×××
Руки ноют, парень шипит, когда убирает прилипший бинт с треснувшей кожи. Вода обжигает и заставляет ойкнуть, когда ладошки начинают дрожать от боли. — Чёрт, — ругается под нос себе, потому что Джисон сегодня позвал вечером в свой дом, чтобы попрактиковаться в пении, а он тут со своей болью. Он не хочет, чтобы сосед чувствовал себя виноватым. Минхо заходит в комнату, выбрасывая грязные бинты в мусорное ведро, переполненное пластиковыми пачками от разной гадости. Он берёт другой бинт, лежащий тут на всякий случай, и наматывает на раны, предварительно обмазав их какой-то вонючей мазью. Пытается порвать бинт зубами, но делает себе же хуже и с разочарованным стоном пытается открыть шкафчик с острой канцелярией. После зубами аккуратно завязывает, затягивая, чтобы было устойчиво и ничего не моталось. «Чудесненько», — радостно улыбается он и уже не с таким тревожным чувством спускается на завтрак, откуда пахло чем-то жаренным. Мама как всегда стоит у плиты, подтанцовывая бёдрами и вгоняя сына в краску. — Не при мне же, боже ты мой! — заныл Хо, громко присаживаясь на стульчик. — В смысле? Тебе, значит, можно танцевать везде подряд, а мне нет? Ты что, сексист или просто маму не любишь? — угрожающе взглянула женщина, на что Минхо округлил глаза. — Как ты могла такое подумать о своём сыне? Как тебе не стыдно, ах, мама, мама, — покачал он головой и устало вздохнул, будто пережил целые войны и участвовал в них. — Ой, заткнись. Кстати, это новая мода такая — ходить с перевязанными частями тела? — усмехнулась она, но, не получив ответа, напряжённо нахмурилась. — Что произошло, милый? — Ничего страшного. Упал нечаянно и весь удар приняли руки, которыми я остановился. Но Джисон помог обработать и перевязать. — Ну ты и растяпа. На тогда, покушай, восстанови силы, до свадьбы всё заживёт, — женщина поставила две тарелки с завтраком и присела напротив. — Я тут хотела спросить, ты когда меня со своей девушкой познакомишь? — хитро, с радостью улыбнулась она. Минхо откашлялся, подавившись первым же кусочком омлета с овощами. Его глаза погрустнели и нашли взгляд мамы, в котором плясали надежда и интерес. — Никогда… — сухо отрезал Минхо, принимаясь обратно за еду. Повисло напряжённое молчание. — Как же? — Я, пожалуй, наверху поем. Приятного аппетита, — Ли рывком схватил тарелку с приборами и, не сказав больше ни слова, покинул помещение. Ему было стыдно. Ему было страшно. Он не мог пересилить себя снова.×××
Обеденный сон явно пошёл не на пользу организму. Разрывающаяся головная боль и противная тошнота плясали самый быстрый танец в теле. Он проснулся, когда уже темнело, и с ужасом осознал, что на телефоне мерцают несколько пропущенных звонков. Но резкие движения приносили неприятное чувство во всём теле. Он выпил таблетку, почистил зубы и принял душ, только тогда ему стало более-менее лучше. Джисон в сообщениях волновался о самочувствии Минхо и даже уверял, что залезет на второй этаж, лишь бы спасти своего хёна, от чего, сам не знает. Ли на это улыбнулся, читая с каждым разом сообщения всё смешнее и забавнее, веселя себя и удовлетворяя странные чувства внутри. Теперь он почему-то стесняется выходить к Хану в домашней одежде. Он чувствует себя не в своей тарелке, когда младший смотрит на его такой образ. Почему-то перед ним хочется выглядеть идеально и настолько обворожительно, чтобы у того челюсть отвисла. А конкретно почему, он никогда не признает, точнее, побоится признать… вновь. Да, Хо долго думал о своих мыслях и пришёл только к тому, что всё это бред собачий. На плечах висит серенькая широкая симпатичная рубашка со свисающим мягким разноцветным галстуком из такой же ткани. Расслабленный галстук придаёт эффект бунтующего школьника, но конкретно этот образ делал из Минхо более элегантного юношу. Маленькие синяки на коже, на которой были следы от соседа, хорошо виднелись, из-за чего он хитро ухмыльнулся, представляя, что будет чувствовать младший, увидев. Брюки выглядели неудобно, но на деле же были самой комфортной вещью в гардеробе. — Красавчик какой. И как в тебя не влюбиться? Минхо улыбнулся в зеркало, зачёсывая назад волосы.×××
Джисон открыл дверь с водой в руках, которой он сразу давится и начинает задыхаться в кашле. Старший хихикает и совершенно неправильно бьёт по спине как можно сильнее, смеясь ещё громче, когда Хан начинает орать и пищать. — Вау, хён, — успокоившись, он сумел выдавить из себя слова. — Ты… ты просто душка! — Не мог найти слово получше? — А ты вообще зачем нарядился так? — Себе приятно сделать захотелось, — быстро проговорил Хо, входя в дом, где почти везде был выключен свет. — Мы что, вампиры, света боимся? — Да нет, мама спит в своей комнате, а я в своей, поэтому даже не думал тут включать. О! Значит им никто не будет мешать. «Я тебя ударю за мысли, которые лезут в твою тупую башку», — проговаривал про себя Минхо, покусывая губу. — Как твои руки? — Конечно не помастурбируешь, но всё прекрасно, — он надеется, что тупая шутка отвлечёт Джисона от его ран. — Если нужна помощь, обращайся, — на полном серьёзе выдаёт младший. — Спасибо, воздержусь. Они устроились на удобной кровати младшего, которая так полюбилась Минхо с самого первого дня их знакомства. Хан приготовил два стакана с водой, что-то говоря о том, что это поможет сухой полости рта после пения. Парень кивал на всё, что ему говорил сосед, заново объясняющий схему дыхания. Они разработали губы, для чего-то мычали, видимо тот, кто придумывал это всё, был сумасшедше повёрнут на всякой смущающей и странной штуке. — А теперь распевка. Эй, сядь ровно! Сколько тебе говорить, что со сгорбленной спиной у тебя не получится хорошо петь! — ворчал Джисон, управляя и приказывая старшему, отчего того в дрожь кидало, когда ему приходилось подчиняться. — Да, вот так, — Хан провёл ладошкой по длине позвоночника, из-за чего спина под рукой рефлекторно выпрямилась. Прикосновения обжигали. Он не убрал руку со спины, грея и заставляя нервно вздохнуть с придыханием. До чего он докатился? Маленькое прикосновение, и то сводит с ума. В голове становится туманно. — Какая распевка на этот раз? — Я спою, ты повторишь. А потом пройдёмся по гаммам, я научу тебя брать чистые ноты. Минхо как кукла кивнул, с приоткрытым ртом наблюдая за младшим, начинающим петь всякие слоги. — А теперь ты, — на последнем слове голос Хана дрогнул, и он сцепил ладошки в замок. — Не бойся и не волнуйся, пой как можешь. Минхо вдохнул кислород носом, рот мило открылся в букве «о», а пухлые губы пульсировали от недавней разминки. И он начал петь, закрывая глаза и прислушиваясь лишь к своему голосу. Хо морщился на моментах, когда улавливал явную фальшь и когда голос дрожал и срывался, а дыхание заканчивалось. То, как учил младший, забывалось сразу же. Спев целый ряд распевок, которых Ли запомнил, он наконец распахнул глаза, улавливая взглядом свои длинные реснички. — Ну как? — с отдышкой от непривычки спросил он и посмотрел на Джисона. — Ох, ты в порядке? Младший сидел и смотрел на него, его кадык поднялся и опустился, глаза сверкали чем-то странным, а щёки непроизвольно сильно горели. Даже Ли это заметил. — Д-да, — совсем тихо, так побито, со смущением. — Гамма… так, нам нужна гитара или… так, — он начал ворочаться, рассматривая всю свою комнату. — Успокойся, Джисон, — Минхо приободряюще схватился за его плечи. — Если я настолько прекрасен, можешь и не держать это в себе, — усмехнулся он, пытаясь разрядить обстановку. Он до сих пор не мог понять реакции соседа, как тогда, так и сейчас. — Тебе есть над чем работать, — фыркнул он. — Ладно, тогда обойдёмся без гитары. Просто пой в тон со мной гамму как в тот раз. И на счёт три они начали. Минхо первую ноту взял тихо и фальшиво, но потом с легкостью подстроился под голос напарника, увеличивая звук, выходящий изо рта. И именно тогда он видит вздрогнувшего мальчика, прикусившего губу и закрывшего глаза, который нервно кулаками вцепился в простыни под собой. Его голос сорвался, нота вылетела максимально грязно, и он замолчал, дыша тяжело, глубоко и неровно. — Хани? — Я… — побито выдал он и заскулил, поджимая ноги друг к другу. — Я… П-прости, хён. Мальчик сорвался с места и направился к двери, но Ли вовремя спохватился и остановил его, поворачивая к себе и смотря прямо в глаза, потихоньку наполняющиеся страхом. — Да что происходит? — Пусти. — И не мечтай. Я жду объяснений. Джисон опустил голову, подрагивая всем телом. Они обратно подошли к кровати и присели, но Хо даже и не думал отпускать ладошки младшего, держа их в своих и грея холодные пальчики. Хан молчал, горел и смущался. Отодвигался и отворачивался. — Не смотри на меня, — попросил он, вырывая свои руки из плена. — Итак, если ты так и будешь отпираться, мне придётся начать угрожать, — грозно нахмурился Минхо, пододвигаясь обратно близко. — Я правда не могу! Боже, что подумает Чан? — А Чан тут при чём? Джисон опять отвернулся, кусая губу. И именно это было пиком терпения старшего, который, не выдержав, опрокинул соседа спиной на кровать, садясь на его живот, держа руки и так близко, приближаясь к лицу. От Хана пахнет бальзамом для губ, и Минхо на секунду испытывает желание попробовать его, но вовремя вспоминает, для чего вообще он это делает. — Хён, слезь! Чан ведь- — При чём, чёрт возьми, тут Чан? — грубо цедит он, касаясь своим дыханием краснющего лица друга. — В-вы встречаетесь. А ты тут делаешь такое! — Какое? — непонятно хмурится он. — Сидишь на мне! — Да, но с чего вообще всё это началось? Что с тобой происходит? — Я не могу тебе сказать, — настаивал на своём Джисон, ещё сильнее краснея уже не только на щеках, но и в районе шеи. — Ладненько. Мне придётся задушить тебя бёдрами, — хмыкнул Хо. — И Чан, который не мой парень, будет очень зол из-за того, что я убью его продюсера. — Ч-что? — Готовься, дорогой. Даю совет задержать дыхание, чтобы продлить свою никчемную жизнь, — устало твердил Минхо, ожидая хоть каких-то последующих слов от младшего. — Ты с ним не встречаешься? — выпучив глаза, удивлённо промямлил Хан. — То есть тебе не интересно, что я собираюсь тебя убить? — О боже, какой же я дурачок, — проныл он, закрывая глаза и устало кладя голову обратно на подушку. — Наконец ты это признал. Ну что, теперь ты собираешься открыть мне душу и наконец сказать, что случилось? И Джисон, кажется забывший об этом, резко распахивает глаза, промычав, снова сводя ноги друг к другу. — Ох, нет. Только не это. Ты будешь издеваться и прикалываться надо мной до конца своих дней. — До конца твоих дней. Джисон выглядит так, будто борется с демоном и ангелом на своих плечах, а Минхо наблюдает за этим, хихикая с образа растрепанной белки. — Чувствую себя перенёсшимся в первый день нашего знакомства. Минхо поднимает бровь, услышав эти слова. А потом задумывается, смотря в потолок. Первый день знакомства. Щекотка. Почти такая же поза и… кинк. — Ха-ха, — резко и громко произносит Минхо, то ли смеясь, то ли издеваясь. Его глаза горят, и там пляшут черти. — С каждым днём с тобой всё веселее и веселее, — воодушевленно говорит он, вставая с Хана и садясь рядом с ним. — Кто бы мог подумать, наш Хани — такой маленький девственник, возбуждающийся от всего подряд! — Боже, ничего не говори, — Джисон закрыл свои уши, чувствуя безмерную неловкость. Его твёрдость сейчас была видна невооружённым взглядом, а дьявол Минхо начинает назло что-то петь, делая свой голос невообразимо сладким, как мёд, а слова, вылетающие на удивление в ноту, такие до безобразия откровенные. — Не-е-ет, хватит играться. Я тебе что, подопытный кролик? — младший сильнее сводит ноги, пытаясь унять не унимаемое чувство тепла и щекотки внизу живота. — И как ты пишешь песни с такой особенностью? — Честное слово, такого никогда не было! — начал защищаться он. — В тот день я подумал, что со мной что-то не так, а сегодня я убедился, что со мной явно что-то не так! И вообще, пожалуйста, хватит смотреть на меня, — Джисон сел специально так, чтобы его смущающего места не было видно, на что Хо засмеялся ещё сильнее, вытирая слёзки по бокам глаз. — Это так забавно. Эй, клоун, иди уже в туалет, я подожду тебя, — с улыбкой и радостным лицом от приятных чувств, от вида смущённого Джисона и от эмоций, пляшущих в каждом кончике тела. — Бесишь! Ненавижу тебя и твои издёвки, — пискнул Хан, выбегая из комнаты. — А я наоборот… — сказал Хо, но, видимо, младший не услышал, когда захлопывал дверь. Джисон — целая загадка из всего подряд. Лицо парня возвращается в бесстрастное состояние. Он нервно поджимает губы и падает спиной на кровать, прикрывая глаза забинтованными ладошками. В его теле происходит что-то невообразимое, неизведанное, такое новое и странное. В груди всё трепещет, в кончиках пальцев покалывает, а в животе порхает. Но самое худшее — это то, что единственный взгляд на возбужденного Джисона заставил его тело броситься в жар, пройтись мурашкам и так неожиданно подать щекотку внизу живота, стремительно направляющуюся вниз. Он смеялся над Ханом, когда сам был не в лучшем состоянии. А этот запах повсюду. Его было так легко почувствовать, если уткнуться в простыню или в подушку. Он сподвигал Минхо ещё дальше, он заставлял коленки дрожать. Минхо уткнулся в подушку, ложась животом и чувствуя давление на пах. «Чёрт возьми, осквернить постель Джисона так привлекательно». Ли ругает себя за свои мысли, пытаясь не двигаться, чтобы не получать трение. Зачем только он остался в этой комнате, если мог пойти прямиком домой? А всё потому, что он знает, что в нескольких метрах от него младший, с рукой на себе, с лицом, пропитанным блаженством, и с мыслями о его голосе… — Блять, — стонет Хо и тянет руку к твёрдому паху. Его брюки были уже влажными. Щёки покрыты румянцем. Он переворачивается обратно и всё равно чувствует запах Хана. Ли нажимает на свою твёрдость, ощущая наслаждение вместе с ноющей ладошкой. Он резко отдёргивает себя, свои руки, сжимая простыни в кулак. Дрожащие ноги ведут к ванной комнате, где сейчас находится младший. Он стучится в дверь, стесняясь прислушаться к звукам, пропитавшимся во всей комнате. — Хани, я, наверное, пойду. Ты ведь всё равно не сможешь со мной заниматься. Эм… спишемся, пока. И, не дождавшись ответа, он сбегает из дома.×××
Ему так больно. Он скоро лопнет от всех этих чувств. А он не хочет, чтобы подобные дни когда-нибудь заканчивались. Он не хочет, чтобы дни с Джисоном, наполненные смехом и радостью, прекратились. Но он ничего не может поделать с желаниями, пронизывающими его насквозь. Ли не может не прокручивать в мыслях чувства, которые может испытывать, думая о… соседе. Парень резко моет руки, а потом забегает в свою комнату, закрываясь на замок. Шторы прикрывает ровно так, чтобы нельзя было увидеть, но, если постараться, через щель возможно заметить немного. Он лезет под кровать, дрожащими руками доставая коробку со всяким хламом. Там аккуратно лежит то самое, что сейчас так удачно поможет ему во всём этом. Фиолетовая игрушка летит на кровать, как и почти полный тюбик смазки. Минхо срывает с себя выглаженную рубашку, выбрасывая на пол. Брюки летят туда же, и он блаженно выдыхает, когда твёрдость освобождается и не сжимается ничем. Парень ложится на кровать, уже заранее выстанывая от приятных будущих ощущений. Благо, пальцы не повреждены, и на них он щедро выливает лубрикант, грея и смазывая всю длину пальцев. Бинт пачкается и пропитывается запахом смазки. Он вздыхает нервно, дрожащими пальцами тянется за спину, при этом находясь на четвереньках. Закатывает глаза, когда чувствует, как проскальзывает пальчик. Рот не перестаёт издавать тихих вздохов. Подготовка никогда не была приятной, но сейчас, когда он так до ужаса возбуждён уже какое время, всё делается быстро и почти не ощущается. Рука смазывает всю длину фаллоимитатора, делая это тщательно, так как волнуется, ведь давно подобного не делал. Минхо оглаживает своё тело второй рукой, шею, ключицы и грудь, вспоминая все прикосновения губ Джисона к этому месту. Чёртов Джисон. Он буквально везде! Хо приоткрывает затуманенные глаза, когда подносит кончик ко входу, морально настраиваясь. Взгляд переводится на щель между занавесками, в окно напротив. «Посмотри. Посмотри в окно. Посмотри на меня…» «Боже, ты сходишь с ума». — Ах… Джи- Чуть ли не вскрикивает Минхо чужое имя, что всё это время вертелось в голове, из-за кого он вообще всё это делает, прежде чем вспоминает про родителей, и ему сразу становится стыдно. Он с закрытыми глазами представляет только единственный образ в своём воображении. Только его. Всё остальное исчезает из памяти. «Интересно, он смотрит? Зачем ты надеешься, ясно же, ему нет до тебя дела, чёртов извращуга».×××
Парень лежит на кровати с отдышкой и лёгким чувством во всём теле. Ему было так паршиво от себя, от своих мыслей и эмоций. Он развязывает бинты с рук, запачканные спермой, и выбрасывает их в мусорное ведро. Подходит к шкафу, решая прогуляться в приятное вечернее время с ветерком, который прочистит как надо ему мозги. В шкафу футболки мятые, надоедливые, с яркими принтами и отвратительными надписями на английском. Но одна футболка привлекает внимание. Он тянет руки вглубь, вытаскивая её, раскрывая и не узнавая принта. Но, как только он притягивает ее к носу, становится всё понятно. Хоть запах смешан с его естественным, Минхо с легкостью может уловить крупинки Хана. Эта та самая вещь, которую он у Джисона одолжил однажды после парка, когда его собственная была измазана в сладкой вате. Воспоминания греют. В груди всё наполняется новым кислородом, чистым и счастливым, когда он уносится в тот день. Прогулка по парку, нежная рука Джисона, который решил из них сделать парочку, и такой ласковый смех. Чизкейк в кафе и то, как Хан спохватился его покормить. И ванная комната, где сосед с милой улыбкой массировал кожу головы шампунем, оставляя на волосах Хо обычный свой запах после душа. Минхо всё помнит, будто это было вчера. Будто они повторяли это так много раз, что из головы невозможно было выбросить. Каждая деталь не стиралась, а помнилась в таких мельчайших подробностях, словно очень нужные воспоминания. Очень нужные. Парень натягивает футболку на тело. Рецепторы обоняния ликуют от аромата, покрывающего его. Он берёт всё нужное: деньги, телефон, ключи — и собирается выходить, но на кухне мать с отцом сидят и зовут его для чего-то. Во всём доме темно, и только там сияет проедающая глаза лампа. — Звали? — Минхо, нам нужно поговорить насчёт сегодняшнего утра, — настойчиво говорит мать, пока отец смотрит с неким извинением. — Нам не о чем разговаривать. У меня нет девушки, мам. Всё ведь ясно. А теперь я пошёл- — Чья тогда юбка и от кого эти следы на шее? Или ты просто, эм… веселился? Минхо впадает в ступор, конечности холодеют и не хотят двигаться, чтобы хотя бы сбежать. Даже отец теперь смотрит с вопросом, приподняв бровь. — Нет, да, то есть, я не веселился. У меня нет девушки… Была. Да. Мне нужно бежать, давайте поговорим завтра, пожалуйста, — устало и выжато в конце произнёс он и, даже не посмотрев на родителей, развернулся и ушёл. Он не хотел завтрашних лекций отца о том, что врать — это плохо. Даже ветер не остужал. Он сейчас так горел от совести своей. Ноги были всё ещё ватные, а сердце кололо до безобразия. Ноги сами поплелись по дорожке вверх, и даже страх перед высотой не остановил Минхо, погрязшего в себе и своих мыслях. Он думал о родителях, он думал о себе и своей ориентации, которую узнал в шестом классе и по незнанию обратился к папе, с вопросом «а у тебя было такое?». Тогда мужчина отреагировал адекватно и побеседовал с маленьким Минхо, но у друзей в классе была совсем другая реакция, поэтому ему стало страшно. Мама никогда не выделялась любовью к «таким» и даже время от времени грубо отзывалась, когда по телевизору новости показывали, говоря, что «таким» не место в мире. Тогда отец обнимал крепко-крепко и рисовал всю ночь напролёт вместе с сыном, показывая на листе чувства гнева и несправедливости. Минхо поднимался по бетонным лестницам, вспоминая все слова папы. Он понимает, насколько ему повезло, и сейчас жаловаться было бы низко с его стороны. Он рад, что всё так оборачивается, даже если завтра будет сложно. А вот насчёт чувств другая тема. Рад ли он, что испытывает их? Конечно, это весело и необычно. Хочет ли он признать это? Вопрос спорный, скорее, сможет ли он? А вот… что будет дальше? Скамеечка на высоте, вокруг растения, спереди обрыв, дорога и машины, а сверху миллиарды звёзд. Приходится светить фонарём, чтобы не оступиться где-нибудь. Минхо присаживается, и воспоминания сразу же пробиваются вперёд. Он думал, что тут будет их поцелуй, когда ещё не знал о том, как они сблизятся. Когда ещё думал, что они враги, и когда не чувствовал такого обожания к парню, который раздражал. Хоть сейчас он понимает, что испытывал лишь крупицы зарождающейся… любви? Любовь, что это вообще такое? Все, кого Минхо любил, сбегали. Все, кого он обожал, обиженно разворачивались и уходили, когда он называл их «дурачками» ради забавы. Но потом ему было вовсе не забавно. А любил ли он их на самом деле? А любил ли он когда-нибудь в жизни? — Да, любил. Хотя, нет, не любил, а… люблю. Фу, гадость. Минхо, как ты можешь такое говорить, буэ, — издал он звук отвращения. В груди всё заплясало. Ему стало так легко, когда он сказал это себе. Он любит. Любит Джисона. Звучит отвратительно, но это так. И, если честно, он рад этому. Но что насчёт самого Джисона? Ох… Лицо Ли грустнеет, когда он вспоминает об их дружбе и всём подобном, что на самом деле так ограждает Минхо. Наверное, именно из-за этого слова он был таким дураком и не мог понять, почему же он так сильно хочет его поцеловать. Просто поцеловать! Становится холодно, он скручивается и понимает, что пора возвращаться. Спускаться страшнее, чем подниматься. Мысли пришли в порядок, и теперь в нём не бушевала смелость. Но, кое-как ползя до лестницы, парень смог ступить сначала на одну, потом на вторую. И хоть это заняло в два раза больше времени, но он добрался до низа и ничуть не пожалел, что пошёл в это место, которое значилось в его сердце особенным. Ноги доплелись до дома, и он думает, что прошло всего полчаса с начала его прогулки. Интересно, родители спали? Минхо прикусил губу, в голове что-то щёлкнуло, а перед глазами промелькнули отцовские слова «ты всё сможешь». — Конечно, я смогу, — нервно усмехнулся он, держа ключи в руке. Надо поддаваться первому порыву, иначе потом всё это исчезнет. Он понял это по жизни, когда загорелся проколоть дырку в ухе, а когда пошёл через неделю, уже расхотел. И таких событий была куча. Он с настойчивостью открывает дверь, бросая ключи на полку. Хочет пойти в комнату родителей, но видит на кухне до сих пор горящий свет. Вздохнув глубоко и набрав смелости в кулак, он шагает туда, находя маму с папой, сидящих за столом и пьющих красное вино. Они тихо шептались о чём-то, влюблённо смотря друг на друга и даря ласковые поглаживания в их сцепленной руке. У Хо промелькнули мысли, что его родители всегда выглядели хорошо вместе и с каждым разом любовь у них росла ещё больше. Они поднимают взгляд, когда он заходит и проходит к полкам. Минхо берёт винный бокал, с шумом ставя на стол возле отца. — Налей, пожалуйста. Отец наливает половину, чему-то своему улыбаясь. Парень выглядит серьёзным, когда присаживается на стул напротив них. Он подносит вино сначала к носу, понюхав по привычке, а потом делает глоток, блаженно расслабляясь, когда понимает, что это его любимое, полусухое. Он поднимает взгляд, смотря так, будто сейчас потеряет всё в этой жизни, но не будет об этом жалеть. — Мам, пап. Мне нравится Джисон.