***
Пока они собирались, Жемчужинка отлучилась на склад — сдать форму по пересчету. Она ее заполняла, ей было и отдавать. Сержант не волновался — у нее теперь новый, свой жетон, Дэвис о ней знает, сам вручил ей досье, что она уже сдала в общую бухгалтерию первой дивизии, у нее свой номер социального страхования, и даже есть запрос на ее гражданство. Все как нельзя хорошо. Бен и Скотт, с которыми она познакомилась, помогали ей с упаковкой и сбором вещей. Эстель же пересчитывала вещи, складывая сразу все комплектами. Парни шутили, переговариваясь, пока девушка складывала форму, и быстро умещая ее в ящики сразу стопками. С ее появлением, бардак в ящиках снабжения заметно сократился. Это касалось не только формы и оружия, она еще и помогала поварам, порхая и работая как пчелка. Когда брезент со всех временных складов был свернут рулонами, Эстель сама вызвалась его отнести. Да, ей бы снова предстояла встреча с Сетом, но теперь, она решила не опасаться его. А извиниться. Мужчина как раз хмуро загружал в грузовик палаточный брезент, как услышал за спиной голос девушки: — Привет Сет… Повернувшись, он увидел, как ее глаза чуть расширились. Немка же, виновато посмотрела на разбитую губу и ссадину на переносице солдата: — Я принесла брезент. — Бросай. Он был немногословен. После взбучки от Пирсона и разбора полетов с капелланом у него не было желания вновь разговаривать с этой девчонкой, чтобы снова не нарываться. Однако немка подошла и, положив тонкие пальцы на его руку, произнесла: — Извини, что тогда так вышло. Я не хотела, чтобы ты пострадал. — Я сам виноват, — фыркнул мужчина, отложив рулон брезента. Эстель вынула из своего рюкзачка маленькую стеклянную баночку и, зачерпнув пальцами мази, подняла руку, чтобы нанести это на лицо Сета. Естественно, тот немного ошалело перехватил ее руку за запястье: — Что это? Что ты там собралась мне на лицо мазать? Немка спокойно произнесла, подняв во второй руке бутылек: — Мазь от синяков и ссадин. Когда меня лупили в училище, эта мазь помогала рубцам и синякам быстрее заживать. — Тебя что? — удивленно поднял брови вояка, все же отпустив руку и позволяя немке нанести холодными пальцами мазь, пахнущую травами, себе на ссадины. — Лупили? Кто? Когда? — Я ведь не американка, Сет, а немка, — отозвалась девушка, мягко постучав его по лбу пальцем, чтобы не хмурился. — И не надо на меня так смотреть. Я была среди немцев всю свою жизнь. Мама определила меня в училище. Но… Там я попала в немилость. Не жаловали меня, а потом и вовсе стали травить… И бить. Сглотнув ком, она шмыгнула носом. Слез не было, но глаза противно защипало: — И где то года четыре назад меня стали бить. Я врала, что много падаю или что невнимательная. Тогда бабушка стала присылать мне эту мазь. Она и правда помогает… — Так вот чего ты такая шуганная, — чуть поморщился Сет, чувствуя, как саднит ранку на губе от прикосновений. — Хотя честно признаться, я был удивлен, что Пирсон за тебя так кидается. Словно пес с цепи. Жемчужинка тихо вздохнула: — Извини еще раз… Я не хотела, чтобы он тебя бил. Или чтобы вообще это произошло… — Я нарывался сам на драку, не надо тут сопли на кулак мотать, — поднял руку солдат, посмотрев на девушку чуть хмуро. — И я не жалею что огребся. Мозги хотя бы на место встали. — Глупости какие, — фыркнула девушка, помогая ему с ранкой на губе. — Не стоит лезть в драку, когда нервы и так ни к черту. — А что ты предлагаешь, бежать и жаловаться? Да и кто слушать будет? — фыркнул Сет, морщась. — Я могу. Многие приходят ко мне и выливают то, что накопилось, — произнесла немка, убирая руки и закручивая крышечку на банке. Солдат лишь фыркнул, а немка, чуть улыбнувшись, ему под сетку каски заправила цветочек ромашки, вызвав у него новую порцию ворчания: — А это еще что за хрень? — Подарок, тебе не нравится? — Мне?! Но глядя на искренние и полные почти детской наивности и надежды глаза девушки, рослый мужчина чуть стушевался: — Ну почему же… Нет, э-э-э… Очень… Симпатичненько, — с трудом выдавил он из себя, скрипя зубами. Глядя на искреннюю улыбку Эстель, Сет невольно сам смягчился: — Ну потрепались и за работу пора, ладненько? — Как скажешь, — усмехнулась девушка, погрузив самостоятельно брезент в грузовик. Вздохнув, тот и сам забросил парочку оставшихся рулонов, беззлобно проворчав: — Ромашка. Как у тебя это вообще выходит? К кому не сунешься, все тебя готовы чуть не на руках носить, а? Рассмеявшись, немка улыбнулась ему, уходя с заложенными за спиной руками: — Доброта и улыбка открывают путь даже к самым холодным сердцам. — И всего то? Бред. — Ну твое же открыла, — усмехнулась немка, и чуть пританцовывая ускакала дальше, оставив мужчину недоуменно глядеть ей вслед. — Мда… От же, ромашка. Фыркнул он, доставая сигареты, и раздумывая над ее словами. А ведь в чем-то правда. К доброму и улыбчивому человеку меньше всего хочется относиться плохо. Фыркнув, солдат закинул последний рулон и хмыкнул: — Ромашка, пхех… Ладно, твоя взяла. Побеседуем. Дэвис сегодня, пребывая в лагере, наблюдал за Эстель. Он давно заметил, примерно еще с Кана, что ей не нужен «пинок под зад» для работы. Она сама по себе была очень деятельной. Пожалуй, что ему не придется жалеть о ее принятии. В конце концов, не только ее сведения ценны. Ценно и то, что с ее появлением, сержант Пирсон стал куда спокойнее. Роджер уже несколько раз отметил изменения в его поведении. После Кассерина, сержант перестал быть тем человеком, которым он его знал. Однако, похоже, для него, эта немка стала другом. И не простым другом, а тем, кто помог ему осознать ошибки. В какой-то мере, Эстелла словно стала сестрой и другом полка. Да, человеку подлому и лживому не под силу таким стать. И рано или поздно, его нутро бы вскрылось. Но все равно. Пока он воочию не увидит и не узнает из отчетов лейтенанта об ее деяниях, не поверит. А в это время, Жемчужинка сдала форму со склада и провизию, проверила еще раз все и даже помогла с погрузкой. Сама вызывалась помогать, сама сортировала вещи снабжения. Но дела кончились, а вот задор нет. Так что, девушка пошла к Пересу и Коллинзу, и своими действиями, удивила бронетанковую колонну — проверила каждый танк, хотя, скорее тут уже была сила привычки. Она проверяла масло, где течет, катки, и даже насколько хорошо ходит башня. С одной стороны это была ее привычка как пилота — перед вылетом каждый летчик тоже так проверяет машину. А с другой — дикий интерес, в конце концов, она никогда не видела танк изнутри. А тут чудная возможность все пощупать, посмотреть и, конечно же, обнюхать. Перес усмехнулся, когда она присела, оглядывая катки его Шермана: — Вот он летчик в действии. Все нормально Жемчужинка, можешь не волноваться. — Знаешь, учитывая некоторые аспекты моего имени, меня иногда называют Тийя или Ти. А то Жемчужинка, как по мне, крупновато. Танкист фыркнул, натягивая на боку своего стального монстра трос: — Опять ты за свое? — Ну, до жемчуга я не дотягиваю, — улыбнулась девушка, доставая щуп и глядя на уровень масла. — В конце концов, я и плаваю то лишь по-собачьи. — Только не говори, что ты не умеешь плавать. — Умею, но плохо. На воде держусь и ладно, — фыркнула немка, оглядывая маслопроводы. — Может, хватит уже? Все вроде в порядке, — усмехнулся ей Огустин, похлопав по плечу. — Ты что, в каждый танк так залезла? Немка потрясла щупом, отправляя его обратно в бак и закручивая крышку: — Если бы я не сунула нос в танки, Огустин, то не обнаружилось бы что у парочки масла на донышке, — поднявшись, она отряхнула руки, которые были вымазаны в машинном масле. Тот с легким насмешливостью, иронично похлопал, улыбаясь. Коллинз, который как раз возился со своим командирским танком М4А3Е2, проворчал: — Да уж, хоть один ответственный человек нашелся. А ты что стоишь, обалдуй? Бегом заправляться! Это уже было адресовано молодому мехводу Шермана. Паренька как ветром сдуло. Эстель подошла уже к танку Коллинза, осматривая боевую машину: — Красавец! Что за модель, Джо? — Это М4А3Е2 Королевская Кобра, Цветочек, командирский, — чуть смягчился военачальник танковых войск, по отечески глядя на подругу. — Отличается от обычных Шерманов более толстой «шкурой». Немка обошла танк пару раз по кругу, осматривая каждый болт и трос на широких боках сурового боевого зверя. Да, этот бронированный монстр впечатлял. Но пора бы уже и к своим пойти — Джозеф уже собирал ребят из первого взвода. Когда все было готово к отправке, Эстель подбежала к своим. Пирсон усмехнулся, а Дэниелс, улыбаясь, сказал: — Видимо продуктивно поработала — у тебя на щеке масло. Жемчужинка достала зеркальце, которое у нее было еще с лагеря до операции с УСО, посмотрев на щеку. И правда, размашистый мазок черного машинного масла. Чуть выругавшись, по привычке, на немецком, девушка достала платок и стала стирать пятно. Ребята пошли садиться в грузовик, а сержант остался с подругой. Наблюдая за ней, он мягко забрал у нее платок и произнес: — Сейчас помогу, стой смирно. Обмакнув платок в виски, он мягко стал стирать оставшийся след на щеке подруги. Когда кожа была очищена, он улыбнулся девушке, мягко стукнул ее по носику пальцем, и пошел с ней к грузовикам. К ним едва успел Дэвид, который выдавал жетоны. Он усмехнулся, глядя на пополнение и забрал старый поддельный жетон: — Ну все, долой фальшивку, теперь у тебя есть официальный. Эстель улыбнулась, прикрывая пальцами губы, опустив смущенно взгляд, а сержант фыркнул. Да, официальный, и скоро, совсем скоро, она тоже станет его официально. Пусть только война поскорее кончится… Правда, уже через минуту, к парочке подошел Дэвис, пока они погружали последние ящики в грузовик. Полковник взглянул на немку и хмыкнул — она немного сжалась под его взглядом, стараясь невольно спрятаться за сержанта. Он кивнул Пирсону, а ей сказал: — Помните. Ни шагу назад. Эстель робко кивнула, а полковник обратился уже к Уильяму, перед тем как удалиться: — Пирсон, вы с рядовой поведете грузовик с оружием. Замыкаете колонну. Мы решили сделать перестановку, чтобы снабженческие грузовики ехали позади. Так как Тейлор и его рота остаются здесь, вы ведете. Отчет по прибытии. Сержант кивнул, отдавая честь, а потом повел немку к самому дальнему грузовику. Уильям фыркнул, убирая в карман флягу: — Опять перестановки. — Не кипятись, — улыбнулась девушка, складывая платок. — Я сбегаю к Жану, он просил перед выездом к нему заглянуть, ладно? — Ладно, беги, я пока оповещу Тёрнера. Пока Эстель убежала за чем-то там к своему французскому другу, Пирсон остановился у грузовика, в котором уже сидел Тёрнер и что-то проверял на планшете с бумагой. Пирсон звучно постучал по боковой перегородке, обращая на себя внимание лейтенанта: — Джозеф, мы в замыкающих, ведем грузовик с оружием, распоряжение Дэвиса. Тёрнер утвердительно качнул головой, не открывая взгляда от бумаг: — Да, он меня предупредил. По прибытию подойди, чтобы составить рапорт. Похоже, мы едем в Сен-Кантен. Запрыгнув и сев на краю кузова, Уильям окинул взглядом парней, которые шуточно боролись на лужайке. У них еще есть время, минут 20 так точно. Пусть себе валяют дурака, пока у него более или менее хорошее настроение. — Так ты не шутил, Уилл? Вздрогнув от голоса друга, сержант повернулся к нему: — Ты о чем? — Ты и Эстель? Ты не шутил? — Нет. Лейтенант усмехнулся, отдавая проходящему мимо капралу планшет и ручку: — Вот тебе и «на». А как же твой обет, Пирсон? — Ты теперь все мои заявления будешь мне припоминать? — чуть хмуро повернулся к другу Уильям. — Может, еще припомнишь наш спор на кафедре? Джозеф, ты вроде не маленький мальчик, чтобы подобной хренью заниматься. — Я младше тебя на три года, мне можно, — хмыкнул Тёрнер, улыбаясь и вспоминая слова Жемчужинки. — Да вы сговорились что ли? — вздернул брови сержант, довольно ощутимо стукнув кулаком в предплечье лейтенанта. — Сначала Эстель, теперь ты?! — Ай, — смеясь, Джозеф потер плечо и хмыкнув поставил «галочку» в воображаемом списке. — Проверить Уильяма — есть. Пирсон лишь закатил глаза — если уж Джозеф дурачится, то тут ничего не попишешь. — Уилл, расслабься в кое-то веки, а? — Не могу, и ты знаешь почему. Чуть улыбнувшись, Тёрнер произнес немного тише: — Тебе ли жаловаться, дружище? Пирсон хмыкнул, покачав головой: — Вроде лейтенант тут ты. Так почему, воспитательную работу выполняю я, а? Тёрнер тихо рассмеялся, оперевшись на каску друга: — Ты тоже лейтенант, Уилл. — Уже год, как нет, — тихонько вздохнул Пирсон, наблюдая за тем, как Цуссман повалил смеющегося Рональда в траву, и даже не обращая внимания на товарища, что опирался на него. — Ты можешь носить какие угодно нашивки, но ты — все тот же лейтенант, Уилл, — фыркнул Джозеф, похлопав того по плечу. Пирсон неопределенно хмыкнул в ответ. Может Тёрнер прав? И он не поменялся? Хотя изменения все же есть. Ну во-первых, каким бы он ни был в душе своей, он сейчас по рангу — сержант. И должен подчиняться Джозефу, как младший офицер. А во-вторых, ему было все еще страшновато командовать взводом. Раны еще не до конца затянулись. И наблюдая сейчас за весельем парней, Уильям решился сказать другу то, что давно терзает его душу: — Ты знаешь, почему я гавкаю на них? — Потому что думаешь, что их нужно держать в узде? — философски протянул Джозеф. — Нет… Потому что боюсь привязаться. Как к Дональду, Эрлу, Дэйву, Рону, Кевину, Дину, Тому. Я не хочу привязаться к этим мальчишкам. Тёрнер взглянул на друга, но взгляд Уильяма был отсутствующим. И Джозеф понимал, что потеряй Пирсон его, или Эстель, он станет еще хуже, чем есть. Да, Жемчужинка немного исправила положение, но лишь немного. Сержант просто перестал рявкать на всех, но он все так же холоден и отстранен. Исключение лишь его Эстелла. И вот это уже немного пугало. Пирсон же смотрел, как на отдалении, с его Лисёнком прощается Жан-Батист, Руссо, повара Пауль и Пьер, официанты Марсель, Арман и Рауль. Ребята вручили ей сверток, а Жан сложенный вдвое кусочек бумаги. Наверное, адрес, чтобы переписываться. Камиль тепло обняла немку, потрепав по волосам и, улыбнувшись, что-то сказала на прощание. Так же, мадам де Фоль пришла с ней попрощаться и на память вручила небольшие карманные часы, точную копию тех, что уже были у Уильяма. Она крепко обняла девушку, шепнув ей: «Пиши мне, моя хорошая, хоть распорядок дня, адрес внутри часов». Пирсон, кивнув скорее себе, пошел занимать грузовик. Пусть пока попрощается, а он хоть заведет машину и подумает немного о своем. Правда долго наслаждаться покоем ему не дали — в дверцу деликатно постучал Стайлз. — Сэр, у меня тут фотографии. — И? — Держите. Оказалось, что Дрю сфотографировал Эстель еще в лагере, до бронепоезда, а здесь, в Париже, распечатал фотографии и часть выслал почтой. А вот фото немки сделал для архива, копию же поменьше, отдал сержанту. На нем, немка стояла уже в форме США, сложив руки перед собой, в немного неловкой позе, и улыбалась. Сержант долго смотрел на карточку, чуть усмехаясь, а потом положил ее в нагрудный карман, к кольцу. Да, он все никак не находил в себе силы его преподнести девушке. Все же, не то время, чтобы дарить украшения. А теперь он и вовсе решил сделать с ним предложение. Но не сейчас. Не так и не здесь. Чуть вздохнув, с привычной маской буркнул: — Спасибо. Глядя на зазевавшегося фотографа, Пирсон прочистил горло, барабаня пальцами по корпусу грузовика: — Чего стоим? Кого ждем? Бегом занимать свое место! — Есть сэр! Дрю пронесся вихрем мимо удивленной девушки, а Эстель недоуменно поморщила носик, чуть хмурясь — несется как паровоз, чуть не снес ее. Вот, Жемчужинка запрыгнула в кабину, он кивнул ей, и произнес, запрокинув голову: — Ну все, ждем отмашки. — Уильям, ты не голоден? — тихо осведомилась его подруга, вызвав у сержанта легкую улыбку. –Пока нет, но спасибо за заботу, Лисёнок. После полудня поем, не переживай. Девушка пожала плечами, достав свою флягу, и отпила немного воды. Ждать долго, собственно, и не пришлось. Всего минут десять и все было готово. Раздался гудок ведущего грузовика, и колонна тронулась. Дорога предстояла долгая, и Эстель немного радовалась, что на прощание, Жан, Пауль и Пьер вручили ей небольшой набор продуктов в дорогу. Вкусные молочные оладьи, бутерброды и кусочек ее любимого сыра. Пока они ехали, девушка мурлыкала под нос какую-то песенку. Пирсон хмыкнул, глядя на нее. Дорога будет явно повеселее, когда он едет вместе с ней.***
— В сторону! Жемчужинка едва успела увернуться от гранаты. Да уж, под Брюсселем их определенно ждали. Они сейчас стояли недалеко от Нивеля, и тут их ждал отпор не хуже, чем в Париже перед гарнизоном. День за днем они прорывались дальше, но немка ощущала странное напряжение. Пирсон стал куда отстраненнее и жестче, как к ней, так и к отряду. Про их отношения с Джозефом вообще страшно говорить. Девушка пригнувшись, сидела в засаде у стены, в то время как парни вели отстрел. Из FG-42 ей еще было тяжело стрелять, поэтому, сегодня она была вооружена британской снайперской винтовкой Lee-Enfield, которую удалось найти в казармах фрицев. Однако от снайпера было мало толку в нынешней ситуации. Эстель сжав ствол винтовки, беспомощно посмотрела на товарищей. Пирсон был на другой стороне улицы, его часть команды зачищала небольшой проулок, она же, вместе с Тёрнером была на острие атаки, на главном и большом проспекте. От нее было бы мало толку, хоть за спиной у нее и был ее FG-42. Но сейчас, лейтенанту была нужна от нее помощь именно в качестве снайпера. Джозеф огляделся, и, заметив, что немцы кучкуются почти в квартале от них, рыкнул, обращаясь к ней: — Эстелла, дуй на башню, вон там. Поддержишь нас огнем. — Есть сэр. Несмотря на внешнее спокойствие, немка была в ужасе. С ней никого не отправят, это понятно — единица менее заметна, чем группа. Но это ужасно пугало — пойти в одиночку на башню правительственной ратуши, это вселяло в нее настоящий ужас. Неизвестно кто рядом, кого нет, и кто внутри. Но ослушаться лейтенанта? Когда ей только недавно дали шанс? Нет, не бывать этому. Пока ее братья по оружию бились с немцами, вытесняя их прочь от орудий, Жемчужинка стремглав неслась к ратуше. Может быть, это и к лучшему, что все внимание немцев на себя перетянули ее союзники. По пути ей попалась парочка, но они промчались мимо — их силы пытались удерживать улицу. А пока она бежала на позицию, ее товарищи были вынуждены отбиваться на земле. Со всех сторон на американцев обрушился град огня, солдаты только и успевали отстреливаться. Слышался вой ракетных залпов от базук и панцершреков, грохот от снарядов, свист и визжание пуль, треск стекла. Немка бежала к башне, постоянно оглядываясь по сторонам. Вот он, заветный вход и темнота здания ее поглотила. Внутри было тихо, даже несмотря на бойню снаружи. Девушка огляделась, держа в руках пистолет. Доставать сейчас пулемет не вариант. А с пистолетом хотя бы есть шанс. Однако здание покинули, все силы этой ставки сейчас обороняли главный проспект. Если до конца дня они вытеснят Краутов, то Нивель как и путь на Брюссель будет открыт. Эстель прекрасно знала, что тут последняя крупная ставка нацистов, и Брюссель полупуст. Заняв свою позицию, она оглядела в бинокль линию боя, в голове помечая цели. Как летчик она тоже всегда носила с собой бинокль, определяя превалирующие и малозначимые цели. Первостепенными в очереди на уничтожения всегда являлись флагманы — командиры. В авиации их легко можно было определить по большему удалению от основной группы, они всегда летят 7мы в очереди, если это британцы, 5мы, в случае с русскими, и 10мы в случае американцев и всегда чуть выше своих подопечных, ведь они — их глаза. На земле вычислить командование взвода легко — нашивки и шевроны выдадут даже обычного ефрейтора. Поэтому, первой жертвой пал Унтерштурмфюрер, который как раз, похоже, отдавал приказ. Его голова лопнула от пули 7,7 калибра как переспелый арбуз, разметав по брусчатке улицы его кровь, кости черепа и мозг. Но Жемчужинке было не до разглядывания его останков в оптику. Переключившись на другую цель, прогремел новый выстрел. Среди Краутов поднялась паника — где-то засел снайпер, а значит, они более не в безопасности. А неведомый стрелок продолжал убивать командиров! Девушка же продолжала убирать свои мишени по степени значимости. Она нарочно метилась в головы, не растягивая, чтобы забрать как можно больше душ. Они бежали, стараясь укрыться, американцы же наступали, вытесняя силы врага, но и немцы не были кроткого десятка. Джозеф на земле недоумевал, почему немцы наступают. Он видел, что его подопечная точно не сидит, сложа руки, но почему, черт подери, она отстреливает не всех подряд? Эстель же, начала потихоньку снимать ребят из здания напротив, расчищая путь сержанту и Дэниелсу. Сержант что–то кричал в рацию, но немке было не слышно на ее удалении. Немцы подтянули парочку пулеметов, и работали бесперебойно. Девушка пыталась отстреливать их наводчиков, однако как в случае с гидрой — на месте отрубленной головы вырастало две. Так и тут, едва она убивала одного солдата, на его место прибегали двое фрицев. Джозеф и ребята так же работали по выбегающим фрицам со стороны проспекта. Тёрнер, увидев, что фрицы отступают, передислоцировался с бойцами. Они продолжали наступление, а вот девушке пришлось менять свою позицию в спешке. Жемчужинка, которая на всех парах неслась к своему взводу, столкнулась нос к носу с Краутами. И в этот раз, они обратили на нее внимание. Благо, что на помощь пришли ее парни вместе с сержантом. Пирсон, заметил его подругу, и то, как на нее начали наступать немцы. Видимо они и стали причиной ее бегства с насиженной позиции. Он отреагировал быстрее взвода, начиная отстрел врага и перетягивая внимание на себя. Когда с небольшим отрядом фрицев было покончено, Уильям отправил своих ко взводу и рывком подняла подругу на ноги. Сержант прорычал, глядя на нее: — О чем ты думала, выбегая с позиции?! Кто тебя звал вниз?! — Н-но останься я там, от меня не было бы толку, — промямлила девушка, испуганно глядя на разъяренного Пирсона, который впервые поднял на нее голос. — Как бы я прикрывала вас оттуда, не видя ни врагов, ни взвод?.. — Если у тебя есть приказ, сидеть там, ты должна сидеть там! Эстель вздрогнула, чуть сжавшись от крика Пирсона, и пробормотала: — Да сержант… Я поняла… — Надеюсь, — рыкнул на нее мужчина, подцепляя за локоть и волоча ко взводу. На помощь американцам прибыли их танки, и более пехота не была обременена отстрелом так сильно. Жемчужинка забилась за спины друзей, поджав губы и молча. Айелло быстро приметил, что с ней что-то не так, как и Роберт. Да, в бою она обычно помалкивала, но не шла с таким видом, будто не прошли те два месяца со взводом. Она опять выглядела растеряно и напугано, что и не преминул тихонько спросить ее Цусс: — Эй, ты чего? — Он всегда такой? — рассеяно спросила немка, сжимая ремень винтовки. — Кто? — Сержант… — Смотря, что ты имеешь в виду под «такой», — отозвался Стайлз. — Он наорал на меня за смену позиции… — Чего? — удивленно глянул на подругу Рональд. — Но ведь это нормально, особенно учитывая, что мы тоже не сидели на месте. Немка лишь вздохнула, а ее товарищ Бриггс, тихонько усмехнулся, шагая рядом по левую руку: — Хех, душенька, не принимай так близко к сердцу. Покипит немного да остынет. — Он не кричал на меня… До сих пор, — потерла предплечье Эстель. Переглянувшись, Цусс протянул, неловко потирая шею: — Знаешь, мне кажется, в любой дружбе есть место ссорам, и он, наверное… Ну… Просто беспокоится о тебе как о друге. — Цусс, я это понимаю, но сейчас, он повел себя как совершенно чужой мне человек, — пояснила свою тревогу девушка, глядя на идущих впереди командиров. — Это не было проявлением заботы, он просто вызверился на меня. Чего никогда не делал. — Наверное, стоит переждать бурю, — философски подметил Айелло, поправляя свой пулемет Bren, чей ремень немного сполз. — Потом поговоришь с ним. Жемчужинка, остановившись, взглянула на друзей, пока мимо нее шли остальные. Что-то не вязалось в этом. Приказа оставаться там, на ратуше не было. Уильям просто нашел предлог. Но это не в его стиле. Но рассуждать об этом сейчас, не было времени и желания. Немка лишь поморщилась, хмуро буркнув: — Как по мне, этот конфликт высосан из пальца. Ему просто нужен был повод на кого-то наорать. Тихо вздохнув, она продолжила путь. Битва еще не окончена. Вечером, когда город был наконец взят, лагерь разбивать не стали, а просто расположились в более или менее уцелевших домах. Многие сегодня сидели на улицах с винтовками, у разожженных костров. В воздухе просто витало напряжение — люди готовились к возможной контратаке. Хотя, некоторым все же удалось поспать. Например, Рональд и Цуссман, они сразу же отправились на боковую, Дрю тоже дремал, устроившись в потрепанном кресле. Айелло дежурил у края дома, как и было велено. Лейтенант сразу же отдал приказ о дежурствах. Он велел нескольким людям попеременно выходить на патрулирование, помимо дежурств. Плюс, назначил парочку часовых. И среди патрульных первой очереди как раз был Пирсон. Он бродил в одиночку по периметру, и что удачно, остальные тоже его избегали. Эстелла решила поговорить об инциденте с Уильямом, поэтому и пошла за ним, когда тот пошел в патруль. Сержант вздрогнул и повернулся с оружием наизготовку, когда услышал за спиной шорох: — Стоять. — Уильям, это я… Пирсон фыркнул, глядя на подругу, но, все же, опуская «Томпсон». Его злость до сих пор не прошла. А злился он на ее необдуманный поступок. Страх за нее перерос в злость. Она будто специально нарывается на опасные ситуации, а ведь он не всегда будет рядом, чтобы помогать ей. Сейчас, он был меньше всего настроен на диалог. — Я хотела поговорить с тобой… — Нам не о чем говорить, Эстелла Крюгер. Ты нарушила приказ, — довольно холодно отозвался сержант, глядя на нее. — Прямого приказа оставаться на башне ратуши у меня не было, — возразила немка, стоя со скрещенными на груди руками. — Не веришь, спроси у Джозефа. — Снайпер не бежит сломя голову со своей позиции, — рыкнул Уильям, продолжая свой путь. — Я не снайпер, — упрямо возразила Жемчужинка, догоняя его и практически на бегу говоря — у Пирсона от злости вновь шаг за ее три. — Ах да, ты же у нас летчица. Оружия в руках не державшая. — К твоему сведению, я держала в руках оружие перед Гарнизоном, и тогда ты что-то был поприветливее! — Тогда ты не нарушала приказа. — Ах так? А как же твои слова? О том, что ты не позволишь меня впутывать в авантюры? — Это было до того как!.. Остановившись, Пирсон выдохнул, стараясь не орать еще громче. — Ну, ну, завершай мысль, — прищурилась девушка, хотя чувствовала, как в горле стоит ком от обиды. — До того как я стала для вас полноправным бойцом, да? — Да, — прорычал сержант, резко повернувшись к ней. — Сейчас ты в подчинении у меня, рядовой. И если у тебя есть приказ, будь добра, выполняй! — Да ты просто невыносим! Ведешь себя как… Как!.. — Договаривай, — сощурился Пирсон, довольно зло глядя на подругу. — Словно крикливый, злой сержант! — выплюнула немка, сжимая кулачки. — Довожу до твоего сведения, Эстелла, по душе тебе или нет, я и есть злой, сварливый и крикливый сержант! Рявкнул Уильям, глядя на подругу. Их, как оказалось, слышали другие двое патрульных, что вовсе не удивились крику Пирсона, а удивились тому, что он погавкался с этой девушкой, что вообще в отряде как божий одуванчик. А мужчина, заметив парочку невольных слушателей, гаркнул: — Марш патрулировать!!! Обоих словно ветром сдуло, а тот повернулся к девушке: — И, между прочим, дорогуша, я таким останусь навсегда! И особенная ты или нет, я не буду меняться ради тебя, рядовой! Эстель вздрогнула, глядя на разъяренного Пирсона. Почти все эмоции улетучились после этих слов мужчины, оставив лишь звенящую пустоту внутри. Сжавшись и прикрыв глаза, она тихо пробормотала, ощущая, как предательские слезы катятся по щекам: — А я изменилась ради тебя… Я рискнула всем ради тебя, поставила на кон свою жизнь, выбрав тебя… Видимо, я ошибалась. И все твои слова, что ты мне сказал, это все было лишь ошибкой… Шмыгнув носом, она вытерла со щек слезы и побрела обратно. Ей показалось, что ее сердце раскололось на мелкие кусочки, провалившись куда-то на самое дно, звеня осколками. За что он так, как он мог? Ведь они могли бы просто поговорить, и это недоразумение растаяло бы как дым, но он начал кричать на нее. Его слова больно ранили. И теперь, Эстель твердо решила — просто так, она ему подобного не спустит. Больше не позволит о себя вытирать ноги. От вида испуганной и разбитой возлюбленной, мужчина и сам ощутил, как сердце тисками сжало. А от ее слез ему вообще словно кипятком ошпарило внутренности. Опять он все портит своей несдержанностью. Ведь нужно было всего лишь объяснить ей свою позицию, всего-навсего сказать, о его страхе за нее. А что теперь? Наверняка так просто она его не простит, и будет права. Такие обидные слова не прощаются по щелчку. Уильям, глядя ей вслед, тихо вздохнул и, опустившись на обломки, закрыл лицо руками, пробормотав: — Просто чудесно Уильям Пирсон… Молодец, так держать… Вернувшись, девушка села прямо на тротуар у стены здания, закрыв лицо руками. Случившееся до сих пор не укладывалось в голове, хотя, обычно, она быстро и рационально составляла для себя картину произошедшего. Было очень обидно, что Уильям теперь рассматривает ее всего лишь как рядового. Если все так, то и после войны он не изменится. Над головой раздался голос Дрю, а после он сам сел рядом: — Ты чего ревешь? — Да так… Не хочу говорить… Фотограф вздохнул глядя на подругу, что украдкой вытирала слезы с щек. Видеть как человек, который верный и честный друг, и не на словах, который поддержит в трудную минуту, сам сломлен, было невыносимо. Приобняв ее за плечи, парень тихо произнес: — Видеть тебя такой просто ужасно. Если не хочешь, не говори, но все равно… — Дружба — это всегда нелегко, Дрю, — шмыгнула носом девушка, положив голову на плечо приятеля — Но я не думала, что Пирсон настолько тяжелый человек. Он сильно меня обидел… — Ну, я немного не уверен, однако считаю, что он перед тобой извинится. В конце концов, ты стала ему действительно другом, что немного ново, — тихо произнес Стайлз, и ему согласно «угукнул» подошедший Цуссман. Парень проснулся так и не успев поспать, дрема была слишком чуткой, от чего он вскочил от шороха, а за ним и Дэниелс. Поэтому услышав голоса друзей, они вышли и сели рядом с подругой, пока остальные продолжали нести патрулирование. К ним подошел и Фрэнк, услышавший их разговор. Переглянувшись с парнями, Айелло было начал: — Знаю, он кажется бессердечным, но он не всегда был таким. А Рональд подхватил, наслушавшись в свое время друзей: — Многие говорят, что были времена, когда он умел улыбаться. Немка лишь вздохнула. Он улыбался с ней, искренне. Но сейчас в его искренность ей было трудно поверить. — Но это было до того, как… — Роберт немного замялся, неуверенно глядя на друзей. — Как что? — делать вид, что она не знает о боли прошлого, что еще не угасла в душе Уильяма, было тяжело. Но может они откроют больше, чем он сам? — До Кассерина, — Джозеф оперся на здание плечом, глядя немного хмуро на пятерку. Он подошел бесшумно, но слышал слова ребят и то, что, похоже, Пирсон все-таки смог отпугнуть даже ту, кого полюбил. Естественно тайну их отношений с Эстель, он не раскроет ребятам. Но раскрыть личность Уильяма, пожалуй, стоит. — Вообще-то он не особенно любит об этом говорить, — осторожно произнес Стайлз, глядя на командира. Но Тёрнер возразил: — Что ж, если она хочет быть одной из нас, она имеет право знать. Немка же тихо произнесла, глядя на подошедшего лейтенанта, от чего к концу фразы ее голос совсем стих: — Ребят, я тоже слышала про Кассерин, окей? Я знаю, что там он потерял часть взвода, получил понижение и… И, потом он стал злобным, и теперь он вот такой… Джозеф чуть нахмурился, садясь на бетонный блок перед компанией: — Там он потерял не просто часть взвода, Жемчужинка. До того, как произошел тот день, Пирсон был отважным и добрым человеком. В нашем взводе завел множество друзей, и вырастил из них настоящих бойцов. Он гордился их победами, больше чем своими, и каждый говорил нам, что все будет хорошо. Он вел нас в будущее легкой, но твердой рукой. Однако Уильяму всегда и всего было мало. И его гордыня за парней, его ослепила. Когда произошла трагедия, я увидел мрак в его сердце, но не смог его остановить. Мы потеряли часть взвода, они оказались запертыми на перевале. Но он решил, что мы сможем вызволить парней, от чего хотел пойти в бой. Ему пришел приказ отступить, оставить парней и уходить, оставить всех тех, кого он искренне любил как друзей. Но разве он мог? И после поражения, он изменился. Вместе с погибшим взводом, в нем самом умерла добрая и светлая его часть. Тех ребят, что он когда-то любил, не стало, и он так и не смог вернуться в прежнее состояние. Никого он не подпускал к себе, так, как их, прежде… И после тоже… Парни видели, как тяжело дались воспоминания о том Тёрнеру, его взгляд даже на время потух, пока лейтенант не поднял медовые глаза на ребят, окинув их взглядом: — Выводы делайте сами, ребят. Каким его видеть. Глядя на Джозефа, Эстель тихо вздохнула. Значит и ее Уильям не подпустит так же близко. А это уже многое говорит о Пирсоне и об их будущем. Нужно немного утрясти мысли в голове. Встав, она пробормотала: — Пойду в дозор, с вашего позволения лейтенант… — Я пойду с тобой, — отозвался Тёрнер, тихонько указав ребятам жестом остаться. — Да-да, я ведь вечно влипаю в неприятности, — вздохнула немка, поправляя на плече пулемет. Пока они шли, девушка старалась не смотреть на командира. В голове все еще набатом отдавались слова сержанта, плюс, собственные сомнения и страхи. Спать она решила сегодня, да и завтра в кругу друзей. А не того, кто считает ее ни на что негодной неудачницей. Ему было удобно, лишь пока она была зависима от них. А теперь, когда у нее есть свой жетон и место среди них, Уильям будет с ней таким же, как и с другими. И все его слова о том, что лишь с ней он будет мягок, его обещание не кричать, все это, все это было враньем! Джозеф тихо спросил, перешагивая через обломки: — Так и будем в молчанку играть? Жемчужинка тихо фыркнула: — Простите, не хочу обсуждать это… — Эстель, ты не умеешь врать. Ты можешь сейчас сколько угодно отводить от меня глаза, но я вижу, что… Девушка лишь закатила глаза, уходя вперед. Однако лейтенант нагнал ее и произнес, глядя на подругу: — Так что же все-таки случилось? Не бойся, я не проболтаюсь. Не выдержав, Эстель заговорила почти скороговоркой, выливая накопленную обиду: — Он наорал на меня, сказал, что я вечно встреваю в неприятности ему на зло, что я нарушила приказ! Он просто нашел повод накричать, чего никогда раньше не делал! И все его слова, о дружбе, о… Эх… Может было бы лучше, если бы я осталась в той часовне? Чтобы я нашла свою судьбу там… Тёрнер мягко улыбнулся, пока они стояли над небольшим каналом, глядя в воду: — Осталась, не осталась, судьба, не судьба… Ты слишком много думаешь о том, что было, и о том, что будет. Прошлое — забыто, грядущее — закрыто, настоящее — даровано. Именно поэтому его и называют настоящим. Жемчужинка немного улыбнулась — ведь когда-то она сама сказала эти слова Джозефу, которого терзали мысли о прошлом. Сев на бетонный блок, она тихо произнесла: — Я благодарна тебе, за теплые слова. Но выходит, я его совсем не знаю. — И не надо знать его прежнего, — отозвался лейтенант, садясь рядом. — Ты уже изменила его, главное — не отступать. Покачав головой, немка тихо вздохнула, вслушиваясь в тишину: — Это не то… Просто… — Я знаю, поверь, — хмыкнул Тёрнер, улыбнувшись. — Я вижу несколько дальше своего носа. Но смысл не в том, чтобы перековывать из него новую личность. Нужно просто найти лазейку в этой. Даже в самой крепкой броне есть щель. — Боюсь, что он их заделывает, — тихо усмехнулась девушка, однако, через мгновение, напрягшись и постучав по плечу лейтенанта внешней стороной кисти, указала куда-то в темень. Беседу по душам пришлось отложить — в тени, под тусклым светом луны, пробежал силуэт. Джозеф кивнул подруге и жестом указал следовать. Они тихо крались за неведомым пришельцем по темноте, ведь сейчас все их силы были рассредоточены по квадрату, но патрульный бы дал о себе знать. Джозеф громко окрикнул незваного гостя: — Кто там?! Назовись! Однако тень замерла, сохраняя молчание. Эстель тихо шепнула, в напряжении сжимая в руках свой пулемет: — Может гражданский? — Посмотрим. Стреляй, если не ответит. Тёрнер и сам был порядком напряжен — гражданский или нет, пусть выходит на свет. Кто бы это ни был, свой, гражданский, чужой, в потемках шастать — значит открыто нарываться на неприятности. И ладно если это будет свой или гражданский. А вот если враг, то убить и не мешкать. Лейтенант повторил, выстрелив в воздух: — Предупреждаю, назовись! Однако тень, пригнувшись, дала деру, так и не ответив. Реакция обоих, и девушки и Тёрнера, была молниеносной на попытку побега — прогремело несколько выстрелов, и тень рухнула на более освещенном участке, между двух зданий. Переполошившиеся солдаты тут же повскакивали, прибежали с лампами, а Джозеф отдал приказ осмотреть труп. Жемчужинка равнодушно заметила даже в слабом свете масляной лампы, что это чужак. Серо-зеленая униформа, цилиндр газбака и MP-40. Она лишь тихо вздохнула, уходя обратно. Лазутчики редко ползают группами. Это был разведчик первой линии. Если он не вернется, то большего отряда не пришлют. Сев на бетонный обломок у одного из костров, она тихо произнесла, видя боковым зрением подошедшего лейтенанта и сержанта Беннета: — Это был лазутчик. Он должен был все выяснить, сколько нас, где мы стоим и так далее. После, он бы ушел. Но, через какое-то время, вернулась бы группа побольше. Они бы описали наше местоположение и наличие у нас тяжелой техники. А уже вслед за ними пришли бы основные силы. Этот не вернется, и они отступят — данных нет, рисковать не станут. Тернер кивнул и пошел обмозговать это с сержантами своего полка. Завтра великий день. Завтра, Бельгия освободится…***
За освобождением Брюсселя, последовала вереница похожих друг на дружку дней. Победа в столице Бельгии далась парням довольно легко. Немцы все еще не могли прийти в себя после их прорыва границы с Францией, и поражения в Париже. Так что американцы были на коне. Плюс, помимо них рядом с ними плечом к плечу сражались и британцы, канадцы и даже поляки. Но праздновать было попросту некогда. Весь сентябрь, день за днем, шли сражения за сражением. Каждый день приближал победу, каждая пуля несла в себе радостный ее отголосок. Американцы не ожидали, что освобождение страны вафель и шоколада будет столь легкой, но вот Жемчужинка понимала, что все, что встречали на своем пути ее нынешние соратники до этого — лишь цветочки. Самый кошмар начнется при подходе к рубежам Германии. А пока, под палой листвой, в дождь и солнце, они шли вперед. Сначала были битвы в северной части Бельгии, а после их повели на восток. Фрицы отступали, и вскоре, американцы и союзники уперлись в Линию Зигрфида. По сути, и линией то это было не назвать. Но все, же не стоило недооценивать врага. Американцам противостояли хорошо вооруженные отряды, которые, впрочем, будто и не пытались удержать захваченные территории. Все усугублялось при приближении к границам Германии. Вот за эти километры немцы готовы были глотки рвать. Однако до самой границы было еще далеко. Из-за ссоры с сержантом, Жемчужинка предпочитала теперь спать в общей палатке, избегала Пирсона и в целом практически с ним не разговаривала. На все попытки его завести разговор, она просто увиливала и уходила. Уильям и сам понимал, что сейчас она все еще обижена на него. Он сто раз успел за эти дни проклясть свой длинный язык, да и его отношения из-за этого с Тёрнером заметно ухудшились. Джозеф постоянно корил его, от чего ссоры между ними стали вспыхивать день ото дня все жарче. Пирсон решил для себя, во что бы то ни стало вернуть расположение его подруги и больше никогда и ни за что не обижать ее. Но это было легче сказать, чем сделать… Тишину вечера разрезал громкий выстрел. Эстель тренировалась в стрельбе, но выходило просто отвратительно. За неделю она ни на шаг не продвинулась, хотя не жалела сил в освоении оружия. Единственное что давалось ей относительно легко — стрельба из пистолета и снайперских винтовок. Однако треклятый FG-42 все никак не давался ей. Девушка предпочла его, хотя многие предлагали ей и M1 Garand, и M3A1, и прочие винтовки. Но немка уперто хотела освоить именно FG-42. Этот пулемет ей напоминал о лучшем дне в ее жизни, когда Уильям был еще не тем черствым сухарем, а ее сержантом. Конечно, он пытался извиниться, но это было скорее с подачи Джозефа. Да и обиду она еще не могла отпустить, хотя и было желание все бросить и наконец, помириться. Но гордыня не позволяла ей этого сделать. В конце концов, ее обижали так много и часто, что можно было хоть раз не бежать мириться, а заставить побегать за собой. Сет, в котором Эстель нашла неожиданного наставника, как то сказал ей, что он слишком мягкая. Вообще, они неплохо побеседовали после освобождения Брюсселя. Как выяснилось, Сет давно чувствует усталость, она не проходит ни после сна, ни после отдыха. Хроническая и тяжелая усталость, как он выразился: «словно даже кровь перестала течь во мне». Однако, как для многих парней во взводе, мистер Стэйн нашел в этой девушке неожиданную поддержку. Она годилась ему по возрасту в дочери, от чего, видя ее неуклюжесть и попытки быть на равных, Сет взял ее под крыло, в качестве ученицы. Хоть времени прошло и мало, и все же, Стэйн, как довольно жесткий, суровый, непрошибаемый, но стал для нее учителем и наставником. У них не было ничего в отношениях кроме отношения наставника и протеже. Он учил ее правильному маневрированию, гонял на зарядке и пробежках до схода седьмого пота. И никогда не давал опустить рук. Он твердил как мантру, наблюдая за ней: «Тот, кто хочет — найдет способ. А кто не хочет — отговорку. Еще раз!». Он заставлял ее учиться, как драться, как обращаться с холодным оружием. Всему тому, чему не было место в школе пилотов. А взамен, получал то, чего, наверное, не хватает любому одинокому человеку — поддержку. — Еще уже локти сведи, ага. Чтобы плечо себе выбить, — послышался за спиной немки суровый, чуть хрипловатый голос. Девушка поджала губы, чуть втянув голову в плечи. Стэйн обошел ее и ощутимыми тычками заставил ее развести локти, ударами внешней стороны кисти поднять основную руку, и принять упор локтем в торс вторую. Девушка только крепче стиснула зубы — у Сета довольно тяжелая рука, он неосознанно ставил ей синяки, даже простыми и легкими, с его точки зрения, объятиями. Но она уже давно усвоила от него простую истину — больше ноешь, меньше научишься. Все-таки, он стал ее обучать, пусть жестоко и в мужской манере, но правильно, строго и методично. И действенно. Мужчина, глядя на постановку немки, фыркнул, обходя ее. Во время этого обхода, Сет, двумя пинками под колени уронил ее на спину, и произнес, стоя на ней с заложенными за спиной руками: — И вот так ты собираешься стоять? С полутычка валишься. Встань в устойчивую позицию, ведущая нога у тебя правая, упор на нее, ноги в постановке широкого шага. Подъем. Еще раз. Встань так, чтобы я не мог тебя с ног сдвинуть. Так продолжалось и дальше. Эстель вставала, а Сет, пинками, вновь валил ее на землю. Но Жемчужинка все равно, упрямо вставала, принимая с каждый новым разом все более устойчивую позицию. И вот, пинок, но она даже не шелохнулась, а Стэйн кивнул: — Прекрасно. Запомни, постановка — наша альфа и омега. Иначе тебя снесет отдачей. Девушка кивнула. Этот старый вояка давно научил ее не чесать языком. Девиз в его обучении — «меньше болтать, больше слушать». И если он говорит, а не спрашивает, то следует держать рот на замке. Стэйн отнял у нее ручной пулемет и произнес, вставая напротив: — Итак, Ромашка. Прежде чем начнем практическое занятие, я научу тебя держать себя. На ногах ты держишься. А вот как с устойчивостью? Сет спокойно взял хрупкие ладошки в свои, сплетя пальцы, и ощутимо толкнул девушку назад, от себя. Жемчужинка была готова поклясться в этот момент, что у нее явно хрустнул каждый позвонок, под напором мужчины. Но благо, она удержала равновесие, и даже смогла удержать напор своего наставника, крепко уперевшись в него руками. Недаром он заставлял ее тренироваться дни и ночи, вынуждая каждый раз поднимать все больший вес. Ей как пилоту и так было не привыкать тягать тяжести, но, все же, ее размер и рост был в половину любого американца — даже самый низкий во взводе Цуссман возвышался над ней на добрые 15 сантиметров. Так что благодаря тяжелым тренировкам, был заметен приятный результат. Поэтому сержант, хмыкнув, произнес, оглядев результат: — Неплохо, Ромашка, стоишь крепко. Вручив ей ее пулемет, он указал на мишени: — Постановку я тебе показал. Встань в стойку, приклад к корпусу, вторую руку удерживай на цевье. Кивнув, Эстель выполнила все указания, на этот раз уже увереннее вскидывая ствол. Прогремела первая очередь. Одно попадание из 3. Сет остался недоволен. Из раза в раз, очередь за очередью он командовал: «Еще раз. Еще раз. Еще раз». Солнце уже практически исчезло за горизонтом, когда Стэйн, оглядев результат, произнес: — Все еще неудовлетворительно. Но ничего. Повторение мать учения. Продолжим завтра. Марш к себе. — Да сэр. Кивнув ей напоследок, и подождав пока девушка скроется в лагере, Сет подошел к мишеням, снимая лист с отметки в 50 метров. Хмыкнув, он произнес, говоря сам с собой: — Значит, ты у нас на дальних дистанциях лучше стреляешь, да, Ромашка? Что же, я знаю как извлечь из этого выгоду. Почти каждый день, последующие две недели, Сет продолжал ее тренировки. Как бы они не уставали, если было время, они тренировались. И Эстель даже делала успехи. Правда кучность стрельбы, все еще оставляла желать лучшего. Да, мазать она стала меньше, но ее все еще порядочно сбивала отдача, и прицельность стрельбы от этого страдала в первую очередь. Вот и сегодня, почти тот же результат. Стэйн перепробовал с ней много разных видов оружия. От пистолетов до снайперских винтовок. Лучше всего она ладила как раз с пистолетами и винтовками со скользящим затвором. Но автоматы, пулеметы и ПП ей не поддавались. Хотя мужчину, как наставника, не могли не восхищать упрямство и настойчивость его подопечной — как бы тяжело ей ни было, Жемчужинка, окрещенная им Ромашкой, продолжала упорно тренироваться. Час за часом, день за днем, стиснув зубы, она упражнялась под его началом. Терпела тычки, язвительные замечания, подколки. Сет иногда даже невольно начинал ей гордиться — с каждым разом, она стреляла лучше. Да, эти изменения были мизерными, но немка не сдавалась. Он, как бывший преподаватель, лишь понемногу улыбался, наблюдая за ней. Может именно этого ему так не хватало? Ученика, который будет слушать его, будет готов учиться? И пока что, эта девчонка была самым настойчивым его учеником. Эстелла училась у него всему и сразу, уделяя внимание всем дисциплинам, тренировалась, пока не затрещат кости, но никогда не опускала руки. Это не могло не радовать старого военного. Отпустив ее после очередной тренировки, Стэйн хмыкнул, сравнив две мишени — первый день и сегодня. Разница была огромной. Но все еще, все еще не идеально. Ну да ничего. Научится. Если не сдастся, то обязательно научится. Прибежав к палатке, Жемчужинка устало сбросила с плеч тяжелый пулемет, хотя позже, все равно подняла его и защелкнула предохранитель. Парни спокойно переговаривались, но заметив ее и манипуляции с оружием, Рональд улыбнулся: — Где ты пропадала? Ни слуху, ни духу, даже не ужинала. — Тренировалась в стрельбе, — ответила девушка, роясь в своем рюкзаке. — А есть как то и не хочется… — Может, все же сходишь к Тревису? Нехорошо совсем не есть, — произнес с зажатой в зубах спичкой Цусс, глядя на подругу. — На ночь есть — вредно, — улыбнулась немка, потрепав его по каштановым кудрям. — А я вот не отказался бы, — произнес с улыбкой Айелло, выдыхая сигаретный дым. — Жаль ты не можешь достать для нас еды здесь, как тогда, в те первые недели. — Бедняжка, ты вечно голодный, — чуть растроганно улыбнулась ему девушка, доставая из рюкзака флягу с водой и сверток, отдавая его парням. — Вот. Я все равно не голодная, а вы поешьте. Я взяла их еще в Брюсселе, так, на всякий случай, вот и сгодились. Как оказалось, в свертке ровно восемь тонких лепешек с сыром. Ребята, конечно, обрадовались, беря себе по две. Немка же рылась в своем рюкзаке. Незаметно, она отправила в карман свечу, записную книжку и карандаш. Выпрямившись, и захватив сигареты, она, было, шагнула на выход, однако Стайлз, заметив, что их подружка собирается уходить, удивленно спросил, поправляя на носу очки: — А ты куда? — А я покурить, — отозвалась Эстель и потрясла в пальцах портсигар. — Не люблю курить в помещениях, да и привычка. Не скучайте, мальчики. И скрылась за пологом, оставляя парней в легком удивлении — раньше она спокойно могла покурить и рядом с палаткой. Может что-то не так? Но сейчас лучше ее было не трогать. После ее ссоры с сержантом она была словно сама не своя, избегала общения, стала более молчаливая. Хотя лезть в это никто бы не решился. Рональд иногда удивлялся — Пирсон с ней подружился и сам же все разрушил. Он вновь вернулся в привычное состояние для всех парней взвода. И сейчас, многие мечтали втихушку о том, чтобы он помирился с подругой, и чтобы вновь, хоть на день, перестал орать. А Эстель отошла огромному, ветвистому тису, что рос на холме прямо у лагеря. Тут ей было, от чего-то, спокойнее, не было посторонних глаз, не было тех, кто будет мучить ее расспросами и так далее. Вынув свечу и поджигая ее, она устроилась поудобнее, закуривая, и принялась дальше строчить в блокноте стих, который в голове, впрочем, звучал как песня. Это уже давняя ее практика, смешивать услышанные мотивы, придумывать какой-нибудь стих и записывать получившиеся песни. Часть из них уже безвозвратно утеряна, часть — сожжена. А новый стих, она посвятила, как и три предыдущих, Уильяму. Как бы ни была сильна ее обида, любовь к нему была сильнее. Но пока, все его неуклюжие попытки лишь раздражали. Пусть извинится, и тогда, будет нормальный разговор. Дописывая последние строчки, девушка тихо вздохнула, глядя на опускающиеся сумерки — скорей бы все наладилось. Ведь уже конец октября, с момента их ссоры прошло уже три недели. И сколько еще продолжится, неизвестно. Иногда, в ее голову закрадывалась совсем печальная мысль — может он и не рассматривает ее всерьез? Но лишь ему решать, как все пойдет. Пока что, он даже не пытался извиниться, лишь начать разговор, будто ничего и не было. Эстель задула свечку, затягиваясь, и убрав в карман блокнотик с карандашом. Прочь эти мысли. Все образумится. Само собой, или она поможет. Все решит лишь Река Времен. Лишь ей все ведомо. Завтра будет новый день. Первое октября подкралось совершенно неожиданно. Казалось, вот, только что, были первые дни осени, а вот уже октябрь. Вскоре они перешагнут рубеж Германской границы. За это время отношения между Тёрнером и Пирсоном совершенно испортились, а между Жемчужинкой и ее друзьями — заметно окрепли. Айелло, который обычно был той еще язвой и занозой в заднице, проводил времени с подругой больше остальных, он тоже помогал в тренировках подруге. Сет, тренировавший Эстель, лишь хмыкнул, обучая теперь ее не только в стрельбе, но и начав уделять больше внимания тренировкам рукопашного боя. Немка была маленькой и юркой, но в физической силе сильно уступала. Да, она могла очень крепко врезать, благо удар Сет и Фрэнк ей поставили. Но этого мало, и в реальной драке, ей нужно научиться пользоваться своими преимуществами, а не полагаться на грубую силу. Поэтому тренировки теперь были больше ориентированы на рукопашную борьбу. Хотя и не обошлось без синяков. Обычно, в качестве спарринг партнера у девушки выступал сам Стэйн, и он не щадил немку. Один раз, когда Пирсон заметил синяки на шее и руках у девушки, он знатно потом вызверился на него, и даже после разъяснения Сетом ситуации, не угомонился, пока вояка спокойно ему не сказал: «Никто в драке ее жалеть не будет. Не зубы, заживет. Зато я и ты будем спокойны, что она сможет дать отпор». Но сегодня, ситуация изменилась. Айелло сам был порядком удивлен, когда Сет привел на тренировочное поле несколько парней. Он нарочно выбрал людей разной комплекции для своей ученицы, среди которых были и лейтенант, и сам сержант. Сегодня девушке предстояло драться с каждым, проверяя свои навыки. От самого хилого, до рослого и крепкого Уильяма. Первый бой дался ей довольно легко — невысокий и довольно худой Льюис просто рухнул от хорошей подсечки. Правила боя были просты — не применять грязных приемов, не отступать и бой длится до падения, если не нокаута. Далее был парень покрупнее — Арнольд. Он был хоть и не выше Льюиса, но более жилистый и юркий. В этот раз немке пришлось попотеть. Было не так-то просто попасть по постоянно перемещающейся цели. Один раз девушка получила довольно крепкий удар под дых, но использовала ситуацию себе в пользу — нанесла ответный удар снизу вверх, прямо в челюсть спарринг партнера. А потом ударом крепкой ноги отправить парня на землю. В этот раз у нее вышло повалить врага на землю уже не так быстро. Постепенно, бой за боем, она подходила к одному из решающих боев. Но это не сказка, и побед было у нее пока что поровну. Ребят крупнее просто не удавалось повалить. Джозеф, конечно, попотел в драке с ней, но опрокинул подругу хорошим ударом в плечо и подсечкой. Подав ей руку, он услышал за спиной насмешливый голос Сета: — Никогда, лейтенант, не делайте так. Мгновение, и сам Тёрнер оказался на земле рядом со смеющейся немкой. Улыбнувшись, лейтенант сам рассмеялся: — Хитрая лисица, подловила. — Будет тебе уроком, — хмыкнула девушка, вставая, и пожимая руку другу и командиру. На очереди был Уильям. Он был гораздо выше остальных, и куда сильнее. Немка, глядя на него, тихонько икнула — да куда там, если она не справилась с Джозефом, который и ниже, и послабее будет, то Пирсон ее с полутычка на лопатки положит. Сержант, глядя на подругу, тихо вздохнул — его разрывало на части. Он отчаянно не хотел, не желал сражаться с ней. А с другой стороны, надо. Ведь Сет прав — если ей попадется мужик его комплекции, то ей нужно будет как-то справляться. Встав напротив, он долго смотрел в ее глаза, хотя сам не хотел до последнего вступать с ней в драку. Девушка уже была довольно уставшей, но ее сил хватит. Ей бы и самой не хотелось драться с Уильямом. А с другого бока, очень хотелось поставить сержанта на место. Показать ему, что она не тот слабый и испуганный лисёнок, коим ее считает Пирсон. Сам сержант лишь губами прошептал: «Извини…» Взмах руки Сета, и бой начался. Эстель спокойно следила за противником, который обходил ее по кругу. Уильям на деле пока тянул. Он уже заметил, что немка целится в ноги, а если не получится, то пытается заставить противника работать против себя. Что же, пусть так, он крепко стоит на ногах. Рывок, попытка сразу завалить ее и покончить с этим, не доводя ситуацию до худшего. Однако Жемчужинка ушла вниз от него, а сержант почувствовал крепкий удар в живот, под самые ребра. Со сдавленным хрипом выдохнув, он был вынужден отступить, держась за живот. Жемчужинка тихо произнесла, стоя в стойке со сжатыми кулаками: — И это все? В Пирсоне заиграл азарт. Вот теперь стало интересно, насколько хорошо Сет обучил ее? Он выдохнул, отбрасывая в сторону каску: — Я лишь начал. Эстелла лишь сдула прядку из растрепавшейся прически. Новый рывок, и в этот раз, она пропустила удар. Уильям сделал ложный замах, и хоть удар предназначался в плечо, девушка неудачно отклонилась, получив крепкий хук в солнечное сплетение. Отступая, она фыркнула, сплюнув вязкую слюну на пыльную землю: — Я думала, ты покрепче бьешь. — Я не собираюсь бить тебя в полную силу, — огрызнулся сержант. Ребята с интересом наблюдали за их спаррингом, а так же словесной перепалкой. Это было как минимум интересно. Эстель в этот раз заметила, что Пирсон встал в невыгодную для себя же позу. Еще с пару минут оба осыпали друг друга ударами, но пока, Уильям, из-за размеров подруги пропускал большую часть. Но за один удар он готов был сам себе прописать - увлекся и разбил губу Эстель. Но девушка лишь сплюнула кровь - от удара он прокусила себе внутреннюю часть щеки. Не серьезно, но ощутимо. Новый рывок, но сержант смог вовремя сгруппироваться, закрыв локтями голову. Одного он не учел — девушка в драке махала не только руками, но и ногами. Ребра опалила тупая и сильная боль — немка отвесила ему хороший удар ногой в бок. Пошатнувшись, Уильям тихо застонал, черт, это было больно и довольно ощутимо! А едва он убрал руки для контратаки, получил сильный удар крепким кулачком в скулу, от чего окончательно рухнул на землю. Эстель стояла над ним, хотя все еще не верила, что у нее вышло завалить Пирсона. Она тяжело дышала, ощущая как вместе со слюной от онемевшей части рта, по подбородку скатывается кровь. Теперь она чувствовала невероятную уверенность в себе. И даже душевный подъем, однако, вид сержанта, что вытирал с подбородка тоже кровь, ее немного остудил. А кровь у него шла носом, в отличии от подруги. Сет чуть хмыкнул, глядя на все это и уводя ребят в лагерь: — Молодцы все. Завтра еще потренируемся с тобой, Ромашка. И хотя я не одобряю поддавков, все равно молодец, что завалила Пирсона. Девушка только и успела, что возмущенно развести руки в сторону - она его повалила честно! Но Стэйн уже ушел с ребятами в сторону лагеря, скрываясь за кустами и деревьями. Эстель посмотрела на Пирсона, протягивая ему руку, и произнося с нотками легкой тревоги: — Прости, тебе сильно больно? Однако сержант дернул ее на себя, роняя рядом, так же, как и она Тёрнера. Уильям, сев на земле обтер подбородок ладонью, глядя на свою кровь, оставшуюся на пальцах: — Я не поддавался. Молодец. — Я рада. Тихо отозвалась немка, вставая и отряхиваясь. Сержант вздохнул, поднимаясь и кладя руку ей на плечо: — Прости меня. — За что? — повернулась к нему Эстелла, глядя в глаза Уильяма. — За те слова, что я сказал тебе. Я не хотел тебя обидеть, но и ты пойми меня. Ты постоянно попадаешь в неприятности, а меня может не быть рядом, чтобы защитить тебя. Жемчужинка нахмурилась, хотя была больше расстроена, чем зла: — По-твоему, я — ни на что негодная слабачка, так? Я в твоих глазах просто... — Нет, это не так, я хотел сказать… — Нет ты слушай, — довольно строго перебила его девушка, подняв ладошку. — Я научилась стрелять. Я научилась драться. И теперь я не слабачка, коей ты меня считаешь. — Да послушай же… — Уильям Пирсон, не смей меня перебивать, — рыкнула Жемчужинка. — Если ты хотел извиниться таким образом, то это не подходит. Ты все вывернул так, что это я виновата, а ты — рыцарь в доспехах, который устал бегать за дурочкой-принцессой. Я не нуждаюсь в такой гиперопеке. Вздохнув, сержант прикрыл глаза, подбирая каску. Он чувствовал себя побитой собакой, которой хозяин грозил тапком. Но девушка, впрочем, смягчилась, произнося и вытирая с его лица кровь платком: — Но это не значит, что я не ценю твоей заботы. Однако, я все еще не принимаю твои извинения в таком ключе. — И что я должен сделать? — устало вздохнул Пирсон, надевая каску и покорно ожидая вердикта. Но Жемчужинка, покончив с его носом, осторожно обхватила пальцами ладонь сержанта: — Я тебе ведь не мама, чтобы говорить, что делать. И не командир. Я — обычный рядовой. Уильям понял, насколько глубоко его слова ранили его девушку. Это ж надо же было, ляпнуть такую дурость. И глядя сейчас на уходящую подругу, он вздохнул — опять сказал глупость. Но уже прогресс, она хотя бы не сбежала. Повернувшись к нему, Эстель чуть улыбнулась: — Прощаю…