Hope Is The Thing With Feathers

Глава II Интерлюдия первая Послания

Первое письмо волшебным образом появилось на письменном столе Кроули, когда его самого не было в Лондоне. Демоническое присутствие срочно требовалось в Шотландии, где одному приходскому священнику суждено было поддаться искушению и растратить подаяния прихожан на личные... цели порнографического...хм-м... свойства. Вернувшись домой, Кроули тотчас же обнаружил аккуратный бежевый квадрат и долго недоумевал: к чему было спрашивать адрес, если ангел не собирался отправлять письмо с посыльным?.. Он всё водил пальцем по идеально ровным, острым краям конверта, избегая касаться центра, где изысканным почерком было выведено единственное слово: "Кроули". Послание было запечатано алым сургучом с оттиском в форме пылающего меча - самоирония Азирафеля развеселила демона: давным-давно лишившийся этого оружия, ангел превратил образ сей в эквивалент собственной подписи. Устроившись в кресле, Кроули достал клинок, сломал печать и осторожно разгладил плотные листы: кажется, Азирафель прислал ему целый трактат... Но меньшего от него ожидать не стоило. Точнее, на меньшее Кроули не рассчитывал. Он начал читать: Дорогой мой Кроули! Я надеюсь, это письмо найдет тебя в добром здравии, и надеюсь также, что, начиная переписку спустя шесть месяцев, я не слишком спешу. Помню: я обещал тебе воздержаться от описания и анализа богословской литературы, поэтому здесь ты найдешь просто мои наблюдения. Мы с тобой, знаешь ли, нечасто обсуждаем природу человеческую, хотя живём среди людей, коих я нахожу поистине потрясающими - даже во всём их несовершенстве. Конечно, сам я тоже весьма далёк от идеала, и мне как-то легче от того, что у нас с ними есть хотя бы такие точки соприкосновения. Хоть что-то общее... Ведь именно невероятное сочетание достоинств и недостатков делает каждого из них удивительным, неповторимым. Хочу рассказать тебе... Не далее как вчера я отправился перекусить в таверну. И пока я ждал свой пирог с мясом и почками (должен признаться, все было невероятно вкусно, особенно тесто - пышное, слоистое, ароматное)... Так вот, пока я сидел там, я не мог не обратить внимания на одного человека... Представь себе, он по памяти читал целые монологи из пьес Марло. Ты только подумай, сколько раз он должен был посмотреть их, чтобы - даже будучи мертвецки пьяным! - суметь воспроизвести дословно, до последней запятой. Остальным посетителям не было до него дела, но я просто не мог отвести глаз - так изящно он декламировал. Но стоило ему дочитать последнюю строфу, как его тотчас же отвратительнейшим образом стошнило! И только подумай, именно тогда все ему живо зааплодировали! Озадаченный, я покинул таверну: как это удивительно - соединение высокой культуры и животного начала (поверь, нисколько радости я не испытал от необходимости лицезреть чей-то приступ рвоты). Всю ночь из головы у меня не шел этот случай, это невероятное соседство совершенно несопоставимых вещей в человеческой природе. Шум улиц постепенно стих, и город уснул, а я все никак не мог побороть изумления... все думал и думал об этом. Люди способны на величайшие проявления вдохновения и чести; да, они могут совершать подвиги, но в то же время кто, как не они, умеет виртуозно ввергать себя в пучину низости и порока?.. Подобная двойственность не свойственна бессмертным - ни ангелам, ни демонам. Аксиома ли это? Или подобное суждение не более чем привычка? Все ли без исключения ангелы должны быть добры, тогда как демоны - злы? Неужели не существует полутонов? Мы привыкли верить, что есть только чёрное и белое, два полюса, но а что, если?.. Не могу пока точно сформулировать, мне трудно описать эту "сумеречную" зону... Не там ли простираются ее пределы, где мы позволяем себе сделать выбор; где мы говорим от собственного имени, а не от имени своей стороны, решения которой, кстати, могут в корне противоречить нашим желаниям... Способны ли вообще ангелы и демоны таковые иметь? Или действовать в личных интересах?.. Единственный и, вероятно, допустимый ответ - нет. Но годы, проведенные на земле, и особенно те маленькие слабости, в которых я привык не отказывать себе, говорят об обратном. Страшно подумать, что я нынешний отличаюсь от себя прежнего... О, это очень опасная мысль, но разве все мы остаёмся неизменны? Неужели время и опыт не меняют нас? В любом случае, ты задумывался когда-нибудь, как человечество стало таким, каким мы знаем его сейчас? Конечно, отчасти ты приложил к этому руку - ещё тогда, в Саду, когда Ева все-таки взяла яблоко... Но всё остальное: их поведение и привычки, искусство и культура - всё это они выковали сами! Как поразительно разнообразны они! И в то же время как похожи - в печали и в радости; в том, как отдаются друг другу в любви и дарят жизнь своим детям... Кроули резко отложил письмо. Что мог Азирафель знать о том, "как отдаются друг другу в любви"? Будучи ангелом, он фактически из неё одной и состоял, правда любовь эта была особого рода - светлая, теплая привязанность ко всем живым существам, немногим отличная от любви братской или родительской. Ни о каких романтических чувствах по отношению к людям, ни о какой плотскости речи и быть не могло! Или могло?.. Ревность вспыхнула мгновенно, остро кольнув глубоко внутри раскаленной иглой: Азирафель в постели с человеком! Нет, не думать! Гнать прочь эти мысли! Он ведь пишет об этом исключительно теоретически... Да-да, именно так. Кроули вернулся к письму: Их изобретательность не знает границ, не побоюсь этого слова, даже выходит за рамки божественного замысла! Неужто могла Она предусмотреть все это - и литературу, и музыку, и театр?.. Я богохульствую, дорогой мой, и отдаю себе в том отчёт, но разве ты со мной не согласишься? Людские умы и сердца подобны сокровищницам, столько чудес таится в них! И я обязан отдать тебе должное: пусть порой ты вводишь их во грех, но зачастую твои искушения рождают удивительную красоту! Я хочу сказать, Кроули, что своими соблазнами ты вдохновил куда больше дивных открытий, чем уродств и извращений. "Как Госпо... Дьяво... Как пить дать!" - пробормотал Кроули. - "Я умею обращать их ко злу... Просто давно этого не делал". ...Может, стоило развязать какую-нибудь войну или спровоцировать несколько убийств? Кроули с отвращением поморщился: открытой жестокости он обычно предпочитал озорство и мелкие шалости, а бессмысленного кровопролития никогда не любил. Разочаровать ангела, совершив нечто поистине достойное порицания, Кроули не мог... Он чувствовал, что осуждение Азирафеля обожжет его подобно каленому железу и от этого клейма будет не избавиться. А он и так уже достаточно запятнан. "Я же гребаный демон", - проговорил Кроули со вздохом. - "Старый, чтоб меня, прожженный демон". Письмо тем временем продолжалось: Я не стану называть тебя хорошим, потому что ты меня возненавидишь, а мне совершенно не хочется провоцировать между нами вражду. Но я всё же скажу: если внимательно присмотреться, то можно разглядеть, как теплится в тебе искра света. Но, хватит об этом, пока я не нажил себе врага в твоём лице... Так что вернёмся, пожалуй, к людям... Азирафель пустился в рассказ о женщине, которая в сопровождении целого выводка детей проходила недавно мимо его дома; как смотрел на них в окно и думал: такие милые, веселые ребятишки... И конечно, он не смог отказать себе в удовольствии пожелать им здоровья и долголетия. Ангельское благословение излечило насморк младшей из девочек, но об этом никто никогда не узнает. В отличие от Кроули, слабостью которого были любые изъявления одобрения от начальства, ангелу похвалы были без надобности - он просто творил добро ради добра. Поэтому Кроули не уставал напоминать себе, что не был достоин даже общества Азирафеля, не говоря уже о чувствах, которые испытывал к нему. Он бережно хранил их, зная, что никогда не посмеет открыться ангелу... Чтобы не отпугнуть его и не лишиться того немногого, что уже имел. Братская или родительская любовь - вот твоя юдоль; о большем и помыслить не смей, коли не хочешь забить крепкий гвоздь в крышку гроба ваших отношений. Не могут ангелы нравиться демонам - таковы правила. Вот только Кроули Азирафеля любил - и в пекло правила. Аккуратно сложив листы обратно в конверт, он спрятал послание в потайной ящик стола: там оно будет в безопасности, как и все письма, что придут следом. Но чтобы получить их, следовало сначала написать ответ. Кроули благоговейно развернул льняной платок, скрывавший снежную белизну, и провел пальцем вверх по очину пера: гибкое, мягкое, отзывчивое - совсем как его ангел. Он нашел на столе стопку бумаги, извлек из нее несколько листов и приготовился писать. Некоторое время назад он приобрел бутылочку ароматных цветных чернил - пришло время ее открыть. Сладко запахло цветами, и Кроули поморщился: он бы предпочел более терпкий аромат, но выбора не было. Убедившись в том, что перо хорошо очинено, Кроули обмакнул его в чернила и принялся писать. Ангел! Шести месяцев более чем достаточно. Наверное, мне следовало бы повременить с ответом, но я уже начал грёбаное письмо, и я должен его закончить. Запас моих мелких чудес (в отличие от тебя) ограничен, поэтому мне придется послать с конвертом слугу. Мальчишку или, может, девчонку. Возможно, ту самую, о которой ты мне писал. Кстати, о простудах: ты молодец, что подлечил девчушку. Как бы мрачно это ни звучало (ну ты же знаешь, мрачность - мое второе имя), нынче и от насморка помирают - в крови и муках, так что да, ты молодец, что спас ее. Наверное, мне давно пора бы привыкнуть к твоему радужному взгляду на мир... Ты один на целом свете мог с восторгом описать, как какой-то неотесанный урод заблевал стихами Марло пол в таверне. Ну честное слово... ангел, иногда я поражаюсь твоему видению действительности. Люди, если ты понимаешь, о чем я, в большинстве своем убоги: они столь легко поддаются соблазну, что искушать их становится попросту скучно. Так что твоя работа посложнее моей будет... Ведь ты правильно пишешь, что есть нечто такое в людях - свобода воли или попросту "шкурный" интерес, которого ни моей, ни твоей братии не дано. Но ведет он, интерес этот шкурный, к разрушению. Обычно. И я хочу сказать тебе, что - как бы ты ни любил сконы со взбитыми сливками, пабы и все эти твои бесчисленные пыльные тома - человеком, смертным тебя это не делает. Еще он, конечно же, хотел сказать, что Азирафель намного лучше и выше всех людей вместе взятых, но это исподволь подразумевало бы, что он, Кроули, хуже и ниже, тогда как самобичевания в его исполнении ангел не выносил. Он не уставал повторять, что Кроули сам был своим суровейшим критиком. Да конечно... Князья Тьмы были его безжалостными критиками и судиями, но не стоит об этом сейчас: Азирафель все равно и слушать бы не стал. Вообще же, была у ангела одна милейшая особенность - неизменно и мастерски закрывать глаза и уши на все малопривлекательные выходки Кроули. И да, грех - двигатель прогресса; он вдохновляет смертных, тут из песни слова не выкинешь. Все лучшие - у нас внизу, так что наслаждайся плодами их трудов, ангел, по полной - твои не должны смотреть косо. Кстати, о птичках, то бишь о грешниках: ты видел новую постановку Шекспира? Как оно? Я пропустил, но, ты же знаешь, я не очень-то по трагедиям... Печаль, скорбь, да ещё все эти рыдающие благочестивые матроны в зале! Невыносимо! Если что может быть хуже трагедий, так это его исторические хроники! Это ж надо умудриться так нудно петь дифирамбы событиям прошлого, походя их искажая. Мы же с тобой там были - наблюдали, прямо скажем, из первого ряда. А вот комедии - это самое оно для меня. Мне бы чего-нибудь веселенького - про сено, собаку и тому подобное. Кроули испытал искреннее удовлетворение, ибо был уверен: последний пассаж выбесит Азирафеля. Как бы ни хотелось ему быть добрым к ангелу, не по-демонски было бы отказывать себе в удовольствии метафорического тычка между ребер. Азирафель так забавно краснел и бормотал "Господи ты Боже!" - ну точно одна из тех матрон, что Кроули помянул выше. Демон бы никому и ни за что не признался, что обожал в ангеле эту суетливую чопорность. Каждый раз, когда Азирафель прятал взгляд и начинал психовать по пустякам, поганка-нежность тёплыми щупальцами оплетала чёрный комок, который заменял Кроули сердце. Помаявшись, он приписал пару ничего не значащих абзацев. Смысла вымучивать из себя ещё что-то не было: он никогда не отличался вдумчивостью и глубиной Азирафеля, к тому же тот сразу заметил бы, попытайся Кроули налить, как говорится, воды. Так что осталось сложить письмо (ну и что, что коротко - зато от души) и запечатать сей опус абрисом змеи на сургуче оттенка столь же алого, как и чернила. Найти мальчишку, готового за мелкую монетку отнести письмо на другой берег Темзы, не составило труда. Пацан умчался со своей ценной ношей, а Кроули всё стоял посреди комнаты, не зная, чем себя занять: к людям не хотелось, на соблазны настроения не было... А вот кусок пирога с мясом да с почками - хм... это же отличная идея. Почему бы не поесть? Для разнообразия. Надев шляпу с пером, Кроули закрыл за собой дверь и направился в ближайший паб.