***
– А это Антошка, – она наводит на меня камеру ноутбука, улыбаясь от уха до уха. Я машу рукой и тоже улыбаюсь. На экране идëт видеозвонок с Викиным парнем. Между прочим, очень даже красивым парнем. Между прочим, таким, в какого я бы мог влюбиться, если бы не... определëнные обстоятельства. – Я не думал, что вы настолько похожи, – усмехается он, а у глаз складываются морщинки. – И не только внешне! Хотя если бы у меня был совсем такой же характер, как у него, я бы так и не подошла к тебе. – Эй! – возмущаюсь я. – Вообще-то это правда. У тебя давно могло быть всë хорошо, если бы ты не был таким трусом, – натянуто улыбается она, закатывая глаза и снова поворачиваясь к экрану. Если бы не был таким трусом… И очередная правда, которую мне стоило услышать. Мне давно пора понять, что надо перестать трусить, надо взять себя в руки, надо просто быть смелее. Как Вика. «Я бы так и не подошла к тебе»… Мне надо быть смелее. Я могу добиться всего, если захочу. Я могу построить такие же счастливые отношения, как она состоим парнем. В этом нет ничего сложного. У меня должно получиться.***
Мы стали отдалятся, кажется. Дима если и появляется дома — всегда улыбается, всегда в хорошем настроении и никогда не грустит. Ему правда с Катей хорошо. Он больше не зациклен на моих переживаниях, и это, наверное, радует. Я всë же не такой эгоист, чтобы думать только о своих проблемах и обижаться, что никому нет до этого дела. Тут обижаться не на что. Тем более, Дима и так мне очень сильно помог, и сейчас он в полной мере заслуживает этого счастья. Я за него искренне рад. – У вас с Катей всë реально так серьëзно, да? – интересуюсь всë-таки я, потому как Дима об этом почти и не говорит. В смысле, не обозначает их отношения как «серьëзные» и «несерьëзные» — просто улыбается глупо и рассказывает о том, как Катя классно готовит ему какую-то там мудрëную яичницу, какой он в жизни не ел. (Расхваливал так, что мне самому хотелось попробовать). – Да... Вроде того, – и снова эта влюблëнная улыбка. – А у тебя с Арсением как? – Никак. В этом и проблема. Хотя давай не будем о моих проблемах, ты уже наслушался. Дима пожимает плечами.***
Начало весны было, в общем-то, никаким не началом. Снег всë ещë лежал неравномерными сугробами на земле, холод всë ещë стоял хоть и не совсем «зимний», но ещë и не весенний совершенно. Двор, в котором я встретился с Арсением тогда впервые, всë ещë был таким же тëмным и загадочным. Где-то рядом с сердцем по-прежнему оставался страх. Макар, вроде, больше мне не проблема, однако тот парень, лицо (да и не только лицо) которого вспоминать я даже не хочу, был всë ещë где-то на свободе. Я не мог знать, чего ожидать, я просто брëл по тëмным переулкам, стараясь не волноваться лишний раз. Когда-то мне не нужен был никто, чтобы вот так просто гулять. Чтобы согласовываться со своими мыслями, расставлять их по полочкам и делать какие-то выводы из пережитых проблем. Чтобы уйти от проблем и остального мира. Чтобы только я и никто другой. Но что если это всë изменилось после обычной встречи с незнакомцем? Что если это любовь с первого взгляда, да и в принципе первая любовь? Сейчас было одиноко. Хотелось тепла рядом. Хотелось любви. Раньше одиночество меня не пугало, раньше в одиночестве мне было даже хорошо. Сейчас внутри оставалась какая-то тревога, какое-то волнение и эта непонятная липкая смесь чувств, которая отлипать не собиралась. Меня не покидало ощущение, что вот-вот что-то случится. Как, допустим, в ту ночь, когда Макар сделал со мной это впервые. Как в ночь, когда я провожал Катю до дома. Сердце билось чаще, дышать становилось сложнее. Необоснованная паника меня накрывала медленно, но верно. Становилось не на шутку страшно от того, что я не могу еë остановить. Сзади послышались шаги. Это было уже точно не остановить. Я старался дышать медленно и глубоко, но бесконечные картинки в голове не позволяли мне угомониться. Я слышал в ушах свой бешеный пульс. Я ускоряю шаг. Сзади шаги ускоряются тоже. Я закрываю глаза. Я топчу снег, впереди дорога только прямо. Людей нет. Меня догоняют, и я это слышу. Человек там явно не один. Явно и не два. От этого страшнее вдвойне. Толчок в плечо, смешок, я удерживаюсь на ногах только благодаря чуду. Два парня выскакивают вперëд меня, на лицах только гадкие улыбки. Кто-то берëт меня под руки. – Идëшь с нами и не орëшь, педрила, – грубо отчеканивает голос у уха. Слышу очередной смешок спереди, и голос продолжает: – Понял меня? Судорожно киваю. Ноги становятся ватными, руки тоже. Я чувствую, как дрожат пальцы, как к глазам подступают слëзы, как язык немеет. Что, блять, со мной будет на этот раз?.. Если меня собираются... поиметь всей толпой, я... не знаю, это противно, это отвратительно, это ужасно, и это пиздец полный просто. Отпираться нет смысла, здесь минимум четыре человека, и те — которых я вижу. Сзади слышатся ещë чьи-то шаги. Меня одного не хватит. И двух меня не хватит. Я знаю, что будет пиздец. Пиздец, отвертеться от которого я не смогу. Тем временем мы останавливаемся. Неудивительно, что это какая-то тëмная подворотня. Меня ставят на колени, держат за предплечья. – А теперь говори, зачем ты это сделал? – Что сделал? – голос подрагивает, но я стараюсь держаться. Они знают, что я слаб, но если я буду ещë и вести себя так же, буду чувствовать себя слишком уязвимым, а они точно воспользуются этим. – Ты, блять, подонок. Она тебе нихуя не делала, – перед лицом через секунду оказывается чужой телефон. На чуть потресканном экране фотка Иры... Еë кто-то избил? Еë, блять, кто-то точно избил — под глазом и под губой фиолетовые опухшие следы с кровоподтëками — и эти долбоëбы думают, что это был я. – Я этого не делал. – Она всë нам рассказала. Ты, сука, ответишь за это, понял, блядина? – парень передо мной не выглядит каким-нибудь шутником — он вполне готов втащить мне прямо сейчас, и я почему-то к этому полностью готов. Его лицо искажается от злости, верхняя губа подрагивает, брови нахмурены, глаза горят яростью. Два пацана по бокам держат меня за локти. Сопротивляться и бежать смысла абсолютно нет. – Делайте, что хотите, только давайте быстрее, – стараюсь сыграть уверенность, которой мне ужасно не хватает сейчас. – О-о-о, нет, блядь, ты ещë как помучаешься, не сомневайся! Один из полненьких парней, стоящий сзади угрожающего, достаëт телефон и начинает меня снимать. Сейчас точно что-то будет. – Обращайся ко мне «Повелитель». Потому что сегодня повелевать тобой буду только я, – в его руке оказывается нож. Внутри гнетущее спокойствие, будто просто произошëл блок эмоций. И от этого не легче. Металл касается кожи шеи, я аккуратно сглатываю. Сейчас одно лишнее движение лишит меня жизни. Забавно осознавать это. – Отвечай, – требует он и надавливает, слишком ощутимо неприятно вонзаясь в кожу самым кончиком острия. – Хорошо, Повелитель. Помою рот с мылом обязательно. Почему я не сделал этого после последнего раза? – А теперь говори, зачем ты еë избил? – Я не избивал еë, – зачем-то гну свою. – Она врëт. – Она бы не стала, это ниже её морали. Твою же. Конечно, понятие морали у неё прям на высоте. Заебенно устроилась. – Будешь молчать — убью. Мне похуй, понимаешь? Ему похуй. Стоп, ему реально похуй? Надо что-то сказать. – Допустим, она стала сосаться с моим парнем, что дальше? – меня корёжит от своих же слов. Господи, каким образом это вообще всё со мной происходит… Ладно, главное держаться своего образа. Они же все постоянно говорят о моей ориентации. Если так хотят, чтобы я тоже говорил о ней — пожалуйста, никаких проблем. – Проблема в том, что ты сам на это нарываешься. В голове смысл слов не укладывается. Интересно, как такое вообще можно представить… Чтобы выводить кого-либо на поцелуй со своей парой. Очень интересно. Как же мне хочется высказать ему всё, что я думаю. Это просто ужасно тупо. Но против холодного оружия возникать как-то не особо хочется. – Ты извинишься перед ней прямо сейчас. В камеру. Парень с телефоном подходит ближе, я растерянно смотрю в объектив. По щеке прилетает пощëчина, когда я еë совсем не ожидаю. – Слишком расслабленный, извиняйся живо. – Прости меня, Ир, я не хотел, чтобы всë так получилось. Какой абсурд, боже. Я точно буду мыть рот с мылом. – Тебе, блять, помочь посопереживать? – он моментом бьëт мне куда-то в подбородок. Чувствую кровь, текущую из носа стремительной дорожкой по губам и капающей на снежный асфальт. Голова кружится. – Ей было больнее, чем тебе, тварь. Извиняйся! – он бы точно орал, не будь мы в этом тихом дворе. Голос всë равно звучит угрожающе. – Ира-а-а, я был не прав, и мне очень-очень жаль, что сейчас всë именно так, как есть. Удар в висок. В глазах темнеет, голову будто огнëм облили. Я харкаю в землю кровью, и откуда-то изнутри вырывается смешок. Как защитная реакция. Я просто начинаю смеяться, смотря на запачканный под собой снег. – Смешно тебе, да? Паскуда, я тебе смерти желаю. Коленом в грудь. Сначала жгучая боль проходит по телу, а затем я расслабляюсь, не в силах удерживать самого себя на коленях. Мне упасть не дают только эти парни, подхватившие меня подмышки. – Так убей, тебе же похуй, – провоцирую я. Пожалеть о сказанном успеваю не сразу. Только вижу его равнодушную ухмылку, и через секунду из меня вырывается болезненный стон. Громкий болезненный, блин, стон. Он, блять, он вонзил в меня нож. Прямо в живот, ближе к левому боку. Меня скручивает моментом. Когда нож выскальзывает наружу, из глаз брызжут слëзы. Живот жжëт адским огнëм, я снова издаю что-то наподобие стона. Мир исчезает, я думать ни о чëм больше не могу. Только эта блядская боль, с каждой секундой лишь увеличивающаяся. Как будто туда заливают и заливают по ведру лавы, а то и по целому океану. И я в этом океане тону, мысли бессвязны, меня жутко тошнит, и я готов сделать всë что угодно, чтобы эта боль исчезла. Готов даже пожизненно мучаться без признания Арсению, и пускай, что это пожизненно окажется на ближайшие пару часов (или минут). Я чувствую, как падаю на снег, чувствую слабость, чувствую жуткое головокружение. Чувствую, как горячая кровь из меня вытекает. Что есть сил надавливаю на живот, туда, где у меня — Боже мой! — реальная дырка, и снова ужасающе простанываю. Себя не слышу, уши заложило. Ничего вокруг не вижу, даже не чувствую, как зажмуриваю глаза. Эта тупая боль меня изводит. Она заставляет орать, она заставляет сжимать зубы так, что, кажется, они сломаются через пару секунд. Заставляет мычать, кряхтеть, снова орать и метаться по земле. Меня изводит жутко. Вот и конец. Этому всему настаëт долгожданный конец. Не будет тупых издевательств из-за моих чувств. Не будет и этих самых чувств. Не будет Арсения. Не будет признания. Не будет лучшего друга. Не будет лучшей сестры. Не будет родителей. Не будет ничего. Я ничего не добился и так ужасно заканчиваю своë бессмысленное существование. – Су-у-ука! – единственное, что я слышу из своих же уст. Слишком громко, меня кто-нибудь услышит? Ничего вокруг нет. В глазах, в темноте этой мерцает что-то белое. Кажется, это правда тот самый конец, который однажды видит каждый из нас. Простите меня за всë. Простите, что не оправдал ожиданий и просто ухожу. Простите меня.