***
Тот факт, что Дима разговаривал с Арсением и любезно объяснял всю ситуацию, меня выводил из себя. Не из-за Димы, конечно. А из-за того, что ну вот почему Арсений с незнакомым (или малознакомым, разницы нет) ему парнем разговаривает так легко, а меня морозит несколько недель? Хотя и факт того, что Арсений в принципе стал интересоваться всем со мной происходящим, выводил из себя больше. В том смысле, что он сначала несколько недель делал вид, что ему на меня всё равно, а как встала серьëзная проблема, он всë же решил побеспокоиться и явиться. Обдумать всë действительно было надо. И, наверное, без всяких чужих советов, наставлений и мнений. Я должен сам понять, а действительно ли мне нужны такие отношения? Я знаю, что я долго об этом мечтал, но когда это встаëт вот так перед тобой — думать лишь влюблëнным мозгом не получается. Требуется рассудок. Самый трезвый, самый здравый. Ведь если я приму неправильное решение, потом будет только больнее. Сильно больнее. А от боли я уже порядком устал. Мы либо будем счастливы друг с другом, либо счастливы друг без друга. Хочется ведь простого: счастья. И всë. Больше ничего не надо. А вот в каком виде это счастье для нас будет настоящим — надо просто понять. С Арсением бы мне было хорошо, это правда, но я не уверен, что если такие ситуации будут повторяться, смогу точно их выдержать. Однако без него я буду вечно себя накручивать тем, что так и не рискнул, так и не попробовал, а ведь мог бы реально познать настоящее счастье. Ладно, как говорится, кто не рискует, тот не пьёт шампанское. А шампанское за моë решение выпить можно будет. Побухать, во всяком случае, хочется. После стольких-то потраченных нервов! С Арсением если и не будет хорошо, я как-никак рискну и узнаю об этом. Как там Вика говорила, «Лучше один раз признаться, чем потом всю жизнь жалеть, что упустил счастье»? Да уже хуй вспомнишь, главное, что мысль правильная. Но, кстати, о Вике. Поговорить с ней тоже стоит. Если захочет выругаться — выругается. И пусть! И ей легче станет, и я заслужил, так что всë в норме. В любом случае расскажу ей обо всëм вот этом, закрутившимся наконец с Арсением, пусть и она порадуется. – Кстати, тебя же полицейские просили с ними поговорить, да? Когда это хоть будет-то? – Дима отрывается от исписанной, кажется, от и до тетрадки и поворачивает голову ко мне. – Ты не имеешь ни малейшего представления о значении слова «кстати», – делюсь я очень даже кстати. Он усмехается. – Через два дня, вроде. И ты туда тоже идëшь, если ты забыл, – мы обмениваемся понятными только над двоим взглядами и уже согласуем всë, решая всë же продолжить диалог нормально. – Но у меня в голове каша полная, пиздец. Я не знаю, как расскажу там хоть что-то. – Из-за Арсения? – Ага. – Я так понимаю, ты думаешь над тем, встречаться ли с ним? – Правильно понимаешь. Только вот я уже, кажется, всë для себя решил, осталось только ему высказать свой вердикт, но страшно до усрачки. – Ты же сам хотел, чтобы вы наконец поговорили, теперь у тебя есть все возможности, так что вперëд! В добрый путь, настрадавшийся мальчик, прямиком к своему счастью. Вздыхаю. Только бы вот от страха избавиться — тогда да, у меня реально все возможности. На счастье... Своë счастье. Наше. – У тебя с Катей-то как? Всë хорошо? – перевожу тему, пока мысли о счастливом будущем с Арсением не заполонили голову и не заставили меня снова плыть в них и тонуть впоследствии. – Я бы сказал прекрасно. Единственное, она последнее время вся в работе, но я стараюсь помогать ей расслабляться, как могу. Устаёт очень. – Даже не буду спрашивать, что у тебя там за методы с расслаблением... – развожу руки в стороны и улыбаюсь, слишком многое понимая для себя. – Ой, да иди ты в жопу со своими пошлыми мыслями! Причëм, в прямом смысле иди. И всë же обожаю его подколы. Это прям лучшее. То что надо для рассеивания этого грёбаного стресса. – Я тут о счастье людском рассказываю, которое ты так хочешь увидеть, а ты... – машет на меня рукой со вздохом. Ну актëр же! – Вот и спасай тебя после этого, – без негативного умысла строит из себя саму серьëзность. И где его оскар? – А это, между прочим, именно я копов вызвал. И с Арсением твоим разговаривал, рассказывая, что вообще происходит. А он мне сразу скинул рейс, на котором летит, сказал, что через три часа будет. Я тогда за тебя переживал пиздец, ты бы только знал. Ну, решение вызвать полицию вроде было неплохим. Сработало же, и сейчас всë хорошо. Слова его отбиваются в сердце, и я в очередной раз поражаюсь, что он до сих пор со мной и так много ради меня делает — и это после всего, что между нами вообще было! – Дим... Честно, ты лучший просто, – отрываю от самого сердца, собираясь сгрести друга в объятия.***
Просто я странный. И привык быть загадочным. И не умею правильно принимать свои чувства и им взаимные. «Свои чувства и им взаимные». Всë давно ясно, всë давно очевидно. И для него, и для меня. И стоило ли то время, что мы не общались, того, чтобы вот это услышать — знать сто процентов не мне. Как минимум, не сейчас. Но это явно... уютно. Заставляет внутри что-то содрогаться. Возможно, это и есть всем известные «бабочки в животе», но я не могу быть уверен. Уверен я только в своих чувствах и в своëм решении встречаться с Арсением. На улице едва прохладно, время близится к ночи. Решение поговорить вот прям сейчас было спонтанным, но обоюдным. Диме даже пришлось сквозь сладкую дрëму спрашивать, куда я намылился в такое время, а я, быстро объяснив, не стал дальше мешать ему спать и тихо ушёл. Арсений был до необычного привлекательный в ночном свете. Он улыбался мне широко и счастливо, будто заранее знал о принятом мною решении. Я улыбался ему в ответ, и, наверное, именно влюблëнные глаза и выдавали во мне абсолютно всë. Но я решил потянуть время. Во-первых, всë ещë было страшно, а во-вторых надо было как-то отомстить за эти мучительные недели ожиданий. – Пошли со мной, я знаю одно атмосферное место, – пользуюсь тактикой заманивания. Посмотрим, что из этого выйдет и выйдет ли вообще. Веду его прямиком на ту самую крышу, где мы раньше много времени проводили с Ирой. Но о ней думать не хочется. Хочется думать о том, какой там классный вид, и о том, что мы с Арсением наконец решим все наши проблемы. Ну, на это по крайней мере был расчёт. Уже на месте мы располагаемся поудобнее, смотрим на застилающие небо звëзды и некоторое время молчим. – И часто ты тут бываешь? – его голос не рушит тишину, он еë почти поддерживает, звуча совсем слабо, и это расслабляет, не доставляя никакого дискомфорта. – Последнее время нет. Но раньше часто был тут с Ирой. А, кстати, хотел о ней спросить — почему она писала именно тебе? У вас какие-то недопонимания были? Только давай искренне... Я устал от недомолвок. – Можешь задать столько вопросов, сколько захочешь. Надеюсь, это хоть как-то искупит мою вину, – улыбается полу грустно полу счастливо. – А насчёт Иры, честно, не знаю, она просто ненавидела меня из-за своей тëти. Она ей всегда говорила обо мне только гадости, у Иры и сложилось обо мне впечатление, как о полном кретине. Не знаю, заслуженно ли, – ухмылка снова всплывает на его лице. – Но как-то так и есть. Ну и она, наверное, решила, что сможет повлиять на меня именно тобой. И…ты как к ней вообще попал? – Можно я расскажу об этом позже? Это очень долгая история, и мне нужно будет собраться с духом. О Паше я ему точно расскажу. Не сегодня, но расскажу. Он должен знать. – Хорошо. И всë бы было так хорошо всегда... Но в голове ещë куча нерешëнных вопросов: – А вы были в браке... ну, с Ириной тëтей? Арсений выдыхает тяжело: – Да. Почти год уже был, но она мне изменила, и я застал еë в процессе. Это было отвратительно. Я понимающе киваю и опускаю голову. Становится неловко, что я поднял эту тему, но Арсений вроде как сам дал зелëный свет моим вопросам, так что я решаю загнать себя в неловкое положение ещë больше: – Ладно, давай о другом. Я какое-то время переписывался с Эдуардом Выграновским, и я хочу понять, что это за человек. Что… Что было между вами? Арсений какое-то время молчит. А я и не давлю, потому что вполне себе представляю, что для него всë это значит. Он выдыхает особенно неспокойно перед тем, как мне всë же ответить: – Встречались тоже около года, но я понял, что этот человек тянет меня ко дну, поэтому ушёл от него. Сейчас верить ему не стоит, он нажился засчëт того, что мой уход из бокса стали активно обсуждать, и у него к тому времени накопилось достаточно материала, чтобы дурить людей. – Когда ты уехал, он сказал мне, что ты у него и что вы переспали... – Серьëзно?! – искреннее удивление. Я хмыкаю. – Нет, между нами ничего не было, после своего решения я бы ни за что к нему не вернулся — не простил бы себя. Мы с ним и правда виделись, но ничего не было. Я бы точно с ума сошëл. Молчание сопровождается бесконечным облегчением. Я Арсению верю. И мне становится ужасно спокойно после его слов. Я так рад, что мы наконец-то можем поговорить, боже, я так этого ждал. – Я теперь понимаю, почему отношения для тебя больная тема. Прости, наверное, ты был насторожен моей заинтересованностью в тебе. – Ты в этом не виноват, понимаешь? – абсолютно будничный тон, без напряга. Ну или не настолько заметного. – Я изначально был таким, и я знал, на что иду. Только тебя путал. Даже не буду говорить о том, как мне жаль. Я снова киваю пару раз, смотрю в тëмное небо и думаю ни о чëм. – Ты мне снишься часто... – вылетает из меня неосознанно, я даже за тем, как эта мысль появилась, не успеваю проследить. Слышу только тихий смех Арсения под боком, и поворачиваюсь на источник звука. – А из тебя часто такие спонтанные признания вылетают? – его чистые глаза смотрят в мои, а маленькие морщинки мило складываются возле них. – Когда мне ждать признание в любви? Просто чтоб я готовым был, – и ему продолжает всë это быть смешным, а я совсем замолкаю, прислушиваясь к своему сердцу, внезапно ускорившему ритм. – Люблю. И в миг обрывается всë. Меня обдувает холодный ветер, я закрываю глаза, потому что просто невыносимо будет видеть его взгляд после сорвавшегося с языка слова. Молчание давит, время тянется либо и правда слишком медленно, либо в самом деле проходит уже как минута или две. Я даже успеваю подумать, что в какой-то момент он меня просто поцелует, но этого не происходит. Не происходит, собственно, ничего. Мысль о том, что он ушëл, пока я не вижу, накрывает меня следующей, давая глубокую почву для раздумий и самокопаний. Однако ж можно просто открыть глаза, казалось бы! Но кто я такой, чтобы искать лëгкие пути? И из этих самых самокопаний меня вырывает резкий звук, изначально даже не похожий на человеческое слово: – Повтори, – врезается в уши. Я открываю глаза. Отрицательно головой машу, потому что ну не смогу я, это выше моих сил, а сил этих во мне аж под два метра, я выше головы и так не прыгаю. Арсений смотрит на меня томно и так же произносит: – Честное слово, Шастун, я прямо сейчас готов поцеловать тебя, но ты ещë не прошëл второе испытание, – тембр голоса мягкий, низкий и очень тихий, отчего звучит ещë более интимно. Пиздец. – Признайся... – почти без звука, одними только губами. Глаза в глаза, я затаиваю дыхание. Кажется: одно простое слово. Но снова выдавить его из себя невероятно тяжело. На кону поцелуй Арсения! Антон, соберись! – Люблю, – дрожащий голос едва срывается с моих уст. И через две секунды: – Тебя. Люблю очень. Всë внутри содрогается. Как же блядски нехорошо сейчас и как же блядски замечательно. Этого момента я ведь ждал, сука, будто всю свою жизнь вообще. Только ради этого дня и жил. И вот он настал... Орать хочется во всë горло, чтоб глотку разорвать. – Так не интересно, – ну ебать, конечно, не интересно ему, пиздец веселуха начинается. – Неубедительно, – чуть улыбается сам себе. – Не забывай, что я странный и что у тебя всë ещë есть пути отступления. Ну уж нет, раз начал добиваться своего, так я и добьюсь. Пусть и страх сводит каждую клеточку тела, как перед самым важным в жизни экзаменом, а пальцы дрожат только от одного его упоминания. – Можно я без слов? Просто действиями? – срывается что-то похожее на шëпот. Я кладу руку поверх его и подвигаюсь ближе. Правда ведь будет легче. Зачем лишние разговоры, когда можно целоваться-целоваться-целоваться и ни о чëм больше не думать? Тем более, что мы ведь и правда друг друга любим, это уже почти как всем известная истина, которую мы почему-то познали последними. – Я верю, что ты способен сделать, но давай разберëмся для начала с теорией. Ты говорил, что пройдëшь все пятнадцать испытаний, если они не будут такими же сложными. Так что, признаться тяжелее, чем столько времени меня ждать? Чувствую, как щёки мои горят, а внутренности сводит больно. – Арс... Это неловко. – Говорить о чувствах — не неловко. О взаимных так точно. Мне снова хочется кричать. – И что ты хочешь от меня услышать? – Признание. Всë, что ты ко мне чувствуешь. Всë, что у тебя в голове и в сердце. Пиздец. У меня сердце, наверное, сейчас реально тупо через пятки выйдет наружу, настолько это страшно. Он серьëзно ждëт от меня, что я скажу обо всех своих чувствах? Блять, но это слишком сложно. Справиться со страхом, стрессом и начинающейся паникой кажется невозможным. Меня кроет не по-детски, пот, по ощущениям, льётся ручьями, мурашки пробегают по всему телу, а в горле становится неприятно сухо. Я набираю побольше воздуха в лëгкие. Кажется, что готов выть от переполняющих чувств. Язык немеет, но я стараюсь сбить собственный страх. – Только пообещай, что после этого не рассмеëшься и не убежишь... – и мне было бы смешно от своих же слов, если бы я не был в такой ситуации, как сейчас. Здравый рассудок уходит, по всей видимости, куда-то в жопу. Вот и срослось: сердце в пятках, а рассудок в жопе. А Арсений тут, рядом, признания ждëт. Чудеса. – Обещаю, – спокойно произносит он, и я думаю, что всë, блять, сейчас снова накроет, нихуя сказать не смогу ведь. – Только не говори ни слова, – я смотрю на его сосредоточенное лицо и не могу сделать ничего, кроме как закрыть глаза вновь, потому что это точно будет нереально — наблюдать за его эмоциями (хотя наверное и интересно). Собираюсь с духом. – Я... каждый раз, как на тебя смотрю, если честно, думаю, что у меня сердце остановиться может. Внутри всë сжимается, крутит, вертит и раздавиться хочет. А ещë я постоянно думаю о том, как ты меня поцеловал в тот вечер. Я вообще сначала решил, что это всë сон, а потом, что какая-то несуществующая вселенная, а когда ты ещë и уехал — думал, что я крышей поехал и надумал это всë себе, – прерываю себя паузой на голодный вдох такого необходимого сейчас воздуха. – Мне было так плохо, когда ты меня одного оставил и заставил разбираться в наших отношениях самостоятельно, даже не удосужившись ответить хотя бы на сообщения. Я думал, что так и покончу: сброшусь откуда-нибудь, раз тебя рядом больше не будет. Это так странно, что для меня так много всë это значит. Я своих чувств боюсь... Иногда хочется их просто отключить, потому что они меня разрывают. Я не мог не думать о том, что мы больше не увидимся... Это был почти как конец света. Я не представлял, что мне делать. Было так невыносимо понимать, что ты меня не любишь... и поэтому уехал подальше. Я так думал. Меня тишина отрезвляет, меня тишина обратно в мир выводит. Так много слов, кажется, из меня вылетело, а чувства-то все внутри так и остались, с прежней силой давя на внутренности, на этот раз только ударяя прям под дых: сейчас что-то будет. Ты сделал что-то необратимое. – Антон... – тихий, встревоженный голос заставляет открыть глаза. Я чувствую, как под ладошкой что-то шевелится, и не сразу понимаю, что это я так незаметно для себя же самого его за руку взял, пока говорил. – Мне правда жаль, что ты всë это испытывал на себе. Но я по-другому не смог бы. Мысль о том, что Арсений не говорит ничего в ответ, никакого признания или хотя бы намëка на него, врезается прямо в сознание, вставая там главной и, кажется, единственной мыслью. Она меня под дых бьёт сильнее. Я только и думаю: и правда не любит. Он бы уже сказал, признался. Но он молчит. Значит не любит... – Второе испытание пройдено?.. – подаю намëк сам. Ну же, скажи хоть что-то... – Абсолютно. Сука. И почему это так больно?