***
В темницах клана Гу Су Лань прохладно и свежо; и хотя этими помещениями пользовались очень давно, здесь царит порядок и чистота. В одной из камер сидит человек, невероятно прекрасный лицом, но безумие во взгляде выдаёт тьму его души. Ухмылка и редкое покачивание головой подсказывают, что он ведёт какие-то диалоги в собственной голове, но ни один звук не слетает с его губ. Вдали слышится невнятный шум, очень скоро превращяющийся в звук лёгких шагов. Заключенный поднимает голову и вскоре встречается с холодным, отстранённым взглядом своего единственного посетителя. – Хангуан-Цзюнь, – протягивает он и склоняется в приветствии; однако в его позе, в церемониально сложенных руках сквозит насмешливость. – Сюэ Ян. – Рад вас видеть, второй господин Лань. Благодарю, что почтили меня своим присутствием, – распрямляется заключенный и делает шаг вперёд. – Зачем ты хотел меня видеть? Сюэ Ян хмыкает и оценивающим взглядом проходится по благородной фигуре молодого заклинателя. – Да вот, интересно мне, что лично вы будете делать с тем разломом, что я открыл на границах вашего клана, – он склоняет голову набок и скользит взглядом по каменному потолку, ухмыляясь, – наверное, закроете? Конечно, что же ещё? Такой чистый и непорочный, всегда соблюдающий правила, подобный небожителям Хангуан-Цзюнь... Или не совсем так? Я слышал, что вы ранили тридцать три заклинателя, защищая обитель ныне покойного Старейшины Илин. Скажите, – он подаётся вперёд и вцепляется пальцами в толстые железные прутья решетки, – какие отношения вас связывали? Вы любили его? Леденящий взгляд Лань Ванцзы может заморозить любого, превратить его в статую и разбить на осколки, но Сюэ Ян лишь отстраняется немного и тихо посмеивается. – Я так и думал... – Зачем ты хотел видеть меня? – терпеливо повторяет свой вопрос Лань Ванцзы, и только сжатые до побелевших костяшек кулаки выдают то, что он на грани. Заключенный не особо спешит; он смотрит на пылающие факелы на стенах, подвеску с нефритовым украшением на поясе второго господина Лань, собственные руки, пока наконец не хмыкает: – Я встретил одного человека... Он скрывал своё лицо, но был предельно вежлив, вручая мне некий темный артефакт и довольно много денег. Все, что требовалось от меня, – воспользоваться этой занятной вещицей, чтобы открыть тот самый разлом на границах вашего клана. Что я и сделал. – Зачем ты мне это рассказываешь? – А почему бы и нет? Ваши люди все равно будут спрашивать, может даже, запытают меня до смерти, но я не вижу необходимости скрывать это. Мне просто хотелось рассказать все именно вам. Кем был тот человек, я не знаю; он воспользовался техникой изменения голоса, поэтому, я его не узнаю никогда. Да и нет желания. – Почему ты дал себя поймать? Сюэ Ян громко смеется; эхо темницы разносит его голос, вынуждая Лань Чжаня слегка нахмурить брови. – Почему вы решили, что я дал себя поймать? –Ты не из тех, кто так просто сдаётся. – А то, что я убил нескольких ваших заклинателей, не считается? – Думаешь, я не знаю твоей силы? Сюэ Ян фыркает в ответ. – Вопросом на вопрос? Это же невежливо, Хангуан-Цзюнь! Ну да ладно, я отвечу. Когда врата Преисподней откроются, земля превратится в поле боя; целые легионы демонов прольют реки крови, и многие утонут в ней, не успев даже помолиться. Возможно, здесь, в темнице, я проживу дольше остальных. – Врата Преисподней?.. – А вы думали, куда ведёт тот разлом? Лань Ванцзы скользит внимательным взглядом по лицу наёмника и на следующий вопрос, который он задаёт, не надеется получить ответ: – Зачем кому-то делать подобное? – Да разве мало причин? – тот пожимает плечами и довольно улыбается, – власть, могущество, деньги... Это самые распространённые из причин. Думается мне, – он снова склоняется вперед и снижает голос, делясь доверительным тоном, – кто-то захотел повторить путь Вэнь Жоханя. Лань Чжань разворачивается и уходит, сжимая ладонь на рукояти своего меча, сопровождаемый дьявольским смехом с нотами холодного безумия.***
Чёрная трещина полыхает красными огнями и мелкими трескучими искрами; пахнет так, как перед грозой, но на небе – ни облачка, и солнце молчаливо сияет в далёких небесах, безразличное к людям и их бедам, освещая золотом густой лес, узкую быструю речку и несколько десятков заклинателей в белых одеждах. Эта трещина... Похожая на рваную рану на теле воина, она висит в воздухе, искажая пространство вокруг себя, будто пламя костра. – Так значит, это врата в преисподнюю? – отзывается Лань Цижэнь и задумчиво поглаживает отросшую бородку. Его младший племянник согласно кивает рядом. – Я никогда не сталкивался ни с чем подобным. – Думаю, будет разумным созвать совет кланов, – вмешивается Лань Сичэнь и кивает на разлом, – эта трещина постепенно расширяется. – В таком случае, не будем терять ни минуты. Лань Цижэнь подзывает к себе нескольких заклинателей и отдаёт приказ день и ночь стоять на страже этого разлома, постоянно докладывая обо всех изменениях. Он оставляет в этом месте еще несколько отрядов и вскоре в сопровождении обоих своих племянников покидает границы, направляясь в Облачные Глубины. Уже через два дня Лань Чжань встречает прибывающих гостей; дядя хмурился, холодным тоном объявляя ему, что в связи с неожиданными событиями его младший племянник временно будет выпущен из заточения и его наказание переносится на неопределённый срок: если быть точным, то до момента закрытия злосчастного разлома. Лань Чжань отстранённо кивает; он все еще чувствует себя тонущим в болоте тоски, и только его сны, украшенные очаровательной улыбкой и заразительным смехом илюзорного Вэй Ина, дают ему возможность дышать. Как мало нужно человеку, чтобы не сломаться под гнётом разрушенных надежд. Но как же всего этого мало... Прибывающие главы кланов церемонно раскланиваются с семьёй Лань, обмениваясь ничего не значащими приветственными словами. К концу всех этих расшаркиваний Лань Чжань чувствует постепенно нарастающую головную боль; все, что он запомнил из происходящего – это холодное приветствие главы клана Цзян, приправленное ненавистью и презрением во взгляде, неизменную улыбку Цзинь Гуанъяо да большие круглые глаза Не Хуайсана в сопровождении "рад видеть, Лань Ванцзы, ох, не знаю, к какому решению придут все, но это все так страшно.." Совет кланов проходит для Лань Чжаня как в тумане. Он не особо прислушивается к речам, отметив лишь, что имя всем ненавистного Старейшины Илин упомянули всего раз: когда кто-то предположил, что этот разлом – дело рук какого-то последователя Вэй Усяня. К концу заседания все приходят к единому решению еще раз допросить Сюэ Яна и начать искать решение в древних трактатах. По завершению совета все отправляются на общий обед; Лань Чжань, сидя за столом и всматриваясь в остывающий суп, чувствует на себе обеспокоенные взгляды старшего брата, но смотреть в его сторону не собирается. Он ощущает себя невероятно уставшим, будто кто-то пьет его силы час за часом все больше и больше, и новый, чужой прожигающий взгляд только добавляет болезненных ощущений в голове. Лань Ванцзы уже догадывается, кто с такой неприязнью может смотреть на него: Цзян Ваньинь, но это нисколько не беспокоит. Он поднимает голову и натыкается на острый, будто сталь, взгляд из-под нахмуренных бровей. Они смотрят друг на друга; их глаза источают мертвый холод, и это может продолжаться до бесконечности, но в какой-то момент кто-то роняет палочки и начинает сбивчиво извиняться; Лань Чжань и Цзян Чен одновременно переводят взгляды на виновника нарушения тишины. Им оказывается Не Хуайсан, прячущий сейчас нижнюю половину лица за своим любимым веером; он смотрит на Лань Чжаня, потом – на Цзян Чена; тот по-привычке закатывает глаза и отворачивается к своей пиале с супом. Сидящий неподалёку Цзинь Гуанъяо, видимо, наблюдал всю эту картину с самого начала; он встречается вглядом с Лань Чжанем и Не Хуайсаном, после чего опускает голову, пряча за неизменной улыбкой свои мысли. Лань Ванцзы хотел бы вздохнуть, но не позволяет себе этого; поэтому он утыкается невидящим взором в свою пиалу и мысленно повторяет один за другим правила клана Лань.***
Год назад. Рынок Гу Су разливается криками и шумом, наполненный жизнью и восторгом; толпа течет полноводными ручьями, и каждый человек в ней спешит по своим, одному ему ведомым, делам. Тут и там снуют торговцы, цепляя зазевавшихся покупателей за рукава и подтягивая их к своим лоткам, предлагая завораживающие в своей красоте ткани и украшения, милые игрушки, сочные фрукты и притягивающие взгляды сладости. Сегодня здесь особенно шумно: в Облачных Глубинах проводится очередной совет глав всех мало-мальски значимых кланов, так что посетителей на рынке в несколько раз больше, чем обычно. Парнишка, с виду лет пятнадцати отроду, вздыхает и переступает с ноги на ногу, рассматривая пеструю толпу. В потасканных крестьянских одеждах, он ничем не отличается от многих других простых торговцев, стоящих, как и он сам, возле корзин с овощами. Почти ничем. Кроме пылкого, любопытного взгляда. Сегодня мать отправила его на рынок с картошкой и строго-настрого приказала следить в оба, – ведь мошенников и воров кругом хоть пруд пруди, – и ни в коем случае не отвлекаться ни на что. Но разве это выполнимо для такого активного, пышушего здоровьем и жаждой к жизни юноши? В десятке шагов от него через переход сидит нищая старуха с небольшой миской в руке и просит милостыню. Юноша этот много видал попрошаек, но чем-то именно эта женщина вызывала в нем непреодолимое любопытство; слепая, она тянет руки куда-то вперёд, взывая к сердцам прохожих. Парнишка долго смотрит на неё, но тут к нему подходит покупатель, и ему приходится отвлечься. Когда, получив деньги и поблагодарив за покупку, юноша снова обращает свой взгляд к нищенке, то перед ним предстаёт довольно занимательная картина: эта женщина держит за рукав какого-то представительного господина, вероятно, заклинателя, и едва ли не кричит что-то ему. Юноша тут же внимательно прислушивается, из общего гула вылавливая чужие слова: – ... потеряешь очень скоро, но чтобы предотвратить трагедию, должен ты соединить два мира... – Эй, паренёк, что за картошку свою хочешь? Юноша недовольно цокает языком и переводит взгляд на грузного мужчину перед собой. Часть разговора нищенки и благородного господина безвозвратно теряется, хотя это было намного интереснее, чем продавать треклятую картошку. Завершив и эту продажу, парнишка снова обращает внимание на нищенку, но та уже сидит как обычно, забрасывая прохожих мольбами о подаянии, а тот благородный заклинатель куда-то испарился. Скука смертная.