Любовь конунга

      Прощаться с быстро полюбившимся ей Роханом оказалось гораздо труднее, чем поначалу думалось Лотириэль. Княжну так пленили и очаровали его зелёные равнины и серебристые от туманной утренней дымки долины, что она была уверена, что начнёт скучать по ним сразу, как только покинет границы земель свободолюбивых всадников. А ещё она совершенно точно будет скучать по их королю. Признание в этом неоспоримом факте настигло её в их последний совместно проведённый вечер на террасе Медусельда.       Над Эдорасом спустились сумерки, воздух пропитался ароматом сладких луговых трав, а всё небо, необыкновенно чистое и без единого облака, усыпали мириады звёзд, горящих в темноте подобно крохотным полевым светлячкам. Смущение и неловкость, которые прежде испытывала Лотириэль в присутствии короля рохиррим давно уже покинули её без следа. Она без умолку болтала о всяких мелочах, рассказывая какие-то немудреные истории из собственного детства и беззаботной жизни в Бельфаласе, отчего-то зная, что из них двоих ему гораздо проще довольствоваться ролью слушателя, а не рассказчика. И когда чутко внемлющий её словам Эомер отпускал какое-нибудь шутливое замечание по поводу услышанного, тишину Медусельда нарушал её звонкий, как серебряный колокольчик смех.       В какое-то мгновение он оказался совсем близко, и рука девушки невольно потянулась к его руке. Лёгкое касание обожгло как огнём, и Лотириэль сама поразилась этому неожиданному открытию. Дочь князя Имрахиля как самая завидная невеста Гондора никогда не была обделена мужским вниманием и молодые люди при дворе, оказывая ей знаки внимания, порой могли позволить себе дотронуться рукава её платья или кончиков её пальцев. Это не было неприятно, но никогда не вызывало стремления хотеть чего-то большего. Сейчас же, глядя в лицо стоящего вплотную к ней конунга, Лотириэль буквально умирала от желания дотянуться ладонью до его плеча, провести кончиками пальцев по небритой щеке, узнать, каковы наощупь его длинные соломенные волосы, причудливо сплетенные на висках в тонкие, на эльфийский манер, косички.       Будто угадав её тайные помыслы, Эомер медленно склонился к её лицу, одновременно опуская свою широкую ладонь ей на затылок и коснулся губами её губ. Поцелуй не стал такой уж большой неожиданностью, но Лотириэль всё равно слегка вздрогнула, скорее пугаясь собственной неопытности и странных ощущений, внезапно проснувшихся где-то в области живота.       Его губы были сухими и горячими, а пальцы, осторожно перебирающие пряди волос, чуть грубоватыми, но Лотириэль готова была поклясться, чем угодно, что никогда в жизни она ещё не чувствовала себя так легко, уютно и спокойно. Она попробовала ему ответить, сначала из любопытства, а затем, когда его движения стали более уверенными и властными, сама со всей решимостью подалась ему навстречу. Всякие сомнения растаяли как дым, и всё, что происходило здесь и сейчас на укрытой полумраком террасе дворца казалось ей совершенно прекрасным и правильным.       Эомер убрал ладонь с волос княжны, отстранился, внимательно наблюдая за её реакцией. Он не говорил ни слова, но в серо-голубых глазах его отчётливо читался безмолвный вопрос, значение которого, Лотириэль угадала мгновенно. — Затея с этим браком сейчас и мне кажется не такой уж плохой, — пробормотала она едва слышно, и её собственный голос теперь звучал уже совсем по-другому. Эомер улыбнулся, и даже в темноте, Лотириэль уловила в этой улыбке нотки неприкрытого самодовольства. Он приобнял её за плечи, прижимая к себе, чтобы укрыть в своих руках от наступающей ночной прохлады: — Когда в следующий раз я приеду в Дол Амрот, то непременно поговорю с твоим отцом.       Лотириэль прильнула щекой к его груди, наслаждаясь приятной близостью. Всё было слишком хорошо и почти волшебно, и она с замиранием сердца ожидала, что он вот-вот скажет заветные слова, которые так мечтает услышать всякая юная девушка и которые так красиво звучат во всех прочитанных ею стихах и услышанных балладах. Но вместо этого Эомер лишь легко коснулся губами её лба и предложил вернуться в покои дворца. Мимолётное разочарование укололо её сердце, но она решила не омрачать столь светлый миг сомнениями — в конце концов его поступки говорили сами за себя красноречивее любых признаний.       По возвращении в Бельфалас лорд Имрахиль сразу же поинтересовался у дочери, как прошла поездка, и по тут же проступившему на её щеках румянцу и застенчивой улыбке понял, что время не было потрачено даром. Лотириэль сказала отцу, что ошибалась, вынося суждения по первому впечатлению, и она уже не собирается противиться браку. Правитель же Дол Амрот ответил, что эта новость по-настоящему радует его, ибо ничего в жизни он так не желает, как видеть свою единственную дочь счастливой рядом с достойным и надёжным человеком.       Шли дни и недели, и за окном прохладная весна сменилась жарким летом. Из Рохана не поступало никаких вестей, лишь однажды лорд Имрахиль, видя беспокойство дочери, сообщил ей, что конунг Эомер сейчас сильно занят делами королевства и даст о себе знать позже. Этот ответ удовлетворил Лотириэль лишь на короткое время. Она постоянно вспоминала человека, заставившего её девичье сердце восторженно биться, скучала и мучилась его молчанием. Ей казалось, что отделённый сотнями лиг от Бельфаласа он должен тосковать по ней, так же, как и она, и искать хотя бы мимолётной встречи.       Не выдержав ожидания, Лотириэль решилась написать ему первой, вложив в бегущие по бумаге строчки все свои переживания и волнения. Ответ пришёл спустя месяц, срок гораздо больший, чем требовался для того чтобы доставить послание из Эдораса. Эомер благодарил её за преданность и обещал в скорости приехать, но тон письма показался изведшейся от нетерпения княжне слишком сухим и лишённым всякой нежности, на которую она так надеялась.       Лотириэль вдруг стало казаться, что их взаимные чувства, родившиеся в далёких краях эорлингов, являлись плодом лишь её фантазии, а для него случившееся было не более чем исполнение долга.       Когда лорд Имрахиль объявил дочери, чтобы она готовилась к встречи с женихом, который должен был, наконец, прибыть в Дол Амрот, всё её существо было переполнено обидой и раздражением. Уставшая от ожиданий и успевшая передумать множество самых разнообразных и далеко не радужных мыслей, Лотириэль хотела увидеть конунга лишь с одной-единственной целью — высказать всё, что думает по поводу его равнодушия и потребовать объяснений.       По случаю приезда короля рохиррим был дан традиционный пир, хотя и несколько скромнее чем в первый раз. Княжна так волновалась от предстоящей встречи, что даже не сразу заметила, как у перил того же самого балкона, на котором состоялся их первый разговор, возникла высокая, могучая фигура правителя эорлингов. — Госпожа, — негромко обратился к девушке Эомер, опуская голову в поклоне. Лотириэль обернулась, вздрагивая от звука знакомого голоса. Первое, что бросилось ей в глаза было то, каким уставшим он выглядел. Однако в голове княжны, слишком увлечённой своими собственными переживаниями, это наблюдение не задержалось надолго. — Приветствую вас, конунг, — не приближаясь к нему ответила Лотириэль. — Как прошла ваша поездка в Дол Амрот? Дорога не показалась утомительной? Речь её была преисполнена ледяной вежливости, которой она надеялась дать понять жениху, как сильно разозлило его к ней безучастное отношение. — Долгий путь меня не пугает, госпожа. Я рад вас видеть. — Настолько рады, что забыли о моём существовании на целых четыре месяца? — княжна всё же не сумела сдержать в себе обиду, досадуя от его спокойствия. Одинокая складка прорезала лоб Эомера, выражая искреннее недоумение. Он подступил к ней на шаг, спросил вполголоса: — Я чем-то обидел тебя, Лотириэль? — Ты не давал о себе знать, не отправил ни единой весточки, а ответ на мое письмо я ждала так долго, будто оно шло с другого конца Арды. Думаешь, я стерплю подобное к себе обращение? — Я был очень занят, Лотириэль, — по-прежнему спокойно ответил на её возмущенное порицание Эомер. — Дела по управлению государством отнимают много времени, к тому же я получил известие о том, что границы Рохана подверглись набегам уцелевших отрядов истерлингов, и я должен был немедленно туда уехать. Как только я вернулся, то сразу написал тебе. — Твоё письмо было черствее засохшего сухаря… Лицо Эомера потемнело от с трудом сдерживаемого негодования: — Я не мастер любовных посланий, госпожа. Как смог, так и написал. — А может быть дело в другом? — голос княжны дрогнул. — Ты говорил, что Рохану нужна королева, ты её получил. Теперь нет нужды завоевывать её сердце и беспокоиться о её чувствах. Ты должен был понять, что я по меньшей мере волновалась за тебя, Эомер. — Сейчас я здесь, Лотириэль. Незачем устраивать трагедию из-за пустяков. — По-твоему это пустяки? — она злилась от того, что он совсем не собирался принимать всерьёз её слова. — Ты мог бы хотя бы извиниться за своё молчание. Скула Эомера дёрнулась, голос стал твёрже, в нём отчётливо зазвенела сталь: — Я сожалею, если вы волновались, госпожа. Я уважаю ваши чувства и дорожу вашим спокойствием, но это не означает, что я по первому зову брошусь исполнять любой ваш каприз. За мной нет никакой вины и просить прощения мне не за что. — Каприз? — переспросила княжна, едва сдерживаясь от очень далёкого от статуса принцессы желания наброситься на него с кулаками. — Мои переживания для вас лишь каприз? — Я всё вам уже объяснил, госпожа. — Бесчувственный чурбан, — вынесла приговор Лотириэль, чувствуя себя оскорблённой как никогда в жизни. — Видеть вас не желаю!       Она развернулась так резко, что подол её платья едва не опрокинул горящую на низком столике масляную лампу. Выбежав с балкона, княжна быстрым шагом проследовала по галерее, в душе надеясь услышать его голос, просящий вернуться. Но единственным звуком, раздавшимся в стенах длинного коридора был лишь яростный стук её собственных каблуков.       Лотириэль остановилась у одной из колонн, чтобы перевести дух. Сердце колотилось как бешеное, пальцы дрожали от напряжения. Со стороны парадной залы раздавался скрип придвигаемых столов, звон посуды и прочий шум, возвещающий о готовящемся празднике. Однако Лотириэль и слышать не хотела ни о каком торжестве. Вечер был безнадёжно испорчен, как её и без того не радостное в последние недели и дни настроение. Она была зла на Эомера, но вовсе не хотела с ним ссориться. Ей лишь хотелось услышать признание в его неправоте или хотя бы пару нежных слов в утешение, которые развеяли бы её сомнения. А вместо этого она удостоилась обвинения в легкомыслие и получила уязвленное самолюбие, заставившее окончательно убедиться в том, что конунгу она нужна гораздо меньше, чем ей того хотелось бы или представлялось.       Двери трапезной отворились и ей навстречу вышел отец. Лорд Имрахиль, ничего не подозревающий о только что разгоревшейся ссоре, поспешил приблизиться к дочери и сообщил ей о состоявшемся между ним и владыкой Рохана разговоре, в котором тот просил не откладывать свадьбу ещё на несколько месяцев. Правитель Дол Амрот также не видел причин в промедлении, раз уж сама Лотириэль дала согласие на брак. От услышанного гнев княжны на жениха, который как ни в чём не бывало решил и дальше распоряжаться её судьбой лишь усилился: — Вы правы, отец, — девушка, совершенно позабыв о почтительности, резко оборвала речь родителя. — Нет никакой нужды заставлять сына Эомунда ждать моего решения так долго. Я готова тотчас же дать ответ, — княжна гордо вскинула голову, так что ленты в чёрных косах всколыхнулись волной, и выпалила на одном дыхании. — Я не выйду замуж за конунга Рохана ни через год, ни через десять лет. Можете немедленно передать ему мои слова, чтобы он не терял попусту время и силы.       Опешивший от столь скоропалительного и непреклонного решения, лорд Дол Амрота обеспокоенно нахмурил брови. По возбужденно горящим глазам дочери и нетерпеливой дрожи в голосе Имрахиль понимал: с ней творится неладное, но никак не мог взять в толк, что случилось с ней за столь короткий срок, прошедший с их последнего разговора, что она опять решила так отчаянно противиться браку. — Почему же, дитя моё? — князь с нежностью коснулся тонкой руки дочери. — Я думал, конунг пришёлся тебе по нраву. — Этот неотёсанный дикарь? — недавняя обида на несостоявшегося жениха заставила грубые слова самим слететь с её уст. — Я княжна из благородного дома Дол Амрот, наш род идёт от эльфийской девы Митреллас, как можно обязывать меня выйти замуж за невежественного конника, с которым у нас не может быть ничего общего? Удивительно, что он хотя бы умеет читать и писать, а не только скачет по степям с копьём наперевес… — Довольно, Лотириэль, — уже гораздо жёстче остановил дочь Имрахиль. — Сколько гордыни в твоих словах. Ты очень огорчаешь меня, когда говоришь подобным образом о сыне Эомунда. Он достойный и благородный человек, любая девушка почтёт за честь стать его женой. Чтобы отказать конунгу Рохана нужны веские причины, а я пока не вижу ни одной, так что подумай хорошенько, прежде чем давать ответ. А лучше всего — прими его предложение и начни готовиться к свадьбе. — Вы обещали не неволить меня, отец! — возмущенно воскликнула Лотириэль в ответ на последние слова лорда. Имрахиль глубоко вздохнул: он в самом деле давал слово не принуждать её к браку без её на то желания. Однако ещё совсем недавно он был уверен, что между молодыми людьми начинают зарождаться искренние чувства и никак не ожидал такого ожесточённого сопротивления со стороны дочери. — Вернёмся к этому разговору позже, — заключил после недолгого молчания князь. — Сейчас тебе следует получше разобраться со своими чувствами и не ставить в неудобное положение ни меня, ни короля рохиррим.       Имрахиль окинул дочь ещё одним долгим, как ей показалось, осуждающим взглядом и покинул галерею. Лотириэль обессиленно прижалась спиной к стене и прикрыла глаза. Конечно, отец сердился на неё и ожидал вовсе не такого её решения особенно после того, как княжна сама раскрыла ему, что влюблена в Эомера и готова принять его предложение. Быть может, лорд Имрахиль уже даже успел обсудить их возможный брак с королём Элессаром, обнадёжив государя перспективой укрепления союза Гондора и Рохана и своим отказом она ставила его в неловкое положение. Но уступать Лотириэль не собиралась. По меньшей мере до тех пор, пока не услышит извинений от обидившего её своим небрежным обращением жениха. — Стало быть вы считаете меня, неотёсанным дикарём, госпожа? — услышала она внезапно над самым ухом приглушённый шёпот, заставивший её в одно мгновение распахнуть веки.       Конунг Рохана возвышался напротив неё подобно скале. Его могучее, сильное тело было напряжено, как натянутая тетива лука, в суженых глазах, смотрящих прямо ей в лицо, замерзал голубой лёд. Лотириэль испуганно сглотнула: от мысли, что Эомер слышал до последнего слова всё, что она только что наговорила отцу, по телу прошла дрожь. Она прекрасно понимала, что ни один витязь не стерпит подобного оскорбления в свою сторону. Тем более такой гордец как Эомер, не простой воин, а прославленный маршал Марки, ныне же конунг отважных свободолюбивых всадников Рохана.       Лотириэль непроизвольно дёрнулась было в сторону, но король эорлингов в мгновение ока пресек её попытку бегства, выставив вперёд руку и прижав ладонь к стене. Разделяющее их расстояние сократилось ещё больше, и Лотириэль тут же почувствовала себя птицей, накрепко попавшей в расставленные силки. — Как вы осмелились подслушивать? — не найдя иного выхода из своего положения, она решила как можно быстрее перейти в наступление. — Немедленно отойдите от меня. Эомер не сдвинулся с места даже когда княжна попыталась его оттолкнуть, в очередной раз дав понять, что никто не смеет приказывать владыке сыновей Эорла. — Подслушивать не было нужды, госпожа, — ответил Эомер с невозмутимостью от которой у Лотириэль побежали мурашки по коже. — Вы говорили так громко, что, верно, даже каждый камень во дворе вас услышал. — Возможно, это даже к лучшему, — Лотириэль заносчиво вздёрнула подбородок, глядя на него снизу вверх, отчего она чувствовала себя совсем маленькой и беззащитной перед всё нарастающим гневом конунга. — Наконец, можно оставить эту глупую затею с обручением. С самого начала было ясно, что ничего хорошего из неё не выйдет. — Ну, разумеется, — язвительно протянул Эомер, изгибая губы в недоброй усмешке. — Разве же может невежественный конник претендовать на руку и сердце знатной княжны, чьи предки восходят к самим эльфам нандор? В пору лишиться разума от такой чести. Только, думается мне, ваш отец был прав, госпожа. Спеси и высокомерия в вас куда больше, чем благородства. Я же скажу прямо, как и подобает настоящему дикарю: вы просто избалованная девчонка, которая думает, что ей всё дозволено. Однако со мной и с моими чувствами я вам играть не дам. — Вы ещё хуже, чем дикарь, — Лотириэль боязливо начала озираться по сторонам, надеясь, что в галерею заглянет кто-нибудь из придворных и избавит её от этого не на шутку взбешённого медведя, но, как назло, вокруг не оказалось ни души. — Если на какое-то мгновение в моей голове и промелькнула мысль о том, чтобы принять ваше предложение, то теперь я могу с уверенностью сказать вам, что не выйду за вас, даже если вы останетесь последним мужчиной в Средиземье.       Выбросив в лицо королю эорлингов столь безжалостные слова, Лотириэль сама их испугалась и тут же пожалела о сказанном. Недавняя обида, заполнившая сердце, одержала вверх над здравым рассудком, ей захотелось сделать ему больно, но она никак не ожидала, что выпущенная таким образом стрела ранит не только конунга, но и её саму. — Вы плохо знаете воинов Рохана, госпожа, — Эомер склонился к её побледневшему лицу, почти касаясь её точёного носика своим носом. — Мы не сворачиваем с полпути от намеченной цели и никогда не отступаем. Я давно уже сбился со счета, сколько выигранных битв осталось за моими плечами, неужели вы думаете, что это сражение я проиграю? — он вновь слегка усмехнулся. — Я сделаю вас своей женой пусть бы для того, чтобы убедить, как глубоко вы заблуждаетесь на мой счёт. — Вы забыли с кем говорите, конунг, — от тона, которым сын Эомунда объявил ей о своём намерении, у княжны подкосились колени. — Я дочь лорда Имрахиля, владыки Дол Амрот. Отпустите меня немедленно или я закричу так, что сюда явится дворцовая стража и вас вышвырнут вон с позором, которого вы до конца дней не оберетесь. — Да хоть весь Гондор сюда сбежится, меня это не остановит…       Едва выговорив эти слова, Эомер наклонился к её лицу и впился в полуоткрытый рот жадным, властным поцелуем, от которого у Лотириэль закружилась голова. Это было совсем не похоже на то легкое, почти робкое касание губ его губами, которым он одарил её в тот день в Медусельде, заставив трепетать от нежности. Теперь он даже не пытался быть ласков или осторожен, позволив проявить всю свою силу, прячущуюся в его огромном, могучем теле. Лотириэль протестующе замычала, заколотила кулаками по его плечам, но не добилась и мало-мальского результата. Что этому здоровому воину её удары, если его даже орочьи стрелы не берут?       Губы Эомера продолжали сминать её рот в ненасытном поцелуе, ладони сомкнулись на тонкой талии, обжигая растекающимся по всему телу жаром. Княжна забилась в его руках ещё отчаяннее — гнев, негодование и возмущение захлестнули её с головы до ног. Что о себе возомнил этот бессовестный лошадник, если осмелился с ней обращаться подобным образом? Но чем дольше длилась власть его требовательных губ, тем меньше ей хотелось продолжать неравную борьбу. От Эомера исходила такая необъяснимая мощь, такая покоряющая и дурманящая мужская сила, что Лотириэль даже не успела понять, в какой миг яростное сопротивление сменилось безропотной покорностью. Сердито сжатые кулаки разомкнулись, ладони сами собой потянулись к его спрятанной под высоким воротом рубахи шее, зарылись в соломенных густых волосах, оказавшихся на удивление гладкими и мягкими. Лотириэль не покривила бы душой, если бы сказала, что расстроилась, когда страстный поцелуй конунга закончился столь же быстро, как и начался.       Восстановив сбившееся дыхание, она облизала разом пересохшие, припухшие губы, прошептала едва слышно: — Значит так маршал Марки берёт непреступную крепость? Смотрящие на неё голубые глаза Эомера смеялись: — Есть много способов, — он даже не пытался скрывать самоуверенной улыбки от только что одержанной неоспоримой победы. — Лорд Имрахиль дал мне год на покорение твоего сердца, но, думаю, у нас всё сладится гораздо быстрее. — Хвастун, — пробормотала Лотириэль, поспешно спрятав лицо на его груди. — Ты и вправду никогда не проигрываешь, да? — Правда, мой хрупкий цветочек, — княжна чуть вздрогнула от такого ласкового обращения. — Но никогда я не сражаюсь из-за одного лишь честолюбия. Не оно мной движет и сейчас.       Лотириэль приподняла на него свои огромные серые глаза, увидела, как серьёзно на него смотрели его собственные. Почему-то ей показалось, что в эту минуту она услышит столь важные слова, о которых она втайне мечтала, однако Эомер опять, как тогда на террасе, промолчал, лишь погладил широкой ладонью по её длинным, цвета вороного крыла косам.  — Прости, что назвала тебя дикарём, — Лотириэль решила пойти на окончательное примирение первой. — Во мне говорила обида, но я так вовсе не считаю. Ты не писал мне, я подумала, твои чувства ко мне остыли или того хуже их не было вовсе. В какую-то минуту мне даже показалось, что ты ухаживал за мной лишь потому что тебе нужен был этот брак как королю, а не потому что ты на самом деле хочешь на мне жениться. Лотириэль осеклась, потупила взор, беспокойно теребя рукав платья. Кажется, она сама не ждала от себя такой откровенности. — Быть может, я не умею красиво говорить, как твой брат Фарамир, не обладаю изяществом манер лорда Имрахиля, а с пером и бумагой я обращаюсь куда хуже, чем с мечом или копьём, — услышала она над головой его тихий, серьёзный голос. — Но мои помыслы и мои чувства искренни к тебе, и я всегда говорю то, что думаю. Эомер приподнял лицо княжны за подбородок, призывая не прятать от него своих глаз: — Я буду счастлив взять тебя в жены не из желания скрепить дружбу Рохана и Гондора династическим союзом, а по велению души. Отныне и навсегда моё сердце принадлежит тебе, Лотириэль. Княжна прикусила губу чтобы не рассмеяться и не выдать восторг от услышанных долгожданных слов чересчур открыто: — Кажется, я тоже в тебя влюбилась, — пробежалась пальцами вдоль его запястья. — Но ты не спеши праздновать победу. Я принцесса Дол Амрот, не жди, что я буду тебе послушной женой, готовой слепо подчиняться всем твоим приказам. С моим мнением придётся считаться, Эомер. — В Рохане мужчины всегда защищают, уважают и почитают своих жён, — без тени улыбки заговорил конунг эорлингов. — Я не обижу тебя безразличием к твоим мыслям и желаниям. Однако существуют решения, которые я принимаю сам, и никто не смеет их оспаривать. Ты в том числе, Лотириэль. Он замолчал ненадолго, чтобы дать ей возможность осмыслить и принять только что сказанное, после чего бережно положил ладони ей на плечи и продолжил: — Рохан сильно разрушен войной. Многие дороги, соединяющие города, ещё не отстроены заново, сожженные деревни не восстановлены до конца, людей, которые могли бы вспахивать и засеивать поля, не хватает, а после того как в Медусельде много лет хозяйничал Саруманов приспешник Грима, казна оказалась почти полностью разорена. День и ночь мне приходится разбираться со всеми этим, а помощников, которым я мог бы доверять, пока у меня не так много. Поэтому первое время, как бы я того не хотел, я не смогу уделять тебе столько внимания, сколько ты привыкла получать, живя в покоях Дол Амрот. Тебе нужно это принять, моя госпожа.       С каждым произносимым им словом голова Лотириэль опускалась всё ниже. Она чувствовала себя глупым ребёнком, которого журили за плохое поведение. И как она только могла позабыть о том, сколько ответственности лежало на её возлюбленном, с тех пор как он принял на себя безраздельную власть в Рохане. — Прости меня, — еле слышно выдавила княжна. — Я думала только о себе. — И это ещё не всё, Лотириэль, — конунг глубоко вздохнул. — Я прибыл в Дол Амрот совсем ненадолго. Военный поход не окончен, мне нужно будет вернуться в лагерь через несколько дней. От упоминания возможных новых сражений, прозвучавшего из уст Эомера, внутри у Лотириэль всё похолодело. Она резко вскинула на него потемневшие от вспыхнувшей в один миг тревоги глаза: — Ты уходишь на войну? Но как же… — Да, цветочек, — не дал ей даже попробовать возразить Эомер. — И это как раз тот случай, когда моё решение не подлежит обсуждению. Ты должна научиться меня ждать. — Но ведь с тобой ничего не случится? — Если обещаешь ждать, то, разумеется, нет, — улыбнулся король Рохана, забирая в свои объятия её волнение. — Ты же помнишь, я всегда выигрываю. Лотириэль не нашла, что ему ответить, обессиленно прикрыла веки и тут же ощутила мягкое прикосновение губ любимого к своему лбу.