Вспышка света ударяет прямо в глаза, когда я пытаюсь их открыть. Звуки давят на черепную коробку, раздражая. А чувства переполняют меня полностью.
Я мëртв?
Где я? Что происходит и как я тут вообще оказался?
Вокруг меня белые стены, белая койка и страшные прозрачные трубки, соединëнные с моей рукой. Я оглядываю помещение оценивающим взглядом.
И где я, блять?
Даже соображать не получается. Выглядит страшно и пугающе. Больше ни о чём думать не могу.
В голову ударяет бубнёж, к которому я тут же бессознательно прислушиваюсь. Какой-то рзговор за стенкой.
– Мне надо убедиться, что с ним всё в порядке, – слышу беспокойную хрипотцу и понимаю, что это… голос Арсения?
Реально его голос что ли?
Нет, кажется, я всё же откинулся. Я умер и сейчас нахожусь где-то на другом свете, где в каких-то абсурдных событиях отображаются реальные мечты.
Чтобы он заботился обо мне.
Но это бред. Иллюзия. Я умер. Я должен был умереть и действительно умер. Даже рук своих не чувствую. И ног. Это ведь не я. Просто иллюзия, тупая галлюцинация, заставляющая меня верить в то, что это реально. Но такого быть не может, я знаю. Зачем Арсению сюда приходить?
Дверь, окрашенная под цвет стен, открывается медленно. В проëме показывается сначала человек в белом халате, а за ним и Арсений Сергеевич.
Такой обеспокоенный...
– Как Вы? – спрашивает врач.
– Всë... хорошо.
– С Вами хочет поговорить Арсений, Вы не против? У вас будет десять минут.
– Да, да... Спасибо.
Слабость всë ещë окутывает меня. И я не уверен, действительно ли хочу соглашаться. Но я не мог бы отказаться от такого шанса, тем более раз Арсений Сергеевич сам хочет.
Врач выходит из помещения.
– Так я жив? – с каким-то неверием спрашиваю я. Связки тоже ослабли, говорить нелегко.
– Конечно жив, – выдыхает Арсений Сергеевич, будто сам для себя это произносит, убеждаясь, что со мной всё хорошо.
– Но… это невозможно. Я думал, что я умру. Это должен был быть конец… – эмоции вдруг снова меня захватывают, меня просто разрывает непонимание. Как я, блять, остался жив? Почему не произошло то, что должно было случится? Почему я не обрëл покой? Я должен был умереть.
– Я тебя спас, Антон… Ты не мог бы умереть, не говори так.
– Зачем... Почему Вы это сделали?
Я почти захлëбываюсь в желании узнать ответ. Арсений Сергеевич… Зачем он это делает? В чём смысл?
Он лишь медленной своей походкой продвигается ближе ко мне, и мне буквально хочется орать что-то в роде «Сука, говори уже», но я сдерживаюсь, вовремя понимая, как же это тупо. Он садится на стул рядом с кушеткой и смотрит мне в глаза.
– Я не мог по-другому, разве не понимаешь? – не отводит взгляд.
Нет, не понимаю. Я не понимаю почему всë это происходит. Почему я жив, и почему Вы, блять, мне помогаете, будто я Вам важен. Это глупости всё. Это иллюзия.
– Я уже собирался ложиться спать, но увидел в окне тебя и ту толпу ребят. Сразу оделся и спустился на улицу. Ты уже на земле в крови лежал, когда я пришëл, – его лицо принимает сочувственное выражение.
Он видел меня таким... Ужасным. Некрасивым, отпугивающим и ужасающим. Непривлекательным.
– Вы... – я задумываюсь.
– Хватит выкать, Антош, мы вроде договаривались.
«Антош», сука…
– Простите... А, прости, – спохватываюсь я.
Я не могу даже нормально мыслить, не могу понять, почему я здесь. Не могу и привыкнуть к такому общению с ним. Это неправильно, я не заслуживаю так близко с ним общаться. Кто-то другой заслуживает, не я.
– Всë хорошо. Как ты себя чувствуешь? – он кладëт свою руку на мою, и я чувствую этот лëгкий ток, скакнувший до самого сердца.
Он сейчас сделал что?.. Почему? Зачем? Ради чего? Зачем так мучает моë сердце? Он точно издевается. Я уверен.
– Ужасно... Я не помню абсолютно ничего...
– Рассказать? – я в ответ неуверенно киваю. Его рука сжимается на моей чуть сильнее, и я улыбаюсь самыми краешками губ, наконец-то чувствуя расплывающееся в груди тепло. – Я так испугался, когда увидел тебя там в таком состоянии. Сразу же ломанулся к тебе. Расстегнул куртку, осмотрел рану и попытался остановить кровь, — ты уже без сознания был. Думал, всë совсем ужасно. Вызвал скорую, сел рядом с тобой и стал ждать.
В голове это рисуется отчего-то слишком чëтко. Я без сил лежу на снегу, не чувствую ничего и не вижу. А Арсений как настоящий герой находит меня и спешит тут же на помощь. Расстëгивает молнию спешно, задирает толстовку и видит это безобразие. Его тëплая рука касается моей холодной кожи, и ладонь давит на рану. Ему не страшно пачкаться в крови, ему не страшно сидеть с практически уже мëртвым мною, не страшно смотреть на меня банально, ему не страшно ничего.
Он и правда герой. Он и правда меня спас. Он и правда не позволил мне умереть.
Если бы не он...
– Когда скорая приехала, тебя быстро занесли в машину. Сказали, что состояние очень тяжёлое, и прошла бы ещë пара минут, как случилось бы неизбежное. Это действительно было сложно осознать... – он как-то неоднозначно выдыхает и поднимает глаза на меня. – Антон, я так рад, что ты жив, правда.
Он... рад?
Он рад, что я не умер? Рад, что я тут? Рад, что я смотрю на него, рад, что говорю? Ему правда хорошо из-за всего этого? Не верится просто...
– Спасибо... – на полувздохе произношу я, искренне ему улыбаясь. – Я не знаю, что со мной бы было...
– Я так переживал. Пока шла операция, я думал, что с ума сойду.
– Вы... Вы всë это время ждали?
– Ты, – поправляет, и я неуверенно угукаю. Пауза и грустный выдох: – Ждал…
Вау.
Я так хочу быть к нему ближе... Это так странно, так недоступно и так необычно. Непривычно. Я не знаю, как этого добиться, но я очень этого хочу.
В его взгляде что-то меняется. Либо мне просто кажется. Я просто хочу видеть в нëм взаимность. Просто хочу думать, что могу быть ему симпатичен.
Хочется дарить ему улыбку, хочется, чтобы он перестал грустить и так беспокоиться. Особенно из-за меня. Нечего так за меня волноваться. Я не стою чьих-либо нервов.
– Тебе нужен отдых, – говорит он с грустной улыбкой и смотрит ещë пару секунд в глаза.
«Мне нужен ты» — так и рвëтся наружу. Однако я героически держу это в себе.
– У нас есть десять минут... Ам-м... Посидишь со мной? – неловкость, неловкость, неловкость.
– Если ты так хочешь.
– Хочу, – больше на автомате отвечаю я и как только ловлю его взгляд — прячу свой. Снова безумно неловко. До смерти просто.
– Почему они так к тебе относятся?
– Они подумали, что я избил одну девушку из их компании. Хотели отомстить. Но, как понимаешь, – чуть не рвëтся снова это привычное «понимаете». – я даже девушку одолеть не смогу. Я был ни при чëм.
– О, ты приуменьшаешь свои силы, правда. Просто массы для мышц нет, но наши тренировки точно дали свои плоды. Со стороны это видно, можешь не переживать.
– Если я не буду переживать, я уже не буду Антоном Шастуном.
Мы вдвоëм негромко смеëмся. И этот момент кажется чем-то интимным, чем-то таким личным и таким
нашим, что мне впервые в жизни удаётся, кажется, ощутить тех самых «бабочек в животе». Настоящих.
Его смех — лучшее, что было создано этим миром. Я готов слушать его вечно, готов слушать каждый раз, как становится грустно, каждый раз, когда хорошо.
– Излишние нервы тоже не идут на пользу, – грустно делится он, после этого тяжко выдыхая.
– Хотел бы от них избавиться... – бубню под нос.
– Расслабься. Хотя бы сейчас. Тебе сил нужно набираться, ты потерял очень много крови.
– Спасибо, что спас… – я смотрю на его сосредоточенное лицо и вижу, как что-то в глазах голубых мелькает. Огонëк. Счастье. Радость.
Хочу тонуть в этих глазах бесконечно...
– Поправляйся, я к тебе ещë зайду. Отдыхай, – и в воздухе будто так и остаëтся это недосказанное «зайка» или «котик». Может даже «Тош».
А я по-настоящему счастливо улыбаюсь. Пусть то, о чëм я думаю — бред и тупые фантазии, мне сейчас фиолетово. И когда он выходит из комнаты, напоследок улыбнувшись мне у самой двери, я всë ещë улыбаюсь тоже.
Мне грустно. Мне больно. Но я улыбаюсь. Я не хочу, чтобы он грустил.
Слабость тело не покидает. Только сейчас я ощущаю, как же сильно хочу спать. Просто закрыть глаза и никогда не просыпаться. Меня затягивает это состояние с каждой секундой всë сильнее. Мне хочется просто закрыть глаза.
Но я почему-то не позволяю себе этого сделать.
Рука ложится на живот, я сквозь ткань больничной одежды чувствую весьма выпуклый пластырь на этом самом месте. Интересно, насколько же там всë плохо?
А Арсений видел. Всë видел. И я даже почти представляю его сморщенное лицо, когда он смотрел на мою рану.
Пара минут... Мне, блять, оставалась пара минут. И если бы не Арсений Сергеевич, кто знает, что бы случилось? Хотя я очень даже догадываюсь.
Я ему теперь обязан. Сделаю всë, что потребуется: он же мне жизнь спас (отчаянно надеюсь, что поверю сам себе, что это единственный аргумент).
Осознать это до конца не получается. Я ведь реально мог просто умереть...
Врач заходит ко мне через пару минут после ухода Арсения.
– Помнишь, что уже приходил в себя? – спрашивает он, стоя рядом и что-то проверяя в своих бумагах.
– Сейчас? Нет, не помню… А я приходил?
– Да, не беспокойся, ты сейчас можешь много забывать, это нормально. Просто отдыхай и не беспокойся ни о чём. Твоему организму нужно набираться сил.
– Хорошо, – произношу я напоследок, прежде чем чувствую, как силы совсем меня покидают. Я уже и не стараюсь держать себя в сознании, спокойно засыпая, не думая ни о чём.
***
– Я так переживал, когда ты на утро не вернулся. Названивать стал, но у тебя недоступен был. Антон, боже, – он только сейчас выдыхает и с осторожностью обвивает меня руками. – Я так рад, что ты тут.
Дима правда всë ещë беспокоится. Волнуется. Переживает за меня. Это не даëт мне покиснуть. Успел я подумать только, что нашу прежнюю дружбу уже не вернуть — как вот снова его бесконечная забота.
– Я люблю тебя, – закрываю глаза. Он должен это услышать.
– Я тебя тоже, Тох...
И в кого я такой сентиментальный? Сейчас плакать от этой нежности просто буду! Но до чего же хорошо знать, что Дима всегда будет рядом, что бы не случилось. Я в этом уверен на все сто процентов, я в нëм не сомневаюсь.
– Но всë же эти слова ты будешь говорить кому-то другому, – хитро улыбается он, отстраняясь.
Я опускаюсь снова на кушетку, Дима садится рядом, в кресло.
– Если я признаюсь ему тут, то точно всë проебу. Он просто умотает куда-нибудь и не придëт ко мне больше. Я ж ничего даже не сделаю.
– Тебе сколько здесь лежать ещë?
– Врачи сказали, что швы где-то месяц сходиться будут.
– Мда... – Дима задумывается. – Катя сказала, что ты какому-то его бывшему писал?
– Ага, они хотели, чтобы я убедился в том, что Арсений реально гей.
– И как успехи?
– Я близок к этому, – усмехаюсь.
– Собираешься убедиться и начать действовать?
– В идеале, – хотя прекрасно понимаю, что всё равно с трудом решусь на такое.
***
Эдуард Выграновский:
«Кстати, я ж тебе про Арса говорил»
«Честро, я думал, что ты сначала тоже из-за него пишешь»
«У меня куча людей ежедневно спрашивают действительно ли он гей»
21:00
Антон Шастун:
«Ахах, не завидую»
«И что ты таким обычно отвечаешь?»
21:01
Эдуард Выграновский:
«Нахуй шлю»
«Бля, у меня ведь не один пост с ним есть, не понимаю почему все думают, что я наëбываю людей»
«Особенно упрямым шлю видос как он мне отсасывает»
«Всë равно не верят, ебланы безмозглые»
21:01
Боже. Если он сейчас мне не врёт, то это просто отвратительно. Пиздец. Нельзя же распространять подобные видео без ведома его участника. Это низко. И мерзко.
Да, некоторые моменты нашей переписки уже заставляли меня испытывать неприязнь к этому человеку, но я не забывал о своей цели. Сейчас же он опускается в моих глазах ещё ниже. И это правда просто отвратительно.
Антон Шастун:
«Ахуеть конечно»
«Не знаю, что ещё сказать, правда»
21:01
Эдуард Выграновский:
«Он, блять, ушёл к этой своей «жёнушке», и вот вам алиби, что он не пидр нахуй на самом деле»
«Верят же ему»
21:01
Антон Шастун:
«Что за жëнушка?»
21:02
Эдуард Выграновский:
«Да можешь в инете почитать, эту тему долго мусолили»
«Очень долго рассказывать, да и я сам не в курсе всех событий так-то»
«Алëнка эта, они уже как полгода женаты, если не ошибаюсь. Чё-то такое, я в подробности особо не вдавался»
21:02
Пиздец.
То есть у Арсения реально есть жена? Я не ошибался? На самом деле, это вообще не радует. Лучше бы я ошибся. Когда у меня такая надежда появилась…
Эдуард Выграновский:
«Чë сам интересного расскажешь?
21:02
Приходится задуматься... В голове только и бьëт это «Алëнка. Полгода женаты».
Антон Шастун:
«Да вот в больничку лëг»
«Ножевое ранение»
21:02
Эдуард Выграновский:
«Ебать»
«Это тебя за чо так?»
21:03
***
Утро начиналось весело. Не успел я проснуться, как ко мне уже рвался Паша. И стоило мне только открыть глаза — он уже был в шаге от меня и тянул вперëд руки. Я на эти объятия даже ответить не успел — всë ещë спал на ходу.
– Я как узнал — сразу к тебе умотал. Ты как вообще?
– Живой, и это уже радует.
Он отлипает от меня и привычно садится в кресло, как все остальные, кто тут был до него.
– Я могу посмотреть? Если ты не против, конечно, – он опускает взгляд на мой живот.
– Да, но ты там ничего не увидишь. Там пластырь.
Паша просто строит грустную моську, и я улыбаюсь. Он действительно милый.
– Тебе тут не скучно? – разбавляет воцарившееся молчание.
– Пока что нет. Пока я думаю только о том, как бы отоспаться. Постоянно в сон клонит сильно.
– Врачи что говорят?
– Насчëт сна? Да нормально всë, сил действительно нужно набираться.
– Так я помешал тебе, да? – и снова это грустное личико. Я умиляюсь.
– Нет, всë в порядке, не волнуйся.
Я Паше умиляюсь действительно сильно. Он интересуется всем, что здесь происходит, интересуется всем, что было в ту ночь, как я здесь оказался, интересуется состоянием и бесконечно сочувствует и сопереживает. Это придаëт сил. Паша действительно вкладывает много чувств в поддержку. Долго не хочет уходить, но в итоге приходится, когда медсестра приходит в палату обрабатывать рану. Когда Паша уходит, на душе всë ещë остаëтся лëгкость.
***
Эдуард Выграновский:
«Стоп»
«Ты знаешь Арсения??»
«В смысле в жизни»
18:44
– Блять, – я разворачиваю экран телефона к Вике, мирно сидящей рядом.
Я не думал, что наша встреча будет такой эмоциональной. Как и не думал, что мне придëтся успокаивать еë, потому что она почти уже плакала, когда разговаривала со мной живым и почти здоровым. Сейчас мы сидели спокойно, болтали расслабленно, Вика всë ещë грустила из-за скорого нашего расставания. Я грустить не хотел.
– Бля, спроси откуда он знает. Хотя нет, спроси почему он так решил, вот, – советует она, пододвигаясь ближе.
Я тут же отправляю ему сообщение и кусаю губы.
– Ща как напишет, что ему Арсений сказал, что без ума от одного своего ученика, которого зовут Антон, и который постоянно мнëтся вокруг да около, никак не признаваясь в чувствах.
– Вика! – наигранно-обиженно. – Сплюнь лучше.
Однако ответ уже приходит.
Эдуард Выграновский:
«Он на тебя подписан»
18:46
– Бля-я-я, – я кусаю язык, кусаю щëки, кусаю губы, но нервы всë ещë ебашат.
– Признавайся. Нет смысла врать.
Антон Шастун:
«С недавних пор я учусь у него»
«Он мой тренер»
«Извини, что не говорил тебе»
18:46
Эдуард Выграновский:
«ЧТОО»
«Он теперь тренером работает???»
«Серьёзно что ли?»
«Ахуеееть»
18:46
Вика смеëтся.
– Пока он в шоке, надо чë-нибудь спросить такое... – она задумывается.
Эдуард Выграновский:
«И он тебе типа нравится?»
18:47
– Нет! Пиши нет, у него всë ещë чувства к Арсению, мы можем разрушить всë, чего добивались.
Антон Шастун:
«Нет»
«Не в моëм вкусе»
18:47
Эдуард Выграновский:
«А, всë, понял, вопросов нет»
«Он тип реально тренер?...»
«Я просто в ахуе»
«Он говорил, что это последнее, чем бы он хотел заниматься, связанным с боксом»
«Что будет преподавать только если совсем отчается»
18:48
Совсем отчается…
Это правда?..