✧✧✧
Ранним субботним утром Дилюк встретился с Кэйей на кухне. Тарталья только недавно вернулся из стрип-клуба и сейчас громко храпел в комнате, а Рагнвиндр встал пораньше, чтобы успеть дочитать книгу и съездить по делам отца. Встретить Кэйю было неожиданностью, ведь тот, обычно, в выходные предпочитал отсыпаться, и даже если и вставал, то выглядел крайне помятым. Однако же сейчас он был даже бодрее Дилюка, у которого ранние подъемы давно вошли в привычку. — Куда собираешься? — поинтересовался Рагнвиндр, присаживаясь за стол с чашкой кофе. — Ну-у… — Кэйа с тарелкой разогретого завтрака уселся напротив. — Слышал об «Анемонии»? — Музыкальная академия? Насколько знаю, она очень престижная и дорогая. — Да, всё верно. Недавно я познакомился с одной девушкой, которая там работает, и она пригласила меня на прослушивание, которое состоится через пару часов. Если пройду, то смогу поступить туда, — улыбнулся Кэйа. — А как же этот университет? Ты бросишь его, если пройдёшь? — нахмурился Дилюк, ощущая, как внутри неприятно смешиваются разные чувства. — Да, брошу. Возможно, мне придётся съехать, — с грустью в голосе произнёс Кэйа. — Но это моя мечта, Дилюк… Рагнвиндр кивнул и выдавил из себя пожелание удачи другу, открывая лежащую на его коленях книгу. Кэйа позавтракал быстро, и так же быстро ушёл, несильно хлопнув входной дверью, оставляя Дилюка наедине со своими мыслями и храпом Тартальи. А мысли были разные. Нахлынули моментально, стоило только подумать о том, что Кэйа съедет от них, что они больше не будут вот так встречаться почти каждое утро на кухне и вместе пить кофе. Может, сентиментально, думал было Дилюк, но с Кэйей по-другому не получалось. Всегда он отличался от других, и дело было не в необычной внешности и шутках про деда-пирата. По правде говоря, Рагнвиндр и сам не знал, почему с Кэйей всегда всё совсем по-другому. Он и раньше обращал на это внимание, но не придавал значения до тех пор, пока в жизни Кэйи не появились отношения с Дайнслейфом. Дилюк так и не смог определить природу той злости, которая возникала в нём, когда он видел их вместе. Решил остановиться на том, что просто волновался за своего друга, однако семя сомнений, что посеял Тарталья своими словами про ревность, упорно росло в нём. Особенно сильно это проявилось тогда, когда Кэйа расстался с Дайнслейфом — Дилюк испытал облегчение, и это показалось ему совсем неправильным. Ему было стыдно перед Альберихом за собственные чувства, и он не знал куда себя деть, чтобы не выдать это облегчение. Разве, это нормально? И даже сейчас у Дилюка не получается искренне порадоваться за друга, несмотря на то, что может сбыться его мечта. Только лишь мысли о том, что Кэйа нужен ему рядом. Стало так паршиво от собственного эгоизма, что Дилюк больше не мог сосредотачиваться на печатных строках и захлопнул книгу. В приоткрытое окно пробирался колючий ветер, а мрачные тучи обещали дождь со снегом, снежинки которого исчезнут сразу, как только достигнут земли. Конечно, Рагнвиндр будет улыбаться и поздравлять Кэйю, если тот поступит, без видимых проблем отпустит его, но те чувства — дрянные и мерзкие — так просто из сердца не выйдут и забыть себя не дадут. Будут ли они поддерживать связь? А хочет ли этого сам Кэйа? Дилюк не знал, и не знал, как правильно поступить. Может, стоит поговорить с Кэйей начистоту? Но что он ему скажет, если и сам не может понять, чем вызваны столь эгоистичные чувства? Ужасно хотелось с кем-то поговорить и поделиться своими переживаниями. Их было слишком много, и Дилюку начинало казаться, что он запутался сам в себе. — Недоброе утро, — в кухню неожиданно вошёл зевающий и сонный Тарталья с ноутбуком в руках. Щёлкнув кнопку электрического чайника, он сел сбоку от Рагнвиндра. — Чего не спишь? — мрачно спросил Дилюк, всё ещё пребывающий в прострации собственных мыслей и накатившего негатива. — Отец звонил. Скинул варианты мест, куда мы можем отправиться на Новый год и сказал просмотреть как можно скорее, — в очередной раз зевнул Тарталья. — А ты чего хмурый такой? Дилюк вздохнул. Ему показалось очень кстати присутствие Аякса сейчас — он-то в людях хорошо разбирался, может, подскажет чего, посоветует. Рагнвиндр вкратце рассказал про свои неоднозначные чувства и переживания, ещё несколько раз повторил, какой он ужасный друг и вообще не заслуживает того, чтобы Кэйа с ним общался, на что Тарталья задумчиво кивал головой и внимательно слушал, воздерживаясь от преждевременных комментариев. Когда Дилюк закончил, Аякс ещё какое-то время сидел молча, обдумывая полученную информацию, а затем серьёзно заговорил: — И ты совсем не понимаешь, что с тобой происходит? — Знал бы — не стал бы этого всего говорить, — хмыкнул Рагнвиндр. — Ну, Дилюк, хорошо, раз ты не можешь так определить, давай по-другому, — со вздохом начал Тарталья. — Вот скажи, то, что ты чувствуешь, когда рядом Кэйа и когда рядом я — это одинаковые чувства или, всё же, что-то отличается? — Очевидно, что они не одинаковые. Но я не понимаю… — Дилюк замолчал на середине фразы, думая, как правильнее выразить то, что творится у него в голове. — Не понимаю… что это за чувства? Почему они возникли? Тарталья по-доброму засмеялся: — Почему? На этот вопрос я не смогу тебе ответить. Люди влюбляются по совершенно разным причинам и никто не сможет дать тебе правильного ответа, кроме самого себя. Дилюк нахмурился. — Влюбляются? — он проговорил почти по слогам, будто пробуя на вкус это слово. — Так странно. А что вообще люди чувствуют, когда влюблены? Что ты чувствуешь, когда видишь Чжун Ли? — Об этом я могу говорить вечность, — усмехнулся Тарталья. — Но если по факту, то тебе хорошо рядом с этим человеком. Ты хочешь видеть, как он улыбается и смеётся, хочешь делать его счастливым и знать обо всех его проблемах, а когда он доверяет их тебе, то радуешься, как ребёнок, потому что для тебя это важно. Тебе хочется, чтобы вы всегда были рядом, а без него становится одиноко. Не так, как с друзьями. От них часто устаешь и не так доверяешь. Ну и, конечно, сердце чаще бьётся в его присутствии и краснеть можешь. — Всё так, как ты описал, кроме последних двух факторов. Их нет. Что это тогда такое? — А это потому, что не признаешь своих чувств. Попробуй посмотреть на Кэйю не как на друга, — подмигнул Тарталья. Дилюк серьёзно задумался. Даже если всё так и окажется, что думает на этот счёт сам Кэйа? Он же в кого-то влюблён, зачем ему Рагнвиндр со своими неопределёнными чувствами? Да и нужно ли это всё самому Дилюку? У него же учёба, отцовский бизнес… только влюблённых мечтаний и не хватает для полного счастья. К тому же Кэйа, возможно, скоро покинет их с Тартальей и займётся устройством собственной жизни. А смогут ли они поддерживать общение в повседневной суете — тот ещё вопрос. Всё было слишком сложно и как нельзя некстати. Совсем глубоко в раздумья Дилюку не дал погрузиться зазвонивший телефон. Это был отец. Крепус сообщил, что вчера их завод подвергся жёсткой проверке, в результате которой они были оштрафованы на крупную сумму, и теперь ему нужна помощь с урегулированием некоторых вопросов. Рагнвиндр тяжело вздохнул — такое уже бывало, штрафы выдавали не жалея, пытаясь нажиться, иногда откровенно придирались, но с комиссией лучше не спорить — у них власть такая, что и прикрыть могут. Хуже всего было то, что на эти самые «вопросы» зачастую отводилось слишком много времени, поэтому Дилюк сразу позвонил ректору и взял отпуск до конца семестра. Зачёты договорился сдать тогда, когда появится свободное время — будет звонить напрямую преподавателям и уже решать вопрос с ними. Дилюк быстро собрался, объяснил Тарталье ситуацию и уехал к отцу.✧✧✧
Кэйа шёл на встречу с Люмин в приподнятом настроении и лёгком мандраже. Было очень волнительно, но волнение это приятно разливалось по телу — сейчас всё зависело только от самого Кэйи и это не могло не радовать. Не от количества бюджетных мест и чьих-то родственников, не от наличия больших денег и связей. Только он и его навык, который Кэйа собирался продемонстрировать в лучшем виде. Уверенность Люмин в том, что Кэйа сможет попасть, конечно, обнадёживала, однако он понятия не имеет, какие требования у самого главы «Анемонии», что сильно настораживало. Как бы там ни было, Кэйа покажет себя с лучшей стороны, и если его нахваливаемый всеми талант действительно существует, то самое время ему проявить себя. Люмин сказала приходить Кэйе в парк, мол, прослушивание проходит в личной студии Венти, которая находится неподалёку оттуда. Когда он пришёл, девушка уже ждала его и с кем-то довольно эмоционально говорила по телефону. — Да они там совсем страх потеряли! Я же говорила тебе не летать рейсами этой компании! И что мне теперь делать? Ну-ну, — причитала девушка, — сам за выпивкой теперь бегать будешь! И не делай такой умоляющий голос! Передам Двалину, что ты оболтус! Да-да, это угроза! Кэйа подошёл и недоверчиво покосился на Люмин, когда она сбросила вызов, хотя на том конце явно что-то так же эмоционально говорили. — Эм, привет. Всё в порядке? — осторожно поинтересовался он. — Да! То есть нет, — вздохнула девушка. — Простите, начальство задерживается. Наш директор всю неделю на конференции, должен был прилететь час назад, но рейс задержали и теперь он только садится в самолёт! Будет через три часа минимум. Мне жаль. — Ох, что тогда делать? Перенесём прослушивание? Было видно, что девушка испытывает неловкость и стыд за своего начальника. — Боюсь, что это его крайние выходные вплоть до первых недель января. Если вы не заняты, можем пройтись или зайти ко мне, чаю выпить, я живу недалеко. Думаю, что нам в дальнейшем предстоит часто общаться, так что познакомимся поближе, — улыбнулась девушка. — Если нет возражений, разумеется. Кэйа согласно кивнул, в очередной раз поражаясь её уверенности в том, что он поступит. А ещё… кто она такая, чтоб так разговаривать с начальством? Люмин действительно жила недалеко — минут двадцать пути от парка. По дороге рассказала подробнее о Венти — так звали начальника. О том, что он совсем не страшный и не стоит нервничать — она заметила мандраж Кэйи. Рассказала пару забавных историй, связанных с ним: например, то, что он вечно забывает или вообще теряет паспорт, и как его однажды из-за этого из страны не хотели выпускать и спрашивали, где родителей потерял. Люмин говорит, что он очень молодо выглядит. Девушка жила в крупном жилом комплексе красивых многоэтажек, в одной из отдельно стоящих высоток. Кэйа впервые видел такой роскошный подъезд, а потому с восхищением оглядывался по сторонам. Так вот как живут богатые. Интересно, сколько лет Люмин? Она выглядит ровесницей Кэйи, однако работает на такой высокой должности и, очевидно, хорошо зарабатывает. — Красиво у вас тут, — не удержался Кэйа от комментария. — Ага, знаю. И это, — Люмин поймала его взгляд и улыбнулась, — может, на ты? Мы ровесники, так что, думаю, можем опустить формальности. Девушка вызвала лифт, а Кэйа только кивнул, пряча удивлённый взгляд. Какие же всё-таки разные судьбы могут быть у людей, думал он. За время их небольшой беседы Кэйе показалось, что Люмин довольно открытый и искренний человек — она всё время тепло улыбалась, излучая большую жизненную энергию. Альберих всегда восхищался такими людьми и неосознанно тянулся к ним — у самого быть похожим не получалось. Девушка жила на седьмом этаже, и когда они вошли в её квартиру, Кэйа сразу обратил внимание на какие-то слишком уж демонические звуки из закрытой комнаты в конце коридора, и растерянно посмотрел на Люмин. — О, это, не волнуйся. Сейчас объясню, — рассмеялась она. — Милая, мы пришли! Жуткие звуки прекратились и из комнаты вышла девушка в домашнем костюме с причудливыми белыми щенками, поверх которого был испачканный серый фартук. В руках она держала кормушку с зерновым кормом. — Бездна! Люмин, я больше не пойду его кормить, — страдальчески протянула она. — Этот демон, кроме Венти, никого не признаёт! Люмин улыбнулась и обняла девушку, когда она сняла фартук. — Кэйа, это Ноэлль, моя девушка. Ноэлль, я тебе рассказывала о Кэйе, помнишь? — Да. Рада знакомству. Проходите, я сделаю чай, — Ноэлль приветственно поклонилась Кэйе, а затем посмотрела на Люмин. — Когда он заберёт своё чудовище? — О, Венти снова полетел рейсом той ужасной компании! Мы подождем его у нас, а потом сразу пойдём и заберём Двалина с собой. Кэйа, надеюсь, я могу рассчитывать на твою помощь? А Кэйа, так-то, уже полминуты как подвис, пока девушки разговаривали. Под курткой у Люмин была рубашка с рукавом в три четверти, и когда она сняла верхнюю одежду, Альберих заметил на её правом предплечье золотистую метку соулмейта. Он впервые лично столкнулся с этим явлением и никак не мог предположить, что метки так завораживают взгляд. Будто в самом деле магия какая-то. В квартире у девушек атмосфера была очень тёплой, насквозь пропитанной любовью и сами они выглядели рядом друг с другом очень счастливыми. Кэйа даже ощутил небольшой укол зависти — вряд ли он когда-то сможет так же. Судя по всему, Люмин с Ноэлль являлись соулмейтами — иначе Кэйа не мог объяснить такую любовь, что даже в воздухе ощущалась. Метку Ноэлль он увидеть не смог — на той была кофта с длинными рукавами, но здесь и так уже было всё понятно. — Э-э-э, с чем? — Кэйа попытался вникнуть в их разговор, но всё равно не понял. — Что за Двалин? — Идём, — Люмин открыла ту самую дверь и вошла в неё, приглашая Альбериха за собой. Внутри оказалась довольно просторная и светлая комната, в одном из углов которой стояла огромная клетка с синим арой. — Это Двалин, попугай Венти. Когда он уезжает в командировки, мы присматриваем за ним, но характер у пернатого довольно скверный. Двалин, ну-ка повтори: «Венти — оболтус!». Кэйа рассмеялся и почувствовал облегчение — так вот от кого были те жуткие звуки. Попугай вальяжно расхаживал по клетке, бросая взгляд то на Люмин, то на Кэйю. — Мы свободные птицы! Никому ничего не должны! — прокричал попугай. Девушка закатила глаза и направилась на кухню. Кэйа ещё несколько минут постоял около попугая, рассматривая его, а тот, в свою очередь, наклонял голову из стороны в сторону, разглядывая Кэйю. В конце концов Двалин зацепился когтями за прутья клетки и подполз на уровень глаза Альбериха. — Карамба, пираты! — Какой ты умный, — рассмеялся Кэйа и пошёл к Люмин с Ноэлль, которые уже ждали его с чаем. Следующие три с половиной часа пролетели очень быстро, к большому удивлению самого Альбериха — он не ожидал, что с малознакомыми людьми может быть так легко. Люмин интересовалась его игрой, узнавала, кто был его учителем и в какой музыкальной школе обучался, а когда узнала, что весь навык Кэйи — заслуга школьной учительницы, что была в детском доме, захотела встретиться с ней лично. Кэйа решил не скрывать тот факт, что у него нет родителей — место в общежитии при академии нужно было попытаться получить всеми возможными способами. Ноэлль же в основном сидела молча, внимательно слушая их разговор, только иногда что-то спрашивала, что было ей непонятно — как оказалось, она далека от мира музыки. Ноэлль была старше Люмин на несколько лет, и сейчас училась на предпоследнем курсе отделения ветеринарии, собираясь работать по специальности в дальнейшем. Сама же Люмин, хоть и работала ассистенткой директора (о причинах этого Кэйа не решился спросить), обучалась также в «Анемонии» по специальной программе самого Венти. Играла на клавишных, о чём весьма красноречиво свидетельствовал белоснежный рояль в зале — сейчас все трое сидели именно там, увлечённо болтая о всякой ерунде. Кэйе нравился уют, что исходил от этих девушек, и он в самом деле надеялся, что сможет поступить и видеться с ними почаще. То тепло, которое он ощущал от их взаимной любви одновременно грело сердце и вгоняло в дикую тоску от того, что едва ли они с Дилюком будут так же любить друг друга. Ноэлль постоянно сидела рядом с Люмин, держала её за руку или опускала голову на её плечо. Девушки между собой влюблённо переглядывались и мило улыбались друг другу, но несмотря на это они не забывали о присутствии Кэйи, и не давали ему почувствовать себя лишним. Когда позвонил Венти, дело близилось к двум часам дня. Люмин ещё пару раз ему высказалась, пообещала научить Двалина скверным словам, а затем переместила попугая в небольшую клетку, удобную для его перевозки. Она забрала скрипку у Кэйи, вверив ему в руки Двалина, и после этого они ушли. Всю суть скверного характера ары Альберих понял чуть позже, когда в метро попугай умудрился стащить чёрную тряпку, которой была накрыта его клетка, а затем начал петь песню о свободных птицах и что его держат в заточении, не давая раскрыться его изяществу, красоте и грации. В общем, люди в метро пересаживались от них в другие вагоны. — Бездна! Венти, забирай своего монстра! — выругалась Люмин, когда они, наконец, прибыли в студию. Кэйа едва смог удержать удивлённый возглас, когда увидел того юношу, что пулей подлетел к попугаю. И этот паренёк — директор?! — Двалин! — Венти открыл клетку, выпуская ару. — Я так скучал! — Венти — оболтус! — прокричал попугай, вылетая и приземляясь на плечо хозяина. — Люми-ин, — протянул он, — ты зачем мою репутацию портишь? Привет! — последнее уже было адресовано Альбериху, — ты, должно быть, Кэйа? — Да. Рад знакомству. Это большая честь для меня, — он протянул руку. Венти кивнул и протянул руку в ответ. — Уж прости за этот перформанс, у меня часто такое случается, — виновато улыбнулся директор. — Проходи, доставай скрипку. Сейчас я покормлю Двалина и вернусь, а то совсем исхудал, бедный, тебя там совсем не кормили, да? — Венти погладил попугая по голове. — Кормили! Двалин не любит чужих! Двалин любит Венти-оболтуса! Люмин тихо прыснула, присаживаясь на кожаный диван у стены и провожая взглядом начальника. Венти вернулся через пять минут, и от былого разгильдяйства и шального веселья в его взгляде ничего не осталось. Он был серьёзен, и несмотря на свою подростковую внешность, складывалось впечатление, что одним словом он без труда сможет припечатать к земле. Венти безмолвно демонстрировал свою силу и вызывал невольное чувство уважения. Люмин тоже это заметила, перевела взгляд с директора на Кэйю и успокаивающе улыбнулась ему. — Что ж, Кэйа, покажи мне, почему я должен взять тебя в академию, — с вызовом произнёс Венти, откидываясь на спинку дивана. И Кэйа показал ему. С первого звучания мелодии и до самого её конца — он растворился в ощущениях и позволил своим чувствам слиться с ней. Вспоминал о прошлом — тогда это были ноты горечи и боли; вспоминал о заботе мадам Пин — в эти моменты в мелодии проскальзывало что-то тёплое, едва различимое на общем фоне печали; вспоминал чужую любовь — Люмин и Ноэлль, — а затем и свою. Чувствовал, как снова начинает болеть сердце, и как из его глубин вырывается желание задохнуться от этой любви. Как жаль, что это невозможно. Кэйа рассказал всем, кто сейчас сидел в этой комнате о том, что терзает его душу. О жестокой несправедливости, о тяжёлой судьбе, о неразделённой любви и слабой надежде, вере и попытке добиться исполнения своей мечты. Рассказал не словами, но они и не были нужны, чтобы его поняли так, как он того хотел. Люмин не сдержала слёз, когда услышала откровения Кэйи вновь. Венти же сидел с закрытыми глазами, замерев и, казалось, не дышал даже. Альберих закончил свою историю и опустил скрипку, с волнением глядя на директора — секунды в тот момент тянулись часами. Прежде, чем открыть глаза, Венти сделал глубокий вдох и на выдохе произнёс короткое: — Ты принят.