***
Земля эорлингов встретила Лотириэль и ее брата весенней свежестью, синим ясным небом и растянувшимися на многие лиги полями, по которым табунами гуляли рослые, могучие кони. Она никогда прежде не видела такого безграничного зелёного простора, не слышала стольких разнообразных запахов, источаемых пёстрыми как разноцветный ковер цветами. Поражённая богатством красок, окружавших ее на протяжении всей дороги по пути в Эдорас, она только и успевала поворачивать голову из стороны в сторону и поглубже вдыхать обжигающий прохладой воздух. Свободолюбие роханцев, вошедшее в известные по всему Средиземью стихи и баллады, не было преувеличением. Сама природа земель эорлингов благоволила их вольному, независимому нраву. Король Эомер принял гостей из Дол Амрот торжественным пиршеством, поначалу показавшимся княжне слишком шумным и диковатым. Все мужчины здесь носили густые бороды, слишком громко смеялись и пили много крепкого, тягучего эля, от которого голова шла кругом. Однако каждая минута праздника была наполнена искренним весельем и поистине братской теплотой, царившей между поддаными конунга, и Лотириэль в какую-то минуту начала осознавать, что ей нравится всё происходящее вокруг и ей совершенно всё равно, что постеленная на столе скатерть соткана из слишком грубого полотна, кубки для напитков лишены изящества, а звучащая музыка совсем не так мелодична, как та, что обыкновенно играет во дворцах гондорской знати. Во всяком случае на следующее утро, проснувшись сразу после восхода солнца, невзирая на лёгкую усталость во всем теле и небольшое головокружение, она обнаружила у себя приподнятое настроение и прекрасное расположение духа. А в скором времени ей вновь представилась возможность увидеться с правителем Рохана наедине. Прогуливаясь по двору Медусельда она заметила его за теперь уже привычным занятием — конунг расчищал копыта Огненогу. — Вы всегда сами ухаживаете за своим конём? — полюбопытствовала Лотириэль, после того как они обменялись приветствиями, и она выразила ему благодарность за оказанный радушный приём. — Разумеется, госпожа. Огненог много раз спасал мне жизнь в бою и верно служил с момента, как принял меня на свою спину. Расчесать ему гриву и омыть копыта колодезной водой — самая малость, которой я могу отблагодарить его за преданность. — Какой же он всё-таки огромный, — княжна вновь не сдержала в себе восхищенного изумления. — Даже трудно представить, каким стремительным он может быть. — Хотите попробовать? — неожиданно спросил её конунг, закидывая на спину жеребца широкое седло. — Поля Рохана созданы для того, чтобы мчаться по ним быстрее ветра. — Я даже не знаю, — Лотириэль кинула осторожный взор на коня. — Уверена, что держусь в седле хуже даже самого неопытного наездника из числа эорлингов. — Вы же будете со мной. Не бойтесь. Эти слова были сказаны сыном Эомунда с такой уверенностью, что остатки сомнения покинули сердце княжны и она уступила соблазну почувствовать себя истинной всадницей рохиррим. Усадив девушку на спину лошади, Эомер расположился позади неё, и Лотириэль сразу же ощутила лопатками его твёрдую, как камень, грудь, услышала его глубокое, ровное дыхание и вновь испытала странное волнение. Будто бы почувствовав её смущение, король Рохана мгновенно отодвинулся назад и подобрал повод: — Готовы? — услышала она над ухом его горячий шёпот. — Да, — ответила княжна и на всякий случай зажмурилась, отчаянно борясь со скручивающимся узлом где-то внизу живота страхом. Огненог с места поднялся в галоп и за несколько секунд разогнался до поистине невероятной скорости. Его размашистые, загребающие мелькающую под копытами землю движения, были плавными и мягкими так, что казалось будто он не бежит, а летит, подобно стреле, разрезая своей мощной грудью звенящий утренний воздух. Осмелев немного, Лотириэль открыла глаза и с некоторой опаской огляделась по сторонам — они скакали по необъятному полю, заросшему высокой травой и цветами, и ветер свистел с обеих сторон, играя выбившимися из её тёмных кос волосами. Конь пересёк поле и свернул к серебрившейся вдалеке полноводной реке. Дорога шла под гору и бег жеребца ускорился, отчего увлечённая открывшимися взору просторами княжна на мгновение потеряла равновесие и качнулась вперёд. В ту же секунду рука Эомера подхватила её за талию, надёжно удерживая в седле. — Всё хорошо? — спросил её конунг, заметив, как напряглось её тело от неожиданного манёвра лошади. — Кажется, да, — отозвалась Лотириэль, немного севшим от быстрой скачки голосом. — Остановиться? — Нет, нет… я в жизни не испытывала ничего подобного. Наконец, перейдя в рысь, они спустились в долину к вытянувшейся вдоль холмов реке, которую Эомер назвал Снаубурн. Пенясь и разбиваясь об осколки редких камней, она несла свои воды с высоты Белых гор через Эдорас, распадаясь на множество извилистых ручейков у устья Энтавы. Остановив коня посреди окруженной плакучими ивами лужайки, Эомер спешился сам и помог спуститься своей спутнице. — Какой здесь чистый и свежий воздух, — оказавшись внизу Лотириэль почти по щиколотку утонула в ещё мокрой от росы траве, вдохнула глубоко, полной грудью. — И вода в реке прозрачнее стекла. Вы были правы, конунг, — такую красоту стоит увидеть собственными глазами. — Мы стоим на берегу самой широкой части Снаубурн, — Эомер ослабил подпругу на седле Огненога, чтобы тот мог свободно пощипать высокую луговую траву. — В это время года он особенно полноводен. На востоке его потоки впадают в Энтову купель. Про это место ходило много легенд. Говорят, её воды излечивают любые раны и придают сил уставшим путникам. А могучий народ энтов, что прежде в большом количестве населял лес Фангорн, брал из неё воду для приготовления своих волшебных напитков. — Лучи солнца будто бы горят на поверхности реки. В заливе Бельфаласа тоже бывает подобное, но выглядит это совсем иначе… Лотириэль не успела договорить, как слова её оборвал звонкий детский крик, доносящийся со стороны реки, а затем послышался топот быстро бегущих ног, и уже через мгновение из густых зарослей появился растрёпанный светловолосый деревенский мальчишка лет двенадцати. Его босые ноги были перепачканы илом и тиной, одежда промокла насквозь, а в глазах застыл неподдельный ужас. Увидев замерших на берегу Эомера и Лотириэль, он опрометью бросился к ним: — Помогите, прошу вас, помогите, — ребенок запыхался, голос его срывался. — Что случилось? — отрывисто спросил мальчика король эорлингов, и лицо его разом приобрело серьёзное выражение. — Мой маленький брат упал в воду, он не умеет плавать, господин… Мальчишка не успел договорить, как Эомер сорвался с места, попутно вложив повод в руки ошеломлённой неожиданным развитием событий княжны: — Держите Огненога, — приказал конунг, на ходу скидывая верхнюю одежду и устремляясь к реке. — Он может броситься за мной следом и помешать. — Я не смогу… — пробормотала Лотириэль, с ужасом оглядывая огромное животное, тут же навострившее уши. Если конь захочет пуститься за своим хозяином, то уж её-то сил точно не хватит, чтобы его остановить. — Пожалуйста, не убегай, — не зная, что ещё можно сделать, княжна несмело погладила настороженно вскидывающего голову жеребца. — Он скоро вернётся. На удивление такая робкая мольба произвела нужное действие. Огненог фыркнул, покосился глазом в сторону исчезнувшего в высоких кустах Эомера, затем опустил шею и снова вернулся к прерванной трапезе. — Как твоё имя, дитя? — Лотириэль выпустила из рук повод и поспешила к дрожащему от волнения и страха мальчишке. — Хенгест, госпожа. — Не тревожься, Хенгест, — княжна осторожно приобняла ребёнка за подрагивающие узкие плечи. — Господин непременно спасёт твоего братика. Он очень сильный и смелый, вот увидишь, он сейчас вернётся и всё будет хорошо. Лотириэль говорила такие слова не только для того, чтобы утешить и успокоить мальчика. Она поймала себя на мысли, что нисколько не сомневается: всё именно так и произойдет, и Эомер ни за что не допустит, чтобы с невинным ребёнком случилась беда. — Я говорил ему, не подходить близко к обрыву, а он меня не послушал, — Хенгест размазал грязным кулачком по лицу слезу. — Что, если он уже умер? Эомер возник точно из-под земли, неся на руках маленького мальчика, так похожего на своего старшего брата. На вид ему было не больше восьми лет. Он находился без сознания, лицо его выглядело совсем бледным, безжизненно повисшие руки и ноги болтались как плети. Не обращая внимания на вырвавшийся из груди перепуганного Хенгеста вскрик отчаяния, конунг опустился на одно колено, перевернул ребёнка на живот и несколько раз с силой надавил ему на спину между лопаток. Лотириэль с замиранием в груди следила за происходящим, ещё крепче прижимая к себе беззвучно плачущего Хенгеста и шептала ему слова утешения. Вытащенный из реки мальчишка громко закашлялся — вода вперемешку с тиной и илом выплеснулась из его рта. С губ княжны сорвался долгий вздох облегчения. — Всё будет хорошо, — снова повторила она едва слышно. Тем временем Эомер опрокинул начавшего подавать признаки жизни мальчика обратно на спину и принялся растирать его похолодевшие ладони и стопы. — Дыши, парень, — подбадривал он ребёнка, видя, как тот начал жадно глотать ртом и носом воздух. — Вот так, молодец… Наблюдая за быстрыми, умелыми движениями Эомера, Лотириэль была поражена не только тем, как хладнокровно и уверенно он смог отвести нависшую над детьми страшную беду. Она видела, с какой осторожностью и даже нежностью конунг обращается с совершенно посторонним ему мальчишкой. Как бережно он заворачивает его продрогшее насквозь тельце в свой плащ, как успокаивает его, прижимая к груди. Раньше княжна и подумать не могла, что этот суровый, скупой на слова воин может быть таким мягким и заботливым. — Вы живёте в деревне, что в паре лиг отсюда? — спросил Эомер у детей, когда, наконец, всё самое страшное осталось позади и жизни парнишки ничего более не угрожало. — Да, господин, — ответил за двоих старший брат, вероятно, смущаясь исполинского роста и грозного вида своего неожиданно спасителя. — Не знаю, как вас благодарить. Если бы вас не оказалось рядом, Хемферт бы погиб. — Зачем же вы одни ушли так далеко от дома? Забирайтесь на моего коня, мы проводим вас до деревни. — Нет, господин, не надо, — Хенгест отрицательно помотал головой и опустил глаза в землю. — Мы сами дойдём. — Боитесь, что от родителей достанется? — догадался Эомер. — Ничего, я замолвлю за вас словечко. — У нас только мама, господин. Она допоздна работает в поле и вернётся лишь к вечеру. Не стоит её беспокоить. — А где же ваш отец? — Он погиб при Изенских бродах, почти два года уже как прошло… Эомер едва заметно нахмурился, легко потрепал мальчика по спутанным золотистым волосам: — Ладно, ступайте. И больше не расстраивайте вашу матушку. Она поистине великая женщина, если в одиночку растит двух сыновей и держит на себе весь дом, — он слегка усмехнулся. — Солнце ещё долго будет высоко. Если отправитесь на большую поляну возле деревни на самый солнцепёк, то успеете до вечера высушить всю одежду. Тогда точно никто ничего не узнает. Когда дети убежали по узкой тропинке по направлению к селению, рохиррим обернулся к молчавшей всё это время княжне: — Вы так бледны, госпожа, будто сами только что побывали в реке, — вымолвил он с лёгкой улыбкой. — Испугались? — Да, немного, — Лотириэль выловила взглядом фигурки удаляющихся мальчишек. — Чему вы их учите, конунг? Обманывать своих родителей? — Выходить сухими из воды, — лукаво подмигнул ей Эомер. — Во всех смыслах этого слова. Пожалуй, их матери и в самом деле лучше ничего не знать. — Верно, у вас большой опыт в этом деле. Сколько же седых волос вы добавили вашему дяде, когда были в их возрасте? — В их возрасте, Лотириэль, — Эомер впервые обратился к княжне по имени. — Я не мог позволить себе вот так беззаботно носиться по бескрайним полям, потому что тогда в этих местах вовсю бесчинствовали орки и истерлинги. И я, и мой брат мечтали не о том, чтобы искупаться в реке или позагорать на солнце. Нашим главным желанием было поскорее вырасти и взять в руки оружие, чтобы безжалостно истреблять тех, кто опустошает наши земли. Я был глупым и самоуверенным мальчишкой и думал, что, стоит мне выхватить из ножен меч и ринуться в бой, как дикие орды будут сокрушены силой одного моего гнева, — он замолчал ненадолго. — Помню, мне было лет четырнадцать, когда во время нашего пребывания в Истфолде крепость неожиданно атаковали орки набиравшего тогда силу мага Сарумана. Государь велел мне и брату уйти в убежище, но мы не послушались, потому что нам очень хотелось тоже принять участие в обороне, доказать, что мы способны биться на равных с самыми лучшими воинами рохиррим. К счастью, кто-то из гвардейцев нас заметил на валганге и отвёл в безопасное место. Я никогда не видел своего дядю Теодена в такой ярости — пожалуй, от его крика стены тряслись как от ударов снарядами. И если Теодреду хватило ума слушать порицания государя молча, то я считал его гнев несправедливым и посмел возразить, — Эомер усмехнулся краешком рта. — В ответ на мою дерзость дядя наградил меня такой оплеухой, что в ушах зазвенело, и охота спорить пропала сама собой. Это был единственный раз, когда он поднял на меня руку. Как только боль и обида прошли, я неожиданно для себя самого сумел его понять — он любил нас, никогда не делал различия между мной и родным сыном и очень сильно за нас испугался, когда представил, что может потерять обоих. И тогда же я понял, как сильно ошибался в своих чаяниях о лёгкой победе. В те годы тьма только начинала сгущаться над Роханом. — И всё же вы победили, вы отстояли свою страну, — едва слышно проговорила княжна, вдруг осознавая, как сильно разнятся годы детства Эомера и ее собственные. Она всю жизнь прожила в роскоши и неге, тщательно укрываемая заботами отца от полыхающего пламени войны, в то время, как Эомер с малых лет впитывал в себя все её горести и в полной мере разделял страдания своего народа. Но теперь это различие уже не казалось ей тягостным, наоборот, возвышало его в её глазах как человека, прошедшего сквозь кромешную тьму, не утратившего при этом силу духа, не растерявшего честь и достоинство. — Эомер, — Лотириэль нерешительно подступила к нему на шаг и, преодолевая лёгкое смущение, дотронулась рукой до его руки. — Сегодня вы спасли от смерти этого мальчика, но на самом деле вы сделали это уже дважды. Первый раз был тогда, когда вы, рискуя своей жизнью, сражались за таких, как он в самых жестоких битвах. Я не раз замечала за вами, что вы бываете порой суровы и даже когда вы улыбаетесь, ваши глаза остаются печальными. Теперь я понимаю почему. — Печаль отступит рано или поздно, госпожа. Не хочу, чтобы вы тоже огорчались. По счастью, ваш отец лорд Имрахиль смог сделать так, чтобы война обошла вас стороной. Пусть и дальше она не омрачает ваши мысли. — Спасибо, что позволили узнать вас лучше, — Лотириэль вдруг стало удивительно легко и спокойно на душе. — Я очень это ценю. — Думаю, нам стоит вернуться в Медусельд. Мне бы тоже не помешало обсушиться. Эомер негромко свистнул, подзывая увлекшегося поглощением сочной травы Огненога. — Вы были правы, — вспомнила Лотириэль, едва жеребец размашистой рысью подбежал на зов хозяина. — Ваш конь в самом деле все понимает. Он послушался, когда я попросила его не скакать за вами. — Вы же сами говорили, что Огненогог гораздо более обходителен в общении, чем я, — Эомер помог девушке забраться в седло и одним махом запрыгнул следом. — Уверен, ему просто неловко было вам отказать. Княжна тихонько рассмеялась в ответ королю. На этот раз, едва они тронулись в путь, она сразу же позволила себе опустить голову ему на плечо.3. Роханские степи
17 июля 2021 г. в 06:20
Лотириэль сидела в увитой зеленым плющом и розами каменной беседке во внутреннем дворе замка и наблюдала за тем, как Эльфир и конунг Рохана состязаются в битве на мечах. Её старший брат посчитал удачной идею вызвать Эомера на дружеский поединок, точно собираясь проверить, так ли на самом деле силён и ловок этот воин, как о нём говорят. Она догадывалась, что таким образом Эльфир испытывает возможного жениха сестры, вероятно, считая, что превосходное владение оружием делает его более достойным её руки и сердца. Лотириэль подобные мужские игры в борьбе за первенство казались по меньшей мере нелепыми: будто бы она выходит замуж за его меч, а не за него самого.
За прошедшие несколько дней, которые король Рохана гостил в Дол Амрот, они встречались нечасто, в основном проводя время в кратких прогулках по саду или по берегу затихшего после недавнего шторма моря. Эомер не досаждал ей своим обществом и ни разу больше не заговаривал о браке, предпочитая взять на себя роль ненавязчивого собеседника и друга, за что она была ему очень благодарна. Лотириэль просила его больше поведать ей о Рохане, про который она почти ничего не знала, и не могла не заметить с какой любовью и гордостью Эомер рассказывал о своих родных землях. Она успела даже привыкнуть к его низкому голосу и кратким фразам, лишённым каких-либо изысканных оборотов, переполнявших речь знакомых ей высокородных гондорцев. В отличие от всех тех, кто когда-либо пытался добиться её расположения, Эомер не старался казаться лучше, чем он был на самом деле, и ей думалось, что с ней он разговаривает точно так же, как говорил бы со своими солдатами на ристалище или в военном лагере. Временами это уязвляло её, но чаще вызывало любопытство: совершенно точно, подобных ему людей она раньше никогда не встречала.
Укрывшись в тени беседки, Лотириэль наблюдала за завязавшимся боем и приготовилась скучать по меньшей мере ближайшую четверть часа, однако вопреки её ожиданиям, происходящий во внутреннем дворе поединок быстро увлёк её сам собой. Даже не будучи сведущей в тонкостях ратного дела, княжна смогла угадать, что Эомер по причине опыта, полученного за годы войны, владеет мечом гораздо лучше, чем её брат, но не пользуется им сверх меры, чтобы не навредить гордости ещё совсем молодого и самолюбивого воина. Такое благородство и умение полностью владеть подаренной ему Валар великой силой по-настоящему тронуло её — на его месте многие не отказались бы от соблазна пощеголять своим мастерством.
Лотириэль невольно разглядывала его могучую фигуру, ловко перемещающуюся по мощённым плитам двора и в очередной раз поразилась размаху его плеч. Её отец и братья тоже были высокими и хорошо сложенными мужчинами, но их стать не шла ни в какое сравнение с той, что обладал конунг Рохана. На время поединка он сбросил с себя верхнюю одежду и сквозь неплотную ткань рубахи девушка сумела разглядеть перекатывающиеся под кожей стальные мышцы. Хоть и не будучи особенно осведомлена обо всём, что касается отношений между мужчиной и женщиной за закрытыми дверями, она постаралась представить, как однажды, если этот человек всё же станет её мужем, он прикоснётся к ней и сожмёт в своих медвежьих объятиях. От подобного рода картин, нарисовавшихся в её воображении, княжна невольно прикусила нижнюю губу, а щёки её сами собой опять стали наливаться жаром.
— Сестра моя, — голос Эльфира вывел её из череды спутавшихся мыслей. — Раз уж ты стала свидетелем нашего поединка, тебе и судить, кто вышел из него победителем.
Вопрос брата застал Лотириэль врасплох. Торопливо поправив выбившуюся из причёски прядь волос, она передернула плечами, прогоняя остатки непрошенных видений, и рассердилась сама на себя. Что за нелепые фантазии лезут ей в голову!
Поднявшись с места, Лотириэль быстрым шагом направилась к центру двора, где замерли в ожидании её решения двое недавних соперников. Брат улыбался, явно довольный собой, а король Рохана внимательно наблюдал за ней, постукивая пальцами по эфесу стоящего у его ног меча.
— Хвала Валар, что вы не проткнули друг друга насквозь, — отмахнулась Лотириэль, не желая брать на себя предложенную Эльфиром ответственность. — Никогда мне не понять, почему даже в мирное время мужчины постоянно ищут способ нанести себе увечья, находя в этом какое-то небывалое удовольствие.
— Мы дрались не всерьёз, госпожа, — негромко произнёс Эомер, по-прежнему не сводя с неё пристального взора. — В мирное время мужчинам также требуется упражняться в искусстве ведения боя, чтобы не потерять сноровку в случае, если вновь понадобиться скрестить оружие в сражении с врагом.
— Мне хорошо известно, как отважны и сильны в бою всадники эорлингов, — Лотириэль бросила украдкой взгляд на меч конунга. — А ещё, говорят, что ваш народ так воинственен, что даже его женщины умеют обращаться с оружием наравне с мужчинами. Ваша сестра сразила самого короля назгулов — о её подвиге в Гондоре ходят легенды.
— Многие роханские женщины знают, как поёт сталь клинка, госпожа, — едва заметно нахмурился сын Эомунда. — Но меч в руках женщины — немой укор мужчине. Значит, он не смог защитить должным образом свой дом, раз у неё возникла нужда взяться за оружие. Подвиг Эовин дорого стоил и мне и ей — я бы предпочёл, чтобы она никогда не переживала то, что ей довелось пережить.
— По счастью все невзгоды остались в прошлом. Теперь она счастливо живёт в браке с лордом Фарамиром. Эру вознаградил её за храбрость.
Эомер ничего не ответил на слова княжны, и Лотириэль смогла догадаться, что воспоминания о ранении Эовин на Пеленнорских полях всё ещё омрачают душу конунга. Верно, он до сих пор винил себя за то, что позволил ей вступить в тот смертельный бой с опаснейшим из слуг Саурона.
— У вас кровь, — Лотириэль вдруг заметила тонкую царапину, идущую от скулы до подбородка, и поспешила протянуть ему свой платок. — Вот, возьмите…
— Благодарю вас, — конунг не сразу решился забрать из рук девушки клочок шёлковой ткани и рассеяно приложил его к щеке. — Пустяк.
— Ты оказался негостеприимным хозяином, Эльфир, — княжна обернулась к брату, с намерением попенять ему за неосторожность, однако с удивлением обнаружила, что того и след простыл. Надо думать, увидев завязавшуюся между сестрой и королём эорлингов беседу, он посчитал за благо оставить их наедине. Лотириэль мысленно обозвала брата предателем и вновь ощутила знакомое волнение. Ей не было неприятно присутствие конунга, но она по-прежнему не знала наверняка, как ей следует правильно себя вести в его обществе.
Эомер нарушил неловкое молчание первым:
— Завтра утром я покидаю Дол Амрот, чтобы вернуться в Эдорас. Я предложил вашему брату посетить Рохан, буду рад, если вы окажете мне честь к нему присоединиться.
— Если мой отец не станет возражать…
— Думаю, у него нет для этого причин. Не лишайте себя удовольствия побывать в краях, которые вы ещё не видели. Оно того стоит.
Не дожидаясь ответа, Эомер взял руку княжны в свою и бережно вложил в раскрытую ладонь её платок. Когда он быстро и бесшумно покинул внутренний двор, Лотириэль ещё долго стояла на месте, крепко сжимая в кулаке скомканный лоскут дорогой ткани.