×××
— Сынок, ты кушать будешь? — Нет, мам, отстань, — хриплым голосом сказал он в подушку, укрытый одеялом, но всё равно чувствующий холод. — Уже обедать пора, а ты ещё не завтракал. Что-то случилось? — Нет. Я просто плохо себя чувствую, оставь меня в покое. — Что болит? — несмотря на резкий тон сына, мать не была зла или раздражена. — Дай мне побыть одному! Женщина на цыпочках подошла к завёрнутому телу, аккуратно присаживаясь на край кровати и кладя свою нежную, тёплую руку на укрытого парня, начиная поглаживать взад и вперёд, успокаивая. — Вчера что-то произошло? Поругался с Джисоном? — в точку. Мама всегда попадает в точку, что бы то ни было. Минхо молча закусил губу, чтобы бушующие чувства не вырвались наружу и не разнесли всё поблизости. Она в ссадинах, уже дрожит и кровоточит, а нос щекочет от предстоящего урагана. Он громко всхлипывает, немного стыдясь подобного перед мамой. — Всё будет хорошо, мальчик мой. Плакать иногда полезно. Просто высвободи эти эмоции. Он привстал, через силу показывая матери свой опухший вид и красные глаза. Из-за нежности женщины слёзы набираются в глазах и переполняются, не в состоянии сдержаться. Они огромным водопадом льются, радуясь свободе. В горле пересыхает, а лицо кривится в истерике. Громкие всхлипы заглушаются родным маминым плечом, которая, даже не побрезговав, предоставила его для всех слез и соплей, что выходят из парня. Минхо содрогается и снова всхлипывает, обнимая маму в ответ. Она не переставала гладить его по спине и будто магическим способом успокаивала поглаживаниями, такими родными и любимыми. — Расскажешь? Парень боязливо мотает головой. — Ты думаешь, я не пойму? Или просто не хочешь? — Я… н-не хоч-чу. Они просидели некоторое время после того, как слёзы уже высохли и осталась лишь засохшая соль на щеках. Мама подбадривающе похлопала его по спине и заставила спуститься вниз, покушать, чтобы легче было, чтобы живот хотя бы не урчал. Минхо улыбнулся по-настоящему и отдал весь день в распоряжение матери, на разговоры с ней, воспоминания и шуточные ворчания. Они вместе приготовили ужин, женщина учила сына новым блюдам, которые сама она узнала лишь недавно из интернета. Вместе решили устроить генеральную уборку, а потом спорили, кто первый добежит до душа на втором этаже, пока с их висков стекал неприятный пот. — Может, зайдёшь к нему или напишешь? — Ещё чего. Я не собираюсь делать это первым, — фырчит Минхо. — Поверь, он тоже. Ладно, завтра схожу к соседке и так невзначай спрошу, как там Джисон. — Мне вообще ничуточки не интересно, — стоял Минхо у закрытых штор, которые весь день не открывал и пытался через щель взглянуть в соседний дом. — Ага, конечно. К большому разочарованию, в окне младшего ничего не было видно. Свет был выключен, а шторы наполовину задёрнуты. — Говнюк какой. — Минхо! — Ой, я вслух сказал, что ли? — хихикнул Ли, захватывая из маленькой пачки вафельку. Хрустя и чавкая с открытым ртом, раздражая женщину поблизости, которая, фыркнув, поспешила покинуть комнату. Минхо вновь стоял один, уже наедине со своими мыслями, шепчущими ему внутри всякие гадости и заставляющими чувствовать себя пустым. Возможно, он делает из мухи слона. Возможно, не надо так зацикливаться на каком-то там соседе… Каком-то там… Все ведь ссорятся время от времени. Он крошит вафли на пол, чего обычно брезговал делать, нервничая, когда наступал на еду голой стопой. Сейчас он идёт с едой на незастеленную кровать и стряхивает мусор с футболки туда, куда он сам долетит. Ему противно от самого себя, но опустошённость не позволяет как обычно действовать «по правилам». В теле слышится хруст застоявшихся суставов, если обычно это не ощущается, то сейчас разносится болью по каждой клеточке тела. Ему не нравится то, что с ним происходит. Он вслушивается в самые маленькие и незаметные детали вокруг себя, чтобы не слышать в голове повторяющееся «ты ужасен». И, на удивление, он улавливает другой звук. Звук громко бьющегося сердца и движущихся зрачков. Жутко. Минхо зарывается до головы в зимнее одеяло, которое он вытащил вчера ночью. Дышать под ним практически невозможно, и это радует, ведь мысли забиты лишь нехваткой кислорода. Что-то он слишком сильно выпал. — Поговори со мной, — будто умирающим голосом записывает он голосовое старому другу, с которым он также поссорился, но перед своим отъездом. — Ты мне нужен, — с ним он не зацикливался так, как сейчас с Джисоном. — Чувствую себя Хатико. А может и Хани это чувствует сейчас? Хани… — Ты хотя бы дождался. И слёзы непонятно отчего снова появляются на худых щеках. А ведь он рад там, внутри, что сделал первый шаг. Это всегда так унизительно, но без него будет хуже. — Я бы ждал ещё столько же, если бы это понадобилось. И в итоге через годиков так 27 написал бы тебе первый, — разносится бархатный голос с того конца, и Минхо уверен, что этот человек впустил пальцы в свои пряди длинных волос и отбросил их назад, с разочарованием понимая, что где-то посеял резинку, вечно покоящуюся на кисти руки. — Почему 27? — Потому что это число дня, когда мы познакомились, — Хо слышит улыбку в словах, такую счастливую и давно любимую. — Как же я скучал, Джин-и. Это помогло забыться даже лучше разговоров с Бан Чаном, вечно имеющим усыпляющий голос, но будящий смех. Ну, как вечно… Минхо во время разговора меняет постельное белье, бросает грязную футболку в стирку и подметает полы, морщась от грязи и жалуясь Хёнджину, вечно ржущему над мучениями старшенького. — Ненавижу тебя. — Ты меня очень любишь, как и я тебя, но я этого не скажу, потому что ты подумаешь, что я под градусом. А Джисон бы сказал, что ненавидит тоже, или закатил бы глаза. — Ты уже сказал это. — Потанцуем по видео-звонку? — спрашивает с надеждой младший. — Не-е-ет, — усталость в голосе так и льётся, разбивая своей хрипотой на части. — Да-а-а, — с блаженством тянет Хван, наслаждаясь звуком мучений в ухе.×××
Следующий день проходит как в тумане. Он не помнит, что происходило, помнит лишь, как смотрел по телеку новый сезон Рика и Морти, а в телефоне одинокое уведомление о том, что на счету остались жалкие копейки. Вечером мама уходит к соседям, а Минхо выбегает за ней, чтобы направиться в противоположную сторону, на дорогу, как можно старательнее игнорируя всё, что чувствует. Такси лень заказывать, хотя на самом деле ему неловко звонить кому-либо незнакомому, он всегда грешил этим страхом, с самого детства. Ноги как ватные плетутся по большой дороге, рука вытягивается, и такси удачно в эту же минуту останавливается, приоткрывая окошко. Он торопливо проговаривает адрес и садится, ощущая сонливость во время рассматривания сияющего ночного города. В студии душно и темно, как и в машине. Сияет лишь свет от ноутбука. — Привет, малышка! — с издёвкой и радостью протягивает Чан, впуская гостя в свою обитель. Он включает свет, поправляет стул, стоявший криво. И даже открывает окно, предлагает воду и другие напитки, что хранятся у него в маленьком холодильнике. — Спасибо, но мне потом лень будет идти в туалет. — Поверь, ты тут надолго. Сейчас мой друг ещё придёт. Ну, что, рассказывай, как жизнь… Это «рассказывай» протянулось на долгий, мучительный для морального здоровья Минхо час. Он даже не успел задать вопрос, что это за кнопочки на столе и маленький синтезатор для детишек лет так трёх. — То есть, ты хочешь сказать, что ты с «соседом», как ты говоришь, поругался только из-за того, что он попросил ещё одного поцелуя? — резким тоном спросил Бан, на что младший невольно вздрогнул. — Да? — будто это было очевидно, вскинул руки он, строя лицо. — Не, чувак, это стремно. — Ты вообще за меня или не за меня?! — обиделся Минхо, разворачиваясь в другую сторону, и, видимо, вовремя. В этот момент как раз кто-то два раза стукнул в дверь и медленно начал открывать. Глаза блестят в интересе поглядеть на друзей «продюсеров». В студию заходит низенький паренёк, в розовой шапочке и таких же трениках, свисающих во всех местах, которых можно. — Оо, новенький? — останавливается гномик, уставившись оценивающим взглядом. — Ты что, не рассказал про меня? — шёпотом спрашивает Ли, нагнувшись ближе к старшему. — Рассказал, просто он немного того, — также шёпотом отвечает. — Я всё слышу! Помню я, помню. Спой-ка мне песенку про ёлочку, кото-зайцеподобное чудо. — Прямо сейчас? Мне неловко как-то, — закусил он губу, но, если честно, гном выглядел так забавно, что даже будь Хо полуобнаженным, стесняться можно было бы только в последнюю очередь. — Хочешь послушать мой голос сперва? Потом обстановка сама разрядится. Гном максимально импонировал, несмотря на свой образ. В нём помещаются будто все эмоции, в том числе забота и уважение. — Так и сделаем, свино-зайцеподобный, — хихикнул Хо. — Кстати, где второй? — Меня зовут Чанбин, если что. Второй по некоторым причинам остался страдать дома. — Ах, жаль. А я Минхо, кстати. Они обмениваются взглядами, кивая друг другу. И Чанбин спешит к ним на диванчик, устраиваясь рядом с новеньким.×××
— Если не считать фальши в некоторых местах, буквально на полтона, то это удивительно! — восторженно вскрикнул на всю студию Чанбин, заставляя обоих других парней прикрыть уши. — С-спасибо. — Я клянусь тебе! Это не просто голос. Он… как бы объяснить? Знаешь, однажды для прикола я ходил на вокал, и наша училка вечно твердила о «сладком голосе», что он куда приятнее для слуха, чем простой качественный вокал. Я тогда покрутил пальцем у виска, но сейчас могу с точностью сказать, что у тебя тот самый сладкий голос. У меня аж во рту всё слиплось, но не суть. — Главное, не в задн- — начал Чан, но его прервали грозным взглядом и по-детски поднятым кулачком. Сейчас Минхо, как розы, растущие в хановом огороде, — безумно красный. Это неловко, некомфортно. Ему казалось, что эти слова лишь для того, чтобы он не обиделся, но… — Брось песню этого старика, давай напишем новую вместе! — Чанбин был максимально воодушевлен, немного подпрыгивая и крича, как маленький ребёночек. — Вообще-то местечко занято, освободится лишь тогда, когда освободится, — настойчиво выдал Чан и обвил длинные руки вокруг смущенного младшего, приобнимая его. Ли скривился в лице, показывая своё «отвращение», когда внутри всё готово было все свои фейерверки выплеснуть наружу. — Вы серьёзно? — он готов был разрыдаться, но почему-то слёз в глазах не было, и лишь сухая радость бушевала, растягиваясь в улыбке. — Ты, я смотрю, глупенький у нас.×××
Парни договорились о встрече и заставили Минхо практиковаться дома. Они просидели до десяти вечера в студии, и Минхо был удивлён, что мама ни разу не звонила за всё время. Но, вернувшись в дом, картина неизвестного приоткрыла занавес и показала, что мамы дома-то не было. Возможно, до сих пор у соседей. Через полчаса, когда Минхо смывал шампунь с бывших грязных волос, раздался громкий хлопок двери и мамино: «сынооок». — Что, мам? Говори, я слушаю! — Я разузнала про твоего Джисона. — Мне вовсе не интересно, — вы удивитесь, но, о боже, в его голосе пляшет интерес в форме танцующего чертенка с вилами в руках. — В общем, ему совсем плохо. — В смысле? — Минхо накинул на себя халат и резко открыл дверь, встречаясь с взволнованной матерью. — Это что, из-за меня? — расстроенно протораторил он. — Не знаю, что у него насчёт тебя, но он, дурачок такой, подцепил заразу какую-то, грипп наверное. Не знаю, вон, лежит с температурой, умирает. Минхо вроде как и хотел облегчённо выдохнуть затянувшийся ком, но этого не получилось сделать. Почему? Нет, он точно не волнуется. — А его мама вот через десять минут в ночную смену уходит, а отец ближе к ночи вернётся. И это рушит последние кирпичики в Минхо. И ему, проще говоря, так насрать на что-либо, что случилось между ними недавно. Ему абсолютно не важна реакция и то самое «унижение себя». Это не имеет значения. Значение имеет только то, что его другу, чёрт возьми, плохо, а он тут сидит и думает, заговорит ли Джисон с ним первый? «Минхо, ты чёртов эгоист», — корит он себя, подсознательно врезая кулак с кастетом прямо в своё жалкое лицо. — Можешь не ждать меня, я вернусь к ночи. — Ээ, ты хотя бы вытрись до конца и маску надень, не хватало мне ещё тебя тут лечить и сюсюкаться над соплями. Хо послушно всё делает, хватая из шкафчика ещё запечатанные одноразовые маски. В магазин он не собирается забегать, как обычно в аниме бывает. Лекарства нынче дорогие, особенно для ворчливых друзей-соседей. Перед дверью в чужой дом сердце неистово бушует. Это он нервничает? Из-за мыслей о том, как же отреагирует Джисон и что он вообще скажет? Он чувствует, что перенесся в тот день, когда впервые постучал к Хану в комнату. Сейчас он так же смотрит на плывущие облака, когда в лёгких нет и доли кислорода. Отвлекать себя этим всегда помогало, но сейчас всё так по-другому. Сейчас важен лишь Хани и его самочувствие. Сумев взять себя в руки, с дрожащей рукой и зажмуренными глазами, он стучится в дверь, громко и настойчиво. — Ты что-то забыла, ма? — разносится хриплый крик с того конца. Минхо бросает в дрожь. Он хочет обнять этого маленького бельчонка. Хан распахивает дверь и будто впервые видит, вздрагивая. — О боже, Минхо?! — старший смотрит побитыми глазками. — Ты чего тут? Уходи! — Почему? — настойчиво, чуть ли не холодным тоном ответил Ли, видя немного пугливую реакцию соседа. — Просто т-ты можешь заболеть! — Я в маске, дурачок, — усмехнулся Минхо. Плечи Хана сразу же спустились, расслабились. Его улыбка поплыла на щеки, и он устало прикрыл глаза ладошками. — Прости, — еле слышно прошептал он дрогнувшим голосом. Его тело сразу согнулось и он присел на корточки, не открывая глаз. И Минхо хотелось либо шлепнуть по рукам Джисона, либо себя по щеке, лучше несколько раз подряд. Но он не собирается делать ни того, ни другого. — Ты такой… такой странный. Кто вообще так извиняется, дурила ты этакая. А ну-ка встань! Вот как извиняются, — он потянул руки к смущённому мальцу, вжимая того в свою крепкую грудь медвежьими объятиями. Джисон дрожит, а ещё он невероятно горячий. Даже сквозь одежду старший мог чувствовать тепло. — Не так близко, — мямлит Хан, весь краснющий, с текущими соплями. — Ой, да ну тебя, думаешь, я буду обращать внимание на твой потный запах? Все мы люди, — ласково улыбается Хо, взъерошив волосы соседу, у которого глаза слезятся непонятно почему и который теперь сам обнимает ещё крепче, дыша куда-то в район шеи. От Хана пахнет лекарствами, зелёным чаем с лимоном и чесноком, пропитавшимся во всю его одежду. Хо морщится назло, чтобы младший сильнее смущался и поджимал плечи, лишь бы спрятаться от этого всего. — Чем я могу помочь? — Я, вроде как, сам справляюсь, — чешет затылок парень, переминаясь с одной ноги на другую. У них будто первая встреча, но уже более адекватная, чем в реале. — А, ну тогда я пошёл. — Нет! — Хан хватается за чужую прохладную руку. — Останься… ты мог бы посидеть со мной? Компания — вот, что ему нужно. Минхо не должен себя из-за этого чувствовать как-то по-особенному. — Ладно уж, идём в твою пропахшую болезнью комнату. — Ну эй! Минхо заставил младшего лечь в кровать и ни в коем случае не вставать, иначе по заднице получит. Он побежал на кухню за горячим чаем, захватил из холодильника варенье и пакет с лекарствами. Хан выглядел смущённо, но помалкивал, лёжа в постели с затуманенными глазами, будто сейчас уснёт. Нос был краснющий, и иногда Хо улавливал мычание соседа, ворчащего, что у него голова болит. — Как ты умудрился заболеть, чудо? — ласково протянул он, не снимая маски, садясь на чужую кровать. Хан смущённо захихикал. — Да без понятия. Вчера утром почувствовал себя плохо, и вот, теперь я тут. — Из-за того, что я чувствую свою вину, готов нести наказание. Итак, Хани, пользуйся сегодня мной так, как тебе угодно! — Только сегодня? — с интересом спросил Джисон, даже придвигаясь к Ли ещё ближе, касаясь его бедра. — Да. Иначе зажрешься. Хан улыбнулся и с новым потоком мычания упал обратно на подушку, касаясь ладошкой горячего лба. — Спой мне колыбельную, — сквозь боль смог выдать паренёк. — Спеть? Нет уж, мне сегодня хватило пения, горло болит, — скрестил руки Хо, выпячивая нижнюю губу. — Даже не буду пытаться расспрашивать, где это ты там пел. Но… береги горло. — Оо, похоже, всё совсем запущено, — Минхо потянул руку ко лбу парня, кладя ладошку и проверяя. Он хмурится, не понимая. Руки сами ледяные, а лоб кажется кипятком. Он убирает руку и, пока Джисон ничего не понимает, тянется корпусом к Хану, облокачиваясь на руки, опуская маску и мягко касаясь губами лба, прикрывая глаза. — Ну, не такой и горячий, если губами. Хотя… — размышлял он шепча, касаясь ими лба и обдавая горячим дыханием. — Ты чего так зажат? — Интересно, почему? — с сарказмом сказал Хан, а после резко закашлялся, из-за чего Ли отскочил от него, мило высоко вскрикнув. Джисон извинился, ломающимся голосом, а потом схватился за горло, снова кашляя. — Выглядишь отстойно. — Спасибо. Минхо вновь натянул маску и, не раздумывая, прилёг рядом с дрожащим в кашле телом. Он держал расстояние, но это не помешало приобнять в области груди соседа, который еле-еле с кряхтением повернулся лицом и начал пялиться, не показывая никаких эмоций. Вид Хана заставлял хотеть заботиться о нем: сухие губы, красные глаза со слезинками и больной вид кожи. — Тебе что-нибудь нужно принести или сделать? — сонным голосом спрашивает Минхо, не разрывая зрительного контакта. — Просто полежи вот так со мной, пожалуйста, — чуть ли не засыпая, говорит. Его веки потихоньку падают, но он пытается держать их открытыми. — Только не задуши меня, если я усну, — усмехнулся Хан и незаметно придвинулся к старшему ещё ближе. — Спи спокойно и… прости, Хани, — воспоминания пробежали в голове, а после на него нахлынула нежность, тепло где-то в районе груди, изредка обжигающее. Минхо сократил последнее свободное расстояние. Сосед уже прикрыл глаза, но ресницы дрожали, говоря о том, что он ещё в сознании. Его губы приоткрываются, будто он как-то хочет ответить, но оттуда не выходит ни звука, и он обратно их закрывает, но уже поджимая, прикусывая. Ли чувствует, что если не сделает это, то никогда не забудет о том моменте отказа, когда он вёл себя как обычно, как вредный ребёнок, обижая всех вокруг. Поэтому он вытягивает шею, собираясь поцеловать в щеку, но выходит совершенно не то, что планировалось. Джисон приоткрывает глаза и тянет руки к Минхо. Между ними есть только тишина и эти странные действия. Он притягивает старшего ближе к себе за голову, подставляя щёчку, но и краешек губ попадает под нежность чужого рта. Прикосновение такое мимолетное. Казалось, ничего не чувствуется через маску, лишь ткань, но Минхо чувствует всё… Весь этот ураган и цунами. Взрывы в сердце, которое стучит где-то в глотке, и неожиданная нехватка кислорода. Один лишь вопрос вертится в голове: «Что произошло?». Джисон на него смотрит с радостью в глазах, вновь возвращая веки обратно. Он устраивается на подушке и с пальчиком в краешке губ замирает, а Хо не может отвести взгляда, следя за тем, как он дышит размеренно и тяжело, временами задерживая дыхание. Кажется, Минхо чувствует… что, чёрт возьми, он чувствует? Ли пугливо отстраняется, теперь он точно побоится снять когда-либо маску, чтобы не дать свободу везде лезущим губам. Он грызёт себя внутри, потому что всё так нарушено в его чувствах. Всё горит, пылает. Совершенно незнакомо. Тиканье часов — единственное, что помогает старшему остаться в сознании, пока Хан уже молча спит с ровным дыханием и нахмуренными бровями. Он забавно сжимает в кулачках одеяло и время от времени мычит непонятные слова. Минхо не знает, сколько лежал в тёмной комнате с холодными пальчиками, зато он точно знает каждый миллиметр лица соседа. «Интересно, у Хани такие же чувства?», — думает он, кладя ладошку на грудь. Внизу дома слышен поворот ключа, из-за чего Минхо вздрагивает, теряясь, но быстро возвращаясь в нормальное состояние. Это ведь всего лишь папа Джисона, значит, ему можно уже уходить. А хочет ли он этого? Он хочет лежать и всю ночь как маньяк наблюдать за поднимающейся грудью. Шаги на лестнице становятся громче, и почему-то в парне просыпается паника намного сильнее, чем когда-либо. Он чувствует, что что-то упускает, что если он останется на этом месте, не сделав и шага вперёд, то так и будет мучиться в раздумьях. И за каких-то пару секунд он снимает свою маску, рвя резиночку, и подается вперёд, легонько, почти неощутимо, точно так же касается уголка губ спящего. Иглы пронзают всё тело, даже в кончиках пальцев как рук, так и ног. Он не может сдвинуться, он не может убрать свои губы с хановых, лишь хочет поползти ими к середине, хочет ощутить ту мягкость, тепло и влажность, но слышит дернувшуюся ручку двери, отскакивая. Минхо касается рукой губ, подрагивая всем телом, ощущая разряд тока. Маленькие слёзки грозятся набраться в глазах, но страх, когда отец заходит в комнату, сковывает всё тело. — Здравствуйте. Я помогал Джисону, — нервно шепчет он. — Я уже иду домой. — Спасибо, Минхо. Большое тебе спасибо, — мужчина устремляет взгляд на спящего сына. — Когда Джисон болеет, он не может спать, так что я очень удивлён. Ещё раз спасибо, его друзья заняты, а он никогда не любит быть один. Парень сжимается всем телом, кланяется и спешит покинуть дом с громкими стуками где-то под рёбрами.×××
— Пап! — Что, сынок? Взрослый мужчина снял очки и потёр переносицу двумя пальцами, зажмурив глаза. Минхо стоял с тяжёлым дыханием и пугливым сердцем. — Что мне делать, пап? — плаксиво, на грани шёпота, спросил Минхо. — Мне кажется, что Джисон ведьма. — Что? — мужчина поднял пронизывающий взгляд. — Ты совсем дурачок? Если бы он был ведьмой, мне кажется, у него бы в комнате были всякие травы. Ты вот видел у него травы? — Нет… — Вот и всё. Он не ведьма. Можешь спать спокойно, без соли вокруг кровати, — мужчина надел очки и дальше продолжил работать, что-то громко печатая на ноутбуке. — А как ты объяснишь то, что он, ну… коснулся меня и будто в куклу вуду вонзил иголки? — Он в тебя тыкнул иголкой? — Нет, внутри, — тупо отвечает Минхо, в глазах которого всё ещё плясала неуверенность. Отец сразу же поднял один уголок губ, явно понявший что-то. — Тогда пойдём жечь ведьму. — Что? Нет, ты… Нет! — взволновался Минхо, зная, что отец редко шутит на подобные темы, а значит, он серьёзен. — Почему ты не хочешь? — Ну, это как бы убийство. А ещё Джисон мой друг и… — он запнулся, остановившись. — И…? — мужчина сидел радостный из-за того, что заставил сына задумчиво склонить голову. — Ты иди подумай. И я подумаю, потом поговорим. И отец выпнул сына из кабинета пинком под зад, не со злости, конечно же, играясь. Минхо даже не успел начать ворчать. Так он и пролежал всю ночь, любуясь потолком своей комнаты. И… кто?×××
— Алло, как ты? Тебе что-нибудь принести? Помочь? Хорошо себя чувствуешь? Днём, не выдержав, Минхо всё-таки сорвался и позвонил Джисону, у которого, казалось, голос звучал ещё ниже. — Всё хорошо, котёнок, — улыбка была слышна сквозь трубку. — К-котёнок? — залился краской Ли и уже хотел сбросить трубку, прежде чем услышал радостный смех на том конце. — Открой шторы, выгляни в окошко. Минхо как собачка подбегает туда, распахивая и встречаясь с улыбчивым пареньком с глубокими мешками под глазами. Хан машет ему, по пояс вылезая в окно. — Дубина, упадёшь! — кричит Хо, точно так же вылезая и хихикая. — Лови, чертёнок! — Джисон в руках держит скомканную бумагу, кидая точно в Минхо, который из-за неуклюжести чуть ли из рук её не выронил. — То котёнок, то чертёнок, определись уже. — Посмотри это, а я, пожалуй, пойду, зайка, — издевается Хан. — Бесишь! Минхо наблюдает за тем, как окно захлопывается, и теперь было видно лишь отражение себя же. Он сжимает листочек в кулаке, не переставая чувствовать себя как-то по-новому. Лучше, что ли. Приятнее. Парень ложится на кровать, поднимая руки наверх и раскрывая листок. «Рисунок или письмо?» — про себя пропевал Хо, пока открывал его. «Боже, а если… если там что-то интимное. Или снова рисунок меня, делающего что-то откровенное? Или тот поцелуй? О, нет, нет. Он не мог знать последнего, он же спал». Минхо остановился, свободной рукой щупая щеку, горящую в смущении. Дрожащие пальчики находят силу раскрыть листок до конца, и то, что там находится, обескураживает.