Всего лишь омега?

       После смерти Не Минцзюэ всю неделю стоял дождь. Словно сама Поднебесная оплакивала трагедию, произошедшую в башне Кои в день празднования третьей луны Цзинь Жусуна. Цзян Чэн, присутствовавший на празднике в момент, когда вдруг Не Минцзюэ поддался влиянию сабли, а потом умер страшной и мучительной смертью, желал забыть это, как страшный сон. Но ему было так больно. Так тяжело. Когда Не Минцзюэ рухнул на мраморную лестницу, а Лань Сичень тихо произнес, что его побратим погиб, то Цзинь Гуанъяо сразу же позвал лекарей, закричав, чтобы они прибыли как можно скорее. Не Хуайсан, вырвавшись из рук старшего омеги, рванул к брату, упал рядом с ним на колени и завыл. Как раненный и загнанный в ловушку зверь. Так громко, давая волю своим чувствам, прижимая к себе изо всех сил крепкое тело Чифэн-цзуня, не обращая внимания на кровь, которой он пачкал свои одежды. Цзян Чэн же просто не мог сдвинуться с места. Только смотрел, затем поднимая потемневший и замутненный взгляд на Цзинь Гуанъяо, что смотрел точно на главу клана Цзян. Ваньиню казалось, что все это — злой рок, который преследует его. И нельзя ни с кем сближаться, если он не хочет повторения судеб родителей, сестры и даже Не Минцзюэ, который успел стать за столько лет таким близким и родным.        Тело Чифэн-цзуня сразу же Не Хуайсан увез в Нечистую Юдоль. Он был в таком трауре, что не замечал ничего вокруг, кроме своего старшего брата. Омега даже ни с кем не стал прощаться, просто забрался в паланкин, а Цзян Чэн собирался поехать вместе с ним в Цинхэ, поэтому, не тратя времени, попрощался только с Лань Сиченем и Мэн Яо, которые выглядели очень подавленно и испуганно, особенно омега. Глава клана Цзинь весь побледнел и едва ли не рухнул в обморок, лекари понадобились не только истерящему Не Хуайсану, но и новоиспеченному папе. После прощания, Цзян Чэн встал на меч, приказал адептам отправляться за ним, и полетел за паланкином Не Хуайсана, который держали его адепты.        Опустившись во дворе Нечистой Юдоли, когда было раннее утро, Цзян Чэн встретил сына, обнял его и крепко прижал к себе, не давая смотреть на то, как из паланкина выносят почившего главу клана Не. Не Хуайсан вылез следом, сделал пару шагов и упал на колени без сил, потеряв сознание. Сию, увидев это, замолчал, просто распахнутыми глазами следил за тем, как уносят тело Не Минцзюэ и как пытаются привести в чувство Не Хуайсана. Молодой господин Цзян слишком быстро повзрослел. Похороны не могли начать долго. Они были назначены через три дня после смерти Не Минцзюэ. Его тело отмыли, переодели в его любимые одежды с броней и плащом, а также и заплели длинные волосы в высокий хвост. Гроб уложили в самом центре главного зала крепости. И так много было тех, кто хотел попрощаться с главой клана Не, приходили даже простые крестьяне, о которых заботился клан Не. Каждый возносил почести, приносил цветы и сжигал ритуальные деньги. Зал был полностью усыпан цветами, как живыми, так и сложенными из бумаги. Все прибывающие, в дань уважения, были одеты в белые одеяния, только с некоторыми клановыми отличиями. Цзян Чэн тоже был одет в белое. Он попросил Сию не выходить, когда приезжают другие люди, особенно когда приехали Лань Сичень и его муж. Ваньинь старался поддерживать Не Хуайсана, который был белее самого Не Минцзюэ, но в такой ситуации ничего не могло помочь справиться с болью. Цзян Чэн знал не понаслышке. Лань Сичень долго пребывал в Нечистой Юдоли. Поэтому Цзян Чэн, втайне, отправил Сию домой, чтобы они, не дай Небеса, не столкнулись. Маленький Альфа был очень зол на своего родителя за подобное поведение, он даже устроил в коридоре ему истерику, закричал и заплакал, что никуда не поедет, пока не попрощается с дядей Не Минцзюэ. Ваньинь никогда не был сильно строг к своему ребенку, но тут он просто не мог иначе, наклонился к сыну, строго, сквозь зубы, произнося: «Если я сказал, то ты должен слушать, Сию. Отправляйся в Пристань Лотоса, немедленно!», но маленький Альфа снова стоял на своем и упрямился, сказал, что сбежит из Пристани Лотоса, но омега все равно был непреклонен: «Ноги переломаю». Чженйи, обиженный на своего папу, плачущий, что ему даже не дают поддержать дядю Хуайсана и попрощаться с Не Минцзюэ, все же уехал обратно домой. Его лето в Нечистой Юдоли было окончено заочно.        Когда тело хоронили, грязь была ужасно вязкой, что ноги в ней застревали, но все равно тело Не Минцзюэ погружали в вырытую яму. Не Хуайсан пытался держаться, но когда на крышку темного гроба начала падать земля, которой его закапывали — он не выдержал, взревел, упал на колени, пачкая свои одежды в грязи. Его волосы намокли от дождя, прилипли к лицу и телу. Даже любимый веер был отброшен в сторону. Омега напоминал ребенка, который остался сиротой. Он становился главой Ордена Цинхэ Не, чего надеялся никогда не делать, мечтая, чтобы брат жил долго и даже счастливо, пусть не с истинным и предназначенным судьбой человеком, но хотя бы с другим омегой, который ему так нравился. Цзинь Гуанъяо, стоящий рядом с мужем, смотрел на то, как спускают гроб, тяжело вздохнул и вытащил из-под рукава запястье. Метка была белой, как уродливый шрам. Линии все еще были поплывшими из-за черноты до этого. Но теперь все стало еще хуже. Омега глубоко вздохнул, прижался к Лань Сиченю, уткнувшись носом в его грудь и всхлипнул. Цзэу-цзюнь погладил супруга по спине, пытаясь утешить, взглянул в яму и тяжело вздохнул. Не Минцзюэ был его близким другом, побратимом и пусть все вышло так, что они поменялись соулмейтами, он ощущал вину за то, что его музыка не смогла помочь. Он даже достаточно обучил Яо, чтобы тот смог сыграть для их дагэ, но даже это не помогло. Сила сабли была гораздо сильнее. Цзян Чэн присел рядом с другом, приобнимая его и поглаживая по мокрым волосам. Ваньинь не плакал. Не тогда, когда в ужасе смотрел за тем, как умирает Не Минцзюэ, не после. Даже сейчас, он, словно не веря в произошедшее, смотрел за тем, как лопатами закидывают гроб тяжелой землей. Он вздохнул, поднялся на ноги, поднимая и Хуайсана, который едва мог стоять, шатаясь, отчего Цзян Чэну пришлось держать его, ведь то и дело ноги второго господина Не подкашивались и он едва не падал от истерики.        После похорон, остались некоторые заклинатели, которые хотели почтить память главы клана Не. Главный зал погрузился в молчание, нарушаемое лишь тихим шепотом и стуком палочек о тарелки с едой. Место главы клана Не пустовало. Не Хуайсан сидел внизу, со всеми, не желая даже приближаться к трону. Омега был слишком шокирован и изнурен. Еще никогда Не Хуайсан так не запускал себя. Под его глазами залегли тени, лицо было бледным даже без белил, волосы спутаны и убраны только в низкий хвост, он, кажется, был даже не умыт. Глаза были понурыми и безжизненными и сам парень боялся увидеть свой дом без того, без кого он был невозможен. Пусть Не Минцзюэ и Не Хуайсан были от разных матерей, они все равно были близки. Старший всегда оберегал младшего и теперь Не Хуайсан ощущал себя беззащитным. Омега поджал губы, когда к нему вновь подошли с соболезнованиями, кланяясь и желая омеге как можно скорее прийти в себя. Цзян Чэну было тошно от этих слов. Он, пусть и не желая оставлять Не Хуайсана, подошел к Лань Сиченю, который сидел подле Не Хуайсана рядом с Цзинь Гуанъяо. Омега наклонился к Цзэу-цзюню, коснувшись кончиками ленты его плеча, зашептав:        — Я хочу выйти подышать. Пожалуйста, присмотрите за Не Хуайсаном.        Запах лотосов окутал молодого главу клана Лань, он легко кивнул, взглянув на своего друга и после зашептал в ответ, почувствовав, как феромоны А-Яо стали сильнее и он распускает их, пытаясь перебить цветущий запах Цзян Ваньиня.        — Я обещаю присмотреть за ним. Глава клана Цзян, с вами все в порядке?        — Разве можно быть все хорошо с человеком, чей близкий человек недавно умер? — он грустно улыбнулся, выпрямляясь и холодно окидывая взглядом Цзинь Гуанъяо. — Прекратите распускать феромоны, Ляньфан-цзунь. Не тут, — с этими словами Ваньинь поспешил откланяться, а Лань Сичень строго взглянул на мужа, который лишь вздохнул, отвернулся и погладил плечо Не Хуайсана, который прижался к старшему омеге и тихонько всхлипнул.        Цзян Чэн вышел на улицу, вдохнул запах дождя, что продолжал тяжелыми каплями орошать землю, и вскинул голову вверх, подставляя лицо прохладной воде. Он закрыл глаза, прикусывая нижнюю губу, пытаясь справиться с эмоциями. Лишь затем приоткрывая глаза с мокрыми ресницами, он глубоко вздохнул, рассматривая темные тучи, что сгустились над Нечистой Юдолью. Никогда еще не было столько дней дождя в засушливом Цинхэ. Ваньинь вновь закрыл глаза, безвольно опуская руки вдоль, ощущая как щеки обожгло теплотой. Это были слезы. Они застелили глаза, скатываясь по щекам и оставляя за собой мокрые соленые дорожки на шее, которые тут же смывались каплями дождя. Злая судьба точно преследовала омегу, протягивала к нему свои когтистые лапы, сжимала пальцы на шее, перекрывая дыхание и шептала в самый затылок, вызывая табун мурашек: «Такой жалкий. Жалкий, жалкий, жалкий, а-ха-ха-ха! Даже Не Минцзюэ умер из-за тебя! Ты виноват!». Не было больше сил с этим спорить.        Цзян Чэн вернулся в Пристань Лотоса только после того, как удостоверился, что Не Хуайсан в порядке. С ним все еще оставались Лань Сичень и Цзинь Гуанъяо, ведь стоило еще решить то, чтобы Не Хуайсан стал новым главой клана Не, как бы сильно ему не хотелось. Парень не желал этого, постоянно пытался отвертеться, но советники просто поставили его перед выбором: «Молодой господин Не, либо выходите замуж, либо становитесь главой сам». Было слишком жестоко делать это, ведь Не Хуайсан только похоронил брата, но выбора не было. Не Хуайсан стал новым главой клана Не, а Лань Сичень и Цзинь Гуанъяо пообещали помогать ему, чтобы еще незрелый, как глава, омега смог управлять Орденом. По прибытию домой, Цзян Чэна встретили закрытые фусума в комнату его сына, что очень удивило молодого папу. Сию еще никогда не закрывался от своего родителя, но через фусума крикнул, что он обижен на папу за то, что тот не дал утешить дядю Хуайсана и попрощаться с главой клана Не. Ведь больше Чженйи никогда не увидит строгого, но праведливого мужчину, который часто проводил время с Сию прошлым летом. Да и к папе его он был очень нежен и добр, Сию некоторое время даже думал, стоит ли вообще позволять главе клана Не такое отношение к его родителю, но решив, что Чифэн-цзунь стал бы прекрасным отцом для него и прекрасным мужем для папы, решил не вмешиваться и не капризничать, хоть делить папу с кем-то было очень тяжело. Даже с его младшим братом, но Чженйи понимал, что его папа хочет быть счастлив и не может уделять время только ему. Поэтому, приходилось мириться с этим. Шмыгнув носом, когда Цзян Чэн отошел от фусума, Цзян Сию обнял свою подушку и прижал ближе к груди коленки. Он был обижен, что не смог последний раз сказать главе клана Не спасибо. А ведь с того праздника он так сильно ждал их, хоть и был расстроен, что его с собой не взяли. Теперь его папа не станет пускать его даже в Цинхэ. Сбежать было бы опрометчивым решением, Сию некуда было идти, а дорогу до Нечистой Юдоли он не помнил. Да и попался бы потом и его папа наказал бы мальчика. Да и зачем сбегать из дома, где тебя любят? Почему-то сейчас Сию думал о том, что не хотел бы ругаться с папой. Вдруг он бы умер также внезапно, как и дядюшка Не? Тогда Сию бы очень сильно плакал, своего папу он любил больше всего. Он слышал от слуг, что Чифэн-цзунь умер из-за кланового проклятья безумия, но больше он ничего не знал. Теперь что-то абсолютно поменялось в Пристани Лотоса. Что-то стало иным.        Цзян Чэн вот уж точно не хотел ругаться с Сию. Ребенку было почти восемь лет, его характер начинал проявляться и Ваньинь тысячу раз пожалел о том, что у его сына не характер Лань Сиченя. Было бы гораздо проще общаться с мягким ребенком, который не стал бы так эмоционально реагировать на все, что делает его папа. Цзян Чженйи был таким же упрямым и взрывным, как сам Цзян Ваньинь, а поэтому только время покажет, не испортятся ли их отношения с такими сложными и тяжелыми характерами. Цзян Чэн сел за свой стол, глубоко вздохнул и взглянул в окно. Лето было в самом разгаре. Теперь его Сию проведет в Пристани Лотоса, как бы сильно ему не хотелось находиться за пределами родных стен. У Не Хуайсана были более важные дела и он не мог нянчиться с чужим ребенком, а поэтому Цзян Чэн решил быть рядом с сыном. Работать меньше или, если нужно будет, по ночам, но днем проводить время с ребенком. Да и с Сию они довольно быстро помирились. Все же обижаться друг на друга, как маленьким, было слишком глупо. А еще Цзян Чэна посетила одна мысль. Он коснулся пальцами своего пучка, в котором были собраны длинные волосы, распустил их и достал Саньду. Наутро глава клана Цзян появился у озера, чтобы поплавать, отчего служанки попадали в обморок и расплакались. Прекрасные черные волосы их господина, что раньше густым прямым водопадом обрамляли его спину, теперь едва касались его хрупких омежьих плеч. Слуги зашептались. Состригали волосы или опороченные омеги и девушки, или же те, кто терял того, кто был очень родным и близким человеком. Но Цзян Чэн ощущал себя легче. Ушел груз утраты вместе с тяжелыми волосами. Но почему же тогда слезы катились из глаз так сильно, пока молодой омега все равно улыбался?        Так прошел почти целый год. Цзян Чэн все еще не мог свыкнуться с тем, что Не Минцзюэ не было в живых. И если даже он не мог, то каково же было его соулмейту и особенно младшему брату? Не Хуайсан вел свой клан, но довольно быстро прослыл как Незнайка. Он не понимал, как управлять Орденом, ничего не знал и не хотел узнавать. Когда его люди приходили к нему, требуя ответов, почему же никто так и не уничтожает нечисть, он на все с испугом отвечал: «Я не знаю! Я ничего не знаю!». Цзян Чэн предполагал, что оно будет примерно так. Главой клана Не Хуайсан никогда стать не хотел, а потому и делами занимался абы как. Ходил на светские мероприятия, продолжал ходить по публичным домам, только теперь не сбегая из-под надзора брата, делая это открыто, но большего не делал. Крестьяне, живущие в провинции Цинхэ только разводили руками, мол, «Какой глупый и никчемный глава!». Помощи же Не Хуайсан не принимал, когда его пытались научить вести дела. Он постоянно ездил в Ланьлин плакаться Цзинь Гуанъяо, что у него проблемы, там омеги пили чай, Не Хуайсан рассказывал о том, что произошло, а глава клана Цзинь пытался решить проблемы своего побратима. В начале лета для Цзян Чэна в Пристань Лотоса пришло письмо. Ваньинь очень удивился, когда увидел печать клана Не, однако вскрыл письмо, развернув табличку и читая то, что написал для него Не Хуайсан. Тот говорил, что, не смотря на то, что его дагэ мертв — их маленькая традиция с тем, чтобы Цзян Чженйи каждое лето гостил в Нечистой Юдоли, все равно могла бы сохраниться. Так Цзян Чэн смог бы спокойно поработать, а Не Хуайсан позволял бы тренироваться с адептами маленькому Альфе, который рос не по дням, а по часам и уже доставал ростом Цзян Чэну чуть ли не выше пояса. Цзян Чэн долго раздумывал, стоит ли вообще отвозить Сию в Цинхэ, ведь пока что у Цзян Чэна гостил и Цзинь Лин, которого забрал к себе в Пристань Лотоса его дядюшка. Дети прекрасно проводили время вместе, купались, резвились, тренировались. Но решив, что было бы совсем неплохо отвезти Чженйи в середине лета в Цинхэ, Цзян Чэн написал ответное письмо, что пусть такая традиция у них сохранится. Поэтому, с этого момента Цзян Чженйи вновь начал ездить в гости в Нечистую Юдоль, чему был непомерно рад. В начале месяца приезжал Цзинь Лин, потом Цзян Чэн увозил его обратно в Башню Кои, возвращался за Сию и отвозил его к Не Хуайсану, а сам проживал течки, которые как раз приходили на каждые полгода, ведь цикл смог нормально сформироваться.        Много раз Цзян Чэн, при посещении Башни Кои, виделся и с маленьким Цзинь Жусуном. Малыш и правда был безумно похож на своего папу, а еще безумно любил отца, который не чаял души в маленьком Омеге. Ваньиню было даже завидно. У Чженйи не было отца, а наследнику Цзинь Гуанъяо и Лань Сиченя несказанно повезло. Бывало, что в Башне Кои гостил и Лань Сычжуй, приезжая вместе с Ханьгуан-цзюнем. Тогда, в моменты прибывания и Цзян Чэна в Ланьлине, он старался этих двоих избегать. Но однажды они встретились лицом к лицу. Началось семейное застолье, за которым находилась супружеская пара, их сын, Цзян Чэн с Цзинь Лином и Второй Нефрит клана Лань вместе со своим наследником, которого было решено сделать главой клана Лань по праву первого рождения. Если в будущем ребенок откажется, то претендентом станет Лань Вэньян, а если откажется и он, то в таком случае главой станет Цзинь Жусун, приняв фамилию клана Лань. Сложная была ситуация, однако, как считал Цзян Чэн, правильная. Все было по дате рождения. Трон переходил от старших к младшим. Цзинь Жусуну не на что было надеяться, если первые два претендента примут предложение стать главой Ордена Гусу Лань. На том семейном застолье Цзян Чэн впервые увидел воочию, а не издалека, как же сильно похож ребенок Лань Ванцзи на Вэй Усяня. Те же глаза, та же белоснежная и жизнерадостная улыбка. От этого сердце Цзян Чэна сдавило и он опустил взгляд в тарелку и не поднимал до самого окончания трапезы. Лань Сычжуй был милым мальчиком, а еще достаточно умным и талантливым. Лань Сичень, за своего брата, с гордостью делился достижениями племянника. Мальчик разбудил Золотое Ядро в возрасте шести лет, что было уже удивительным, а теперь он пользовался мечом и очень способно. У Лань Сычжуя был лучший друг — мальчишка по имени Лань Цзинъи. Также Лань Сычжуй прекрасно дружил и с А-Лином, что очень нравилось Цзян Чэну. Впрочем, нравилось слушать и о том, как живет племянник. Пусть он и не уделял ему достаточно внимания из-за тяжести собственной вины, он не мог игнорировать тот факт, что у него два племянника. И пусть с одним он общался слишком редко, а то и вовсе не виделся — ему было приятно услышать о нем. Лань Сычжуй точно вырастет прекрасным молодым господином, возьмет все лучшее от своих родителей и прославит клан Лань еще больше. После того застолья в Гусу пришло много подарков, переданных адептами клана Цзян. Лань Ванцзи, как бы не хотел отказаться, увидел улыбку брата и восхищение Лань Юаня, которому и были адресованы подарки, все же с тихим «мгм» согласился принять их.        Так размеренно текли дни, сменяясь один за другим. Рутина и быт едва ли не полностью вытеснили из жизни Цзян Чэна всю радость и смех. После смерти Не Минцзюэ все стало слишком серым, поблекшим. Он полностью отдался собственной работе, изредка проводя время с Сию, который каждое лето уезжал в Цинхэ Не, а потом возвращался и Ваньинь не мог узнать своего сына. С каждым летом он все больше вытягивался в росте, его лицо приобретало более мужественные черты, оттесняя детские. С каждым разом Цзян Чженйи все больше напоминал Лань Сиченя. Цитриновые миндалевидные глаза с густыми темными ресницами, молочного цвета кожа, на удивление не тронутая солнцем Юньмэна. Россыпь маленьких веснушек на носу, как у самого Ваньиня, копна длинных черных волос, что ребенок всегда убирал в высокий пучок. Он одевался в фиолетовые и пурпурные одежды, сквозь которые прослеживался и белый цвет нижних одежд. Его голос стал ломаться, когда ребенку исполнилось двенадцать лет. Цзян Сию постоянно откашливался, старался взять голос под контроль, напрягая голосовые связки и Цзян Чэн вспоминал себя в его возрасте. Примерно тогда же начал ломаться голос и у самого омеги. У маленького же Альфы он становился грубее, особенно по утрам, когда Ваньинь заходил в комнату к сыну, чтобы разбудить его, а тот вдруг начинал говорить на два тона ниже обычного, отчего родитель не мог сдерживать смеха над своим ребенком, за что в него потом кидали подушкой, ведь к ломанию голоса прибавились и такие проблемы, как перепады настроения и истерики. Молодой господин Цзян и до этого был не сладок характером, будучи довольно капризным, теперь же он еще больше напоминал своего папу, отчего слуги постоянно качали головами, а самый старый слуга, что спасся при осаде Пристани Лотоса до «Аннигиляции Солнца» — дед Чонган, приговаривал: «Точно глава клана Цзян в молодости. Только Альфа». Глава клана Цзян и молодой господин в один голос кричали, что это совсем не так, чем еще больше смешили слуг. Цзян Сию довольно быстро вытягивался в росте и уже к четырнадцати годам, что он жил, он начал прекрасно владеть мечом, а его Золотое Ядро оказалось полностью сформировавшимся. Теперь Цзян Чэн с гордостью брал сына с собой на ночные охоты, первая из которых прошла невероятно удачно. Ваньинь не пожалел денег на использование магических сетей, а также и на талисманы. Он купил для Сию именной меч, который тот назвал Сюанфэн из-за причудливой формы рукояти, что удобно лежала в руке. Оружие было легким, чтобы не напрягать еще детские руки. Из-за меньшего веса, чем в том же Саньду Цзян Ваньиня, скорость орудования им была увеличена и Цзян Чженйи уповал на скорость и ловкость, нежели на силу, как когда-то делал Вэй Усянь, являясь лучшим учеником Ордена Цзян. Ваньинь правда гордился своим сыном, особенно после того, как тот смог сам уничтожить нечисть, которую специально нашли для ночной охоты. Это были низкоранговые навки и призраки, однако даже те могли покалечить неумельца, а для первой ночной охоты было самое то. Поэтому теперь Цзян Сию был полноправным адептом своего Ордена и с радостью отправлялся на ночные охоты в окрестностях Юньмэна, а летом ездил в Цинхэ Не, где уже Не Хуайсан водил маленького господина на ночные охоты по его прихоти, ведь совсем не мог отказать Цзян Чженйи, если это делало его счастливым. Сам омега предпочитал не ловить нечисть, гоняясь за ней по всей горе, а поэтому просто сидел под шатром, пил сладкое вино и наслаждался видами, неспешно обмахивая себя веером.        С этими проходящими годами после смерти Не Минцзюэ, Цзян Чэн слышал об успехах Ордена Ланьлин Цзинь. Мэн Яо был прекрасным главой клана, еще больше принося ему власти и почета, он сделал много хорошего и для простого народа. Цзян Чэн, когда слышал об этом, был очень удивлен — Цзинь Гуанъяо предлагал построить смотровые вышки, когда его сыну было шесть лет. Они помогали бы своевременно предупреждать об опасности и нашествия нечисти. На таких вышках дежурили бы заклинатели, сменяя друг друга посменно. Тогда можно было бы быстро реагировать на то, чтобы спасать простых горожан. Все же многие заклинатели не желали связываться даже с простой нечистью, когда за нее не платили. А порой крестьяне просто не могли заплатить из-за бедности. Тогда Цзинь Гуанъяо предложил платить из средств Ланьлин Цзинь за подобные заказы на нечисть. Это казалось выгодным решением. На том собрании Цзинь Гуанъяо здорово повздорил с одним из глав Орденов, что тот даже встал и с криками ушел. Лань Сичень тогда тихо вздохнул, попросил всех соблюдать спокойствие и начать голосование. Это немногим не понравилось, Цзян Чэн же на общем собрании проголосовал «За» подобную постройку. Ему казалось, что это и правда поможет в будущем, поэтому он посчитал нужным проголосовать. Цзинь Гуанъяо же, занявший пост Верховного заклинателя после смерти Не Минцзюэ, очень обрадовался тому, что голосов «За» было гораздо больше, чем «Против», поэтому строительство началось почти сразу. Пока Поднебесную не оглушила новость о неудавшемся покушении на сына Ляньфан-цзуня. Цзинь Жусун был похищен, но быстро найден, пока ребенку ничего не сделали. Похитители хотели надругаться над бедным ребенком, но туда пришли его родители, выследив с помощью магических собак — спутников заклинателей, а Ляньфан-цзунь убил абсолютно всех, оставив в живых одного, чтобы узнать, кто был их заказчиком. Пока Цзэу-цзюнь успокаивал плачущего ребенка, Цзинь Гуанъяо выведал, что заказчиком был никто иной, как его политический оппонент. Не смотря на то, что Лань Сичень, который тоже был ужасно разозленным, просил поговорить для начала, Цзинь Гуанъяо свершил месть. Многим посчиталось это правильным, ведь невозможно было оставить все это так. Цзян Чэну казалось, что каждый, кто причинил вред ребенку должен был быть наказан и убит. В играх взрослых не должны участвовать дети. Поэтому Ляньфан-цзуня он понимал и не осуждал, ради Сию он уничтожил бы всю Поднебесную.        Когда Сию исполнилось шестнадцать и он вернулся осенью с Нечистой Юдоли, то Цзян Чэн учуял то, как изменился его запах. Цзян Чженйи выглядел гораздо старше, вытянулся в росте еще сильнее, став совсем на немного ниже своего папы. Его лицо полностью оттеснило детские черты, вместо щечек появились скулы и теперь он не был так сильно похож на Лань Сиченя, прибавились черты и его любимого папы. Прямой тонкий нос, сведенные к переносице узкие брови, миндалевидные цитриновые глаза и ухмылка, так сильно напоминающая самого Цзян Ваньиня. Когда молодой господин Цзян переступил порог Пристани Лотоса, встречаясь со своим папой, то Ваньинь едва ли не упал. Запах горького миндаля наполнил весь зал, что обозначало лишь одно — в Нечистой Юдоли у молодого господина Цзян начался гон. Цзян Чэн осмотрел сына с головы до самых пяток, сетуя, никто ли его не обидел, никто ли не тронул его кровиночку. Чженйи лишь мотал головой и улыбался, сказав, что все хорошо и его никто не обижал. И тем не менее, Цзян Чэн тихо выдохнул. Еще совсем недавно он держал Сию на руках, когда родил его, кормил грудью, учил ходить, говорить. Еще совсем недавно его малыш был совсем крохотным, а теперь он достиг возраста благородного господина. Цзян Чэн едва сдержал эмоции, только обнял сына, поцеловав в лоб и крепко-крепко прижав к себе. Недолог путь — он отдаст его какой-то омеге и она будет ухаживать за его мальчиком, а не сам Ваньинь. Затем Сию показал и то, чему он обучился у адептов клана Не — Цзян Чэн был очень восхищен и горд. Даже гостящий Цзинь Лин был в шоке от увиденного, а потом он решил, что обязательно превзойдет старшего брата. Цзян Чэн кивнул, позволил братьям посоревноваться, хоть Сию и был сильнее в силу возраста, но с удовольствием посмотрел на этот спарринг.        Цзинь Лин прекрасно владел собственным телом, он знал, где нужно добавить силы, а где нужно быть более ловким. Однако вспыльчивость характера заставляла его раз за разом терпеть поражение в схватке с Цзян Чженйи. Пусть Жулань и был омегой, однако в свои тринадцать лет он уже умел держать меч, фехтовать и даже накладывать некоторые талисманы. Он продолжал тренировать свое Золотое Ядро, занимаясь с дядями медитациями. К сожалению, его младший брат — Цзинь Жусун, когда ему предоставили выбор меча, решил не выбирать путь заклинателя и решил, что не хочет бороться с нечистью. Поэтому-то и для Жуланя было не очень интересно в Башне Кои, ведь не с кем было достаточно потренироваться. И именно поэтому его дяди с еще большим увлечением учили племянника искусству заклинания. Пусть Цзинь Жусун и жил в Ордене заклинателей, как и его родители были довольно сильны, он решил, что не хочет заниматься самосовершенствованием всерьез. У Цзинь Жусуна прекрасно получалось рисовать. Лань Сичень, который тоже рисовал свои картины, научил этому мастерству и сына, а том унастолько понравилось, что уже в свои года он мог заниматься этим, не отрываясь от своего занятия. Это было своеобразной формой медитации. Пару раз, когда Цзян Чэн навещал Цзинь Лина в Башне Кои, то он встречался с мальчиком, который очень был рад видеть главу клана Цзян. И пусть сам Цзян Чэн держался отстраненно к чужому ребенку, все равно долго холодным быть не получалось. Цзян Чэн общался с ним, иногда улыбался над глупыми историями, которые ему рассказывал маленький Омега. И много думал, как же так вышло, что у его неприятеля вышел такой прекрасный сын? Характером мальчик был жутко любознательным, а еще добрым и слегка наивным. Напоминал этим он Лань Сиченя во времена обучения Цзян Чэна в Облачных Глубинах. Он с тоской вспоминал об этом времени, о Вэй Усяне, которого продолжал искать, пусть уже не так рьяно, но ненавидя всех, кто шел по темному пути. От этого он ненавидел посещать Башню Кои еще больше. После смерти Не Минцзюэ глава клана Цзинь постоянно намеревался поддеть его. Он называл его Саньду-шэншоу, называл героем на застольях, что именно Цзян Чэн спас всех от Старейшины Илина, погружая в еще большее чувство вины, от которой Ваньинь спасался агрессией и высокомерием. Он считал себя лучше, чем Цзинь Гуанъяо, прекрасно понимал, что этот низкорослый омега всего лишь сын шлюхи, но ответить почему-то он просто не мог. Лань Сичень пытался сказать мужу о том, что главе клана Цзян, должно быть, неприятно такое обращение, но Цзинь Гуанъяо с гордостью выпаливал: «Он герой и его нужно чествовать!». После этого Цзян Чэн старался не обращать внимания на эту пару. С Лань Сиченем он еще мог спокойно общаться, их можно было даже назвать друзьями, но вот с Мэн Яо общаться было невозможно, каждый разговор, когда рядом не было Цзэу-цзюня превращался в словесную перепалку, чей же язык окажется острее.        В самом начале лета все адепты кланов собирались отправляться на гору Дафань. Предстояло знаменательное событие, там было всегда много нечисти и каждый Орден хотел посоревноваться с другим в том, кто же лучше. От клана Цзинь и Цзян отправлялся Цзинь Жулань, Цзян Чэн сам решил сопровождать его, это было сразу обговорено. Юный наследник клана Цзинь был жутко растерян, взволнован, ведь это была его первая ночная охота. Его старший дядя Гуанъяо сказал ему, что верит и надеется на своего племянника, что он не покажет клан Цзинь с плохой стороны, выделил много денег на то, чтобы ребенка сопровождали адепты. Еще перед началом его отъезда в Пристань Лотоса, первый молодой господин Цзинь боялся того, что может оплошать. Цзян Чэн, видя все метания своего племянника, только качал головой, но приказал закупить почти четыре сотни сетей божественного плетения. Даже для Цзян Сию не было закуплено столько, а для молодого омеги, которому осенью должно было исполниться четырнадцать лет, сделали все, чтобы его первая ночная охота прошла лучше. Цзян Чженйи, когда услышал об этом, только фыркнул, обидевшись, хоть прекрасно понимал, что его папа сам омега и сделает для А-Лина все, чтобы тот стал хорошим заклинателем. Собираясь рано утром, Цзян Ваньинь слушал от слуг о том, кто будет на горе, какие кланы туда прибудут и сколько всего будет человек. Так, он узнал, что клан Цзинь не будет участвовать в негласном соревновании, у Цзинь Гуанъяо было полно других забот, как Верховного Заклинателя, а его муж сейчас занимался заказами из Гусу, поэтому тоже не мог присутствовать на горе Дафань. Глава клана Не изъявил желание не появляться там, поскольку ему не нравились подобные мероприятия, а сына или дочери у него до сих пор не было, хоть после смерти его брата прошло уже девять лет. Поэтому оставался только клан Цзян и Лань, адептов которого сопровождал никто иной, как Ханьгуан-цзюнь. Лань Ванцзи хотел, чтобы его сын, которому вот-вот и исполнится пятнадцать, а он сам сформировал Золотое Ядро, показал себя на этой ночной охоте. Было множество и других адептов из клана Лань, в том числе и сын Лань Цижэня — третий молодой господин Лань, пусть еще не заработавший титул, но все еще будет впереди. Цзян Чэн слышал о успехах Лань Вэньяна, слышал и то, что он прекрасно фехтует и играет на цине. К сожалению, характером пошел в своего папу, был таким же, как и он. Справедливым, но довольно скучным, отчего многие дети не хотели с ним даже водиться. Только Лань Сычжуй пытался налаживать общение со своим младшим дядей, из-за возраста это прекрасно выходило, но было лишь одностороннее желание. Лань Юаня глава клана Цзян не видел уже давно. Очень хотел посмотреть, как поменялся ребенок, наверняка у него тоже скоро начнется гон. Он уже занимал первое место в списке благородных молодых господ нового поколения, благодаря своей красоте, зрелости и таланту. Ваньинь надеялся встретить его на горе Дафань, однако не хотелось встречаться с Лань Ванцзи, который, казалось, одним лишь взглядом повесил на Саньду-шэншоу клеймо: «Братоубийца».        Ранним утром во дворе Пристани Лотоса была суматоха. Цзинь Жулань, как молодая госпожа, капризничал, строил адептов, чтобы все было идеально, чтобы не мешали ему добиваться славы и собственного звания — третьего благородного господина, которое он сейчас и занимал. Но стоило сначала и заслужить. Цзян Чэн, сложив руки на груди, стоял в фусума, опираясь о косяк плечом и наблюдал за всем этим безобразием. Цзинь Лин не спал уже с пяти утра, вскочив, как ужаленный; разбудил своего дядю, на что Цзян Чэн взревел — ненавидел, когда его будили, и выкинул племянника за порог своей комнаты. Цзинь Лин уже повесил за свою спину свой надежный и верный лук, который изготовили из самых дорогостоящих материалов, а затем зачаровали, как и стрелы. Цзян Чженйи уже тоже не спал, с усмешкой наблюдал за младшим братом, стоя также, как и его папа, что их едва ли можно было бы различить, если бы не черты лица. У Цзян Сию — более жесткие, мужественные, тело его было более жилистым, чем у его папы, у которого преобладала омежья округлость, да и сам Цзян Сию скоро точно станет гораздо выше своего родителя. Он тоже собирался уезжать, правда, совершенно в другую сторону, нежели гора Дафань. В маленькой традиции он уезжал в Нечистую Юдоль и теперь следил за собиранием младшего брата. Молодой господин Цзян перевел взгляд на родителя, начиная говорить:        — Папа, вы задумались.        — Да, немного, — согласился Цзян Чэн, кивнув и выпрямившись. — Может быть, ты хочешь отправиться с нами? Тоже поохотился бы на нечисть, мы бы славно провели время вместе.        — Дядюшка Хуайсан уже ждет меня, — улыбнулся Чженйи, качнув головой. — Я обещал ему прибыть вовремя, он написал в письме, что хочет сделать мне какой-то подарок.        — Неужели? — ухмыльнулся омега, смотря на сына, который аж весь засветился. Вспоминая детство Сию и то, как ему нравился Не Хуайсан, Цзян Чэн хотел посмеяться. Повезло, что сейчас он не страдает этой детской влюбленностью, иначе Ваньинь точно с ума бы сошел. — И какой именно?        — Я не знаю, — честно сознался ребенок, улыбнувшись. — Что-то очень интересное, — он вновь устремил взгляд вдаль, а его кадык дернулся вверх-вниз, отчего Цзян Чэн прищурился, но решил вновь вернуться к Цзинь Жуланю.        Они собрались и отправились в путь все вместе. Распрощались на половине пути, Цзян Чженйи отправился в другую от папы и брата сторону, а вот Цзян Чэн и Цзинь Лин добрались до горы в назначенное время, поздно вечером. Адепты поставили стол, расправили тент, чтобы скрыть своего главу от лунного света, поставили флаги, отгоняющие призраков, а также и поставили огонь, на котором сразу же стали готовить чай для своего господина. Другая часть адептов, которая была прислана Цзинь Гуанъяо, отправилась расставлять сети божественного плетения. Одна сеть едва ли не на одну тысячу цунь. Гора была большой и четыре сотни сетей должны были дать неплохой улов. Цзинь Лин, еще немного побухтевший, отправился искать нечисть, услышав наставление напоследок: «Вернешься с пустыми руками — ноги переломаю». Подвести своего дядю совершенно не хотелось, а поэтому юный омега решил показать себя во всей красе. Точно поймает много нечисти и справится со всем. После ухода Цзинь Лина, Цзян Чэн глубоко вздохнул, попытался расслабиться, однако все равно беспокойство за племянника взяло верх и он решил последовать следом за Жуланем, чтобы защитить его.        На горе Дафань было не очень многолюдно. По узкой тропинке, верхом на ослике молодой господин в черных одеждах, разукрашенный макияжем висельника, поднимался вверх по склону. Он шел неспешно, постоянно осматриваясь, чтобы не попасться на лютую нечисть. Но вдруг мимо него, вниз пронеслись люди, что-то крича об озверевшем господине. Он же лишь проводил их взглядом, а про себя подумал: «Что же это за озверевший господин?». Услыхав чужие крики, а после и быстрые шаги, молодой омега спрятался за деревом, крепко держа своего ослика за веревочку, заменяющую вожжи, следя за подбежавшим заклинателем в дорогих одеждах, с дорогой заколкой и вышитым Сиянием средь снегов на груди — знак клановой принадлежности к клану Цзинь. Молодой господин подбежал к дереву. Он бегал по этой горе уже почти целый час, но все еще не было никакой добычи! Некоторые сети оказались повреждены и из них Цзинь Жулань вытаскивал других заклинателей. На этот раз это жутко надоело.        — Опять вы! — разругался омега. — Сколько же можно ломать мои сети?!        — Молодой господин, просим, пощадите! — взмолились люди, а Цзинь Жулань только громко фыркнул на эти слова, сложив руки на груди.        — А вот повисите тут и подумайте над собой! Авось к вам монстр сам явится и я смогу его поймать! — ухмыльнулся он, решив ловить на живца. Так были гораздо выше шансы найти хоть какую-то нечисть. Омега вдруг вздрогнул, когда услышал громкое ослиное ржание, а после на него, словно из ниоткуда, вылетел ослик, на котором верхом сидел человек с лицом висельника. Испугавшись, что это может быть призрак, Цзинь Лин закрыл лицо руками и вскрикнул, а столкновения было не избежать.        — Яблочко, остановись! — закричал безумец, который летел на ослике на Цзинь Лина. Тот спрыгнул с животного, едва не ударившись о дерево, а тот побежал к молодой травке, словно это была его вода. Омега поднялся на ноги, отряхивая чёрное ханьфу, а после смотря на незнакомца, склонив голову вбок.        Цзинь Жулань поднял взгляд, удара удалось все же избежать и он прищурился, а затем распахнул глаза. Его взгляд запылал, он указал пальцем на незнакомца и закричал:        — Это ты! — ребенок вынул из ножен меч, смутно знакомый безумцу с лицом висельника. — Как ты посмел сюда явиться? Неужели клан Мо теперь тебя выпускает? — это был его младший дядя. Мо Сюаньюй. Когда-то дедушка Цзинь Лина привел его обучаться в клан Ланьлин Цзинь, но он был с позором изгнан оттуда из-за происшествия с течкой. Тот был безумцем и извращенцем, который домогался до старшего дядюшки Цзинь Лина, а также не брезговал вниманием альф. Удивительно, но от него все еще пахло невинностью, однако слухи всякие ходили.        Мо Сюаньюй возмущенно распахнул глаза, нахохлился и упер руки в бока, запричитав:        — Эй-эй! Кто учил тебя так разговаривать?! Неужто у тебя нет родителей, которые тебя бы воспитали?!        Цзинь Лина разозлило подобное отношение. Мо Сюаньюй и правда вел себя, как безумец, делал вид, что совершенно не узнал своего племянника. Это разозлило его и он сделал выпад, решив напугать сумасшедшего Суйхуа, но бледная рука его дяди вдруг перехватила рукоять меча, ловко обогнув мальчишку и прилепив ему что-то на спину. Цзинь Лину вдруг стало ужасно тяжело, он рухнул на землю, подняв пыль и закашлявшись. Попытавшись подняться, молодой омега поморщился, нахмурил брови и вскинул голову. Меч со свистом пролетел по воздуху, разрезая сеть божественного плетения. Это были не обычные сети и поэтому их нельзя было повредить чем-то иным, нежели оружием высокого ранга. Мо Сюаньюй поймал меч, ухмыльнувшись и положив его на землю.        — Это темный путь! Мой дядя отрубит тебе руки, жалкое ты ничтожество!!! — лицо Цзинь Лина побагровело от злости, а старший омега ухмыльнулся.        — Да что ты? Что же он мне сделает? И кто же твой дядя?        Кусты раздвинулись и из них показался человек. Мо Сюаньюй кинул взгляд в ту сторону и тело его покрылось крупной дрожью. Повзрослевший Цзян Ваньинь, более теперь известный как Саньду-шэншоу, смотрел с презрением и высокомерием, взгляд его метал молнии и сам он, казалось, готов был кинуться в атаку. Нарочно понизив голос для устрашения противника, Цзян Чэн нахмурился, делая шаг вперед.        — Я его дядя. А теперь подумай, что ты скажешь перед своей смертью?        Голос был ледяным и пробирал до самых костей. Мо Сюаньюй поежился, сделал шаг назад и сглотнул ком в горле. Цзян Чэн шел по тропе вместе с адептами своего Ордена, всем своим видом показывая гордыню и тяжелый характер. Омега остановился, а за его спиной остановились и адепты, готовые помочь своему господину, если начнется битва. Цзян Чэн смотрел в сторону этого безмозглого человека, что посмел сказать подобные грубые слова и позволить действия в сторону его племянника. Он перевел тяжелый взгляд на Цзинь Лина, который валялся на грязной земле и лишь жалко барахтался. Это жутко разозлило Цзян Чэна и он твердо произнес:        — Чего разлегся? Поднимайся!        — Дядя, я не могу! Этот человек использовал темный путь!        Цзян Чэн нахмурил брови, заметив бумажного человечка на спине племянника, который показался главе клана Цзян до ненависти знакомым. Глаза его зажглись огнем, он одной лишь силой мысли и с помощью духовных сил заставил этого человечка подняться, а тот подлетел к Цзян Чэну и завис в воздухе над его ладонью. На ладони Цзян Чэна вспыхнул огонь, в одну секунду времени опаляя и бумагу. Цзян Чэн сжал ладонь в кулак и перевел тяжелый взгляд на обидчика племянника, а затем вновь на самого Цзинь Лина.        — Поднимайся! — повысил он уже голос, а затем, когда Цзинь Лин вскочил, он кивнул адептам. — Схватить немедленно. И доставить в Пристань Лотоса.        — Глава Ордена! Глава Ордена! — к Цзян Чэну бежал один из адептов клана Цзинь, которых послали под ответственность Цзян Чэна.        — Ну что еще за недобные вести мне опять принесли? — рыкнул омега, нахмурившись сильнее.        — Все сети, что вы расставили, были уничтожены. Сверкнуло что-то льдисто-голубое и все они оказались испорчены.        — Что?! — Цзян Чэн разозлился, пребывая просто в ярости. Столько стараний и все впустую. — Кто посмел сделать подобное?!        Ответ не заставил себя долго ждать, ведь на противоположной стороне от главы Ордена Юньмэн Цзян вышел Орден Гусу Лань, который был, как всегда, статен и почтителен, одетый в «траурные одежды». Белые ленты ниспадали по ровным спинам, а сами юноши были благородны. Во главе юных адептов шел второй молодой господин — Лань Ванцзи, благородный Ханьгуан-цзюнь. Альфа, что с годами стал прекраснее цветущей сливы зимой, остановился напротив Цзян Чэна, смотря на него бесстрастным взглядом светлых глаз, что все еще были потухшими, а одежды продолжали напоминать траурные, более не напоминая даже одежды клана Лань. Кажется, все еще он держал траур по Вэй Усяню. У них была безумно сильная любовь, Цзян Чэну было даже немного завидно от подобного. До злого завидно. Он пометил Вэй Усяня, не отказался от него, когда узнал о ребенке, да и к тому же, принял в клан и сделал наследником. Будущим главой клана Лань.        — О, ну конечно, — Ваньинь не мог сдержать желчи и хмыкнул. — Как я сразу не догадался? Кажется, слухи правдивы. Ханьгуан-цзюнь всегда там, где творится хаос.        — Глава Ордена Юньмэн Цзян, Ханьгуан-цзюнь и клан Лань приносят вам извинения за испорченные сети, — Лань Сычжуй поклонился, говоря за своего немногословного отца. Не каждый знал, что его вторым родителем является Вэй Усянь. Лишь трое знали о том, откуда появился этот ребенок. Сам Лань Ванцзи, Лань Сичень и Цзян Чэн. Ведь когда-то Цзэу-цзюнь обмолвился о том, что он ничего не рассказал Цзинь Гуанъяо. — Орден Гусу Лань возместит вам потерю всех сетей.        Цзинь Лин, спрятавшись за спиной своего дядюшки, не мог оторвать взгляда от первого благородного господина, который стоял подле Ханьгуан-цзюня, как и Лань Вэньян. Лань Сычжуй был очень красивым. У него были серые глаза с темными ресницами, тонкими бровями, что были слегка приподняты и от этого лицо было доброжелательным и светлым. Лань Сычжуй легко улыбался, выглядел уже достаточно зрелым и нежным молодым Альфой, за руку и сердце которого среди омег потом начнется настоящая война. Лань Вэньян тоже притягивал взгляд. Он был очень красивым, взяв в себя черты обоих родителей, особенно был похож на отца, о котором не говорили в народе, однако говорили о том, что он погиб. Но притягивал невольно взгляд и юноша рядом с Лань Сычжуем. У него были короткие волосы, также подвязанные в хвост, как и у Юаня, а на лбу была налобная лента. Он был не так красив, как сын Ханьгуан-цзюня, однако имел свой шарм, особенно выделялась его улыбка и небольшие клычки Альфы. Цзинь Лин покраснел, смутившись подобных своих мыслей о том, что ему приятно внимание этих Альф, ведь они также смотрели на него заинтересованно. Он выкатил грудь колесом и запричитал:        — Да у вас в жизни денег не хватит, чтобы возместить все четыреста сетей божественного плетения! — он призвал меч, а затем вдруг вздрогнул, пытаясь сказать какое-нибудь ругательство и хамство, как почувствовал, что его рот не может разомкнуться. Он попытался что-то сказать снова, но губы заболели, а в горле сдавило.        — Не стоит так рьяно пытаться разорвать заклинание, принцесса, — ухмыльнулся Лань Цзинъи, тот самый молодой господин рядом с Лань Сычжуем. — Оно является техникой нашего клана и оно спадёт само, как только догорит благовонная палочка.        Цзян Чэн рыкнул, хотел было сказать грубые слова Лань Ванцзи, который так и не удосужился даже поздороваться с главой клана Цзян, но так и не открыл рта. Внутри все кипело от гнева, но он понимал, что портить и так натянутые отношения с Орденом Лань не очень-то умно. Омега нахмурил брови, сжимая руку с Цзыдянем в кулак, но затем успокоился и расслабился.        — Хватит мычать, Цзинь Лин. Если Ханьгуан-цзюнь решил тебя наказать, то прими это наказание достойно и подумай над своим поведением, — он посмотрел на племянника, который был возмущен до глубины души, но уважительно опустил голову, а затем отвесил поклон Лань Ванцзи. — А теперь иди и ищи ту тварь, на которую мы охотимся. Если ты не принесешь мне ее голову к закату, то я переломаю тебе ноги!        Лань Цзинъи вдруг толкнул локтем в бок своего друга, кивнув на Цзинь Жуланя и приподняв брови. Лань Сычжуй тоже приподнял брови, не понимая, что от него хотят, но перевел взгляд на привлекательного омегу, который был похож на расцветший пион. В клане Цзинь прекрасно могли выращивать столь красивые цветы. «Что?» — тихо шепнул Лань Сычжуй, а Цзинъи ответил: «Молодая госпожа не в духе».        — Надеюсь, что Ханьгуан-цзюнь и дальше будет беречь нас от хаоса, что вспыхивает то тут, то там, — ухмыльнулся Цзян Чэн, съязвив. Он чуть толкнул племянника в плечо. — Идем, Цзинь Лин, — он развернулся и отправился обратно в лагерь.        Лань Ванцзи, проводив взглядом главу клана Цзян, повернулся к адептам, одарив их равнодушным взглядом.        — Делайте то, что в ваших силах. Не пытайтесь прыгнуть выше головы.        Адепты поклонились, хором произнося: «Есть!», затем отправляясь дальше по горе, оставляя своего учителя посреди тропы. Лань Ванцзи повернул голову в сторону дерева, где прятался тот самый человек, который спрятался от главы клана Цзян. Оставшись незаинтересованным омегой с таким родным запахом, что знал когда-то Лань Чжань, Альфа отправился прочь, убрав одну руку за спину.        Цзян Чэн вернулся в лагерь. Его настроение было безнадежно испорчено, он нервно покусывал ноготь большого пальца и думал о том, может ли быть тот молодой господин Мо переродившимся Вэй Усянем. Омега тяжело вздохнул, потерев переносицу и тихонько рыкнув. Лань Ванцзи никак не него не отреагировал, так, может, это и не он вовсе? Глава клана Цзян присел за стол, позволяя налить себе чаю, взяв пиалу в руку и сразу же отпив. Больше всего раздражало то, что сюда же в скором времени вышел и Лань Ванцзи, которому из уважения ради Цзян Чэн предложил выпить чаю. Так они и сидели, попивая чай, в полном молчании. Пока спустя почти целый час не услышали звуки грузных шагов. Словно великан топал по земле с такой силой, что дрожала земля. Цзян Чэн разволновался, нахмурился и вскочил, схватив Саньду, который сразу же вылетел из ножен по велению души хозяина, Лань Ванцзи тоже напрягся и вынул Бичэнь. Они оба рванули к месту, где слышались громкие шаги. Дети могли быть в опасности.        Когда Цзян Чэн и Ханьгуан-цзюнь прибыли на поляну, на которой и были дети, то они не заметили опасности, однако было кое-что другое, что заставило Ваньиня задрожать от ярости. Это был тот самый Мо Сюаньюй, что в кустах играл спокойную мелодию, довольно фальшиво из-за наскоро сделанной из бамбука флейты, что уже заставило разозлиться. Еще ни один последователь темного пути не играл на флейте, как это делал Мо Сюаньюй. Могло ли быть так, что телом этого молодого омеги завладел Вэй Усянь? Но не только это привлекало внимание. Здесь был и Призрачный Генерал — верная шавка Вэй Усяня, Вэнь Нин. Цзыдянь на пальце заискрился и Ваньинь зарычал, готовый кинуться на лютого мертвеца, однако его опередил Лань Ванцзи, который подлетел к Мо Сюаньюю, схватив его за руку, не позволяя больше играть.        — Ханьгуан-цзюнь! — обрадовались адепты клана Лань, подпрыгнув от радости. Цзинь Лин же подпрыгнул к дяде, напрягшись всем телом.        Лишь заслышав знакомые ноты, пропетые флейтой, пусть и не так хорошо, как было тринадцать лет назад, Лань Ванцзи резко остановился, не поверив своим ушам. Сердце упало куда-то вниз, затем забилось так сильно, что дыхание сперло и он пропустил пару вдохов. Эту мелодию мог знать лишь один человек, тот, кому она предназначалась и для кого Альфа ее придумал, еще тогда, совсем давно, в пещере Черепахи-Губительницы. Именно поэтому он схватил за руку этого юношу. Чтобы он не смел играть их мелодию для Призрачного Генерала. Он был юн, да и его духовные силы были не такими могущественными, какие были у Вэй Ина в его первой жизни, но Лань Чжань не сомневался, что это был именно он. А все из-за мелодии. Сейчас Ханьгуан-цзюнь пытался оставаться как можно более сдержанным, хоть внутри просто рвалось все на части. Вэй Усянь был здесь, прямо сейчас стоял перед ним, пусть и в другом теле, но был жив. Вэй Ин. Его Вэй Ин. Та самая единственная ошибка всей жизни Лань Ванцзи, которую он безумно любил. Хотелось увидеть новое лицо любимого, пусть и измазанное в пудре и румянах, уловить взгляд карих глаз. И омега не заставил долго себя ждать. Обернувшись на Альфу, Вэй Усянь крупно вздрогнул, встретился со взглядом цитриновых глаз, отчего сердце замерло второй раз, а дыхание перехватило, «Вэй Ин.». Вэнь Нин повиновался приказу темного заклинателя, скрылся в зарослях густых деревьев, а затем вдруг засверкал Цзыдянь, что одним ударом снес вокруг стоящие деревья. Нет никого, кто так сильно бы ненавидел Вэнь Нина, кроме Цзян Чэна. Вэй Усянь крупно вздрогнул, рванул за спину Ханьгуан-цзюня и сглотнул.        — Что здесь происходит?! — раздраженный голос громыхнул будто гром, а Цзыдянь в изящной ладони заискрился пуще прежнего.        — Дядя! Это он! Он призвал сюда Вэнь Нина! — крикнул Цзинь Лин, указывая пальцем на Мо Сюаньюя.        — У тебя что, совсем головы нет на плечах?! Почему не позвал меня?! Совсем сдурел?! Как бы дал! — Цзян Чэн замахнулся ладонью, нахмурившись. Он говорил это не со зла. Просто он слишком сильно нервничал.        — Но, дядя! Ты ведь сам сказал, что переломаешь мне ноги, если я не поймаю ту тварь!        — Ты еще поговори! — строго ответил Цзян Чэн и холодно взглянул на Лань Ванцзи, а тот лишь слегка нахмурил брови. — Значит, это ты, — произнес омега, взглянув на Мо Сюаньюя, будто чувствуя что-то. Цзыдянь заискрился фиолетовым, а когда он замахнулся, то его отбил Бичэнь, просто вылетев из ножен своего хозяина. — Не мешай мне, Ханьгуан-цзюнь! Он отправится со мной в Пристань Лотоса!        — Э-э-э, нет, глава Ордена Цзян, так не пойдет! — Вэй Ин, продолжая изображать умалишенного, показал Цзян Чэну язык, а после отбежал от Лань Чжаня подальше, намереваясь убежать, но в спину ему прилетел такой знакомый кнут, которым его лупили и наказывали в детстве.        Цзян Чэн напрягся всем телом, нахмурился и замахнулся. Он ударил в спину не так сильно, чтобы не покалечить, однако, если тело и правда было захвачено злым духом, то он бы вылетел из несчастного. Цзян Чэн вздрогнул, когда парень, как ни в чем не бывало, встал на ноги, морщась и причитая, что глава клана Цзян слишком груб.        — Да кто ты такой?!        — Дядя, не кричи, — обеспокоено пролепетал Цзинь Лин. — Если бы это был Старейшина Илина, то Цзыдянь бы уже выбил из этого тела его дух!        — Я — Мо Сюаньюй! — возмущенно воскликнул молодой господин Мо и сложил руки на груди. — Глава Ордена Цзян, вы слишком жестокий человек! Чуть что, так сразу в драку! — омега отбежал к Лань Чжаню, обняв того за пояс и выглядывая у него из-за спины. — И не пойду я с вами ни в какую Пристань Лотоса. Мне по душе больше мужчины типа Ханьгуан-цзюня, а вы меня не привлекаете, к тому же, вы омега, — он усмехнулся. Все адепты клана Лань пооткрывали рты, побледнев, а потом посерев, потом вновь побледнев и в конце концов покраснев от стыда. Вэй Усянь усмехнулся снова, а потом ойкнул, когда его ловко вскинули на руки, разворачиваясь и на ходу бросая: «Мы возвращаемся в Облачные Глубины». Вэй Ин обхватил Лань Чжаня за шею, самодовольно улыбаясь. — Вот это мужчина! — он захихикал, даже отсюда слыша скрип зубов Цзян Чэна, который был вне себя от гнева. Но вот усталость и удар Цзыдяня дали о себе знать, отчего быстро омега со слабым телом откинулся назад, теряя сознание прямо в руках Лань Ванцзи.        Цзян Чэн проводил парочку взглядом, нахмурившись и снова скрипнув зубами. Ночная охота была безбожно испорчена и омега тихо рыкнул.        — Отправляемся в Пристань Лотоса. Больше нечего тут ловить.

Продолжение следует…