Что делать, если твой препод — стриптизёр?

Утро у Люмин не задалось ещё с первых минут её пробуждения, когда она поняла, что проспала почти на час. Торопливо одеваясь и выбегая из дома, девушка совсем не обратила внимания на пасмурную погоду, и стоило ей пройти десяток метров, как начался жуткий ливень из-за чего ей пришлось возвращаться домой за зонтом. Следующим этапом разочарований стал бестолковый водитель, задорно обрызгавший пальто Люмин на пешеходном переходе. Ей пришлось снова возвращаться, окрестив при этом начало дня всеми писаными и неписаными словами. А ведь на работе неделя проверки! Посмотрев время — опаздывает уже на два часа, — Люмин удручённо вздохнула. Справедливо рассудив, что терять ей уже нечего, девушка неспешным шагом поплелась к станции метро. Ливень за время её утренней эпопеи успокоился, и теперь по раскрытому зонту в крапинку постукивал только несильный дождь. Телефон вдруг зашёлся звонкой мелодией, и Люмин, подумав, что начальство как-то запоздало отреагировало на её опоздание, сняла трубку. — Я скоро буду, — сходу выпалила она. Будучи довольно ответственной и пунктуальной девушкой, она редко бывала в таких ситуациях, но каждый раз они вызывали неприятное чувство вины. — Постой, — раздался звонкий голос на том конце, — планы изменились. Комиссия рвёт и мечет, мне пришлось отправить тебя на больничный, чтобы оправдать отсутствие. — Чёрт, прости! Я отработаю, — понуро отозвалась Люмин, останавливаясь под навесом какого-то магазина. — Конечно, — усмешка слышалась в голосе, — я снова забыл паспорт, поэтому вечером жду тебя у себя с вином. — Венти… — Люмин вздохнула. Её начальник, несмотря на пристрастие к вину, в свои тридцать пять выглядел непозволительно молодо, поэтому без паспорта, который он постоянно оставлял дома, ему не продавали даже слабый алкоголь. — Вечно ты Венти-Венти, а помогать начальству кто будет? — Ладно, я поняла. После работы зайду. Что-то ещё? — Да. Раз уж ты досрочно освобождена от работы до конца этой недели, займись поиском молодых талантов. Не будем терять время даром. — Хорошо. Только напомни, кого мы набираем в этом сезоне? — Скрипачи и гитаристы. И не забывай: мне нужны перспективные молодые люди, а не деньги их богатых родителей. Оценивай только игру. Богачи и так поступят, а мы должны давать шанс и тем, кто родился без золотой ложки во рту. — Конечно. Прослушивание на выходных? — Да. На фоне у Венти послышались взбудораженные голоса, и он отключился. Люмин оставалось только сочувственно покачать головой и продолжить путь к метро. Хоть от основной работы ассистента она была освобождена до следующей недели, поиск юных дарований отнимет всё время внезапного больничного. Нужно было объехать все музыкальные школы города, поговорить с учителями о подающих надежды выпускниках и записать их на прослушивание. Город большой, и времени на это уйдёт много. Венти был владельцем частной музыкальной академии «Анемония» с безупречной репутацией, куда мечтали попасть многие выпускники музыкальных школ. Самим Венти была разработана уникальная система обучения, по прошествию которой выходили настоящие профессионалы своего дела. Попасть в академию можно было двумя способами: классическим платным и по личному приглашению самого Венти. Для последнего раз в сезон — шесть месяцев — Люмин отбирала перспективных молодых людей, записывала их на прослушивание, а затем финальный вердикт выносил сам Венти, и если студента приняли таким образом, то он автоматически зачисляется на бюджет. В истории много случаев, когда пропадали настоящие гении музыки из-за того, что родились в бедной семье и не имели возможности быть замеченными, ломались — творческие люди очень чувствительны — и сдавались, хороня свои таланты. Венти хотел подарить таким людям возможность, которой они изначально были лишены. Он тонко чувствовал и музыку, и самих людей, поэтому ко всем студентам имел особый подход, стараясь раскрыть их потенциал на максимум. Именно поэтому из его академии выходили десятки ныне знаменитых музыкантов, и поэтому так много выпускников грезило попасть в «Анемонию». Но отбор у Венти всегда был довольно строг: из десяти кандидатов в академию попадали только двое. За сегодняшний день Люмин смогла объехать только восемь музыкальных школ, отобрав девять потенциально талантливых выпускников. Девушка тяжело вздохнула, записав ещё одно имя в список на прослушивание. Со скрипачами всегда было тяжело — из девяти кандидатов только двое играют на скрипке. По-настоящему талантливых людей найти было тяжело. Они, подобно цветку шафрана в лавандовом поле, так же редки и удивительны в своём искусстве. С гитаристами проще — их всегда было больше. К вечеру, когда перестал идти дождь, Люмин собиралась заехать в академию, но перед этим ей предстояла увлекательная прогулка в винный магазин «Рассвет». И кто только придумал такое название алкомаркету? Венти всегда предпочитал вина, которые производила в своё время нашумевшая компания Рагнвиндров. Известная тем, что много лет назад, когда эту фамилию ещё никто не знал, Крепус Рагнвиндр вторгся в большой бизнес, выбивая все двери с ноги и устанавливая абсолютные рекорды. Очень быстро их вина стали востребованными по всей стране, а ценники выросли в соответствующей степени. И такая позиция Рагнвиндров сохранялась очень долго, но в последнее время всё больше людей отдают своё предпочтение новому вину Лоуренсов — ещё одних известных винных магнатов. Люмин была далека от междоусобиц этих компаний, но с подачи Венти, в филиалы «Рассвета» заглядывала часто, поэтому видела, как падают цены и спрос. Сам же Венти неоднократно сокрушался по этому поводу, искренне переживая, что его любимое вино вдруг исчезнет из продаж. «Интересно, это поэтому он меня в два раза чаще сюда посылать стал? Затаривается что ли?», — промелькнула у Люмин мысль, пока она пыталась отыскать вино из одуванчиков. Купив четыре бутылки оного, Люмин поспешила покинуть небольшой магазин и направилась к станции метро — рабочий день скоро закончится, и Венти будет ждать её. Тени тяжёлых туч гнались за ветром, что холодными порывами неприятно пронизывал даже через одежду. Люмин одёрнула воротник куртки, сильнее кутаясь в шарф и ускорила шаг. Похоже, совсем скоро снова пойдёт дождь. Промокнуть в очередной раз совсем не хотелось, поэтому девушка решила срезать через городской парк. Только перешагнув границы парка, она почувствовала сильный запах осенней листвы и свежести, тот самый, который хотелось вдыхать полной грудью, и Люмин позволила себе всего на мгновение остановиться и насладиться моментом. Внезапно до её ушей донеслась тихая, едва уловимая, мелодия скрипки, заставив девушку зачарованно прикрыть глаза и заслушаться. Она вдохнула и, кажется, задержала дыхание всего на миг, но его хватило, чтобы почувствовать, как забилось сердце и вдруг накатила тоска, а к глазам подступили слёзы. В этой мелодии было столько… горечи, будто бы она шептала о чём-то печальном совсем рядом, донося все слова до самых глубин человеческого сердца, обжигая его. Только вместо слов — ноты. Дрожь побежала по телу, и Люмин показалось, что она не может пошевелиться — выйти из транса этой мелодии. Это был плач. Отчаянный, безмолвный и бесконечно одинокий, он тонул — подобно чёрной ночи в тумане — в голых кронах деревьев, в глубине парка и опавших листьях, кружился вместе с ветром и уносился с ним ввысь, надеясь, что его не вспомнят. Он хотел, чтобы его забыли, чтобы он мог отпустить истерзанное сердце. Музыкант не играл. Он говорил. Говорил о своих чувствах, о своей боли и переживаниях, отдавая их во власть мелодии. Доверял ей. Знал — она скажет намного больше, чем тысячи слов. Скажет и растворится в тяжести серых облаков и холодных каплях дождя. И никто не узнает, о чём он хотел поведать миру, но — всё равно — поведал. Не словами — звуками, в которые вложил свои чувства. Их слышали все, кто был рядом, и все знали — ему тяжело, но почему — не знал никто. Послышался раскат грома, и Люмин смогла прийти в чувства — вернуться в реальность. Глаза влажные, а сердце бьётся неспокойной птицей, и она понимает — это то, что ищут они с Венти. Талант — цветок шафрана в лавандовом поле — был совсем рядом. Люмин не могла его упустить. Она сорвалась с места, хоть секундой ранее и начался ливень, но её ноги сами несли к центру парка — мелодия доносилась оттуда. И хотя сейчас из всей красоты слышен только методичный звук сильного дождя, Люмин молилась всем семерым, чтобы успеть. Стекло бутылок звенело в пакете, но девушка не обращала на это никакого внимания, продолжая нестись в центр. Когда она прибежала, то единственное, что успела увидеть — мужской силуэт, за спиной которого висел чехол для скрипки. Очертания музыканта стремительно исчезали в стене дождя и раскрытых зонтиках торопливо бегущей толпы. Люмин попыталась догнать его, что-то кричала, но голос её растворялся в шуме дождя и голосах недовольных погодой людей. Расстроенная девушка, гремя бутылками, вернулась к центру парка, где стоял уже давно пустой фонтан, забитый грязью и почерневшими листьями. Неподалёку Люмин заметила небольшой навес и лавочку под ним, на которой сидел пожилой мужчина — свидетель её неудачи. Может быть, он сможет что-то подсказать об этом музыканте? Чуть просияв надеждой, Люмин торопливо зашла под навес и села с другого края лавочки. Она хотела было начать разговор, но мужчина опередил её, повернув к ней голову и загадочно улыбнувшись: — Замечательно играет, не правда ли? — Очень! — согласно закивала девушка. Мужчина отвернулся от неё, устремив рассеянный взгляд куда-то вдаль и тепло улыбаясь. — Я по молодости тоже играл, — хрипло проговорил он. — Такой талант у юнца пропадает, сердце кровью обливается. Он ведь уличный только. Глаза Люмин загорелись неподдельным интересом, и она придвинулась ближе. — А вы случайно не знаете, как можно его найти? Или когда он сюда приходит? — Я здесь каждый вечер провожу, но игру его слышу редко, — задумчиво протянул мужчина. — Может, раз-два в месяц, может реже. Девушка не теряла надежды: — А как он выглядит? Можете описать? Человек с такой игрой не мог быть самоучкой, а, значит, в одной из сотен музыкальных школ должны быть данные о нём. Пусть и сейчас он «уличный», своему мастерству он где-то должен был обучиться. Пожилой мужчина, погладив свою седую бороду, хрипло рассмеялся: — Какой там, дорогуша, я едва-едва силуэты человеческие различаю. Зрение ни к чёрту уже! Но я говорил с ним однажды. Высокий он, большего разглядеть не могу. — Простите за излишнее любопытство, но мне правда важно — я работаю ассистенткой одного известного музыканта и мы ищем таланты, — виновато улыбнулась Люмин. — Он не говорил, почему решил стать уличным? — Я спрашивал, — качнул головой мужчина, а затем ненадолго замолчал задумавшись. — Он говорил «не судьба» и печально смеялся. Но судьба… она такая переменчивая, не правда ли? — Возможно, — неторопливо кивнула Люмин, поднимаясь с лавочки. — Большое спасибо! Если он появится вновь, можете передать ему мою визитку? — Если это может помочь сохранить его талант, — задумчиво произнёс он. Люмин протянула мужчине карточку, и тот вложил её в карман своего пальто. Девушка поблагодарила его вновь и, раскрыв зонт в крапинку, торопливо пошла к метро, игнорируя лужи и думая о том, какая удача мелькнула на горизонте. Оставалось обо всём доложить Венти.

✧✧✧

Дилюк вернулся от отца только вечером в среду. Дождь неустанно барабанил по асфальту уже несколько часов, и Рагнвиндру хватило буквально полминуты, — от машины отца до подъезда, — чтобы промокнуть. В квартире было тихо и темно, только с кухни доносился слабый свет, а на ключнице в виде причудливых котов висела всего одна пара ключей. Отряхнув мокрое пальто, Дилюк развесил его на сушилке и прошёл в кухню. В тёмном помещении сидел Кэйа и с задумчивым видом глядел в экран ноутбука — единственный источник света. Заметив Рагнвиндра, он тепло улыбнулся: — О, Дилюк, привет. Ты вернулся? Он на мгновение замер, прислушиваясь к стучащим по подоконнику каплям дождя, к слабому шуму вентилятора ноутбука и аромату растворимого кофе, который пил Альберих. В мокрой одежде было неприятно, прохладно и хотелось поскорее снять её, но улыбка Кэйи всего на миг заставила забыть о любом дискомфорте, словно она могла согреть его. — Да, — задумчиво кивнул Дилюк, отгоняя от себя непонятное ему наваждение. — Пойду переоденусь. Кэйа молча качнул головой, возвращаясь к ноутбуку и что-то печатая на нём. Рагнвиндр быстро вернулся, переодетый в домашнее и слегка растрёпанный — от влаги волосы стали ещё более непослушными. Он нырнул в недра холодильника и с угрюмым видом высунулся оттуда, уже готовясь ругаться. Дилюк открыл верхний ящик, с которого на него весьма красноречиво смотрели упаковки лапши быстрого приготовления. — Кэйа, ты опять? — Мм? Ой, — он неловко рассмеялся, отставив кружку с кофе в сторону. — А вот предупреждай, когда будешь возвращаться заранее, чтобы я все улики спрятать успел! — Кэйа, ты этой дрянью себе желудок испортишь, — Дилюк, под обречённый стон друга, со всей невозмутимостью выбросил всю лапшу в урну и хлопнул дверцей ящика. — Закажу нормальных продуктов. — Моя скромная зарплата тебе этого никогда не простит, инквизитор, — фыркнул Кэйа, вновь утыкаясь в монитор ноутбука. Дилюк на это только покачал головой, набирая номер доставки. В такой дождь идти за продуктами совсем не хотелось, а в холодильнике — пустота. И куда только Тарталья глядел? Он ведь умеет готовить, в отличие от Альбериха. Заказав всё необходимое, Дилюк заварил себе чай и, включив на кухне свет, сел напротив Кэйи, уставившись в очередную книгу по виноделию. Его не было всего неделю, но за это время он успел довольно сильно соскучиться по учёбе и друзьям. А ещё извести себя мыслями об отношениях Дайнслейфа и Кэйи, которые, почему-то, никак не могли выйти из головы. Как и слова Тартальи о ревности, как и её причины. Дилюк смотрел на Кэйю и видел в нём друга, лучшего друга, но никак не человека, в которого он мог быть влюблён. Хотя что он знал о любви? Только о пресловутых бабочках в животе? Пожалуй. Но, при всём своём незнании, он понимал — это бы отличалось от того, что он чувствует к другим. А к Кэйе и Тарталье он относился одинаково — как к друзьям. Только вот Аякса к Чжун Ли он не ревновал. — Уладили с отцом проблемы? — спросил Кэйа, чем прервал усиленный поток мыслей Рагнвиндра. — Не совсем. Но основной завал я разобрать помог. Теперь на выходных придётся ездить к нему до Нового года и помогать, — Дилюк бросил взгляд на настенные часы — десять вечера — и перевёл удивлённый взгляд на Альбериха: — Где Аякс? Обычно в это время он уже дома. — А, — Кэйа махнул рукой, — последнее время он повадился ходить в тот стрип-клуб. Каждую ночь там проводит. — А как же Чжун Ли? Или он слишком хорошо развеялся? — хмыкнул Дилюк, но удивился — ему казалось, что чувства Аякса к его преподавателю были серьёзны. — Да в том и дело, что у Чжун Ли на парах так же любезничает, как и обычно. Если не больше, — пожал плечами Кэйа. — Уверен, у него всё под контролем. Это же Аякс. Его иногда сложно понять, но он всегда знает, что делает. Дилюк кивнул и вновь уставился в книгу, пытаясь сосредоточиться на тексте. В принципе даже получалось, особенно сильно от тревожных мыслей отвлекали мерные постукивания Кэйи по клавиатуре и шум дождя. Рагнвиндру не хватало таких уютных моментов в особняке отца — там его преследовало холодное одиночество в окружении десятков слуг и строгий взгляд Крепуса. Тот любил сына, но проявлял свою любовь слишком своеобразно, порой забывая очевидные вещи и не замечая, как к нему всегда тянулся Дилюк. Только в редкие моменты, когда у него получалось оправдать ожидания отца, он получал его тёплый взгляд и частичку признания, к которому так стремился. Здесь же, в их небольшой двушке, даже в воздухе ощущалось тепло, создаваемое искренней дружбой и хорошим отношением друг к другу. Это был маленький мирок, за который каждый из них цеплялся так сильно, как только мог, ведь все три раненых — по-разному — сердца нашли в нём второй, а кто-то и первый, дом. Раздался дверной звонок — похоже, курьер принёс продукты. Дилюк расплатился с работником, а затем принялся готовить, мысленно ворча на Тарталью, который довёл холодильник до состояния «пусто». Кэйа продолжал что-то печатать, периодически отвлекаясь на новую порцию кофе и краем глаза поглядывал за Дилюком. — Чем занят? — вдруг спросил Рагнвиндр, когда Кэйа в очередной раз тяжело вздохнул. — Да учёба, — хмыкнул тот, морщась, — на носу зимняя сессия. По одной из пар препод сказал: хочешь зачёт — пиши статью. Вот я и пишу. Дилюк вылил масло на сковороду. — А что за тема? — Ёбнутая, — бесстрастно резюмировал Кэйа. — А конкретнее? — Соулмейты. — Что? — удивился Дилюк. — Почему вам вообще задают подобные темы? — Их и не задают. Это персонально мне, за то, что на парах только несколько раз появлялся. А взятки этот идиот не берёт, — пожал плечами Кэйа, поднимаясь с места и в очередной раз щёлкая кнопку электрического чайника. Дилюк хмыкнул, помешивая кусочки мяса на сковороде. — Может быть, я мог бы тебе помочь? — Ты что-то об этом знаешь? — Альберих в удивлении изогнул бровь. — Немногое, — пожал плечами Рагнвиндр. — Лучше расскажи, что уже удалось найти. Кэйа кивнул, открывая набранный текст и зачитывая его. Как в интернете, так и в различных книгах информации о соулмейтах было безбожно мало. Многие люди предпочитали вообще не вспоминать о них до конца жизни, а на любые вопросы отмахивались детскими мечтами и фантазиями. И, в общем-то, были справедливы по отношению к этой теме, ведь для абсолютного большинства найти своего соулмейта — не более, чем просто удача. Все люди в мире делились на два типа: активные соулмейты и пассивные. Вторые никак не могут узнать о том, кто является их парой. Всё зависело только от первых, но и они не были лишены сложных условий, на которые большинство людей просто закрывали глаза. А всё дело вот в чём: активный соулмейт должен влюбиться в своего пассивного соулмейта, осознать и принять свои чувства, и только тогда проявятся их метки в виде золотых узоров на одной и той же части тела. Но это — тоже чистая удача, ведь никаких опознавательных признаков кто и кому должен отдать своё сердце, не было. Как не было и различий между активными соулмейтами и пассивными — люди не знали, к какой именно категории они относились до тех пор, пока (если) не проявятся их метки. Именно поэтому подавляющее большинство людей игнорируют тему соулмейтов, и живут, влюбляются, как есть. Если оказалось, что любимый — пара, повод для радости, конечно, но не более. Никто не стремился отыскать своего соулмейта, так как это было практически невозможно. Только удача. Также, метки не гарантировали идеальной любви, как в сказках. Соулмейт — человек, близкий по духу, взглядам, с которым будет максимально комфортно. Но это вовсе не значит, что пара застрахована от ссор и предательств. Бывали случаи и измен, и разводов, всё и всегда зависит от самих людей. И неважно, есть у них метки или нет. Исторические справки не давали конкретных причин возникновения такого понятия, как «соулмейт», и данная тема корнями уходила в религию. Это была необъяснимая с научной точки зрения аномалия, к которой в современном мире относились весьма скептически. — Хм, — Дилюк задумчиво смотрел на статью Кэйи, вспоминая несколько интересных моментов. — Мне однажды довелось видеть такую пару. Я был ещё ребёнком, и мне простили излишнее любопытство, — усмехнулся Рагнвиндр. — Они мне рассказывали, что такие метки могут совершенно по-разному реагировать на присутствие соулмейта. У кого-то они будут светиться, у кого-то чесаться, у кого-то переливаться другим цветом, и далее по списку. И ещё говорили, что если соулмейт умирает, то у второго метка становится чёрной. Большего не знаю. — Спасибо, я растяну это на пару страниц, — благодарно кивнул Кэйа. Рагнвиндр вернулся к готовке, вновь погружаясь в мысли об отце, виноделии, учебе и о Кэйе с Дайнслейфом. Не мог он последних выкинуть из головы, как ни пытался. За неделю уже даже привыкать начал, хоть и приходилось постоянно подавлять в себе крупицы зарождающегося гнева. С Тартальей на эту тему больше не разговаривал: не хотел снова слышать дурацкое «влюблён» или «ревность». Рангвиндр не любил обманывать самого себя, но признать в себе даже «дружескую» ревность не получалось. Слишком необычно и странно для него это было. — Дилюк, — тихо произнёс Кэйа, заставив того вздрогнуть от неожиданности. — Да? — А ты… ты бы хотел найти своего соулмейта? — Альберих волновался, поэтому не отрывал взгляда от экрана и нервно сжимал пальцы на кружке. — Если честно, то я почти не думал об этом. Может быть, в детстве когда-то. Главное, чтобы чувства взаимные были, а будет он моим соулмейтом или нет — не так важно. — Он? — хитро прищурился Кэйа. — То есть девушек на серьёзную перспективу ты не рассматриваешь? Дилюк смутился. Отвернулся к плите, и вдруг понял, что сказал об этом совершенно не задумываясь. — Кэйа, тебя так заботит моя ориентация? — Ладно-ладно, — он поднял ладони в защитном жесте, неловко смеясь, — прости, я просто поинтересовался. Рагнвиндр молча кивнул, продолжая методично помешивать мясо и думать: а может, Кэйа прав?