Всего лишь омега?

       В Пристани Лотоса начиналась настоящая весна, несмотря на стоящий на дворе февраль. Чувствовался запах цветущих гибискусов, готовили хмельные напитки из риса, готовясь к весеннему празднованию, да и жизнь кипела и била ключом. По улочкам Ляньхуа гулял запах выпечки и острых специй, слышался гам и шум толпы, окрики полных продавцов, продающих рыбу, различные специи, сладости и прочий товар. Все это было так привычно для Цзян Чэна и Вэй Усяня, что парни, не сдерживая улыбок, шли следом за Цзян Фэньмянем от причала в Ляньхуа к Пристани Лотоса. Их радостно приветствовали жители, очень приятно удивленные прибытием молодых господ, что раньше так часто гуляли по улицам и помогали простым людям, чем могли. Не было снега, что еще лежал в Облачных Глубинах, не было морозов, солнце уже приятно припекало спины и в теплых одеждах, в которых парни уезжали из Гусу, было уже жарко, что омеги не видели ничего плохого в том, чтобы снять верхние накидки. До Пристани Лотоса добираться было одно удовольствие. Искрящиеся улыбками загорелые лица простого народа заставляли улыбаться в ответ, а румяные булочки, которые так настойчиво пихали бабушки в руки Цзян Чэна и Вэй Ина, поднимали настроение на весь оставшийся день. Но Цзян Чэн понимал, что его еще ждал серьезный разговор с его родителями и он очень сильно хотел, чтобы брат присутствовал на нем, ведь иначе Цзян Чэн не сможет сохранить жизнь своего ребенка, поддавшись на провокации родителей. А ему очень не хотелось, чтобы частичка Сиченя, одна единственная, что осталась у него от Альфы, навсегда покинула его. Да и ребенок этот был Цзян Чэна тоже, он уже любил его всей душой и очень сильно боялся потерять. Вэй Усянь поддерживал его всю дорогу, что они провели в джонке, сев на нее в Циси, ведь парни не смогли бы выдержать всю дорогу на мечах, успокаивая и говоря, что все будет хорошо. Если даже нужно будет, он сам встанет перед матерью Цзян Чэна, защитив брата от Цзыдяня. Цзыдянь был семейной реликвией клана Юй, передающийся по наследству. Сейчас кольцом владела госпожа Юй, мать Цзян Ваньиня, отчего ее прозвали «Пурпурная Паучиха», поскольку кольцо, при помощи духовных сил, становилось кнутом, при взмахе которого исходила фиолетового цвета молния. Это было очень сильное духовное оружие и оно само выбирало, кому подчиняться. Так Цзян Фэньмянь никогда не мог привести в действие кольцо, сколько бы ни пытался. Цзян Чэну же мать никогда не давала Цзыдянь, ведь он не умел обращаться им, мог навредить себе. Но когда-то, когда он был еще маленьким, женщина гладила его перед сном по голове и говорила, что спустя время Цзыдянь станет его. И Цзян Чэн очень желал этого, ведь если мать отдаст ему семейное кольцо, то это будет означать, что он достоин. И мать им гордится.        Пристань Лотоса встретила хозяев раскрытыми воротами и окриками мальчишек-адептов, которые наперебой кричали имена Цзян Ваньиня и Вэй Усяня, несясь к ним, на ходу кланяясь главе клана Цзян, оббегая его и тут же накидываясь на старших. Цзян Чэн со смехом поздоровался с каждым ребенком, потрепав по голове и похлопав по спине ребят постарше. Вэй Усянь каждого шиди подхватил на руки под неодобрительное бормотание главы клана Цзян, который возмущался скорее для вида. Цзян Чэн обвел взглядом двор, на котором сейчас они все столпились, улыбнувшись и вдохнув сладкий аромат, что был присущ только Юньмэну. Он провел здесь всю свою жизнь и безмерно любил отчий дом. И когда наступит век его правления, он обязательно не потеряет все, что было создано его предками, а наоборот, улучшит и увеличит мощь клана. Его Орден входил в пятерку самых сильнейших и могущественных кланов и Цзян Чэн обязательно сделает так, чтобы клан Юньмэн Цзян перестали называть кланом, в котором совершенно не было дисциплины, как и перестали называть его главу мягкотелым. Ваньинь приложит все необходимые усилия для благополучия и процветания Ордена Юньмэн Цзян.        Когда голоса стихли и все взоры перекинулись на главные двери дома, Цзян Чэн тоже поднял голову, замечая идущую к ним женщину, а позади нее, словно две тени, ее служанок Цзиньчжу и Иньчжу. Но они были не простыми служанками, а самыми доверенными лицами для Юй Цзыюань, ее правой и левой рукой, ее глазами и ушами за пределами Пристани Лотоса и внутри нее. Самые настоящие натренированные убийцы, взращенные розы лично матерью Цзян Чэна. Госпожа Юй была женщиной довольно строгой и холодной и от этого нередко характер его матушки оставлял желать лучшего. Она была довольно вспыльчива и сварлива, часто вымещала злость на своей семье и больше всего недолюбливала в этом мире Вэй Усяня, которого еще в детстве в Пристань Лотоса привел Цзян Фэньмянь. Эту историю Цзян Чэн узнал уже давно, но старался не обращать внимания на грязные слухи, гуляющие по Поднебесной. Вэй Усянь был сыном слуги, Цансэ Саньжэнь, что когда-то была подругой его отца и вышла замуж за слугу Цзян Фэньмяня. А он был влюблен в эту взбалмошную девушку и даже спустя столько лет не смог ее позабыть. Потому-то и гуляли слухи о том, что Вэй Усянь является бастардом Цзян Фэньмяня, из-за этого он привел в свой дом, принял в семью безродного мальчишку. Никто даже не мог подумать о том, что все это было жестом доброй воли, из-за дружеских чувств, испытываемых к Вэй Чанцзэ и Цансэ Саньжэнь. И сколько бы не боролись с этими слухами люди отца Ваньиня, они все не заканчивались, только появлялись, как сорняки на полях. Когда-то давно Орден Юньмэн Цзян и Мэйшань Юй оказали сильное давление на молодого Фэньмяня, чтобы тот взял в жены третью молодую госпожу Юй, но нелюбимая женщина так и осталась нелюбимой, отчего родители Цзян Чэна даже жили в разных частях Пристани Лотоса. Удивительно то, что у них вообще появились дети при таких взаимоотношениях. Ведь родители Цзян Чэна ругались всегда, сколько он их помнил. Госпожа Юй поддевала главу клана Цзян колкими словами, тот, даже если не реагировал, а спокойно отвечал и не устраивал скандала, Юй Цзыюань вспыхивала как фитиль. Цзян Чэн всегда знал, что характером он пошел в свою мать. Такой же грубый, вспыльчивый и не умеющий выражать собственные эмоции. Но также готовый разорвать всех за собственную семью и отдать жизнь за ее защиту.        Женщина быстрым шагом подошла к семье, а адепты за спинами молодых господ и главы клана Цзян поклонились ей, сложив руки перед собой в широкое кольцо. Вэй Ин и Цзян Чэн также склонились перед могущественной женщиной, чье имя пугало многих в Поднебесной, а она оглядела их с ног до головы. Ноздри ее раздувались от быстро втягиваемого воздуха, руки, сложенные на животе напряглись, а на висках заиграли желваки. Госпожа Юй была в ярости, это было видно невооруженным взглядом. А потому никто не решался первый начать разговор.        — Что, все же исключили этого Вэй Усяня? Я говорила, что он нашлет позор на весь клан Цзян, — нахмурилась она, кинув взгляд на мужа.        — Не ругай его, третья жена, — ответил Фэньмянь, также легко поклонившись женщине в знак приветствия. — А-Сянь встал на защиту нашей дочери, Цзинь Цзысюань оскорбил ее честь. И я принял решение. Я разорвал помолвку, о которой вы, моя госпожа, договорились с госпожой Цзинь.        — Что?! — взъярилась Цзыюань, нахмурившись, а от ее вскрика Вэй Усянь покрылся холодным потом. — Ты! — она перевела взгляд на ненавистного мальчишку, что склонил голову еще ниже, а женщина вновь переключила внимание на мужа. — Может ниспошлешь меня куда подальше, если ты все равно не прислушиваешься к моим словам, мой муж? Они лишь дети! В браке бы они прижились!        — Подумай, о чем говоришь, моя госпожа. Наша дочь должна быть счастлива.        Женщина громко фыркнула, а после повернулась к сыну, подходя к нему.        — Почему и ты приехал? Я не слышала о том, чтобы что-то произошло.        — Я решил вернуться домой, матушка, — Цзян Чэн выпрямился с позволения, посмотрев на мать, что легко коснулась его щеки ладонью. — Я соскучился по вам и цзецзе, мне не хотелось оставаться одному в Облачных Глубинах.        — Даже мой сын непослушен. Обучение в Облачных Глубинах одно из самых лучших, туда непросто попасть, а тебя, омегу, признали, — фыркнула альфа и отвернулась, отнимая руку от лица сына.        Цзян Чэн сглотнул, смотря вслед матери, у которой сильно испортилось настроение. А значит, разговор о его положении откладывался на неопределенное время и Ваньинь безумно боялся реакции его родителей. Он совсем не знал, как отреагируют его отец и мать, чего от них ждать и как защищать плод, если придется. Посмотрев на Вэй Усяня, Цзян Чэн столкнулся с шисюном взглядом, тяжело вздохнул и направился в Пристань Лотоса следом за родителями, пока адепты несли их вещи. Он был наконец-то дома.        Но как и предполагал Цзян Чэн, его и Вэй Усяня наказали. Вэй Ина, конечно, сильнее за то, что из-за него сорвалась помолвка их старшей сестры, а потому запретили выходить куда-то дальше, чем Пристань Лотоса, посадив под домашний арест, а матушка приставила к нему своих служанок, которые могли с легкостью усмирить непокорного омегу, если бы он ослушался приказа. Цзян Чэна госпожа Юй просто игнорировала, за общим столом напоминала о его «безрассудном решении покинуть Облачные Глубины» из-за собственной прихоти, но она так до сих пор и не знала настоящую причину. Цзян Яньли, услышав тогда о разрыве помолвки только тихо вздохнула, опустила голову, но промолчала. Она ничего не сказала на это, только продолжила кушать за столом, пока госпожа Юй сокрушалась о том, что все ее старания пошли насмарку. Вэй Усянь отдельно просил у своей шицзе прощения, едва ли не на коленях, сидя на полу перед ней, пока девушка перебирала волосы младшего брата, а Цзян Чэн сидел рядом и поедал сладкие семена лотоса. Рядом со своей цзецзе он ощущал себя более, чем спокойно. Да и ребенку внутри, кажется, уже безмерно нравилась его тетушка.        Так, за наказанием, прошел целый месяц, наступила весна, март уже согревал своим солнцем, распускались цветы, вода в озерах постепенно начинала согреваться и некоторые шиди уже даже начинали плавать. Вэй Усянь, по сути своей обожающий плавать и делающий это лучше всех, как и Цзян Чэн, плавал вместе с ними, отправляясь на частные озера воровать семена лотосов, когда его наказание окончилось. Вот только сам молодой господин Цзян поплавать не мог. Ведь Цзян Чэн больше ни при ком не снимал своих ханьфу. Его животик стал побольше, что теперь перед сном Цзян Чэн лежал в кровати и подолгу гладил его, разговаривая с малышом, которого так сильно любил. Он свято верил в то, что ребенок внутри уже сформировался, как человек, и прекрасно слышит его, чувствует своего папу. И разумом он понимал, что чем дольше он тянет с признанием родителям, тем хуже может стать потом. А поэтому, нужно было все рассказать. В один из дней, когда вся его семья собралась за столом на обед, когда даже матушка, казалось, была в приятном настроении, Цзян Чэн, ковыряясь в рисе палочками, понял — пора. Отложив приборы, омега сжал ткань ханьфу на своих коленях и вскинул голову, когда на него с непониманием посмотрели и мать, и отец.        — Отец. Матушка. Цзецзе, — произнес Цзян Чэн, привлекая внимание всех членов своей семьи и получая поддерживающий взгляд Вэй Усяня, что наполнял незримой уверенностью. — У меня есть для вас… новость. Она не плохая. Но и не хорошая, ведь я поступил не так, как следовало бы поступить господину из приличной семьи, из могучего и уважаемого клана.        — Что случилось, А-Чэн? — произнесла Яньли, взяв Ваньиня за руку, сидя к нему близко, как и Вэй Усянь. Сжав в поддерживающем жесте ладонь своего младшего брата, она улыбнулась. — Мы выслушаем тебя.        — А-Чэн? — приподнял брови глава клана Цзян.        — Хуже новости досрочного возвращения с обучения в Облачных Глубинах быть не может, — недовольно произнесла госпожа Юй, но палочки отложила, взглянув на сына.        — В Облачных Глубинах началась моя первая течка, — мадам Юй напряглась при этих словах и привычным отточенным действием покрутила на пальце кольцо, дабы успокоиться. — Я… — Цзян Чэн замялся и вздрогнул, когда вторую его ладонь сжал и Вэй Усянь. Почувствовав поддержку со стороны сестры и брата, омега продолжил. — Я провел ее не один.        Мадам Юй вздрогнула, махнула рукой, сбивая со столика чашку, а ее служанки сразу же подлетели к своей госпоже, убирая осколки. Женщина побледнела, уже предчувствуя, что именно хочет донести ее ребенок.        — И… что же? — тихо произнес Цзян Фэньмянь, смотря на сына, который с каждым словом все больше краснел. От стыда, от обиды и неконтролируемой печали. На его глазах выступили слезы стыда, но ни одна из них так и не скатилась по покрасневшим щекам.        — У моего действия были последствия. Кажется, у меня будет ребенок, — прошептал Цзян Чэн, но этот шепот был как оглушающий крик, ведь все присутствующие разом замолкли, даже, казалось, птицы прекратили свою песню.        Госпожа Юй, вначале опешившая, не понимающая, что произошло, вдруг громко и прерывисто вздохнула, прикрывая рот ладонью, со слезами в глазах смотря на единственного сына, пусть и омегу. Сейчас она хотела узнать лишь одно:        — А-Чэн… тебя принудили к близости?        — Нет, матушка, — Цзян Чэну стало еще более стыдно, чем было до этого. Только прохладные ладошки сестры и горячие Вэй Ина успокаивали его сейчас и не давали просто расплакаться и сбежать, как он сделал это с Лань Сиченем, — … прошу, не пишите письмо в Облачные Глубины. Не пытайтесь узнать имя этого человека. Я хочу сохранить этого ребенка, хочу воспитать его самостоятельно, хочу держать его втайне, чтобы никто не знал о моем положении, никто не знал о нем и не сделал больно.        Фэньмянь прикрыл лицо ладонью, оперся локтем о стол, замолчал и что-то обдумывал в голове, пока госпожа Юй громко хлопнула руками по столу, приподнимаясь на коленях, смотря на сына.        — Ты в своем уме?! Ты понимаешь, что ты натворил и какой позор ниспослал на наши головы, А-Чэн?! Ребенок, принесенный в подоле! Как ты мог так опозорить свою семью?!        — Поэтому я и хочу оставить его втайне, матушка! — не оставшись в долгу, вскрикнул Цзян Чэн, готовый бороться за право своего ребенка жить. — Никто не узнает о нем! Будут знать лишь те, кому позволено знать! Я никуда не стану выходить, я буду лишь в Пристани Лотоса, чтобы защитить моего ребенка!        — Ха! Его ребенка! — вскрикнула женщина, взмахнув рукавами ханьфу. — Посмотри! Это все твое влияние и воспитание! Влияние Вэй Усяня! — она махнула рукой в сторону Вэй Усяня, неотрывно смотря на мужа. — Посмотри! Теперь А-Чэн, наш сын, принес в подоле! Говорит, нам даже не положено знать имя отца ребенка!        — Все не так! Вэй Усянь здесь не при чем! Я влюблен в этого Альфу! Я хотел быть с ним!        — Тебе лишь шестнадцать! Ты сможешь воспитать ребенка, которого так отчаянно желаешь оставить?! Да ты сам ребенок!        — Довольно, госпожа, — осадил вспыльчивую жену Фэньмянь. Он тихо вздохнул и подозвал слугу. — Пригласи лекаря, пусть осмотрит А-Чэна. Разговор не должен выйти за пределы этой комнаты, — он оглядел всех стоящих здесь слуг, затем посмотрев на детей. — Если А-Чэн желает оставить это тайным, то на то должна быть причина.        — Теперь ты и такому будешь потакать? — вспылила Цзыюань, а глаза ее заблестели от сдерживаемых слез и обиды за сына. Что же произошло такого, что он желает сохранить все в секрете? Вдруг обманывает омега материнское сердце, все было совсем не так, как он рассказал и его взяли силой, но Цзян Чэн желает сохранить обидчику жизнь и репутацию? — А-Чэн, — женщина снова взглянула на сына, а Цзыдянь, чувствуя настроение хозяйки, заискрился. — Скажи имя. ГОВОРИ!        — Нет! — вскрикнул омега, зажав руками свой животик, таким образом защищая его и зажмуриваясь.        — Матушка, прошу вас, А-Чэну нельзя нервничать, — подала несмело голос Яньли, обняв двумя руками брата, прижимая его к себе.        Вэй Усянь поднялся из-за стола, вставая перед Цзян Чэном, кланяясь госпоже Юй и господину Цзян, а затем, не поднимая головы, начиная говорить:        — Я знаю, что не имею права просить. Не имею права вмешиваться. Но этот ребенок — часть Цзян Чэна. Он любит своего папу, как и его папа любит этого ребенка. Прошу, сохраните ему жизнь, не заставляйте лекаря убирать ребенка, я умоляю вас. Госпожа Юй, дядя Цзян, если вы хотите, то вместо Цзян Чэна можете наказать меня. Госпожа Юй, вы можете избить меня Цзыдянем, но не лишайте моего шиди ребенка!        — А-Сянь, — добродушно произнес Фэньмянь, затем также нежно обращаясь к сыну. — А-Чэн. Я позвал лекаря не для того, чтобы он убрал ребенка из живота А-Чэна. А для того, чтобы он осмотрел его, сообщил все ли хорошо с ребенком. Чтобы за А-Чэном теперь велся контроль. Я боюсь, что с моим внуком что-то могло произойти, ведь Ваньинь не обратился к лекарю вовремя, не сказал о своем состоянии. Думаю, моя госпожа поддержит меня в этом решении.        Госпожа Юй вскинула на мужа полные слез глаза, выдыхая и усаживаясь на подушке ровно, поднимая пиалу с водой, залпом осушая ее и унимая дрожь в собственных руках.        — Я не планировала… становиться так быстро бабушкой, но… Так и быть, я не стану лишать собственного сына ребенка. Возможно, этот ребенок то, что нужно нашей семье. Так Небеса успокаивают нас из-за сорвавшейся помолвки А-Ли или позволяют так лучше прочувствовать нашу семью, — выдохнула женщина, взглянув на еду. Кусок в горло больше не лез. — Но со временем, когда соберешься с мыслями, ты должен рассказать нам всю правду. Имя отца ребенка и при каких обстоятельствах он был зачат. Иначе, клянусь, я лично напишу письмо Лань Цижэню.        — Спасибо… — зашептал Цзян Чэн, уткнувшись сестре в изгиб шеи носом. — Спасибо, матушка, отец.        Обедать больше никто не стал. Время ожидания лекаря прошло в молчании, каждый обдумывал что-то для себя, а камень с плеч Цзян Чэна спал. Остался лишь тяжелый валун, тяжесть обманутого Лань Сиченя, которому Цзян Чэн так и не смог ничего сказать. Даже в ответе на письмо, что прислал Первый Нефрит спустя несколько дней после отбытия Цзян Чэна из Облачных Глубин. В нем Лань Хуань интересовался здоровьем всей четы Цзян, передавал свое сожаление о разрыве помолвки Цзинь Цзысюаня и Цзян Яньли, обещал приехать в гости, когда получится и предлагал Цзян Ваньиню привезти сладости из Гусу. Цзян Чэн на письмо ответил сухо: согласился на то, чтобы ему привезли гостинцы, сообщил, что с радостью примет в Пристани Лотоса Лань Сиченя, передал, что с его семьей все хорошо и поблагодарил за письмо. На этом было все. Ему было не до того, чтобы отвечать на письма любимого Альфы. Он был слишком усталым, слишком нервным, ведь переживал из-за собственной беременности и реакции родителей. Теперь же он надеялся, что ответ не обидел Лань Сиченя и он снова напишет письмо. Когда фусума в обеденную зону открылись и вошел слуга, сообщая, что прибыл лекарь, Цзян Чэна отвели брат и сестра в его комнату. Лекарь уже был там, попросил всех выйти и принялся за осмотр. Цзян Чэн, испытавший лишь раз в жизни этот стыд, вновь испытал его, когда лекарь доставал свои инструменты, чтобы осмотреть молодого господина. Но когда с осмотром оказалось покончено, Цзян Чэну позволили одеться и встать. Вошли госпожа Юй и господин Цзян, а лекарь подтвердил беременность их наследника. По животу можно было сказать, что шел четвертый месяц, начинался пятый, никаких патологий не наблюдалось и ребенок рос здоровым. Лекарь, который являлся тоже омегой, сообщил, что по изменившемуся запаху молодого господина Цзян можно было предположить, что у него в животе рос настоящий Альфа, ведь к нежному запаху лотосов и молока прибавлялся также более резковатый запах горького миндаля. Госпожа Юй лишь тихо выдохнула, а Цзян Фэньмянь поздравил сына с улыбкой на губах. Он вынашивал наследника клана, настоящего Альфу и должен был гордиться этим. Вот только Ваньинь был несколько опечален. Но лишь тем, что он совсем не знал как воспитать Альфу, будучи омегой без мужа. Ему прописали травы, которые стоило принимать беременным, прогулки на свежем воздухе и побольше здоровой и полезной еды. Обеспокоенная госпожа Юй пыталась узнать у лекаря, все ли в порядке и можно ли понять, что ее сына принудили к соитию, но лекарь лишь качал головой. Тогда с него взяли клятву молчать и спокойно отпустили. Осталось лишь скрыть беременность собственного сына, но сам Цзян Чэн был заинтересован в этом, а потому не станет позорить клан еще больше. После родов можно было сказать, что сын его, а остальные пусть бы думали то, что хотели.        И так, с момента признания в собственном положении, Цзян Чэну отчего-то стало легче дышать. Он ощущал себя гораздо спокойнее, меньше переживал и чувствовал, что о нем заботятся. Его сестра, и так до этого страдающая излишней заботой о братьях, теперь готовила его любимый суп из свиных ребрышек и корней лотоса едва ли не каждый день, ходила с ним на прогулку в пределах Пристани Лотоса, а пока и живот был не таким видным, они вместе прогуливались в Ляньхуа и даже брали с собой Вэй Усяня, который скупал все вино в округе. Слишком пристрастился к вину в Облачных Глубинах и теперь пытался воссоздать тот прекрасный вкус Улыбки Императора. Матушка Цзян Чэна перестала наседать на своего ребенка, чаще интересовалась его состоянием, иногда, сидя вдвоем в беседке, скрытой густым плющом, когда она отсылала прочь даже своих служанок, она гладила животик сына, пока сам Ваньинь лежал головой на плече любящей матери. Цзян Фэньмянь перестал словно игнорировать сына, теперь он уделял ему гораздо больше времени, что даже госпожа Юй перестала подначивать его, укалывая злыми словами: «Прости, что этого ребенка родила нелюбимая женщина!». Цзян Фэньмянь постепенно вводил сына в управление кланом, объяснял о том, как заполнять документы, что ему присылали с разных уголков Юньмэна, показывал, как он раздает приказы на ночные охоты, на которые очень частенько стал вызываться ездить Вэй Усянь, чтобы хоть как-то помочь клану, пока Ваньиню запретили любое заклинательское дело, даже меч отобрали, пока он не родит. Все для того, чтобы будущий внук госпожи Юй и господина Цзян вырос крепким и не доставил проблем своему папочке в его животе. Все шло прекрасно и своим чередом.        Беременность тоже протекала хорошо. Минуты сменялись часами, часы днями, а дни сменялись неделями. Время текло неимоверно быстро, утекая, как песок сквозь пальцы. Цзян Чэн занимался каллиграфией, чтобы было не так скучно жить без отобранного меча, стрелял из лука вместе с шиди и много читал. Ему безумно полюбилось читать книги, особенно сказки с серой моралью. Он обожал читать их перед сном, всегда вслух, чтобы его ребенок, какого бы пола он не был внутри, все обязательно слышал и запоминал голос своего папы. В Пристань Лотоса едва успевали привозить все новое и новое чтиво для молодого господина, который щелкал их, как орехи. Наутро Вэй Усянь, который заходил разбудить брата, лично приносящий ему завтрак в постель, едва мог пробираться сквозь книги, стоящие ровными стопками прямо посреди комнаты. Он вечно ругался на шиди за его долгие чтения перед сном. Вэй Ин считал, что из-за позднего засыпания и просыпания после обеда у его племянника могли развиться проблемы, ведь «Ребенок не спит, когда не спишь ты, Цзян Чэн! Пожалей моего племянника!», такими словами сыпал особенно чувствительный омега. После этих недолгих препирательств, Цзян Чэн, отбиваясь от помощи Вэй Усяня, который вдруг решил, что с беременностью у молодого господина Цзян отсохли руки, заделался в его слуги, решив помогать одеваться, умывался и затем они вдвоем садились на веранде у Цзян Чэна, ведь окна и веранда его комнаты выходили на частное озеро семьи Цзян и отсюда открывался чудесный вид на рассветы, а закатное солнце с другой стороны окрашивало небо в разные восхитительные цвета. Омеги, опуская ноги в теплую воду, позволяли маленьким рыбкам облеплять их стопы, а сами в это время вкушали приготовленную на кухне еду. Цзян Чэна частенько баловали повара, преподнося ему втайне засахаренные персики, любимое лакомство их молодого господина.        Когда живот стал совсем огромен, то над Цзян Чэном появились сразу три курицы-наседки. Его мать, старшая сестра и Вэй Усянь. Один лишь Цзян Фэньмянь пытался образумить остальных, что с беременностью он не стал инвалидом и не лишился ног и рук. И впервые Цзян Чэн ощущал, что отец отдает предпочтение не Вэй Усяню, а ему, собственному сыну, ведь он учитывал пожелания самого Ваньиня. От того, что животик стал слишком большим, в одну из ночей, когда омега вновь читал перед сном, он кое-что почувствовал. Едва ощутимое, но с каждым разом нарастающее. Его ребенок, его маленький малыш двигался внутри! Цзян Чэн сразу же распахнул свою рубашку для сна, замечая небольшой след крохотной ножки на коже его живота. Так быстро он еще никогда не собирался. Омега вылетел из собственной комнаты, забыв даже обуться, босыми ногами пробегая по деревянным половицам в сторону комнаты Вэй Усяня, распахивая фусума и заставая брата, что еще не спал, пишущим письмо. Вэй Усянь вскочил, распахивая глаза и смотря на переполошенного брата, который подлетел к шисюну, схватив его за руку и уложив на свой живот. Вэй Усянь вначале замер, а после вздрогнул, бросив кисть и уложив и вторую ладонь на животик шиди, погладив. И там же, где Вэй Ин касался ладонью, появлялся след, то маленькой ножки, то ладошки.        — Оно что… толкается? — прошептал Вэй Ин, с благоговейным трепетом впитывая этот момент.        — Прекрати называть моего ребенка «оно», — раздраженно цокнул языком Цзян Чэн, но быстро смилостивился, улыбнувшись. — Мой малыш пинается.        — Ну извини, нам ведь неизвестно, племянник у меня или племянница, — оправдался старший омега, улыбнувшись и вновь взглянув на животик, что не был скрыт тканью рубахи. — Теперь я тоже хочу ребенка, — засмеялся он, присев на колени и прижавшись ухом к животу. — О, я его слышу, слышу! Он со мной разговаривает!        — Малыш, пни его, чтобы он в сторону Гусу, к своему благоверному, улетел, — закатил глаза Цзян Чэн. — Он ведь не умеет говорить, что ты такое несешь?        — А вот и неправда. Все он умеет, просто ты не слушаешь и не хочешь слушать, — ухмыльнулся Вэй Ин, прикрыв глаза. — Эй, малыш, поскорее выходи. Дядюшка Усянь так хочет тебя увидеть.        — Выйдет тогда, когда срок придет, — беззлобно пробурчал Цзян Чэн, улыбнувшись. — Не надо выходить раньше времени, — он вздохнул, присаживаясь на кровать старшего брата, посмотрев на животик и уложив ладони на него, куда тут же толкнулся ладошкой его ребенок. — Вэй Усянь, я так переживаю.        — Что случилось, Цзян Чэн? — поинтересовался Вэй Ин, присаживаясь рядом.        — Слишком хорошо и спокойно все идет, — шепнул он. — Я чувствую, что скоро что-то должно произойти. Что-то плохое, но я не знаю, что именно. И к тому же, скоро лето. А если я правильно подсчитал, то в конце лета должен появиться мой ребенок. И я очень боюсь момента родов. Переживаю, что что-то может пойти не так, что мой малыш не выживет. Я очень боюсь.        — Не стоит думать о плохом. Чем больше ты думаешь о плохом, тем больше судьба хочет сделать это, — улыбнулся Вэй Ин, погладив брата по спине, тоже смотря на его животик, что с каждым днем все больше рос. — С тобой буду я и шицзе. А еще госпожа Юй и дядя Цзян. Мы все поддерживаем тебя, любим и будем защищать нашего маленького наследника. Ведь даже твои родители полюбили твоего малыша, хотя изначально госпожа Юй сильно ругалась. Думаю, что они очень сильно ждут своего внука, поэтому к родам позовут самых лучших повитух и лекарей.        — Может, ты и прав, — улыбнулся Цзян Чэн, вздохнув. Старший омега лишь улыбнулся, вновь прижав ладонь к животу шиди.        Они просидели так еще немного, а после Вэй Ин, отдав свои носки, проводил Цзян Чэна до его комнаты, где молодой господин Цзян лег в постель, но все еще не мог долго уснуть, ведь постоянно трогал свой животик, где показывалась то ладошка, то крохотная ножка. Он уже решил, что постарается дать этому малышу все, что он только попросит. Это будет его радость и сокровище. Вот только чем ближе были роды, тем больше задавался он вопросом выбора имени. Кто у него родится? Мальчик или девочка? Ребенок будет Альфой, это сообщили уже давно, но как назвать ребенка, чтобы его судьба сложилась не так, как у его папы? Имя самого Цзян Чэна обозначало «река» и «чистый». Он был желанным ребенком для своей матери, но, возможно, не таким желанным для отца. Ваньинь же обозначало «воспевать ночь». Возможно, можно было бы придумать что-то, схожее с именем самого омеги, а также подходящее к фамилии клана Цзян. Но совершенно ничего не шло в голову, отчего Цзян Чэн постоянно переворачивался с одного бока на другой, ведь спать на спине ему запретили. И первое, что он сделает после родов — ляжет спать на живот. И пусть только попробуют запретить ему это сделать. Оставить ребенка без нареченного имени было кощунством, а просить кого-то придумать имя для его ребенка он не хотел. Ваньинь снова крепко задумался, нахмурив брови и обняв свою подушку, которая уже вся скаталась от того, как беспокойно омега ее мял в руках. Решив, что имя подобрать можно будет сразу же после рождения ребенка, Цзян Чэн прикрыл глаза, вскоре отдаваясь в приятное царство сна, тихо засопев. И только теплый ветер, гуляющий по комнате сквозь открытое окно и фусума, ведущие на веранду, убаюкивал беременного омегу.        Но через некоторое время стало известно о бесчинствах, начатых кланом Вэнь. В мире существовало огромное множество кланов и Орденов, числом превосходящих даже звезды на небе. И один выделялся среди всех и несомненным колоссом возвышался над остальными — Орден Цишань Вэнь. Клан Вэнь был несметно богат, имел одну из самых больших территорий, подвластных ему, во всей Поднебесной и насчитывал самое большое количество голов адептов. Их история начиналась еще очень давно, от Вэнь Мао, что стал первым, кто сосредоточился на прославлении своего клана и предложил идею объединения заклинателей на основании кровного родства. Власть клана Вэнь была всегда неоспорима, хоть методы их всегда были крайне жестоки и кровавы. Мало кто знает, но всегда шепчут слухи, что своего могущества клан Вэнь добились путём завоеваний и подчинения себе менее влиятельных и мелких Орденов, а всех неугодных устраняли. А о перекладывании проблем на собственных землях на чужие плечи простые смертные и вовсе заикнуться боялись. Так, во времена обучения в Гусу, Вэй Усянь и Цзян Чэн столкнулись с бездонным омутом, еще в самом начале осени, который по водам из Цишаня перебрался в Гусу и обосновался в одном из озер деревень подле Облачных Глубин. Орден Гусу Лань не смог справиться с бездонным омутом той малой группой, что отправили из Облачных Глубин, а вместе с ними были и две омеги из клана Цзян. Вэй Усянь, который решил спасти одного из адептов клана Лань, едва сам не утонул, а Цзян Чэн корил себя, что не смог спасти брата. И если бы не Лань Ванцзи, то кормил бы Вэй Ин рыб на дне собственным телом. Но писать в Цишань Вэнь никто не стал, ведь Вэнь Жохань, нынешний глава клана Вэнь, славился своей тиранией и жестокостью. Он готов был пойти на все ради того, чтобы прославить свой клан, стать едва ли не единственным правителем над остальными и править Поднебесной. Он был Верховным Заклинателем и не страшился использовать самые жестокие методы в завоевании мелких Орденов и кланов, желая идти по головам дальше, прокладывая место к солнцу кровавой дорогой. А клан Вэнь считал, что не даром клановым узором являлось солнце, означающее, что они могли «соперничать с солнцем в сиянии и сравняться с ним в долголетии». И если раньше клан Вэнь хотя бы считался со всеми, то сейчас никто не знал, когда они свернули на кривую дорожку.        В начале августа пришло письмо из Нечистой Юдоли. Не Минцзюэ, глава Ордена Цинхе Не, писал ужасные вести, которые никто не хотел озвучивать Цзян Чэну, но Вэй Усянь, случайно подслушавший разговор госпожи Юй и дядюшки Цзяна, не смог сдержать эмоций. Они на повышенных тонах обсуждали вопиющую новость, а госпожа Юй кричала на мужа, что скоро доберутся и до них. Вэй Ин, сорвавшись с места, побежал в сторону комнаты своего шиди, что в последнее время вновь мучился тошнотой и сонливостью, его постоянно морило и он засыпал везде, где только мог, а поэтому сейчас у него был дневной сон. Но Вэй Ин не мог смолчать и замять эту новость. Не сейчас, когда его сердце само разрывалось от боли, ведь стоило только услышать: «Облачные Глубины… пожар… Лань Ванцзи», как он не помнил себя от того, как сильно зажгло его метку на запястье. Его семиструнный гуцинь. Ворвавшись в комнату, Вэй Усянь заметил, что Цзян Ваньинь уже проснулся и полу-сидя на кровати читал. Он вскинул взгляд на влетевшего в комнату шисюна, сразу же подбираясь и, насколько было возможно с его большим животом, ведь омега был почти на сносях, сел ровно, нахмурив тонкие темные брови.        — Что случилось? Ты как от огня сбежал.        — Цзян Чэн, — Вэй Ин сглотнул ком в горле и позволил слезам потечь из глаз. — Ты обязан знать. Вэнь Сюй, первый молодой господин Вэнь, напал на Облачные Глубины, сжег их. Цинхен-цзюнь тяжело ранен, Лань Ванцзи сильно пострадал, он и Лань Цижэнь оказались пленниками Ордена Цишань Вэнь, а Лань Сичень… — Вэй Ин видел, как сузились зрачки его шиди, но он уже не мог замолчать. — Без вести пропал.

Продолжение следует…