Мелодия для короля

      Микелю не верилось, что всё может случиться так просто. Он держал в руках это стройное подтянутое тело, покрывал поцелуями изящную шею, а король, вместо того, чтобы оттолкнуть, или хотя бы остановить его, становился всё более податливым, постанывал и изгибался навстречу.       Пальцы шерьера скользили по кителю. Микель получал удовольствие от расстёгивания каждой пуговицы, от развязывания каждого шнурка, от раскрепления каждого ремешка, каждой пряжки.       — Ты уверен? — спросил он в последний раз, чувствуя, как рассыпаются в труху остатки самоконтроля.       Реми положил руки на плечи Микеля и нетерпеливо притянул его к себе.       — Мне этого хочется, — прошептал он в самое ухо шерьера.       Все эти ленточки, завязочки, вышивки, пуговки и шнурочки в самом деле сводили Микеля с ума и вызывали глубоко внутри незнакомый приятный холодок. Пальцы его скользнули под мундир и горячие ладони пошли прохаживаться по рубашке, нащупывая пуговицы. Дыхание Реми участилось. Микель почувствовал, что в штанах ему становится тесновато. Похоже, это не укрылось от внимания короля, потому что рука его легла на брюки шерьера и ловкие пальцы в долю секунды расстегнули ремень. Юноша запустил руку в штаны и начал поглаживать твердеющий член шерьера.       Микель чуть не задохнулся.       Прикосновения Реми были столь искусными, что невозможно было поверить в его неопытность. То он нежно проводил подушечками пальцев вдоль всего ствола, едва касаясь кожи, то вдруг сжимал его словно в тиски в каком-нибудь неожиданном месте, чтобы в следующую секунду отпустить и вновь начать ласкаться.       Чтобы окончательно не слететь с катушек, Микель попытался отвлечься. Он принялся расстёгивать многочисленные пуговицы кителя, затем рубашки. Какое-то время ему это помогало. Когда последняя пуговица оказалась расстёгнута шерьер упёрся руками в постель по обе стороны от своего короля и бросил взгляд на распластавшееся перед ним тело. Полураздетый, в распахнутой рубашке, обнажающей грудь и плоский живот, в слегка спущенном с плеч кителе, Реми выглядел настолько соблазнительно и развратно, что Микель едва не кончил прямо в его руку, всё ещё запущенную в штаны шерьера.       Сдерживая себя из последних сил, молодой мужчина поспешно отвёл взгляд и опустился ниже, выскальзывая из требовательных, сводящих с ума рук. Запустив пальцы под раструбы сапог он огладил стройные ноги юноши и начал стягивать с любовника форменную обувь. Реми согнул освобождённую от сапога ногу в колене и закинул её на плечо шерьера, не сводя с него глаз. Вторую, всё ещё обутую он поднял вертикально вверх, то и дело уводя её из рук шерьера, заигрывая с ним и дразня. Немного подыграв ему, Микель в конце концов оставил попытки поймать ускользающий сапог. Вместо этого он обхватил вторую ногу и хладнокровно прикусил нежную кожу на подколенной ямке. Реми издал возмущённый возглас и собирался пнуть его, но вместо этого попался на уловку и вскоре лишился второго сапога. Теперь обе его ноги лежали на плечах шерьера, который, прикрыв глаза, с упоением покрывал поцелуями его икры, колени, бёдра…       Большие ладони оглаживали ягодицы пока не нащупали что-то странное на пояснице. Проведя по ней несколько раз вниз и вверх, Микель понял, что пальцы его наконец добрались до трёх заветных верёвочек, на которых держались бесстыдно-короткие шорты. Каким-то краем оставшегося разума, шерьер уловил, что завязочки отчего-то располагались не впереди, а сзади, прямо между ягодицами хотя завязывать и развязывать их там самостоятельно было явно не слишком удобно.       В следующую секунду он понял, почему.       Почувствовав наконец горячие большие руки в том самом месте, где уже давно зудело, Реми припомнил одну из иллюстраций из недавно прочитанной книги, одним быстрым движением перевернулся на живот, опустил голову на скрещенные руки и приподнялся на коленях так, что те самые верёвочки, завязанные в аккуратные бантики, оказались у самого лица оторопевшего шерьера.       Расшитый витиеватыми орнаментами на спине китель, рассыпавшиеся по простыне золотые локоны, подтянутые ягодицы, обтянутые почти ничего не прикрывающими шортами, держащимися лишь на трёх тонких завязках, упругие, округлые икры и стройные изящные лодыжки, не свойственные натренированным военным мужчинам — всё это враз выбило почву из под ног шерьера. Пальцы перестали его слушаться, дрожали, путались в верёвочках. Реми нетерпеливо заёрзал и приподнялся ещё чуть выше, когда последний бант поддался и шорты, наконец, скользнули с ягодиц, открывая взору Микеля нежную кожу и подрагивающую дырочку.       Происходящее разрывало разум парня на части. С одной стороны, Реми был его королём, неприкосновенным монархом, важной политической фигурой в шахматной партии, которую он разыгрывал. С другой же с давних пор оставался его мечтой, его другом детства, его самым светлым воспоминанием, чистым и непорочным.       Прямо сейчас все эти неприкосновенность, чистота и непорочность испарялись прямо на глазах.       Микель положил ладони на ягодицы Реми, упёрся большими пальцами в тугую дырочку и осторожно развёл сжатую кожу в стороны. Юноша всхлипнул и взору шерьера открылось розоватое нежное отверстие, до этого момента скрытое от посторонних глаз. Сердце его забилось сильнее.       Степень доверия, оказанная ему юным королём поражала. В висках застучала кровь, а в мыслях из недр подсознания всплыла фраза: «Я бы умер, но не позволил, чтобы мой первый раз достался первому встречному».       «Первый раз».       Осознание этого факта неподъёмным грузом легло на плечи Микеля.       — Твой первый раз… — пробормотал он.       — Да, — выдохнул Реми куда-то в простынь и вдруг почувствовал, как горячие руки Микеля исчезают с его тела.       Обернувшись, он обнаружил, что Микель сидит на краю кровати с каким-то виноватым видом. Реми протянул к нему руки, собираясь обнять, но тот отстранился, оставляя в душе короля острое чувство разочарования, глубокой неудовлетворённости и полнейшего одиночества.       — Ты что творишь? — прошипел он, грозно сведя точёные брови к переносице.       — Реми, я… Я не могу. Мы не должны.       На лице Реми отразилась смертельная обида. Он надулся и принял вид максимально оскорблённого достоинства.       — Ты понимаешь, какую честь я тебе оказал? — с нарастающей угрозой в голосе спросил Реми и, дождавшись кивка Микеля, продолжил: — Тогда может объяснишь мне, что творится в твоей пустой шерьерской голове? Почему тебя каждый чёртов раз шатает из стороны в сторону? То ты хочешь, то ты не хочешь. То ты можешь, то ты не можешь! Определись уже, наконец! Потому что вот тут мы видим что ты очень даже хочешь и можешь!       Микель оторвал взгляд от простыни и умоляюще посмотрел на него.       — Пойми, дело не в том, хочу я или не хочу. Просто я не знаю… Не знаю, что с тобой будет. Я сам до конца не понимаю, кто я, и какие ещё фокусы может выкинуть мой ненормальный организм. А вдруг я потеряю контроль? А вдруг я причиню тебе вред? А вдруг ты пострадаешь? Это всё постоянно крутится у меня в голове. Я не могу рисковать… тобой.       Реми пропустил половину сказанного мимо ушей. Гнев кипел в нём. Он не мог понять, о каком риске говорит этот мальчишка, когда он, наступив на свою гордость, встал в такую постыдную позу и согласился отдать ему свой первый раз.       Какого чёрта.       Какого чёрта!       Какого чёрта?!       — Трус, — презрительно сказал Реми, сверля Микеля глазами.       Ему хотелось побольнее поддеть его и он судорожно перебирал в голове оскорбления, которые нанесли бы наибольший ущерб чести этого бессовестного человека, заставившего его, короля Этуайи, испытывать недостойные эмоции, чувствовать себя отвергнутым, ненужным, брошенным. В груди клокотала злоба. И вдруг подходящая колкость пришла на ум, и прежде, чем он успел как следует её обдумать, она сорвалась с его губ.       — Что ж, тогда может поменяемся? Я не против взять на себя роль мужчины, если ты к этому не готов!       Выпалив это, Реми сам испугался и замер, ожидая бурной реакции шерьера и готовясь быстро придумывать едкие ответы.       Однако Микель отнюдь не выглядел оскорблённым, возмущённым или обозлённым. Скорее выражение его лица стало задумчивым, а затем его осветило осознание.       — Мне кажется, это отличная идея, — улыбнулся он. — Думаю, при такой расстановке ролей, проблем быть не должно.       Он коротко чмокнул растерявшегося Реми и начал поспешно стягивать с себя штаны.       — Ты… Ты сейчас серьёзно? — выдавил Реми.       — Абсолютно, — кивнул Микель.       — И ты не против?       — Почему я должен быть против? — не понял шерьер. — Я хочу тебя, и мне не важно, как именно ты станешь моим.       Гнев Реми как рукой сняло.       — Удивительный ты человек, Микель.       Шерьер пожал плечами.       — Не понимаю, почему тебя удивляет то, что я готов отдать себя тебе, если ты сам минуту назад был готов сделать то же самое для меня? Разве это не нормально?       И Реми вдруг понял, что это и правда нормально. В конце концов, какая разница, кто ведущий, а кто ведомый, если обоим это нравится? Если в этот раз он будет выполнять роль мужчины — это не значит, что в следующий раз будет то же самое. Он окинул взглядом обнажённого шерьера, его подтянутое, атлетически сложенное тело, привлекательное лицо, на котором читалась только решимость, и подумал: а почему, собственно, он должен отказываться? Ему предоставился прекрасный шанс попробовать что-то новое, ошеломительное, невероятное!       — Только попробуй дать задний ход, — предупредил он Микеля.       — Не дождёшься, — в тон ему ответил тот. — В этот раз я…       Реми не стал слушать. Он повалил шерьера на спину и заткнул его рот поцелуем.       Они целовались долго и страстно, блуждая руками по телам друг друга, пока пальцы короля не наткнулись на возбуждённый сосок шерьера. Реми почувствовал, как при прикосновении к нему, Микель весь напрягся и слегка подался вперёд. Сразу стало понятно, что это место — особенное. Ни на секунду не задумываясь над тем, что делает, Реми принялся поглаживать соски, теребить их, пощипывать, крутить в пальцах и нежно проводить по ареолу подушечками.       Микель под ним начал дышать прерывисто, то и дело постанывая и слегка выгибаясь навстречу. Реми с ума сходил от осознания, что это он является причиной того, что Микель стал таким. Мгновение спустя юноша почувствовал животом всю степень его возбуждения.       То, что он видел во сне, не шло ни в какое сравнение. Обхватив рукой внушительный член шерьера, король подумал, что вероятнее всего ему и правда было бы больно, так что если он действительно хочет попробовать себя в другой роли, к следующему разу ему придётся как следует подготовиться, и подготовка эта займёт не один день.       Оглаживая возбуждённую плоть, он оторвался от истерзанных губ и, щекоча волосами торс любовника, перешёл к покусыванию и посасыванию его сосков. Микель дёрнулся. В голове Реми мелькнула мысль, что теперь он знает о ещё одной слабости шерьера. Это странным образом грело душу и волновало сердце.       Рука монарха скользнула ниже, на секунду сжала мошоку, что вызвало у Микеля новый невнятный стон. От этого звука по спине Реми прошлась волна будоражащего наслаждения, пальцы его двинулись дальше, начиная блуждать вокруг заветного местечка, время от времени неглубоко толкаясь внутрь.       — Ноги, — повелительно сказал Реми.       — Что? — задыхаясь спросил Микель, плохо соображая.       — Раздвинь их.       Микель подчинился.       Реми оценивающе осмотрел заветное место и, по-видимому. остался доволен. Усмехнувшись, он облизал пальцы, приставил их к отверстию, надавил посильнее и вставил сразу два. Громкий, ничем не сдерживаемый стон шерьера стал ему наградой. Ему было плевать, если этим стоном парень перебудил всех возможных постояльцев, что хозяйка сомнительной гостиницы или её недалёкий помощник что-то заподозрят и начнут задавать неудобные вопросы. Это всё будет завтра. А завтра они покинут это место, значит все эти люди не имеют для них значения. Сейчас для Реми значение имел только Микель. В эту самую минуту он хотел слышать его стоны, чувствовать его возбуждение своей кожей, ощущать каждый сантиметр его тела в своих руках.       Не сомневаясь, что Микель испытывает только лишь удовольствие, Реми смело протолкнул пальцы глубже. Ориентируясь на стоны и действуя по наитию, он подвигал пальцами взад и вперёд и вскоре добавил третий палец. Совсем скоро стоны сменились тяжёлыми, громкими и короткими вздохами, член шерьера начал подёргиваться и он выдохнул:       — Достаточно.       — Что я слышу? — развеселился Реми. — Не ты ли говорил, что я не дождусь от тебя отказа? Для того, кто был так решительно настроен, ты слишком быстро сдался.       Микель дышал сбивчиво, слова давались ему тяжело.       — Кто сдался… — выдавил он, подхватил свои бёдра руками ещё шире разводя их в стороны. — Я говорю, что готов… Хватит пальцев… Просто вставь его…       Это было выше его сил. Реми уже был возбуждён прелюдией до предела, а от этой картины распалился до такой степени, что все социальные запреты и этические нормы улетучились из его головы, не оставив и следа. Он жёстко впился пальцами в бёдра шерьера, потянул его на себя и резко вошёл. Микель коротко вскрикнул. Тело его раскрылось навстречу Реми, пропуская затвердевшую плоть внутрь себя.       Кровь стучала в голове короля. Он никогда ещё не чувствовал себя настолько хорошо. Казалось ещё немного и сердце разорвётся на части. Он начал двигаться. Сначала медленно, затем то наращивая, то сбавляя темп. Руки скользили по вспотевшей коже. Запахи их тел смешались и пьянили не хуже хорошего вина. Реми почувствовал, как ноги Микеля обхватывают его и шерьер насаживается на него ещё глубже. Ему вдруг отчаянно захотелось вновь почувствовать вкус его губ. Не прекращая двигаться, он наклонился, запустил руку в его волосы и поцеловал своего шерьера. Тот обвил его руками за плечи, прикрыл глаза в блаженной неге и полностью отдался этому поцелую.       Реми кончил первым, не успев вытащить, и уже в следующую секунду почуял знакомый запах мускуса и мандаринов.       Они повалились на кровать в изнеможении, даже не пытаясь привести себя или простыни в порядок. Отдышавшись, Микель выпалил:       — Ты невероятный любовник! Я впечатлён.       Реми проворчал:       — Не так уж сложно впечатлить человека, которому не с чем сравнивать.       В комнате на мгновение воцарилась звенящая тишина, а затем шерьер произнёс:       — С чего это ты взял, что мне не с чем сравнивать?