"Потому что я не мог ни спать, ни есть, ожидая его. "Сейчас, сейчас я буду счастлив", - думал я все время с истерической уверенностью. Пока запах розмарина, мяты не стал усиливаться, а потом, в один прекрасный день, он, как ветерок, скользнул под дверь и медленно осел в прихожей, на диване в гостиной, в ванной, на моей кровати. Он прибыл". C.F.A.
Тело Драко наэлектризовано энергией возбуждения. Он не может вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя так хорошо. Это сюрреалистично — присутствие Гарри в его жизни все меняет. Гарри мягкий, нежный и сладкий, и сердце Драко словно взрывается от нежности. Он никогда в жизни не был так счастлив. Блейз провел поздний завтрак, глупо подшучивая над ним, как будто это какая-то большая шутка, как будто вселенная издевается над ним. Но в его темных глазах светилось что-то сладкое, что-то, что заставляло Драко широко улыбаться ему. Он думает обо всех этих месяцах. Как Блейз видел его перепады настроения, его мрачные моменты, как тени грусти окрашивали его темно-карие глаза. И видеть его сейчас, так восхищенного слащавой историей любви Драко, все равно что видеть свое собственное счастье, отраженное на лице друга. Это прекрасно, хотя и очень неловко, когда он смеется над тем, как влюблен Драко. Драко чувствует себя молодым, смелым, беззаботным и живым. И Блейз смеется над ним, когда они говорят о том, что Драко хочет не торопить события с Гарри. — Это страшно, — признается Драко. — Не знаю, смогу ли я наслаждаться сексом, думая, что презерватив порвется. — Да ладно, старик, — укоряет Блейз. — У него ведь не Биг Бен в штанах, что презерватив порвется, — добавляет он, дразняще поднимая бровь вверх. — Или нет? — Заткнись! — Драко краснеет. Он не знает, Биг Бен у Гарри в штанах или нет. Он не думает, что это так; по крайней мере, он не чувствовался таким большим, когда Драко вчера вечером немного потерся о джинсы Гарри. Тео наконец появляется, немного опоздав на поздний завтрак, но они все равно идут гулять в парк, на этот раз втроем. Тео выглядит непринужденно и комфортно, пока Блейз с упоением рассказывает об однополых отношениях, что немного необычно, потому что Тео всегда немного краснеет. Драко задается вопросом, не становится ли Тео более спокойным, видя его счастливым. Забавно видеть, как Тео смеется, когда Блейз говорит, что он читал, что римминг вроде как безопасен для ВИЧ-положительных людей — на всякий случай, Драко, если тебе интересно. — Что такое римминг? — спрашивает Тео, любопытствуя. Драко смеется, а Блейз недоверчиво смотрит на Тео, как будто у него выросла вторая голова. — Что? Я не знаю, что это такое, — объясняет он, сворачивая сигарету и пожимая плечами. — Ну, Теодор, я бы не отказался тебе показать, — подыгрывает Блейз, голос у него ровный и бархатистый, и Драко смеется, видя, что Тео окончательно покраснел от такого предложения. — Это когда кто-то целует и лижет твою задницу, Тео. Весьма приятно, если хочешь знать мое скромное мнение. И Тео завывает, смеясь, краснея и швыряя пачку табака в лицо Блейза. — Ты ужасен, Забини! Они гогочут, как подростки, как будто счастье — это что-то заразное, и тот факт, что Драко счастлив, делает счастливыми и их. Может быть, это и есть настоящая дружба: быть счастливым или грустным, когда счастливы или грустны твои друзья. В груди Драко потеплело при этой мысли. — Итак, у меня кое-что намечается на 20-е число, — смело говорит он. — Это мероприятие по чтению литературы для ЛГБТ+, и я буду читать кое-что из своих произведений. И я подумал, не хотите ли вы, ребята, прийти? — весело приглашает Драко. — Ты снова взялся за писательство? — удивленно восклицает Тео. — Да, в последнее время я довольно много пишу, поэтому я отправил кое-что из своих работ в одно из издательств, и они пригласили меня. — Это потрясающе! — восклицает Блейз. — Я бы с удовольствием, считай, что я участвую. — То же самое! — улыбается Тео. Внезапно, Драко как будто снова обретает опору в жизни, медленно и неуклонно. И это прекрасно — это удивительно, и ему это нравится. Он чувствует себя живым, и это правда для него самого. Он не знает, когда и как это началось, но это происходит, и он не может быть более доволен. Он думает, что, возможно, есть не только надежда на любовь, но и надежда на счастье, надежда на жизнь. Надежда на будущее.---
Сириус не любит вспоминать свое прошлое. Это похоже на то, как будто тыкаешь в нежную рану, которая так и не зажила как следует. Он неловко ерзает на своем месте, пока Нарцисса чинно восседает на шикарном кресле в чайном домике. Они сидят в напряженном молчании, и Сириус вздыхает. — Чем я могу тебе помочь? — спрашивает он, не в силах больше хранить молчание. Нарцисса выглядит хорошо. Годы немного смягчили черты ее лица, ее холодные стальные глаза все еще выглядят слишком резкими и холодными, но по краям появились добрые морщинки, которые превращают резкость в нечто похожее на приветливость. Дружелюбие никогда не было тем, что Сириус использовал для описания черт семьи Блэк — даже когда он думал об Андромеде. — Спасибо, что встретился со мной, я знаю, что это было неожиданно, — ее шикарный акцент заставляет его содрогнуться от воспоминаний о временах, о которых Сириус не хочет вспоминать. — Да, это было так, — соглашается он. Он хочет, чтобы она перешла к делу, и он мог уйти. — Это связано с моей матерью? — О, нет, — с ее тонкими губами она выглядит противоречивой. Ее сшитый на заказ светло-голубой костюм подходит к ее серьгам, а ее наманикюренные руки осторожно берут чайную чашку. Быстрые движения, как думали когда-то давно, в той жизни, от которой Сириус чувствует себя таким оторванным. — Ты можешь перейти к делу, Цисси? — спрашивает он, проводя пальцами по своим длинным волосам и убирая прядь за ухо. Он чувствует себя не в своей тарелке. Он чувствует себя напряженным и мрачным, и ему хочется, чтобы это закончилось. Она отрывисто кивает и делает глубокий вдох. — Мой сын гомосексуалист, Сириус, — говорит Нарцисса, ее голос низкий и осторожный. Сириус сам делает глубокий вдох. Темное облако боли пересекает его сознание, грудь сжимается. Позор. Позор гордого дома Блэков. Позор. Воспитывали лучше, чем это. Позор. Извращенный маленький говнюк. Позор... — У меня нет проблем с этим, — быстро добавляет она. — Но в моем кругу друзей и знакомых нет никого, кто мог бы соотнести себя с его опытом. И я не хочу совершить ошибку, которую совершили с тобой. Безобразие. Как ты посмел? Безобразие. Как ты мог так поступить со своей матерью? Позор. Твоя бедная кузина, подверженная твоей грязи! Позор. У тебя есть полчаса, чтобы собрать вещи и уехать! Позор. Я не хочу больше никогда видеть твое лицо! Позор. Ты не мой сын. Позор! — Сириус, — зовет его обратно ее голос, и Сириус трясущимися пальцами берет свою чайную чашку. — Прости, что заставила тебя вернуться к нашей семейной истории, — тихо говорит она. — Мне жаль, что тогда я не повела себя лучше. — Ты повела себя, как дерьмо, — выплевывает он, прежде чем сделать глоток, чтобы успокоиться. — Вы все были дерьмом, — его голос теперь тверд, и ему жаль сына Нарциссы. — Да, я была, мы все были. Ты прав, — соглашается она. Странно слышать, как она признает это. Это кажется не к месту, не ко времени, слишком поздно. — Но я не хочу, чтобы он прошел через это. Поэтому мне нужна помощь, — Нарцисса смотрит ему прямо в глаза. Она решительна, ее тон тверд и решителен. — Ты поможешь мне? Сириус ошарашено смотрит на нее. — Как? — Он — ВИЧ-положительный, Сириус, — шепчет она — теперь в ее голосе звучит страх. Сириус вздыхает, гнев, который он испытывал ранее, сходит на нет, превращаясь в смесь заботы и нежности. — Сколько ему лет? — Двадцать четыре. — Когда он... — Почти шесть месяцев назад. Он сказал мне только несколько недель назад, и тогда я позвонила тебе. — Понятно. Молчание больше не вызывает дискомфорта. Оно как будто создает крошечный тонкий мостик между ними, крошечную возможность воссоединения. Странно, как устроена Вселенная. Еще удивительнее, как давно потерянные члены семьи могут объединиться в такие моменты. — Он получает поддержку? Медицинскую, психологическую? — Да, — кивает она. — Мне было очень страшно, поэтому я провела несколько исследований в интернете, чтобы лучше понять это. Но я боюсь, я не... прости... — ее голос ломается. Подбородок Нарциссы дрожит, это крошечное, размеренное, контролируемое движение. Она сдерживает слезы, но на мгновение прижимает салфетку к губам, давая себе время собраться с мыслями. — Не торопись, Цисси, — прислушивается к себе. Чувствуя, что она не заслуживает доброты, не после всего, но зная, как это может быть трудно, и чувствуя, что ей это необходимо. — Это нелегко переварить. Нарцисса кивает, облизывает губы и тихонько сопит. — Спасибо, — бормочет она. — Я много читала, но мне кажется, что я ничего не знаю. Я хочу быть рядом с ним, Сириус. Я не хочу, чтобы он чувствовал себя одиноким. Ему понадобилось пять месяцев, чтобы рассказать мне. Это был первый раз, когда он заговорил о своей гомосексуальности, на самом деле, как будто я не замечала этого. Сириус впитывает информацию. Бедный ребенок. Он может представить себе его страх. — Он знает о тебе, о том, что тебя лишили наследства так давно, поэтому я думаю, он подумал... Она снова останавливается, снова подносит салфетку к губам. — То, что мы сделали с тобой, было ужасно. Теперь я это знаю. И он думал, что мы сделаем то же самое с ним... Мне больно. Возможно, у меня есть свои проблемы, и я совершаю много ошибок, но я никогда бы так с ним не поступила. Нарцисса смотрит на него свирепо. — Я обращаюсь к тебе в надежде, что ты сможешь помочь мне научиться. Я знаю, что твой партнер ВИЧ-инфицирован, Андромеда сказала мне однажды, давным-давно. И я надеюсь, что смогу стать лучшим человеком и для вас, — ее глаза блестят от непролитых слез. — Мне очень жаль, Сириус, но тогда у меня не было ни сил, чтобы защитить тебя, ни способностей, ни критического мышления, ни непредвзятости, чтобы воспринимать гомосексуальность как нечто нормальное. Я была молода, предвзята и слаба. Сириус тяжело сглотнул, его горло сжалось от горечи. — Спасибо, что сказала это. Нарцисса слегка кивает. — Но Сириус, теперь все по-другому. Теперь я знаю лучше, и это мой сын. Я не позволю его отцу или кому-либо из семьи обращаться с ним так, как они обращались с тобой. Сейчас у меня есть знания и средства, чтобы постоять за него. Но мне понадобится твоя помощь. Он делает глубокий вдох. Эмоции бурлят внутри него. Ему грустно, что никто не заботился о нем тогда так, как Нарцисса заботится о своем сыне. Он гордится тем, что она была лучшей матерью, чем Вальбурга или Друэлла. Он чувствует признательность за то, что она попросила его о помощи. — Хорошо, — уступает Сириус, голос напряжен. — Я помогу, но не ради тебя. Ради него. Никто не заслуживает того, чтобы пройти через то, через что прошел я. А этому ребенку нужна семья, ему нужны люди, с которыми он сможет общаться — геи, ЛГБТ+, ВИЧ-положительные люди. — Ты...? — она прерывает вопрос и моргает. — Прости, я не хотела лезть не в свое дело. — Нет, не хотела, Цисси, — спокойно отвечает он. Странная нежность охватывает его, волна эмоций от мысли, что она заботится о его здоровье. — Я с Ремусом уже двадцать шесть лет, и у меня ни разу в жизни не было положительного теста. Твой сын будет нуждаться в руководстве и поддержке. Это я могу сделать для него. Но это не для тебя. Ее губы снова дрожат, и слеза скатывается по правой щеке, когда она кивает и вытирает ее салфеткой. — Это очень мило с твоей стороны, Сириус, — вежливо говорит она. — Я буду вечно благодарна. Сириус кивает. — Как его зовут? — спрашивает он. — Драко. Она говорит с улыбкой, и Сириус смотрит на нее. Он не может поверить в это дерьмо. — Твой сын Драко — гей и ВИЧ-инфицированный? — спрашивает он, ошарашенный. — Да, Сириус, а что? Это чертово безумие. Он разражается громким смехом, запрокидывая голову назад, его плечи трясутся от недоверия к тому, как судьба завязывает замысловатые узлы при вязании жизней. — Черт, Нарцисса, — он ярко улыбается ей. — Похоже, нам придется забыть о нашем прошлом, дорогая кузина. — О чем ты говоришь, Сириус? И не мог бы ты, пожалуйста, говорить потише, — она напрягает голос, оглядываясь по сторонам. И это еще больше подстегивает его. Он театрально и самым ярким образом отбрасывает волосы, только чтобы добиться от нее повышения голоса. — Потому что, моя дорогая Цисси, твой сын Драко встречается с моим крестником Гарри, — лучится он. Вселенная на самом деле сука. Сириусу это нравится. — У Драко есть парень? — удивленно спрашивает она. — Не бойся, у него самый лучший парень! — уступает он. — Любопытно, как мы в итоге снова станем семьей. Не могу поверить, что мне придется терпеть тебя, Цисси, но мы справимся. Она смотрит на него долгое мгновение, молча, с пристальным взглядом. Затем, медленно, на ее губах появляется теплая, облегченная улыбка. Ее глаза начинают блестеть, на этот раз с весельем. — Я рада, Сириус, потому что я понятия не имею, с чего начать, и я очень боюсь за него. Ее голос немного дрожит, и она суетится с салфеткой. — У тебя все получится, — говорит Сириус, чувствуя теплоту к ней, всепоглощающую нежность. — На самом деле, ты уже прекрасно справляешься, хотя мне больно это признавать. Попросить о помощи — хороший первый шаг. Она кивает, на ее губах появляется овечья улыбка. — А вы с ним встречались? — спрашивает она, любопытство искрится в ее серых глазах. — Нет, еще нет. Думаю, еще рано для этого. — О, вот, у меня в сумочке есть его фотография. Драко самый красивый, ты увидишь, у него Блэковские глаза, — говорит она, гордо смеясь и доставая свою сумочку. — А у тебя есть фотография Гарри? Мне теперь любопытно. Нарцисса звучит совершенно молодо и радостно. Приятно видеть ее такой. Сириус понимает. Она, вероятно, ни с кем больше не говорила об этом. Она одинока. Нарцисса Малфой совершенно одинока в этом проклятом путешествии. Сириус много знает об одиночестве и отсутствии поддержки семьи. Поэтому он глубоко вздыхает, уже сдаваясь, решая, что Нарцисса будет его личным проектом. Она никогда не была его любимой кузиной, но Андромеда свалила на Кубу через год после того, как его выгнали из площади Гриммо. Так что она справится. Сириус глупо смеется, чувствуя, как что-то глубоко внутри него растет. Она протягивает ему фотографию, но когда он берет ее, он мягко берет ее за руку. — Пристегнись, Цисси, я буду лучшим кузеном-геем, который у тебя когда-либо был. И на следующем прайде ты будешь рядом со мной, со своим гейским, ВИЧ-положительным сыном, чувствуя чертовскую гордость за нашу педерастическую семью. Решение принято. И Сириус упрям как черт. Он уже видит ее, в высококачественной блестящей радужной футболке. Это будет лучшая месть. А фанатичный отец Сириуса перевернется и закричит в своей уродливой шикарной могиле. Он опасно улыбается ей, а Нарцисса смеется, и голос у нее чудесный. Сириус в деле.----
Драко сидит на своей пятничной терапевтической группе и внимательно слушает, как Ремус рассказывает о своих переживаниях; очевидно, его сын встречается с ВИЧ-положительным человеком, и это заставляет его чувствовать себя напуганным, очень напуганным. И Драко может отнестись к этому, чувствуя страх и беспокойство. Потому что он всеми силами удерживал Гарри на расстоянии вытянутой руки от своего обнаженного тела. Даже прошлой ночью, когда они в конце концов стали слишком жадными, Драко думал, что вот-вот сорвется, сдастся и скажет Гарри, чтобы тот просто трахнул его прямо там, в глубине темного кинозала. Но он боится. Что, если презерватив порвется? Что, если что-то пойдет не так? А вдруг? А вдруг? Что если?... Римус больше беспокоится о чувствах своего сына. О том, как он справляется с постоянным беспокойством и эмоциональными американскими горками, которые возникают при жизни с ВИЧ и СПИДом. И Драко спрашивает себя, не делает ли он что-то не так, сходясь с Гарри и подвергая его не только возможности того, что что-то пойдет не так с презервативами, но и подвергая его эмоциональным взлетам и падениям Драко. Он чувствует внезапную грусть по этому поводу. Поэтому он говорит. — Я начал встречаться с парнем, — тихо говорит он. Мистер Дамблдор радостно хлопает в ладоши, а Чжоу свистит, смеясь, и Драко смотрит на них, чувствуя, как внутри него разгорается искра счастья. — Он сказал, что мы теперь парни, и, как я уже говорил, я никогда никого не любил. Но я без ума от него, — признается он, чувствуя, как теплеют его щеки. Ремус наблюдает за ним с мягкой, гордой улыбкой. — Но он не ВИЧ-положительный, и я беспокоюсь об этом, — объясняет он, теперь снова глядя на Ремуса. — Если честно, я в основном беспокоюсь о порванных презервативах, — члены группы понимающе кивают. Он делает глубокий вдох, позволяя заботе группы мягко окружить его. — Но он делает меня таким счастливым, — признается он. — И это ново. Это удивительно легко и мягко, и, о боги, это так пошловато, как в глупом романтическом фильме. — Это прекрасно, Драко, — говорит Рольф, улыбаясь. Драко видит, как что-то в выражении лица Ремуса меняется. Он вдруг выглядит удивленным, но Драко не знает, как его понять. — Ты испытываешь вполне естественные опасения по поводу защиты, и это хорошо. — Мы общаемся уже несколько месяцев, — говорит Драко. — А рассказал я ему только недавно, и он меня поцеловал! — говорит он, прикусывая губу и глупо улыбаясь. — Он сказал: Спасибо, что рассказал мне. А потом сказал: Я собираюсь поцеловать тебя сейчас, Драко. Люди смеются и хлопают, подбадривая его, а он чувствует себя на высоте, и его грудь так полна, что если бы его жизнь закончилась прямо сейчас, он был бы совсем не против, потому что у него есть история любви к самому себе. — Вот так просто, как будто для него никогда не было проблемой, что у меня ВИЧ. Он исцеляет меня, спасает меня, и я даже не знаю, как его отблагодарить. Ремус не улыбается, как все остальные, хотя он выглядит таким грустным и противоречивым, наблюдая за тем, как Драко говорит, что Драко не уверен, не спровоцировал ли он его каким-то образом. — Но я не хочу причинять ему боль или делать его жизнь несчастной... — говорит он, оглядываясь вокруг и пытаясь увидеть реакцию Ремуса. Ремус наблюдает за ним, выглядя страдающим. — Вообще-то, Ремус, — говорит Драко, обращаясь к мужчине, чувствуя, что обязан ему этой информацией. — На прошлой неделе ты изменил меня. То, что ты сказал о своем партнере и о надежде на любовь, — он вдыхает, успокаиваясь. — Твоя история изменила меня, и я наконец-то отправил ему письмо, потому что я хочу надеяться, что я заслуживаю этой любви и этих отношений, даже если я сам в это не верю, даже если это пугает меня и делает трусом. Я чувствую, что если я не ухвачусь за этот кусочек надежды, который дает мне Вселенная, я не переживу этого. Так что спасибо тебе, что поделился с нами своей историей на прошлой неделе. И теперь Ремус уже не плачет; он вытирает уголки своих морщинистых глаз и кивает, грустно улыбаясь Драко. — Не за что, Драко, — говорит он сдавленным голосом. — Мне очень приятно, сынок. Драко чувствует, как странные эмоции проносятся в его груди, а глаза щиплет и жжет. — Мы заслужили это, верно? — твердо спрашивает Драко, чувствуя, как слезы затуманивают его зрение. Потому что он хочет верить в это, в то, что они все заслуживают этого. — Мы заслуживаем жить и любить, и я надеюсь, что смогу прожить еще немного. Мистер Дамблдор мягко касается его плеча, и плечи Ремуса сотрясаются от рыданий, но теперь он вдруг смеется, ярко и заливисто, а Рольф похлопывает Ремуса по бедру с мягкой, знающей улыбкой. — Мы заслуживаем, Драко, — говорит Ремус, его собственный голос полон эмоций. И он снова смеется, немного дико и глубоко. — Ты заслужил это, и я уверен, что Гарри будет рядом с тобой. Гарри. Гарри. Драко никогда не упоминал имя Гарри на терапии. Они все избегают произносить имена людей. И тут все встает на свои места, как будто в его сознании поворачивается переключатель, в мозгу включается свет. Его рот формирует глупое "ох", и они смотрят друг другу в глаза, недоумевая, плача и нервно смеясь одновременно. Драко понимает, что сын Римуса — это Гарри, а ВИЧ-положительный человек, с которым встречается его сын, — это сам Драко. — Ты Лунатик?! — сокрушенно спрашивает он. — Да, — смеется Ремус, плечи которого трясутся от бешеной силы, и кивает. — Я — Лунатик, Драко. — Я не знал, — говорит Драко, ошарашенный. — Я тоже. Я не знал твоего имени до этого момента, — говорит Ремус, вытирая лицо и вставая. —Иди сюда, щеночек, — Драко неуклюже встает, а все смотрят на них с удивленными выражениями, большинство из них ничего не понимают. Они оба подходят к середине круга стульев, и Ремус ярко улыбается ему. — Добро пожаловать в семью, Драко, — говорит он, заключая Драко в крепкие теплые объятия. И Драко дрожит, вцепившись руками в шерстяной кардиган Ремуса. Он полувсхлипывает, полусмеется одновременно, чувствуя, как нелепо безумна эта ситуация: что человек, который дал ему надежду, — крестный отец Гарри, и что он глубоко обеспокоен их благополучием. Но также и то, что Ремус здесь: он раскрывает свои объятия, чтобы принять Драко в их очень нетрадиционную педерастическую семью. — Спасибо, Лунатик, — влажно шепчет он. — Я буду хорошо заботиться о Гарри, обещаю. — Я знаю, малыш, знаю. И на этом встреча заканчивается. Пока люди пьют чай и едят печенье в задней части комнаты, Ремус подводит Драко к паре стульев, и они садятся, глядя друг на друга, все еще немного удивленные. — Мне жаль, что ты выслушал мои опасения по поводу того, что Гарри встречается с тобой. Я не знал, что это был ты, — говорит Ремус нежным тоном. — Все в порядке, — начинает Драко. — Ты заботишься о нем. Я понимаю. — Я чувствую, что мне нужно рассказать тебе больше, — говорит Ремус, откидываясь на спинку кресла и делая глубокий вдох. — Видишь ли, когда я рассказывал тебе о своем муже, я рассказал тебе сокращенную версию о самом начале. Но после этого, Драко, я потерял счет тому, сколько раз я пытался оттолкнуть его, — его голос звучит серьезно, с легкой горечью. — Я пытался убедить его, что он заслуживает здорового, свободного от вирусов партнера. Кого-то, с кем он мог бы состариться, потому что тогда это было похоже на смертный приговор. Ремус продолжает с натянутой, вымученной улыбкой. — Но Бродяга упрям как черт, и Гарри будет таким же, я в этом уверен, — он смеется. — У них такая преданность, которую нелегко найти, знаешь ли... Так что... — он делает еще один глубокий вдох. — Тебе нужно будет научиться быть честным, предельно честным с Гарри. О своих страхах и чувствах. И это самая сложная часть любых отношений — делиться и общаться, потому что это единственный путь, ВИЧ-положительный ты или нет, понимаешь. Драко кивает, чувствуя напряжение. — Что касается твоих опасений, что презервативы порвутся, — смеется Ремус, качая головой, и Драко чувствует, что его лицо раскраснелось, он весь смущен, маленький, чертовски юный и обнаженный. — Не волнуйся так сильно, презервативы так просто не рвутся. Уж я-то знаю, — добавляет он, смеясь над покрасневшим лицом Драко. Драко смущенно отводит глаза. — И я сбился со счета, сколько раз эта тема поднималась дома, так что Гарри очень хорошо осведомлен о том, как быть осторожным и ответственным в вопросах предохранения, — заверяет Ремус с озорной ухмылкой, от которой Драко хочется спрятать лицо и больше никогда не смотреть на Ремуса. О Боже, думает он. Это самый неловкий и неловкий момент в его жизни. Он навсегда запомнит ожог стыда от того, что отец его парня затеял с ним этот разговор. Честно говоря, ему хочется сбежать. — Он будет знать, как поступить, — добродушно говорит Ремус и похлопывает Драко по плечу. — Если понадобится, он будет знать, как научить тебя и провести через все меры защиты, — добавляет он, начиная вставать. — А теперь я прошу прощения за этот довольно неудобный разговор, — смеется он, развлекаясь. — Уф, — вклинивается Драко, заикаясь и дрожа. — Спасибо? И Ремус смеется как следует, открыто, его голос вибрирует по комнате, и он жестом велит Драко встать. — Пойдем. Бродяга снаружи. Я с удовольствием познакомлю вас двоих. И Драко позволяет вывести себя на улицу, с ужасом ожидая момента, когда он увидит гей-папу Бродягу, как Гарри называл его раз или два в дни их раннего общения, думая о том, как нелепо, что он обнимал этого чертовски красивого мужчину неделю назад, совершенно не подозревая об их связи. Они прощаются со всеми, и Ремус надевает довольно странные шерстяные перчатки; они похожи на маленьких ежиков и уродливы до жути. Драко таращится, а Ремус громко смеется. — Это подарок, — говорит он, пожимая плечами. — Пойдем, щеночек, тебе предстоит знакомство с самым красивым мужчиной на свете, — гордо говорит Ремус, и Драко смеется. Это так невероятно обнадеживает — видеть, как эти двое мужчин так безгранично любят друг друга даже спустя столько лет. — Кажется, я обнимал твоего мужа на прошлой неделе, — признается он с глупой улыбкой. — Да, я слышал об этом, — Ремус улыбается ярко и со знанием дела. — Мы просто не знали тогда, что ты — тот самый Драко. Драко смеется. Тот самый Драко. Он чувствует головокружение. Снаружи довольно холодно, и там стоит Бродяга: руки скрещены на груди со свирепым выражением лица. Но прежде чем Ремус и Драко успевают что-то сказать, мужчина подходит прямо к ним и улыбается Драко ярко и величественно, положив руки на оба плеча Драко. — Драко Малфой, — говорит он с неуместной гордой улыбкой на лице, и Драко чувствует, что он что-то пропустил, тот момент, когда их представляли друг другу. — Ты парень Гарри, — продолжает он, и Ремус бормочет рядом с Драко, тоже смущенный. — Откуда ты вообще это знаешь, Бродяга? — спрашивает Ремус, звуча расстроенно. — У меня только что был потрясающий разговор с давно потерянной кузиной, которая оказалась твоей мамой, малыш, — он разражается странным, диким смехом, глядя Драко прямо в глаза. Его длинные черные волосы, усеянные сединой, резко развеваются на ветру. — Я Сириус Блэк, Драко, и мне очень приятно с тобой познакомиться. — ЧТО? — Что? Ремус и Драко смотрят на Сириуса с растерянными, дикими выражениями, но тот неумолим, улыбается ярко и тепло. Его ясные серые глаза, такие же, как у Драко, смотрят на него огненным светом. И, как думает Драко, он очень похож на гораздо более интересную версию кузена Регулуса. — Ты — Гейское Позорище? — ошарашено спросил Драко. Сириус разражается диким, маниакальным смехом и трясет головой, плечи вибрируют от смеха. — Так вот как они меня называют в наши дни? — восторженно спрашивает он. — Бесценно! — Да, так тебя называет тетя Белла, — сообщает Драко, все еще пытаясь осмыслить все это. Какого хрена вообще происходит в его жизни? — Прекрасно! — Сириус открыто улыбается. — Я ни капельки не скучаю по кузине Беллатрикс, — говорит он. Но потом, внезапно, он становится очень серьезным, и Драко замечает некоторые черты, которые кажутся ему очень знакомыми, потому что они так похожи на Блэка. Он так похож на идеальную смесь Великой тети Вальбурги и Великого дяди Ориона. — Драко, — говорит он, голос глубокий и серьезный. — Ты будешь жить, малыш, и ты будешь любить и будешь любимым. Услышь это, щеночек: ты будешь счастлив, и я позабочусь о том, чтобы быть рядом на каждом шагу. Будь то с Гарри или без него, ты не будешь одинок. Никогда в жизни, до самой старости и морщин. Потому что у тебя есть семья и хорошие друзья. Попомни мои слова, Драко. И Драко дрожит от напряженности бархатистого голоса и ярко-серых глаз, от тяжести слов Сириуса. — Воистину, пути Господни неосповедимы, — лепечет Драко, звуча ошарашенным даже для своих собственных ушей. — Видишь? — Сириус расплывается в улыбке, полной озорства. — Ты уже говоришь как старый добрый Альбус! Затем Ремус смеется, громко и весело, а Сириус смеется, дико и свободно. И, если быть совсем честным, Драко немного плачет, когда Сириус заключает его в крепкие объятия. — Ты правда мамин кузен-гей? И Сириус смеется еще больше, говоря, что да, это так. — Я всегда хотел узнать о тебе больше, — признается Драко, улыбаясь Сириусу. — Пойдем домой. Я расскажу тебе все о своей великой гейской жизни! — Сириус лучится. — Я сказал Гарри, что привезу ему сюрприз, — сообщает он им. Он отстраняется от Драко и горячо целует Ремуса в губы. — Привет, красавчик, — Сириус театрально подмигивает Ремусу, который смеется. — А я-то думал, что это я сделаю тебе приятный сюрприз, познакомив тебя с Драко, — говорит Ремус, качая головой и касаясь плеча Драко. — Ты всегда крадешь все лавры, Бродяга. — Драматизм и театральность у нас в семье, я знаю, — Сириус быстро подмигивает Драко, и тот смеется. — Я — сюрприз для Гарри? — спрашивает Драко, чувствуя себя немного потерянным, переминаясь с ноги на ногу, пока пара ведет его к машине. — Да, Драко, правильно, — говорит Сириус, как тетя Белла, но когда он это делает, он звучит мило и тепло, а вовсе не грубо. — Ты — лучший сюрприз! И Драко вынужден признать, что он уже влюблен в семью Гарри.