архивные фанфики незолотого бога

Изуку всегда были интересны люди — будучи самым настоящим русалом, с хвостом, жабрами на шее и перепонками на пальцах рук, он одиноко скрывался под пирсом у побережья по вечерам, чтобы понаблюдать за людьми. Русалам и русалкам приходилось трудно — их считали предвестниками ненастья, потому забрасывали всяким мусором и камнями, если они появлялись в открытую. Это быстро научило водный народ избегать людей и бояться их, как огня — однако Изуку наоборот тянулся к ним. Ему была интересна человеческая натура, ему было интересно понять, чем он отличается от этих двуногих — и почему же всё-таки русалка это плохая примета. Он наблюдал за побережьем каждый день по несколько часов, смотря из-под старого, прогнившего пирса на людей, что гуляют по берегу, болтают ногами в воде и шумно говорят. Он не понимал их речи и сам не мог общаться в силу того, что его голосовые связки не были способны воспроизводить речь вне воды. Он не мог издать ни звука — кроме как сжать до скрипа зубы и хмыкнуть, но это, конечно, не представляло из себя ничего толкового для общения. Изуку, впрочем, не гнался за ним, понимая, что это невозможно, однако в душе всё равно было непреодолимое наивное желание пообщаться с настоящим человеком — перекинуться с ним хотя бы взглядом! Хотя бы объясниться жестами и понять друг друга! Юноша сам имел милую, вполне человеческую внешность, и если бы не детали вроде ушных плавников, торчащих острых клыков и огромного, полутораметрового рыбьего хвоста, сверкающего на солнце чистой изумрудной чешуей, Изуку был бы очень милым человеческим парнем. Однако судьба решила сделать его русалом, и на это он жаловаться не смел. Очередной вечер Изуку проводил под пирсом. Он завороженно наблюдал за людьми, не смея высунуться из-под тени деревянных свай и показаться им на глаза. Вдруг раздался шум, и русал ушел в воду по уши — услышал приближающиеся звуки шагов и спрятался, хотя вечерние сумерки и довольно темная тень от пирса надежно укрывали его от любых взглядов. Кажется, на старый пирс положила взгляд компания молодых людей — и Изуку поднял голову, слушая, как скрипят гнилые доски под их уверенными шагами. Благодаря своим наблюдениям он уже различал некоторые слова, но все еще не мог улавливать весь смысл разговора, поэтому старался поймать что-то знакомое в речи юношей и припомнить значение этих слов. — Вы уверены, что идея хорошая? Пирс уже старый. — Аккуратнее. Доски трещат. — Пахнет рыбой, чуете? Изуку не видел юношей, но различал их голоса и шаги. Их было трое — у одного был мягкий голос, у второго довольно грубый, третий голос говорил немного насмешливо и несерьезно. Русал плыл вдоль пирса, смотря вверх, поднявшись из воды по линию туловища. Юноши уверенно шли к концу пирса, где сваи уже накренились, а покрытие и доски давно обвалились. Изуку не знал, что заставляло их идти вперед, но ему не хотелось, чтобы юноши попали в беду. Он знал, что в это время для людей вода еще довольно холодная, да и промокнуть человеку наверное страшно — он не видел, чтобы люди особо охотно плавали здесь. Возможно, потому, что он лишь первый сезон наблюдал за людьми, возможно, из-за того, что это был пляж не для купания. Изуку не знал, потому думал, что вода может быть людям неприятна в какой-то мере. Его беспокоило то, насколько неосмотрительно люди приближались к участку, который снизу выглядел разваливающимся — оттого он остановился и быстро поплыл к началу пирса, намереваясь отвлечь молодых людей. — Запах рыбы такой стойкий. Как будто тут где-то тонна на солнце лежит. — Может, рыбное место? — Ерунда. Сюда никто вообще не ходит рыбу ловить. Знакомые говорят, рыба здесь не водится. Послышались шлепки по воде — сильные, быстрые, громкие, как будто у берега билась какая-то крупная рыба. — Что это? — Что за… — Там рыбина! Огромная, точно огромная! Последний метнулся вперед всех обратно — Изуку, заслышав стремительные шаги, быстро ушел под воду и умолк. Юноши приблизились, осмотрели то место, откуда был шум, повыглядывали из-за перил пирса, и, разочаровавшись, не стали возвращаться, обсуждая происшествие. Изуку смотрел вверх и слушал — с досадой он осознавал, что ему ни слова не понять из их разговоров, из-за чего он немного потерял веру в то, что сможет однажды понять человека. Он опустил голову, слушая, как парни собираются спускаться с пирса, и не успел развернуться и уйти под воду, как послышался треск. Пирс затрещал и обрушился — гнилые доски не выдержали и провалились под тяжестью трех парней. Правда, упал лишь тот, кто шел последним — именно его и не выдержали старые доски. Изуку не успел сдвинуться с места и уйти глубже, от чего и парень, и доски упали на него. Он заметался, в ужасе стал бить хвостом по воде — его рыбье тело скребло по грязному водному дну, ранясь о всякий мусор и осколки от давления упавшего и досок. Изуку было страшно до безумия, и он бился, пока не затих, почувствовав жгучую боль в теле и изнеможение. — Кацуки! Кацуки-и, ты в порядке?!

***

Упавший парень, Кацуки Бакуго, не мог даже двинуться — его не на шутку испугало что-то огромное и неизвестное, барахтающееся прямо под ним. От страха он попробовал сгруппироваться и прыгнуть на берег, но не достал — упал в воду, выбрался и осел на береге, в ужасе уставившись взглядом движущиеся доски и то, что между ними билось. — Я в порядке, — произнес он громко, подбирая колени и не отрывая взгляда от того, что видел. — Не уходи, мы сейчас к тебе спустимся! Кацуки смотрел — когда из-под досок показалась человеческая рука, он уже думал прыгнуть в воду и спасти человека, которого придавило, но когда увидел, что это было нечто с огромным рыбьим хвостом, ему стало жутко. Его глаза быстро привыкли к сумраку из-за стресса, и он различил в этом существе русалку. Для него это было чем-то нереальным. Он не верил своим глазам — ведь это существо из сказок и мифов, а он видел его перед собой, прямо здесь. Это было просто невозможно. По отлогому каменистому берегу спускались его друзья-идиоты, которые попросили его погулять с ними на побережье — и вот, чем это закончилось. Кацуки смотрел на русала — тот скалился, но не от злобы. Его круглое, милое лицо словно никогда не знало стресса — даже издалека было видно, насколько у него был ровный тон кожи без единой морщины. Рядом с ушами были маленькие темные пятнышки, на шее жабры. Большего рассмотреть в полумраке Кацуки не мог — да и не пытался. Русал продолжал скалиться, словно кошка, которую напугали, и Кацуки стало понятно, от чего, как только он присмотрелся. Несколько досок с гвоздями воткнулись в его хвост — русал выдирал их из своего тела с шипением, похожим на кошачье, и когда Кацуки прыгнул со своего места в воду, чтобы помочь ему, русал взметнул стену воды хвостом и отплыл от него. Весь мокрый, Кацуки просто смотрел на него, чувствуя страх и вину, всё ещё сомневаясь в том, что видит. Ему стало стыдно — за то, что он, не желая, причинил этому существу боль. Русал вдруг заплакал, видимо, от отчаяния, — его скользкие руки соскальзывали с гладкого дерева, и он ломал длинные, острые ногти, пытаясь зацепить доску и вытащить её вверх. Почти сдавшись, он импульсивно стал биться в воде, — поняв, что это ему не помогает, начал сдирать вокруг ран чешую и рвать их вдоль, чтобы проклятые гвозди вышли. Кацуки бросило в холод — не моргая, он смотрел на происходящее в тревоге. Его тошнило от увиденного. Плач русала был неслышимым, единственные звуки, что издавались с его стороны, это хлопки по воде, шорох чешуи и шипение. Кацуки вошел в воду по пояс и выставил перед собой руки, обозначая расстояние и показывая, что он не хочет навредить. — Я хочу помочь, — произнес он тихо. — Ты делаешь себе больно. Русал оскалился молча. Его лицу совершенно не шло выражение страдания и боли. — Кацуки! Кацуки, ты где! Русал затих и попытался опуститься в воду, но здесь было слишком мелко, поэтому он просто со всплеском рухнул на бок. Кацуки наблюдал за ним перед тем, как обернуться — изумрудные глаза в ужасе смотрели куда-то за его спину. Кацуки понял, что русал боится людей, поэтому сделал шаг назад. Ему невозможно было представить, сколько стресса он нанёс этому существу в течении этих пятнадцати минут — просто из-за своей неосмотрительности. — Я не буду им рассказывать о тебе, — Кацуки думал, что его понимают. — Но ты можешь не бояться их. Они нормальные. Грудь русала высоко и часто вздымалась. От боли и страха он не мог сдвинуться и непонятно сопел, чуть скаля клыки. — Я вернусь. Подожди немного, ладно? Кацуи вышел из воды, выбрался навстречу друзьям и без объяснений бросился домой. *** Тело Изуку горело от боли — он дышал сбито, постоянно сглатывая и все еще пытаясь вытащить гвозди. Риски были большие — ему просто не удастся никуда уплыть с такими ранами, и ближайшие контрабандисты забьют его гарпунами до смерти. Он плакал от бессилия — ему было непонятно, почему человек, который на него упал, подошел и просто вытянул руки. Ладони у него были без перепонок, розовые и сухие, что Изуку еще должен был в них разглядеть? Его руки смогли бы вытащить эти доски с длинными гвоздями гораздо быстрее, если бы только Изуку мог ему доверять. Голос человека показался ему сдержанным и спокойным, но чувствовалось, что того с ног до головы поразил страх. Неужели есть люди, которые могут бояться русалок так же, как русалки боятся людей? Изуку не понимал этого. Он всегда думал, что люди никого не боятся. Если бы Изуку мог, он бы стонал от боли. Его раны не закрывались, потому что он их разодрал и тем самым сделал себе только хуже — его руки не подходили вместо компресса или повязки, поэтому закрывать раны ими было бесполезно. Изуку сопел и плакал от обиды — этот человек просто убежал от него. Он видел в его глазах переживание, но о чём? За Изуку ли оно было? Он был готов поспорить, что нет. Ему хотелось жить, но сейчас, лишь мучаясь от боли, Изуку представлял худший сценарий из возможных. Он плакал и сопел, дрожащими руками смывая со своего тела кровь — ему не приходилось раньше получать такие раны. Он знал, что нужно делать, но боялся, что с таким обилием крови приманит хищников и не сумеет от них защититься в открытой воде. Ему некуда было деться — он просто выгибал тело, страдая от боли, дул губы и щёки, плача. Его одолевала слабость, становилось холодно, и он подумал, что, возможно, здесь настанет его последний час. Вдруг послышались шаги. Изуку затих, задыхаясь от рези в теле и удерживая в себе плачущий всхлип со всей силы. Он не хотел, чтобы кто-то нашел его в таком уязвимом состоянии. Показался тот белый парень, который его оставил. Он переоделся, принес какую-то коробку или ящичек. «Это снова я. Подплыви сюда, я помогу тебе», — произнес он. Изуку ничего не понял. Он остался на своем месте, не понимая, что ему говорят. «Ты понимаешь меня?» — ответа от Изуку, естественно, не последовало. Он молча смотрел на человека и не понимал, что тот пытается сказать. В голове не было ни единой мысли подбирать знакомые слова и значения друг к другу. Слишком долго, к тому же, не сосредоточишься, когда тело так сильно ранено. Тогда человек включил фонарь и сделал манящий жест молча — его Изуку уже понял, но всё ещё недоверчиво смотрел на человека. Преодолев неуверенность, русал все же двинулся в его сторону, впрочем, готовый в любую минуту сорваться назад. Изуку не мог плыть из-за боли — поэтому двигал лишь одними руками и подплывал к берегу медленно. Он не представлял, что тот будет делать с его ранами, но надеялся, что он знает, как уменьшить боль. Солёная вода немного утешала неприятные ощущения, но ничего не могла сделать с болью. Человек тянул к нему руку. Изуку не хотел прикасаться к нему и намеренно подставлял ему нижнюю часть тела, рассчитывая на помощь, однако все еще не до конца доверял ему. Изуку поджимал губы от боли — каждое движение вызывало болезненные спазмы в теле, раны снова становились черными, наполняясь кровью. Его хвостовой плавник показался из воды. Изуку нервничал, но продолжал выходить хвостом на берег — чтобы человеку было удобнее, сам он на сушу выйти не мог — кислород он мог потреблять только жабрами через воду, и нос его служил только для вывода воздуха из легких. Он не мог этого рассказать, но Юноша аккуратно прикоснулся к плавнику, не делая резких движений, затем потянулся к стволу хвоста. Изуку следил за ним, — его горячие руки ощущались неприятно на холодной мокрой чешуе. Впрочем, это Изуку мог перетерпеть, потому что ему гораздо важнее было закрыть раны и остановить кровотечение. Вдруг руки человека сомкнулись на его хвосте и со всей силы дернули русала на себя. Изуку в ужасе осознал, что его выдернули на берег — его тело лишь по плечи осталось в воде, остальные полтора метра его хвоста и часть тела оказались на берегу. Человек вдруг напал на его хвост и обвил его ногами — Изуку начал истерично биться, не чувствуя в себе сил для того, чтобы справиться с нависшим на нем человеком, но хотя бы, возможно, измотать его до усталости. Изуку почувствовал еще больший страх в груди. Он побоялся, что его сейчас убьют, и продолжил биться из стороны в сторону, пока не начал тянуть себя в воду. Он никак не думал, что человек будет на него нападать. Ему было страшно, и он жадно глотал взбитую воду с песком жабрами, не зная, что предпринять. *** Кацуки знал, что времени у него очень мало. Он разложил все необходимое ему на аптечке, заранее подготовил пропитанные антисептиком смотанные в трубочку бинты, подготовил клейкую ленту и повязки, пропитанные кровоостанавливающим раствором — он не знал, будет ли это работать на русале. Попробовать стоило. Русал выглядел беспокойным. Кацуки пытался говорить с ним но понял, что речи он не понимает. Юноша поманил его, сидя на корточках, и тот все же наконец поплыл навстречу. Кацуки не хотел применять к нему силу, но русал сам бы никогда в жизни не вышел из воды настолько, насколько нужно. Кацуки знал, что с момента рывка у него будет очень мало времени — поэтому он заранее все продумал и собрался оказать русалу первую помощь настолько быстро, насколько это возможно. Речи друг друга они не понимали — и единственным выходом было оказывать помощь без разрешения и толкового объяснения, но хотя бы оказать её. Невооруженным взглядом было заметно, что существо страдало — блондин предположил, что его болевой порог на порядок завышен, и он не ощущает всей боли полноценно, но все же мучается. Кацуки был не слабого телосложения, ходил в зал часто, и поэтому, засучив рукава, он выдернул русала на сушу одним сильным рывком. Сказать, что он был тяжёлым, это просто ничего не сказать — Кацуки подумал, что надорвётся от этого рывка и осядет с грыжей, но в итоге просто получил боль в спине от перенапряжения.