Мелодия для короля

      Микель на секунду поднял глаза на очнувшегося разбойника, а уже в следующий момент отвернулся и продолжил то, на чём остановился, не обращая больше внимания на неприятного типа.       Совсем иначе отреагировал молодой король. Он покраснел до кончиков ушей, оттолкнул от себя льнущего шерьера и принялся наводить порядок в причёске.       — Ничего там такого между нами не было! Всего-то поцеловались… трижды.       — Четырежды, — поправил его Микель       — Что?       — Что?       Они уставились друг на друга в недоумении.       — Ты не помнишь? — спросил Микель, и сразу понял, что угадал.       — И когда же был четвёртый? — строго спросил Реми.       Микель уже пожалел, что ляпнул не подумав, но отпираться было поздно, так что он невнятно забормотал:       — По-правде говоря, он не то, чтобы был четвёртым, скорее первым… Да и не совсем поцелуй, так, каприз ребёнка… ну, или способ помочь. Но раз уж ты не помнишь, это не так уж и важно, я полагаю. Ой, утка и правда горит! Ты же проголодался? Я ужасно!       Смерив его оценивающим взглядом, Реми внутренне пришёл к выводу, что может позволить себе дать ему немного времени. Он сел рядом, принял утиную ножку и с достоинством принялся её жевать, отметив про себя, что шерьер заботливо выделил ему самый не подгоревший кусок.       — Эй, а мне тут что, с голоду помирать? Я, между прочим, тоже жрать хочу! — задёргался у дерева привязанный разбойник.       Микель посмотрел на него, размышляя как стоит поступить, когда услышал ворчливое замечание Реми:       — Надо было ему сразу рот завязать.       Ухмыльнувшись, шерьер тут же встал, подошёл к бандиту и завязал ему рот его же собственным поясом. Затем спокойно сел обратно и принялся как ни в чём не бывало разделывать утку.       Происходящее очень веселило Реми. От раздражения по отношению к шерьеру, которое клокотало в нём и копилось в первые недели после знакомства, не осталось и следа. Теперь все его слова и поступки казались обдуманными и осмысленными, обусловленными какими-то причинами, которые королю теперь очень хотелось узнать.       Они поели в молчании, каждый был погружён в свои мысли. Наконец, Реми решил, что дальше тянуть не имеет смысла и спросил о том, что на данный момент больше всего не давало ему покоя:       — Почему ты в тот раз сказал, что мне не стоит питать надежды?       Микель вздохнул. Напряжение и вроде бы даже страх читались в каждом его мускуле, в каждой нотке голоса.       — Полагаю, нам рано или поздно придётся об этом поговорить.       — Об этом и о многом другом, — нахмурился юноша. — У меня тьма вопросов! О детстве, о ключе, о твоих родителях… О поцелуях, — он на секунду смешался, но тут же продолжил. — И мне всё ещё не даёт покоя этот чёртов портрет!       Тут Реми с удивлением увидел, как нервная неестественность отпускает Микеля, как плечи его расслабленно опускаются, будто внутри него всё это время был огромный шар, не дающий ему покоя, и вот он лопнул и теперь сдувается. Шерьер выдохнул и тепло улыбнулся, глядя на своего короля этими невозможными фиолетовыми глазами.       — Думаю, я готов ответить на все эти вопросы. Но не бесплатно. За это пообещай мне, что когда мы вернёмся во дворец, ты покажешь мне свою сокровищницу. Идёт?       С этими словами он протянул руку для рукопожатия. Сощурившись, Реми недоверчиво призадумался. С одной стороны, не было гарантии, что на сей раз Микель скажет правду. Но с другой, любопытство и нетерпеливость были вечными спутниками короля, не дающими ему жить спокойно. Вот и на сей раз он решил пожертвовать малым для получения нужной информации. Кроме того, шерьер тоже рисковал. У него ведь не было никакой гарантии, что по возвращении Реми сдержит своё слово.       Коротко кивнув, Реми пожал протянутую руку. Вопреки его ожиданиям, Микель не отпустил её сразу, а напротив, потянул короля к себе, говоря:       — Что ж, тогда начнём с портрета, — и, прижавшись к самому уху Реми, выдохнул: — на самом деле я до ужаса, до паники, почти до смерти... боюсь бабочек.       — Что? — встрепенулся Реми.       — Тш-ш-ш-ш, — Микель приставил палец к губам короля и кивнул на разбойнка. — Это большой секрет. Никто не должен узнать о нём.       Столько часов, дней, недель он провёл в поисках слабости этого несносного человека, а ответ лежал на поверхности.       — Правда? — выпалил Реми. — То есть… даже нарисованных? Даже вышитых? Даже…       — Даже на мозаике на дне бассейна. Я пытался с этим бороться, но это какая-то фамильная болезнь, от которой так просто не избавиться. Отчасти мне удалось подавить в себе желание позорно ретироваться при виде этих… чудовищ. Даже какое-то время мог находиться в одной комнате с тем портретом, но вот когда они появляются передо мной внезапно, это всё ещё является проблемой. Если не верите, могу повторить это же позже при вашей матери. Она подтвердит, что я не лгу.       Шестерёнки в голове Реми закрутились и всё начало вставать на свои места. Значит, он мучился бессонницей из-за портрета просто напросто потому, что на нём король был изображён в парадном мундире с бабочками. И в тот раз, в бассейне, нырнув слишком глубоко внезапно наткнулся на мозаику с бабочками. Да уж, что ни говори, а Реми был для него худшим кошмаром, с головы до пят, ведь бабочки, будучи его отличительным знаком, окружали его со всех сторон: на одежде, на украшениях, в убранстве комнаты.       — Так вот, почему ты хотел уехать, как только закончишь свои дела, — тихо вымолвил Реми. — Пребывание в моём дворце, должно быть, сущая пытка для тебя.       — Ничего. Я привык.       Они немного помолчали.       Реми смотрел, как Микель не моргая глядит на огонь, как ворошит угли, как пламя отражается в его глазах, и думал, думал, думал, пытаясь разобраться в себе, пытаясь понять свои чувства к нему, пытаясь решить, что ему теперь делать. Из размышлений его вывел тихий голос шерьера.       — Ты правда не помнишь меня?       Реми вздрогнул.       Где-то над их головами трижды проухала сова, а затем послышалось удаляющееся хлопанье крыльев. В кустах стрекотали сверчки, трещал заново разожжённый костёр, отражаясь оранжевым светом на лицах сидящих около него людей.       — Недавно мне снилось кое-что… необычное, — неуверенно начал юный король, опустив глаза в землю. — Много воды, почти целое море. И я будто тонул в нём. И когда я шёл ко дну, наглотавшись воды, и совсем уж было подумал, что захлебнусь, откуда-то вдруг приплыл мальчишка, — он кинул взгляд на Микеля, наткнулся на две немигающие фиолетовые точки и запнулся.        — Ты уже понял, что это не было сном, — шерьер не спрашивал, он говорил уверенно и прямо, но не громко. — Это воспоминание.       — Когда-то давно у меня был друг, — кивнул Реми. — Я почти не помню, как он выглядел и вряд ли бы узнал его сейчас. В тот момент, когда мне было тяжелее всего, он бросил меня и исчез.       Микель вскинул брови.       — В тот день отец внезапно решил отправить меня на военную службу. Он даже не позволил мне попрощаться с тобой. И не позволял писать тебе письма. Я не знал, в чём была причина этого его поступка, но сейчас у меня есть некоторые догадки.       — После того случая я несколько месяцев боялся заходить в воду, — продолжал вспоминать Реми, — а когда наконец переборол свой страх, понял, что несколько минут могу свободно дышать под водой.       На лице шерьера на секунду отразилось удивление, а затем осознание.       — Я читал, что у нашей слюны есть такой побочный эффект, но не знал наверняка. Теперь понятно, почему ты не захлебнулся в озере, даже будучи без сознания. Кто бы мог подумать, что от того детского поцелуя через столько лет будет такая отдача... Как же нам повезло!       — Тш-ш-ш-ш, — осадил его Реми и взглядом указал на пялящегося на них во все глаза разбойника.       Они не сговариваясь встали и пересели, расположившись с другой стороны костра, на пару метров дальше от неприятного человека, и понизили голоса почти до шёпота.       — Что ж, — Реми подобрался к своей излюбленной теме и мысленно потирал руки в предвкушении. — Мне кажется, самое время поговорить о ключе. Что он отпирает?       Юноша весь подался вперёд, с воодушевлением уставился на собеседника, нетерпеливо сопя, и эта картина очень развеселила шерьера. На лице его появилась шкодливая улыбка, и он сразу стал похож на двенадцатилетнего мальчишку. Что-то колыхнулось в душе Реми и он почуял неладное, но прежде, чем успел хоть что-то сказать, Микель многозначительно развёл руками и радостно заявил:       — Понятия не имею!       Реми оторопело захлопал глазами.       — В каком смысле? То есть, ты столько времени мне голову морочил из-за вещицы, о которой и сам ничего не знаешь? Да ты издеваешься!       — Ладно, ладно, не горячись, — рассмеялся парень. — Я расскажу всё, что успел узнать, и о чём догадался уже позже, благодаря тебе.       Реми скрестил руки на груди и недоверчиво посмотрел на шерьера. Тот выглядел как будто искренним, но во всём его поведении, в позе, во взгляде, чувствовалось какое-то лукавство. Как будто он в чём-то привирал, или же что-то недоговаривал.       — Мой друг, о котором я тебе рассказывал, передал мне этот ключ, но не успел объяснить что это и для чего. Он только просил никогда никому его не отдавать, — Микель понизил голос, ему не хотелось, чтобы сидящий в нескольких метрах от них разбойник что-то услышал. — В последние дни перед смертью Генри работал над каким-то сложным устройством. Мой друг был гением в своём деле. Механик, изобретатель, одарённый учёный. Для него не было ничего невозможного. Он всегда интересовался древними артефактами и устройствами мёртвых народов, — Микель закусил губу, как бы думая, продолжать ли, и наконец выпалил: — Я думаю, он работал над каким-то оружием. Вероятно, оно спрятано в чём-то, что отпирает этот ключ. Наверное, он понял, насколько смертоносно это оружие и передал мне этот ключ, чтобы я нашёл и уничтожил его.       — Так, так, так, подожди. А причём же тут я? — остановил его Реми.       — Некоторые ниточки из писем Генри привели меня к тебе. По видимому, одна из вещей, которые ты… позаимствовал у своих гостей, выведет нас к местоположению этого оружия. Может, ты поминаешь что-нибудь похожее на карту?       Реми задумался. Все вещи, которыми он разживался, были довольно мелкими и ничего из них даже отдалённо нельзя было бы назвать картой. В основном это были различные причудливые медальоны, серёжки или каффы, браслеты, перстни, печати или другая мелочь. Какая-то мысль не давала ему покоя.       — Как ты думаешь, что это за оружие? — спросил он.       — Это вторая вещь, о которой я догадался благодаря тебе. Я точно не знаю, как оно выглядит, но… Та легенда, которую ты мне рассказывал недавно, о маге, создавшем оружие, превращающее людей в беспринципных убийц. Я читал нечто похожее в одной из книг Генри. Думаю, она может быть как-то связана с его изобретением.       Тут в голове короля что-то щёлкнуло, он кинулся к Микелю, запустил руку ему за шиворот и вытащил ключ. Он уставился на безделушку, поблёскивающую в свете костра, и глаза его полезли на лоб.       — Боже мой, ты прав, Микель, этот ключ ничего не отпирает, — он поймал на себе недоуменный взгляд шерьера и закончил: — Он заводит механизм музыкальной шкатулки!       Несколько раз Микель открывал и закрывал рот, а потом протянул:       — О-о-о-о-о.       Лихорадочно соображая и что-то беспорядочно бормоча себе под нос, Реми вскочил на ноги и начал расхаживать взад-вперёд вдоль костра, сделал кружок вокруг шерьера и сел на место, уткнувшись плечом в его плечо. Всё это время Микель не мешал ему и только следил за его передвижениями глазами. Судорожно втянув воздух, Реми уставился на пляшущие язычки пламени и начал свой рассказ:       — Как-то раз к нам заехал один посол. Он был славный малый, даже не дурак. На шее его я увидел любопытный медальон. В него будто была встроена шестерёнка…       Шерьер слушал внимательно и не перебивал, только всё больше хмурился. Оказалось, что за несколько последних месяцев Реми стащил у своих гостей больше сотни различных вещиц, многие из которых казалось были выполнены одним и тем же мастером. Король и сам был не глуп, так что быстро смекнул, что они похожи на детали одного механизма. Покрутив их так и эдак, он разобрался и сумел соединить некоторые из них между собой. Всё это время загадочный механизм не давал ему покоя. каждый раз, как во дворец прибывал новый гость, Реми с нетерпением ожидал момента, когда сможет забраться в его вещи и проверить, нет ли среди них ещё одной детали.       — И много тебе удалось собрать? — осторожно спросил Микель.       — Полагаю, почти всё. Не хватает только гребёнки. Ну, и, само собой, ключа.       Микель радостно вскинув руки, воскликнул:       — Ты гений! — налетел на Реми, повалил его и поцеловал.       — Т-ты что творишь? — попытался оттолкнуть его король, опасливо поглядывая на противоположную сторону костра.       — Выражаю восхищение умственными и физическими данными вашего величества, — игриво сказал Микель.       — Это я как раз понял, но мы ещё не поговорили о самом главном! — отрезал Реми и с силой отпихнул от себя шерьера, чинно сел и поправил одежду.       Юноша почти физически ощущал тот нетерпеливый взгляд, которым шерьер прохаживался по его телу. Способность дерзкого мальчишки в мгновение ока переключаться с серьёзных разговоров на шуточки или флирт и обратно поражала и выбивала короля из колеи. Он почувствовал, как по спине пробежали приятные мурашки. Сомнений не было: ему льстило внимание этого парня. Щёки Реми подёрнуло румянцем, он смущённо заёрзал на месте и бросил робкий взгляд на шерьера.       — Знаешь, я с детства был заключён в жёсткие рамки, — сказал он, вперив взгляд в землю. — А с тех пор, как отец… ну, ты знаешь, передал мне бразды правления, я больше не мог позволить себе никаких компрометирующих действий. Моё детство закончилось очень рано, — Реми глубоко вдохнул и шумно выдохнул, даже кончики ушей его порозовели, а голос стал едва слышен. — Ты мне, кажется, начинаешь нравиться. Я пока не понимаю, что это за чувства и не знаю, как мне в них разобраться, как проверить и убедиться…       Его руку накрыла большая шершавая ладонь. Глаза их встретились и Микель сказал:       — Зато я знаю.       Он пошарил в сумке, выудил оттуда старый потрёпанный шарф, подошёл к разбойнику и завязал ему глаза.