***
Его длинное пальто я заметил ещë издалека. Так я его и узнал, в принципе. Я медленно перебирал ногами ему навстречу, продолжая бояться того, что придётся услышать. Мы долго не разговаривали. На тренировку идти не особо хотелось. И из-за настроения, оставшегося со вчерашнего вечера, и из-за запланированного разговора с Арсением Сергеевичем, который так-то и не запланирован вовсе. Однако после вчерашних слов Кати о том, что она смогла услышать, я решил, что поговорить всё же надо. Нам обоим нужно наконец со всем разобраться, а мне… признаться? Вывалить на него просто эту информацию и перестать париться больше? Иначе до дурки точно не далеко. – Привет, – Паша улыбается первый, а у меня даже на это сил нет. Я слишком вымотан. – Привет. – Чего такой грустный?.. – с явным волнением интересуется он, продолжая улыбаться, хотя уже совсем не так ярко. – Хуй сосал невкусный, – как иронично, вау. Зато правда ведь. Ладно, мне жаль Пашу. Он, вроде как, адекватно поговорить со мной хочет, а я устраиваю не пойми какие сцены на пустом месте. – Мы... Куда пойдëм? – неловко продолжает он. – Куда угодно, похуй. – не в этот раз видимо. И ещё раз прости, Паша. Я не контролирую это совсем, моё состояние просто отвратительное. Не хочу, чтобы это его задевало. – Так, что у тебя случилось? – только сейчас он реально напрягается, слишком очевидно беспокоясь за моё состояние. Глаза бегают сначала по лицу, а затем и по телу, пытаясь найти какую-нибудь визуальную причину, за которую мог бы зацепиться. – Всë в порядке, – максимально спокойно. – Ага, я вижу, – он аккуратно берëт меня за локоть, концентрируя моё внимание на его действиях и словах. – Антон. Смотрю на него вопросительно. Хватает одного взгляда, чтобы понять, что и его своими капризами я тоже уже заëбываю. Так что… Быстро успокаиваюсь. Надо взять себя в руки, и не важно, что мне пришлось пережить, не важно, каким тяжёлым и травмирующим это есть для меня. Надо просто перестать хуёвничать, Паша заслуживает лучшего отношения к себе. Он же тяжко выдыхает, прикрывая глаза и понимая, что говорить о себе я не имею желания, и потому переводит тему: – Прости, что редко отвечал тебе, мне нужно было разобраться во всëм. – В чëм же? Паша делает многозначительную паузу, собираясь с мыслями. А мне становится только страшнее с каждой секундой и каждым его тяжёлым судорожным вдохом. – В том, что… Не знаю. Как будто… Я что-то к тебе чувствую. Что-то больше, чем... ну, дружбу. У меня сердце во мгновение сокращается. Серьёзно что ли? Он сейчас реально мне это говорит? И это правда происходит со мной… Как на такое вообще реагировать? Такое не должно происходить, нет, я совершенно не готов. Я не знаю, что делать в подобной ситуации, абсолютно не знаю. Я ужасно растерян. У меня нет ни одной идеи, как себя вести. Вдох-выдох. Мои подозрения, получается, всё это время были верны? Он действительно пытался понять, любит ли меня? Но это же так странно… Меня же любить даже не за что. Что Паша мог во мне найти? Сердце начинает стучать быстрее, Паша кажется слишком искренним сейчас. Смотрит на меня с ожиданием, а я вообще ни малейшего представления не имею, что ему говорить. Мне только хуже от этой его искренности и открытости. Я так не хочу его ранить, но и лишних надежд давать не хочу определённо. И выкручивайся как хочешь, блин. – Правда?.. – всë, что могу сказать на полувсхрипе, прокашливаясь после этого. – Я долго думал над этим. И, пожалуй, понял, что реально, а... – он делает небольшую заминку, а затем выдаëт почти шëпотом, опустив взгляд: – Влюблëн. В тебя. Пять секунд молчания и моего сочувствующего взгляда. И зачем же ты так, Паша? Мне его правда жаль. Это ужасно, я не понимаю, чем вообще мог ему понравиться… И мне остаётся только представлять, насколько болезненно ему сейчас понимать, что я ничего подобного в ответ не чувствую. – Ты хочешь, чтобы я сказал, что это взаимно, да?.. – я кусаю щëки изнутри, потому что выдавить какие-либо подобные сказанные Пашей слова точно не получится. Да и противоположный ответ я ему дать не смогу. Я в полной ёбаной растерянности. – Нет, я просто хочу, чтобы ты знал об этом. Но... ты ведь влюблëн в Арсения, верно? Блять. Это реально слишком заметно, твою мать! Я теперь уверен в этом на все сто процентов. Это реально может увидеть каждый. Это действительно неловко. Арсений Сергеевич тоже знает о моих чувствах наверняка. Он взрослый человек, он точно видит это... – Ты не должен что-то мне говорить. Чувства — штука сложная, ты не можешь их настроить на какого-то определëнного человека так, как захочешь. Я просто подумал, что будет неправильно скрывать это от тебя. Вот и всё. И зачем он такой правильный и понимающий? Идеальный пример парня, сука. – Ты мне нравишься. Но не больше, прости. И вот оно — неловкое молчание! Здравствуйте. Как замечательно. – Я знаю, Антон, поэтому и говорю, что тебе не надо мне отвечать. Всё в порядке. Мне просто надо было тебе признаться. Я чувствую себя легче теперь, это всё, что требовалось. Не волнуйся. Я виновато опускаю взгляд. Не верится, что такие люди правда существуют. Паша слишком хороший, это трогает моё сердце. – Лучше скажи, что с тобой происходит из-за Арсения? Я знаю, что тебе нужно поделиться этими чувствами с кем-то, я готов выслушать. Я сейчас заплачу. Невозможно быть таким прекрасным. Невозможно просить человека, в которого ты влюблён, рассказать о чувствах к другому. Невозможно вот так искренне продолжать улыбаться. – Я… Не знаю вообще. Я хочу с ним поговорить. Но не уверен, что мне стоит рассказывать о том, что к нему чувствую. – как же я нуждался в том, чтобы сказать кому-то о своих намерениях. Мне всё ещё ужасно страшно, я хочу, чтобы кто-то помог мне зарядиться уверенностью и откинуть все сомнения. – А ты хочешь? В плане, ты хочешь, чтобы он знал об этом? – Я не знаю... Говорю же, что запутался. Я просто ничего не знаю. Я слишком запутался в себе. – Думаю, нужно время, – кратко советует он. – А если будет поздно? – У любви всегда будет своë время… Тебе просто нужно взвесить все за и против. Решить для самого себя, нужно ли тебе на самом деле это признание. Разная ведь реакция может быть. Ты должен быть готов к тому, что можешь получить совсем не тот ответ, который бы хотел.***
Его отношение ко мне несколько другое. Не такое, как обычно. Его взглядов в мою сторону больше. Более проницательных и задумчивых. Его стало больше в моей голове, да и не только в ней. Он ведь стал чаще со мной контактировать. И осознавать это... как-то пугающе. Слишком волнующе и обнадёживающе. Я не мог понять, что он от меня хочет. Но с каждой минутой тренировки всё больше настраивался на то, чтобы признаться после. Мне должно стать легче. Как там Вика говорила? «Лучше узнать, что это не взаимно, чем до смерти жалеть, что не признался». Или что-то такое. Это ведь абсолютно правильные слова, которые мне нужны сейчас как никогда раньше. Вчерашний вечер меня всë ещë ужасно гложил, но при взгляде на Арсения все мысли куда-то магическим образом пропадали. Я не хотел думать о плохом. Не хотел думать о травмирующем. С Арсением всё будет легче. Он даже так мои раны перекрывает, просто смотря на меня таким свои взглядом, да и просто существуя на этой планете. Мне надо ему признаться... Нельзя это откладывать. Сегодня. Я точно сделаю это сегодня. Какая бы реакция не была... – Не пялься на него так, – шепчет мне Паша где-то на фоне моих размышлений. – Это слишком заметно, да?.. – я кусаю губы и зажмуриваю глаза, будто это поможет уйти от реальности. Как же неудобно. Надеюсь, что никто больше моего взгляда не замечает. – Он явно видит, что ты пялишься. Мне становится безумно неловко, я смотрю в пол. О божечки, надо прекращать. Мои чувства делают со мной что-то необъяснимое. Мне стыдно за свои действия. – Я хочу признаться после тренировки, – ловлю Пашин удивлëнный взгляд. Я говорю это скорее даже для самого себя, чтобы обозначить серьёзность своих намерений и понять, что правда могу это сделать. – Реально? Киваю, вкладывая в это движение головой всю свою уверенность. Снова незаметно для себя перевожу взгляд на Арсения Сергеевича. Его уверенна поза и сосредоточенное лицо. Я без ума от всего, что он делает, даже если он просто стоит. Это ведь надо уметь встать... так. Блять, рядом с ним я начинаю совсем бредить. И если я так веду себя только в собственных мыслях, мне страшно даже представить, что будет, когда я решу с ним поговорить. Что же я там начну нести, боже… Плавно погружаюсь в свои мысли снова. Это ведь что произойдëт, если мои чувства окажутся взаимны? Я почти буквально чувствую его мягкие, чуть влажные губы на своих. Нежно, чувственно и аккуратно. Изучающе. Когда мы наконец сможем выдохнуть после этих долгих самобичеваний и быть счастливыми рядом друг с другом. Он обнимет меня. Я буду дышать этим сводящим с ума ароматом. Он уже слишком хорошо сохранился в памяти. Мягко-хвойный, такой... строгий, возбуждающий. Его сложно описать. Тем более когда в голове такая каша. – Шастун, если Вы не прекратите так бессовестно глазеть на меня, Вам же будет хуже, – неожиданно у самого-самого уха. Его горячий, повелительный шëпот. Я просто таю. Твою мать. – А... простите, – сердце останавливается где-то в пятках, я озираюсь в попытках найти Пашу. Видимо, отошëл. Как всегда очень вовремя. – Останетесь после занятия, пожалуйста? Нужно будет поговорить. – Хорошо. Антон, у нас, блять, ни хуя не хорошо! Антон... Сука, просто готовься к своей смерти. Он точно хочет поговорить о том же, о чëм и ты с ним. Блять, сука, просто в пизду, это конец. Я уже сейчас умру здесь. Это полный финал. Разрывающий все внутренности и убивающий меня. Его ладонь самым только ребром скользит по моей талии, и напоследок Арсений Сергеевич смотрит улыбчиво, еле оборачиваясь назад. Отходит туда же, где стоял до этого. Его улыбка сводит с ума. Он весь сводит с ума. И я с этим поделать ничего не могу. Кажется, что от перенапряжения я однажды просто лопну. Невозможно так терпеть. Осталось только дожить до конца тренировки.***
– Мне тебя ждать? – Не уверен... Блять, Паш, я сейчас просто сдохну, правда. У меня сердце ебашит как сумасшедшее, дышать не могу, это пиздец. Меня кроет ахереть как. – Успокойся. Самое худшее, что ты можешь ожидать — его отказ. Но на этом жизнь не закончится, поверь. – Паш, реально, я там все слова забуду, у меня голова кругом. А ещë меня всего трясëт. Дышать и правда трудно, дыхание спирает ещë где-то в груди. Ноги подкашиваются, а если я ещë буду много думать о том, как пройдëт наш разговор, точно прям тут в обморок бахнусь, не успев и зайти. Паша неожиданно прижимает меня к себе. Обнимает чувственно и заботливо. И мне реально становится легче. Я выдыхаю ему в шею и закрываю глаза. – Ты справишься. Вот, что значит забота и переживания за любимого человека. Он влюблён в меня и не скрывает этого, даже если и знает, что я не могу ответить тем же. Ему плевать, с кем я буду, он хочет, чтобы я был счастлив. Просто счастлив. И мне его так жалко... Потому что это счастье я подарить ему не могу. Его помощь слишком трогательна для меня. Паша заслуживает всего самого лучшего. В зал идти страшно. Я стараюсь не думать ни о чëм, пока туда шагаю не особо уверенно. Однако до сих пор всë тело дрожит, а я лишь пытаюсь нормально дышать. Я ведь и двух слов соединить не смогу, я там откинусь определённо. Делаю глубокий-глубокий вдох, укладывая ладонь на ручку двери. – Здрасьте, – неуверенно произношу я, заходя внутрь. Дрожащими руками кое-как прикрываю за собой дверь. – Ну здравствуй. Проходи, мы тут одни, не переживай. «Не переживай». Легко сказать. Но знали бы Вы только, что творится внутри меня. Вы там всë перевернули. Мне бы сейчас с ума не сойти только. Мы садимся на одну скамейку на дозволенном друг от друга расстоянии. – Я... А... Вы хотели проговорить о?.. – это набор звуков или я говорю? Хочется нервно посмеяться. – О том, что происходит в Вашей жизни. Сука. В моей жизни не происходит ничего такого, что не было бы связано с Вами, Арсений Сергеевич. И это, если так подумать, не очень-то хорошо. Он сидит и смотрит на меня своими голубыми глазами, точно ожидая какого-то ответа. А у меня его нет. И никогда не будет, ни на один его вопрос. Просто потому, что я не могу нормально соображать, находясь рядом с Арсением Сергеевичем. Просто потому, что я слишком много всего к нему чувствую. Просто потому, что это невозможно в случае со мной. Надо действовать. Либо это скажу я, либо мы оба останемся с неоглашëнным вопросом одним на двоих. Нам надо, сука, поговорить нормально уже наконец. – Простите, можете обращаться ко мне на ты? Я чувствую себя неудобно, – единственно, что приходит в голову. Я усмехаюсь нервно ему, избегая зрительного контакта. – Если ты будешь обращаться ко мне так же. Поверь, я не такой старый в отношении тебя. – его мягкая, беззаботная улыбка. Антон, дышать! Дышать не забываем, тут до обморока недалеко. Надо срочно брать себя в руки. Вдох-выдох. – Хорошо… – неуверенно отвечаю я, вообще не представляя, как могу обратиться к нему на ты. – Так что происходит в моей жизни? – До меня дошла информация, что над тобой часто издеваются, – я вскидываю брови. Откуда? Кто мог ему сказать? Или как он узнал? Он был свидетелем только одного побоя, это не должно было сказать ни о чём. – Ты ходишь сюда из-за этого? – Я не... Почему Вы решили, что надо мной издеваются? Его рука осторожно ложится на мою шею ближе к подбородку, и он приподнимает мою голову, всматриваясь в кожу. Истерзанную, сука, со вчерашнего вечера, красную кожу. Он точно всë поймëт. Скажи, что это, м, засосы?.. от твоей девушки. Антон, скажи, что это засосы. Сука, нет. Признание. Мне нужно признаться. Определённо. – Кто это делает? Я поговорил с тем парнем, который избил тебя в нашу первую встречу. Прости, что говорю об этом только сейчас, но... Это всё ещё продолжается?.. Так вот оно что. Макар не просто так неожиданно поумнел. Я уже успел удивиться, что в его голове появилась разумность. Вчерашний парень тоже говорил о «моих дружках», которые разобрались с Макаром… Он имел в виду Арсения Сергеевича? Ебать. Да ну. – Их много? – он опускает руку с подбородка, и только сейчас я делаю рваный вдох. Ну, следующие пару минут точно сознание не потеряю. Надеюсь. – Достаточно... – срывается судорожный шëпот. Я вообще не планировал ему говорить о таком. Как же ужасно, я не хочу продолжать эту тему. – Ты поэтому здесь? – Да. Арсений Сергеевич смотрит сочувственно. Он осматривает меня с ног до головы, и мне становится некомфортно. Как же стыдно. Я не умею стоять за себя, а Арсений Сергеевич испытывает… жалость? Он правда волнуется за меня? Он не должен такого чувствовать… – Мне жаль, Антон. Скажи, я могу тебе чем-то помочь? Да, если прямо сейчас меня поце-... Блять, Антон. Это пиздец какой-то. У тебя ж в голове ничего другого нет. Просто успокойся. Ненормально вечно об этом думать. И некрасиво. Особенно при таком серьёзном разговоре. Особенно при таком правильном Арсении Сергеевиче, подобное отношение которого я попросту не заслуживаю. – Не думаю. Глаза в глаза. Я точно грохнусь сейчас. Надо ему сказать... Но, блин, нет, я отключусь тут же. Мне надо ему признаться, но это выше моих сил. Я вспоминаю слова Паши. Мне надо собраться. Самое худшее — отказ. Или сейчас, или никогда, давай. Всё будет нормально, ты сможешь, ты справишься. Главное не забывать дышать.. – Мне нужно кое-что Вам сказать… – ужасно дрожат руки, я чувствую, как холодный пот течёт по моей спине. Я правда на это решился что ли? – Тебе, – поправляет он, а я не сразу понимаю, к чему это было сказано. – Мы договорились. – Да, мне нужно кое-что тебе сказать, – звучит слишком непривычно. «Тебе»... Он позволяет мне так к себе обращаться. Это... мило? Лично слишком. – Слушаю. Набираю побольше воздуха в лëгкие. Блять, обратного пути нет, Антон, соберись! Ты уже решился, нельзя отступать. – Я... Дверь резко открывается, мы вдвоëм мгновенно на неë уставляемся. Сергей Борисович. Блять, почему так не вовремя? Какого хера Вы мне всë портите? Я едва смог собраться со своими мыслями. А Вы тут прям по всем канонам жанра появляетесь. – Арс, там твоя помощь нужна. Это срочно, – его дыхание сильно сбито: явно спешил сюда всë мне сорвать, вид весь напуганный. Арсений Сергеевич поворачивает голову на меня, смотрит как-то грустно и чуть неловко. – Прости, поговорим в другой раз? – полувопросительно произносит он, смотря точно мне в глаза. Разве я могу отказать? Да и не стану я говорить, что собирался, при физруке... Хотя смешно было бы видеть его недоумëнное лицо, когда он бы уходил по этим «очень срочным делам». – Конечно. – До понедельника. Ещë раз прости. Они вдвоëм уходят куда-то спешно, а я продолжаю сидеть в зале и втыкать в одну точку. Всë, что делается, — то к лучшему. Наверное, правильно, что я не признался… У любви всегда будет своë время.