Fugit irrevocabile tempus

      До самого вечера Лань Чжань не может выбросить из головы свой сон: такой реалистичный до боли, он кажется отрывком настоящей жизни, а вовсе не плодом утопающего в горечи разума. Свежий влажный воздух над рекой, прохладные стебли лотоса в ладони, звонкие ноты поющей флейты и яркие, такие живые глаза Вэй Ина... Как это все может быть просто сном? А если может, то почему нельзя уснуть и больше не просыпаться?       Последний комплект запасных струн для гуциня, спрятанный между книгами, был вытащен из тайника и сразу же использован. Методично натягивая струны и настраивая свой музыкальный инструмент, второй господин Лань по сотому кругу прокручивает в голове сцены из своего сна. Тоска в груди сжимает сердце тисками, но где-то в глубине разума трепещет мысль о том, что ему удалось снова увидеть Вэй Ина живым, пусть это все было только в его голове.       Сегодня Лань Сичэнь не является; видимо, все еще пропадает на ночной охоте. Лань Чжань видит, что его старший брат волнуется за него, но чем они могут помочь друг другу? Они оба тонут в болоте собственных чувств, но по разным причинам: один - в горечи и безысходности, второй - в тревоге за родного человека. Один, предпочитая переживать скорбь в одиночестве, закрывается в собственной скорлупе, второй безрезультатно бьется в её каменные стены. Когда Лань Ванцзы нашел тавро клана Вэнь и в отчаянии прижег им себя, Лань Сичень едва не сошел с ума от мысли, что тот может пойти ещё дальше и навредит себе сильнее, возможно, даже захочет покончить с собой. Но наутро Лань Ванцзы взял под контроль свои чувства, вновь скрывшись под маской холодной отстраненности, и старший из братьев кое-как заставил себя успокоиться и дать младшему больше покоя. Но именно после этого события Лань Цижэнь отдаёт приказ поставить ограничивающий барьер при входе в пещеру; свободно проходить через него могут теперь только некоторые заклинатели, но Лань Чжань не сможет покинуть место своего заточения.       Лань Хуань приходит только к вечеру следующего дня; усталые морщины залегли в уголках его глаз, но в его взляде все еще читается тепло и забота, когда он смотрит на Лань Чжаня, играющего на гуцине мелодию расспроса. Едва затихает эхо последных нот, Лань Сичэнь прочищает горло, обращая на себя внимание.       – Как ты?       Лань Чжань поднимат отстранённый взгляд на брата.       – В порядке. Как ночная охота?       – В окрестностях возле границ много нечисти, мы не ожидали встретить столько, так что пришлось повозиться, – шагает ближе Цзэу-Цзюнь и скользит взглядом по прямой фигуре, – мы расспросили местных жителей, они утвержают, что видели подозрительного человека в черных одеждах, который пытался провести какой-то ритуал, но его спугнули. Возможно... возможно, это какой-то темный заклинатель, – на этих словах Лань Чжань заметно напрягается; его брат замечает это, но все равно продолжает, – так что я отправил в ту местность отдельный отряд, который присмотрит за этой территорией.       Лань Чжань кивает в ответ.       – Брат... Давай я все же поговорю с дядей...       – Нет.       Цзэу-Цзюнь прерывисто вздыхает. Воцаряется тишина, каждый думает о своём; первым же прерывает ее Лань Чжань.       – Когда придешь в следующий раз, принеси новый комплект струн.       Лань Сичень с готовностью кивает.       – Может, еще что-то?       Второй Нефрит ненадолго задумывается, будто решает в уме какую-то задачу.       – И книгу.       – Какую?       – Книгу сновидений.       Лань Сичэнь приподнимает брови в недоумении. Книга сновидений? В ней, насколько он помнит, расшифровывались сны. Ранее его младший брат никогда не интересовался подобным, считая такие вещи недостойными внимания серьезного заклинателя. Тогда что случилось сейчас?       – Тебе что-то снилось?       Лань Ванцзы кивает.       – Расскажешь?       Хангуан-Цзюнь медлит, прежде чем подняться и, шагнув ближе, ответить на вопрос брата.       – Я видел рыбацкую деревушку и лес с озером у реки. Там было... красиво.       – Зачем тебе расшифровка этого сна? – интересуется Лань Хуань, пользуясь редким моментом, когда его младший брат идёт на контакт. Тот отрицательно качает головой. – Тогда что?       – В этой книге есть практики осознанных сновидений. Я хочу вернуться туда.       Легкое подозрение закрадывается в голову Лань Сичэня.       – Там было еще что-то, ради чего ты хочешь вернуться? – получив утвердительный кивок, он тихо вздыхает: вряд ли это кончится добром, но разве может он запретить? – Хорошо. Я принесу тебе книгу.       – Спасибо.       Лань Сичень вымученно улыбается: если есть что-то в этом мире, что он может сделать для своего брата, он непременно это сделает.

***

      Все тот же сухой песок и река; те же дети, шумно играющие с воздушным змеем; те же рыбаки, под утренними лучами ласкового солнца громко рассуждающие о своей работе. Лань Чжань тихо выдыхает: окружающий мир слишком яркий и чёткий, так что легко на какое-то время забыть о том, что это всего лишь сон.       Его старший брат долго не тянул, и к полудню принёс обещанную книгу и струны. Лань Чжань внимательно изучал письмена, жадно прикипев взглядом к четким иероглифам на тонкой бумаге, будто они были его единственным спасением во всем мире. Самым сложным из инструкций казалось то, что необходимо поймать момент засыпания и позволить телу отключиться, но разум должен продолжать бодрствовать. Всего лишь какие-то несколько секунд перехода – но они так важны. В инструкциях также отмечалось, что тело не должно быть уставшим, а разум – сонным; но даже при соблюдении всех факторов вероятность успеха при первой попытке очень мала. Однако даже это не могло расстроить Лань Чжаня: он видел цель, а значит, он её достигнет. Проведя длительную медитацию перед практикой, второй молодой господин Лань лег на свою постель и закрыл глаза. Благодаря длительной выучке, он спустя всего пару мгновений ощутил, что начинает проваливаться в сон, и тотчас же представил тот самый берег реки: шум воды вдали, звонкие голоса жителей деревушки, ласковый свет утреннего солнца. Легкий ветерок коснулся щеки, и в тот момент Лань Чжань осознал, что ему удалось вскрыть дверь собственного сознания.       – Уважаемый господин заклинатель, – вырывает его из воспоминаний голос знакомого старика, – вы снова здесь? Как ваш поход к лесному озеру? Вы познакомились с духом? Он исполнил то, что вы хотели у него попросить?       В Книге сновидений писалось, что сновидец по своему желанию может менять мир вокруг себя: перемещаться в пространстве, добавлять или убирать предметы или существ. Сосредоточившись на том, чтобы слишком любопытный старик исчез и оставил его в покое, Лань Чжань спустя несколько мгновений понимает, что у него ничего не получается. Объяснив самому себе, что этот провал случился всего лишь потому, что сам он – новичок в царстве осознанных сновидений, Лань Ванцзы издает в ответ неопределенное:       – Мгм.       – А сегодня что вы здесь делаете? - продолжает засыпать его вопросами неугомонный старик.       Лань Чжань бросает на него нечитаемый взгляд.       – Мне нужны семена лотоса.       Он достает из рукава кошелёк и, вынув из него несколько золотых монет, протягивает докучающему старику. Тот удивленно смотрит на деньги, будто перед ним – нечто из ряда вон выходящее.       – Это... за лотосы?       Не дождавшись никаких действий от шокированного старика, Лань Чжань вкладывает деньги ему в ладонь.       – Торопитесь.       – Сейчас, сейчас, уважаемый господин заклинатель, сейчас все будет, – суетится тот и спешит к ближайшей хижине. Проходит совсем немного времени, когда он возвращается с объемной корзиной, доверху забитой коробочками с семенами лотоса на тонких стеблях.       – Вот, – выдыхает немного запыхавшийся старик и ставит свою ношу перед Лань Чжанем, – еще принести? У нас их много, даже слишком...       – Достаточно. Благодарю.       Забросив корзину на плечи, Лань Ванцзы кивает старику на прощание и выдвигается в сторону леса. Возможно, ему стоило бы попытаться потренироваться в перемещении или создании предметов из воздуха, но без всего этого было так просто внушить себе, что окружающий мир – не иллюзия и ничем не отличается от настоящего.       Лесная тропа совсем скоро выводит его к озеру; здесь все остаётся по-прежнему, разве только стройная фигура мужчины в красной одежде уже не возвышается на камне; тот лежит на берегу и задумчиво жуёт травинку, щурясь под солнечными лучами. Лань Чжань ощущает, как сердце его сжимается при виде этого невероятного человека. Приблизившись, он ставит корзину с подношением возле головы молодого мужчины; тот же только сейчас замечает, что находится не один, и от испуга, подскочив, мгновенно садится на траве и смотрит расширившимися глазами на своего гостя.       – Тебе, – провозглашает Лань Чжань и моргает в ожидании реакции.       – Ой, аха-ха-ха, простите, я задумался и не заметил, как вы подошли. Вы хотите, чтобы я исполнил какое-то ваше желание, да? Ух, оно, наверное, очень важно для вас, раз вы так щедры, – виновато улыбается мужчина в красном и, поддев пальцем крышку плетеной корзины, приподнимает её; увиденное заставляет его присвистнуть от удивления, – действительно, так много! Я все не съем, хоть и люблю лотосы до безумия! Присоединитесь?       – Всё тебе, – отзывается Лань Чжань. Почему Вэй Усянь так обращается к нему, будто впервые видит? Неужели даже во сне ему непозволено ощутить до конца, что такое счастье, будучи неузнанным важным для него человеком?       Тем временем, тот вытаскивает из корзины одну коробочку, раскрывает её и принимается очищать семена. Приглашающе похлопывает по земле рядом с собой:       – Присаживайтесь, в ногах правды нет.       Но Лань Чжань остаётся стоять столбом. Тогда дух лесного озера бессовестно хватает своего гостя за край рукава и тянет на себя, едва на сваливая того с ног.       – Вэй Ин... – в голосе Лань Чжаня сквозит легкое возмущение пополам с нежностью. Но последующие слова озёрного духа сметают это всё волной неукротимой тревоги:       – Вэй Ин? Кто это?       Ошарашенный этими словами, Лань Ванцзы застывает каменной статуей, но ни одна мышца на его лице не вздрагивает. Как такое может быть? Неужели... Неужели Вэй Усянь его не помнит?       – Как тебя зовут? – осторожно интересуется Лань Чжань, мастерски скрывая волнение в голосе.       Его собеседник пожимает плечами.       – Не знаю. Я здесь обитаю уже почти два года, но как сюда попал и кто я такой – не помню. В моей голове постоянно крутятся какие-то отрывки, будто сновидения, но ни одно поймать я не могу, – в глазах мужчины вдруг мелькают лукавые огоньки, – так кто такой Вэй Ин? Это ваш возлюбленный? Вы пришли просить за него? Только учтите, - очаровательно дует он губы, – я не буду делать приворотное зелье. Даже для вас, –предостерегающе вытягивает он руку перед своим гостем.       Лань Чжань отрицательно мотает головой и поворачивается так, чтобы скрыть от мужчины покрасневшие мочки ушей.       – Я не просить пришел.       – Да? А зачем тогда?       Лань Чжань медлит, но так и не отвечает на заданный ему вопрос. Вместо этого он сам спрашивает:       – Могу я тебя называть так?       – Как?       – Вэй Ин.       Тот удивленно округляет глаза.       – Сколько здесь живу, это впервые, что кто-то хочет дать мне имя. Но пусть так, я не против. Звучит неплохо.       Лань Чжань кивает. На сердце тяжелым камнем оседает чувство горечи оттого, что Вэй Усянь потерял память. Но даже если ценой его покоя станет отсутствие воспоминаний о втором Нефрите клана Гу Су Лань, то разве это так много? Напомнив себе, что это всего лишь сон, Лань Ванцзы неожиданно для самого себя тяжело вздыхает.       – Да вы присаживайтесь, – улыбается Вэй Ин и расправляет полы своего тонкого халата на траве в подобии подстилки, при этом случайно оголяя длинную стройную ногу почти до самого бедра. Лань Чжань тут же вспыхивает и заставляет себя отвести взгляд от молочно-белой кожи. – Не стесняйтесь, – хлопает Вэй Ин ладонью по ткани в приглашающем жесте. Видя, что его гость все еще колеблется, он снова хватает Лань Чжаня за рукав и тянет с такой силой, что ткань ханьфу жалобно трещит, а заклинатель не удерживается на траве и летит вперед. Он успевает только выставить перед собой руки, но это его не особо спасает, так что в следующее мгновение он уже лежит на растянувшемся под ним озёрном духе. Вэй Усянь внезапно разражается веселым хохотом.       – Надо же, в мои объятия упал с небес такой красивый мужчина, словно настоящий небожитель, – отсмеявшись, всхлипывает тот, не в силах сдержать новую волну веселья, вызванную паникой в глазах напротив, – да шучу я, это же весело. Разве вам не смешно?       – Бесстыдник, – привычно шипит Лань Чжань, ощущая, как теряет самоконтроль. Как он так быстро позволил своей выдержке затрещать по швам? Хотя, это же Вэй Усянь, он с самого начала доводил разум второго молодого господина Лань до исступления. Чувствуя, как гибкое тело под ним содрогается в очередном приступе смеха, Лань Чжань двигается в попытке подняться на ноги, но предательская трава все еще слишком скользкая, и его ладони разъезжаются в стороны. Снова рухнув вниз, он выбивает воздух из лёгких Вэй Усяня, вынуждая его подавиться собственным смехом и закашляться, и утыкается носом в его шею. Тонкий, едва уловимый аромат заполняет ноздри, вызывая такое сильное чувство ностальгии, что не поддаться ему просто невозможно. Окончательно потеряв свой самоконтроль, Лань Чжань стискивает в объятиях хрупкое на вид тело того, кто сейчас являлся духом лесного озера.       Вэй Ин вздыхает и похлопывает обнимающего его заклинателя по спине.       – Ну что вы, все же хорошо. Не ударились? Если нет, то поднимайтесь скорее.       – Нет, – выдыхает Лань Чжань в шею своей жертвы, отчего та покрывается мурашками, и стискивает объятия еще крепче.       – Ох... Ну, нет так нет. Значит, лежим дальше, – подытоживает Вэй Усянь и пожимает плечами. Он кладет уже обе ладони на спину, затянутую белой тканью, и начинает успокаивающе её поглаживать.       Кажется, проходит целая вечность, прежде чем Лань Ванцзы заставляет себя отстраниться и сесть.       – Прошу прощения за то, что нарушил личное пространство, – произносит он, глядя на распростёртого под ним Вэй Усяня; эта картина, кажется, отпечаталась в его памяти навеки: тяжело вздымающаяся после интенсивного смеха грудь, раскрасневшиеся щеки и теперь уже обе ноги, не прикрытые бесстыдно сползшей тканью. Он протягивает руку и пытается исправить ситуацию, дергая полу халата в попытке прикрыть это влекущее своим откровением бесстыдство, но все только усугубляется, и ткань еще сильнее разъезжается, оголяя больше молочно-белой кожи. Кажется, еще совсем немного, и тонкий халат откроет самый сокровенный участок тела своего хозяина.       – Вы меня раздеть пытаетесь? - приподнимается на локтях Вэй Усянь и смотрит на Лань Чжаня глазами, на дне которых танцуют чертята.       – Прикройся, – едва не фыркает второй молодой господин Лань и отворачивается, ощущая, как пылают мочки ушей и шея, будто их обдали кипятком.       Вэй Усянь хихикает и садится, кое-как прикрыв бедра свободной полой халата; на второй сидит изображающий статую Лань Чжань, а его сгонять он совершенно точно не собирается.       – Так я могу спросить имя человека, с которым только что обнимался и который меня едва не раздел? – интересуется Вэй Ин, подтягивая к себе корзину и доставая несколько коробочек лотоса.       – Лань Чжань. Имя в быту – Лань Ванцзы, – отзывается заклинатель. На его лице снова натянута маска безразличия к окружающему миру, и только розовые уши выдают то, что он все еще не отошел от испытанных эмоций.       – Лань Чжань, значит, – задумчиво тянет озёрный дух, – у тебя два имени, а мне дал только одно. Это нечестно. Я хочу еще.       – Вэй Усянь.       – Хмм... Нет, давай что-то другое...       – Нет, – категорично отрезает Лань Ванцзы и смотрит на собеседника таким взглядом, что тот тут же поднимает ладони вверх, едва не выронив семена лотоса изо рта.       – Ладно, Лань Чжань, хорошо, как скажешь. Пусть будет Вэй Усянь, как тебе нравится, только не смотри на меня так, будто собираешься голыми руками оторвать мне голову.       Лань Чжань кивает и берет несколько стеблей лотоса; какое-то время они оба сидят молча и упоённо чистят семена, наслаждаясь тихим плеском воды, шелестом листьев и тем уютным молчанием, которое возможно только между людьми, чьи души близки настолько, что их присутствие рядом друг с другом ставит под сомнение необходимость наличия остального мира.       – Держи, – протягивает Лань Чжань горсть, полную вкусных семян.       – Это мне? – спрашивает Вэй Ин удивленно. Дождавшись согласного кивка, он подставляет ладони, и когда лакомство пересыпают в них, закидывает в рот сразу несколько штук. – Кушнятита, – бормочет он неразборчиво.       – Не разговаривай с набитым ртом, – тут же делают ему замечание, и Вэй Усянь послушно кивает, наблюдая, как невероятно красивый мужчина напротив него очищает новую партию лотоса. Странное, смутное чувство мелькает на переферии его сознания, будто он знает этого человека уже очень давно, но предательская память упорно отказывается сотрудничать, и какая-то важная мысль прячется в глубину сознания да там и пропадает.