Всего лишь омега?

       Цзян Чэн проснулся рано утром после проведенной с Не Минцзюэ ночи. Пусть они и не смогли закончить начатое, все равно между ними что-то… поменялось. Ваньинь, проснувшись раньше сына и Не Минцзюэ, уже одевшись, как и Альфа еще ночью, лежал на краю кровати, пока Сию спал посередине, а на стороне кровати у окна дремал Не Минцзюэ. Сию сладко сопел, его обнимала крепкая рука Не Минцзюэ, также держа за талию и Ваньиня, а сам мужчина хмурился даже во сне. Он тихонько дышал, его волосы разметались по подушке и он больше не был похож на того воина, которого видели все. Глава клана Не был абсолютно домашним, похожим на дикую кошку, которую смогли приручить. Однако, чувствовалось что-то неправильное во всем этом, будто Цзян Чэн совершил большую ошибку. Доверился, позволил зайти дальше, пусть сам хотел. Он смотрел на Не Минцзюэ, разглядывая его массивное тело, его лицо и думал о том, что же они сотворили. Их разумы были затуманены алкоголем, и что могло бы произойти, если бы Сию не прибежал ночью, жалуясь на кошмары? Цзян Чэн, будучи омегой, мог снова забеременеть, снова вне брака, а кто бы знал, как вновь повернется судьба? Давать ложных надежд не хотелось, стоило поговорить по душам, но какой момент был бы наиболее подходящим? Ваньинь заворочался, аккуратно выпутываясь из объятий, но Не Минцзюэ, спав чутким сном, приоткрыл темные глаза и взглянул на омегу сонным взглядом. Цзян Чэн, замявшись, думал наклониться к Чифэн-цзуню, подарить ему утренний поцелуй, но вовремя одернул себя. Не Минцзюэ, словно прочитав мысли омеги, сам присел на кровати, оперся о руку и коснулся губами губ Ваньиня, прикрыв глаза. Цзян Чэн неуверенно ответил на поцелуй, закрывая глаза и слабо шевеля губами. Не Минцзюэ с тихим чмоком оторвался от припухлых после прошедшей ночи губ, взглянув прямо в глаза омеги перед собой.        — Я разбудил тебя? — шепнул Ваньинь, чтобы не разбудить сына.        — Нет, я проснулся уже давно, просто дремал. Чэн, я…        — Постой, мы должны поговорить, — перебил Альфу глава клана Цзян и вздохнул, проводя рукой по своим распущенным отросшим волосам, что Не Минцзюэ невольно залюбовался. — То, что произошло вчера — было ошибкой, мы не должны были делать то, что… сделали, — слова давались Цзян Чэну с трудом, он глубоко вздохнул и провел руками по лицу, коря самого себя.        — Почему ты так решил?        — Не знаю, я… чувствую. Минцзюэ, прости, я… я не хотел давать ложных надежд, я всегда говорил тебе все прямо, но вчера, кажется, я перепил, мне нужно было провести время с Альфой, потому что тело требовало, эта гребанная сущность всегда требует и…        — Тише, успокойся, — Не Минцзюэ коснулся плеча омеги пальцами, слегка сжав. — Ваньинь. Ты не должен оправдываться передо мной. Я уважаю твое решение, если ты все еще не можешь ответить на мои чувства — я подожду. Я не отказываюсь от слов взять тебя в мужья, а Сию вырастить как своего. Предлагать помощь, как Альфы, чтобы тебе стало легче — я не стану, это слишком низко и ты сам попросишь меня, если понадобится. Я не стану давить на тебя.        — Прости, — просипел Цзян Чэн, уткнувшись лицом в колени. Он только что лично вырыл пропасть между ними.        Они вместе отправились на завтрак, но на этот раз держась слишком отстраненно друг от друга. Не так, как было раньше. Цзян Чженйи, проснувшийся в кровати своего родителя, долго не мог понять, что же поменялось, слишком все стало странным и напряжение между его папой и главой клана Не возрастало с геометрической прогрессией. За трапезой разговаривал только цветущий Не Хуайсан, который прекрасно выспался и даже всем сообщил, что воздух Юньмэна прекрасно влияет на его кожу, теперь было понятно, почему Цзян Ваньинь выглядел так молодо. Не Минцзюэ и Цзян Ваньинь лишь смотрели друг другу в глаза, пока еще омега отвлекался на то, чтобы покормить своего племянника. Не Хуайсан тем временем уговаривал брата погостить еще один день, а на следующее утро поехать обратно в Нечистую Юдоль. Цзян Чэн дал свое согласие, а Не Минцзюэ лишь согласно кивнул, согласившись остаться.        После завтрака, когда Цзян Ваньинь немного поработал, а Не Хуайсан и Не Минцзюэ отдохнули, ближе к обеду младший омега пригласил всех поплавать. Не Хуайсан сразу же достал нижние одежды, в которых можно было плавать, Не Минцзюэ также остался только в рубахе и исподних широких штанах. Ваньинь пригласил всех на семейную пристань, где можно было окунуться в теплое озеро, где плавали кувшинки отцветших лотосов. Цзян Чэн взял с собой маленького А-Лина, а также и Сию, который, не смотря на все возмущения своего папы, разделся догола и бежал по пристани туда, где было поглубже, ведь он уже хорошо плавал. Не Минцзюэ, решив, что на улице слишком жарко, нарочно медленно снял свою рубаху, на что Цзян Чэн внимательно смотрел, едва ли не пуская слюни, как когда-то также он смотрел за переодевающимся Лань Сиченем в военном лагере. Он поскорее отвернулся, аккуратно усаживая Цзинь Лина на пристань, сам спрыгивая в воду, поднимая столб брызг. Не Хуайсан взвизгнул, когда младший омега обрызгал его водой, засмеялся и сам спрыгнул в воду, где было не так глубоко, чтобы неумеющий плавать Не Хуайсан не утонул. Не Минцзюэ также спрыгнул в воду, а Цзян Чэн забрал с пристани сидящего племянника, опуская его постепенно в воду. А-Лин удивленно засопел, коснулся пальцами воды, которой было так много, не как в тазу, в котором его купали няни, к тому же, она очень сладко пахла, не так, как мылом. Не Хуайсан подплыл к Цзян Сию, который плескался в воде, нырял, точно рыбка, смеялся и обещал научить своего дядюшку плавать. Не Минцзюэ, заметив, что его брат отплыл немного подальше, подошел к Цзян Ваньиню сзади, коснувшись его талии руками и наклонившись к уху. Цзян Чэн шумно выдохнул через нос, его сердце забилось быстрее, он позволял пока что Цзинь Лину привыкнуть к воде, но думал совершенно не о племяннике, а о том, что к нему горячим телом прижимается Не Минцзюэ и о проведенной ночи. Чувство незаконченности заполнило все естество и внутренняя омега заскулила, требуя продолжения. Кажется, Альфа тоже этого желал, но разумом Ваньинь понимал, что все это слишком стремительно, слишком странно, да и человек был не тот, какого желало сердце и душа. Ваньинь выдохнул, когда на его бедра опустились широкие ладони и сжали, а чужие бедра прижались к его ягодицам. Прикусив губу, омега тихо выдохнул: «Ты не хотел давить на меня». Он был прав, Не Минцзюэ сам забывал о своих словах, но он совсем не мог сдерживать себя рядом с Ваньинем, который пах так нежно, так сладко. Кажется, скоро у него начнется течка и как же Альфа хотел быть рядом с ним в этот момент. Сделать своим, пометить, наполнить, чтобы омега выносил его ребенка. Этого безумно сильно хотелось, однако глава клана Не заставил самого себя отстраниться, отплывая к брату и начиная брызгаться с ним и с Сию. Ваньинь тихонько выдохнул, улыбнувшись и начиная учить А-Лина первым делом переворачиваться на спинку. К счастью, обучать плавать у него получалось лучше воспитания.        Братья Не уехали, как и обещали, на следующий день. Цзян Чэн долго прощался с Не Минцзюэ, пытался объясниться, но все это было совершенно ни к чему. Остались недомолвки, но все это было абсолютно незначительным, ведь Чифэн-цзунь пообещал дождаться строптивого Цзян Чэна. «Терпение всегда вознаграждается», — с этими словами Не Минцзюэ покинул Ляньхуа. Ваньинь еще долго смотрел ему вслед, успокаивая плачущего Сию, ведь ему так нравилось играть с Не Хуайсаном, малыш слишком сильно привязался к этому омеге и его родитель только вздыхал. Не Хуайсан и правда располагал к себе, поэтому Цзян Чэн понимал, почему же его сын так горько плачет, заливаясь слезами, точно бы у него отобрали любимую игрушку. Они вместе с Сию и А-Лином вернулись в Пристань Лотоса. Ваньиня еще ждали незаконченные дела главы, а также скоро нужно было возвращать его любимого племянника обратно в Башню Кои. Как бы не хотелось этого не делать.        Годы летели непозволительно быстро. Все это время Ваньинь продолжал тесно общаться с Не Минцзюэ, но что удивительно, он даже смог отпустить Лань Сиченя, смог нормально общаться с ним, особенно на различных мероприятиях, устраиваемых в Башне Кои, ведь обычно там проводились всякие разные праздники. Например, на прошлый день рождения Цзинь Лина, которому исполнилось три, Цзян Ваньинь смог поговорить с Лань Сиченем, даже они вместе посмеялись над какой-то шуткой. Они стояли чуть в стороне, рассказывая о своих кланах, общаясь так, словно старые друзья и от этого на душе становилось легче. Цзян Чэн больше не бежал от проблем, он столкнулся с ними лицом к лицу, был горд сказать, что он отпустил, пусть все еще так сильно любил. Его Сию было уже шесть, а Ваньинь был предан одному единственному Альфе. Ему понадобилось много времени, чтобы простить его и отпустить. Уже долгое время Лань Сичень и Цзинь Гуанъяо счастливо жили супружеской жизнью, пусть и на два клана, но они виделись совсем нередко, их чувства были нежны и чисты. С Не Минцзюэ же у Цзян Ваньиня пока что ничего не выходило. Он хотел быть любимым, хотел полюбить кого-то другого, кроме Лань Сиченя, но пока это все еще было очень сложно. Он отвечал на ухаживания Не Минцзюэ, улыбался рядом с ним, смеялся над нелепыми шутками Альфы, который пытался расположить главу клана Цзян к себе. Чифэн-цзунь был прекрасным человеком, ждущим Ваньиня так долго. Ему было уже тридцать лет, тогда как Цзян Чэну было всего лишь двадцать два. Исполнилось совсем недавно, а ведь он даже не заметил, как переступил порог в этот возраст. Еще недавно ему было шестнадцать, он впервые влюбился, он родил ребенка и был по-своему счастлив. Теперь он был взрослым самостоятельным человеком, его сыну было шесть, все шло просто великолепно. Да, тоска, бывало, обуревала все тело, когда он вспоминал о своем шисюне или цзецзе. Цзинь Лин рос прекрасным омегой, был так сильно похож на Цзян Яньли, что каждый говорил это маленькому господину, который ужасно сильно грустил из-за того, что у него нет родителей. Таким людям Цзян Чэн желал отрезать язык и сломать ноги, лишь бы его племянник не плакал. К сожалению, на подобные мероприятия, устраиваемые другими главами Орденов, глава клана Цзян не мог возить своего Сию, ведь в шесть лет он был очень сильно похож на Лань Сиченя. Те же темные волосы, светлые глаза цвета цитрина, молочный цвет кожи и узкие глаза с длинными темными ресницами. Не хватало только налобной ленты и белых одежд, чтобы он был маленькой копией Цзэу-цзюня. Но было достаточно того, что его видели люди, которым он доверял — Не Хуайсан и Не Минцзюэ. Также впервые на дне рождения Цзинь Лина, Цзян Ваньинь встретился с Ханьгуан-цзюнем за долгое время. Ходили слухи, что тот оправляется после тяжелой болезни и только клан Лань прекрасно знал, что этот была за болезнь. Тот очень сильно изменился после смерти Вэй Усяня, глаза его потухли, а одежды напоминали траурные еще более, чем раньше. Рядом со вторым молодым господином Лань маленьким кроликом следовал ребенок. Так жутко улыбкой и глазами напоминающий Вэй Усяня. В тот день Цзян Чэн так и не решился подойти к этим двум, что словно не видели никого вокруг, Лань Ванцзи интересовал только его и Вэй Ина сын. Ваньинь тяжело вздохнул, отвернулся, лишь бы не заставлять сердце болеть, отошел от Лань Сиченя, ведь к ним подошел Цзинь Гуанъяо, сверкая глазами и ехидно улыбаясь (как казалось Цзян Чэну), очень ревнующий своего мужа к другим. Напрасно, Лань Сичень не станет изменять, скрепленный узами брака. Не такой он был человек. Знал бы он о Цзян Чэне — не стал бы крутить отношения с Мэн Яо, так казалось самому омеге. А Цзинь Гуанъяо же только щурил глаза, смотря вслед ненавистному главе Ордена Цзян, обнимая мужа, которого не видел до этого праздника почти целый месяц.        Цзян Ваньинь также узнал о том, что у Не Минцзюэ же с Башней Кои случился жесткий конфликт. Это было, как противостояние двух великих держав, а все из-за одного преступника, которого поймали бродячие заклинатели. Был в Поднебесной клан Чан. В нем было не так много самосовершенствующихся бессмертных, но не менее пятидесяти человек. Глава клана Чан был довольно приятным человеком, никого в своей жизни не обижал, по крайней мере была у него подобная репутация. Однако в один день в резиденции случилась жестокая расправа, не пожалели никого, даже собак и детей. Сей кровопролитие учинил мелкий безумец. Это был омега, обладающий сформировавшимся Золотым Ядром. Вырезал весь клан, не моргнув и глазом. Многие могли бы повестись на его очаровательное лицо, ведь ребенку было всего лишь пятнадцать, на его обворожительную улыбку с выступившими уже клыками, которыми он мог помечать свою пару, а также и на приятный запах полыни, что преследовал этого молодого омегу. У него были узкие глаза, внешние уголки которых были слегка вздернуты, высокая и узкая переносица, а также и алого цвета тонкие губы, что делало его даже очень привлекательным. Никто не мог даже догадаться, что заставило этого прекрасного ребенка совершить столь бесчеловечный поступок, полный безжалостности. Этого босяка схватили двое бродячих заклинателей — Сяо Синчэнь и Сун Лань, путешествующие парой. Они привели того омегу в Нечистую Юдоль, к Верховному заклинателю, чтобы уже тот решил судьбу этого преступника. Созвав совет кланов, наступил суд, даже двое заклинателей, которые схватили юношу присутствовали на нем. Его звали Сюэ Ян. На этом суде он нисколько не страшился участи, которая могла его постигнуть. Он нахально улыбался белозубой улыбкой, отчего его клыки были видны достаточно хорошо, глаза полны небрежного презрения ко всем присутствующим, а своим телом он выражал непомерное высокомерие. Не Минцзюэ, что стал слишком часто поддаваться влиянию своей кровожадной сабли, вначале хотел убить этого босяка, чтобы он своей жизнью расплатился за тех, кого он погубил, к тому же, стало еще и известно, что этот юноша преследует путь Тьмы, являясь последователем Вэй Усяня, но вмешался клан Цзинь, глава которого предложил попросту посадить в темницу Ланьлина, из которой он ни за что не сбежит. Вначале так и решили. Даже двух бродячих заклинателей это удовлетворило, ведь Сяо Синчэнь, человек в белых одеяниях, был против того, чтобы пролилась кровь, даже несмотря на то, что босяк убил много людей. Но спустя время, когда Сюэ Яна перевезли в Ланьлин Цзинь, вскрылась правда, что на самом деле этого преступника-омегу приняли в ученики Ордена Ланьлин Цзинь. Насколько слышал потом Цзян Чэн — ему даже дали вежливое имя в быту, Сюэ Чэнмэй. И никто иной это сделал, как раздражающий омегу Мэн Яо. Поверить в это было ужасно сложно, однако многие из клана Цзинь твердили, что Сюэ Ян «изменился», прочее и прочее, но в один из дней Цзян Чэн просто поехал в Башню Кои, встал перед Цзинь Гуаншанем и твердо произнес: «Я приехал за племянником. Соберите его, я верну Цзинь Лина домой тогда, когда в этом доме не будет преступника, которого вы покрываете». Скандал был ужасный. Цзян Чэн впервые ругался с кем-то, кто был старше, так сильно, что даже все слуги разбежались вдоль стены, чтобы не попало, если вдруг омега так сильно разозлится, что пустит в ход Цзыдянь. Впрочем, с боем, но Цзян Чэн забрал Цзинь Лина, видя, как горят от злости глаза Цзинь Гуаншаня. Тот долгие годы не мог получить желанного омегу в свой гарем, а теперь его еще и пытались ставить на место. Это жутко не нравилось взрослому альфе, он постоянно пытался поддеть Цзян Ваньиня, но тот был просто непрошибаем, как гора. Да и за его спиной теперь стоял такой сильный Альфа, как Не Минцзюэ. Такой покровитель был значительной проблемой для любвеобильного Гуаншаня.        Цзян Чэн прекрасно проводил время в Пристани Лотоса со своим племянником и сыном, ведь Сию, который был старше А-Лина, очень заботился о брате-омеге, постоянно твердя, что его нужно защищать, отчего глаза Цзян Чэна закатывались так далеко, что можно было увидеть затылок. Он только бурчал себе под нос: «Меньше надо было тебе давать с Не Хуайсаном общаться», уповая на то, что его сын считает омег слабыми и нежными существами, которые питаются радугой и какают бабочками. Ну что за бред собачий, это жутко раздражало главу клана Цзян. Но злиться на сына было незачем, Цзян Чэн не мог это к тому же делать, слишком сильно хотелось затискать малыша, который уже бурчал: «Ну па-а-апа, я же взрослый! Я же Альфа! Их папы не тискают!». Так-то оно было так, Ваньинь совершенно не спорил, но как же сложно было пересилить себя. Твоя кровь, твоя плоть, которая уже так выросла, теперь мог хорошо разговаривать и ходить, хотя совсем недавно научился ползать. Это было ужасно мило и Цзян Чэн не мог перестать чмокать в любое время своего ребенка, который хоть и бурчал, но сразу же льнул в объятия родителя, а вместе с ними обнимался и малыш А-Лин, которого Цзян Чэн также безумно любил. Как же он смеялся с Жуланя, когда Цзян Чэн привез его к себе еще весной, когда вода была прохладная, а ребенок решил, что можно плавать, но няни и дядя не пустили его, отчего маленький омега стоял на пристани, смотрел в воду, поджав свои пухлые губки и громко шмыгал носом. Когда Цзян Чэн спросил его, неужели А-Лин хочет купаться, тот протяжно завыл: «Да-а-а!» и громко-громко расплакался, капризничая. Цзян Чэн решил, что все дело в дневном сне и сам лично понес укладывать ребенка. Благо, что Сию не начинал ревновать своего папу к А-Лину, иначе была бы жуткая неразбериха и проблема. Однако в душе Цзян Чэна нарастала смута, ведь он очень переживал за Не Минцзюэ, что слишком часто стал подвержен влиянию сабли. Альфа даже стал реже встречаться с Цзян Чэном, чтобы не навредить ему и Ваньинь уже думал даже не везти в Нечистую Юдоль Сию, но пришло письмо: «Дорогой Чэн, я знаю, что пугаю тебя своим состоянием. Поэтому я принял решение попросить помощи Лань Сиченя. Клан Лань обладает множественными техниками лечения ци музыкой, поэтому их игра на цине считается лучшей во всей Поднебесной. Ради тебя и Сию я пригласил Сиченя излечить меня. Я буду ждать Сию к лету, все будет хорошо. Не хочу, чтобы ты видел во мне чудовище. Твой Не Минцзюэ». Это было ужасно приятно, что ради Цзян Чэна Не Минцзюэ приглашает в Нечистую Юдоль того, кто так сильно его раздражал. Ваньинь даже улыбался все время, что читал письмо. Не Минцзюэ излечится и все будет хорошо. Поэтому, когда пришло письмо, что Лань Сичень начал играть на гуцине для главы клана Не. Цзэу-цзюнь и правда славился прекрасной игрой, к тому же он был побратимом Чифэн-цзуня, поэтому с радостью решил помочь. Такой поступок очень растрогал Цзян Чэна и он даже снова начал относиться иначе к Лань Хуаню. Поэтому в письме Не Минцзюэ также указал, что он очень ждет погостить на лето малыша Чженйи. Который уже едва ли был не благородным господином.        Ближе к лету, Цзян Чэн отвез вначале домой Цзинь Лина. Близилась его течка и нужно было успеть развести детей по местам назначения. Ваньинь передал Цзинь Лина лично в руки его дедушки, тот заулыбался, сюсюкаясь с внуком, что даже немного умилило Цзян Чэна, он улыбнулся, наблюдая за семьей, затем кланяясь мужчине, уходя прочь. Цзинь Лин, который очень любил своего дядю, даже потянулся за ним, но малыша унесли вглубь Благоуханного Дворца, в его дом, что был его родным. Как и трон Ланьлин Цзинь перейдет маленькому омеге. Цзян Чэн после Башни Кои вернулся в Пристань Лотоса, где уже его сын собрал свои вещи, которые хотел отвезти с собой в Нечистую Юдоль. Пара ханьфу; игрушки, которые ему очень нравились; любимые сладости, которые слуги настойчиво давали своему молодому господину. Ваньинь только посмеялся с такого зрелища, помог Сию собраться и ранним вечером они легли спать, чтобы с раннего утра отправиться в провинцию Цинхэ. Сию ворочался всю ночь. Наконец-то впервые он выйдет куда-то дальше Юньмэна, сможет увидеть другую провинцию, побывать в гостях у дядюшки Не Хуайсана и главы клана Не, который с годами внушал благоговейное чувство страха, что рядом с ним Чженйи ощущал себя комфортно, но боялся ослушаться. Больше всего смущало то, что глава клана Не очень заметно проявлял знаки внимания к его папе. И маленький Альфа даже начинал ревновать, хоть и понимал, что его папа ни за что не оставит его, будет рядом, а у Сию мог появиться отец. Но теперь у него будет целых три месяца, чтобы отдохнуть от Пристани Лотоса, в которой он прожил так долго времени, ведь его папа никуда не пускал его и с собой не возил.        Они проснулись рано утром, Сию сам влетел в комнату папы, разбудив его тем, что запрыгнул на родителя сверху, отчего Цзян Чэна согнуло пополам и он закашлялся. Все же его Сию был уже совсем не маленьким и довольно тяжелым. А когда он начнет взрослеть и становиться подростком, он начнет становиться настоящим Альфой, будет явно кушать сразу за троих, чтобы восполнять энергию. Цзян Чэн, зевая, собрался, пока Чженйи постоянно поторапливал его, готовый отправляться в любую минуту, но пока Цзян Чэн собирался, то маленького Альфу сморило, он уснул на кровати родителя, а Цзян Ваньинь лишь громко прыснул, разбудил сына и отправился с ним на главный двор. Их там ждали их адепты, которые поклонились своим господам, пока Цзян Чэн, держа за руку сына, вынул Саньду, приводя его в движение с помощью Золотого Ядра и духовных сил, встал сверху, а Сию поднялся сверху. Цзян Чэн прижал сына к себе за плечи, чтобы тот не упал, балансируя на мече. Конечно, Ваньинь уже обучал своего маленького Альфу таким азам, как держание меча (у Сию был свой маленький меч, который омега купил еще год назад, чтобы ребенок тренировался на манекене), фехтование, балансировка и многое другое. Даже обучал обращаться с кнутом, что выходило у ребенка довольно тяжело. Ваньинь решил, что пока он еще не готов, а поэтому решил попробовать научить его в будущем. Впрочем, даже так его ребенок был довольно способным. Делегация из Юньмэна взмыла ввысь, все слуги махали руками снизу, крича своему молодому господину, что они будут по нему скучать. Ваньинь лишь улыбался, когда Сию кричал в ответ им пожелания хорошо провести лето и присматривать за его любимым папой.        До Цинхэ они добрались достаточно быстро, ведь Сию, который ужасно хотел поскорее прибыть, даже отказывался от привалов, перекусывал на ходу, пока его папа продолжал держать его за плечи, прижимая к своему стройному телу. Родной запах лотосов окутывал, защищал и Чженйи было совсем не страшно упасть. Он едва ли сам не спрыгнул с меча, когда они приземлились на широком дворе, на котором их встретили адепты, облаченные в ханьфу с броней, кланяясь главе клана Цзян, как почтенному гостю. Двери главного зала открылись и Ваньинь крупно вздрогнул, вдруг резко отталкивая Сию за спину, а того обступили адепты. Омега успел только кинуть: «Стой там. Не высовывайся, понял?» — строго произнес он и отвернулся, смотря на то, как из крепости на главный двор выходят двое. Массивная фигура Альфы, что был так приятен сердцу Цзян Чэна и низкорослый омега в шапке ушамао. Ваньиня всего передернуло от злости. Что здесь делал этот сын шлюхи, так раздражающий главу клана Цзян? Омега нахмурился, направившись к ним навстречу, а клокочущее жгучее чувство ревности разлилось в груди. Увидев главу клана Цзян, Не Минцзюэ вдруг отвел взгляд, тяжело вздохнул, прикрывая глаза ладонью, а вот Цзинь Гуанъяо, напротив, расплылся в лисьей улыбке, складывая руки в кольцо и кланяясь парню напротив, что ради этикета проделал и Цзян Чэн. Он скользнул взглядом по Не Минцзюэ, который старательно не смотрел на Цзян Чэна, отводя взгляд, а вот Цзинь Гуанъяо, напротив, смотрел только на омегу перед собой. «Лишь бы не заговорил», — подумал Цзян Чэн, но судьба снова посмеялась ему в лицо:        — Прекрасно выглядите, глава клана Цзян.        — Ляньфан-цзунь. Что привело вас в Нечистую Юдоль?        — Я играл для дагэ на цине. Сегодня мой супруг не смог присутствовать, поэтому он обучил меня игре на музыкальном инструменте и попросил сыграть, — улыбнулся Мэн Яо, склонив голову вбок, а Цзян Чэн зацепился за ярко-алый засос, отчего он едва сдержался, чтобы не сморщить нос. Что теперь, всем демонстрировать свою любовь с Сиченем, чтобы показать, что это его пара?        — Благое дело.        — Что ж, я уже возвращаюсь в Башню Кои.        — Не стану вас задерживать, — Цзян Чэн не улыбался, не желал даже одаривать взглядом этого омегу, лишь сделал шаг в сторону, как бы говоря: «Убирайся», почему-то жутко злясь, что Не Минцзюэ не предупредил главу клана Цзян о том, что ему вместо Лань Сиченя играет Цзинь Гуанъяо.        Старший омега обернулся к Не Минцзюэ, улыбнулся и поклонился, смотря на Альфу своими темными глазами, слегка сощурив их. Чифэн-цзунь опустил взгляд вниз, смотря на Цзинь Гуанъяо, нахмурив брови и сжав ладони в кулаки.        — До встречи, дагэ. Я приеду в начале осени. Эффект должен быть хороший, а если же нет, то напиши мне письмо и я сразу же приеду вместе с А-Хуанем.        — Уезжай уже, — тихо рыкнул мужчина, наконец, взглянув на Цзян Чэна. Тот хмурился и выглядел так, словно готов разорвать их двоих на куски. Не хотелось давать повода для ревности.        Мэн Яо поклонился, кивнул адептам, что сопровождали его, вынул свой меч, что был обернут, словно пояс, вставая на него сверху и взлетая вверх. Напоследок он кинул взгляд на главу клана Цзян, ухмыльнувшись:        — Прекрасно пахните, глава клана Цзян. Желаю вам прекрасного времяпровождения с главой клана Не.        — Не несите чепухи, я здесь по делу и сегодня же вернусь в Пристань Лотоса!        Цзян Чэн рыкнул из-за слов этого мерзавца, что посмел так грубо намекнуть, что Цзян Чэн приехал, якобы, справлять свою течку с Не Минцзюэ. Точно видел тогда, чем они занимались два года назад. Он смотрел вслед этому омеге, хмуря брови и жутко злясь, готовый вот-вот броситься на Не Минцзюэ и побить его. Глава клана Не подошел к Цзян Чэну, а тот резко сделал шаг назад, хмурясь.        — Что тут делал этот ублюдок? Сколько он тут гостил? Неужели нельзя было предупредить меня, я ведь привез Сию! — злился Ваньинь, смотря на Альфу.        — Цзинь Гуанъяо был здесь неделю. Он играл мне на цине, потому что Лань Сичень не смог приехать. На этом все.        — Не боится, что этот похититель чужих Альф может и на тебя запрыгнуть? — рыкнул Цзян Чэн, вырвав свою руку из чужой, когда Не Минцзюэ попытался придержать его. — Что? Еще скажи, что не так? Ты весь им пропах! Эти… эти пионы! Ненавижу пионы!        — Ваньинь. Ты что, ревнуешь? — улыбнулся Альфа, коснувшись щеки омеги, но тот лишь нахмурился сильнее, толкнув мужчину в грудь. — Ты милый, когда злишься.        Цзян Чэн фыркнул, приказал адептам расступиться, подозвал к себе рукой Сию и направился внутрь крепости, толкнув Альфу плечом. Вот еще, ревнует он. Разбежался и с разбега в стену. Ваньинь, конечно, ощущал это жгучее чувство, что появлялось всегда, когда рядом с Лань Сиченем находился Мэн Яо, но к Не Минцзюэ он еще такого не испытывал. Вдруг это и правда была настоящая ревность?        Показав Сию Нечистую Юдоль изнутри крепости, они встретились с Не Хуайсаном, который с визгом встретил Цзян Чженйи, покружил его и пообещал, что обязательно устроит экскурсию по Цинхэ и Нечистой Юдоли, покажет все самое красивое, что здесь есть. Особенно его сад, за которым Хуайсан ухаживал едва ли не лично. Ну, точнее лично следил за тем, чтобы за ним хорошо ухаживали и чтобы все цветы цвели и пахли. Чженйи очень обрадовался, что его так хорошо приняли, что даже не обращал больше внимания на своего папу, его куда-то утащил Не Хуайсан, показывать что-то, заодно внутри злорадно хихикая, когда оставил своего брата и Цзян Чэна наедине. Вот только строптивый омега сложил руки на груди и даже не думал смотреть на Альфу, который обвил его талию со спины, наклонившись к уху, обдав его горячим дыханием.        — Ваньинь. Ты злишься? — в ответ ему было молчание, только Цзян Чэн громко хмыкнул. — Перестань. Ты злишься, потому что я хорошо общаюсь с Мэн Яо? Но ты ведь тоже начал общаться с Лань Сиченем.        — Мы ничего друг другу не обещали, чего ты оправдываешься? — Цзян Чэн повел плечом, толкнув Альфу в грудь, но тот лишь перехватил его крепче, развернув к себе лицом.        — Чэн. Ты нравишься мне. Я не отказываюсь от своих слов, хочу, чтобы ты стал моим мужем. Но ты, кажется, все еще любишь Лань Сиченя, поэтому даже не думаешь принимать мои ухаживания. Думаешь, что я не так хорош, как он?        — Да что ты несешь? — омега нахмурился, уперся руками в мускулистую грудь, фыркнув. — При чем тут вообще Лань Сичень? Почему ты всегда приплетаешь его?        — А почему ты ревнуешь к Цзинь Гуанъяо?        — Этот разговор зашел в тупик. Отпусти, я поеду домой, — хмыкнул Цзян Чэн.        Не Минцзюэ наклонился к нему близко, настолько, что головокружительный запах цветущих лотосов опутал его с ног до головы, вытесняя аромат пионов, которым успел пропахнуть Альфа за время нахождения в Нечистой Юдоли другой омеги.        — Почему ты не хочешь остаться? Со мной. В течку, — шепнул он, коснувшись своим лбом лба Ваньиня, продолжив говорить тихо басом. — Будем лишь я и ты. Ни за что не сделаю больно, ты ведь сам хочешь. И я ужасно хочу, я слишком долго терплю, Чэн, а ты продолжаешь мучить меня. Останься здесь.        — Приказываешь? — нахмурился Ваньинь, который ненавидел ощущать себя слабым омегой рядом с Альфами. — Проведем мы вместе течку и что дальше?        — Ты забеременеешь и родишь мне сына. Альфу. Который унаследует трон Цинхэ Не.        — Как интересно ты все придумал, — Цзян Чэн выпутался из чужих объятий, но Не Миннцзюэ подхватил его под бедра, приподняв и заглянул в его миндалевидные глаза. — Отпусти!        — Поцелуешь — отпущу.        — Ты извращенец!        — Потому что схожу от тебя с ума.        — Я говорю тебе последний раз, отпусти, — зарычал омега, смотря на Альфу, который стал слишком смело себя вести. Он толкнул Не Минцзюэ, выпутавшись из его рук и оправив свое ханьфу. — Прикажи слугам позвать Сию, я попрощаюсь с ним и отправлюсь в Пристань Лотоса.        — Как пожелаешь, — рыкнул Не Минцзюэ, начиная уже злиться от того, что Цзян Ваньинь водил его за нос. Однако, Альфа прекрасно понимал, почему так выходит.        Попрощавшись с сыном, Ваньинь строго наказал ему слушать во всем главу клана Не и поменьше Не Хуайсана. Ребенок покивал, сжал ладошку Не Хуайсана, который надул губки на слова друга, забурчав, что он ведь плохому не научит. Цзян Чэн улыбнулся, направившись во двор, пока Не Хуайсан направился вместе с Сию показывать ему его комнату на время отдыха в Нечистой Юдоли. Цзян Чэн вышел на улицу вместе с Не Минцзюэ, обернулся к нему, наказав прятать Сию, если вдруг приедет Цзинь Гуанъяо или Лань Сичень, а после, следя за Альфой, который только кивнул и отвел взгляд, омега помялся на месте, привстал на носки и оставил легкий поцелуй на губах Не Минцзюэ. Пусть между ними отношения все еще были не любовными, но далеко были уже не дружескими. Не Минцзюэ повернулся к главе клана Цзян, обхватил пальцами его подбородок, сам запечатывая его губы своими и прикрывая глаза, когда Ваньинь ответил на столь приятный поцелуй. Он обвил руками шею Альфы, а Чифэн-цзунь крепко сжал в руках узкую талию Ваньиня, прижав его к себе, коснувшись бедрами бедер омеги. Они целовались не так долго, совсем наплевав на стоящих по периметру адептов, которые деликатно отвернулись от пары. Цзян Чэн отстранился первым, когда воздуха перестало хватать. Он жадно вдохнул запах смолы и хвои, с легкой примесью запаха пиона, а Не Минцзюэ выдохнул в его губы:        — Когда у тебя сменились клыки, то ты стал еще краше, Ваньинь. Правда.        У Цзян Чэна и правда уже сменились клыки. Его запах стал гуще, слаще, а омежьи чары сильнее. Он сводил с ума любого альфу, что проходил рядом, но это внимание только раздражало, Цзян Чэн пугался любого альфы, который был рядом, словно боясь, что они посмеют навредить только из-за того, что он другого вторичного пола. Что они смогут надавить. Вэй Усянь смог бы сопротивляться, ведь он был высшего ранга, тогда как Цзян Чэн не сумел бы. И это пугало. Омега облизал губы, чмокнул напоследок Не Минцзюэ в губы и встал на меч, осторожно выпутав свою руку из чужой. Он приказал адептам отправляться в путь, сам взмахивая в воздух, смотря на Не Минцзюэ, который провожал взглядом недостижимую омегу.        Когда Цзян Чэн прибыл в Пристань Лотоса, то он даже не догадывался о том, что происходит в Ланьлине. Не догадывался, как на ухо Цзинь Гуаншаню шепчут о том, что у главы клана Цзян начинается течка и он будет абсолютно беззащитен. Губы альфы растянулись в ухмылке, он приказал адептам приготовиться в путь, ведь они отправлялись в Юньмэн. И только нежное лицо расплылось в гнусной ухмылке, отчего черты изящного лица исказились, а глаза даже, казалось, налились алым цветом. Юноша сдержался от смеха, оголил клыки и смотрел вслед уходящему главе клана Цзинь, предвкушая прекрасную месть. Никто не смел забирать то, что принадлежало только ему.        Дни тянулись бесконечно медленно. Цзян Чэн уже начинал ощущать себя странно, по утрам он просыпался со стояком, что бывало достаточно редко из-за того, что он работал так, что не оставалось сил даже на то, чтобы раздеться и лечь в кровать. Потом мятую одежду приходилось отдавать прачкам, как и постельное белье. А вот теперь, сидя за столом в своем кабинете и работая, Цзян Чэн ощущал неприятную влажность между ног. Понятное дело было — начинается течка. Стоило предупредить слуг бет, чтобы они держали подальше адептов от его комнаты, закончить с работой и отправиться уже в комнату. Жутко хотелось помыться. Цзян Чэн вздохнул, оперся локтем о столик, за которым работал и одновременно пил чай, спрятав в ладони лицо. Он жутко вымотался. Без Сию и А-Лина Пристань Лотоса была очень серой и тихой, не хватало того ритма жизни, который присутствовал тут, когда его ребенок был рядом. Может, было ошибкой отдать его на обучение к Не Минцзюэ? Ваньинь, конечно, знал, что Альфа не навредит его сыну, однако все равно сердце тосковало. Целых три месяца, Ваньинь вернется за ним только ко дню рождения маленького господина. Вздохнув, омега оторвал лицо от ладони и крупно вздрогнул, едва не перевернув столик, за которым сидел, когда услышал, как закрылись фусума кабинета стукнулись друг о друга, а сладкий голос протянул:        — Рад видеть вас, глава клана Цзян.        — Глава клана Цзинь, что вы тут делаете? — Цзян Чэн распахнул глаза, отодвинулся подальше, лишь бы мужчина не учуял исходящий от омеги сладковатый запах.        — Прибыл по делу. Вы не отвечали на мои письма и я решил сам посетить Пристань Лотоса, — альфа ухмыльнулся, медленно, словно хищник, подходя к рабочему столику омеги. — Вы игнорируете меня?        — Н-нет, я… — Цзян Чэн сглотнул, перебирая взглядом документы на столе. Проклятых писем нигде не было. — Я просто не заметил их, должно быть. Глава клана Цзинь, я сейчас не готов принять вас, у меня… я…        — Как раз сейчас самое подходящее время, — Цзинь Гуаншань улыбнулся, присел напротив стола, взглянул из-под ресниц потемневшим взглядом на молодого главу и стал слишком опасным. Цзян Ваньиню стало не по себе. — Знаете, о вас много слухов ходит в Поднебесной.        — Да что вы? — Ваньинь старался не потерять лицо, однако холодный пот все равно выступил по спине и лицу. — И какие же? — узнавать совершенно не хотелось.        — О том, что вы и глава клана Не — пара. Скажите, глава клана Цзян, чем он так привлек вас? Тем, что он высшего ранга?        — Я не понимаю, о чем вы.        — О сексе, конечно, — альфа выпрямился, оперся руками о стол, словно нависнув над омегой. — Как хорошо вас трахает Не Минцзюэ?        — Что вы себе позволяете?! Убирайтесь из моего дома! — Ваньинь нахмурился, смотря на мужчину, который вдруг шумно втянул носом воздух.        — Но вы так сладко пахните, глава клана Цзян. Думаю, что вам нужна помощь, — протянул альфа, коснувшись пальцами нежного лица Цзян Чэна, затем махом опрокидывая его на столик, нависнув сверху. — Никогда еще не видел столь прекрасного омегу. Когда ваши клыки сменились, то вы стали еще прекраснее. Но отчего же вы так упрямо цепляетесь за то, чтобы быть заклинателем? Омега не должен быть образованным, не должен заниматься этим. Его дело — выносить детей и родить. Ублажить альфу, — зашептал мужчина в губы Ваньиню.        Цзян Чэн громко всхлипнул. Ему вдруг стало ужасно страшно. Он не был так силен, чтобы противостоять альфе, не мог предотвратить то, что задумал Цзинь Гуаншань. Кольцо на пальце опасно заискрило. Цзыдянь вырвался в фиолетовый кнут, ложась в ладошку омеги, а когда Цзян Чэн замахнулся, то Цзинь Гуаншань, предупредив действия непослушного главы Ордена Цзян, ударил его по ладони, отчего кнут выпал, прокатившись по деревянным половицам. Ваньинь задергался, пытаясь скинуть с себя тушу этого мужчины, но тот крепко перехватил руки желанного омеги, который уже долгое время витал в его мыслях. Он бы точно смог выносить здорового наследника. А тут — удача, у Цзян Ваньиня течка, еще немного и он совсем не сможет сопротивляться Альфе. Цзян Чэн ощущал, как внутренняя омега поскуливает, требует альфу, неважно кого, лишь бы он был. Но сдаваться на милость этого сумасшедшего ублюдка он был не намерен. Он вновь взбрыкнул, ударяя между ног коленом этого похотливого альфу, резко разворачиваясь и пытаясь сбежать, но Цзинь Гуаншань, оправившись от боли, резко схватил Цзян Чэна за волосы, вдавил его голову в пол, едва не разбив прямой нос, а от сильной хватки Цзян Чэн вскрикнул, поморщившись и пытаясь перевернуться, спихнуть с себя насильника. Из глаз хлынули слезы, по бедрам потекло и Ваньинь едва мог удерживать трезвость разума. Мужчина наклонился к нему, расплетая волосы омеги под собой и жестко наматывая их на кулак, заставив также приподняться и Цзян Чэна.        — Вы непокорный, мне это нравится. Однако, вы всего лишь омега. Услышали? Всего лишь омега.        — Вам это с р-рук не с-сойдет, — голос Ваньиня начал запинаться, он дрожал, боясь неизбежного. Омега всхлипнул, поджимая губы и сжимая руки в кулаки, вновь взбрыкнув, но его руки перехватили за запястья и крепко сжали, доставляя боль.        — Уже сошло. Не вижу здесь главу клана Не. Должно быть хорошо он вас обработал, раз вы так непокорны другим. Покажите, как стонете под ним?        — Вы больной! Об этом все узнают! — Цзян Чэн взбрыкнул, пытаясь достать до альфы ногами, но тот удерживал их в одном положении, нажав своими коленями. Так он еще мог прекрасно соприкасаться своим пахом с поднятыми кверху бедрами омеги, что лежал под ним. Зрелище было прекрасным, одежды задрались, давая вид на обтянутую штанами упругую задницу, что уже пропиталась влагой от течки. Цзинь Гуаншань ухмыльнулся.        — Хотите растрепать на всю Поднебесную о своем позоре? Прекрасно, я скажу, что вы соблазнили меня своим течным запахом. Кому они поверят больше?        — ПОМОГ…Ммм! — Цзян Чэну зажали рот ладонью, отпустив его волосы и убрав натяжение. Крик вышел громким, но если слуг не было поблизости, то они могли даже не заглянуть в кабинет, чтобы узнать, что происходит.        — Будьте хорошим мальчиком, Цзян Ваньинь.        Цзинь Гуаншань бесцеремонно сорвал с Цзян Чэна его штаны, рассматривая текущую узкую дырочку. Он облизал свои губы, затем отпустив руки омеги, который не стал терять времени, продолжая вырываться и царапаться, пытаясь освободить свой рот, пока альфа распахивал свои слои ханьфу, дабы не терять времени, пока омега отвлечен. Цзян Чэн, собрав всю волю в кулак, дернул за руку мужчины, которой он удерживал его рот, собрав в легкие побольше воздуха, закричав:        — ПОМОГИТЕ!!!        Цзинь Гуаншань зарычал, схватил Цзян Ваньиня за волосы, дернул на себя и зашептал на самое ухо:        — Почему сопротивляешься? Твое дело подчиняться! — он бросил Ваньиня на пол, схватил его за округлые бедра, пока Ваньинь пытался натянуть на себя свои исподние штаны.        Альфа уже готов был ворваться в тело омеги под собой, как фусума распахнулись, внутрь влетели крепкие слуги-беты, которых нанимал на работу Цзян Чэн. Они, заметив своего хозяина в таком положении, сразу же кинулись на помощь, оттаскивая сопротивляющегося альфу, которому в нос уже влетел сладкий запах, сносящий голову, а служанки, которые также прибыли в кабинет, помогли своему главе подняться, оправляя его одежды, пряча своими девичьими телами от альфы, которого беты выводили прочь, но тот брыкался, выглядя ужасно и позорно со спущенными штанами. Мужчины слуги откинули Цзинь Гуаншаня подальше от комнаты, а тот сразу же поправил свои одежды, приводя себя в более благородный вид. Втянул носом воздух, хмуря брови и рыча. Он развернулся на месте, отправившись прочь, уверенный, что Цзян Ваньинь не станет распространяться об этом направо и налево. Не того он был склада, слишком позорным стал бы считать, что едва не сдался альфе.        Цзян Чэн, сорвавшись, взрыднул, громко заревев, стирая ребрами ладоней свои слезы и крупно дрожа. Только что едва не случилось непоправимое. Он трясся, как колос пшеницы на ветру, постоянно прокручивая этот страшный момент в голове. Момент собственной беспомощности и страха перед более сильным человеком. Здесь не было Не Минцзюэ, на которого так привык надеяться в последнее время Цзян Чэн. Он был один на один с мужчиной, едва не изнасиловавшим его. Как теперь смотреть в глаза Цзинь Лину, как вообще приезжать за ним в Башню Кои? Омега громко всхлипнул, заплакал сильнее, пока его служанки обнимали своего господина со всех сторон, успокаивая, поглаживая по волосам, укутывая в плащ, который принесли другие служанки. Уже позвали лекаря, который смог бы приготовить успокаивающий чай. Когда Цзян Чэн выпил его, то ему стало несколько легче. Он лишь прерывисто всхлипывал, лежа в своей кровати, пока у его двери дежурили слуги-беты, чтобы никто не потревожил покой их господина.        Только после того, как течка закончилась, Цзян Чэн понял, что произошло. Страх накатил новой волной, накрывая с головой и заставляя омегу покрыться мурашками, обвить себя руками и сжать до побеления костяшек пальцев. Ваньинь не мог есть и пить, ему постоянно чудилось, что каждый адепт-альфа провожает его взглядом, облизывается и желает поиметь, просто потому что можно было по статусу. Они альфы — они выше. Он дергался, если слышал как кто-то втягивает носом воздух, шугался, когда рядом были альфы, если они были слишком близко. Он не мог больше воспринимать себя в безопасности. Он всегда носил при себе Цзыдянь, старался всем видом показать, что он опасен. Теперь взгляд его испепелял, точно молнии, в нем смутно читалось намерение атаковать противника. Весь облик Цзян Ваньиня источал самоуверенность и надменность, чтобы показать, что он может дать отпор. Каждый адепт склонял голову перед сильным заклинателем, да и к тому же настолько грозным. Цзян Чэн больше не желал допускать того, чтобы кто-то обращался с ним, как с вещью, лишь из-за того, что по вторичному полу он был слабее. Он станет ничем не хуже всех альф. Больше не прогнется. Никогда. С этими мыслями Ваньинь тренировался день за днем, пытаясь забыть о том, кто он такой на самом деле.        Ближе к концу июля Поднебесную посетила радостная весть. Ляньфан-цзунь, являющимся героем «Аннигиляции солнца» носил под сердцем ребенка. Это для каждого была прекрасная весть, ведь если родится Альфа, то трон Ланьлин Цзинь останется в надежных руках. Цзинь Гуаншань точно лично объявит ребенка своим наследником и преемником. Счастливая супружеская пара была вне себя от радости, они отослали письма каждому, в том числе и в Юньмэн и в Цинхэ. Цзян Чэн, читая письмо, не знал, что чувствовать. В душе была пустота. У Лань Сиченя появится официальный наследник. Оставалось порадоваться за него, но отчего же было так больно? Ваньинь сжал в руке письмо, прижав к себе колени и уткнувшись в них лицом. Он пытался сдержаться. Пытался. Но пережить такое одному было слишком тяжело. Цзян Чэн собрался в путь. В Цинхэ Не его сразу же встретил Не Минцзюэ, что был темнее тучи. Ясно было — прекрасно знал о том, что Цзинь Гуанъяо забеременел. Четыре года в браке, теперь Небеса даровали Цзэу-цзюню и Ляньфан-цзуню ребенка. Повезет, если он не станет таким же, как Цзинь Гуанъяо, которого так ненавидел Цзян Чэн. Ваньинь тяжело вздохнул, готовый коснуться Не Минцзюэ, но вдруг дернулся назад, обвил себя руками и сморщил нос. Все еще было тяжело. Не хотел подчиняться. Не хотел быть слабым. Поэтому вздернул нос, отряхнул невидимую грязь с ханьфу и улыбнулся, когда на весь двор послышалось громкое: «Папа!». Он поймал в объятия своего сына, расцеловал его лицо и прижал к себе. Вот, кто никогда не обидит Цзян Чэна. Единственный Альфа, который не сделает больно. Его маленький сын. Ваньинь рассматривал своего сына, который так вытянулся в росте, что просто и не узнать. Только Не Минцзюэ смотрел на Цзян Чэна, не понимая, что изменилось в омеге. Он стал иным, не дал прикоснуться, даже ничего не сказал, что жутко разозлило, но Не Минцзюэ сдержался, сжал зубы и мотнул головой, отправившись в Нечистую Юдоль, а чета Цзян отправилась следом за ним.

Продолжение следует…