***
С Серëжей мы стали ближе. Мне нравилось с ним общаться, нравилось обсуждать наше творчество — он часто давал мне читать тексты своих песен, а я в свою очередь давал ему свои портреты. Иногда. Иначе бы он точно что-то заподозрил. Тем более мы никогда не обсуждали отношения, девушек и всë в таком роде. И это, так-то, было странно. Хотя, возможно, мне так казалось лишь потому, что знакомился-то я не очень часто и судить о «нормальности» и «странности» не мог. – Почему ты постоянно рисуешь этого мужчину? – ненароком интересуется он, разглядывая моë очередное «произведение». – М... Не знаю, у него просто классная внешность, интересно изображать, – и отчасти это действительно правда. Просто причина совершенно не главная. – Понятно... Иногда мне кажется, что Серëжа знает больше, чем надо. Когда смотрит вот так, говорит тоном подозревающим, какие-то намëки постоянно использует. Какова вероятность того, что он тоже учится в моëм универе? Он ведь точно всë знает в таком случае, и это немного меня напрягает. Однако я ему доверял. Не по какой-то там причине, а просто. Просто доверял. Я чувствовал себя таким отчаянным, что сейчас было плевать даже, если бы он оказался каким-нибудь очередным гомофобом. Просто плевать. Уже пережил.***
Эдуард Выграновский: «Сорян, дядь, тут проблемы были, ответить не мог» «В общем, Арсений до сих пор не хочет поболтать со мной» «Он какой-то слишком замкнутый вечно, не реагирует ни на что» «Меня это напрягает» «Я таким его не видел» «Даже если ему было плохо, обычно он пытался это скрыть, а тут на-те, блять, вытягивайте из меня всë сами, а я просто буду строить из себя несчастного» «Честно говоря, какой-то пиздец» 19:17 Было весьма неожиданно видеть сообщения от Эда спустя его почти трëхдневное отсутствие, ведь я уже ни на что и не надеялся. Однако это сразу привело меня в чувства. Антон Шастун: «Он тебя любит?» 19:17 Я действительно надеялся на то, что мои опасения напрасны, и Арсений просто... запутался? Надеялся, что Эд сейчас напишет что-то вроде «Нет, он тебя любит, дурень». Было и правда страшно следить за мелькающей строчкой «печатает» и ждать очередного сообщения, которое могло решить для меня всë. Эдуард Выграновский: «Я б спросил, но он правда не реагирует» «Никогда не поймëшь, что творится у него в голове» 19:18 Если парень, с которым Арсений встречался долгое время и к которому у Арсения привязанность (видимо... раз он сразу же едет к нему), с которым Арсения связывало когда-то многое, не может понять, что у него в голове, получится ли у меня? Есть ли в этом какой-то смысл? И нужно ли это Арсению вообще? Антон Шастун: «Просто, не знаю, кажется...» «Он действительно мне нравится» 19:18 Если бы рядом была Вика, она бы точно надавала мне по рукам, потому что такое писать определëнно нельзя. «У него же к Арсению до сих пор чувства, ты что». Она бы точно решила, что он воспользуется окей слабостью и сделает всё, чтобы нас с Арсением максимально отдалить. Но сейчас было плевать как никогда. Сейчас я не заботился ни о чëм. Сейчас я думал только о том, что без Арсения действительно не вижу смысла ни в чëм. Так быть не должно. Ты не должен зависеть от человека. Не должен по нему страдать. По крайней мере точно не настолько сильно. Не должен так переживать за всё с ним связанное. Ведь он тебе фактически уже никто. Ведь он не тот, ради кого стоит так собой жертвовать. Ведь ты ему не нужен. Но так происходит, я полностью от него завишу, полностью страдаю... и это мне не нравится. Эдуард Выграновский: «Оу» «Что ж» «Тогда ты конкретно влип» 19:18***
– У тебя всë хорошо? Ты какой-то потерянный, будто не здесь находишься, – Серëжа волнуется, это видно по его глазам, дëрганным движениям и вечному желанию помочь хоть чем-то. – Да... Наверное. Просто небольшие проблемы, ничего серьëзного. Интересно, смогу ли я таким же образом переубедить себя? Заставить поверить, что всë это реально какие-то пустяки, из-за которых волноваться не нужно. Но только стоит учесть, что я Антон Шастун, а это значит, что не волноваться не получится. Увы. – Не похоже. – Я понимаю, что ты хочешь мне помочь, но я сам разберусь, правда. Я был холодным ко всему и всем. Хотел делать вид, что и правда могу сам всë вынести, хотя это было далеко не так. Старался не париться, не волноваться, но... Вы сами всë уже знаете.***
Каждый день я переживал всë больше. Я боялся того, как снова выйду в мир. В мир, где не будет Арсения. В мир, где будет сплошная учëба и долги. Гомофобия. В серый, угрюмый и грустный мир, где я буду утопать в дискомфорте и негативе. Где все знают обо мне чуточку больше, чем должны. Я пытался не думать ни о чëм, чтобы лишний раз не нервничать, но почему-то не получалось. Я возвращался либо к мыслям об Арсении, либо об универе. И предпочтительнее из этого (снова почему-то) был Арсений. Однако о нëм с Эдом я не думал. Почему-то (да, опять). Я хотел остановить это безумие, когда в голове только его губы на моих, только его пьянящий аромат, только его мускулистые, сексуальные руки. Когда они (к сожалению, только в мыслях) скользят по моему телу, когда... Блять, у меня точно недотрах. И как я выйду из больницы — что-то с этим сделаю. Попытаюсь. Обязательно. Потому что так уже невозможно. Было бы лучше думать о том, как он трахается с Эдом? С тем, кого по-настоящему любит. Не уверен. Однако уже на следующий день эти мысли будто назло заполонили мою голову. Я представлял слишком многое. Как Арсений спешит за билетом, потом на самолёт, и к дому Эда... Было больно так, что такую боль я раньше представить даже не мог. Внутри что-то разрывалось, расходилось по швам, заставляло бесконечно страдать. Мысленно я кричал каждую блядскую секунду в надежде перекричать собственные мысли, перекричать и не слышать всë, что убивало. Я кричал так громко, что мог бы сорвать голос, порвать связки, разорвать глотку, если бы это были не мысли. Ничего не получалось. Мне хотелось рвать, рушить, ломать всë вокруг. Хотелось выпустить эмоции, потому что они разрывали меня буквально каждое мгновение. Я не мог спокойно засыпать по ночам. Начался период жуткой бессонницы. И всё это заставляло меня чувствовать себя, мягко говоря, не очень.***
– Его зовут Арсений. – Его зовут Арсений... Так. И ты по нему тащишься? В его голосе не слышно осуждения. В его голосе только поддержка и волнение. Мне хотелось ему доверить всë, хотелось не разочароваться так же, как во всëм остальном, хотелось думать, что Сергей может быть мне другом. – Я хочу его ненавидеть. – Но это ведь не обязательно. – И что мне делать? – Поговорить. – Он не хочет. Он мне не отвечает. Он же меня, блин, ненавидит... почему я не могу тоже? – почти кричу, но вовремя сдерживаю себя. – Больно... – выдыхаю и утыкаюсь лицом в подушку. Сергей в смятении. Он лишь обнимает меня, и я действительно чувствую, что он хочет забрать мою боль. Только вот не получится, она уже не исчезнет, она уже окутала меня с ног до головы.***
Дни шли медленно, ни секунды не проходило без мыслей об Арсении. Под глазами закладывались синяки от недосыпа, потому что полночи я ворочался, пытаясь думать только о том, что надо спать, а остальную половину глядел в потолок, всë ещë изводя себя всеразличными домыслами. Их было полно. Иногда я думал о Паше. Неужели он тоже так из-за меня страдал? Ладно, я хотя бы рядом есть, не отказываю ему во времяпровождении вместе, потому что вполне представляю, как тяжело без этого. Потому что сейчас мне было бы достаточно просто Арсения рядом, и совсем не обязательно, чтобы он меня любил, смотрел так же, как я на него, но... хотя бы рядом... Или хотя бы на звонки и сообщения отвечал. Хотя первое, конечно, лучше. Потому что без этого всего больно. Ужасно больно. Я был готов пожертвовать всем, что имею, только ради одной встречи. Лучше, конечно, не одной, но... это хотя бы что-то. Я спал совсем немного, когда силы были уже на исходе. Чаще всего это случалось после очередной дезинфекции моей раны. Каждый такой раз я вспоминал, как держал Арсения за руку, и это было... снова больно. И физически, и морально. Казалось, что ничего кроме боли не осталось. Я отчаялся и перестал радоваться тому, чему радовался до этого. Я перестал улыбаться, смеяться. Положительные эмоции практически полностью исчезли. Появлялись они только благодаря вечно крутящемуся рядом Серëже, хотя было видно, что он старался меньше меня отвлекать, видимо осознавая, что сейчас происходит внутри меня. Было это правильно или нет — я старался не думать. Пусть делает так, как считает нужным. – Тебя скоро выписывают... – в его голосе слышна тоска. Я смотрю тоже грустно, но вовсе не из-за этого, и киваю. – Хочу просто спросить, хочешь ли ты продолжить наше общение? Или... лучше позже? – Я не против, – отвечаю, не меняясь в лице. – Слушай, не парься ты так из-за него, он просто мудак, раз ему так на тебя плевать после всего. И не подстилайся под него, если он к тебе прибежит потом — хуже будет. Не хочется даже говорить, как много раз я пытался не париться из-за Арсения. Не хочется даже говорить, что если он всë же объявится, не подстилаться не получится. Это зависимость.***
Последняя ночь в больнице не радовала своей чрезмерной эмоциональностью. Мне в голову лезли абсолютно неприличные мысли, и это было довольно странно — после стольких дней депрессняка. Мне не нравились эти эмоциональные качели, мне хотелось просто спокойствия. Я даже не мог это контролировать, мысли сами собой заполнили мою голову, не давая нормально спать. Я представлял нас с Арсением, представлял, как у нас могло бы всё сложиться, как он бы чувственно меня целовал, зажимая у какой-то одинокой стены. Было морально тяжело думать о таком, зная, что я Арсению не нравлюсь. В конце концов я всё же кое-как уснул, еле сумев утихомирить разыгравшуюся фантазию, и даже поспал больше, чем обычно у меня получается. Первая половина дня прошла слишком быстро. Я уже отправлялся в свою пустую комнату общежития, потому что Дима опять ушёл к Кате на целый день и всю следующую ночь, и представлял, как же одиноко буду чувствовать себя там, находясь замкнутым в четырёх стенах совершенно без кого-либо рядом. Но я даже почти успел смириться. Мне очень хотелось отпустить Арсения. Если он так со мной поступает — зачем мне тратить лишние нервы на него? Хотел бы, обязательно ответил бы, что у него там не происходило бы. Хотя на самом деле я безумно тосковал. Печаль, засевшая где-то глубоко в груди, воспоминания, которые всë ещë делали невероятно больно, портреты, которые я так и продолжал создавать каждый день... Это всë «ненавязчиво» намекало на то, что отпустить и перестать трепать самому себе нервы из-за одного человека у меня навряд ли вообще получится. Отчаяние сменилось сначала пустотой, а затем жрущей тоской, которая давила на все внутренности с такой силой, что хотелось, чтобы те парни всë-таки меня добили в тот вечер. Но всë по-прежнему было неплохо. Я улыбался. Искренне. Хотел так думать.***
Комната общежития приветствовала меня голыми серыми стенами, и даже редкие плакаты, вывешенные ещë на первом курсе, не скрашивали ситуацию. Но я действительно был рад вернуться сюда, в уже такое родное место. Обе кровати пустовали, стол на удивление был прибран, да и во всей комнате стояла приемлемая чистота. Стало даже как-то стыдно перед Димой. Я пытался ни о чём не думать, но как назло перед глазами представлялся Арсений, и я опять не мог это контролировать. Он стремительно ко мне подходит сейчас и целует в шею, устраивая руки на талии. Тянет меня к себе плавно, а я без сил поддаюсь. Просто плыву по течению. Уже правда никаких сил не хватает пытаться бороться с этой хернёй. Я прикрываю глаза и кусаю свои губы, поглаживая пах. Резко вспоминаю про Эда и пытаюсь прогнать эти мысли куда подальше. Арсений из фантазий не прекращает меня целовать, заводить и возбуждать. Мне хочется этому сопротивляться. Мне будет крайне мерзко, если на такие мысли я буду ещё и дрочить. Надо остановиться, пока не поздно. Я не хочу ничего такого. Неожиданно становится больно. Чувствую у шеи прямо-таки фантомную боль, кажущуюся самой настоящей. Пытаюсь оттолкнуть от себя Арсения, но всё моё тело будто сводит судорогой. Я не могу сделать ничего. А Арсений продолжает делать мне больно, сжимая в своих руках моё измотанное тело. Паника меня накрывает быстро, потому что я совсем не могу понять, как это остановить. Это же были просто фантазии, они не должны так действовать на реальность. Я окончательно схожу с ума, да? – Хватит, пожалуйста, – всё, что могу я прошептать, и сразу после предпринимаю очередную попытку оттолкнуть. Чувствую, что тело сковывает только сильнее. И совсем не понимаю, что мне делать, как слышу знакомый голос: – Тихо, тихо, – Дима держит меня за плечи, и первые секунды я не понимаю ничего абсолютно. В глазах мелькают тëмные мошки, чувствую лëгкое неприятное головокружение. – Где я? – Ты дома, в общежитии. Я зашëл забрать Катину косметичку, а ты на полу лежишь. Испугал... Как себя сейчас чувствуешь? – Это... опять обморок? – Ага... Антон, я волнуюсь за тебя.***
Я получаю совет сходить к психологу наконец от Димы, и это не даёт никакого покоя. Мне правда нужна помощь специалиста? Разве это поможет сделать ситуацию легче? Максимально не хочется об этом думать, так что я просто иду на учёбу, стараясь погрузиться в процесс полностью. Однако было совсем нелегко. У меня не было сил стараться, так что большую часть времени я в итоге тупо залипал в телефон. Волновать меня это конечно не волновало, но я понимал, что сессия сама собой не сдастся, и в конце концов придëтся что-то всë же делать. А пока я просто был ленивой амëбой, приходящей на пары чисто поспать да в телефоне посидеть. Ох, чувствую, придëтся мне хвататься за всë и сразу, как время подойдëт к сессии. Не поздоровится мне, чую не поздоровится. Зато неплохо так радовала свобода. Теперь я выходил на улицу чаще, наблюдая за ярко цветущей после зимы природой. Настроение было хорошее. На удивление. С Димой больше времени проводил. С Серëгой из больницы периодически переписывался. Волновали только отношения с Пашей. Он всë ещë не выходил на связь, и я за него действительно переживал. Насчëт Арсения вообще молчу. Я старался забыть его, действительно старался. Ну, потому что что делать иначе — не понимал. Связаться с ним не получается, да и ему там без меня хорошо, какой смысл? Эд тоже как-то отмалчивался, видимо с ним время и проводил. Я впервые испытывал к кому-то настолько сильную ревность. Мне хотелось закопать Эда под землю, показать, что я действительно не просто игрушка для Арсения и для самого Эда. Хотелось заставить и Арсения ревновать. Я хотел его ненавидеть за всю эту тупую боль, я хотел всë ему высказать, я хотел разбить ему сердце так же, как он мне. Но я просто глубоко вдыхаю, закрываю глаза и смиряю свой пыл. Нельзя действовать на эмоциях. Но решать ситуацию как-то надо, потому что она уже переходит грань дозволенного, взять в пример хотя бы сегодняшнюю ситуацию с обмороком.***
Этот резкий срыв, отступление от привычно негативных эмоций, какой-то всплеск гормонов быстро прекратился, и всë вернулись на круги своя, всë стало так, как было. Я снова тосковал, снова скучал и изводил себя негативными мыслями. Снова становилось до тошного плохо, снова возвращалась боль. Поэтому я, как-то не думая, принял решение, как справиться со всем этим: Антон Шастун: «Мы можем встретиться?» 18:21 В эту самую секунду я предаю себя. Но меня просто изводят эти постоянные мучения, я реально не могу терпеть ломающую меня боль. Я просто надеюсь, что станет лучше. Что я наконец буду кому-то нужен. Что боль уйдëт. Что так я решу всю ситуацию. Уже через десять минут поступает ответ, и уже через двадцать я сижу на лавочке в ближайшем парке. – Зачем? – первое, что я слышу, смотря куда-то в ноги. Он садится рядом и больше ничего не говорит. Я немного размышляю, а потом решаюсь: – Я хотел знать... – поднимаю голову. – Ты правда меня любишь? Паша наконец смотрит мне в глаза. Я вижу в его взгляде надежду, интерес и бесконечную грусть, что была спрятана там всë последнее время. Улыбаюсь мягко-мягко и получаю ответную улыбку. – Да, – кратко отвечает он, не понимая, чего ожидать от меня. – Просто, не знаю, тот поцелуй... Понимаешь, я не могу забыть этих чувств. Я устал постоянно обманывать всех, в том числе и себя, так что... Наклоняюсь вперëд. Только его губы соприкасаются с моими — в голове происходит какой-то взрыв. Я абсолютно точно и полностью предаю себя, свои чувства и воспоминания. Они стучат по башке, и я больше не вижу перед собой Пашу — я чувствую всë, что было прежде, всë, что было с Арсением. Я вру Паше, но об этом думать не хочется. Я делаю лучше нам обоим. И хочется думать об этом. Сейчас даже плевать, если кто-то нас видит. Сейчас плевать, если весь мир исчезнет. Сейчас просто хотелось притупить чувства, хотелось их выпустить и избавиться навсегда. Мне было чертовски больно последние пару недель после уезда Арсения, так могу ли я наконец почувствовать себя счастливым? Может ли Паша почувствовать себя любимым? Губы скользят быстро, я тяну***
Однокомнатная квартира встречает нас запахом кофе и сигарет. Паша стягивает с себя сначала обувь, а за ней и куртку, ставит кипятиться чайник и берëт в руки пачку сигарет с подоконника. Я медленно прохожу за ним, встаю за спиной, буквально в нескольких шагах. – Будешь? – оборачивается он, глядя на меня из-за плеча и держа в руках сигарету. – Давай. Мы стоим у открытого окна и курим, не обмениваясь больше ни словом. Я поглядываю на его лицо, стараясь проследить за эмоциями, но пока Паша явно был в глубоких размышлениях сейчас. В какой момент всë стало так серо и депрессивно, я понять не успел. В какой момент что-то ëбнуло меня по башке — причëм именно ëбнуло, ибо нельзя такие решения принимать, будучи в здравом уме. Телефон в кармане пиликает уведомлением, и я быстро вытягиваю его, устраивая в руке. Сергей Лазарев: «Привет, встретимся сегодня?» «У меня песня новая готова, хотел, чтобы ты послушал))» 19:11 – Кто пишет? – Да так, знакомый из больницы, ничего важного, – я гляжу украдкой на сосредоточенное лицо Паши и выдавливаю из себя что-то вроде улыбки. Антон Шастун: «Прости, сегодня занят. Может завтра?» 19:12 Сергей Лазарев: «Хорошо, тогда пиши, как свободен будешь» 19:12 – Что будем делать? – спрашивает меня Паша, туша сигарету. И когда всë вокруг меня стало будто сериалом, где в какой-то момент вся жизнь главного героя меняется с ног на голову, я пока тоже понять не успел. Я запутался в себе и теперь даже не уверен, что делаю всë правильно, что выстраиваю правильные отношения, принимаю правильные решения. Наверное, мне нужно больше времени на подумать, ибо такие спонтанности пока что ни к чему хорошему не привели.***
Мы сидели непривычно близко. Я в принципе ни с кем так близко не сидел. По крайней мере, точно не настолько долго. А тут прошëл уже почти целый час, как мы вместе смотрим какой-то не самый интересный (как минимум для меня) фильм нулевых и почти, скажем, лежим друг на друге. Чувствуется, что и ему, и мне сейчас (не)слегка неловко, но это вроде ровно то, что и должно происходить. И неловкость, и вот такая близость... – Тебе интересно? – в какой-то момент спрашивает он, заглядывая мне в глаза. Я чуть ломаюсь перед ответом, потому что не очень понимаю, какого именно он от меня ждëт. – Честно, не очень. – Как ты думаешь, будет совсем неловко, если я сейчас тебя поцелую? Я сначала даже не понимаю, что это не шутка. Только когда его взгляд так и остаëтся каменным и серьëзным, я наконец осознаю, что он это, блять, реально. Реально ждëт моего ответа, и я реально зачем-то приближаюсь к его губам. Меня весьма напрягает, что этот поцелуй заставляет в животе скрутиться что-то приятное и возбуждающее. Что-то, что хочется растянуть на подольше, что хочется действительно смаковать. Не знаю, хочется ли думать, что это как-то связано с Арсением, поэтому отпускаю мысли на самотëк. Крайней точкой этого чувства становится то, как Паша медленно перебирается ко мне на бëдра. Он зарывается пальцами в волосы, пуская мурашки по спине, тянет к себе, иногда останавливаясь и чуть отстраняясь. Он позволяет взять над собой контроль, но, видно, и сам хочет его чувствовать. Так что я просто поддаюсь, только скольжу руками по его бëдрам, подтягиваю к себе и обвиваю руками, не позволяя отстраниться. Становится жарко. Я чувствую медленно возникающее напряжение в штанах и глотаю воздух. Паша переходит поцелуями на подбородок, затем на шею и там же останавливается. Облизывает, прикусывает, оттягивает мою голову за волосы назад и едва слышно стонет. – Тебе... тебе не кажется, что всë происходит слишком быстро? – шепчу я рвано, потому что дыхание сейчас сбито. Паша мгновенно отстаëт от шеи, опускает мою голову к себе и смотрит в глаза настороженно. – Я думал, ты не против. Прости... Только он собирается слезть, как я тяну его к себе ближе. – Нет, просто ты уверен, что готов? – показываю своë неподдельное волнение. – Я не хочу, чтобы кто-то из нас потом жалел. Хотя мне и кажется, что я уже сейчас начинаю жалеть… Просто не хочется об этом думать. Все сожаления пускай наступят потом, сейчас здесь только мы и эти приятные поцелуи. Паша молчит, упираясь руками мне в плечи. Покусывает свои губы, а затем снова направляет взгляд в мои глаза. – Ты прав. Давай не будем заходить так далеко... Я киваю и чмокаю его в губы. Улыбаюсь. – Мне... нравится целоваться с тобой, – Паша смущённо опускает свой взгляд, чуть сжимая мои плечи. Я усмехаюсь, потому что видеть то, как он смущается, очень даже приятно, оказывается. Оставив его без ответа, я лишь снова впиваюсь в потерзанные мной же губы, на этот раз проявляя бóльшую инициативу, Паша любвеобильно отзывается, отвечая мне с ощутимым желанием. Он обвивает мою талию руками, попадая ровно на заклеенную пластырем рану, отчего я моментом разрываю поцелуй и неприятно шиплю, втягивая воздух через зубы. Вот это было очень неприятно сейчас. – Прости... Она всë ещë болит? – я киваю. Разумеется, блин, болит. – Ты еë обрабатываешь хоть? – взволнованно спрашивает он, заглядывая в мои глаза, а я лишь кусаю губы, чуть морщась от медленно накрывающего стыда. Наверное, всë же не стоит забивать на своë здоровье. – У меня, вроде, была аптечка где-то, – слезает он с кровати. А мне кажется его забота такой милой, что все лишние мысли и загоны исчезают прочь из моей головы прямо сейчас.