***
— Мы с тобой обсуждали это на днях, — говорит Игорь Лике, пока они дожидаются Сашу после выступления. — Я думаю, что всё не настолько плохо, как могло бы показаться на первый взгляд, но… — По крайней мере, он всё ещё ничего не говорил, — перебивает Сергей, будто это что-либо меняет. Потом всё же добавляет, поняв, насколько глупо звучит: — Ну… это всё же лучше, чем могло бы быть. — Не знаю, именно мне казалось, что Саша не из тех, кто будет замалчивать проблемы. По крайне мере не от тебя, — между делом подмечает Лика. Игорь тоскливо усмехается. Всё между ними трансформируется, и, если на людях они всё ещё сохраняют лицо, наедине эти маски падают. Он не помнит, когда последний раз они целовались, чтобы это было так трепетно и нежно, как раньше. Память — дело такое: чаще всего она удаляет хорошее и оставляет плохое. Игорь хмурится, устраивая себе челлендж — они ночуют почти каждую ночь вместе, но целовались они последний раз где-то около двух недель назад. В тот день они ходили в маленький ресторанчик на окраине Москвы, а потом поехали домой. Дома, Игорь цепляясь за Сашу от усталости и выпитого вина, говорил много чего, но наутро никто из них не посчитал нужным продолжать разговор. Вроде бы именно тем утром они последний раз и были так близко, между поцелуями и горячим кофе, обсуждая скорую премьеру Шахмат. Игорю всё ещё нравится увлечённый Саша, и именно тогда ему казалось, что всё налаживается. Но потом, из-за репетиций и усталости Саши, он всё чаще стал оставаться у себя на квартире, а между тем сократилось и количество звонков, да и жизнь снова превратилась в счёт дней. А он уже и забыл, каково это — просто ждать и верить, потому что границы стираются, когда привычно видишь человека рядом с собой, будучи дома. Можешь хоть мимолётно коснуться его, переброситься парой фраз, не ведущих к чему-то серьёзному, и просто ощущать себя так, словно все твои пазлы собраны в цельную мозаику и она не может развалиться, так как накрепко скреплена скотчем. После карантина вливаться в рабочий ритм куда тяжелее, чем после отпуска, и тем более расставаться с Сашей, когда почти два месяца они провели вместе. — Даже если он что-то задумал на мой день рождения, мне нужно подумать самому, хочу ли я что-либо отмечать, или лучше посидеть дома в кругу близких, а то не хочется как в прошлом году, — бормочет Игорь, проводя свободной рукой по волосам. Толпа редеет, зрители разбегаются кто куда, и небольшая площадь перед дворцом молодёжи уже не такая неприятная из-за количества людей. Игорю становится чуть легче дышать. Он сжимает в одной из рук букет сиреневых маттиол, запах от которых разносится повсюду, и изрядно нервничает, посматривая то на Сергея, то на Лику. Те сочувствующе посматривают на него в ответ — словно они знают что-то, чего не знает сам Игорь. Но, не считая всего этого, ситуация вполне обычная. Разве что Саше может не понравиться, что они оказались здесь все вместе, но упустить премьеру… Игорь попросту не мог. — Наверное, следовало предупредить его, что мы ждём. — Лика смотрит на время в телефоне и с досадой вздыхает. Саша вряд ли появится здесь, пока не вся толпа разбежалась, но это для Игоря не проблема, он привык к его привычкам и нежеланию светиться перед камерами, когда того не требуют съёмки промо или это не поклоны. — Я написал ему смс-ку, — говорит Сергей. — Значит, ждём дальше. Игорь и Сергей кивают Лике и продолжают считать минуты до встречи. Через пятнадцать минут Игорь замечает Сашу и Дениса с Казьминым, которые выходят вместе и спускаются по ступеням, чтобы подойти к небольшой компании, уже заскучавшей в ожидании. Лицо Лики светлеет, Сергей радостно хлопает ребят по плечам, а Игорь встречается взглядом с Денисом, и то, что он видит в его глазах, не очень ему нравится. — Поздравляем с премьерой! — говорит Сергей с открытым на лице счастьем. Игорь мягко касается кисти Саши и вручает ему букет, не имея возможности сейчас коснуться его как-то иначе, он проводит пальцами по запястью и улыбается чуть скованно, смущённо, словно вернувшись на пятнадцать лет назад. — Поздравляю, Саш. — А потом быстро утягивает в рукопожатие и Дэмкива, и Казьмина, чтобы не делать ситуацию ещё более неловкой. Спустя десять минут яростных размышлений, куда им податься, они решают никуда не ехать, а остаться на Фрунзенской. «Батони» неподалёку вполне себе приличное кафе, по крайней мере Казьмин, пробовавший там гебжалию с эларджи, очень тепло отзывается не только о меню, но и о внешнем виде заведения. Саша, как самый больший противник посещения подобных мест, сначала капризничает, но по итогу всё же соглашается. — А куда мне деть цветы? — спрашивает он у Игоря по пути к кафе. — Попросим у них стакан, если надо — выкупим и стакан, — отвечает Игорь, касаясь плечом его плеча, пытаясь поверить, что всё сейчас, как и раньше, хорошо, и переживания не стоят и яйца выеденного. — Это если хозяева будут не сговорчивы. — Хорошо, — бормочет Саша, поднимая глаза и выражая всю степень привязанности лишь ими. — Спасибо. Я уже и забыл про то, что когда-то хотел их получить. — Тебе дарили маттиолы, не прибедняйся. — Но не ты. — Теперь и я. Они усмехаются, оба более-менее довольные положением дел, и Игорь даёт себе на этот вечер помечтать, что ничего плохого уже не будет и ночь эту они проведут вместе, чтобы вспомнить, как же хорошо делить поцелуи между собой.***
Проходит месяц с премьерных показов Шахмат, прежде чем Игорь окончательно понимает, что что-то происходит, и это что-то по осознанию похоже на неправильно вплавленный в привычный ритм жизни камень, который вынуждает его спотыкаться на ровном месте. При этом Игорь изначально не чувствует вообще ничего, но, когда эта мрачная надвигающаяся беда подбирается ближе, не находит себе и места в жалких попытках разобраться, что же стало отправной точкой. Возможно, её и не было, и всё просто начало ломаться и сыпаться, словно иного пути не существует, но сейчас, сидя в парке на лавочке, спустя месяц с последней встречи с Сашей, Игорь ощущает, как земля под ногами расступается и обнажает тёмный зев беспощадной жадной пасти, готовой сожрать сразу же, если он даст слабину. Они в Нескучном саду возле пруда, вокруг поют сонные птицы, а темнеющее небо всё ещё у горизонта переливается кровавым закатом. Можно заметить несколько редких звёзд, запутавшихся в кронах желтеющих деревьев. Они как огромные разноцветные фейерверки на посеревшем фоне висящего низко неба, такие же красивые, манящие. Атмосфера располагающая, но они с Сашей молчат уже десять минут. Если раньше эта тишина была приятной, сродни оплоту безопасности и неприкрытой нежности, то в последнее время эти пробелы в их общении, когда они наедине, похожи на пытку. Игорь понимает, что дальше всё будет только хуже, но не знает, что можно предпринять, чтобы вспомнить и, более того, подтолкнуть Сашу к воспоминаниям о том, как им хорошо вместе просто быть. Все эти годы сейчас играют злую шутку. Когда они оба упустили возможность для разговора? Когда профукали шанс? Неужели эта пресловутая скука и тоска, одинокие вечера и ожидание встречи, где можно коснуться и улыбнуться, в итоге съели всё то нежное внутри них? Игорь ещё десять лет назад и подумать не мог, что на склоне четырнадцатого года отношений они потеряют большую часть самих себя. То, что они любили друг в друге, больше чем в себе. Это… вызывает уставшую и грустную усмешку. — Какие у тебя завтра планы? — спрашивает Саша, убирая телефон обратно в карман куртки. Игорь вздрагивает, забыв уже, что не один. Рефлексия сейчас вряд ли что-либо решит, и по-хорошему, чтобы разобраться в сложившейся ситуации, им не следует молчать, а нужно, как взрослым людям, найти в себе силы и поговорить. Честно, без утаек. Сможет ли он подтолкнуть точку к концу их приключения прямо сейчас? А сможет ли он жить дальше, зная, что никакой запятой больше не случится? — Завтра… — Игорь облизывает губы, смотря на расстояние между ними — дощечки затёртой лавочки как разделяющее их время простоя. — Вроде бы никаких. А у тебя? — И у меня. — Саша тепло улыбается ему, но Игорь всё равно замечает замершую в уголках его глаз печаль, словно не он один думает о том, что происходит. С одной стороны — это облегчает задачу, но если по моменту сближения Игорь был первым, потому что жаждал этого сильнее самого Саши, то теперь ему страшно быть первым. Ведь если он озвучит проблемы вслух, может статься, что они обретут реальность и избавиться от них будет уже невозможно. Всё самое страшное чаще всего случается именно после разговоров по душам. Игорь ненавидит себя за эту слабость, ненавидит, что думает об отношениях с Сашей как о вещи, что их можно отпустить, забыть, перестать чувствовать. Игоря пробивает озноб. Он липкой плёнкой покрывает спину и шею. — Поедем домой? — спрашивает Саша, бросая короткий взгляд на наручные часы. Этот жест для Игоря страшнее молчаливой пытки. Значит ли это, что Саша, вопреки своим словам о продолжении вечера, хочет, чтобы их общее время быстрее закончилось? Хочет ли он поскорее вернуться к себе в квартиру, чтобы потом вновь не видеться чёрт его знает сколько? Хочет ли он так же сильно, чтобы это всё перестало тревожить и бередить разъеденные нервами раны, от которых не помогает уже ни работа, ни встречи с друзьями? — Поехали, — отвечает Игорь и ловит протянутую Сашей руку. Он крепко сжимает его пальцы, чувствуя мимолётный отголосок тока, будоражащего каждую клетку тела. Как тогда, при самом первом открытом прикосновении в статусе пары. Только сейчас этот ток слабее — внутри что-то заснуло, душимое скукой. Он следует за ним, не имея сил отпустить его тёплую кисть, и вспоминает все те разы, когда они касались рук друг друга на поклонах. Как тогда светились их глаза, с каким трепетом они это делали и как незабываемо было кружиться на детской карусели из разнообразных чувств, открытых словно впервые в жизни. Саша, по сути, кладезь всего самого лучшего, что можно было бы желать, но Игорь из-за работы, а потом уж и карантина, потерял слишком много за общей скукой. Есть ли смысл тянуться обратно, восстанавливать доверие и искать встреч, как будто они — вновь школьники, открывшие себя нараспашку терпкой и сильной связи? Тысяча вопросов и ни одного ответа. С вяло идущего по воде теплохода раздаётся знакомое «Слышится смех, но только мне не смешно» Лепса, и становится ещё хуже. Словно ожидаемая точка заранее разрывает сердце в грудной клетке, начиная пылать болью уже сейчас. Игорь приваливается плечом к плечу Саши, они медленно бредут привычным маршрутом к мосту до метро и уже оттуда к дому. — Саш, что между нами происходит? — набравшись сил, спрашивает Игорь, неосознанно сильнее сжимая его руку своей. — Что? О чём ты? — переспрашивает Саша, смотря на него краем глаза. Игорь видит, что тот понимает, о чём идёт речь, но не настроен на разговоры по душам. Так как дальше подобным образом уже нельзя, Игорь останавливается, мягко дёргая Сашу к себе, чтобы иметь возможность смотреть ему в глаза и знать, где он прав, а где не прав. Знать о том, что это всё тревожит не его одного. — Мы с тобой весь вечер молчали, почти не касаемся друг друга, и ты практически вернулся к себе на квартиру, из-за чего мы так редко видимся, а когда встреча случается, ведём себя так, словно мы не… словно мы выпускники, встретившиеся спустя двадцать лет после школы. — Игорь предупреждающе хмурится и склоняет голову, заглядывая Саше в лицо. — Время сотворило с нами это? Мимо них проходит небольшая компания из пяти человек. Саша выпутывает руку из руки Игоря и отступает на шаг. Будто спустя столько времени ему опять становится стыдно. Для Игоря это словно удар под дых. Но, помимо этого, он видит в лице Саши явную тревогу, о которой высказаться куда сложнее, чем игнорировать её. — Игорь, ты знаешь, мы с тобой вместе уже… почти пятнадцать лет. — Саша покусывает щёку изнутри, дёргано поводя плечами и смотря вслед компании. — Если ты думаешь, что теперь что-то изменилось, так, наверное, то, что мы оба постарели. — Он невесело усмехается. — Разве же дело только в возрасте? — Игорь не отступает, желая докопаться до правды, даже если они сейчас поругаются и разойдутся по разным сторонам. Жить в размышлениях, как до этого дошло и почему ничего не возвращается к обратному, уже невозможно, несмотря на тлеющие угли чувств. — Пятнадцать лет, — ещё раз повторяет Саша, словно давая понять, что именно в этом и кроется всё то, что происходит сейчас. — Ты думаешь, что мы… изжили себя? — Сердце в груди Игоря пропускает удар, когда он озвучивает подозрения вслух, понимая, что они оба склоняются к этому. Но одно дело — думать, а другое дело — видеть в светлой зелени глаз Саши то же самое, что видишь каждое утро у себя внутри. Оно будто выворачивается наизнанку сейчас, обнажая всё самое препаршивое и болезненное, что невозможно будет выкинуть. — Я… не думаю, что это так, но происходящее явно не предел наших мечтаний. Игорь поджимает губы и продолжает путь к мосту, не желая больше что-либо обсуждать. Впервые его добродушие меняет вектор, и он злится. Саша, которого он знает почти двадцать лет, бился бы до последнего, чтобы исправить ошибки, но новый Саша, судя по всему, испытывает нормальный набор эмоций, не тревожащий его насчёт их отношений. Как они оба могли допустить подобное, как они вообще могли говорить об этом вслух, откровенно разрешая проблемам прорваться и заполнить всё вокруг. Воздух в лёгких накаляется, и, практически не осознавая, что делает, Игорь оборачивается к Саше. — То есть мы сейчас просто ставим точку и больше никогда не возвращаемся к этому разговору? Ты хочешь сказать мне именно это, Саш? Что пятнадцать лет — это наша предельная высота и хорошего уже не стоит ждать? — Он поджимает губы, раздумывая над последним гвоздиком в крышку этого гроба, желая из злости обидеть Сашу. — Ты просто нашёл себе кого-то получше меня, и поэтому я уже не вхожу в твои планы. Он замечает в глазах Саши искреннее недоумение, смешанное с болью, и снова отворачивается, увеличивая скорость шага. Вот так вот и ведут себя взрослые люди, когда обсуждают насущные в отношениях проблемы. Становится наконец-то и смешно, и тошно. — Игорь, постой! — говорит Саша, догоняя его и хватая за локоть, заставляя остановиться. — Ты… с чего ты вообще это взял? — Потому что я вижу, что меня ты больше не любишь, — выплёвывает Игорь на усталом выдохе и только увидев, как Саша бледнеет, понимает, что сказал что-то не то. Но, как говорится, слово не воробей, и его не воротишь. — Саш, — выдыхает Игорь, подходя на шаг ближе к отшатнувшемуся, как от оплеухи, Саше. — Я не… я не хотел этого говорить. — Он хмурится, а дыра под ним всё разрастается и разрастается, и чувствует он уже не запах прелых осенних листьев и тинистый запах Москвы реки, а смрад из жадной пасти отчаяния. — Но ты это сказал, — отрезает Саша и качает головой. — Думаю, что раз дела обстоят таким образом, то нам действительно нечего больше обсуждать. Игорь прокручивает в уме его слова ещё несколько минут, пока провожает взглядом уменьшающуюся фигуру человека, с которым провёл столько счастливых лет, и, наверное, именно сейчас осознаёт, насколько сильно ошибался в своих чувствах по поводу Саши. Возвращаться домой не хочется, и он впервые в жизни решает набрать хоть кому-то и напроситься в гости, чтобы смешать горечь расставания с коньяком.***
— Лучшим способом лечения этой раны будет удариться в работу, — говорит Сергей, прижимая вторую бутылку коньяка к щеке. Его пьяные глаза такие тёплые сейчас. Игорь мотает головой, ведь именно работа, по его мнению, и довела ситуацию до такого состояния, что решить сейчас уже ничего не получается. Собственно, и решать нечего. Они с Сашей решили всё на набережной, причём, не давая друг другу ни слова для объяснения или попыток хотя бы найти вещи, которые смогли бы исправить это всё. От этого вновь становится больно. Игорь трёт ладонью лицо и вздыхает. — Игорь Владимирович… — тихо отзывается Лера, отставляя опустевший стакан. — Может, если вас это так сильно тревожит, то всё-таки следует не в работу ударяться, а искать пути перемирия? Александр Леонидович, насколько мы знаем, очень упрям… — И после твоих слов… вряд ли сделает первый шаг навстречу, — добавляет Сергей. Игорь знает это и без вмешательства третьей стороны. Он привык разбираться со своими проблемами один на один, но сегодня после мюзикла стало так горько, что сил выносить это в одиночку просто не осталось, потому он взял в охапку Сергея с Лерой и повёз их к ним с Сашей, выдавая вкратце тяжесть ситуации, в которой оказался. — Я знаю, только не вижу смысла что-либо делать. — Он бросает короткий взгляд на кружку Саши, что стоит на полке в открытом шкафу, и хмурится. — Может, во мне говорит привычка и только? Я не знаю, но чем дольше тяну, лучше всё равно не становится. — И день рождения свой отмечать не планируете? Может, хоть развеялись бы. Немного. Игорь мотает головой. К чему веселье? Улыбаться и без того приходится на постоянной основе, и он уже откровенно ненавидит всю эту актёрскую работу. Если это не повод задуматься над тем, что будет дальше, то что это тогда? Не хватало ещё и испытывать неприязнь к единственной отдушине — работе в театрах. Он делает небольшой глоток из стакана с соком яблочным и смотрит на Сергея. — Давай нашу, — просит он с улыбкой. — Лера, подпевай. В три голоса они начинают тихо запевать «Я несла свою беду», постепенно разгоняясь и наращивая темп накалом голосов. Игорю так легко сейчас не думать, а просто петь, что сердце за последние два месяца наконец не болит и не тянет его к потерянному Саше. Мечта о воссоединении сейчас кажется такой смешной и одновременно такой логичной, но он упрямо отталкивает её в сторону и продолжает наслаждаться вечером до тех пор, пока входная дверь не открывается и на пороге не появляется румяный Саша. У него в руке пустая сумка, а в глазах что-то тёмное, словно бы он на всю жизнь затаил обиду и больше не собирается играть по правилам Игоря или кого бы то ни было ещё. Сергей замолкает первым, потом затихает и Лера. Игорь моргает на него чуть пьяно, с мягкой на губах улыбкой. Пришёл-таки за вещами, видимо. — Привет, Саш! — неловко отзывается Сергей, отставляя стакан на стол и с невысказанной неловкостью смотря на Леру, которая улыбчиво кивает гостю. Игорь поднимается со стула, касается дверного косяка, чтобы устоять, а то боль в коленях от долгого отсиживания зада впивается иглами во всё тело, и выходит в коридор, закрывая дверь кухни, не желая, чтобы их с Сашей рассматривали в этот момент. — Привет, — говорит он, подходя ближе. Саша устраивает сумку на полу и поднимает на Игоря взгляд. Игорю ещё никогда не было так холодно зимой, как этой, первой за столько лет без Саши, и сейчас он отчётливо ощущает, как мурашки бегут по плечам и спине, и его обхватывает нервный озноб. Они не были так близко уже очень давно, и последний их разговор, что послужил разрушению отношений, всплывает в памяти очень ярко. Игорь моргает и смотрит на Сашу привычно внимательно. В его румяном с мороза лице только усталость и больше ничего, но в зелени глаз отзывается нетерпение и словно бы досада, вероятно, он не ждал, что Игорь сегодня будет не один. — Ты… за вещами? — спрашивает Игорь, нарушая неловкую тишину. — Да, но я лучше зайду потом, пусть сумка пока полежит у тебя, — отвечает Саша, растирая кисти меж собой, старательно их согревая. — Может, разденешься, чаю выпьешь? Куда спешить, — предпринимает ещё одну попытку Игорь, подавляя тяжёлый вздох. — Мы ведь всё ещё не чужие друг другу люди. Саша размышляет некоторое время, и, когда он соглашается, Игорь уже не помнит, что конкретно предлагал ему. Кажется, чай. — Пойдём. — Он дожидается, пока тот разденется и разуется, а потом ведёт за собой в кухню, чтобы напоить чаем или коньяком, в зависимости от степени обморожения Саши. — Привет, — здоровается Саша на кухне и занимает место Игоря, дуя в замершие ладони с непонятным выражением на лице. — Давно сидим? — спрашивает он, смотря по очереди на Сергея с Лерой, на Игоря же будто нарочно не поднимает взгляд. — Часа три как, — говорит Сергей, посматривая на настенные часы. — Нам только вас и не хватало! — весело замечает Лера, явно приободрившись из-за того, что увидела Сашу. Игорь хмыкает, устраивая чайник на панели и включая его. Он опирается бёдрами о столешницу и складывает руки на груди, разглядывая собравшуюся компанию. Всё словно бы и не поменялось, только смотреть на Сашу сейчас походит на мучение, потому что чувства из-за потери отношений никуда не делись. Наверное, они стали ещё сильнее. — Сомневаюсь, — отвечает Саша и опрокидывает рюмку Игоря, чуть морщась. Игорь замечает, как тот тянется к карману, где очень долго лежали сигареты, и качает головой. Сигареты уже давно ушли из их… его жизни, а привычка так и осталась. Он облизывает губы, коротко смотрит на Сергея и покусывает щёку изнутри. — Мы тут обсуждали возвращение Орлова на сцену, — говорит он тихо, вслушиваясь в звуки закипающего чайника. — Вероятность есть хотя бы на один сезон вернуться, но Тартаковский пока что ничего такого не планирует, а если и планирует, то втихаря. — Да… выпытать у него планы на будущее очень тяжело, но я знаю, что зритель заждался не меньше нашего, — подмечает Сергей, доливая в пустые рюмки новую порцию коньяка. — Давай, Саш, с мороза — это самое лучшее лекарство. Болеть сейчас нежелательно. — Возвращение Орлова? — чуть хмурясь, переспрашивает Саша, смотря на Игоря и мельком оглядывая его ноги и слегка потёртые спортивные штаны. — Было бы, конечно, здорово вновь сыграть Радзивилла, но… не знаю. Как дела, Доманский? Лера с Сергеем смеются, за ними смеётся Саша, и только после него раздаётся смех Игоря. Неловкость на некоторое время оставляет его в покое, и всё происходящее в кухне приобретает более яркие краски, чем было до прихода Саши. Хоронить их отношения можно вечно, а вот пытаться что-либо исправить… попыток меньше чем одна. После допитой бутылки коньяка и нескольких выпитых кружек чая со сладким «Наполеоном», который Игорю подарили на выступлении, Сергей с Лерой потихоньку собираются. Такси уже подъехало и на пороге, Лера мягко чмокает Сашу в щёку, а Сергей крепко пожимает кисти обоих. Всё будет хорошо, говорят его глаза, но Игорь, смотревший на пустую сумку, как на опасную змею, качает головой. Дверь закрывается, и Саша с Игорем сталкиваются взглядами. — Останешься? — Я пойду. Они говорят это одновременно, и Игорь отступает на шаг, чтобы не было соблазна обхватить Сашу за плечи и крепко прижать к себе, чтобы больше никогда не отпускать. Эти качели изрядно встряхнули его внутренний мир, давая больше ответов на вопросы, чем когда они с Сашей держали статус пары. Иногда в отношениях наступает точка невозврата, и оба её упустили из виду, оба были заняты чем-то другим, но никак не друг другом, и допустили окончательного разрушения крепкого фундамента. И ладно бы, если на то были какие-то особенные причины, кроме как огромное количество навалившейся после карантина работы. Хотя стоит себе признаться, что началось всё задолго до него, а после лишь усугубилось. Ещё Дэмкив со своими взглядами и резкими словечками, что в театре иной раз долетают до Игоря. В общем, то, насколько Игорь готов шагать к Саше, и то, насколько Саша готов убегать от него, в этот раз выплёскивается в диаметрально разных предложениях и желаниях. — Хорошо. — Хорошо. Они опять говорят в один голос, и оба смотрят друг на друга так, словно только что произошёл ядерный взрыв. Саша первым прерывает этот цирк с конями: — Я останусь. — Ты останешься. — Чтобы утром забрать вещи и уйти совсем. Игорь поджимает губы. Та вспышка злости на набережной вновь вспоминается самой большой своей ошибкой. Он устало трёт переносицу и снова смотрит на Сашу. — Не будешь жалеть? — Я уже своё отжалел. Продолжать этот разговор нет смысла, потому Игорь, бледнея лицом, кивает ему на ванную, а сам по привычке уходит заниматься уборкой на кухне, чтобы наутро не было никаких проблем. Под звук воды в ванной Игорь напевает «Полковнику никто не пишет» и смиряется с новым положением дел, искренне надеясь, что время поможет. Но, в чём конкретно, он не знает и сам.