если скажем у обеих команд поровну очков? Они назначают новый матч и переигрывают до победного? Как в футболе? Девушка оглядела лица парней. Айелло усмехнулся, выдыхая сигаретный дым: — Не-а, будут играть до победного иннинга, один раз вот, помню, наша университетская команда три часа играла. Пирсон хмыкнул, глядя на город: — Присмотрели себе поле для бейсбола? — Д-да нет, просто она спросила про бейсбол, — чуть стушевался Фрэнк, глядя на спокойного в кое-то веки сержанта. Уильям пожал плечами, отпивая кофе: — Что-то надвигается. Руссо со вчера гоняет своих парней в хвост и гриву. — Они вроде как взорвали сегодня утром три склада с продовольствием, — потер шею Цусс, тихо радуясь, что Пирсон его не дергает. — Тогда чего вы тут сидите? Ноги в руки и идите помогать. Или вам особое приглашение нужно, — вскинул бровь мужчина, глядя на парней. Айелло только еле уловимо фыркнул. Да, чего бы еще пришел сержант, если не подгонять их? — Долг зовет, — вздохнул Цуссман, вставая. — Ладно, мы тогда пойдем. Жемчужинка хмыкнула и произнесла: — Я более чем уверена, что это что-то важное. Идите, наверняка Камиль и для вас найдет работу. Когда оба скрылись за железной дверью, немка хмыкнула, подкуривая вторую сигарету: — Какой грубый способ сказать, чтобы оставили нас наедине. Или что-то и впрямь случилось? Пирсон сел с ней рядом, глядя на тяжелые свинцовые тучи над городом: — Нет, пока ничего. Но судя по тому, что Кроули, Тёрнер и Руссо не отлипают от стола с планами и ворошат бумаги, они явно задумали еще пару диверсий. Девушка усмехнулась, подняв руку и поправляя челку сержанту: — Если она последовала моему плану, это облегчит штурм Гарнизона. — А-а-а, так вот куда вы вчера ходили, — хмыкнул Пирсон, осторожно поймав руку подруги, пока те перебирала его пряди. — Значит, вылазка была успешной? — Ага, пробрались в телеграфный центр связи, взяли пару бумажек. Эм… А можно мне мою руку назад? — Нет, — нагло ухмыльнулся Уильям, все еще держа в своей ладони хрупкую девичью кисть. Фыркнув, немка докурила, затушила бычок, и освободившейся рукой дернула Пирсона на себя за цепочку его жетонов, от чего тот буквально оказался к ней нос к носу: — Сержант, будьте добры, отпустите мою руку. — А если я откажусь? — самодовольно ухмыльнулся Уильям. — А если откажешься, я тебя за нос укушу. Мужчина придвинулся чуть ближе, мгновенно вогнав подругу в краску: — Баш на баш. Ты больше не дергаешь меня за цепочку, а я отпускаю твою руку. — Отказываюсь, потому, как тогда ты только один раз что-то сделаешь, а я постоянно не буду это делать, — проворчала смущенно немка, даже перехватив жетоны покрепче. Уильям даже прикрыл глаза — девушка в угоду себе, прижалась лбом к его лбу. Осторожно сжав ладошку на звеньях, Жемчужинка пробормотала: — Ладно, тогда если отпустишь то я… — У меня идея получше, — произнес сержант, слегка сжав ладонь на руке Эстель. — И какая? — Ты отпускаешь цепочку, а я… Уильям улыбнувшись, перехватил осторожно руку Эстель, целуя изящные пальцы: — Целую вашу руку, мэм. Немка хмыкнула, разжав пальцы: — То есть, это ответ на мой вопрос? — А ответ на тот самый вопрос, как и условились, — хмыкнул Пирсон, вставая на ноги. — После освобождения Парижа. Весь остаток дня, Кроули, Вивиан, Тёрнер и Руссо постоянно обговаривали какие-то планы и вылазки с партизанами, а вот Пирсону было откровенно наплевать. Его пока не трогали, Камиль все что нужно ей уже узнала от Эстель, и пока что они были предоставлены сами себе. Однако, как оно и бывает, «Покой нам может только сниться». Вечером, Джозеф деликатно постучал в комнату к ним. Уильям, убедившись, что его прикорнувшая подруга не проснулась, вышел, и, шикнув на Тёрнера, закрыл за собой дверь. Отведя его подальше, он прорычал: — Что там? Почему мы сидим на жопе ровно и ждем чего-то? — У нас задание. Нужно пробраться за амуницией на склад Краутов. Идем вчетвером, Дэниелс, Руссо, ты и я. Собирайся и на выход. Мы с Дэниелсом пойдем по крышам, а ты и Руссо идете вдвоем внизу. Мы будем прикрывать вас. — А Эстель? — Нет, Руссо сказала, что пока что она может отдыхать. — Чудно. Не хочу ее будить. Джозеф кивнул, произнося: — Сегодня во главе операции ты и Руссо. Раз ты с Жемчужинкой пробрался в поезд и вас никто не заметил, ты должно быть запомнил ее методы. Именно поэтому идешь ты с ней. Пирсон хмыкнул: — О, какая честь. Ладно. Раз уж действуем по методам нашей подруги, то все что шумит, бляхи, фляги, лишние патроны, все оставляйте. Мы так же собирались на захват. А тут любой шум слышен за пару кварталов. Джозеф кивнул, и, хлопнув по плечу сержанта, пошел готовить группу, а Уильям, вернувшись в комнату, наспех написал записку для Жемчужинки, чтобы она не волновалась, когда проснется одна. Он спокойно оделся, и вновь, как и неделю назад, проверил наличие камушков и гильз. Благо, пара штучек еще с операции осталась. Для задания, такого количества вполне хватит. Подумав, он достал из ее рюкзачка пистолет Велрод, который она брала с собой. Раз нужна тишина, лучше этого у него нет. Дописав в записку постскриптум, он тихонько вышел, бесшумно закрыв за собой дверь. Уильям вышел первым в основную комнату, а вот ребята еще собирались. Партизан сегодня вечером в здании практически не было. Руссо почти всех отправила на разведку или задания. Хотя сама Камиль сидела на столе и невидящим взором смотрела в окно. Заметив Уильяма, та хмыкнула: — Сегодняшняя вылазка состоится благодаря вашей подруге. Если бы не ее хитрость, я бы даже не знала с чего начать. — Да уж. Та еще лисица, — фыркнул Пирсон, вставая у карты, развернутой на столе. Через минуту вышел Дэниелс, поправляя одежду, а за ним и Джозеф. Оба, и правда, избавились от всего шумного, оставив только винтовки с глушителями. Когда группа собралась у стола, Руссо пояснила суть их задания, показывая на карту города: — Нам предстоит поход на склад фрицев. Он находится здесь, по улице Араго. Мы должны достать оттуда одежду для нашей операции в Гарнизоне. Сержант, вы и я отправляемся вот сюда, по улице. Тёрнер и Дэниелс будут прикрывать. Пирсон кивнув, стоя с руками сложенными на груди. Он внимательно осмотрел карту. В свободное время, он как-то поинтересовался у Эстель, как она умудрялась уходить незамеченной в условиях города. Девушка ему рассказала тогда, что сверху, изучив город, она примерно знала места, где теоретически могут быть скопления врага. Она показала ему карту Мариньи, которая тогда у них была, и достала пенал. Единственное, что у нее осталось от прежней жизни. Внутри лежал медальон с фотографией ее матери, карандаши, ручки, транспортир, навигационная линейка и обычная линейка. Достав карандаш, она показала на карте места, где любят кучковаться любые солдаты из любой армии — площади, широкие улицы, большие тупики, и стратегические места. Дальше, она показала — узкие улочки, переулки, сквозные дома, мосты, дворы колодцы, все это места, где можно использовать хитрость или спрятаться в случае опасности. Пирсон выучил урок, и сейчас запоминал все такие возможные места. Он отметил на пути к цели четыре таких «стратегических места» — узкая улица с двумя сквозными пустующими домами, они были помечены синим на карте, двор колодец, небольшой мост над каналом и тупик, в котором тоже есть пустующий сквозной дом. Также, он взял Велрод Жемчужинки. Джозеф и Дэниелс, когда Руссо уже спускалась, услышали инструкции сержанта о подобных местах. Оценив на карте пометки, Тёрнер напряженно кивнул, а Рэд указал еще на три места уже на пути их с Джозефом. На том и порешили. Кивнув друг другу, тройка выдвинулась вслед за женщиной. Пробираться по улицам Парижа в темный час было не легко. Краутов тут было в достатке. Пирсон и Руссо крались по улицам, оставаясь как можно дольше в тени. Сержант увидел мельком движение на крыше — Дэниелс и Тёрнер крались по чердакам. Они шли в тишине, а вот Камиль присматривалась к сержанту. Когда они вновь пережидали патруль, она пробормотала: — И все же, вам бы не тянуть с вашей подругой. У нас, женщин, терпение не резиновое. — У меня тоже, — рыкнул Уильям, выглядывая. — Что ты прицепилась ко мне с… — Ох, ваши переглядывания разве что слепой не заметит, — огрызнулась Камиль. — Остальные, конечно, тактично молчат, но не замечать ваших взглядов и того, что вы к ней никого не подпускаете, уже становится проблематично. Объяснитесь с ней уже в чувствах, mon ami. — Я сам решу, что мне делать, — фыркнул Пирсон, выходя из укрытия. — И уж как-нибудь сам разберусь с Эстеллой. Камиль лишь покачала головой, вздыхая и продолжая путь уже молча. Упрямец. Вскоре, Руссо остановила жестом сержанта — вот и склад. Но на входе около пяти человек. Выдохнув, Уильям произнес: — Я сниму их. По моему сигналу идешь ты. Камиль напряженно кивнула и затаилась в небольшом проулке. Пирсон уже знал, как действовать. В его кармане до сих пор были камни, оставшиеся еще с операции по остановке поезда. Мужчина, не чураясь ничего, опустился на четвереньки и крадучись пробрался на другую сторону улицы. Как выяснилось еще в тот день, так двигаться можно очень тихо, особенно если на одежде нет ничего лишнего. А сегодня, Пирсон оставил в штабе практически все, за исключением пояса с карманами. Сев поудобнее и немного понаблюдав за нацистами, он вытащил камушек, и, прикинув, швырнул его в дальнюю сторону улицы. Звук получился отменный — камень отрикошетил от стены и прокатился по брусчатке. Немцы повскакивали с насиженных мест, вытащив свои МР-40. Пирсон уже видел такую реакцию — кто-то идет смотреть, остальные остаются. В этот раз ему повезло — сразу двое направились туда, откуда был шум. Еще одного Уильям, такой же шумовой приманкой направил в другой переулок. Дождавшись, когда вся группа рассосется на группки поменьше, он пристрелил двоих у входа. Потом того, кто пошел в переулок, и наконец, последних двух, которые, только было, хотели доложить, что ничего особенного. Осмотревшись, и не заметив никакой больше активности, он подал знак Руссо. Подошедшая француженка удивленно отметила: — Ваши навыки достойны похвалы mon ami. Эстель неплохо вас научила. Пирсон фыркнул: — Вы хотели по-тихому, я сделал. Ведите. — О том и речь. Мы на месте, сержант. Уильям огляделся, подмечая невзрачность помещения. Камиль тихонько шагнула вперед, открывая дверь. Когда они вошли, то нашли одного спящего краута. Молодой парень спал так крепко, что не услышал ни скрипа двери, ни двух людей, вошедших в помещение. Уильям решил, что лучше его пристрелить — долго ли ему проснутся и поднять тревогу? Приставив к его виску пистолет, сержант выстрелил, и рука не дрогнула. Успев поймать падающее тело за шиворот, сержант произнес: — Когда будем уходить, трупы надо будет спрятать. Перебирающая вещи Камиль, только кивнула. Уильям сам прогулялся вдоль рядов и увидел, что на одной полке лежат разные ценности, вроде подвесок, колец и прочих ювелирных украшений. Тут были и золотые цепочки, кольца разных размеров и фасонов, браслеты, колье, драгоценные камни в шкатулках, серебряные украшения и посуда. Видимо все, что успели отобрать у людей крауты. Но одно украшение, заставило сердце сержанта пропустить удар — тонкое золотое колечко, украшенное горсткой алмазов и жемчужиной. Оно было настолько тонким и маленьким, что точно бы подошло его Жемчужинке. Пирсон вдруг вздрогнул — «его Жемчужинке»? Хотя… В виду всех событий, он и правда мог назвать девушку своей. Своей подругой, напарницей, своим соратником. Хотя подруга уже было не уместно, в свете событий двух прошедших дней. Она ему нравится, и он хочет видеть ее рядом с собой, в качестве своей девушки. Пожалуй именно сейчас он дозрел, для того, чтобы открыто признаться самому себе в том, что влюблен в нее. И теперь, остается только дождаться миссии в Гарнизоне, после которой он все непременно объяснится с ней в своих чувствах. И будь что будет. Немного помедлив, Уильям взял кольцо пальцами, намереваясь получше рассмотреть, а вслед за ним, с полки упала цепочка. Подумав, сержант взял и то и второе. Руссо, наблюдавшая за этим, произнесла с легкой улыбкой: — Вашей подруге оно будет к лицу. И мне приятнее думать, что это кольцо будет носить более достойный человек. Сержант немного смущенно отвел взгляд, а Камиль продолжила поиск подходящей формы. Она искала то, что на ней и Кроули будет выглядеть с иголочки. Он стоя рассматривал колечко. Оно было тонким, изящным, жемчужина в его центре имела почти такой же цвет, как и волосы Эстель. Глядя на него, сержант подумал, что подобное кольцо идеально для предложения руки и сердца. Хотя с этим он пока торопится. Если все будет хорошо, он обязательно встанет перед Эстеллой на колено и сделает предложение. Чуть хмыкнув, он, повесив кольцо на цепочку, отправил в нагрудный карман оба украшения. А пока Камиль была занята, Пирсон прогуливался дальше по складу, высматривая и врагов, и еще что–то. Практической ценности для него ничего в этой комнате не было. Украшения другие его не привлекли, а ценных бумаг тут не хранилось. Оружие тоже его не интересовало, как и форма. Хотя больше смутило то, что тут сразу хранят и гранаты и патроны. По технике безопасности, взрывчатые вещества полагается хранить как минимум в 25 метрах от жилых помещений. Но это же крауты, что с них взять? А пока он бродил меж полками, Руссо уже нашла нужные вещи и, взяв, согласовавшись с документами еще нужные награды, шепнула: — Идемте сержант. Мы закончили. Трупы были успешно спрятаны, а группа ушла так же тихо, как появилась. Жемчужинка проснулась через полчаса, как Руссо с американцами ушли на свое задание. Она сонно приподнялась на локтях, оглядываясь в поисках сержанта, но Уильяма в комнате, естественно, не было. Тут, под рукой раздался треск сминаемой бумаги, от чего девушка резко села, и подняла руку, которой опиралась о перину. На покрывале лежала записка. Эстель удивленно подцепила ее пальцами и разгладила на коленях, вчитываясь. Рваный почерк сержанта она узнала бы из тысячи:

«Руссо выдернула меня и Джозефа на задание. Мы ушли за одеждой для операции. Когда вернемся, не знаю.

Твой Пирсон

P.S. Там тебе ребята из Маки парочку карманных книжек нашли, на немецком и французском.

P.P.S. взял твой пистолет Велрод»

Девушка чуть улыбнулась и, сложив записку, прижала к губам. Какая прелесть! Это так мило, оставить записку о том, что они ушли. Эстель заметила и книги. Карманные книги лежали на столе, тут были классические произведения мировой литературы — Три Мушкетера, Собор Парижской Богоматери, причем на немецком, Человек без Свойств, Граф Монте-Кристо и даже Джек Лондон — Лунная Долина. Кстати под корочкой последней лежала еще одна записка: «А это от меня. Пирсон». Жемчужинка умиленно улыбнулась, взяв и вторую записку. Надо будет сохранить их. Наклонившись, немка подтянула к себе рюкзак и достала оттуда свой пенал с письменными принадлежностями. Сложив записки, и подписав на них карандашом даты, она оставила эту дело на полу. А пока, она взяла самую интересную на ее взгляд, «Человек Без Свойств» и прилегла обратно, с наслаждением погружаясь в чтение. Пока она читала, время летело незаметно. А когда она подняла глаза на характерный громкий щелчок часов на столе, оказалось, что уже пролетело полтора часа и уже полночь. Эстель отложила книгу на живот, и прикрыла глаза, которые уже горели. Хотелось снова уснуть, но ее отвлек звук — послышались шаги. Хотя сама немка и не думала открывать глаза. Кто бы ни вошел, с места она не сдвинется. Но вместо ожидаемых партизан, в комнату вошел сержант. Немка мгновенно учуяла этот горький запах и характерные тяжелые шаги. Уильям, увидев, что его подруга явно просыпалась, заметил раскрытую книжку у нее на животе, которую придерживали аккуратные тонкие пальцы. Сев рядом, думая, что девушка спит, он аккуратно взял книгу, которая осталась у нее на животе, он отложил ее, заложив карандашом, поднятым с пола, страницу. Он долго смотрел на личико девчонки, размышляя о своем. Когда он отвернулся, и было хотел встать, его ладонь оплели холодные пальцы немки. Сержант дернулся и повернулся к спутнице. Не открывая глаз, она улыбнулась, а Пирсон, усмехнувшись, навис над ней: — Ах ты, хитрая лиса. Эстель улыбнулась чуть шире, демонстрируя зубки: — Да я такая, хитрая лисица. Ам! — Резко поднявшись, она обхватила сержанта за шею и упала обратно, утягивая мужчину за собой. Уильям впервые за долгое время весело рассмеялся, нависая над его подругой. Серебристый смех девушки сейчас, расслаблял его не хуже его виски. После задания он был немного не в кондиции, а сейчас смог немного расслабиться. Он смотрел на улыбающуюся подругу, ее искренняя улыбка, была дороже многого в этой бесконечной веренице военных действий. Убрав прядку с ее лба, сержант произнес улыбаясь: — Ну все, я съеден! Эстель в его руках была такой маленькой, что она спокойно могла спрятаться за ним. Сержант провел пальцами по щеке девушки, ощущая ее теплую, бархатную кожу под пальцами. Жемчужинка, чуть прикрыв глаза, лукаво улыбнулась: — Надеюсь, ты помнишь свое обещание, сержант? Уильям хмыкнул, проводя ладонью по щеке девушки: — Конечно помню, мисс лисичка. Эстель улыбнулась ему и прошептала: — Я тоже все помню. Перед Нотр-Дам. На следующий день, Камиль вызвала Жемчужинку на «серьезно поговорить». Пирсон удивленно проводил ничего не понимающую девушку взглядом. Однако его самого окликнул Тёрнер. Встав у стола, они обсуждали план нападения на гарнизон. Как распределить силы, кто и откуда выдвинется на позиции. Узнав о том, что Эстель отправляется с Кроули, Вивиан и Руссо, Пирсон тихо рыкнул. Ему совершенно не нравилась эта идея. Его Жемчужинка будет там, одна, в логове зверья, пока Руссо делает свое дело. Но Джозеф, заметив беспокойство сержанта, ободряюще произнес в полголоса, пока Кроули спорил с другим человеком из сопротивления: — С ней все будет хорошо. Эстель и Руссо разговаривали примерно час, и когда Эстель вернулась в комнату, то тихонько села, и, прижала ко рту ладонь. Она была сильно напугана и подавлена. То, что предлагала Камиль, было сравнимо с попыткой самоубийства. Атаке в лоб. Сидя на кровати, она чуть затравленно взглянула в окно, но собравшись, глубоко вздохнула. Логическое мышление и холодный ум стали ее подводить, с появлением в ее жизни сержанта. Эстель нередко ловила себя на мысли, что при его присутствии, в животе появляется странное ощущение, от которого хочется постоянно улыбаться. Но сейчас, ей нужно отринуть все ненужные мысли и хорошенько подумать. Во-первых, ей нечего боятся. Здесь о ней почти никто не знает, и узнать не смогут. Бывшая рядовая, ефрейтор авиации, одна из тысяч точно таких же. Сгинувшая где-то там, за чертой фронта, куда эти штабные крысы никогда не сунут нос. Во-вторых, единственная примета — жемчужные волосы, легко замаскировать. Девушка даже не заметила, как в комнату вошел сержант. Но Эстель была так поглощена размышлениями и проработкой линии своего поведения, что она не отреагировала, ни когда Уильям позвал ее, ни даже тогда, когда мужчина слегка потряс за плечо. Только когда Пирсон сел перед ней, и взял ее руки в свои, она вздрогнула, и перевела взгляд на него. Сержант напряженно спросил: — В чем дело? Ты в порядке? Жемчужинка немного помолчав, пояснила — Камиль хочет, чтобы она пошла с ними. Форма уже есть, поддельные документы готовы, и отказаться она уже не может. Пирсон это тоже узнал. Он пытался отговорить от этой затеи Кроули, но майор был непреклонен. Он настаивал на навыках Эстель, и на том, что равной ей в скрытности и манере убеждения нет. Скрипя зубами, сержант был вынужден признать правоту Артура. Жемчужинка тем временем продолжила, объясняя, что в гарнизоне, ей придется играть в помощницу Шнайдер. Обычную секретаршу–стенографистку. Подняв глаза на Пирсона, девушка пробормотала: — Ничего… Я справлюсь! Ведь это мой долг. Уильям, вздохнув, ответил: — Они могут справиться и без тебя… Эстель упрямо мотнула головой: — Я смогу. Честное слово. Пирсон лишь фыркнул, садясь на кровать и задумчиво глядя на сцепленные в замок руки. Ему такая резкая смена планов была совсем не по душе. Да и страшно было за Эстель. Жемчужинка чуть улыбнулась, глядя на него, и сказала: — Я знаю, что французы очень любят вино и танцы… Интересно, будет ли что-то подобное, когда вы освободите Париж? — Мы. Мы освободим Париж, — упрямо произнес Пирсон, делая упор на «мы». — Прекрати делить нас и себя. Ты больше не краут. Ты одна из нас. Жемчужинка смущенно улыбнулась, опуская взгляд. Пирсон, подняв глаза на подругу, вдруг спросил: — Но если танцы все же будут, ты бы не хотела пойти со мной? Эстель покраснела, смущенно улыбнувшись: — Да, пойду. Только у меня нет платьев для танцев. — Но я же не сказал, что мы будем при всех танцевать. Так что, мне будет все равно, в военной ты форме или в платье. Девушка смущенно улыбнулась, отводя взгляд. Пирсон хмыкнул, но в голове сделал зарубку — если она согласна, то танцевать он с ней будет там, где нет посторонних глаз. Во-первых, чтобы ее не смущать, а во-вторых, чтобы сполна насладиться ее обществом. Собственно, у него уже было две задачи, которые он хотел выполнить. И вторая, пока что более реализуемая, чем первая. Наступил вечер пятницы, 25е число. Французы и американцы за прошедшие три дня усиленно готовились, планировали, тренировались с раннего утра и до поздней ночи. Три дня, Руссо и Эстель так же тренировались. Вернее сказать, тренировала Жемчужинка Камиль. Она учила ее, как говорить, ходить, даже как смотреть. Руссо иногда вечерами сидела в ступоре — так многому надо было научится, чтобы не вызвать подозрений. Эстель, первым делом, заставила Камиль научится гавкающей речи, вместо привычной. Научила и как держать себя, как сделать голос ниже, чтобы он звучал жестче. Объяснила, что любые любезности ей должны быть чужды, что нужно быть твердой как вольфрамовый стержень. Чтобы она, даже будучи простой военной атташе, научилась смотреть на рядовых свысока, а с ней, как с секретаршей обращаться грубо. Но к счастью, как Эстель быстро научилась английской речи, так и Камиль быстро освоилась в этой системе. Наступил день атаки. Естественно, все начали подготовку заранее, еще с полудня. Эстель, чтобы замаскировать свои волосы, попросила найти сажи. С ее помощью, она утемнила волосы, чтобы они перестали быть столь приметными. Вечер перед вылазкой выдался бурным. Руссо, непонятно через какие лазейки и неизвестно по какому блату достала тени, пудру, тушь и помаду. Пока мужчины переговаривались, девушки пошли переодеваться. Камиль наблюдала за невольной подругой. Немка кое-как смогла впихнуть себя в блузку, которую в итоге пришлось даже расстегнуть. Руссо тихо рассмеялась, подходя, и помогая: — Что же ты не сказала, Машерочка, что у тебя такая объемная грудь? — А что, не видно было? — проворчала Эстель, расправляя складки. — Нет, если честно, — улыбнулась Руссо, поправляя уже пиджак на подруге. — Уф… Тесновато, но пойдет, — Эстель проверила, насколько свободна ткань по рукам и плечам. — Теперь с вами будет сложнее, mon cher, ты — истинная немка. — Ну как бы да, — фыркнула, усмехнувшись, Жемчужинка. — Чистокровная, правда вот… Немного неправильно воспитанная. Камиль?.. — Да? — В Гарнизоне нам, скорее всего, придется разделиться. В одиночку, тебе будет проще. Но помни. Раз ты сказала, что Генрих ищет тебя, то узнает. Будь осторожна и не попадайся ему на глаза. — Постараюсь. В том и план, чтобы войти и выйти. — Я, наверное, останусь в холле. Мол, личная встреча, там секретарь не нужен. — Да, наверное, разделимся там. А встретимся?.. — У стен Гарнизона. Когда произойдет взрыв. — Отлично. Ну, мы готовы? Эстель рассмеялась, посмотрев на себя в зеркале, а после повернувшись к француженке: — Э нет, пока мы еще не готовы. Сейчас будем тебе лицо перекраивать. — Что?! Камиль фыркала, ворчала и морщилась, пока Жемчужинка помогла ей с макияжем. Эстель работала очень осторожно, но как художник. Благодаря фото Герды, ей, орудуя тонко с помощью пудры, теней и сажи, удалось буквально несколькими взмахами сделать лицо Руссо более суровым. Но ведь это не магия, так что пришлось потратить на макияж практически пятьдесят минут, с вычетом издержек, правок, и прочей шелухи. Ну а дальше были волосы. Девушка их взъерошила, причесала и немного придала объема за счет начеса нижней части, тем самым и немного укоротив. В совокупности, на все приготовления понадобилось целых два часа, все процедуры взъерошивания волос, макияж, особенно макияж, ну и само одевание. Когда Камиль вышла, некоторые от нее даже отшатнулись — работа Эстель была безупречной. Руссо выглядела практически точь-в-точь как на поддельном фото. Если исключить карие глаза и более длинные волосы. Сама Эстелла предпочла классический вид «мышка серая» — спрятать все выпуклости, заплести и убрать волосы, и быть как можно невзрачнее. Вот с выпуклостями пришлось попотеть. Камиль принесла ей бинты, и помогала утянуть грудь, только после этого немка, наконец, свободно смогла надеть блузку и пиджак. После, именно с волосами, ей понадобилась помощь. В этом помогала Руссо. Стоя со шпильками для волос, зажатыми в зубах, она сначала вычесала ее гриву, хорошенько разделила на отдельные пряди с помощью небольших резинок, и только потом сделала косу вокруг головы, фиксируя ее заколками. Получилось довольно мило. Еще раз припудрив всю прическу сажей, она придирчиво оглядела свой труд, вытирая руки тряпкой: — Хм, неплохо. И цвет менее заметный. Главное не трогай, чтобы не смахнуть. — Не планирую, — вздохнула немка, фиксируя на голове все той же пресловутой шпилькой пилотку. Все это время, пока девушки собирались, Уильям был как на иголках. Он думал, все искал момент, чтобы отдать кольцо своей подруге, но… Смущение и неуверенность останавливали его. Когда его подруга и Руссо вышли, он обомлел, глядя на великолепную фигуру Эстель, обтянутую хлопковой униформой. Руссо в последний раз о чем то перемолвилась с Кроули, а немка подошла к нему: — Ну?.. Как я выгляжу? — Великолепно, как и всегда, — вздохнул Пирсон, глядя на девушку. — Не бойся, все будет нормально. Хотя по виду самой немки так сказать было нельзя. Жемчужинка была жуть как напугана. Он в последний раз взглянул на лицо Эстель и чуть улыбнулся ей, прошептав практически беззвучно: «удачи!». Девушка лишь кивнула, но на ее лице буквально было написано беспокойство. Вивиан ждала в машине внизу. Пока они спускались, Кроули нервно теребил фуражку. Выйдя на улицу, Немка подняла глаза и произнесла: — Дождь начинается… Но остальные сохраняли напряженное молчание. Артур помог дамам сесть сзади, а сам сел спереди. Еще раз проверив, и перепроверив себя, свои документы и внешность, они тронулись. Начал накрапывать дождь, как и сказала Эстель. По крыше автомобиля застучали барабанной дробью капли. Немка сидела, еле дыша, а Руссо, дернув Вивиан, произнесла: — Езжай по длинному пути, якобы мы из-за черты города. — Да, да, — отозвалась Харрис, сворачивая на другую улицу. Руссо, взглянув на сидящую рядом Эстель, тихонько спросила: — Ты в порядке, mon ami? Девушка покусывала губы и нервно взглянула на Камиль, с нервов переходя на немецкий: — В порядке слишком неподходящее слово… Я ведь была среди них, мало ли, кто сейчас в Гарнизоне. Я служила в Люфтваффе, я была такой же, как они. Я ходила среди них, ела из их мисок, спала рядом с ними. Но я не стала для них своей. Пудель среди стаи волков. И хотя мне страшно до чертиков, сейчас мне выпал шанс исправить ошибку. И если понадобится, — девушка подняла взятый еще на базе пистолет. — Я перебью весь гарнизон. Руссо даже немного отсела, а Артур поежился — обычно эта немка разговаривала спокойно, ее голос переливался трелью, как горстка колокольчиков. Но сейчас, ее речь, с тихой и приятной, перешла на утробное рычание. Именно сейчас, ее говор был похож на рычание волка. Проведя какую-то часть пути в тишине, Камиль решилась все же спросить: — Я все еще не могу понять одного, почему ты не ушла в тыл, а идешь напролом бок обок с Американцами, словно танк через баррикады? Эстель пожала плечами: — Я ведь уже говорила, у меня есть Долг Жизни перед ними. Предал друг, спас враг, и карта перевернулась. В этом и есть причина. Вивиан согласно кивнула, хотя не удержалась и добавила: — Это точно, есть одна причина, вернее один. — Мсье Пирсон? — улыбнулась Камиль. — Да уж, сложно не заметить их воркования друг с другом. Жемчужинка густо покраснела и уже хотела волком выть — да что все прицепились с сержантом? Он ведь ее друг! Он пока не демонстрирует ей большего, чем дружеское отношение. Да, они условились ответить друг другу на вопрос, но ведь только тогда можно будет судить. Хотя, они обе были правы в одном — Уильям действительно привязан к ней, и даже иногда демонстрирует что-то вроде ревности. Но ведь и друзья могут ревновать друзей. Вивиан усмехнулась, глядя на смущенную девушку, останавливаясь у блокпоста. К их машине подошел молодой парень, наклонившись к водительнице: — Ваши документы, пожалуйста. Все четверо протянули ему корочки, а Эстель поерзала немного. Но ее смутило то, что немец слишком долго сверял бумаги. Солдат, проверявший документы взглянул в салон и, оценив людей, повернулся к товарищу, что-то ему говоря. Эстель толкнула в бок локтем Руссо и шепнула: — Рыкни на него. Пусть знает свое место. Когда немец вернулся, Камиль включила все накопленные навыки и прорычала, низким немного сиплым голосом: — Чего глаза вылупил? Долго я еще буду торчать здесь?! Пропускай нас, идиот чертов! — Простите фройляйн… Парень испуганно затараторил, и их пропустили мимо блок поста, махнув рукой, и перед ними отворили шлагбаум. Артур даже выдохнул, понимая, что взял с собой Эстель не зря. Жемчужинка знала свое дело. Пока они ехали дальше, немка тихо произнесла: — Интересно, звонят ли еще колокола Нотр-Дам? Камиль резко повернула голову к Эстель, что пялилась в окно на проносящиеся мимо дома. Откуда она может знать эту фразу? Это ведь, по сути, кодовая фраза партизан. Но немка выглядела рассеянной, и скорее всего, сказала эту фразу, имея в виду именно собор и его колокола. Руссо тяжко вздохнула, поведя плечами: — Нет, mon cher, давно уже не звонят. Уже три года не было слышно перезвона колоколов Нотр-Дам. — Я когда-то читала про Собор Парижской Богоматери и мечтала, что приеду в Париж, и услышу величественный перезвон его колоколов. Грохот Марии и переливания маленьких колокольчиков. Что поднимусь под самую крышу и окину взглядом весь город, — грустно протянула немка, понимая какое богатство отняли ее соотечественники у города. — Может после освобождения, я схожу туда и помолюсь за ваши души. — Главное, свечи за упокой, потом не ставить, — напряженно произнес Артур, глядя на дорогу. Харрис тоже вздохнула. Она и сама когда-то мечтала о подобном. Увидеть Париж во всей его красе, а не как сейчас, утыканного немецкими блокпостами, затюканного и темного. Оставался еще один блокпост на их пути, как девушка произнесла: — Повторите легенды. Моя-то простая, знай себе увивайся хвостиком да поддакивай, а вот вы двое, должны сыграть свои роли безупречно. Вытащив свои документы и заметки, Кроули и Денис остаток пути шептали себе под нос свои истории, подготовленные для проникновения. Сама Эстель положила свои документы в нагрудный карман, где им и положено быть. Вот и он, последний КПП у моста через Сену. А впереди возвышается величественной громадиной и сам Нотр-Дам. Немка окинула его взглядом, отмечая что собор цел и невредим. На КПП даже не стали их проверять, а просто глянули и махнули рукой, мол, проезжайте. И вот, они у цели. Оставалось всего пара метров. Руссо прошипела, доставая нож-ручку: — Скоро этот кошмар кончится. Кроули только кивнул. Он понимал, какую роль отводит им обеим. Повернувшись назад, он произнес: — Помни, тебе Руссо, нужен Карл Фишер. Ищи офицера в серой форме. Подкупить его стоило немалых сил, и это единственный наш шанс. Когда найдешь его, обменяй чемоданы, свой, на его. Будем надеяться, он раздобыл взрывчатку, чтобы снести ворота. — Не переживайте майор. — Увы, такова моя работа. Жемчужинка оглядев вход произнесла, доставая зонт: — Гестапо. Этого еще не хватало… Ладно, Камиль, сначала выйдет Артур, потом я, и как только я встану у дверцы, то я ее открою. Не ты, не Кроули, а я. Я твой секретарь. Подгоняй меня, кричи, ругайся. Помни роль. Кивнув, Кроули глубоко вдохнул, выдохнул и вышел из машины. Потом вышла Эстель, открывая зонт и мелко семеня, подошла к дверце, где сидела Руссо. Француженка приняла самый надменный вид, какой смогла. Если ее неожиданная подруга и правда знает свое дело, нужно следовать ее указаниям. Быть грубой так быть грубой. Чего не сделаешь ради победы? Выходя она взглянула на Эстель и кивнув, они втроем отправились ко входу. Вивиан успела сказать: — Когда завершите операцию, я буду ждать спереди от гарнизона. Удачи. Эстель стояла, как и положено секретарше — чуть сутулясь. Кроули и Руссо сделали вид, что обмениваются любезностями, а потом пошли к воротам–арке. Их встретил гестаповец. Сначала был Артур. Но его быстро пропустили, а вот с Камиль вышла заминка: — Ваши документы, фройляйн. И дайте ваш портфель для досмотра. Руссо вела себя молодцом, легкая надменность, осанка, все чему ее учила Жемчужинка. Пока ее документы и чемодан досматривали, Гестаповец посмотрел на лицо Руссо: — Но, я вас здесь ни разу не видел. Какова цель вашего визита? Камиль сымитировала раздраженный вздох, но на самом деле она немного нервничала: — Я приехала из Берлина, у меня документы от Герр Шпигеля для Полицайфюрера Генриха. И если вы не пошевелитесь, он их не получит в назначенный срок! Гестаповец еще немного посмотрел на нее, но кивнул, и портфель вернули: — Ваши документы в порядке, и портфель так же. Проходите, Фройляйн Шнайдер. Следующей на очереди была Эстель. Она нервно поправила прядку и протянула гестаповцу свое удостоверение. Мужчина долго рассматривал ее удостоверение, а после и ее саму. Немка скрипнула зубами — взгляд гестаповца красноречиво поднялся с ее ног вверх до груди. Он немного пошловато хмыкнул, протягивая ей корочку и с жадностью глядя на то, как она прячет удостоверение в нагрудный карман: — Хм. Да, Ваши документы в порядке. Проходите, фройляйн Грезе. Руссо в этот момент рявкнула, прямо как по учебнику отыгрывая роль сурового военного атташе: — Пошевеливайся Хельга! Не хватало еще тебя ждать! Эстель побежала за Руссо, когда она размашистым уверенным шагом направилась в здание. Они вдвоем не услышали тихие переговоры Гестаповца и солдат у входа: — Симпатичная у нее секретарша. Я бы даже сказал горячая. — И не говори. Может, пригласишь ее сегодня на кофе? В бильярдную. Немного зажжем вечерок. — Герци, не мели чуши. Судя по ее начальнице, эта зверюга Шнайдер меня порвет. Мужики рассмеялись. Немка стояла у двери, и произнесла совсем тихо, чтобы ее слышали лишь они двое: — Внутри есть подвал. Скорее всего, там квартируются гестаповцы. Надо будет и туда сходить. — Сходим. — Ты помнишь план? — Как по нотам. — Отлично, тогда вперед. — Удачи нам всем, — Произнес Артур, открывая дверь перед дамами. Кроули, напоследок кивнув обеим, вошел, и растворился в толпе. Руссо переглянулась с Эстель немного нервно. Девушка лишь еле заметно кивнула наверх. Что же, долг зовет. Руссо решила немного помаячить перед глазами у посетителей и офицеров в холле вместе с Эстель. Они зашли в пару кабинетов, получив свою порцию сантиментов. Эстель поспешно все строчила в блокнотик, ненужные даты, данные и прочие, чтобы идеально создать иллюзию своей работы. Камиль же важно расспрашивала о планах и перестановках, узнавая сведения и мысленно сверяя с имеющимися у партизан. Руссо держалась просто великолепно, чем порадовала Эстель. Камиль и сама радовалась, что у Американцев была бывшая немка. Ее уроки позволили ей получить порцию уважительных и даже немного испуганных взглядов. Значит все как надо. В итоге через минут двадцать, они едва заметно кивнули друг другу — пора начинать. Направившись в боковую часть холла, они там нашли одного из офицеров. Серая форма, но явно не тот что нужен. Хотя, это скорее прикрытия ради. Нужно было обосновать то, что сейчас Руссо уйдет, а Жемчужинка останется куковать в холле. Расспросив его о Фишере, Руссо получила ответ, что вроде бы тот спускался в подвал. А вот и наводка Эстель. Прямо таки удача, что странно в таком деле. Руссо кивнула, и, повернувшись к Эстель, произнесла, порыкивая: — Оставайся здесь Хельга. Когда выполним дела, ожидай меня на первом этаже. — Да, Фрау Шнайдер. Офицер, который сидел позади, немного улыбнулся Жемчужинке: — Вы можете пока провести время со мной, фройляйн Хельга. Девушка чуть сконфуженно улыбнулась и произнесла: — Раз у меня пока нет иных дел, то от чего бы и нет… Достав сигареты, она села рядом с ним закурив. Мужчина вел себя вполне галантно и оказался приятным собеседником. Они в основном беседовали о том, куда вернутся. Сам офицер, Людвиг, как оказалось из Мюнхена, и мечтал поскорее получить увольнительную, чтобы съездить домой и навестить семью. Эстель же поведала что она из Дрездена, рассказывая о матери. Какое–то время, Эстель беседовала с этим оберстом, и пока что, все было как нельзя идеально. Хотя вскоре беседа ушла и в русло делового общения. Людвиг рассказывал ей о недавних событиях, а она лишь кивала и иногда изумленно прикрывала пальцами рот, от «неподдельного» удивления. Он лишь качал головой, говоря, что партизаны рискуют. И что смирение не приносило бы им столько боли. А теперь за ними начнется настоящая охота. Жемчужинка в такие моменты про себя ухмылялась: «Дружочек, скоро ты и сам станешь объектом охоты». Однако, как все хорошее бывает, Оберста вызвали в оберпункт, а Жемчужинка осталась куковать одна. Она спокойно сидела на своем месте, глядя в окно, однако ее покой и спокойствие были бесцеремонно нарушены. К ней подошел тот самый гестаповец, что проверял ее документы у входа, и щелкнув каблуками, с заложенными за спиной руками он сально улыбнулся: — Извиняюсь, что вот так отвлекаю. Но может, вы были бы не прочь провести вечер в моей компании Фройляйн Грезе? — Почему бы и нет? Моя начальница ушла по делам, я пока свободна, но должна оставаться на первом этаже, по приказу Фрау Шнайдер. — Я верну вас, глазом моргнуть не успеете Фройляйн, — еще шире улыбнулся мужчина, от чего у немки поползли мурашки по спине. — У нас есть бильярдная на третьем этаже, оттуда сюда вы спуститесь в любой момент. — Ну… Почему бы и нет? Ладно, хорошо. — Вы не пожалеете Фройляйн, — мужчина усмехнулся с оскалом, а Жемчужинку внутри аж передернуло — настолько у него была прямолинейная ухмылка. Гестаповец подал ей руку, а Эстель подумала, принимая ее, что сейчас, любой немец вызывает у нее отвращение и стойкое желание выплеснуть содержимое желудка ему на форму. Спасали воспоминания о теплых руках Пирсона. Вспомнив сержанта, она про себя трижды повторила: «Я справлюсь Уильям». Гестаповец отвел ее в комнату на третьем этаже, как и говорил, где был бильярдный стол и уже около трех солдат. Парни удивленно посмотрели на девушку, а Гестаповец с широкой улыбкой представил им гостью. Оставив немку знакомиться, он отошел куда то. Мальчишки оказались обычными ефрейторами, так что они были куда сдержаннее в своих мыслях и речах, чем тот мужик. Их звали Дитрих, Герман и Хайнц. Однако тот гестаповец вернулся, с двумя чашками кофе и протянул одну из них Эстель: — Вот прошу, фройляйн. — Не хотите ли сыграть партию, Фрау Грезе? — спросил один из ребят, доставая треугольник и шары из луз. — Можно просто Хельга, Дитрих. Оу, ну даже не знаю, я никогда не играла в бильярд. — Да ладно вам, мы же не на приз играем, Хельга, — с легкой мольбой произнес Хайнц, протягивая ей кий. — Всего одну партию, а? — Ладно, ладно, уговорили, — улыбнулась с легким смешком девушка, даже немного умилившись такой поистине юношеской мольбе в голосе у ребят. Ладно, бильярд так бильярд. В целом, не смотря на то, что Жемчужинка находилась, словно в ловушке среди этих зверей, вечер проходил достаточно чинно. Парни играли и показывали ей как. Мальчишки радовались словно дети, когда ей удавалось забить шар в лузу. Но, однако, немка оставалась собранной, не смотря ни на что. И план на случай неожиданностей или поспешного отхода у нее был — якобы случайно опрокинуть на себя чашку кофе и под этим предлогом уйти в уборную. Прошла одна партия, за ней последовала и другая. Гестаповец все время норовил облапать ее, от чего девушка, неимоверными усилиями воли, оставалась, все также, весела и легка в общении. Хайнц и остальные же были куда приятнее. Если они и касались ее, то без похабного контекста — придерживали за талию, или помогали встать в нужную позицию для удара. Но этот Гестаповец все лез к ней, от чего в последней партии Эстель уже держалась Германа, только бы ее снова не трогали. Прошло минут 40, с того момента, как девушка оказалась в компании гестаповца и солдат. Она почти час уже, сжимая зубы, терпела «ненавязчивые» прикосновения оного, улыбалась и вела себя как того требует ситуация. Даже иногда флиртовала, вызывая одобрительные возгласы. Последняя партия уже вызвала азарт, и пока что, она выигрывала всего на пару шаров. Однако Жемчужинка чувствовала неладное и не прогадала. Эстель, пока ребята переговаривались в перерыве, заметила в окне соседнего корпуса Камиль и то… Как она кого-то бьет. Опаньки… Ну все, понеслась жара. Видимо Генрих все же ее поймал и узнал. Ладно, раз такое дело, придется импровизировать. Хотя парни и сами потащили ее вниз, говоря, что засиделись и пора бы и честь знать. Гестаповец все разглагольствовал о том, что не хотел бы отпускать Эстель, вернее Хельгу, и что не прочь бы еще немного поиграть с ней. Жемчужинка вежливо улыбалась, и сокрушалась, что столь приятный вечер, а уже пора уезжать. Хотя искренности в этих словах не было ни грамма. Эстель была сама себе противна — врать, да еще так нагло. Но тут нельзя иначе. В холле, пока они сидели с кофе, буквально через пять минут, прибежали еще трое из гестапо, говоря, что случилось ЧП. Действительно, тело то обнаружили поди уже. Гестаповец наспех распрощался с девушкой, не без намека на дальнейшее продолжение вечера, и убежал вслед за своими. Эстель же напряглась — хоть бы Камиль успела провернуть все что надо, и не попасться. Жемчужинка бродила по первому этажу, и слышала то тут, то там, что, произошло убийство. Но паники пока не было. Немка зашла в уборную и достав маникюрные ножницы, разрезала бинты, что стягивали грудь. Морщась, она растерла кожу, выбрасывая бинты и поправляя одежду. Пистолет надо было тоже спрятать, и потому, его она припрятала за подвязку чулок на внутренней части бедра, у самого сокровенного. Уж туда точно не полезут проверять. Когда она вышла, и вернулась на свое место, уже во всю по этажам носились Гестаповцы, опрашивая документы и осматривая людей. Девушка цедила кофе, держа ноги, максимально тесно друг к дружке, и высматривая Кроули или Руссо, но они, видимо, почуяв жаренное, скрылись дальше исполнять задуманное. Однако Гестапо не обошли стороной и ее саму. Подошедший мужчина вежливо попросил его проследовать за ним. Пока они шли, девушка спросила, превосходно имитируя дрожь в голосе: — Ч-что происходит? Все на ушах стоят… — Произошло убийство, Фройляйн Грезе. — Что?! Убийство?! Господи… Гестаповец был вынужден подхватить «потерявшую» сознание немку. Переглянувшись с напарником, они вынужденно отнесли ее в какой-то из кабинетов и дали нашатырный спирт, чтобы привести ее в чувство. Второй прощупал пульс у запястья и помог ей сесть. Они обеспокоенно осведомились о ее самочувствии и когда девушка, рассеяно, пробормотала, что вроде бы в порядке, они выдохнули. Первый куда-то убежал, а второй еще подождал, пока она оправится от обморока. Она протянула по просьбе документ, сидя и растеряно глядя на них, имитируя, что еще до конца не пришла в себя. Гестаповец сверил ее документы, а девушка вывернула карманы. Радовало, что лично проверять ее не полезли, так что Вэлрод был в безопасности и вне поля видимости. Все что у нее сейчас в карманах с собой было, эта небольшая горстка конфет, и перьевая авторучка. К своему товарищу присоединился второй, вернувшийся с чашкой. Осмотрев все предметы, он даже пошутил: — Ну, ничего особенно криминального нет. Фройляйн Грезе, ваша начальница исчезла, а Герр Генрих был найден убитым в своем кабинете. Вы знаете, что могло произойти? Да уж, видимо Руссо таки отомстила. Девушка, ахнув, приложила руку ко рту: — Что? Боже, как это могло произойти? Вы уверены, что она исчезла? Ой, горюшко, горе, злосчастье, что же мне теперь делать?! Эстель мастерски отыгрывала истерику. Да уж, пришлось даже театрально пустить слезу. Один из солдат даже немного растерялся и, взяв за руку девушку, произнес: — Прошу вас фройляйн успокойтесь, вы вне подозрений — все свидетели видели вас на первом этаже, а Герр Кубельман сказал, что в предполагаемый момент убийства вы были с ним и парнями Дитрихом, Германом и Хайнцем. Но может, вы знаете, или замечали странное поведение Фрау Шнайдер? — Нет, нет, она была такой же, как всегда! Гестаповцы переглянулись, обдумывая как им быть теперь. С девушкой остался один из них, а второй убежал дальше. Чтобы немного успокоить секретаршу Шнайдер, второй даже налил ей стакан кофе, что принес его товарищ коньяка. Неприятное поило, но пришлось его выпить, продолжая игру. Эстель сдавленно пробормотала: — Боже, если об этом узнают в Берлине… Ответить Гестаповец не успел — раздался оглушительный взрыв, а южные и северные ворота были разнесены в щепки. Пирсон сидел за машиной, чуть позади него Дэниелс. Все силы американцев были рассредоточены по улицам. Тёрнер сидел за другой машиной в противоположном конце улицы. Цуссман, Айелло и Стайлз были так же кто где — за машинами, почтовыми коробками и газетными киосками. Американцы притаились. Сержант был как на иголках, но вида не подавал. Рэд поднял карманные часы, сверяя время, и прошептал: — Что–то не так. Опаздывают. Нужно выдвигаться. Но Уильям строго оборвал: — Нет. Не стреляй, пока ворота не будут взорваны. Будь наготове. Он и сам нервничал. Что-то явно пошло не по плану, но нужно собраться и быть готовым. Через пару мгновений, раздался взрыв, а набережную и прилегающий квартал осветило огненное облако. Даже отсюда, за квартал от гарнизона, взрыв был поистине оглушающим. Яркий столб пламени, сопровождавший взрыв поднялся аж до крыши здания. Немцы, стоявшие неподалеку, тут же растерялись, и, запаниковав, потеряли бдительность. Пирсон крикнул: — Вот наш сигнал! Вперед парни, без нас им гарнизон не удержать! Прорываясь вперед, и отстреливая немцев, Тёрнер рявкнул: — Быстрее! Крауты просто так не сдадутся! Улицы мгновенно, как по щелчку пальцев, охватил хаос боевых действий. Бойцы сопротивления забрасывали кубельвагены противника коктейлями Молотова, раздавались выстрелы, фрицы падали как подкошенные, а на них еще и напирали американцы. Американские солдаты побежали, вытесняя врага по улице, а немцы, коих было мало, были вынуждены бежать к мосту. С окон в них стреляли партизаны, а позади, солдаты США. Перестрелка была быстрой — немцы, не ожидавшие такого отпора, вынуждены были трусливо отступать к гарнизону. Пирсон наседал на бойцов: — Шевелитесь! Вперед, вперед! Когда они вышли на мост, сержант понял — легко им гарнизон не взять. Пулеметчики, которые охраняли гарнизон, поливали огнем людей из MG–35 и MG–42. Уцелевшие были вынуждены прятаться за разного рода укрытиями — за брошенными автомобилями и грузовиками, за парапетами и ящиками. Дэниелс даже умудрился вытащить из-под огня какого-то бедолагу. Но сейчас, у них была, пожалуй, одна из самых серьезных преград — с той стороны моста были пулеметные гнезда. Мост оказался далеко не самой легкой по захвату точкой. Сначала их добротно осыпала свинцом пехота, а за ней подтянулся и броневик — навстречу сопротивлению и силам американцев выехал SdKfz 251. Пирсон едва успел пригнуться, как пулеметчик открыл огонь. Тернер с парнями рассредоточился у барельефов моста, а вот пулеметчики и не думали прекращать огонь. Все разрешилось благодаря Рэду, который, к счастью, вовремя успел пристрелить пулеметчиков в броневике. Дальше взвод перебил снайперов второго этажа, тем самым расчистив подход, и ринулись к стенам гарнизона, к его южным воротам, а крауты бежали от стен цитадели. Когда ребята вошли во двор здания, многие пленные фрицы уже сдавались, но это был не конец. Кроули и Руссо, которых встретила группа, добивали оставшихся и не сдавшихся краутов во дворе здания. — Гарнизон почти чист! — крикнул Кроули, пристрелив последнего бегущего краута. — Нет, еще не все! — это уже была Камиль. Артур перезарядил автомат и добавил: — Фрицы так просто не сдадутся и скоро начнут контратаку! Нам нужно укрепится в гарнизоне, устроить линию обороны. Сержанта интересовал лишь один вопрос: — Где Эстелла? Руссо встала и произнесла: — В гарнизоне. Мы разделились, она где–то в северном коридоре, в здании. Я видела ее мельком, когда ее уводил Гестаповец. — Что?! Пирсон, оттолкнув Кроули, ринулся к зданию, а Тёрнер лишь придержал майора — действия сержанта не противоречили приказам. Уильям опасался самого худшего исхода. С Гестапо шутки плохи. А пока Кроули, Дэниелс и Цуссман зачищали северное крыло, с выходом на площадь, он выбил дверь у северных ворот, и, оказавшись в коридоре, тут же, встретился с гестаповцем. Солдат даже пикнуть не успел, как был пристрелен. Оглядываясь, Пирсон шел вперед. Присев у стены, он вслушивался, зная, что есть еще враги. Он прошел мимо двух кабинетов, даже не заглянув, и как оказалось зря. Уильям ощутил, что в его затылок уперлось холодное дуло. Сержант уже успел мысленно попрощаться с жизнью, перехватывая Томпсон для рывка и выстрела, как услышал за спиной знакомый голос: — Нехорошо вот так, пройти мимо всех комнат, и не осмотреть их на наличие врага, сержант. А если бы вышел другой солдат? Пирсон обернулся, и увидел свою Жемчужинку. Они с пару мгновений смотрели друг на друга, пока не услышали боевой рев — на них, словно разъяренный носорог несся один из солдат Гарнизона. Но Эстель, переведя взгляд на него, подняла руку, и пристрелила несущегося на них солдата: — Лежать псина. Сейчас она была перепугана до смерти — лишь взрыв спас ее от Гестаповцев, а сейчас, когда пришел сержант, ее начало попускать. Уильям поднялся и наконец, обнял девушку, желая убедиться лично в ее сохранности. Но она была цела и невредима. Ее руки обвились вокруг его шеи, и она шумно выдохнула: — У меня сейчас ноги от страха подкосятся… Гестаповцы ушли только когда прогремел взрыв, а я сама лишь сейчас пришла в себя… Пирсон лишь зарылся носом в локоны его подруги. Сажа с них уже почти сошла, хотя его мало волновала перспектива испачкаться. Он тихо произнес, не открывая глаз и не выпуская ее из рук: — Больше я тебя в подобные авантюры впутывать не позволю. Девушка, было, раскрыла рот, чтобы ответить, как послышался грохот и здание содрогнулось. Эстель в его руках даже немного сжалась, прижавшись к нему теснее. Но нет времени на сантименты, нужно действовать. Остался последний рывок до победы. Уильям отпустил ее и, взяв за руку, произнес: — Пора уходить. Наши бьются у гарнизона, началась контратака, мы должны помочь. — Не вопрос, — ответила Эстель, вытаскивая из-под полога у стены FG-42. — Идем. У меня уже давно руки чесались. Особенно после всех сальностей, что я вытерпела. — Что? — Гестаповцы. Один из них позвал меня в бильярдную, и там нагло лапал. Боже, как же хочется вымыться, — простонала с отвращением немка, поудобнее перехватываю ручной пулемет. Услышав о последнем, сержант от ярости зубами скрипнул. И ему было плевать, что это ревность. Он не хотел, чтобы эти гиены лапали его подругу. Она была и будет лишь его. Бой у стен, наверное, не забудет никто — летели как град коктейли Молотова, пули свистели над головами, партизаны дрались не хуже обезумевших львов. Эстель, вышедшая с Пирсоном из-за угла южных ворот, вскинула оружие. У стен кучковались солдаты рейха, которых больше волновал кто-то на втором этаже, откуда в них регулярно летели коктейли Молотова и град выстрелов. Она прицелилась, и умудрилась одной обоймой положить сразу 8 человек у парапета моста, которые были отвлечены. Однако оружие было для нее тяжеловато, так что остальной бой она проделывала вприсяди — с упором на колено ей было проще, но все равно вес оружия и его отдача довольно сильно сбивали ее меткость. Хотя, ее бой был не безрезультатен — скорострельность и калибр позволял ей в лоскуты рвать врага. На брусчатку летели ошметки плоти, и лужами растекалась кровь. Жемчужинка была скупа на сантименты, отстреливая врага. Сейчас она была в ярости и одновременно очень напугана. Стресс и страх позволял ей на время забыться, и сражаться как того требует ситуация. Рядом с сержантом ее неуверенность притуплялась, уступая место чистой ярости и злобе. После всех переговоров услышанных ей в Гарнизоне, о том сколько, где и как было убито, выслано в концлагеря или расстреляно, в ней всклокотала невиданная доселе ярость. Эти сволочи, сегодня, ощутят всю силу ее гнева. За боль, обиду, унижения, за все то, что с ней сделали и с другими невинными людьми. Присев у машины, она прорычала: — Ни один из вас сегодня не добежит до своей норы. Пирсон, шепнув совсем рядом с ушком девчонки, помнил о дне их встречи: — Так стреляй. И меться точно, черт тебя дери! Девушка чуть улыбнулась и произнесла, подстрелив еще двоих, после Уильяма: — Ну раз ты так заговорил, ты несешь меня до площади. Я ведь… аргх! — она едва успела попасть в голову бегущему огнеметчику. — Хромаю! Они с сержантом лихо скашивали наступающего волнами врага. Их поддерживали огнем партизаны, пришедшие с другой улицы. Их небольшая группа, человек в 30, смогла давать очень хороший отпор и одновременно зачищать фланг. Немцы пытались использовать Сену, но Эстель уже после первых трех фрицев держала на прицеле лестницу с набережной. В этом ей помогали подошедшие на помощь французы. Остальные, под командованием Уильяма работали на подход из-за Нотр-Дама. Однако недолго торжествовали парни. Эстель, словно в замедленной съемке, повернулась на характерный звук. Вперед выбежал гранатометчик. Он успел зарядить и выстрелить снаряд и только потом уже получил заслуженную пулю. Но он успел выстрелить. Во второй этаж попал снаряд панцершрека, оттуда успел спрыгнуть вниз Цусс, а следом, вывалился еле живой Дэниелс, оглушенный после попадания. Девушка хотела бы и побежать к другу на помощь, но выехал еще один броневик. Увидев, как пулеметчик на SdKfz 251 прицелился в Дэниелса, девушка успела отреагировать быстрее Пирсона, прогремела очередь, и фриц свалился на бок машины, окропляя бронированный корпус свежей алой кровью. Немка потеряла из виду Рэда, и уже успела знатно перепугаться, но через секунду, Рональд выстрелил из подобранного панцершрека, и бронемашина вспыхнула как спичка. Это послужило жирной точкой, и побежденный враг начал отступление. Немка выдохнула, и осела на землю прикрыв глаза и подставив лицо под капли дождя. Они смогли. Победа была безоговорочной. Немцы отступали. Они бежали, а город, стонавший от их оккупации несколько лет, яростно оказывал сопротивление, вытесняя врага. Реяли флаги и слышались радостные, надрывные крики победы. На площадь у Нотр-Дама, выбежал француз и, вскочив на ящики, махал флагом Франции, крича, что есть сил от радости о победе. Пирсон тоже выдохнул и опустился рядом с подругой. Девушка прошептала, не открывая глаз: — Кончено… Все кончено. — Победа, — так же устало протянул Уильям. Однако, наконец, пришел час и выполнить обещания. Сержант хмыкнув встал на ноги, и, подхватив девушку, которая успела немного вскрикнуть, отправился к месту встречи у ворот Гарнизона. Он почувствовал невероятный эмоциональный подъем после боя, хотя обычно, не чувствовал ничего, кроме опустошения. И была причина — наконец, вся операция Оверлорд закончена успехом. Они смогли отвоевать Париж. Эстель все же спрыгнула с его рук, посмеиваясь, и произнесла: — Секундочку, сержант. Я тут кое-что приметила в Гарнизоне. Она рысцой убежала обратно, заставив Пирсона недоуменно вздернуть бровь. Куда это ей понадобилось? Но вернувшаяся через три минуты, запыхавшаяся немка, потрясла бумажным пакетом: — Все… Уф… Нашла… Можем идти. Они вдвоем уже шагали к своим, вывернув из-за угла и обходя насыпи с мешками. Пока они шли, немка улыбаясь смотрела на то, как один из партизан радостно вопит и размахивает флагом Франции. Когда они подошли к Тёрнеру, Вивиан, Кроули и Руссо, те сияли широкими улыбками. Джозеф улыбнулся им обоим, хваля и их, и Дэниелса и Цуссмана: — Вы превосходно потрудились. Просто превосходно. Руссо радостно улыбалась и обняла Артура, а после, и Жемчужинку: — Справились! Мы справились! Кажется, даже сама француженка не верила, что Франция освобождена. Она приподнялась на носочках, обнимая Артура. Кроули широко улыбался, поглаживая по-дружески девушку по спине. У Камиль даже голос от радости подрагивал: — Де Голль с войском входит в город! Пирсон, отошедший в это время немного в сторонку, усмехнулся, защелкивая предохранитель на своем Томпсоне: — Похоже, мы все-таки отведаем икры и шампанского. Эстель, оглядев счастливые лица, и сама улыбалась. Она чуть улыбнулась сержанту, открыв пакет, и шепнула на ушко Тёрнеру: — Лейтенант, у вас есть зажигалка? Удивленный Джозеф, протянул ей необходимое. Девушка раздала по палочке этого нечто каждому из стоящих и произнесла: — Это надо отметить господа и дамы, согласны? Подпалив фитили, она велела поставить эти штуки на землю, ну или просто крепко держать на вытянутой руке фитилем вверх. Ребята переглянулись, но выполнили просьбу. Когда фитили догорели, в небо вырвались залпы фейерверка. Никто из стоящих не поставил фейерверк на землю, а стоял и смотрел вверх, как в небе взрывались красочные залпы. Вскоре, к ним присоединился и остальной город — небо вспыхнуло десятками фейерверков. Люди улыбались и кричали, кто-то раздобыл даже бенгальские огни. Люди были счастливы. Вивиан радостно произнесла, перекрикивая залпы салюта: — Ну вот, отличная новость, не так ли Кроули? Артур улыбался, и, наблюдая за красочными всполохами, произнес: — Назад пути нет! Франция вернула себе Париж! Пирсон лишь усмехнулся, ему хотелось бы и сказать, что это далеко не конец войны, но сейчас не было желания разрушать момент счастья людей. Эстель выкинула окончившийся заряд в лужу, на случай «запоздалого» старта, и отдала пакет людям на площади. В нем было еще около тридцати зарядов фейерверка. Естественно, радующиеся парижане обрадовались этому. А Эстель поманила к себе сержанта. Пирсон удивленно отошел с ней подальше, почти к углу здания, пока Тёрнер и компания стояли рядом друг с другом у ворот, обнявшись и наблюдая за залпами в небе. Девушка произнесла ему заговорщицки: — В здании у меня есть еще одно малюсенькое дело. Поможешь мне? — Смотря, что за дело, — ухмыльнулся мужчина, глядя на подругу. Но Эстель лишь взмахнула рукой: — Всего лишь хочу уничтожить пару ценных бумаг. На всякий случай. — Ладно, идем. В здании стояла поразительная пустота и тишина. Идя по коридорам, Жемчужинка хмыкнула: — Так тихо… Непривычно. Словно пару минут назад здесь и не было никого. — Как по мне, так даже лучше, — фыркнул Уильям. Они вдвоем поднялись на второй этаж, перешагивая через трупы, а после свернули налево. Нужная им комната склада канцелярии, была за закрытыми дверями. Но Пирсон, эффектным пинком отворил их и галантно поклонился даме, вытягивая руку: — Прошу мэм. Жемчужинка, улыбаясь, лишь закатила глаза, покачав головой: — Мужчины… Комнатка оказалась не просто в самом конце коридора, она еще и оказалась не заперта, что странно. Но когда они вошли в помещение, выяснилось, что пара шальных пуль с улицы перебила лампочки, поэтому помещение было в полумраке, освещенное лишь уличными фонарями. Эстель вздохнула, подходя к стеллажам и вынимая по папке бумаг. Девушка перебирала бумаги, поднося их к окнам, чтобы прочесть содержимое. Пара улетела в ведро, а еще парочку она разорвала и отправила туда же. Когда она перешла к шкафу у стены, рассматривая содержимое в свете ламп из коридора, она тихо произнесла, выкидывая очередную папку: — Скажите сержант, только честно. Я вам нравлюсь? Пирсон фыркнув, отнял у нее бумажки и, отшвырнув их, резко ударил рукой по стене возле ее головы, чем напугал немку. Жемчужинка вздрогнула и уперлась спиной к стенке, подумав, что переборщила, но мужчина, наклонившись к ней, прорычал, осторожно придерживая ее лицо за подбородок свободной рукой: — Безумно. Ты мне безумно нравишься. Эстель сглотнула, положив ладошки на плечи сержанта, а тот в свою очередь, прорычал, наклонившись ближе: — А теперь ответь мне ты, рядовой. А я тебе нравлюсь? — Да… Очень нравишься, — пробормотала немка, уже ощущая дыхание Уильяма. Несмотря на полумглу, царящую в этой комнатушке, оба смотрели прямо в глаза друг дружке. Хотя на деле казалось, что взгляды обоих устремлены вглубь душ, каждый хотел увидеть отклик на свои слова и действия. В глазах девушки, Уильям видел трепет, легкое волнение и все еще не отошедший страх, а вот Эстель видела в глазах Пирсона ликование и тепло. Какое бывает только тогда, когда видишь возлюбленного человека. Не передать это чувство, хотя есть одно слово, более или менее подходящее: «наконец то». Сержант произнес уже вполголоса, осторожно проводя пальцами по личику подруги: — Кажется, я дал тебе обещание. — Дал… Да… Пару дней назад, — сбивчиво промямлила немка, слегка сжимая в пальцах ткань его куртки. Уильям заметил, как немка перевела взгляд с его глаз на губы и обратно. Он шепнул, наклонившись к ней еще ближе: — А я держу свои обещания, Эстелла Крюгер. Выдохнул Пирсон буквально в губы подруги, и наконец, поцеловал, немного притягивая ее к себе. Девушка сжала пальцами его плечи, отвечая на поцелуй. Это уже был не тот поцелуй на поле, просто прикосновение губ. Сержант довольно напористо ее целовал, хоть и не без нежности. Эстель млела в руках мужчины, аккуратно и немного робко целуя его. Девушке чудилось, что ее ведет, как от алкоголя — разум услужливо помахал ей ручкой, улетев в радужные дали. Жемчужинка положила вторую руку на щеку Уильяма, с нежностью поглаживая большим пальцем его по щетине. Им обоим казалось, что мир перестал существовать, как и тогда, на поле. Все что она чувствовала — были губы сержанта, как кололась его щетина, его запах, как он осторожно поглаживает ее пальцем по щеке, всего его, словно ничего вокруг больше не было. Пирсон лишь ненадолго прервал поцелуй, с нежностью положив обе ладони на ее личико, мягко целуя ее щеки, носик и шею, но вскоре вновь вернувшись к ее губам. На самом деле, Уильям сейчас боролся сам с собой — сердце отплясывало чечетку, его слегка вело, а запах земляники от немки до боли дразнил нос. Пирсон даже немного прикусил пухлую губу девчонки, желая попробовать на вкус это создание, которое податливо отвечало на ласку в его руках и несмело ему вторило, сдаваясь, как проигравший победителю. Приподнявшись на носочках, Эстель обняла сержанта за шею, иногда зарываясь пальцами в короткие жесткие волосы мужчины. От поцелуя живот скручивало от волнения, по телу бегали мурашки, которые кололись будто электрические разряды. Уильям не был агрессивен, он девствовал очень мягко, неторопливо, растягивая каждый момент. Уильям нежно сминал губы Эстель, пробуя на вкус и откровенно наслаждаясь. У немки же даже немного сводило ноги. В один момент, Жемчужинка отчетливо почувствовала, что сержант очень осторожно, словно бы спрашивая разрешения, лизнул ее язык. От этого мимолетного действия, ей словно адреналин «дал под дых», а после ринулся вниз, скопившись в низу живота. Однако не сказать, что это было противно, скорее наоборот, волнительно. Никаких лишних вкусов, просто легкое прикосновение чужого теплого языка. Девушка и сама позволила себе подобное, так же действуя осторожно и с нежностью. Уильям после такого ответного действия приблизился чуть ближе, прижимая девушку к себе и осторожно обнимая. Было немного неудобно, все же она была гораздо ниже него. Он с выдохом разомкнул поцелуй, не отстраняясь, и шепнул, осторожно поглаживая по щекам девушку пальцами: — Эстель, мой маленький лисёнок… Будь моей. — Я и так твоя, сержант Уильям Пирсон…