Ваша Алья Сезер»
Адриан закончил читать пост и отложил телефон в сторону. Много мыслей крутилось у него в голове: они завязались в прочный клубок и отдавались пульсирующей болью в висках. Впрочем, это не помешало Адриану открыть стоящую рядом бутылку виски: он мечтал о заслуженном отдыхе, а алкоголь помог бы расслабиться в конце тяжелого рабочего дня. — Вряд ли Натали даст мне выходной, — пробормотал Адриан, непонятно к кому обращаясь: то ли к самому себе, то ли к котенку-квами, который лениво развалился возле него на диване. — Отец никогда с ней не согласится. Эта неделя будет трудной. Плагг приоткрыл один глаз и увидел, как Адриан нервно наливал виски в стакан; он выглядел задумчивым, но совсем не уставшим. — Тебя не впервые загружают на работе, так из-за чего ты переживаешь? Из-за того, что пишут в интернете? Адриан отмахнулся рукой и, отпив из стакана, поставил бутылку на столик перед диваном. — Ты же знаешь, меня это никогда не волновало, — слегка поморщившись, ответил. — Главное, что Ледибаг всех оживила. А люди поговорят и успокоятся. — О да, великая и чудесная Ледибаг, — Плагг перевернулся на живот и по-кошачьи потянулся. — Все надеются только на ее силы, а сами решать свои проблемы не хотят. — Ты читал пост Альи? — Было скучно, пока тебя фотографировали. Как удобно, что ты не поставил пароль на новый телефон. Адриан недовольно посмотрел на своего квами. Его предыдущий телефон Плагг по неосторожности выронил из сумки, что привело к летальному исходу гаджета; правда, перед этим Адриан и квами успели поругаться, так что Адриан был уверен — Плагг это сделал намеренно. — Если я не успел поставить пароль, это не значит, что мой телефон можно брать без разрешения. — Адриан облокотился об спинку дивана, чувствуя, как приятно расслабляется напряженное тело под действием спиртного. Его взгляд упал на множество осколков на полу — то, что осталось от зеркала, которое он недавно разбил в порыве отчаяния. Там же Адриан увидел засохшие пятна крови — он так и не удосужился убрать весь этот хаос. Адриан вздохнул и уставился в потолок. — И как Алья все успевает?.. — произнёс он в никуда, потирая переносицу. — И учится, и работает, и блог ведёт… — Просто она не тратит своё время на алкоголь, как некоторые, — буркнул Плагг. — Ты до сих пор злишься? — Адриан кинул измотанный взгляд на Плагга. Тот недовольно фыркнул и повернулся к своему хозяину спиной, как он делал каждый раз, когда таил на него обиду. — О нет, что ты! Как я могу злиться на то, что мой хозяин может в любую минуту снять с себя кольцо и лишить меня любимейшего сыра? — Никто тебя сыра не лишал, мы и так большую часть моей зарплаты тратим на тебя и на твой Камамбер, — возмущённо ответил Адриан, рукой показывая на огромную тарелку с различными сырами, которая стояла на том же столике, что и бутылка виски. — Да я не про это! — громче сказал Плагг, пытаясь достучаться до непутевого хозяина. — Ты не можешь каждый раз отрекаться от меня, когда ссоришься с Ледибаг! Адриан смущенно опустил голову, все также держа в руке стакан с алкоголем. — Мне очень жаль, Плагг, правда, если бы я мог, то я бы… — То ты бы что? Мог бы контролировать свои порывы доказать ей, какого незаменимого напарника она теряет? Прежде чем Адриан шумно встал и потянулся куда-то в сторону за планшетом, Плагг успел заметить, как покраснели уши его хозяина. Плагг довольно и язвительно улыбнулся: такой-то реакции он и добивался от своего друга, который в последние дни вел себя слишком импульсивно. И хоть Плагг осознавал, что Адриан вовсе не хотел никому причинять боль, все равно котенок-квами продолжал злиться: он очень боялся потерять Адриана, а потому ему было тяжело прощать его недавний поступок. — Держи, — разблокировав планшет, Адриан вручил его Плаггу. — Только перестань обижаться. Ты знаешь, как ты мне дорог. Плагг что-то недовольно пробурчал, однако планшет все-таки забрал. Он быстро пролистал каталог новейших сыров и сделал несколько заказов, злобно посмеиваясь над тем, как это отразится на кошельке хозяина. У Адриана нервно задергалась бровь, но предъявлять малышу он ничего не стал — пускай порадуется вдоволь. Адриан снова привалился к спинке дивана и задумался: Плагг был прав — нельзя так бурно реагировать на конфликты с Ледибаг. Хоть Адриана до сих пор гложила обида и слова Ледибаг вросли болезненными шипами в его сердце, он понимал, что отрекаться от работы героя было неправильным и, более того, недопустимым. Адриан боялся опять ранить своего квами и не хотел еще раз увидеть испуг в его глазах, однако он также еще и осознавал, что внезапное исчезновение Кота Нуара может навсегда лишить людей надежды и подорвать доверие всего населения его родного города. Он признавал, что прийти к такому важному выводу ему помогла Маринетт — девушка, которая показала, как сильно в нем могут нуждаться. Он не помнил, сколько часов они проговорили вчерашней ночью, но ему этого все равно было мало; вернувшись домой и подойдя к разбитому зеркалу, Адриан увидел, что он улыбается — искренне, счастливо, слегка уставши. Маринетт ненадолго вернула ему радость в его тяжелую жизнь: на мгновение он почувствовал себя снова беззаботным юношей, не обремененным никакими обязательствами. Маринетт успела рассказать немного: всего лишь о ее студенчестве и о размытых планах на будущее, и Адриан под маской Кота Нуара был и этим доволен, правда, ему все же хотелось узнать побольше о давней подруге. Однако он посчитал, что было слишком жестоко просить сонную девушку провести с ним еще время, и действительно сделал то, что и обещал, — пожелал ей спокойной ночи, мечтая поскорее с ней встретиться следующим днем. Но проговорить с ней пару часов как Кот Нуар, оказалось, было проще, чем увидеться с ней лично как Адриан: он не ожидал, что Маринетт так сильно испугается их встречи. Вспомнился его разговор с Нино: Маринетт действительно пострадала больше всех, и единственного, кого мог винить в случившемся Адриан, так это себя самого. Он бы хотел разузнать о Маринетт от самой Альи — ее лучшей подруги, — но времени катастрофически не хватало ни на что другое, кроме их интервью, о котором, откровенно, сам Адриан не так сильно беспокоился: ему было гораздо важнее поговорить только с Маринетт. Когда Алья задавала ему различные вопросы, Адриана гложила тревога, хоть он, будучи профессионалом своего дела, даже не показывал этого. Улыбаясь Алье, он думал о той, что сбежала от него в слезах. Адриан догадывался, что Маринетт было тяжело справляться с болью, причиной которой послужила их общая трагедия: оно и не было удивительным, ведь Адриан чувствовал себя так же. Никто из очевидцев того злосчастного вечера никогда не вернется к прежней, нормальной жизни; кошмарное событие затронуло даже тех, кто и не присутствовал на выпускном, а всего лишь слышал о нем из новостей. Но Адриану не хотелось сейчас вспоминать, как ему было тяжело в первое время после случившегося: на данный момент он думал только о своей однокласснице и о том, как ему было необходимо ее увидеть. Алкоголь вскружил Адриану голову, и он, закрыв глаза, увидел Маринетт: плачущую, дрожащую от страха и ужаса — такой он увидел ее в последний раз на их выпускном, такой он встретил ее сегодня. Он глотнул еще спиртного, но это не помогло избавиться от удручающего чувства тоски; Маринетт плакала, а он снова ничего не мог с этим поделать; снова просто стоял и наблюдал за тем, как Маринетт растворяется в темноте, не позволяя ему даже дотронуться до девушки и вытащить ее из плена их кровавых воспоминаний. Внезапно разболелись разбитые костяшки; Адриан открыл глаза и слабо разжал покрасневшие пальцы. Задумался: он не смог ничего сделать как Адриан, но, может, у Кота Нуара все еще был шанс помочь Маринетт? Он посмотрел на Плагга: тот уже давно переместился на столик поближе к сырной тарелке и с довольным видом поедал Камамбер. — Ну и чем займёмся? — лениво произнёс Плагг, заметив на себе взгляд Адриана. — Пойдём к Маринетт. — Опять?! Адриан проигнорировал возмущение Плагга и попытался встать с дивана, но пошатнулся — благо, он успел облокотиться о рядом стоящий столик и не упасть. — Да ты почти всю бутылку выпил! — Плагг подлетел к Адриану, всматриваясь в его помутневшие от алкоголя глаза. — Вряд ли Маринетт понравится, что к ней ночью снова нагрянет пьяный Кот Нуар! Адриан взглянул на бутылку и удивился: когда он успел столько выпить? — Я могу себя контролировать, — неуверенно произнес Адриан. — К тому же, в трансформации это не так заметно, и ты сам это знаешь. В очередной раз за день котенок недовольно фыркнул. — Я устал! Я до сих пор не получил свою порцию сыра! — Ты можешь заказать еще сыра, сколько захочешь, но сейчас мне нужно к Маринетт. Адриан немного прошелся по гостиной и, убедившись, что он больше не спотыкается, решительно кивнул Плаггу. — Выпускай когти! — Как бы это в привычку не вошло… — успел пробормотать Плагг, прежде чем он оказался в кольце хозяина, однако сам Адриан так и не понял, что Плагг все-таки имел в виду.***
Лекарство Маринетт подействовало странным и в то же время ужасающим образом: девушке снился кошмар. Он не был похож на те сны, что часто доставляли ей мучения; этот сон был до жути реалистичным, а потому особенно страшным. Во сне прилетела акума и вторглась в тело новой жертвы; лицо незнакомой девушки перекосилось — то ли от страха, то ли от боли, — а затем она неистово закричала, вскидывая вверх руки, моля Ледибаг помочь ей. Девушка не знала, что Маринетт, ещё не перевоплотившись, стояла рядом и должна была стать ее спасительницей, но неведомая сила не позволяла произнести заветные слова трансформации: челюсть больно свело, и она попыталась ее разжать, но ей никак это не удавалось. Маринетт в панике запрокинула голову назад и начала давить пальцами на подбородок — так, как давно ее научил Кот Нуар, — но и это не помогло; пока Маринетт отчаянно пыталась вернуть контроль над своим телом, в это время жертва превращалась в очередное подобие монстра. Маринетт, сдавшись, взглянула на девушку и тут же пожалела об этом: кожа девушки натянулась на черепе, глазные яблоки сжались до размера уголька и выпали из орбит, открытый рот был до ужаса обезображен, и из него лилась струйка крови; капли ее падали на одежду, которая порвалась под метаморфозами тела, оголяя живот и грудь. Маринетт поняла — пора бежать, — но она не могла сдвинуться с места; казалось, кто-то вцепился в нее мертвой хваткой невидимых рук и не позволял сделать и шага. Маринетт в страхе еще раз взглянула на то, что осталось от девушки, — подобие человека с неестественно вытянутым туловищем и свисающими лоскутами кожи, — и в этот момент живот акумы резко разорвало на части. Сон Маринетт окрасился в ярко-красный: кровь брызнула во все стороны, а извилистые органы пищеварения с хлюпающим звуком свалились возле ее ног. Маринетт хотела закричать, но ее лицо онемело, — она даже не могла закрыть глаза, чтобы не видеть эту страшную картину, на которой очередная жертва Бражника корчится в муках и проклинает Ледибаг за то, что она так и не спасла ее. Акума шипела, подобно змее, которой осталось недолго, выплескивала свой яд вместе со слюной; он брызгами падал на широко открытые от ужаса глаза Маринетт и прожигал их роговицу насквозь. Однако Маринетт не ощутила боли: ей было до безумия страшно, и она чувствовала, как сердце бешено колотилось в ее груди, словно готовилось вот-вот выпрыгнуть наружу. Маринетт снова попыталась отступить, но кишки, вывалившиеся вместе с другими органами из взорвавшейся брюшной полости, подобно лианам, обвили ее конечности, превращаясь в наручники и кандалы. Они больно сжали ее руки и ноги, мерзко обвились вокруг ее шеи, начали душить. Из глаз Маринетт полились слёзы; она в последний раз попыталась вырваться из кровоточащих и смердящих оков и громко закричала. Внезапно акума нависла над ней и схватила ее за руки, шипя противное и болезненное: «Это ты! Ты во всем виновата!». Маринетт вглядывалась в ее пустые орбиты: их тьма поглощала ее сознание, и она уже не ощущала на себе склизкие кишки и длинные мертвые руки акумы, но все также продолжала вырываться и кричать — от беспомощности и дикого страха. Кричала Маринетт только во сне: наяву она прерывисто стонала и ворочалась, однако сквозь кошмар услышала чей-то знакомый голос; он был взволнованным и громким, и, когда Маринетт смогла проснуться, первое, что она увидела, был темный силуэт, склонившийся над ней. Ей все еще казалось, что сон не закончился: кто-то нависал над ней и держал за руки, а из-за отсутствия света в комнате она не узнала в силуэте своего напарника. Сердце Маринетт все также продолжало быстро стучаться, дыхание ее было тяжелым, а зрачки глаз метались из стороны в сторону. Из-за неудобного положения тела ее конечности онемели, и она не могла ими пошевелить, в то время как чей-то силуэт никуда не исчезал, приковывая ее к кровати. Явь стала ее кошмаром: тёмный силуэт давил на неё, вызывая ужас и страх; Маринетт могла отчётливо слышать своё громкое учащенное дыхание и ощущать на себе чужие прикосновения. Страшная мысль проскочила в голове: «Убить… Оно пришло убить меня!» — и Маринетт снова захотела громко закричать, но не могла это сделать: ее голос больше ей не подчинялся. Она, оказавшись в ловушке, была готова запаниковать, но Кот Нуар успел произнести: — Маринетт, это я. Все хорошо. И Маринетт шумно выдохнула. Ей нужно было время, чтобы осознать — это был всего лишь кошмар, — но склонившийся Кот Нуар никак не помогал ей успокоиться. Маринетт потребовалась секунда, чтобы вернуть себе голос, и в панике она хрипло произнесла: — Отпусти меня! — И Кот Нуар, смутившись, резко отскочил от нее в сторону, высвобождая ее руки. — Извини, я только хотел… Он что-то говорил, а Маринетт еле могла слушать его. Теперь, когда ее взору открылось лишь слабое очертание ее потолка в густой темноте, а силуэт Кота исчез перед глазами, она лежала на кровати и пыталась прийти в себя. Знакомый голос вернул Маринетт ощущение реальности, и, хоть ее сердце билось в тревоге, Маринетт смогла понять, что ей все приснилось: и очередной монстр, и извилистые уродливые кишки, и акума с огромными дырами в черепе, от воспоминаний о которых у Маринетт по спине пробежала дрожь. Ее руки не были связаны мертвыми органами, и, чтобы в этом убедиться, Маринетт слабо приподняла их и ощутила успокаивающее чувство свободы. Медленно она перешла в сидячее положение, прислушиваясь к своему тяжелому дыханию, и не могла не обрадоваться тому, что это был всего лишь плохой сон, хоть и невероятно пугающий. Однако, встретившись снова с темным силуэтом, сидящим напротив, Маринетт сковал страх: неужели, сон продолжался? Кому принадлежал этот знакомый голос? — Маринетт, ты как? — Силуэт неуверенно протянул к ней руки, и на мгновение Маринетт захотела в испуге отстраниться, но потом смогла узнать своего напарника: разглядела его накладные уши, столкнулась с его кошачьими зелеными глазами, которые мерцали в темноте. Он явно с дружелюбными намерениями хотел дотронуться до неё, но это все равно не могло не отпугивать. Кот Нуар какого-то черта снова был в ее комнате и, более того, наблюдал за тем, как она спала. «Мне точно все это снится», — подумала бы Маринетт, если бы она не почувствовала прикосновения Кота к своему плечу. Его руки в кожаных перчатках неприятно дотронулись до ее холодной кожи, и Маринетт резко оттолкнула его. Она ещё больше, насколько это было возможно на небольшой кровати, отодвинулась от Кота и в удивлении прошептала: — Как ты здесь оказался? — ее голос дрожал. — Твоя дверь была открыта, — Кот пальцем показал на дверцу сверху, открывающуюся на балкон Маринетт. — Я не знал, что ты так рано засыпаешь, и решил навестить… Маринетт настороженно разглядывала очертания своего собеседника. Сомнений не было: перед ней действительно сидел Кот Нуар, а она больше не спала. Маринетт сглотнула; в горле сильно пересохло, и мышцы шеи неприятно ныли, словно ее взаправду душили. — А сколько сейчас времени? — спросила она. — Думаю, около двенадцати. — И это по-твоему рано? — Маринетт непонимающе уставилась на Кота. — Как раз нормальные люди в это время спят. Кот Нуар пожал плечами. — В прошлые разы я приходил к тебе примерно в это же время, и ты еще не спала. — Но я же не гулящий кот, чтобы не спать каждую ночь! Мне нужно иногда высыпаться. И это совсем не отменяет того факта, что ты проник в мою комнату! — Прости, — искренне произнес Кот Нуар, вглядываясь в лицо Маринетт. — Я бы сразу ушел, но ты стонала во сне. Я подумал, что тебя нужно разбудить. Тебе приснился кошмар? Маринетт вздохнула и откинулась на стенку сзади, ощущая ее прохладу. Ткань пижамы неприятно прилипла к вспотевшему телу, и Маринетт тут же захотелось оказаться под душем. Мерзкое ощущение от только что приснившегося кошмара не покидало ее: ей по-прежнему было страшно, хоть она больше и не показывала этого; лекарство лишило ее проявлений особенно сильных эмоций. — Ты можешь не рассказывать, — продолжал говорить Кот Нуар. — Я понимаю тебя… Мне тоже они иногда снятся. Маринетт постаралась удивиться его наглости: слегка приподняла брови, взглянула на рядом сидящего напарника. Кот Нуар раздражал своим бессовестным поведением: сначала он бесцеремонно ворвался в ее комнату, после наблюдал за тем, как Маринетт ворочалась во сне, а затем стал расспрашивать о ее кошмарах… Маринетт хотела разозлиться, но не получалось; она уже не понимала, были ли тому виной ее лекарства или дикая усталость, которая накопилась за эти безумные дни и совсем не улетучилась со сном. Единственное, на что у неё хватило сил, — так это недовольно закатить глаза. Коту явно стало неловко — Маринетт могла это заметить по его опустившимся накладным ушам и смущенному выражению лица, — видимо, он все же не хотел, чтобы его считали извращенцем, подсматривающим за девушками. Он кидал виноватые взгляды в ее сторону и не знал, как ему поступить дальше. В это время Маринетт стала напрягать темнота в комнате — она забыла включить фонарики на балконе, — и девушка громко цокнула языком: надо было спуститься вниз к переключателю, потому что ей не нравилось, что она не могла рассмотреть внезапно появившегося в ее комнате собеседника. Однако сам Кот Нуар воспринял ее недовольство по-своему: почувствовав, что ему тут не рады, он, замешкавшись, все же встал в полный рост на кровати и собрался выйти из комнаты. — Извини, я не хотел тебя беспокоить. Я лучше пойду… — Стой, — сказала Маринетт неожиданно не только для Кота Нуара, но и для самой себя. Маринетт не радовало, что Кот снова нагрянул в ее дом, однако она вовсе не хотела оставаться одна; Маринетт до сих пор помнила пугающий образ монстра во сне и до жути реалистичные прикосновения его конечностей к своему онемевшему, неподвижному телу. Маринетт знала: если Кот Нуар сейчас уйдёт, она точно не сможет сегодня заснуть. — Останься, — глухо сказала Маринетт и, не глядя на удивленного Кота Нуара, переползла к противоположной стороне кровати. Маринетт начала медленно спускаться вниз по лестнице; она крепко держалась за перила, боясь потерять равновесие из-за ослабленного тела и упасть. Кот Нуар опешил, но не стал уходить: он снова сел на кровать и смотрел сверху вниз на действия Маринетт. Та нажала на переключатель и сразу же зажмурилась от яркого света в комнате. — Спасибо, что разбудил меня. — Все также щурясь, Маринетт подошла к своему рабочему столу, на котором стоял стакан — его принесла Тикки сегодняшним вечером, — и жадно выпила всю оставшуюся в нем воду. — Но больше не врывайся в мою комнату без спроса, хорошо? — Хорошо. — Кот Нуар аккуратно спустился вниз; Маринетт стояла спиной к нему и не решалась на него взглянуть. Она тихо поставила стакан на прежнее место, уперлась руками об стол и задумалась о только что приснившемся кошмаре. Маринетт часто снились подобные сны, когда она принимала свои лекарства, — она уже смирилась с тем, что это был всего лишь их побочный эффект, но знание этого факта никак не улучшало качество ее жизни; по этой же причине Маринетт старалась принимать таблетки как можно реже. Маринетт тяжело вздохнула: ей с трудом удавалось говорить о своих переживаниях с близкими, и мало кто знал, что она чувствовала на самом деле. Страхи и болезненные воспоминания отображались в ее кошмарах, и она не любила ими делиться — ее бы все равно никто не понял. Но теперь Кот Нуар сам все узрел: увидел ее слабость, застал ее спящую и ворочащуюся во сне… Маринетт казалось, что он резко и безнаказанно вторгся в интимную часть ее жизни; Маринетт должна злиться, но происходящее вокруг было похоже на туман, в котором она бродила на ощупь. Все чувства и эмоции притупились, хоть Маринетт и четко осознавала, что она совсем не хотела сейчас рассказывать Коту о случившемся. Что он вообще здесь забыл? Для чего он снова явился? Маринетт все-таки пришлось обернуться и посмотреть на своего нежданного гостя. Кот Нуар что-то разглядывал на все том же письменном столе: Маринетт недовольно для себя отметила, что он увидел ее таблетки, и она поспешила убрать их в выдвижной ящик. А после они столкнулись взглядами: что Маринетт, что Кот Нуар внезапно поняли — им было неловко так стоять возле друг друга. Вчерашней ночью, когда они разговаривали на кровати Маринетт, подобной проблемы не было; теперь же их молчание затянулось, и они оба смущённо опустили головы. Чтобы как-то разрядить обстановку, Кот Нуар оглядел ее комнату с целью найти ещё что-нибудь, что привлекло бы его внимание. Долго искать ему не пришлось: на манекене висело то самое чёрное платье без рукавов, которое он увидел ещё вчера. — Оно очень красивое, — сказал Кот Нуар, подойдя ближе к манекену. — Спасибо. Я редко шью для самой себя, но я увидела похожее платье в прошлой осенней коллекции в одном журнале, и захотелось создать что-то подобное… Маринетт умолчала, что на создание этого платья настояла именно Алья: она очень хотела, чтобы Маринетт вернулась к любимому делу спустя долгого времени затишья. Элегантное черное платье чайной длины очень выбивалось из светло-розовой расцветки спальни Маринетт — неудивительно, что Кот Нуар, любящий темные оттенки, заприметил это платье почти сразу же. — Получается, ты шьёшь только на заказ? — спросил Кот Нуар, вспомнив их вчерашний разговор. — Сейчас да. Но из-за учебы у меня совсем нет времени. Наверно, придётся отложить заказы в сторону. «Из-за учебы и из-за Бражника», — грустно подумала Маринетт, но, конечно, не произнесла это вслух. Ее тело так и ныло от усталости; голова стала тяжёлой, ноги ватными. Приснившийся кошмар никак не добавил Маринетт бодрости — она села на кушетку, почувствовав, что ей было тяжело стоять. Рядом на кушетке лежала сумочка, подаренная Альей. Девушки потому и вытащили платье из гардероба Маринетт, чтобы посмотреть, как с ним сочетается ее новый клатч. Маринетт захотела показать подарок Коту и взяла его в руки: — Мне этот клатч привезла Алья. Получается красивый образ вместе с платьем, только жаль, что мне некуда его примерить. Кот Нуар кинул задумчивый взгляд на сумку, затем снова на платье. Его озарила интересная мысль, и он хитро улыбнулся. — Не хочешь его надеть сейчас? — Это ещё зачем? — удивленно спросила Маринетт. — Увидим, вправду ли красивый образ получится, — Кот Нуар, ухмыляясь, присел рядом с Маринетт. Та резко отодвинулась от него на приличное расстояние. — Ну уж нет! Я тебе не модель на подиуме. После сказанных Маринетт слов Кот Нуар совершенно невольно бросил взор на нее: пижама, состоящая из свободной майки на бретельках и недлинных шорт розоватого оттенка, неплотно облегала худощавую фигуру Маринетт. Девушка, засмущавшись, попыталась прикрыться руками — Кот Нуар сразу же отвел взгляд, однако удивился увиденному: было странно, что дочка пекарей была такой худой. — А жаль, — произнёс Кот Нуар. — Думаю, на тебе оно смотрелось бы прекрасно. Маринетт еле подавила в себе желание снова закатить глаза. Флиртующий Кот Нуар ей не понаслышке знаком: он часто делает ей сомнительного рода комплименты, когда она в образе Ледибаг. Только Кот Нуар вовсе и не думал льстить: сейчас он говорил абсолютно искренне. — Почему ты пришёл? — Маринетт все же решила задать интересующий ее вопрос. Она проследила за тем, как уголки губ Кота опустились, а выражение лица стало более серьезным; от прежней ухмылки не осталось ни следа. Кот Нуар понурил голову и тихо сказал: — Я не знаю. Он соврал. Кот не мог сказать, что он был ее одноклассником, с которым ей не посчастливилось увидеться сегодня, а его сердце ныло от осознания того, что она снова плакала по его вине, и он по-прежнему никак не мог на это повлиять. Не мог ей сказать, что он хотел бы защитить дорогого ему человека в тот день, когда их жизнь стала казаться мраком, и он хотел бы все исправить, да только не знал, как. Он взглянул на неё — на худощавую, бледную Маринетт, — столкнулся с ее васильковыми глазами, которые сейчас казались ему пустыми и по-особенному печальными, но оттого не менее прекрасными. Маринетт отрешенно смотрела на него и слабо осознавала, какие эмоции скрывал глубоко в себе напарник, — ее тусклый взгляд только больше ранил его беспокойное сердце, и Кот Нуар почувствовал, как в горле стал нарастать неприятный комок. Вмиг вспомнился и страшный пожар, и дрожащие от страха и рыданий плечи Маринетт, и его беспомощность, которую ему было тяжело осознать, но ещё тяжелее — принять. И был там один образ, трагичный и одинокий; он был таким далеким, и Кот Нуар помнил, что ему понадобилось много времени, чтобы отпустить его, но образ никогда не исчезал из его памяти, моментами возвращаясь к несчастному юноше, пробуждая в нем давно позабытую боль. Мёртвый образ вспомнился и сейчас, золотистыми лучами пробрался через густую дымку, тихим колокольчиком отозвался в ушах и быстро, почти незаметно исчез — этого было достаточно, чтобы задеть старую рану и вызвать слёзы на глазах юноши; он запрокинул голову наверх и резко зажмурился. Образ давно мёртв, но Маринетт была жива; она сидела возле Кота и в легком удивлении смотрела на то, как по его щекам потекли еле заметные слёзы. Он взглянул на неё ещё раз, и в его глазах читалось много боли, но больше в них было знакомое ей чувство вины. — Прости меня, — говорил Кот Нуар, и его слова медленно доходили до Маринетт. — Тогда, в той башне, я пытался все исправить… Я хотел спасти тебя, спасти всех… Маринетт тихо ахнула; на секунду ей показалось, что ее тело снова охватит дрожь, но внешне она не выражала никаких ярких эмоций. Она попыталась остановить Кота: — Не нужно… — Но у меня не было достаточно сил, я даже подумать не мог, что все так обернётся! — Он вытер слёзы со своих щёк, посмотрел ещё раз на Маринетт. — И не было ни дня, чтобы я не винил себя в том, что случилось. И кто бы что ни говорил, Маринетт, я все равно знаю, что нужно было сделать больше, что нужно было всем помочь, но я оказался бессилен! — Кот Нуар!.. — Я не хотел, чтобы все так вышло! Я не хотел, чтобы ты до сих пор мучилась! И если это мое наказание, то пускай оно будет только моим — я не хочу, чтобы страдали мои… Он не договорил — Маринетт резко придвинулась и взяла его за плечи. И снова их глаза встретились: его потерянные зелёные с ее взволнованными голубыми. Кот Нуар застыл неподвижно, боясь шелохнуться — он не хотел спугнуть Маринетт, которая обеспокоенно вглядывалась в его лицо. — В этом нет твоей вины, — она говорила тихо, почти шепотом, — в том, что случилось… Оно бы случилось и без нашего… то есть, вашего участия. В этом виноват только Бражник. Кот Нуар тяжело дышал, смотрел на ее уставшие глаза, на покусанные губы. Маринетт тяжело вздохнула и положила ладони на его щеки; смахнула прозрачные слёзы большим пальцем и постаралась улыбнуться, но далось ей это с большим трудом. — Я не виню тебя. Все хорошо. Обольстительный и свободолюбивый Кот Нуар сейчас казался ей маленьким потерявшимся котёнком. Маринетт не могла точно сказать, была ли ее проявленная ласка всего лишь жалостью к своему подавленному напарнику или же попыткой обезопасить себя от тревожащих ее сердце разговоров. Но она точно знала: она не хотела ничего слышать про тот день. Не хотела ни с кем это обсуждать, особенно с ее напарником, который и вправду оказался бессилен перед Бражником. Таким же бессильным, как и она сама. Кот Нуар накрыл ее ладонь своею, наслаждаясь близостью, и Маринетт не стала его отталкивать: она погрузилась в свои мысли, которых было очень много, и каждая быстро сменяла другую, не давая Маринетт и возможности зациклиться на одной. Голова гудела, уставшее тело беспощадно ныло; Маринетт волновало, почему Кот Нуар так внезапно изменился в настроении, и ее озарила совсем безрадостная догадка: — Ты пил сегодня, да? — печально спросила Маринетт. Кот Нуар стыдливо опустил взгляд. Маринетт снова вздохнула и убрала свои ладони с его лица, но Кот Нуар неожиданно поймал себя на мысли, что был бы не против и дальше ощущать на себе тепло ее рук. Украдкой он посмотрел на неё: она поджала под себя ноги, задумчиво прикусила губу. Лицо Маринетт не выражало ни разочарования, ни сожаления; она лишь повернула голову в сторону окна, за которым расплывалась тёмная и холодная парижская ночь, и досадно подумала о том, что лучше бы перед Котом сейчас сидела Ледибаг — ее маска дала бы ей больше уверенности и сил. Маринетт грустно усмехнулась: как же было иронично, что Кота Нуара, оказывается, терзает вина так же, как терзала Маринетт, когда она увидела Адриана. И ведь по нему так и не скажешь: Кот Нуар оставался улыбчивым юношей, который всегда старался держать планку обаятельного парижского героя, чья задача была внушать доверие любящему его народу. Его образ сильно контрастировал с образом вечно ледяной и хладнокровной Ледибаг: в отличие от Кота, она не позволяла себе проявлять слабость, на которую он был падок; репутация для Маринетт оставалась превыше всего. Хоть Маринетт и понимала, почему Кот Нуар продолжал выпивать и вести себя раскрепощенно, она все равно не хотела сравнивать их состояния и оправдывать его поступки: Ледибаг пострадала не меньше, однако делает все, что было в ее силах, чтобы угодить парижскому населению. И все же Маринетт не могла не признать, что единственный, кто хоть как-то мог ее понять, был именно Кот Нуар — верный ей напарник, который стал свидетелем их общей трагедии. Подушечки ее больших пальцев до сих пор оставались влажными от его слез: кто бы мог подумать, что за маской обворожительного героя скрывался ранимый и такой же чувствительный, как и она, Кот Нуар? Для Маринетт это стало удивительным открытием. — Как много ты пережил, Кот Нуар? — она грустно повторила его вчерашний вопрос и посмотрела на него. В его горьком взгляде она узнала себя. — Не больше тебя, Маринетт, — так же грустно ответил он.