В объятиях безумия

      Маринетт, как всегда, сидела за последней партой небольшой аудитории, в которой проводилась очередная лекция за день. Вместо того, чтобы слушать преподавателя и записывать новый материал, она нервно листала новостную ленту: казалось, все только и говорили о недавней схватке с акумой, и это заставляло Маринетт еще больше тревожиться.       «Тринадцать человек погибло мучительной смертью! Неужели Ледибаг снова не справляется со своей работой?» — яркие заголовки привлекали внимание всех, кто заходил сегодня в глобальную сеть, и вызывали бурную, неоднозначную реакцию. Комментарии были разными: люди писали о своих страхах, выражали сочувствие пострадавшим, осыпали ругательствами Бражника, а некоторые проклинали парижских героев, обвиняя их в непрофессионализме и в равнодушии.       Маринетт всей душой ненавидела СМИ: она старалась не просматривать любые источники информации, которые клеветали на Ледибаг, выставляя ее в плохом свете. Люди были злы, люди паниковали, когда читали новости, а вместе с ними паниковала и Маринетт: она вовсе не хотела, чтобы в нее переставали верить — Маринетт больше всех желала вернуть мир в ее родной город!       Маринетт уже пожалела, что, проснувшись, она первым делом потянулась за своим телефоном. Целое утро она безостановочно читала оскорбления в адрес Ледибаг; пальцы Маринетт дрожали, и она не контролировала себя, когда в панике пыталась найти хотя бы один обнадеживающий и добрый комментарий, который бы смог успокоить взволнованную девушку. Маринетт даже не притронулась к завтраку: ее сильно тошнило, бросало в пот, когда она думала о том, что подвела весь парижский народ, не сумев их ободрить и заставив снова сомневаться в силах несокрушимой Ледибаг.       Реакция людей свалилась очередным грузом на ее плечи — Маринетт стало страшно; страшно за то, что не справляется со своей работой; за то, что озлобленные и разочарованные люди распространяют негативные эмоции среди всего населения Парижа, создавая тем самым хорошие условия для пробуждения новых акум. Маринетт кусала губы до крови, сжимала до боли свои волосы; она не хотела вставать с кровати, боясь выйти наружу и столкнуться с тяжёлой реальностью, и, если бы не заботливая Тикки, которая каждый раз помогала ей в трудные минуты, она бы так и провела остаток дня в своей комнате.       Тикки умела подбирать нужные слова; она чувствовала свою хозяйку на особом для них уровне — эта связь квами и хранителя камня чудес сформировалась еще тогда, когда Маринетт впервые надела на себя магические сережки, приняв судьбу избранной воительницы. Тикки ее понимала как никто другой и потому знала, как вернуть Маринетт уверенность: она поглаживала ее дрожащие от переживаний плечи и говорила добрым, но полным решимости голосом то, что было необходимо услышать Маринетт.       «Когда людей переполняют страхи, над ними начинает властвовать их злость: они думают, что так могут влиять на то, что происходит с ними, и ищут того, на кого можно будет вылить все их тяжёлые чувства. Тебе, как Ледибаг, нужно принять эту грустную истину: люди не хотят брать свою ответственность и не хотят верить в то, что жизнь бывает несправедливой и очень жестокой; они всегда будут искать крайнего, кто станет терпеть их боль и гнев. Это печальная участь героини, и такова ее судьба: ты делаешь людей счастливее, не только сражаясь со злом, но и борясь с тьмой, которая таится в них».       Маринетт вытирала слёзы от нахлынувшей грусти и кивала своей мудрой квами: она не могла ничего поделать с чужим горем, и единственное, на что была способна легендарная Ледибаг, — так это продолжать сражаться и мужественно терпеть злость всего населения Парижа.       Тикки напомнила ещё об одной важной истине, что помогло Маринетт унять тревогу: весь возникший хаос в Париже — временный. За столько лет своей двойной жизни Маринетт уже ко многому привыкла: и к восхваляющим ее фанатам, и к различным комментариям, и к надоедливой желтой прессе, так нагло вмешивающейся в ее личную жизнь. Она привыкла и к тому, что журналисты могли задавать ей и Коту Нуару провокационные вопросы с целью узнать про их тайные личности и получить как можно больше информации об их невероятных силах. Но к чему Маринетт было тяжело привыкнуть, так это к реакции людей на их неудачи: цикл повторялся вновь и вновь, когда Ледибаг сталкивалась с опасной акумой и воскрешала людей. Сначала люди писали все эти ужасные комментарии; журналисты становились все злее и пытались нарваться на любой след героев; затем они затихали, потому что в мире обязательно случалось что-то другое, что можно было бы обсудить с большим рвением; а после Ледибаг успешно справлялась с новой акумой, обходясь без жертв, и перепуганный народ понимал, что только Ледибаг была способна победить демона и очистить от зла темную бабочку. Они снова восхваляли подвиги Ледибаг и гордились своей Божьей Коровкой, пока их великая героиня не вступала в очередной тяжёлый и кровавый бой, снова вызывая негативную реакцию.       Маринетт с болью принимала эту тяжелую истину и каждый раз ждала, когда люди затихнут и дадут ей спокойно выдохнуть. И в этот раз Маринетт смогла ненадолго победить свою тревогу и, поблагодарив малышку-квами, собралась на учебу, зная, что не имела право пропускать занятия: Маринетт особенно успокоил тот факт, что никто не мог догадываться, кто на самом деле скрывался за маской Ледибаг, и ей не придётся сталкиваться с негативом в свой адрес ещё и в повседневной жизни.       Но Маринетт было важно решить одну проблему: все также переживая за бесчисленные злые комментарии, она поспешила к своей подруге, от которой она надеялась получить необходимую поддержку.       Перевоплотившись в Ледибаг, Маринетт навестила юную журналистку за полчаса до начала занятий. Алья очень удивилась внезапному появлению легендарной героине на своем балконе и сразу побежала задавать интересующие ее вопросы, но Ледибаг пришлось вежливо прервать девушку:       — Я обязательно на все отвечу, когда появится время, но сейчас мне нужна твоя помощь.       — Конечно, — еще больше изумилась Алья, убирая телефон с подготовленными заранее вопросами себе в карман. — Что я могу сделать?       — Это касается твоего блога, — Ледибаг было тяжело говорить, но выбора не было. — Я прошу тебя удалить весь недавний негативный контент, который каким-либо образом подрывает доверие народа ко мне и к Коту Нуару.       — Но, Ледибаг, это же важные посты, люди должны знать, насколько опасен Бражник!       — Он действительно опасен, но эта информация только больше пугает людей и, самое ужасное, лишает надежды на нашу победу. Алья, пожалуйста, помоги нам хотя бы ты.       И Алья, осознав, как это было важно для Ледибаг, не осталась равнодушной и удалила ужасающие новости об излишне кровожадной акуме, правда, сделала она это все равно слишком поздно: вести разлетелись с невероятной скоростью и напугали даже тех, кто жил далеко от Парижа. Сейчас перед Ледибаг стояла невероятно трудная задача: вернуть спокойствие в Париж, а также и доверие всего его населения.       В течение учебного дня Маринетт смогла постепенно прийти в себя, но телефон из своих рук она не выпускала. Вплоть до последней лекции Маринетт продолжала читать оскорбительные комментарии, которым, казалось, не было конца. Маринетт чувствовала, как ярость начинала в ней вспыхивать: люди писали лживые посты, чтобы обратить на себя больше внимания, и явно не заботились о правдоподобности своих слов. «Ледибаг оставила людей умирать! Как можно быть такой бесчеловечной?» — возмущался народ.       Маринетт сжала кулаки от злости: она не оставила никого умирать — ей удалось всех воскресить! И хоть злодеяния акумы навсегда повлияли на жизни жертв и их близких, тем не менее у нее все же получилось спасти Париж и одолеть противника. Почему никто об этом не говорит?!       Следующее, что она увидела, были фотографии: на одной из них Ледибаг убегала от кровожадного злодея, который на другом кадре успел поймать героиню и повалить ее на землю. «И это наша надежда Парижа? Это ей мы доверяем жизни?» — писали комментаторы, браня девушку за слабость и не учитывая того, что ее вовремя смог вытащить из лап монстра Кот Нуар и они вместе выстояли против врага.       Маринетт захотелось закричать от ярости: да черт бы побрал этих людей! Сначала они чуть ли не обожествляют Ледибаг, возводят ее в лик святых, но стоит ей ошибиться, так она становится врагом народа и ее ассоциируют с самым настоящим злом, забывая, что главный противник всего Парижа по-прежнему остается безнаказанным!       Маринетт не знала, на кого она больше злилась: то ли на себя за то, что не смогла проконтролировать ситуацию, и в результате чего Сердцеедка убила столько людей; то ли на парижский народ за то, что они не знают, как выразить свое отчаяние и обвиняют во всем Ледибаг; или на Кота Нуара, который, если бы пришел вовремя, смог бы вместе с героиней предотвратить беду и ей бы не пришлось применять «Чудесную Ледибаг» к мертвым, бездыханным телам.       И снова Маринетт думала о Коте Нуаре — ну сколько же от этого кота проблем! Она не ожидала вчерашней ночью, что он явится к ней, и была рада, что смогла его уговорить не отрекаться от геройства — избранные герои должны быть вместе. И хоть они проговорили пару часов напролет, это совсем не отменяло того факта, что он поступает слишком безответственно и неразумно. Ситуацию осложняло и то, что Маринетт не могла вчера провести с ним разговор как со своим напарником: для этого ей необходимо превратиться в Ледибаг и встретиться с ним наедине. Но теперь Маринетт была в еще большем отчаянии: обиженный Кот Нуар может и не захотеть пойти ей навстречу, а народ Парижа был в гневе, потому что два героя никак не могут договориться между собой!       Маринетт устало развалилась на парте, радуясь, что за многочисленными спинами преподаватель не увидит, в каком поникшем состоянии она находится. Отношения с Котом Нуаром становились все сложнее, и Маринетт не знала, как ей правильно поступить. Если подобная ситуация с акумой снова повторится, это может плохо сказаться на их репутации, и парижский народ окончательно перестанет им доверять.       Бывало и так, что Ледибаг не всегда успевала спасти людей, но такое количество жертв было впервые за долгое время. Маринетт осознавала, что даже с помощью своих сил она не могла стереть память никому из пострадавших. Этот страх смерти, воспоминания о боли, о мучительных страданиях навсегда останутся с ними — навсегда останутся в голове всех тех жертв, которым просто не повезло оказаться в субботний вечер рядом с акумой. И как бы Маринетт ни старалась, как бы великая Ледибаг ни продолжала бороться за справедливость, она уже никак не могла помочь тем, кто навсегда познал собственную смерть.       Маринетт, не в силах больше читать злобные, наполненные гневом и страхом комментарии, выключила телефон и слишком громко вздохнула от усталости — это привлекло внимание рядом сидящей однокурсницы, которая, видимо, тоже была заинтересована в чем угодно, но только не в прослушивании скучной лекции. Маринетт постаралась проигнорировать ее любопытный взгляд в свою сторону и начала активно записывать что-то в тетрадь, делая вид, что внимательно слушает преподавателя. До конца занятия оставалось чуть меньше пяти минут; Маринетт чувствовала, как ей было необходимо выйти наружу, где ее уже должна поджидать близкая подруга.       Даже несмотря на весь творящийся хаос в Париже, Алья оставалась на стороне Ледибаг и всегда за нее заступалась, за что Маринетт была ей особенно благодарна. Сразу после того, как Ледибаг покинула ее утром, Алья быстро настрочила Маринетт сообщение, в котором сказала, что встретит ее после занятий. Маринетт была этому очень рада и догадывалась, с какой целью она ей написала: конечно, Алья хотела поделиться важной новостью, ведь сама Ледибаг, известная на весь Париж героиня, навестила ее сегодня! Маринетт мечтала поскорее отсидеть надоевшую лекцию, оказаться в объятиях лучшей подруги, услышать ее вдохновляющую речь о любимом кумире: это помогло бы встревоженной девушке ненадолго успокоиться и понять, что вызванный в Париже резонанс не пугает хотя бы одного человека; Маринетт как никогда нуждалась сейчас в сочувствии и понимании.       Радостное сообщение пришло от Альи в тот же момент, когда преподаватель громко закрыл свою книгу и закончил вести лекцию. Маринетт тотчас разблокировала телефон и прочитала: «Девочка моя, я уже тут! И у меня есть небольшой сюрприз для тебя». Маринетт снова вздохнула: не хватало ей еще сюрпризов в такой непростой день, однако это никак не сказалось на ее настроении. Она начала активно собирать свои вещи в рюкзак, пока над ней не нависла чья-то тень.       — Маринетт, — донесся до нее приятный голос однокурсницы, и она подняла голову.       Маринетт не славилась дружелюбным характером, но почему-то это не отталкивало Камилу — так звали девушку. Камила проявляла интерес к ней с самого первого дня в университете, и хоть их разговоры ограничивались лишь учебой, тем не менее по необъяснимой Маринетт причине Камиле она нравилась. Нельзя сказать, что это было взаимно: Маринетт, оставаясь тревожным человеком, не хотела ни с кем сближаться.       Камила обладала очень необычной красотой — Маринетт это давно заметила; она зачарованно смотрела на ее темные густые волосы, концы которых были окрашены в ярко-красный оттенок. Маринетт поняла, что по-глупому завидует, и резко перевела свой взгляд на смуглое лицо девушки. Васильковые глаза встретились с серо-голубыми глазами Камилы, которые отталкивали Маринетт своей холодностью и неестественностью, и, несмотря на добрую белоснежную улыбку девушки, Маринетт чувствовала себя скованно рядом с красивой однокурсницей.       — Мы еще не здоровались сегодня, — Камила облокотилась рукой о парту Маринетт, чем заставило ее только больше отстраниться. — Как у тебя дела?       — Все хорошо, как и всегда, — Маринетт постаралась улыбнуться в ответ, но улыбка вышла неловкой, — а у тебя?       Маринетт почувствовала навязчивый аромат духов, от которого у нее разболелась голова; тем временем Алья уже ждала ее на улице, и Маринетт начинала нервничать.       — Тоже все отлично, — Камила задумалась, прежде чем сообщить: — Старшие курсы устраивают вечеринку на выходных. Туда придут и ребята с нашего потока. Пойдем вместе, я думаю, будет весело.       Она выжидающе смотрела на Маринетт, но та была в полном замешательстве. Вечеринка? С незнакомыми людьми? Маринетт боялась даже представить, что покидает свой дом и посещает другие места, помимо ее университета, не говоря уже о том, что ей ещё придется с кем-то общаться! Возможно, она бы могла пойти туда вместе с Лукой или с Альей, но она совершенно не хотела отнимать у своих друзей время, которого у них и так было мало. Да и это не имело значения: Маринетт в любом случае не желала никуда не идти.       — Нет, я думаю, я не смогу, — сказала Маринетт и встала со своего места. — Я не очень люблю вечеринки.       — Так, может, самое время, чтобы их полюбить? — зачем-то настаивала Камила и помогла Маринетт положить ее тетрадь в рюкзак. — Это хорошая возможность для меня и для тебя познакомиться с ребятами постарше и замечательно провести вечер.       — Мне это не интересно, правда, спасибо за приглашение, — Маринетт поспешила собрать все вещи и уже хотела застегнуть рюкзак, но Камила дотронулась до ее запястья. Маринетт непонимающе взглянула на однокурсницу и резко отдернула руку.       — Маринетт, — голос Камилы изменился в тоне, сейчас он звучал уверенно и твердо, — ты не можешь постоянно прятаться от людей.       Маринетт настолько удивили ее слова, что она на мгновение потеряла дар речи и лишь в изумлении приоткрыла рот.       — Я знаю про тебя, — продолжала говорить Камила. — Знаю, что ты была в той башне во время трагедии и что ты выпускница того года.       Ее слова прозвучали так резко и неожиданно, что до Маринетт не сразу дошло то, о чем она говорила. Страшные воспоминания о пожаре и высоком здании пронеслись в голове — Маринетт зажмурилась, словно от удара, и отвернула взгляд.       — Мне тяжело представить, что ты пережила, но закрываться от мира не выход. — Камила снова хотела дотронуться до Маринетт, однако та не дала ей этого сделать. — Ты почти ни с кем не разговариваешь, к тебе даже подойти нельзя — ты сразу убегаешь…       — Это только мое дело, — хриплым голосом произнесла Маринетт.       — То, что случилось тогда, ужасно, но разве правильно совсем ни с кем не общаться? Готова поспорить, что ты даже из дома не выходишь.       Маринетт злобно на нее посмотрела, ее голубые глаза горели яростным огнем. Камила и до этого казалась ей излишне навязчивой, но сейчас она перешагнула грань, вынудив Маринетт грубо выстроить между ними невидимую стену, причиной которой послужила наглость однокурсницы.       — Это только мое дело, — прокашлявшись, громко повторила Маринетт. — С кем мне общаться, решаю только я. В твоих советах я не нуждаюсь.       Камила, растерявшись, хлопала глазами и не знала, что ответить. Маринетт даже могла бы удивиться ее реакции, если бы не злилась так сильно: чего Камила вообще могла ожидать после таких слов?       — Ох, я просто хотела помочь…       — Я не просила о помощи. И, к твоему сведению, я в ней тоже не нуждаюсь. Я сама отлично со всем справляюсь.       Маринетт наспех застегнула рюкзак и, закинув его лямку на одно плечо, быстро вышла из опустевшей аудитории, так и не попрощавшись со своей однокурсницей.       Алья, наверно, уже заждалась, но Маринетт должна была в первую очередь прийти в себя: если подруга увидит ее разъяренный вид, то начнутся допросы, которые Маринетт хотела бы избежать.       Она мигом заскочила в ближайший туалет и в гневе бросила рюкзак на кафельный пол; его громкий стук об кафель раздался эхом по всей комнате. Маринетт быстро пробежалась взглядом по пустым кабинкам, чтобы убедиться, что здесь никого не было, и, прежде чем подойти к раковине, она позвала свою квами:       — Ты слышала это, Тикки? «Готова поспорить, ты не выходишь из дома»! — передразнила Маринетт свою однокурсницу, кривя лицо перед зеркалом. Она открыла кран и начала остервенело умываться почти ледяной водой, пытаясь остудить свой пыл. — Да что она о себе возомнила?!       Тикки вылезла из сумочки на плече Маринетт и молниеносно пролетела возле кабинок: никто не должен был услышать, как ее разъяренная хозяйка разговаривала с магическим существом. Когда Тикки тоже убедилась, что в комнате не было лишних ушей, она подлетела поближе к Маринетт и села на ее плечо.       — Это было грубо с ее стороны, — поддакивала Тикки; брызги холодной воды от резких движений рук Маринетт падали и на лицо квами, и та невольно жмурилась. — Но, может, Камила и правда не хотела сказать ничего плохого?       — Но сказала же! — воскликнула Маринетт, перейдя на крик. — Какое ей вообще дело? Как будто я так многого прошу: просто оставьте меня все в покое!       Тикки сочувственно взглянула на хозяйку, которая пыталась прийти в себя. Маринетт тяжело дышала: она ненавидела, когда ее заставляли вспоминать то, о чем она мечтала забыть; ненавидела, когда в ее жизнь вторгались и доводили до очередного нервного срыва; и уж тем более она ненавидела, когда ей давали непрошенные советы, даже не спросив ее мнения!       Маринетт захотелось ударить кулаком об раковину, но вовремя себя остановила: не хватало еще портить имущество университета. Вместо этого она сделала глубокий вдох, пытаясь освободиться от негативных эмоций, и подумала о хорошем: Алья уже ждала на улице, они смогут сейчас вместе провести время, и Маринетт хотя бы ненадолго забудет об ужасающих событиях последних дней.       — Я просто не хочу, чтобы со мной это обсуждали, — к удивлению Тикки, Маринетт сказала слишком спокойно, однако голос девушки выдавал ее усталость. — Извини, я не хотела на тебя кричать.       — Все хорошо, — ласково ответила Тикки. — Но я думаю, Камила и вправду пыталась помочь.       — Я подумаю об этом потом, сейчас нам пора к Алье, — уклонилась от разговора Маринетт. Она закрыла кран и еще раз взглянула на свое отражение; девушка попыталась поправить растрепанную прическу, вспоминая, как красиво укладывает свои длинные шелковистые волосы Камила. Маринетт грустно вздохнула и захватила с собой рюкзак, направляясь к выходу. В голове вертелся вопрос: «Откуда она знает о том, что случилось?» — но Маринетт так и не решилась его озвучить.

***

      Алья была словно глотком свежего воздуха; встревоженная прочитанными гневными комментариями и разговором с Камилой, Маринетт тут же побежала обнимать подругу, как только увидела ее неподалеку от центральных дверей учебного заведения. Маринетт хотела вернуть чувство безопасности, которое она смогла сразу ощутить, когда Алья заключила ее в свои объятия и одарила лучезарной улыбкой.       — Ты не поверишь, что сегодня произошло! — тут же начала говорить Алья, и Маринетт усмехнулась, заранее зная, чему была так рада ее подруга: ее глаза всегда светились от счастья, когда ей удавалось вживую поговорить с вечно занятой героиней Парижа.       — Даже не могу представить, — подыгрывала Маринетт. С Альей она могла забыться: могла не вспоминать какое-то время о своей тайной жизни, несмотря на то что вина за постоянную ложь всегда давала о себе знать; могла не думать об озлобленных людях, строчащих оскорбительные комментарии, и о пережитых тяжелых эмоциях; даже могла позволить себе расслабиться и не волноваться из-за учебы, которая перестала даваться Маринетт легко почти сразу же, когда она поняла, что совмещать работу героини и подготовку к экзаменам оказалось трудной, почти непосильной задачей.       — Ледибаг пришла ко мне сегодня утром! — воодушевленно рассказывала Алья. Она взяла за руку Маринетт и повела ее в неизвестном направлении, на что Маринетт не сразу обратила внимание. — К сожалению, я не успела спросить ее все, что хотела, но она обещала, что у меня еще будет возможность устроить небольшое интервью для нее.       — Это замечательная новость, Алья! Но почему она пришла к тебе? — Маринетт хотела поддержать беседу, однако Алья растерялась от ее неожиданного вопроса.       — Ох, она… — Алья, помня о том, как совсем недавно напугала Маринетт своим рассказом о поездке, пыталась подобрать правильные слова, чтобы снова не встревожить подругу. Она неуверенно добавила: — Она попросила изменить кое-какие посты и внести немного ясности. Ничего важного, всего лишь наша с ней совместная работа, — отмахнулась Алья, и Маринетт удовлетворенно кивнула.       Какое-то время они шли вместе и активно обсуждали учебу Альи: хоть и Маринетт мало что понимала в области журналистики, тем не менее определенные знания у неё все же имелись — этому поспособствовала долгая дружба с преданной своему делу Альей. Маринетт была бы рада обсудить и свои сегодняшние лекции, но с некой грустью обнаружила, что все внимание потратила только на прочтение комментариев и кричащих новостей в интернете. Даже сейчас опустошенная Маринетт настолько сильно устала за день, что позволила Алье вести ее, однако, когда они завернули в незнакомый переулок, Маринетт все же поинтересовалась:       — Алья, а куда мы идём?       Алья была более инициативной в их общении, и, как правило, она чаще всего придумывала, как подруги могут провести свободное время. Маринетт ожидала, что Алья расскажет ей про какое-то новое заведение или отведёт их в тихое и спокойное место, которое бы определенно понравилось Маринетт — Алья хорошо знала ее предпочтения. Но Маринетт удивилась, когда заметила явное смятение на лице подруги.       — Мы… Мы идём на интервью! — произнесла девушка. Маринетт недоумевала.       — Какое ещё интервью?       — Ну…       «Что-то скрывает», — подумала Маринетт. Алья нервно чесала макушку и неловко улыбалась.       — Помнишь, я тебе говорила, что у меня появится хорошая новость?..       Маринетт настороженно кивнула.       Девушки остановились в паре метров от пешеходного перехода. Алья сделала глубокий вдох, прежде чем сказать и невольно напугать Маринетт:       — Я буду брать интервью у Адриана. И ты пойдешь со мной.       — Что?! — Маринетт округлила глаза.       «У Адриана? Что значит у Адриана? Почему именно у Адриана?!»       Алья словно прочитала ее мысли и ответила:       — Я хочу впечатлить своего преподавателя, а Адриан известен на всю Францию — да его даже в Китае знают! Представляешь, как будет круто, когда у меня получится взять у него интервью? Я сначала хотела попросить Ледибаг, но — ты удивишься! — было легче связаться с Адрианом, хотя он тоже постоянно занят…       — Но почему я должна с тобой идти? — запаниковала Маринетт.       — Э-э… Потому что ты моя лучшая подруга? — Слова Альи не звучали убедительно.       — Я никуда не пойду!       Маринетт резко повернулась и хотела сбежать от настырной подруги, которая успела схватить ее за руку. Алья состроила умоляющее выражение лица и взглянула на Маринетт.       — Ну, Маринетт, мне нужна твоя поддержка!       — Даже не проси! — вертела головой Маринетт. — Не пойду, ни за что! И вообще, о таком предупреждают заранее!       Алья закатила глаза.       — Да как будто бы ты согласилась, если бы я тебе заранее сказала!       — Ты что, надеялась на то, что я всю дорогу буду в неведении?       — Скорее, я надеялась на то, что заставлю тебя передумать, — Алья хитро улыбнулась.       Маринетт что-то пробурчала в ответ и попыталась освободить руку.       — Отпусти.       — Не-а. Вы не виделись с выпускного, ты думаешь, я упущу такую прекрасную возможность наконец-то понаблюдать за вами, как в старые добрые времена?       — Какая же ты!.. — Маринетт покраснела и пыталась не смотреть на улыбающуюся Алью. А затем задумалась: она может увидеть Адриана! Впервые за два года и вживую, а не на множественных фотографиях с различных фотосессий.       Сердце предательски застучало быстрее, щеки еще сильнее окрасились в красный, стоило Маринетт только представить, как стоит рядом с Адрианом — с ее несбывшейся мечтой, с ее первой любовью, с ее сказочным воспоминанием. Как же они давно не виделись!.. А ведь раньше они почти всегда были вместе: каждый год так случалось, что Маринетт сидела позади Адриана и влюблённо глядела на его спину, надеясь, что когда-нибудь она сможет признаться ему в своих сокровенных чувствах и он посмотрит на нее совсем иначе — увидит в ней не только друга, но и свою избранницу. И хоть прошло много времени, Маринетт все равно думала о нем: думала о его шелковистых волосах, об изумрудных глазах, о его скромной и нежной улыбке, которой он одаривал ее каждый раз, когда Маринетт смущалась и пыталась спрятать своё покрасневшее лицо от его пристального, но такого доброго взгляда.       Маринетт и вправду хотела бы его увидеть. Хотела бы поздороваться со своим другом, о котором она грезила по ночам. Хотела бы узнать от него самого, как он поживает, а не от других людей и не из бессмысленных статей в журналах. И хоть ей было до безумия страшно, и хоть она не знала, как он отреагирует, когда увидит ее спустя два года, Маринетт все равно мечтала встретиться с ним и утонуть в его зелёных глазах, что до сих пор грели ее израненную душу.       Маринетт отвернулась и грустно произнесла:       — Не думаю, что ему было бы интересно увидеться со мной.       — О, об этом можешь не волноваться, — подмигнула ей Алья. — Он очень хочет тебя увидеть.       Маринетт в удивлении взглянула на Алью, не веря в услышанное.       — Откуда ты знаешь?       — Нино рассказал. Ну все, давай поторапливаться, а то опоздаем.       Маринетт продолжала ошеломлённо смотреть на свою подругу, которая, ведя ее за руку, вместе с ней переходила дорогу. Чем дальше они отдалялись от ее университета, тем тревожнее стучалось у Маринетт сердце.       — И давно ты это планировала?..       — С начала учебного года. На самом деле, я не была уверена, что получится совместить эту затею с твоим графиком: вы все такие занятые, просто ужас! Повезло ещё, что Адриан нашёл свободную минуту для нас всех.       — Для нас всех? Нино там тоже будет?       — Ох, к сожалению, у него не получилось, хотя он очень хотел. У него сплошные ночные смены, бедный Нино сейчас отсыпается у себя дома. Там будут ребята из моего универа, не волнуйся, они очень классные.       Маринетт беспомощно застонала и последовала за Альей. Тревога все безжалостнее просыпалась с каждым их шагом; за ней скрывалось еще одно чувство, которое Маринетт распознала как страх.       — Я боюсь.       — Не бойся.       — Я… я плохо выгляжу.       — Что за глупость! — засмеялась Алья. — Ты выглядишь, как всегда, обворожительно!       — Неправда, — засмущалась Маринетт и опустила глаза. — Если бы я узнала заранее, я бы по-другому оделась…       — Нет, ты бы вообще не вышла из дома в таком случае! Не переживай, Маринетт, Адриан точно не станет засматриваться на твою одежду.       — Это не так — он же модель! И сын самого Габриэля Агреста!       — Он, в первую очередь, остаётся нашим Адрианом, и его не волнует, кто как выглядит и кто во что одет.       Маринетт не нашлось, что на это ответить. Она крепко держалась за руку подруги, пытаясь совладать со своим волнением; даже уверенность Альи и ее поддерживающий тон никак не могли успокоить бешено стучащее сердце. Они вышли на незнакомую ей улицу, в конце которой среди похожих домов выделялось одно небольшое здание — Маринетт догадалась, что они направлялись именно туда.       — Кажется, я сейчас упаду в обморок…       — Тебе лучше этого не делать, а то попрошу Адриана нести тебя на руках, — усмехнулась Алья.       — Порой ты бываешь очень жестокой, — буркнула Маринетт. Ее ноги начинали трястись от страха. Она смотрела по сторонам в надежде найти пути отступления.       — Даже не думай! — заметила ее действия подруга. — Ты никуда не сбежишь!       — Я не могу, Алья! Как ты не понимаешь: я в школе рядом с Адрианом и двух слов не могла связать, а сейчас… когда мы не виделись два года… Да это же будет настоящая катастрофа!       — Так, — Алья обернулась к Маринетт и взяла ее за плечи, — девочка моя, я не позволю тебе сейчас паниковать! Вы все также остаётесь друзьями — ну и что, что не виделись два года? Уверена, как только мы придём туда, ты и не заметишь, что вы так долго не общались. Да и Адриан очень надеется с тобой встретиться! Он сильно расстроится, если ты сейчас не возьмёшь себя в руки и не сможешь пойти со мной на это чертово интервью!       Маринетт умоляюще взглянула на Алью, но та помотала головой.       — Нет-нет-нет, подруга, мы уже почти пришли. Нельзя постоянно прятаться от людей.       Маринетт задели ее слова: она вспомнила свой разговор с Камилой и недовольно прикусила губу. В этот момент телефон Альи громко завибрировал — она потянулась к нему и быстро пробежалась глазами по тексту входящего сообщения.       — Так, команда уже готова и ждёт только нас. Поспешим.       Алья опять взяла за руку возмущенную Маринетт и вошла с ней в здание, в котором, видимо, она бывала много раз; Алья вежливо поздоровалась с охранником и, пройдя через турникеты, повела Маринетт на второй этаж.       Они поднялись по лестнице и оказались в длинном темном коридоре; лишь периодически мигающая лампочка слабо освещала пространство, придавая пугающей атмосферы всему этажу.       — Тут небольшая студия, наш универ часто арендует такие места, — пояснила Алья.       — Алья, мне страшно…       Они остановились возле приоткрытой двери в студию. Маринетт смогла заметить активную работу однокурсников Альи: они о чём-то громко спорили и в руках перебирали различные листы бумаги — Маринетт догадалась, что на них были напечатаны подготовленные вопросы для Адриана. От одной мысли, что за этой дверью находится ее первая любовь, у Маринетт задрожали руки; сейчас как никогда она хотела сбежать и оказаться у себя дома.       Маринетт внезапно развернулась и попыталась уйти — Алья быстро перегородила ей дорогу.       — Нет, Алья, я не смогу!       — Ты все сможешь! Ну же, Маринетт, нельзя все бросить сейчас, когда мы уже пришли! Посмотри-ка на меня. — Маринетт нехотя подняла голову на Алью и заметила, что она была полна решимости. — Все будет хорошо. Ты всегда сможешь уйти, если захочешь. Но сейчас дай себе шанс.       Маринетт нерешительно кивнула и тяжко вздохнула. Спорить с упрямой подругой было бесполезно: Алья всегда отличалась своим непростым нравом. И хоть волнение в груди все больше нарастало, Маринетт не могла не признать, что рядом с Альей она чувствовала себя немного увереннее. Маринетт тихо произнесла:       — Он правда хочет меня увидеть?       — Спроси меня самого.       Сердце пропустило удар, когда Маринетт обернулась на голос позади себя. Его обладатель, казалось, был похож на солнце: Адриан стоял в проеме и широко улыбался девушкам. В темноте коридора он словно излучал сияние, и Маринетт тихо ахнула: она не знала, чего хотела больше; тут же провалиться сквозь землю, чувствуя, как щеки горят от нахлынувшего смущения, или же вечно смотреть на белоснежную улыбку Адриана, о которой она грезила долгое время.       — Рад снова с тобой встретиться, Маринетт, — Адриан наклонил голову и одарил ее приветливым взором.       Маринетт потеряла дар речи: быть не может, ее давняя любовь стояла прямо перед ней! Она даже могла протянуть руку и прикоснуться к нему — настолько он был близок, — но, конечно, она этого никогда не сделает, потому что ее тело цепенеет каждый раз, когда Адриан находится рядом, даже спустя целых два года!       — Я… я… — Маринетт не могла произнести ни слова.       Боги, она совсем забыла, какой Адриан был высокий! И за все это время, ей показалось, он стал только выше и красивее: его длинными золотистыми волосами можно было только восхищаться — Маринетт задумалась, были ли они такие же мягкие на ощупь, какими она всегда их себе представляла, — его зелёные глаза блестели в полутемноте и очаровывали своей добротой и загадочностью; Маринетт чувствовала, как от его внимательного взгляда она уже покраснела до кончиков ушей. Адриан так изменился — он возмужал и выглядел совсем иначе, — не то что до сих пор заикающаяся Маринетт!       «Я сейчас точно упаду в обморок…» — думала Маринетт.       — Она тоже тебе рада, Адриан, как и я! — Алья кинулась на своего одноклассника, и Адриан дружелюбно обнял ее в ответ, однако все также продолжал смотреть на пунцовую Маринетт. — А Нино был прав, когда говорил о тебе: выглядишь просто супер!       Адриан засмущался и разомкнул объятия.       — Я пытался одеться более повседневно, но мой менеджер настоял на некоторых деталях…       Маринетт тут же взглянула на его одежду: влияние Габриэля особенно ощущалось в стиле Адриана; оно и не было удивительным, ведь Маринетт ещё со школы знала, что Габриэль всегда придирчиво относился к внешнему виду своего единственного сына.       — Нет-нет, нам нужно добиться максимум эффекта! Хоть и времени, к сожалению, у нас не так много…       — Алья, я очень сожалею, что не смог вчера прийти, — внезапно посерьезнел Адриан и виновато взглянул на Алью. — Было много дел, и я просто потерялся во времени.       — Все в порядке, — ответила ему Алья, — я, если честно, предполагала, что подобное может случиться. Все-таки это шанс на миллион — взять интервью у такой занятой знаменитости! Не каждому так везёт.       — Скажешь ещё, — фыркнул Адриан. — Я всегда останусь вашим другом. И с удовольствием отвечу на все вопросы. — Адриан снова взглянул на Маринетт — она стояла на одном месте и пугливо поглядывала то на Алью, то на Адриана.       — Алья, где ты там ходишь? Все уже готово, одну тебя ждём! — кто-то из команды позвал девушку.       Маринетт не успела что-либо сказать: Алья, недовольно бурча, слишком быстро зашла внутрь студии и даже не обратила внимание на то, как страх отразился на лице ее подруги.       На Маринетт нахлынула паника: она хотела крикнуть Алье «не оставляй меня с ним!», но не смогла этого сделать; зелёные глаза Адриана осматривали потерянную и напуганную Маринетт, и ей в этот же момент захотелось резко исчезнуть — скрыться от глаз, изучающих ее растерянный вид.       — Как ты? — спросил Адриан обеспокоенным голосом: он заметил, что девушка волновалась. — Мы так давно не виделись…       Маринетт не смогла ничего ответить: она лишь тихо кивнула и потупила голову, не в силах терпеть взгляд его пронзительных глаз. Как только Алья ушла, все ее страхи снова вернулись к ней — она нервно теребила край своего свитера, надеясь, что Адриан оставит ее в покое.       — А ты все такая же неразговорчивая, — Маринетт не увидела, как он мягко ей улыбнулся, потому напряглась сильнее. О боги, это была самая настоящая пытка! Как Алья могла оставить ее совсем одну на растерзание мечте всей ее жизни?! — Правда, когда мы учились в школе, мы часто общались.       При упоминании о школе Маринетт вздрогнула и в панике посмотрела на Адриана: она резко поняла, почему так ужасно его боялась, почему так пыталась избежать встречи и даже не искала никакой возможности снова увидеться с ним — со своей первой любовью, со своей давней мечтой. Ее губы задрожали, перед глазами внезапно потемнело; она услышала громкий крик — то был крик Адриана из ее горестных воспоминаний, который она понадеялась навсегда забыть. Ещё давно, когда Маринетт не хватало сил справиться с горем, этот крик долго и мучительно звучал в ее голове, доставляя ей нестерпимые страдания, заставляя девушку беспомощно закрывать уши, будто бы это могло помочь ей избавиться от боли.       Ее ноги подкосились, пот выступил на лбу; Маринетт тяжело задышала и начала падать, но Адриан успел подставить своё плечо, за которое Маринетт рефлекторно вцепилась. Их глаза встретились: его взволнованные зеленые с ее потерянными голубыми. Чем ближе Маринетт находилась к нему, тем больше она сходила с ума: обессиленная и встревоженная, она слабо попыталась отстраниться, но Адриан, не заметив этого, только ближе прижал ее к себе.       — Маринетт, тебе плохо? Тебе дать воды?       — Нет…       Ей не нужна была вода — ей нужно было немедленно выбраться наружу! Ей нужно было сбежать от Адриана, сбежать от болезненных воспоминаний, в которых Адриан отчаянно пробирался сквозь толпу и громко кричал — кричал от ужаса и от страха, боясь столкнуться с непоправимым и роковым. Она вспомнила его убитые глаза, вспомнила, как ненавидела себя за то, что не смогла ему помочь, не смогла его спасти; она не хотела видеть сейчас Адриана перед собой — она боялась его видеть, потому что вина, осевшая в ней еще давно, пробудилась со страшной силой и завладела ее телом.       Эта вина была другой — она не была похожа на то повседневное чувство, которое Маринетт привыкла испытывать. Она была мучительной и беспощадной: она пробралась слишком глубоко и поработила несчастную девушку; нашептывая ужасные слова, вина терзала пугливое девичье сердце, заставляя разум пленницы подчиняться ей.       Маринетт неистово задрожала, как вчерашней ночью, и глубоко задышала. Она с особым рвением попыталась еще раз выбраться из крепкой хватки Адриана, и тот в удивлении все же отпустил вырывающуюся подругу. Он непонимающе взглянул на нее — Маринетт резко прижалась к противоположной стене. Адриан не догадывался, что сейчас перед ее глазами проносились кошмарные образы из их совместного прошлого.       — Маринетт?.. — он хотел протянуть к ней руку. Маринетт выглядела бледной и еле стояла на ногах. Она встревоженно посмотрела на него, и при свете мигающей лампочки Адриан смог увидеть слезы, стекающие по ее впалым щекам.       Маринетт сглотнула и только больше прижалась к стене, когда увидела его протянутую руку. Она в панике думала, как ей выбраться из этого места, но присутствие Адриана давило на нее; Маринетт теряла контроль над собой.       — Прости меня… — тихо прошептала Маринетт, зная, что если сейчас не окажется на улице, то лишится чувств.       Она убежала, не слыша, как Адриан громко звал ее по имени; по памяти добралась до лестницы и там, чуть не упав, перепрыгивая через ступеньки, как можно быстрее пыталась оказаться у главного входа. Минуя удивленный взгляд охранника, Маринетт открыла дверь: на улице было свежо, собирался дождь. Его капли падали на заплаканное лицо, и Маринетт еще недолго стояла одна на улице, собираясь с мыслями.       Она увидела Адриана. Увидела того, кому причинила боль; увидела того, чье горестное лицо до сих пор мерещится ей перед глазами в особо тяжелых моментах.       Она думала, что смогла забыть, что смогла избавиться навсегда от неконтролируемого чувства вины, но оно оказалось хитрее: вина ждала своего часа, хотела достичь триумфа, и сейчас у нее это получилось — Маринетт ненавидела себя так, как никогда в жизни, и мечтала снова закрыться от этого жестокого мира, добраться до своей комнаты, исчезнуть из воспоминаний других людей.       В голове звучало только одно: «Бежать, бежать, бежать!» — поэтому Маринетт не помнила, как, озираясь по сторонам, оказалась где-то между маленькими пустыми улицами, скрываясь во мраке наступающего вечера. Дрожащими руками она открыла сумочку: Тикки не решалась вылететь, боясь, что ее уязвимая хозяйка допустит оплошность и раскроет свою личность.       — Все хорошо, — голос Маринетт дрожал, как и все тело, — но я не доберусь до дома, помоги мне.       — Перевоплощайся, — твердо сказала Тикки. И хоть она требовала от Маринетт следовать правилам, а именно — не использовать свой камень чудес без надобности, — сейчас она понимала, что Маринетт это было необходимо.       Красный костюм в крупный черный горох ненадолго вернул Маринетт уверенность — этого было достаточно, чтобы добраться до дома, а там, сняв трансформацию, она оказалась на своей кровати и схватилась за голову: кошмарные образы из их прошлого никак не давали ей покоя; они насмехались над ней, издевались над бедной девушкой, разрывая ее сознание на части.       Она видела перед собой Адриана, видела его искаженное от страха лицо, слышала его рыдания; Маринетт закрыла глаза, надеясь, что этот кошмар исчезнет, но вместо этого в ее памяти возникла другая чудовищная картина: окрашенная в кроваво-красные тона, она сводила Маринетт с ума.       Ее затошнило; пустой с утра желудок резко свело, и она завыла. Дрожь превратилась в мучительную пытку и отдавалась болью во всем теле; Маринетт свернулась калачиком, чувствуя, как ноги перестали ее слушаться. Она обхватила колени руками, надеясь унять судороги, но это было бесполезно — ее собственное же тело больше ей не подчинялось.       Она не справлялась и со своим бешено бившимся сердцем — его гул отдавался в ушах так громко, что Маринетт не слышала встревоженные крики квами рядом с собой. Маринетт задыхалась — ей не хватало воздуха, и она думала, что погибает. Она делала глубокие вдохи, но это не могло помочь — в этот момент она больше не контролировала себя. Маринетт начинала терять сознание.       Кто-то разжал ее руку и положил в ладонь блестящий предмет — то была неоткрытая упаковка ее успокоительного. Маринетт не сразу поняла, что от нее требовалось, но затем с помощью Тикки она смогла выдавить из пластинки одну таблетку и тут же проглотила ее.       Таблетка заколола где-то в горле и неприятно прошлась по пищеводу; и хоть ее эффект не наступил сразу, Маринетт почувствовала себя лучше. Она села на кровать, убитым взглядом посмотрела на Тикки; ее тело все также дрожало, и она снова потянулась к упаковке, но квами ее остановила:       — Возьми только одну, Маринетт. Больше нельзя.       Маринетт знала, что Тикки была права, и потому ее послушалась. Следующую таблетку она выпила вместе с водой.       Она смогла успокоиться через несколько минут. Тело стало ватным, дыхание вернулось в норму; Маринетт больше не душили ее эмоции, а сердце забилось ровнее. Но даже лекарство, выписанное врачом, не избавляло девушку от тяжелых мыслей: вина отравляла ее душу, Маринетт тонула в своих мрачных воспоминаниях и презирала себя за слабость.       Истощенная и разбитая, Маринетт бездумно смотрела в потолок и не заметила, как село солнце, а комната погрузилась в темноту наступившего вечера. В голове отдаленно звучали назойливые, нескончаемые вопросы: почему у неё не получилось его защитить? Почему она позволила себе причинить ему боль? Но Маринетт не могла на них ответить и только больше себя ненавидела.       Остаток дня Маринетт так и провела на кровати и думала о том, что лучше она бы не соглашалась с Альей пойти на то чертово интервью. Алья же написала много сообщений с извинениями и, кажется, даже хотела прийти к ней, но Маринетт попросила ее не беспокоиться — на тот момент она не хотела никого видеть.       Единственное, чего желала Маринетт, так это достичь долгожданного покоя.