Сладкая месть.

      Ординаторская потихоньку наполнялась лучами восходящего за окном оранжевого доброго солнца, но Диму это никак не радовало. Он продолжал сидеть и перебирать бумаги, желая скинуть надоевший белый халат. Пытался вчитаться в анализы и сопоставить их с предполагаемым диагнозом, но мысли были далеко не о повышенном гемоглобине или лимфоцитах в процентах, все мысли забирал единственный человек — Матвиенко.       Позов встряхнул головой, ладонью ударил по столу, заставляя себя сконцентрироваться после трудного ночного дежурства с разборками в отеле когда-то лучшего друга. Врач облокотился на руку, начиная все сначала.       — Эозинофилы в пределах нормы, глюкоза в крови повышена, а… — лист убирают в сторону, понимая что ничего хорошего из этого не выйдет. — Черт, — прошипел Позов, протирая свои слипавшиеся глаза, перед которыми так и стоял Сергей.

— Это все в прошлом, да? Все уже в прошлом. Уже не вернуть.

      — Да… — ответил самому себе Дима, откидываясь на стуле, давая себе полную волю разобраться в ситуации.

— Ты до сих пор надеялся? — Позов не мог этому поверить. — Неужели ты живешь прошлым? Я ведь говорил, Серёнь. Я же предупреждал.

      — Я же в этом не виноват? Ну я же предупреждал? Предупреждал, — но все это никак не успокаивало, а больше разрывало на куски. — Почему ты меня не слушал? Почему, Серёнь? Почему ты не понял меня? — ладони закрыли лицо, томно в них выдыхая. — Я не знал, что до сих пор… Я не знал, что все так получится. Ну почему ты меня не слушал, идиот? Ну почему?..

***

      Глаза горели яростью, обидой и предательством. Матвиенко осуждающе махал головой, смотря прямо на только что проснувшегося мужчину, защищавшего покой своего мальчика. Качнув головой в сторону прихожей, мужчина явно дал понять что разговор будет далеко не дружественный. После армянин скрывается за стенкой, зазывая за собой друга.       И только голубые омуты опустились вновь вниз, рассматривая ничего не подозревающего шатена, горячо выдыхая в мягкую, пропитанную родным запахом подушку. Нежно проведя глазами по всему мальчику, Арсений незаметно вылезает из-под одеяла, где ночью было так безопасно и спокойно. А теперь без него так холодно и одиноко — это Антон почувствовал, когда дверь тихо прикрывают, пряча от лишних глаз спящее и беззащитное тельце парня. Брови слегка нахмурились, а нос поежился, пытаясь унюхать запах мужчины, который осел на пол и перестал существовать рядом.       Выйдя из спальни, Арсений моментально взглянул в темно-карие глаза, впервые пронзающие не доверием и дружественным приветом, а болью и разочарованием другом. В них так и читалось: «Что же ты творишь, придурок?». Но Сергей все равно продолжал молчать и ждать какого-то чуда. Молча развернулся и в грязных ботинках зашагал на кухню, вновь давая понять Арсению, что разговор будет не прост и тяжел. Попов зашагал следом, не замечая как начал шагать по разбитому стеклу бывшей посуды, ранее стоявшей на обеденном столе.       Перешагивая разбросанные стулья, обходя стороной лужу засохшей крови, боясь ненароком наступить на нее подошвой и оставить следы, Сергей отходит от друга подальше, чтобы рассмотреть его целиком и внимательно следить за телодвижениями. Заправил руки в подмышки, закрываясь от всего мира, и начал разговор:       — Видел сколько пропущенных? — спокойно начал Матвиенко, но по лицу эмоция была весьма иной. — Знаешь, мне было бы плевать сколько ты игнорируешь меня. Ты можешь не брать трубку, скидывать мои звонки — я привык. Но вот что меня смутило… — Матвиенко настолько медленно пережевывал предложения, что Попов облокотился рукой на стол, понимая что это надолго. Армянин будто за это время надеялся вытянуть совесть из убийцы. — Ты что вчера такого сказал Диме, что он ко мне ночью в отель приперся? — Арсений даже хохотнул в себя, наружу вытаскивая лишь хитрую ухмылку. — Че? Смешно тебе? А мне вчера не до шуток было.       — Хоть раз увиделись. Спасибо бы лучше сказал, — грубо промычал брюнет.       — Спасибо? А по моему лицу видно, что я рад? Я хотел этого?..       — Хотел, просто сам не знал как сказать, — снова на лице проскользнула странная улыбка, будто Арсений знал что-то про Сергея, о чем он сам пока не догадывался.       — Чего? Да этого предателя, который кинул и тебя, и меня, я бы всю жизнь не видел. Пусть дальше себе строит дорожку из радуги и прыгает по облакам со своими тупыми детьми. Жалею, что вообще когда-то с таким человеком общался. Если бы знал, никогда бы не обменялся с ним даже рукопожатием, — выплюнул Сергей, от обиды и боли опуская свои глаза.       — Красочно врешь, Сережа. Не верю, — тот привкус хитринки не спадал с лица убийцы.       — А ты чего? Думаешь ты лучше? Ты зачем ему звонил? Что ты хотел от него? Что, блять, произошло, Арсений? Почему я хожу по осколкам, обхожу кровь? Она вообще чья? — Матвиенко указал ладонью прямо на лужу, боясь даже представлять что творилось на этой кухне вчера. — Что с тобой происходит, Попов? Что с тобой? Ты не туда завернул, я начинаю бояться твоего поведения, — мужчина вновь повертел головой, с опаской поглядывая на такого бледного и избитого судьбой друга. На нем лица не было, лишь одна маска, которую с каждым разом надевали при чужаках и скрывали свою боль за каменной харей.       Единственная реакция, которую армянин знал наизусть, — это просто тупое молчание и страшный взгляд не моргающих ледяных глаз. Арсений не шевелился, а только смотрел прямо, выстраивая свою территорию и свои правила, но не учел одного… Матвиенко рассматривал друга в ответ и наткнулся на что-то столь странное и даже пугающее.       — Стоп, — резко перерезал Сергей, вглядываясь в ладонь убийцы, молясь что показалось. — Это чего такое? Это твоя кровь? — вновь указали пальцем на засохшую лужу, вокруг которой валялись осколки битой посуды. — Ты, мразь такая, резал себя? Ты в своем уме? Прикол какой-то? — армянин широко раскрыл глаза, надеясь не услышать: «Покончить с собой хотел… не вышло — остановили». — Ты сходишь с ума Арсений. Пора это прекращать. Это уже не шутки. С каждым разом ты становишься опасней для самого себя. Это конец, Попов. Прекращай. Ты себя уже ножом режешь, и что дальше?..       — Лезвием, — поправил убийца.       — Чего? Лезвием? — переспросил, выдвигая голову вперед, будто отчитывал двоечника в школе перед доской. — Ты подросток, чтобы резаться?       — А ты сам попробуй. Только в твоем случае приложить лезвие к горлу и сильно надавить ладонью.       — И вечно твои шуточки. Хоть бы раз нормально поговорил и послушал то, что я тебе говорю. За тобой полиция гоняется, за тобой охотится банда, а ты все играешься в убийцу. Бегаешь с пистолетиком, с ножичком, в любовь играешь с мальчиком-подростком, думаешь что на этот раз все образумится. Думаешь до тебя не доберутся? Думаешь и дальше будешь брать свои заказики, убивать людишек, бухать целыми днями напролет и жестко вытрахивать свою боль с проституткой? Нет, Арсений. Это со дня на день закончится. Думай головой, я же не прошу чего-то невозможного. Если так привлекает тебя этот мальчик, то оттрахай его и интерес тут же пропадет. Всегда так было, есть и будет. Он же тебе интересен только по этому. Долби его в жопу всю ночь напролет, выплесни всю эту херотень, а потом выбрось. Ты больше не захочешь с ним видиться. Я тебя уверяю. Ты же не меняешься, Арсений. Прекращай притворяться, ты не поменяешься. Себе-то хотя бы не ври. Я все понимаю, я знаю что мозги плывут. Ты поверь, у меня ведь тоже, мне тоже хочется много всего, даже запрещенного, лишний раз подумываю кого-то пристрелить. Нагни Антона, а потом избавься от него, вали нахер из страны, пока твоей рожи нет в аэропортах, — Матвиенко будто гипнотизировал и разворачивал все мысли в противоположную сторону, не давая идти в правильном направлении.       — Ты слышишь что ты мне предлагаешь?       — Арсений, я предлагаю тебе нормальную жизнь на свободе. Только так ты ее добьешься, — армянин даже заметил какую-то ответную реакцию. Как тело друга пошатнулось, а в глазах потемнело от похабных мыслей. Или так показалось?       — Проваливай из моего дома, — тихо прошептал Арсений, рассматривая на полу свою же кровь, которую выпустил в ответ на действия Шастуна в ванне.       — Что? — переспросил Сережа. Может послышалось?       — Отдай ключи от квартиры и больше никогда сюда не приходи, — голос становился все тише, а на душе больнее.       — Арсений, ошибку совершаешь… — попытался уговорить хвостатый «друг», боясь шелохнуться.       — Ты веришь в судьбу?       — … — в голове предательски всплыл близкий человек, с которым именно судьба и разлучила. — Нет, не верю, — дерзко ответил мужчина. — Бред.       — А я верю. Если в судьбе у меня прописана моя смерть, значит я умру даже за границей. Не важно: пристрелят здесь или я разобьюсь в горах и целых несколько километров буду кувыркаться в машине по склону вниз. Нахера тогда куда-то бежать? — убийца задумался. А если правда судьба сама определяет когда жить, а когда умереть?       — Как тебе самому не противно так рассуждать. По твоей логике твоя же судьба тебя же и ненавидит. Ты сам вершишь свою судьбу, поэтому не ищи себе оправданий и спасай свою жопу.       — Не хочется. Знаешь… когда я вчера стоял здесь, то как никогда чувствовал жизнь на вкус. Схватил лезвие, сжал так сильно, что кровь была у меня будто на языке. Все стекало по моей руке, кровь была такой горячей, что обжигало кожу. Я слышал как она стекает на пол, слышал ее запах, слышал боль. Лезвие так глубоко вошло, что до сих пор ладонь ноет. А теперь ответь мне «Боюсь ли я смерти?»… — Попов поднял голову, а нога шагнула вперед, не дергая не единой мышцей на лице, пока осколки входили прямо в стопы. — Боюсь ли я боли? Сереж, ответь на эти вопросы. Я здесь родился, я здесь выжил, я здесь испытал всю боль, здесь я потерял близких людей, здесь живут мои дети, и я здесь сдохну. Я сдохну как человек, а не как трус. Я не уеду от своих детей даже в другой город. Даже если скажут, что здесь я умру мучаясь, а где-то в другом месте — в теплой кровати, то я выберу первый вариант… — убийца замолк, молча рассуждая на такую больную тему, только армянин кривил лицом, не веря в такой бред о спасении своей души, а не жизни.       — Я все думаю… а не дурак ли ты, Арсений? — на такое оскорбление Попов поднял лицо, съежившееся от злости. — Ты — несомненно странный человек. Был им когда-то… — поправил сам себя Матвиенко. — Это чем-то даже привлекало, затягивало, но сейчас я понял другое. Ты — идиот, Попов, — прошипел Сергей, смывая с лица все то спокойствие, с которым старался донести правильные мысли. — Я тебе одно говорю, жопу твою пытаюсь спасти, а ты тянешь в обратную сторону. Никакой отдачи. Я все пытаюсь тебе как-то помочь, боюсь за твое будущее, за твою судьбу. Но почему за тебя боюсь только я? Ты всё, приготовился уходить на тот свет? Руки опустил? Или Антон тебе мозги так промывает? — разговор переливался в ругань и обвинения чуть ли не в измене самому себе и лучшему другу. — Ты как этого сученыша у себя оставил, так все пошло к хуям собачьим. Ты когда в последний раз брал заказ? Ты когда в последний раз приезжал ко мне просто поговорить и обсудить дела? Это он промывает тебе голову, ты что, не замечаешь? Да он манипулирует тобой!       — Он здесь ни при чем. Не лезь туда, где ты лишний.       — Ах лишний, да? Ты значит обустраиваешь гнездышко, да? Кроватку расстелил, сученыша этого рядом с собой положил. Лежишь как шавка в ногах у Антона и ждешь пока тот тебе палочку кинет. Клянусь тебе, Арсений, что в один прекрасный момент он сдаст тебя и меня со всеми потрохами, скинет на тебя все грехи и тебя посадят. Будет какой-то кипишь, и он улизнет из-под твоего носа сразу же. Ему будет плевать: жив ты, мертв. Убери его с пути, пока есть такая возможность, пока он полностью не промыл твои мозги…       Слушать такое до невозможно противно. Попов бросается вперед, обвивая пальцами в одно мгновение шею другу, вжимая того в столешницу, не давая уйти прочь с пути пронзающих глаз-ледников. Сергей не успел ни пикнуть, ни испугаться, лишь схватился за ткань футболки убийцы, боясь упасть прямо на осколки. Глаза переливались страхом. Такое было впервые.       — Ты чего это? Это же я, — удивлению не было предела. Брюнет никогда не позволял так поступить с лучшим другом и поставить себя выше, но сейчас армянин всерьез испугался за свою шкуру.       Будто прейдя в сознание после подкатившей агрессии, Попов резко отдергивает руку от шеи Матвиенко, вышагивая по стеклу босыми пятками назад. Ледники в глазах растаяли, а лицо тут же побледнело. Внутри сердце стучало от страха, но извиняться Арсений не мог себе позволить лишь по одной причине — его довели.       Сергей аккуратно повертел одной головой, высматривая рядом любой тяжелый предмет, который в случае патовой ситуации спасет от разъяренного человека. В ушах звенело от страха, что армянин не сразу услышал звонок и вибрацию в кармане штанов. Только потом рука похлопала по штанам, проверяя наличие телефона. Рука заползла внутрь, а дрожащие пальцы подцепили разрывающийся входящим вызовом мобильник, вынули и поднесли экран со входящим номером к лицу.       — Твою мать, — испуганно пробубнил Матвиенко, понимая насколько сейчас зависит его карьера и отель в целом. Человек, который завязан с этим делом, нелегально продвигал и взваливал большинство проблем по бумагам и страховкам на свои плечи. Этот человек стоял намного выше армянина и являлся далеко непростым человечком.       Сергей вдохнул и выдохнул, собирая все свои мозги в изначальное состояние. Зеленый кружок в спешке смахнули.       — Здравствуйте, чем обязан такому неожиданному звонку? — пропищал, как запуганная собачонка, Сергей. — Да-да, я его знаю. Да, он тогда был на том вечере, — Сергей поддакивал, качал головой и закусывал губу, стараясь не пропищать лишнего в трубку. — Да, это так. Он может взять. Да. Цена? Ну я не знаю цен на такое… Может он Вам сам скажет? Да, конечно. Телефон дать? — На лбу выступили холодные капли пота, а глаза вот-вот вылезут из орбит. — Знаете… А он сейчас стоит прямо передо мной. Может Вы смогли бы поговорить через мой номер телефона? Решите все проблемы… Ага… Можно доверять. Гарантия стопроцентная. Надежный человек, рука не дрогнет, в этом можете и не сомневаться. Знаю его одиннадцать лет и могу утверждать в безопасности заказа. Для Вас все что угодно… конечно. Сейчас передам, — Матвиенко сглотнул вязкую слюну, протягивая дрожащую руку с мобильником в руке, умоляя одними глазами взять трубку.       — Что это? — Арсений не считал абонента на том конце провода за человека. Он спрятал руки в подмышки, отказываясь брать в руки телефон с незнакомцем по ту сторону.       — Бери, — прошептал одними губами Матвиенко, чтобы его не услышали. — Прошу. Вопрос жизни и смерти, — Сергей тыкал трубкой прямо в лицо, умоляя ответить.       — … — закатив глаза, ладонь зло отнимает мобильник хозяина отеля, поднося его к своему уху, но не отвечая. Убийца хотел прислушаться к хрипам и дыханию человека на том конце.       — Алло? — голос был настолько спокоен и размерен, что с непривычки Арсений сморщил лицо. Было даже неприятно слышать такой голос странного незнакомца.       — Ну? — дерзко ответил Попов, на что Матвиенко сжал кулаки до побеления костяшек и тихо побил ими по голове, показывая все недовольство другу.       — Я так полагаю Арсений? — спросил мужчина далеко за сорок лет с нотками высокомерия и чувства превосходства себя над жалким киллером. — Если я не ошибаюсь, то Сергеевич?       — Не ошибаетесь, — грозно качнул киллер головой, продолжая слушать.       — Уж не знаю, помните ли Вы меня или нет, но я имел такую наглость привести в отель Вашего босса своего, так сказать, подчиненного.       — Какого «моего босса»? — с недопониманием переспросил брюнет, зло рассматривая своего друга перед собой.       — Ну как какого? Сергея Борисовича, — ответил странный человек.       — Вы ошиблись. Я всегда работал один и никаких боссов у меня нет. Я — ни какая-то Вам шавка на побегушках, — огрызнулся Арсений, не понимая почему Матвиенко так трясется над этим разговором и переживает за каждый ответ своего друга.       — Ну что ж, возможно я немного поторопился с выводами. Даже если так, то это еще лучше. И все же я не представился. Я — Лев Маркович, не последний человек в этом городе. Я приходил на встречу к Вашему бо… к Сергею Борисовичу на Новогодних праздниках, — Лев вовремя исправил себя, но все же не мог свыкнуться с единственной мыслью, что у такого киллера, как Арсений, не может быть хозяина или босса. — Я привел с собой не одного человека, но также осмелился привести на встречу и своего головореза. Позже я, конечно, узнал, что Вы слегка сцепились. Знаете как это бывает? Птички на перышках принесли, по отелю слухи так быстро распространяются, я даже и не мог представить, — Лев Маркович на том конце слегка ухмыльнулся, поправляя на своей переносице невероятно дорогие очки.       — И Вы по этому поводу хотите со мной пообщаться? Боюсь что я вынужден отказать и откланяться, — съязвил Попов, передразнивая речь мужчины.       — Нет, я хотел предложить весьма выгодное для вас условие. Видите ли, я человек не простой, даже деловой, но и врагов у меня много. Но вот сейчас пришло не совсем простое время, а все потому, что моего подчиненного нет на месте. Я не стал на его отсутствие отмахиваться рукой, но позже узнал о несчастном случае. Юрий попал в страшную аварию.       — Да вы что? — попытался сыграть удивление мужчина, но получилось иначе.       — Да. Насколько я знаю, то он сейчас частично парализован. Врачи сказали, что страшные переломы позвоночника и сотрясение мозга. Пытался что-то бормотать, но из-за аппарата ИВЛ я ничего не понял, он моргал глазами как овощ, поэтому приезжать к нему я больше не вижу смысла. Мне пришлось искать нового человека на его должность, но Вы же знаете насколько сложно найти человека такой профессии, так еще и настоящего профессионала, у кого рука не дрогнет. Я до сих пор нахожусь в поисках, но свои дела не хочу откладывать в долгий ящик, поэтому мне нужна Ваша помощь Арсений Сергеевич, — наконец подвел к итогу свои мысли Лев Маркович.       — Вы хотите кого-то заказать? — уточнил брюнет.       — Именно. Я очень надеюсь на Ваш профессионализм и готов выслушать предложение по цене.       — Смотря кто это, откуда его нужно достать и что Вы с ним хотите сделать.       — Деньги — не вопрос, просто в ответ на информацию, которую мы с Вами обговорим позже, Вы скинете мне нужные цифры в удобной Вам валюте.       — Договорились, — Арсений уже хотел закончить разговор, как в трубке вновь послышался голос зазнавшегося Льва Марковича.       — Извините, я так и не поблагодарил Вас.       — За что? — развел рукой Арсений, морщась и хмурясь.       — За то, что спасли жизнь Юрию.       — С чего Вы взяли что это сделал я? — в голове начали кружиться картинки из той страшной аварии, из груды металлолома которой мужчина вытаскивал выкрученного в страшные неестественные позы Юрия с окровавленной головой.       — Арсений, на дворе далеко не средневековье. Узнать можно все, что хочешь и от кого хочешь, просто нужно приложить каплю сил и терпения, ну и денег. Я по записям камер видеонаблюдения видел, как Вы вытаскивали моего подчиненного из машины, как пытались залезть внутрь иномарки, как били ногой по двери, чтобы освободить путь. Все это я видел. На мое удивление, Вы умеете не только убивать, но и спасать. С таким поведением киллера я столкнулся впервые. Но вот какой вопрос меня замучил, как Вы в том месте с Юрием вообще оказались? — Лев Маркович хитро улыбнулся в трубку, но этого Арсений не увидел, он будто почувствовал. Высокомерный и уважающий самого себя человек знал ответ, поэтому решив свою проблему с заказом человека, поспешил отключиться. — Всего доброго.       Странно посмотрев на отключившийся номер, Попов сует трубку обратно своему другу, который перестал дышать, лишь бы вслушаться в разговор.       — Теперь тебе пора, — пробормотал Арсений, показывая пальцем в сторону выхода, куда поскорее хотелось проводить Матвиенко.       — Но…       — Не хочу от тебя ничего слышать. Проваливай, мне еще убираться, — опустив голову вниз, Попов поплелся по стеклам босыми пятками в сторону коридорчика в прихожую.       — Я не могу понять тебя, Арсений. Ты изменился. Кого ты из себя строишь? — но в ответ перед Сергеем распахивают входную дверь в подъезд и молча прощаются, не поднимая глаз. — Если ты хоть слегка пошевелишь своими извилинами, то сделаешь так, как я тебе сказал, — с этими словами Матвиенко выходит вон, а за спиной громко захлопывают дверь, проворачивая замок несколько раз.       От такого грохота распахнул свои слипшиеся веки Антон, замечая перед собой пустоту и прикрытую штору, сквозь которую в комнату стремился лучик одинокого утреннего неба. От страха того, что его бросили, парень подскакивает с подушки, высматривая Арсения рядом с собой. Но его не было.       — Арсений, — прошептал юноша, хватаясь за голову, которая ныла целую ночь и от резкого подскока с подушки заныла еще сильнее. — Арсений!       Услышав свое имя за дверью в спальню, мужчина направился именно в ту сторону, вспоминая, что обещал быть рядом в момент пробуждения мальчика.

***

      Антон ни разу не вышел из спальни Арсения. Все лежал, снова и снова покусывал передними резцами бедные разодранные губы, пальцами выводя кружочки на наволочке. Глаза безжизненно моргали, тело не смело шевелиться. Вся жизнь в одно мгновение скатилась в пропасть. Страх отпустил, радость не приходила, желание жить пропало. На первое место встало безразличие ко всему и ко всем. Оставалось только лежать на подушке, греться под чужим одеялом и смотреть на черную ткань, расправляя маленькие складочки перед своим лицом, прыгая на матрасе двумя пальцами и закрывать глаза, представляя пустоту. Если уже все равно, то зачем что-то делать, что-то говорить и ходить? Можно просто лежать и ждать ночи, а ночью ждать утра, а утром снова мучительно дожидаться ночи. И так по кругу.       Все время, пока Попов сидел на кухне в гордом одиночестве, водя пальцем по горлышку бутылки с водой, мужчина просто тупил. Странное это слово… «Тупил». Просто сидеть и смотреть в одно место, и делать из раза в раз одно и то же действие, не думая ни о чем. От такого будто голова кругом ходила. Но в один определенный момент стало беспокойно.       В квартире наступила звенящая тишина как полгода назад. Будто никого не было, и Арсений сидит один на один со своими мыслями о суициде и прошлой жизни. Такой звук пугал. Звук тишины и завывания в голове убийцы. Как раньше такое могло нравиться? Попов не мог понять самого себя. Тишина раньше была родной, а сейчас несла нечто ужасное и обреченное. Будто смерть поджидает и дует своим холодком через закрытое окно.       Не выдержав давящей атмосферы, мужчина направился в сторону своей же спальни, давая шанс успокоиться. Но в голове был один страх — вдруг все, что происходило за эти полгода, окажется сном? Вдруг не увидит сейчас Арсений того мальчика в своей постели, не услышит его дыхания, шебуршания ногами под одеялом. Вдруг ад уже начался?       Пальцами толкнув приоткрытую дверь, брюнет медленно и тихо шагает внутрь, испуганно выискивая Антона. Облегченный выдох прошел по всей спальни, от чего мальчик приоткрыл пустые глаза. В них было неприятно смотреть, они высыхали прямо здесь и сейчас. Они впали в череп и еле разлепляли свои ресницы. Но они хотя бы были, они еще существовали и давали малюсенький, но хотя бы какой-то да шанс.       — Тебе плохо? — тихо спросил Арсений, от чего парень сморщил лоб от внезапной головной боли.       — Нет, — прошипел в подушку, зарываясь личиком от чужих глаз подальше.       — Голова болит? — подходить к кровати было до невозможности страшно. Прикасаться к этому беспомощному телу — еще страшнее. Оставалось стоять в дверях и посматривать на свою не заправленную кровать, под одеялом которым лежал худощавый умирающий юноша.       — Нет… не болит, — медленно пробубнил Антон, закатывая глаза под веки, будто теряя сознание.       — Я могу что-нибудь, может, приготовить? — пожал мужчина плечами, не зная что сделать, чтобы организм хоть немного, но начал функционировать и оживать. — Что хочешь? Готовить я не умею, но банальный суп может и смогу сварить. Или может ты хочешь чего-то другого? Чего-нибудь сладкого? Сок, шоколад, печенья? — брюнет делал все возможное, чтобы загладить такую вину перед умирающим юношей. Все боялся, что последнее, что сделал перед Шастуном Арсений, так это не смог предотвратить удар головы о край чертовой тумбочки в прихожей. Боялся, что с такими воспоминаниями Антон и может уйти. — Скажи, что ты хочешь, я сделаю все.       — Я ничего не хочу, — безэмоционально пробубнил Антон, вновь закрывая от бессилия свои уставшие глаза.       Вся эта реакция, это отсутствие движения под одеялом, закатывания глаз не на шутку пугали. Неужели это смерть? Почему такая тишина? Почему так холодно? Почему так давит вина? Почему Арсения возвращает назад в тот пасмурный день, когда в землю погружали гроб родного человека? Почему перед глазами стоит еще одна картинка? Как в этот же пасмурный день в гробу оказывается не Она, а Он. Почему теперь на той подушечке не раскиданы черные волосы, а мертво кудрявятся светлые? Почему так больно, когда в голову приходят мысли неизбежного? Почему так страшно, когда видишь мальчика бледным?       Брюнет поспешил подойти к кровати, боясь в следующий раз не успеть притронуться к теплой коже и попросить прощения. Он сел на край и нечаянно разбудил шатена, который еще не успел глубоко погрузиться в сон. Попов поправил одеяло, натягивая его чуть выше, чтобы закрыть горло мальчику, от чего тому стало теплее и уютнее.       — Что я могу для тебя сделать? — тихо спросил мужчина, нежно обводя глазами белую кожу на лице и черные синяки под глазами.       — Ничего, — мило пролепетал шатен, пытаясь одной стороной лживо улыбнуться, чтобы уверить, что с ним все в порядке.       — Пить не хочешь? Я могу тебе чай сюда принести, — Арсений повесил голову, не зная что сделать, чтобы как-то проявить заботу, которую Антон ни разу не чувствовал в своей жизни. Тяжело было и самому Попову проявлять какие-то эмоции по отношению к чужому мальчику после такой трагедии в жизни. Все светлые чувства будто не существовали в понятии у убийцы, он знал лишь как наказывать, подчинять, рвать и метать. Вся забота к кому-то была чуждой. — Тепленький чай. Может станет легче?       — Не хочется пить, — а Антон будто утерял все эмоции прямо здесь и сейчас. Он смирился со своей гибелью и перестал сопротивляться. Он медленно будет высыхать на этой кровати, под чужим одеялом, лежа на подушке, пропитанной запахом единственного мужчины, которому был не безразличен. На его глазах изумруды закроются уже навечно.       — Антон, ты не пьешь и не ешь, — прошептал брюнет, понимая что остался чуть ли не последний день, а после будет вечная тишина в этой квартире и труп с пулей в виске. — Не делай так. Мне плохо, когда ты так себя ведешь, — рука потянулась к подушке, на которой лежала голова обессиленного юноши. Пальцы слегка подцепили ладонь, поглаживая рану, скрывшуюся под бинтами. — Антон, не доходи до точки невозврата… Прошу… Я не смогу уже тебя откормить. Ты больше не сможешь встать на ноги… Не заставляй меня хоронить еще одного человека. Я не смогу на надгробии видеть твою дату. Не смогу… Слышишь? Такие страшные цифры выходят. Восемнадцать лет, — пальцы гладили бинты, успокаивая самого себя и пытаясь донести всю свою боль такому изломанному мальчику. — Ты еще такой маленький. Еще слишком молодой, а уже вон сколько пережил. У тебя в голове еще ничего не уложилось, боишься еще всех, зашуганный. Маленький еще, — ладонь потянулась вперед, невесомо касаясь волос, подцепляя сильно завившийся клочок, убирая его слегка в сторону, чтобы открыть вид на прикрытые глаза. — Страшно, когда такие молодые уходят. Очень страшно, Антон, — перебинтованную кисть аккуратно укладывают на прежнее место рядом с подушкой. — Хочешь поедем в больницу? Может у тебя сотрясение? Может хоть там тебя смогут накормить?       — Нет. Не надо туда. Не хочу, — пролепетал шатен, сжимаясь в калачик еще сильнее.       — А чего хочешь?       — Не знаю… — парень прикрыл глаза, а после пропищал: — Спать хочу.       — … — Попов кивнул, понимая что ничего от этого разговора не изменилось. — Хорошо, — мужчина встал на ноги, давая больше пространства для покоя. — Только обещай проснуться.       — А ты меня разбудишь? — спросил Антон, высовывая нос из-под жаркого одеяла.       — Конечно, — кивнул брюнет, вышагивая в сторону двери. — Через три часа, — дверь прикрывают, давая полное спокойствие и свободу сну.

***

      Томно выдохнув, Арсений обессиленно потянулся к рычажку, тут же из крана потекла вода, наполняя ванну. Текла то горячая, то холодная, все никак не могла отрегулироваться и подобрать подходящую температуру, чтобы не обжигала кожу. Рука медленно размешивала воду, чтобы слегка остудить, а вместе с этим и успокоиться, перебирая длинными пальцами в воде. Вся комната наполнилась горячим паром, зеркало запотело, но из крана продолжал литься кипяток. Достигнув краев, кран выключают.       Мужчина встает, вытаскивая из воды свою руку, затем ладонь нежно погладила мягкое полотенце, и брюнет выходит, оставляя горячую набранную ванну.       Дверь в спальню слегка подтолкнули. На кровати так и продолжало лежать безэмоциональное тело, смотрящее куда-то в подушку, медленно моргая длинными ресницами. Увидев тень в дверях, Антон поднимает прозрачные глазки, высматривая эмоцию на лице мужчины. Но так ничего и не смог понять.       — Пойдем, — Попов подошел к кровати, легонько подцепляя край одеяла, помогая вылезти из-под своего убежища и довериться.       — Куда? — со страхом в глазах пропищал парень, боясь вылезать и становиться на ноги.       — Узнаешь. Тебе понравится, — одеяло откинули в сторону, оголяя тонкие ноги, скрывшиеся под спортивными штанами, и впалый живот под огромной футболкой.       За локоть осторожно схватились, боясь сломать тому хрупкие кости, помогая встать Антону на ноги и удержать равновесие. Мальчик гордо посмотрел на свои ступни, радуясь что еще чувствует силы в ногах, что еще способен передвигать свое тело на небольшие расстояния. Колени подрагивали, но Антон уверенно шел туда, куда вел его мужчина, полностью доверяя свое тело для растерзания.       Пройдя прихожую, парень шагнул в сторону кухни, но ошибся. Его заволакивают совсем не в ту сторону, а в душное влажное помещение.       — Что это? — тихо спросил Антон, стоя прямо перед набранной ванной, откуда поднимался легкий горячий пар.       — Ты только не бойся, — прошептал Попов, закрывая за собой дверь, от чего сердце мальчика пропустило удар.       Антон резко развернулся назад, посматривая испуганными глазами на замок, который закрыли. Теперь нет шанса отсюда убежать. Теперь только один путь — довериться и подчиниться.       Антон повернулся к брюнету спиной, рассматривая прозрачную воду, в которую так хотелось погрузиться с головой. Поясницей чувствовал, как к нему медленно приближаются, а затем прижались всем телом. Шастун вздрогнул, пуская по всей своей коже кусающие мурашки. Парень прикрыл глаза, чувствуя как чужие руки перетекают на живот, а рот предательски открылся, вдыхая кислород в свои легкие.       Пальцы медленно потянули края футболки наверх, а Антон не смел сопротивляться. Он поднял руки вверх, чтобы побыстрее избавили его от лишней ткани. Футболка летит куда-то на пол, а руки перетекли по животу вниз, аккуратно развязывая спортивные штаны, которые держались на узких бедрах только с помощью веревочек. Ледяные пальцы скользнули сразу под резинки спортивок и нижнего белья, готовясь снять все разом, но Арсения резко останавливают.       Испугавшись, Шастун схватил руки мужчины, не позволяя оголять его полностью. Парень приоткрыл глаза и посмотрел вниз, рассматривая чужие пальцы под резинкой своих штанов. Что-то непонятное творилось в голове у Антона. Он так жаждал снять с себя лишнюю ткань, так хотел свободы тела, но так боялся делать это перед таким мужчиной, как Арсений.       — Все хорошо, — прошептал на ушко Попов, опаляя горячим воздухом кожу на шее.       — … — Антон закусил губы и закрыл от волнения глаза, но так и не давал рукам мужчины делать свое дело. — Ты только не смотри, — прошептал шатен, отклоняя свою голову назад и кладя ее на плечо брюнета.       — Как скажешь, — руки стряхнули с себя ладони, не дающие залезть глубже, и пальцы тут же продолжили проникать дальше, отгибая спортивные штаны и нижнее белье, медленно снимая их с хрупких костей, обтянутых одной тонкой кожей.       Одежда полетела на пол, а убийца прижался еще плотнее, двигая парня в сторону ванны, которая ждала и манила.       — Я помогу, — прошептал мужчина, хватая юношу за ребра, помогая забраться внутрь быстрее.       Ступни тут же погрузились в горячую воду и по всему телу разлилось тепло. Колени медленно начали подгибаться, а тело оседать вниз. Вот-вот и бедра погрузятся в воду, затем тепло окутает низ живота, грудь и спину. На лице собрались капельки пара, а волосы начали кудрявиться от влажного воздуха еще сильнее. Сидя по пояс в горячей воде и поджимая длинные ноги к груди, тело начало размякать и шататься, мельком поглядывая на мужчину, сидящего рядом с ванной на корточках.       Вдыхать горячий воздух было тяжело и непривычно, но с каждым разом в голове будто все затуманивалось. Уже не хотелось коленями прикрывать свои оголенные части, а глаза склеивались. Заметив увядания тела, рука легла на спину, придерживая юношу, а другой слегка надавили на грудь, заставляя лечь и погрузиться в воду полностью. Тепло тут же обволокло острые плечи, затягивая мальчика в себя все больше и сильнее. От приятных ощущений Антон прикрыл глаза, не замечая пялящегося на него Арсения, не чувствуя его ладони на груди.       Колени выглядывали из воды, длинные ноги не могли поместиться и вытянуться во весь рост. Но казалось, что и этого было достаточно, чтобы уйти в себя и насладиться пустыми мыслями и легкой головой впервые за такой долгий отрезок времени. Картинка пропала, в глазах потемнело.       Пришло время проснуться. Ресницы разлипаются, глазами сталкиваясь со светлой плиткой над ванной, она впервые казалась такой красивой и будто родной… Медленно перекатывая голову, глаза посмотрели на потолок и на лампочки в нем. Они так ярко светили, что с ними можно было не бояться темноты. Наконец голова переворачивается на противоположную сторону, и Антон сталкивается со спокойным лицом молчаливого мужчины, который медленно зачерпывал в ладонь воду и поливал сухие участки груди парня, нуждающиеся в тепле. Он снова и снова поливал теплой водой плечи, ключицы, не смея смотреть вниз и рассматривать юное тело.       Антон вглядывался в опущенные голубые глаза, которые всматривались в прозрачную воду, где брюнет шебуршал своими пальцами, слегка разгоняя маленькие волны по ванне. Парень мог рассмотреть потное от пара лицо Арсения, полюбоваться черными волосами, начинающими слегка завиваться от влажности и духоты. Мог глазами пройтись по забытой на несколько дней щетине, мог минутами рассматривать тонкие розовые губы и тонкий аккуратный нос.       Юноша медленно моргал, но все не мог отвести от мужчины взгляд. Такой опасный и сердитый, такой нежный и заботливый, такой разбитый и сломленный, такой одинокий. И все равно оставался человеком для Антона. Будто все грехи простил, но еще не успел понять и проникнуть в душу.       — Чего смотришь? — тихо спросил брюнет, не поднимая глаз, но чувствуя на себе пристальный взгляд мальчика. Ладонь медленно двигалась в воде, будто медуза в спокойном океане.       — … — Шастун не ответил ничего, он продолжал смотреть и думать о пустоте. Через несколько секунд в ответ на тишину поднял голову Арсений, заглядывая в те пустые глаза юноши. Ладонь зачерпнула воду и полила на плечо, согревая не только горячей струйкой, но и своим касанием.       Антон растекся по стенке, скользя затылком ближе к краю, где сидел брюнет, становясь еще ближе к лицу мужчины. Глаза все смотрели, зовя на помощь, так и кричали: «Помоги нам, Арсений. Мы потухаем. Зажги нас. Спаси нас». Они были готовы раствориться в этой воде, захлебнуться на века. И Арсений так боялся их потерять, что готов сделать самое абсурдное в его жизни — убить самому.       — Арсений… — позвал тихо шатен, шевеля одними губами. — О чем ты мечтал? Тогда… в детстве. О чем были твои мечты? — брюнет удивленно поднял глаза, не ожидая услышать уставший голосок мальчика.       — Я… много о чем мечтал. Не думаю, что это интересно. Это все детские мечты — это всего лишь детская фантазия, — нахмурился Попов, опуская глаза снова вниз, пальцем создавая небольшую воронку в воде. Почему-то такой простой вопрос задел мужчину. Мечты не сбываются.       — Расскажи… Расскажи мне, Арсений, — попросил шатен, умоляя пустым взглядом узнать чуть побольше и заглянуть в душу.       — … — брюнет нервно хохотнул, паникуя где-то внутри. — О чем мог мечтать ребенок, которого бросили с самого рождения? Мне пришлось рано повзрослеть, поэтому я и не мечтал толком.       — Мечтают все люди, Арсений. Даже взрослые, — проскулил юноша. — Знаешь, я в детстве каждый день Рождения ночь с закрытыми глазами мечтал о воздушном шарике. О таком обычном шарике с гелием. Чтобы я проснулся, а в комнате над кроватью уже висел зеленый шарик на ленточке. Но каждый раз я просыпался в темноте, а шарика не было. Я так хотел в подарок получить именно его. Чтобы я смог завязать ленточку на запястье, а когда бы бегал на улице, то он летел бы за мной. Чтобы представлять как он парит в небе над всеми крышами, как птица. А когда бы приходил после прогулки домой, то на кухне бы стоял торт со сливочным кремом, а в нем свечки. Я только один раз задувал на день рождения свечки, когда мне было три года. Мама тогда с работы принесла торт и три маленькие свечки. Я хотел, чтобы так было всегда, чтобы каждый раз я загадывал желание, а после сдувал все свечки в торте. А ночью бы ел этот торт ложкой, не хотел его резать, поэтому прямо так. Не чайной, а прямо столовой. Я так хотел это сделать, но никто не покупал мне торт на день чертового Рождения. Никогда не дарил мне этот чертов шарик, на этот сраный день Рождения. Никогда, — Антон закрыл глаза от боли, не давая жалкой слезе разбавлять горячую воду, обволакивающее тело.       — А я мечтал стать космонавтом, — тут же перевел на себя внимание мальчика, чтобы не становилось тому хуже, не давая погрузиться в воспоминания. — Я вечно находил где-то коробку на помойке за зданием столовки и пальцами проделывал дырки для глаз, чтобы видеть куда я «лечу». Бегал с коробкой на башке и бубнил: «Вижу луну. Я буду первым, кто шагнет на нее». Но как видишь я не стал космонавтом, поэтому мечты не сбываются, — Попов лживо улыбнулся, переводя все стрелки на себя и на смешное воспоминание ребенка-сироты.       — … — Антон слегка улыбнулся в ответ, радуясь хоть такому маленькому открытию со стороны неразговорчивого убийцы. — Ну у тебя несомненно были все шансы, Арсений, — вновь мило улыбнулся шатен, прикрывая от усталости глаза.       — Нет, шансов у меня не было никаких. Образования у меня толком-то и нет.       — А кажешься умным, — прошептал парень, снова разглядывая лицо мужчины и его реакцию на сказанное.       — Это только кажусь, — прошептал в ответ брюнет, тянясь вперед длинными пальцами, убирая со лба шатена завившиеся сами собой кудри.       — Да? Шесть ю восемь… — резко произнес юноша, проверяя убийцу на знания таблицы умножения.       — Сорок восемь.        — Столица Канады?       — Оттава.       — Вот видишь. Ты — умный, — слегка улыбнулся парень вновь.       — Но не настолько, чтобы стать космонавтом, — ладонь набрала воду, поливая холодные плечи и ключицы.       — А в детдоме было плохо? — резко переводя тему, спросил Антон, на что улыбка с лица Арсения съехала моментально.       — Одиноко, — не вдаваясь в подробности, ответил мужчина. — Я часто сбегал.       — Ты знаешь своих родителей?       — Нет, — ладонь зачерпнула воду и снова полила плечико.       — Ты хочешь их найти? Посмотреть как они выглядят? Чем занимаются, как живут? Сказать что-нибудь?       — Нет. Не хочу, — зло пробубнил Попов, сводя свои брови в одну линию, под которыми уже темнели глаза.       — Почему? — прошептал шатен, останавливая руку мужчины, которая все поливала и поливала одно и тоже плечо, смотря сквозь ванны. От прикосновения парня Арсений вздрогнул, приходя в сознание.       — Потому что они виноваты во всем. Лучше бы убили, когда я еще не родился, или утопили этого младенца в тазике. Теперь же я мучаюсь. Все из-за них, — зло прорычал брюнет, отворачивая голову от парня, обидевшись на такой вопрос. — Когда был маленьким, то почему-то думал, что за мной еще придут. Какой же я тупой был. Мозгов не хватило, чтобы догадаться простым вещам. Раз бросили, то нахер ты не сдался им. Успокаивает одна мысль, что они были или алкашами, или наркоманами, или мать шлюхой была и залетела от какого-то непонятного мужика. Это успокаивает меня по ночам. Но а если же не так, то я желаю таким людям смерти. Если у них есть дети, а я какого-то черта сидел все свое детство в детдоме, то пусть сдохнут как последние твари. Мне от таких людей противно. Ничего о них знать не хочу. Если в детстве мечтал, что когда выйду во взрослую жизнь, то обязательно найду их и обниму, то к восемнадцати годам я мечтал их задушить руками и втоптать их головы в землю.       — Мне жаль, что все так сложилось в твоей жизни. Правда… — огорченно пробубнил Антон, опуская глаза вниз.       — Не жалей меня, — грубо обрезал Арсений, кривя морду в страшную гримасу. — Я не тот, которого нужно жалеть и говорить слова сочувствия, — выплюнул прямо в лицо шатену с таким омерзением в глазах, что по щекам юноши потекли слезы.       Антон так хотел довериться и открыться, чтобы и его впустили в душу, постараться понять, но снова сильно оттолкнули и вытолкнули на мороз.       Попов резко вытаскивает свою руки из воды, отряхивая надоевшие капли в разные стороны, а сам встает на ноги, не имея желания больше сидеть около ванны с Антоном и говорить о глупостях. Руки зло вытирают о полотенце, а следом мужчина подходит к сильно запотевшему зеркалу. Ладонь мгновенно стирает капли, открывая свое отражение и отражение на ванну. Перед Арсением показался страшный человек со злыми черными глазами, а за спиной в воде лежал слабый умирающий человек, пускающий тихо слезы, пытаясь скрыть их, протирая лицо водой. Но капли соленых слез были куда крупнее и больнее, чем обычные капли пара и стекающей воды.       Убийца испугался своего же отражения, не мог понять своего поведения. Медленно развернувшись назад и присмотревшись к Антону, он готов был выброситься из окна за такое поведение с ослабшим мальчиком как морально, так и физически. Шатен опустил голову вниз, делая вид, что не заметил таких неприятных слов со стороны мужчины, но это было не так.       Арсений сел обратно на корточки, собирая все силы, чтобы наконец открыться первому родному человеку после трагедии. Увидев катящуюся крупную тихую слезу, ладонь потянулась к личику, надеясь смахнуть в сторону и больше не увидеть таких же несколько. Но голову дернули, не давая прикоснуться чужой руке к щеке. Антон отворачивается к стене, боясь даже смотреть на мужчину и говорить с ним. Теперь перед глазами светлая запотевшая плитка, которую мальчик рассматривал, но думал о другом.       Тяжело вздохнув, руки вновь медленно погружают в горячую воду, собираясь сидеть с мальчиком до самого конца, пока кожа на пальцах не сморщится как лицо старушки.       — У меня есть запретные темы… — аккуратно начал Арсений, поглядывая на отвернутого в противоположную сторону юношу. — Не хочу разгребать хлам из прошлого. Ничего не хочу слышать о родителях. Это окончательное мое решение. Не надо лезть в мое прошлое, поверь. Просто поверь, — прошептал мужчина, подчерпывая воду, поливая тонкой струйкой грудь мальчика. Пальцы слегка погладили по коже, оставляя жгучие следы. — Никогда не говори про мою жену и не спрашивай, что с ней случилось. Никогда, — тихо молил Попов, выстраивая те красные линии, за которые было опасно выходить. — Не упоминай моих детей, и не заводи про них разговоры. Этого тебе я не прощу, — палец дотронулся до острого плечика, медленно ведя горячую дорожку к ключице, от ключицы к шее, а дальше к подбородку. — Я ничего не имел с самого детства, а все самое дорогое мне потерял. Я не хочу разговаривать о своей боли. Она только моя и умрет вместе со мной.       Антон чувствовал эти нежные прикосновения, выводящие из обиды к пониманию. Он прикрыл глаза, впитывая обратно свои болючие слезы, вновь поворачиваясь лицом к опасному человеку. Ладонь потирала грудь, радуясь что разрешили прикоснуться и почувствовать тепло светлого тела, а затем рука слегка надавила, от чего голова шатена улеглась на бок, упираясь виском о бортик. Прозрачные стеклышки вместо глаз снова начали рассматривать мужчину и его переменяющееся с каждой секундой настроение.       — Я будто хожу по минному полю, — прошептал парень, зная что одно лишнее слово и что-то в Арсении взорвется и заденет самого мальчика.       — Так и есть, — подтвердил брюнет, аккуратно перетекая на тонкую шею с синяками, большим пальцем обводя желто-зеленые следы. — Может поэтому я ненавидел людей, презирал женщин и вытаскивал на драку мужиков? Видимо, просто выплескивал обиду и агрессию. Я в молодости знал, что у меня никогда не будет семьи, что и своим детям я не дам родиться. Готов был сделать страшное для будущей матери, но я клялся, что мои дети не будут ходить по этой чертовой земле. Как же я ненавидел этих маленьких тупых детей, а что самое страшное, что в голову приходили ужасные мысли. Узнал бы, что кто-то от меня забеременел, то тут же девушку лишил бы ребенка, не спрашивая ее. Сделал бы все, чтобы избавиться от нежеланного плода. Такие люди как я должны сдохнуть в одиночестве, а одна мысль, что где-то есть маленький человек, который родился с моим цветом волос и цветом глаз, злость подкатывала прямо сюда, — пальцы сильно постучали прямо по кадыку, морща нос и лоб от агрессии. — И после того, что я сейчас тебе сказал, ты будешь продолжать жалеть меня? Я мог ударить в живот беременную от меня девушку и бить до того, пока не случится выкидыш. Я — мразь, которая заслужила все это, — мужчина сжал губы в тончайшую линию, имея желание избивать самого себя до изнеможения, пока изо рта не потечет алая кровь.       — Ты говоришь такие ужасные вещи, показываешь себя с худшей стороны, но ведь ты другой… Говоришь, что мог бы убить своего ребенка, а у самого двое детей. Кого ты обманываешь? Меня? — Антон печально пялился на брюнета. — Ты даже сейчас защищаешь их, не даешь сказать о них ни слова. Зачем сказал, что ненавидишь детей и не дашь своим родиться на свет?       — … — Попов не мог ответить на такой сложный для него вопрос. Ответ был слишком непонятен. — Ну и что стало? Что стало с моими детьми? Где их мать сейчас? Почему они не со мной? Почему их жизни угрожает опасность? Ну вот что я им смог дать? Несчастье, горе и страх? Отличный отец, просто лучший… Чтоб мне в огне гореть, — прошептал мужчина про себя, чтобы услышал лишь он один.       — Лучший, — подтвердил парень, прошептал в ответ на убивания мужчины. — Я никогда не видел, чтобы мой отец также убивался, чтобы хотел хоть что-то исправить в своей жалкой жизни… — прозрачные стеклышки опустили вниз, боясь говорить все свои мысли прямо в лицо убийцы. — Чтобы ты не сделал в своей жизни, сколько бы ты не убивал, сколько бы на твоих руках не было бы крови, но… Но ты все равно лучше, чем мой отец, — хрустальные капли стекали по красным щекам, «разрезая» тонкую кожицу и душу. — Твои дети точно не жили в страхе. Они жили в любви и в полной уверенности в безопасности. В моем понимании отец всегда должен быть стеной и опорой. Как же я хотел такого папу, — хлюпнули носом настолько громко, что от боли Шастун проскулил, сдерживая порыв истерики. — Ты хоть раз бил своего ребенка из-за того, что он просто выполз из-под кровати и вышел из комнаты с одной целью — хоть чего-то найти поесть на кухне за целый день? Хоть раз твои дети сидели в шкафу и держались за живот от ужасных голодных болей? Хоть раз твои дети скрывали синяки под одеждой, ты бил их скакалкой или стулом? Ты им говорил, что ты хотел их убить, когда они еще не родились? Говорил, что они нежеланные дети? — с тонких потрескавшихся стеклышек-глаз сыпались осколки в виде слез. — Хоть раз ты приставлял лезвие к своему ребенку? Манипулировал женой с помощью ее сына, которая хотела подать в суд и посадить наркомана, лишив родительских прав? Хоть раз ты бил своего ребенка за то, что он носит твою фамилию и отчество? — Антон преданно смотрел на мужчину, пытаясь услышать хоть слово. — Ответь хотя бы на один вопрос положительно, и я скажу, что ты тварь и мразь. Хоть на один ответь положительно… — но брюнет молчал. — А я и не сомневался.       С глаз хлынули струи кипятка, жаждущие растворить юношу здесь и сейчас. На такое положительно не мог ответить даже преступник, убивающий людей за деньги. Такое было даже сложно представить и осознать.       — Так и всегда… Ты пугаешь людей, выставляешь себя жестоким головорезом, подчиняешь себе людей, но в итоге все равно жаждешь другого, — прошептал парень, растекаясь по бортику ванной.       — «Другого»? И чего же?       — Понимания, — нежно ответил юноша.       — Нет, — помахал головой брюнет, по глазам которого можно было прочитать ложь. Даже ресницы намокли от странного чувства внутри, будто распирало и грызло.       — Тогда почему сидишь здесь? Зачем смотришь на меня? Почему переживаешь? Спасаешь?       — Ты хочешь, чтобы я сейчас ушел? — не понимая спросил мужчина.       — А ты этого хочешь? Ты хочешь сейчас встать и уйти? — в горле мгновенно пересохло, а голову заполнил страх. Губы выговаривали «нет», но сердце рвалось на части и требовало соврать, потому что страшно довериться вновь.       — Что я должен ответить? — просил совета убийца, поджимая от волнения губы.       — Правду, Арсений. Правду.       Голова начала панически крутиться, пытаясь отвернуться от мальчика, который ждал и жаждал ответа, каков бы он не был. Мужчина не мог найти повод не отвечать, потому что потом будет спокойнее. Всегда было спокойнее не открываться кому-то и не показывать себя настоящего. Так потом по лживой морде не так больно получать. Снял маску — надел новую, а душу, в которую ударили со всего размаху, уже не поменяешь, с ней теперь только жить.       — У тебя волосы грязные, — заметил мужчина, переводя тему. Рука потянулась к флакону своего же шампуня, все внимание концентрируя на баночке.       — … — Антон молча наблюдал за действиями брюнета, как длинные пальцы отщелкнули крышку, а затем в нос ударил еле заметный запах лаванды, чабреца и пачули.       Шастун нехотя сел, разгоняя по ванне воду, вновь подогнул к себе колени, обнимая ноги руками, чтобы скрыть голые участки тела. Округлили только спину, посередине которой позвонки резали тонкую кожу, прорываясь на свободу. Много маленьких бугорков уходили вниз к пояснице, и их провожал взгляд мужчины, разглядывающий острые кости таза.       Ладонь опустили в ванну, принимая форму лодочки и набирая воду. Руку поднесли к волосам, тонкой теплой струйкой смачивая светлые закудрявившиеся волосы шатена. Воду набирали снова и снова, аккуратно поливая голову, контролируя струи стекавшие прямо по лицу, каплями падающими с острого подбородка.       — Мне так больно, Арсений, — прошептал дрожащим голосом Антон, смотря в свои коленки сине-зеленого оттенка. — Очень больно и страшно, — продолжал парень, выдерживая долгие паузы. Только Арсений молчаливо слушал юношу, продолжая поливать водой уже мокрые волосы, нежно расчесывая колтуны своими пальцами. — Я хочу чтобы это все закончилось. Я больше так не могу. Это очень тяжело.       Ничего не говоря, а лишь тихо выслушивая мальчика, боясь спугнуть минуту откровения и доверия к человеку, Попов взял флакон и выдавил на свои пальцы полупрозрачную жидкость.       — Кругом было одно унижение. Я постоянно в детстве боялся и прятался, терпел и молчал. Я только недавно понял каким бесхарактерным я вырос… — Антон затих, думая о своем поведении. — Я ведь раздражаю своими слезами? Ты ведь сам говорил, что это тебя бесит… Что плакать — удел слабых. Я как будто и не мужчина — ведь в отсутствии слез принято видеть истинную силу… А я, получается, слабак. Поэтому и раздражаю тебя? — спросил мальчик, поджимая колени к груди, будто пряча за ними свое сердце, боясь услышать в нем боль от слов убийцы.       — … — пальцы аккуратно залезли вглубь волос, втирая в кожу и вспенивая шампунь по всем волосам. — Месть — удел слабых, — поправил Арсений, массируя голову, пропуская меж пальцами клочки светлых вспененных волос.       — А если больно, что делать? — спросил совета юноша, прикрывая от приятных движений пальцами глаза.       — Терпеть. Остается только терпеть и ждать.       — И долго терпеть? Я боюсь, что не смогу. Я так устал всю жизнь терпеть, засыпать в полной темноте и тишине и видеть перед глазами своего отца, который снова пошел искать дозу. Скажи, Арсений, сколько еще терпеть?       — Возможно, всю жизнь. Терпеть, прокручивать в голове и снова терпеть.       — Всю жизнь? — огорченно пробубнил мальчик, прокручивая в голове года. — А если дальше будет хуже? Если мне сделают больно?       — А ты все равно терпи. Терпи даже тогда, когда сделают больно. Другого выхода нет, — тщательно напенив голову, расчесав пальцами запутанные клочки волос, Арсений увлекает парня назад, хватая плечи.       Антон доверчиво подчиняется всему, что безмолвно просит убийца, поэтому позволяет мужчине укладывать шатена обратно спиной в воду, чтобы с головы смыли шампунь. Как только волосы соприкасаются с водой, то по поверхности сразу же потянулись размыленные рисунки пены. Голова погрузилась наполовину, а затылок нежно придерживала рука мужчины, давая возможность не напрягать шею, а полностью отдаться в руки убийцы. И только бесцветные стеклышки смотрели наверх, обводя потолок и лицо Арсения, нависшее сверху.       — Может смерть — не так уж и страшно? — вслух спросил Антон, чувствуя как под водой длинные пальцы массируют затылок и шею, смывая с волос остатки пены и мыльного раствора.       — Страшно, — кивнул Попов в ответ на вопрос, вспоминая всех тех людей, которых саморучно навсегда отправил в пустоту. Он помнит все глаза, которые прекращали смотреть на него, а уже проходили сквозь. Помнит как цвета пропадали, и оставались только помутневшие зрачки. — Я знаю.       — Страшнее, чем жизнь?.. — неожиданно задал вопрос Антон, на который даже не услышит ответ. — Ведь проще сделать так… — парень закрыл глаза и полностью расслабился, давая телу уйти на дно ванны.       Попов отпустил чужую голову, следя за тем, как лицо мальчика медленно скрывается под водой, как она заливается в ноздри, а глазные яблоки движутся под закрытыми веками. Тело полностью ушло на дно и только острые колени продолжали торчать из воды, не имея возможности в полный рост расположиться и почувствовать обволакивающую тишину и чавканье волн об бортик.       Грудь не могла вдохнуть, губы сомкнулись, не давая воде проникнуть вглубь. Он просто лежал и медленно чувствовал как набранного в легкие воздуха не хватает и хочется проглотить еще одну дозу кислорода, но парень не всплывал. Лишь Арсений сверху смотрел на некую жалкую попытку избавить себя от боли и жизни, но в любой момент был готов хватать мальца за волосы и тянуть наверх. Смотря на молодое светлое личико, погруженное под воду, к горлу подкатывала невыносимая доза обиды. Будто Антон был готов бросить убийцу один на один с проблемами, и пусть мужчину растерзают. Шастун будто предал и кинул в пропасть из одиночества и темноты.       И как тащить двоих, когда оба уже мертвы? И как жить, если в мыслях лишь смерть?       Тело начало слегка подрагивать, заставляя хозяина начать дышать, тогда Антон и вынырнул, хватая в себя как можно больше душного и влажного воздуха. Но даже после таких действий, вынырнув, мальчик не увидел того, чего так хотел. Он не перестал чувствовать боль, страх остался в голове, слезы до сих пор душили.       — Я даже этого не смог. Пожалел себя и выплыл, — с досадой произнес парень, ложась обратно в воду, но лицо оставляя на поверхности. Такие слова ужасно били по сердцу и рвали черную душонку убийце. — Я — слабак.       Где-то внутри вскипало что-то неимоверно горячее. Злость? Страх? Но неожиданно принятое решение показалось самым наилучшим выходом и решением из этой ситуации.       — Я помогу, — тихо добавил Арсений, облокачиваясь руками о бортик ванны.       Антон даже не услышал, что пробурчал под нос мужчина, уши заложило от воды и оставалось только смотреть в потолок.       — Знаешь как это? Лежать в воде и не дышать? — спросил Шастун, представляя все чувства, которые испытал минуту назад. — Ты чувствуешь любое движение, будто вода передает информацию, она то ли обтекает меня, то ли засасывает глубже. Я не знаю. Что-то странное… Что это? — спросил Антон у мужчины, думая что он может подсказать нужное слово.       — Спокойствие?       — Будто… но не то. Что-то другое, но похоже на… смерть? — спросил самого себя Антон, не зная какой пример привести еще.       — И понравилось? — с опаской посмотрел убийца, надеясь услышать отрицательный ответ.       — Наверное… да?       Миллиарды иголок воткнулись в сердце разом, от страха проступил холодный пот на лбу. Попов не мог дышать.       — Тогда попробуй еще раз, — интонация резко поменялась, и странно что такого колебания в эмоциях не заметил мальчик. Он как загипнотизированный питоном кролик закрыл глаза и расслабился вновь, готовясь повторить попытку и прочувствовать все ощущения от задержки дыхания под водой. Как будто адреналин сладко щекотал нервишки и от этого хотелось еще и еще.       Антон закрыл веки, и медленно начал погружаться на дно, предварительно вобрав в себя воздух. Вода потекла по лбу, забирая мальчика в объятья с теплом и пустотой. И снова личико находится под водой, оно такое спокойное и умиротворенное, грудная клетка не дрожит, кисти рук расслаблены и слегка колышутся от слабых волн, созданными ногами. Пока есть время Попов рассматривал кисть одной из руки мальчика, рассматривал несколько порезов, которые слабо затянулись за ночь, рассматривал грудную клетку, на которой можно было пальцем посчитать все ребра парня. Как сильно выпирали ключицы и насколько прозрачна кожа, что видны все венки.       Мальчик умирал. И Арсений это понимал и уже прощался. В это тело уже не вернуться силы, даже если постараться и просить помощи у небес. Буквально неделя и сердце больше не сможет биться, организм не сможет бороться, а юное тело высохнет навсегда.       В глазах была одна мысль: «Либо быстро, либо медленно». Попов выбрал первое и оперся руками о бортик, внимательно следя за движениями шатена под водой.       Почувствовав импульсы со стороны легких и услышав крик собственного мозга: «Дышать!», Шастун под водой открыл глаза. Все мутно и где-то сверху можно было разглядеть сильно размытое лицо Арсения. Лицо потянулось прямо, желая вынырнуть и вдохнуть желанный воздух, но что-то резко его остановило. Шастун дернулся вперед, не понимая почему он не может вынырнуть, но после почувствовал на своей груди чужую ладонь.       Попов давил тело вниз, не давая выйти из объятий воды, а лишь помогал углубить отношения между ослабленным телом и теплой волной. Резкий толчок и мальчик схватился за руку брюнета, пытаясь сбросить ее с себя и носом втянуть кислород, но носом втянул только воду, проглатывая ее в желудок и давясь нехваткой воздуха в легких. Грудная клетка как никогда сжималась, вдыхая в себя все больше и больше воды.       Заметив такое, Арсений хватает за руки юношу, поднимая наверх. Страшный хрип врезался в уши убийцы и наполнил ванную комнату, говорить не имелось возможности, если только кашлять и выхаркивать вдохнувшую в себя воду. Но даже так Антон давился, что пришлось схватить того за шею и волосы и поставить на колени, чтобы вода из желудка вышла наружу. Шастун не мог вдохнуть, выпучивая свои глаза от страха, и лишь после хорошего шлепка по спине изо рта начала литься струя той проглоченной воды во время вдоха.       Захрипев от страха, парень попытался вырвать руки из хватки мужчины, который поддерживал и пытался избавить желудок шатена от лишней воды. Но не успев вывернуться, Антона вновь силой укладывают на спину, а убийца в несколько раз вырастает, встает на ноги, не давая никакого шанса Шастуну противостоять в неравной схватке.       — Нет! Нет! — хрипя и проглатывая остатки воды, кричал парень, ногами пытаясь оттолкнуть от себя убийцу, нависшего над ванной и держа руки юноша в одном положении, чтобы не размахивали и не нанесли себе ущерба. Колени подгибались, пытаясь встать, но вечно длинные палки бились о края и расплескивали воду.       — Думаешь смерть не так страшна?! — зло прорычал Попов, вспоминая все мысли парня пятиминутной давности. — Ты сказал, что смерть не страшнее жизни! Так чего теперь дергаешься? — ладонь потянулась к лицу и тут же зажала нос парня между большим и указательным пальцами, чтобы в этот раз при нехватке воздуха Шастун не смог вдохнуть воду в легкие.       Надавив на грудь всем телом, убийца погружает мальчика под воду, где тому ранее было так хорошо и спокойно, только на этот раз было куда страшнее. Ноги тарабанили по бортику ванны, оставляя на коже синяки в будущем и выплескивая половины воды на плитку. Только воздух от интенсивных действий и борьбы быстрее заканчивался и хотелось добавки.       За локти потянули, разжимая нос и разрешая дышать и отвечать на вопросы.       — Ты жить хочешь? Жить, Антон! Ты дохнешь у меня на глазах. Нет времени тебе доказывать что хорошо, а что плохо. Нет времени танцевать перед тобой и уговаривать, хоть что-то съесть. Неделя и я с тобой попрощаюсь. Как ты и хотел наступит смерть, Антон. Знаешь как наступает голодная смерть? Знаешь? А я тебе скажу. Ты будешь корчиться на моей кровати. Ты будешь молить меня дать тебе еды, а ты уже не будешь усваивать пищу. Ты будешь хвататься за все, что попадется, но встать и подтянуть к себе предмет уже не сможешь. А я просто буду смотреть на тебя. Буду смотреть как ты умираешь на моей кровати. Не буду смотреть как ты мучаешься, тогда уже быстро и как ты хотел… В ванне утоплю как котенка. Раз ты другого выхода не видишь, — с глаз Арсения стекали слезы предательства и боли. — Прости… Ты же не хочешь жить.       Нос зажали ладонью и тело насильно погрузили в воду, на этот раз вдавливая мальчика в самое дно, чтобы воздух вышел быстрее, а ноги начали ослабевать. Мужчина чувствовал, как ногти длинных пальцев карябают кожу на руках, как парень пытается самостоятельно выбраться или подтянуться. Но его вновь вытаскивают.       Кряхтения рвали душу убийцы, но это был единственный путь.       — Жить хочешь?! — грубо спросил брюнет, надеясь на правильный ответ, но вместо слов по щекам потекли слезы, а после промычали:       — Я… я… — пуская слезы и пытаясь отдышаться, пальцы цеплялись за футболку брюнета, боясь, что его снова опустят в воду задыхаться.       — Жить хочешь? Отвечай! Быстро! — проорал прямо в лицо убийца, не давая ни секунды на размышления.       — … — Шастун повертел головой, давая отрицательный ответ.       На грудь снова надавили, погружая мальчика в темноту и холод.       — Раз дергаешься, Антон, значит хочешь жить, — кричал Попов, всеми своими силами держа юношу в одном положении, чтобы не осталось больших и черных синяков.       Ноги затихали, затем резко дернулись, а затем вовсе ослабли, а руки, цепляющиеся за локти мужчины, начали царапать кожу, пытаясь вдохнуть воздух, которого не было. Туловище волной перекатывалось по дну, вдыхая ничего в свои пустые легкие, а последними под водой начали закатываться и глазные яблоки, давая Арсению знак, что пора спрашивать еще раз.       — Тихо-тихо, — тело подцепили за талию, поднимая над водой медленно приходящее в себя Антона.       Руки с новой силой вцепились в кожу и футболку брюнета, а раскрыв глаза, Антон разрешил себе прокашляться и наконец вдохнуть. После резко наступившей темноты, вся ванна сияла белым светом, и только на лице Арсения глаза смогли сфокусироваться.       — Ответь мне, прошу. Жить хочешь, Антон? Прекрати самого себя пытать. Ты же мне выбора не оставил просто. В свое время меня никто не вытаскивал и не пугал смертью. Я знаю, что ты чувствуешь. Знаю хорошо, Антон. Я тоже желал смерти, не мог больше терпеть, устал сильно. Но никто меня не уговаривал жить дальше. Никто. Я уже знал когда я умру, я знал где, потому что сам выбрал место и время. Я давно бы сдох от своих же рук, но знаешь почему этого не произошло? Знаешь кто заставил меня жить дальше? — Попов говорил так медленно и шепотом, смотрел как Антон судорожно дышал и обливал свои щеки солеными слезами. — Это ты, — прошептал прямо в лицо брюнет, открывая все в себе, пока это еще не поздно. Если это поможет и заставит поставить мозги на прежнее место, если от этих слов в голове у Антона что-то изменится, то Арсений готов на все. — Тот день, когда я впервые тебя увидел, стал моим вторым Днем Рождением. В этот день я должен был умереть, я был к этому полностью готов и уже не боялся. Но ты все перевернул с ног на голову. Твой прыжок с окна стал для меня спасением, слышишь? Я не мог после этого просто продать это тело. Я пытался, но в первый раз не вышло, и во второй раз тоже, но в третий я уже не смог, — Попов ни в одни глаза так преданно не смотрел и не изливал душу. — Если ты меня спас от смерти, сам этого не зная, то почему я не могу сейчас заставить тебя жить? Почему ты высыхаешь у меня на глазах, а я не могу даже накормить тебя? — с голубых глаз покатились хрусталики, падающие и разбивающиеся прямо на полу. — Скажи мне сейчас, ты хочешь жить?.. Я помогу, Антон. Просто скажи, если есть еще маленький шанс, — будто последние молитвы вырвались из уст мужчины, хватаясь за талию шатена и держа над водой, боясь отпускать. — Ты хочешь жить?       — … — Антон крепко сжал глаза, чувствуя истерику, подкатившую прямо к носу, вырывающую наружу. Он так хотел ответить, но не мог даже раскрыть рот.       — Ну же… Антон, ты хочешь… ?       — … — от страха парень схватился за плечи брюнета, подтягиваясь к телу, чтобы почувствовать тепло и поддержку. — Ммм, — смог лишь промычать Шастун, кивая головой, ногтями впиваясь в кожу Арсения, прося не отпускать, а лучше вытащить растерянного его из ванны.       — Скажи так, чтобы я поверил, — прошептал мужчина в ответ.       — Хочу, — обессиленно, будто вымученно, выплевал слово. — Я не хочу умирать. Мне страшно. Мне страшно! — прокричал еще громче, сжимая глаза еще сильнее, в темноте прислушиваясь только к своим мыслям.       — Я держу тебя. Не отпущу, слышишь? — Арсений обвил руками талию мальчика, с которого стекали струи воды и шумно расплывались по ванне.       — Не хочу больше здесь сидеть. Не хочу, — прошипел Антон, отталкиваясь ногами от дна, чтобы попробовать вылезти наружу и уйти.       — Хорошо. Хорошо, сейчас.       Потянув тело наверх, цепляя мальчика за подмышки, Арсений перехватывал скользкое голое тело все ниже, пытаясь вытащить длинные ноги из воды, которые вовсе ослабли и волочились где-то сзади. Только Антон резко набросился на шею, носом урываясь в ключицу и вдыхая родной запах опасного мужчины. С волос капали капли прямо на плечи, а затем скатывались по груди, где воду впитывала уже чужая черная футболка. Парень прилип к телу Арсения, руками обхватывая шею чуть ли не в два оборота, пуская тихие слезы.       — Я не хочу… не хочу умирать, — заикаясь, говорил прямо на ухо, от страха притягивая Попова все теснее к себе, не давая возможности что-то сказать в ответ, а только тихо пугаться такой реакции мальчика.       Выпучив глаза и замерев, Арсений со страхом в своих ледяных океанах смотрел на запотевшее зеркало, не зная что делать сейчас. Чувствовал горячее дыхание на своей шее, уже давно забытое чувство близости и доверия. С батареи схватили одно из мягких больших полотенец, начиная промакивать им мокрые волосы, вытирая катящиеся по спине капли, а после обматывая бедра юноши, скрывая от лишних глаз голые участки.       Антон висел на шее, давая полную свободу своим эмоциям и крича в плечо, рыдая во весь голос и рвя сердце убийцы на мелкие жалкие клочки. Чувствовал, как его спину обхватили в ответ, не разрешая отходить до тех пор, пока не успокоится. Парень не заметил того, как оказался в спальне мужчины, открыл глаза только на том моменте, когда его усадили на кровать, а сверху на мокрое тело накинули теплое одеяло. Всего трясло до такой степени, что одеяло с каждым рваным выдохом скатывалось вниз и падало обратно на кровать. Снова и снова Попов накрывал юношу, боясь что-то спрашивать и трогать. Не выдержав, одеялом накрывают с головой, оставляя только мокрое от слез личико, красные глаза и судорожно дергающиеся губы.       — Я не… не хочу умирать, — бубнил себе под нос, повторяя с каждым выдохом, шатен, всматриваясь в пол и в ноги мужчины перемещающиеся из угла в угол, пытаясь себя успокоить. — Не хочу. Мне страшно, — каждый вдох был испытанием, трясло до невозможности сильно вперемешку со страхом и холодом, не давая ровно дышать, а лишь дергаться и дрожать.       — Не доводи себя, Антон, — прошипел Арсений, вышагивая по комнате и следя за состоянием мальчика, который все глубже погружался в себя и думал о худшем.       — Я… Я не знаю что… делать. Мне страшно терпеть, — пальцы хватались за матрас, терли грудь, чувствуя как сердце тарабанило по ребрам и выбивало их. Слезы полились еще сильнее, с каждым потоком корча от боли свое личико и выкрикивая непонятные звуки по типу: «Ммм!», «Ххх». Вот-вот и губы начнут синеть, а голова заставит отключиться тело, лишь бы обезопасить нервную систему от полного сгорания.       — Антон, — позвал брюнет, переводя все внимание мальчика на себя и отвлекая от страшных ощущений в теле. — Не доводи себя, — вновь предупредил брюнет, но юноша будто и не слышал, продолжал часто дышать, чуть ли не высовывая язык наружу, хватая воздух.       — У меня голова кружится, — испуганно проскулил мальчик, хватаясь за края одеяла.       — Не дыши так часто, — брюнет поспешил подойти ближе и осел на колени перед кроватью, контролируя состояние и действия испуганного и истощенного парня. — Посмотри на меня, — потребовал мужчина, внимательно вглядываясь в прозрачные глаза, которые тут же подняли. — Будешь повторять за мной? — спросил брюнет, не думая что на вопрос ответят.       Арсений медленно потянул руки вперед, накрывая холодными ладонями такие же ужасно холодные и бледные щеки трясущегося юноши. Большие пальцы слегка оттопырили, прикладывая их к синякам под глазами, аккуратно смахивая влагу, собирающуюся на ресницах и стремящуюся по тонкой бледной коже к подбородку.       — Давай немного подышим, — тихо предложил мужчина, всматриваясь в прозрачные зеркала души Антона, рассматривая преданными глазами убийцу. — Вдох через нос, — скомандовал Арсений, показывая на себе как правильно привести себя в порядок. Надеялся, что хотя бы это как-то сможет успокоить истерику. — И медленно через рот выдохнем.       Антон внимательно смотрел на тонкие губы, на рот, из которого медленно выпускали воздух, и повторял все точь-в-точь, позволяя держать его лицо и успокаивающе гладить большими пальцами по щекам. Но вот только эта дыхательная гимнастика усугубляла положение, и с каждым разом хотелось вдыхать все чаще и короче, все больше и сильнее. Дыхание сбилось вновь, а слезы побежали сильнее, обволакивая большие пальцы убийцы.       — Переставай, — ладонью смахнули слезы, заставляя Антона от стыда за свою истерику опустить голову и скрыться за одеялом, лишь бы побыстрее спрятаться от глаз сильного и жёсткого человека, чтобы не казаться слабым и бесхарактерным. — Скажи что мне сделать? Если это я виноват в твоих слезах, то… Если ты боишься… — Попов даже не мог представить чего так боится мальчик и почему так сильно текут слезы. — Я знаю, что много сделал ужасного и тебе, и другим, своим друзьям… Я до сих пор не знаю как исправлять все то, что натворил… — но только открыв душу, чтобы впустить туда единственного человека, который спас мужчину от одиночества, его перебивают, рассказывая истину.       — Я не хочу жить… Не хочу, потому что я всем врежу. Я всем мешаю, все меня ненавидят, и проблемы появляются только тогда, когда я рядом. Я родился неудачником, и мне это всегда говорили, и это правда. Я правда неудачник и жалкий тупой мальчик, от которого одни проблемы. Я привлекаю неудачи, надо мной будто сама судьба смеется. Ну а зачем тогда жить дальше, если моя жизнь состоит из… из грязи и говна? Никому я не сдался, — зло выговорился парень, хватаясь за края одеяла, скрывая мокрое оголенное тело от чужих глаз, не забыв слезливое личико засунуть внутрь.       — Кто тебе такое сказал? Какой бред, Антон. Ты ненавидишь свою жизнь только потому, что думаешь о себе такие вещи? — ладони мгновенно отлипли от лица мальчика, обижаясь на такие мысли в сторону Антона.       — Потому что это правда. Мой отец… — промычал в одеяло шатен, скрывая глаза и нос внутри.       — Да забудь ты про него! — прорычал Попов, срывая одеяло с головы, чтобы увидеть настоящее лицо парня. — Забудь! Все, что он говорил, это ложь. Почему ты воспринимаешь его слова всерьез?       — Потому что он мой отец, — пропищал парень, отбирая одеяло у брюнета.       — Нет, это все слова пропитого наркомана. Скажи мне хоть одного человека, который говорил также.       — … — Шастун уже открыл рот, чтобы ответить, но вовремя остановил свой порыв.       — Ну? — прикрикнул брюнет.       — Матвиенко, — со страхом в голосе прошептал юноша, понимая что эта личность была лишняя в этом разговоре.       — Он по другую сторону баррикады, это не считается. Было бы куда опаснее, если бы ты ему нравился.       — Да все равно я никому не нужен. Да я как вещь: потрахал и выбросил, избил и выкинул, захотели — обозвали, захотели — поиздевались. Можно продать, изуродовать, изнасиловать, убить. Ну вот и жизнь… Вот чему мне нужно радоваться? Моим синякам, шрамам с детства, моей психике. Да я чувствую себя бракованной вещью, которую отправили из Китая. Все берут, пользуются, ломают, а потом отсылают обратно. А теперь я никому не нужен, — юноша тут же превратился в знак вопроса, лбом стремясь прямо к коленям, от чего слезы капали без препятствий на одеяло и растекались в небольшие пятна.       — Нужен, — поправил мальчика Арсений. — Всем нужен, — кивнул для правдоподобности убийца, смотря на Антона снизу вверх, стоя чуть ли не на коленях перед кроватью.       — Мгм, — недоверчиво угукнул юноша, ногтями тихо расчесывая кожу на порезанных запястьях, посматривая как оставляет красные следы на тонкой коже. — Ну и кому же, например, я нужен? — пробормотал Антон, боясь даже поднимать голову в сторону ледяных океанов.       — Нуу… Например, мне, — чуть помявшись ответил Попов, следя за реакцией юноши, который будто не отреагировал вообще на слова убийцы. Это даже слегка обидело и кольнуло, но мужчина оставался с каменным лицом, дожидаясь хоть какого-то ответа или ответной реакции, хотя бы чего-нибудь.       Шастун мысленно схватился за горло, не разрешая улыбнуться или посмотреть в сторону мужчины, не разрешал говорить и продолжать все начатое еще в ванной комнате. Это было невыносимо: то ли страх, то ли… в любом случае, какая это не была бы эмоция, это переполняло и выплескивалось наружу, требовало полного выхода и поддержки со стороны.       Антон кивнул пустоте, заворачиваясь в одеяло сильнее, чувствуя тепло, разливающееся не только по грешному телу, но и по изуродованной страшными эмоциями душе. И только Арсений вновь остался без ответа.

***

      Он внимательно рассматривал себя, сидя напротив зеркала от шкафа-купе, только мешал погрузиться в себя один надоедливый шум работающего фена. Сзади стояла черная тень, своим собственным гребешком расчесывая мокрые пряди, зачесывая назад и высушивая. Горячий воздух иногда обдавал личико, от чего приходилось морщить нос и прикрывать глаза. Было спокойно даже с этим надоедливым жужжанием фена над головой. Антон устало смотрел на отражение, рассматривая свое худощавое тело, сидящее на стуле, на свою морду с ужасными черными синяками под глазами, но больше времени посвящал отражению Беса Арсения, который со всей внимательностью расчесывал светлые волосы и высушивал пряди. Это было каким-то упокоением для Попова, по этой причине он замолк и медленно проводил пальцами по волосам юноши, сосредоточившись на своих ощущениях. Гребнем зачесывал челку назад и фиксировал их положение горячим воздухом, все любуясь мокрыми завихрюшками на голове.       Некий массаж пальцами, перебирающие волосы, успокаивал и никак не пугал, и с каждой минутой парень все больше раскисал на стуле, а после вовсе отклонил голову назад, позволяя самому себе облокотиться на мужчину, стоящего вплотную к стулу. Антон уложил голову прямо на живот, закрывая замылившиеся глаза. Арсений от неожиданного контакта даже вздрогнул, но это было настолько незаметно, что юноша никаких импульсов так и не почувствовал. А ведь сердце убийцы горело таким светлым пламенем, что грело даже ту черную душонку, зажигая в ней спасательный огонечек необходимости и нужности кому-то. Арсений посмотрел в отражение зеркала, замечая то доверие, которое давно не видел на лицах людей. Как Антон прикрыл глаза, приподнял подбородок, ластясь к мужчине как брошенный всеми котенок, зная что страшно, что больно, но чувствуя нужность и запрятанное тепло, которое мальчик ни разу в своей жизни не получал ни от кого.

***

      Открыв свои пустые глаза и взглянув на потолок, Арсений мысленно подыхал и гнил изнутри. Нехотя стащил с себя одеяло и сполз с кровати, нехотя таща свое тело в сторону шкафа-купе. Тихо обходя кровать, ладонями потирая уставшее и невыспавшееся лицо, мужчина после отодвинул дверцу, забирая с собой чистые брюки и облегающую водолазку. В ванне все встало будто на свои места, контрастный душ привел в чувства, а зеркало показало настоящую сущность внутри. И все же это не помешало одеться и выйти наружу, снова зайти в свою спальню и найти в шкафу совершенно не нужный и слегка барахливший пистолет. Схватив первопопавшуюся тряпку, ей начистили корпус, проверяя на наличие своих же отпечатков. Пальцы залезли в спортивную сумку, вынимая и крутя в пальцах одну единственную пулю, решившую в будущем судьбу человека.       Пистолет пихают в брюки, а пулю кидают в карман, после все это скроет накинутое сверху черное пальто, а сейчас Арсений отодвинул дверцу шкафа в изначальное состояние, сталкиваясь со своим отражением. Он рассматривал себя и свои глаза, все думая о том, что правильно решение принял. Длинные пальцы зачесали челку цвета смоли назад, голубые глаза съезжали все ниже по зеркалу и вскоре зацепились за спящего мальчика, укутанного в одеяло и носом зарывшегося в подушку.       Арсений развернулся к кровати лицом, медленно подходя к спящему Антону. Мужчина осел на колени перед бедным тельцем, через раз вдыхающее воздух, все осматривал и боялся дотронуться.       — Антон, — шепотом позвал мужчина, натягивая одеяло, под которым недавно лежал сам, на подрагивающее от холода тело. — Антон, слышишь меня? — поправляя края, спросил брюнет, на что лицо от недовольство скривилось, а ноги слегка побили по матрасу, будто отмахивались от надоедливого голоса. — Ой, посмотрите какой недовольный, — спародировал недовольную морду Попов. — Я знаю, что хочется спать, поэтому оставлю тебя здесь и не буду закрывать сюда дверь, слышишь? — медленно проговорил брюнет, не понимая: то ли парень вновь заснул, то ли слушал с закрытыми глазами. — Я должен уехать по делам, приеду только вечером, хорошо? — но в ответ тишина и недовольное лицо, зарывшееся в подушку. — Антон, — вновь позвал мужчина, выводя из царства Морфея мальчика.       — Мгм, — промычал юноша, лишь бы от него отстали и дали спокойствия.       — Я очень хочу, чтобы ты хоть что-нибудь съел. Со вчера суп в холодильнике стоит, вроде бы съедобный. Обещай, что поешь, ладно?       — Мгм, — снова, отмахиваясь рукой, угукнул в подушку мальчик, отворачиваясь от надоедливого человека на другой бок.       Кивнув, Арсений встает на ноги и выходит из спальни, прикрывая дверь, чтобы не шуметь и, наконец, выйти из квартиры.

***

      Практически пустые коридоры, в которых можно было встретить таких же навещающих, или докторов, но реже ходящих на своих ногах больных. Здесь по-настоящему пахло смертью вперемешку с лекарствами, что даже Арсению было жутко. Жужжания аппаратов было слышно даже в коридорах, а пищания изолиний резали уши. Ходящие по этим коридорам врачи, может, уже и привыкли, но посетителям было до боли грустно и больно смотреть и слушать борющихся за свои жизни людей.       Арсений шел сквозь эти длинные коридоры, где тускло горели через одного светильники, постоянно оглядывался назад, контролируя все вокруг. Вдруг на двери глазами замечает тот самый номер, сообщивший на администрации мужчине. Рука не медлит и тут же толкает дверь внутрь, куда после заходит и сам Арсений, сталкиваясь с шумными работающими аппаратами. Все пищало в разнобой, поддерживая жизнь в куске мяса. Попов замер, как только дошел до середины маленькой комнатки. Он осмотрелся по сторонам, замечая на подоконнике кучу бумаг со всей возможной информацией о состоянии пациента, чуть дальше от убийцы стояла широкая кровать с бортиками, а вокруг различные шумные аппараты, не дающие уйти на небеса.       Под всеми одеялами, пледом, накинутым сверху, лежало что-то отдаленно похожее на человека. Местами залатанные раны на лице, забинтованное плечо и будто слипшиеся навсегда глаза. Арсений разглядывал того, кто когда-то хотел показаться выше и сильнее самого убийцы, а сейчас не может даже встать. Мужчина схватил стоящий у стены стул за спинку и поставил его прямо около кровати, дожидаясь пробуждения Юрия.       Весь замотанный в трубках, с кислородной маской на лице, с ужасными черными синяками и запеченной кровью. Металл даже после такой аварии не смог выжить, а плоть до сих пор пытается выковылять обратно в жизнь. Странно все это было. Попов всмотрелся в лицо, понимая что будить такое месиво ужасно сильно не хочется, поэтому решает дождаться самостоятельного пробуждения Юрки.       Через некоторое время дыхание стало учащаться, но глаза не открывались. Почувствовав чье-то присутствие и услышав дыхание чужого человека, Юрка что-то пробубнил, думая, что обращается к медсестре.       — Я хочу пить, — еле дыша, сквозь трубки пробубнил Юрий.       — Так попей.       Но вместо женского голоса медсестры, киллер услышал мужской и когда-то уже встречаемый. Мгновенно разлепив веки, Юрка встретил перед собой тот самый черный силуэт, но только рядом не было того худощавого и высокого молодого человека, который играл роль любовника.       — Это ты? — обессиленно проскулил киллер прямо в кислородную маску. — Сенька, вроде.       — Арсений, — грубо поправил убийца.       — Нее, Сенька, — настоял на своем киллер, играя только по своим правилам даже в такой сложный ему момент.       — Ты хотел пить? — Арсений мгновенно встал и схватил первую попавшуюся бутылочку с водой, не думая о ее содержимом. — Так попей, — бутылку кидают прямо на кровать, но приземляется прямо на грудь переломанного во всех местах человека.       Юрий ужасно скорчился, мыча в кислородную маску от мгновенной боли, прошедшей по всему телу и заползающей прямо в извилины. Тяжелая бутылка не давала дышать, но вскоре сама скатилась и упала на пол.       — Захочешь попить — подберешь, — огрызнулся Арсений и снова сел на стул, зная, что тот не поднимется и не подберет. Как бы тот не хотел, но не сможет.       — А ты значит приехал мстить, да? — прошипел киллер, переводя свои глаза на убийцу. И только сейчас Попов заметил эти полностью красные глаза, залитые кровью. Будто после аварии не осталось ни единого живого сосуда.       — А ты догадливый, — хитро улыбнулся мужчина, закидывая на колено ногу в слегка обтягивающих брюках.       — … — Юрий кинул тихий смешок, корчась от боли. — Ну давай, попробуй, сделай мне хуже, — съязвил киллер, лишь мотая на подушке свою искалеченную голову. — Хочешь я тебе помогу? Смотри, Сенька, вот здесь, на левой руке, у меня остались недоломанные фаланги, а еще есть два целых ребра с левой стороны.       — Не нужны мне твои не доломанные кости. Это уже ни к чему. Просто приехал сказать, что на твое место нашли замену. Всего пару дней и ты стал никому не нужен. Вообще никому. В жизни все так резко может измениться, — Арсений покачал головой из стороны в сторону, радуясь своим же словам.       — Замену? И кого же? — с грустью и предательством в кровавых глаза спросил Юрий.       — Нуу, я долго сопротивлялся, но меня так умоляли, что все же решил помочь. Особенно за такую сумму, который предложил твой босс… — убийца будто облизывался, смотря на лакомый изнеможденный кусочек, который с каждым разом таял на глазах в лужицу беспомощности и никому не нужности. — Оказывается нет незаменимых, — Попов внимательно всматривался в реакцию киллера, который все больше ненавидел свою жалкую плоть. — Теперь ты никому не нужен. Может через полгода, когда ты встанешь на ноги и…       — Я не встану на ноги, — резко перебил Юрий, пронзая голубые адовые огни своими кровавыми. — Я никогда не смогу встать на ноги. И ты мне что-то будешь плести про беспомощность и незаменимость? Да я все знаю, Сенька. Все! Что я овощ на всю свою оставшуюся жизнь, и что ссаться я буду в кровать по ночам как старый дед, что плевать на меня хотели все. Ты думаешь, что ты один такой умный? Да хер там плавал, Сеня! Да я тяжелее ложки ничего не могу поднять. Я переломанный во всех местах, я изгибаюсь во все стороны лучше, чем гимнастки. Я ничего не чувствую ниже живота, я прикованный к кровати на всю свою оставшуюся жизнь. Хер свой не чувствую, ног будто нет, жру через трубки. И знаешь что? А ведь в этом виноват ты, — прошипел киллер, мысленно завязывая на своей шее петлю.       — Думаешь, что я тогда был за рулем большегруза? — с претензией высказался убийца, не понимая причем здесь он.       — А че ты дурачка из себя строишь? Ты думаешь я не видел тебя по зеркалам? Думаешь не знаю твой BMW? Да твоя машина как мишень по городу катается, притягивает взгляды всех кого надо и не надо. Я видел, что ты за мной следил, прятаться нужно лучше, — выплевал Юрий, зло снимая с себя кислородную маску, без которой киллер начал быстро задыхаться, но надевать ее снова не решался. — Я знаю, что это ты вытащил меня. Мне видео показывали, как некий мужчина в черном пальто все крутился вокруг моей смятой машины и все не решался вытащить меня наружу, — скривил свою морду киллер, пародируя ситуацию. — А че передумал-то?       — Надеялся на слова благодарности. Жизнь тебе все-таки спас, а ты недоволен чему-то, — скривился от мерзостности голоса Юрия.       — А смысл того, что ты мне жизнь спас? Я инвалид на всю жизнь. Это так мстишь мне за разборку в отеле? Да чтоб ты подавился своей гордостью. Я был бы героем, если бы погиб в аварии, а сейчас навсегда останусь посмешищем для своего босса и других преступников. Ты мне жизнь сломал. Оставил бы меня подыхать там, отмучился бы быстрее, а сейчас мучайся всю жизнь. Подонок ты чертов. Мразь, — сжимая челюсти, Юрий проклинал убийцу. — Членоглот ты херов, пидорас. Иди отсюда! Иди и дальше еби своего сопливого мальчишку! «Жизнь он мне спас», — спародировал киллер Арсения. — За какие такие геройства ты меня спас?       Юрий закрыл окровавленные глаза, понимая что задыхается после длительного монолога и крика на своего врага и конкурента. Уже бывшего конкурента. Но неожиданно в темноте на лице закрепили ту самую кислородную маску, валяющуюся на краю кровати, стремящуюся упасть на пол.       — Руки убрал! — попытался прокричать Юрий, но хрипы не давали даже разобрать слова. Попов даже не собирался подчиняться, продолжал поправлять маску на лице киллера, лишь бы тот дышал.       — Считай, что я спас тебя ради твоей же матери, — придумал отговорку Арсений, но промахнулся. Юрий лишь удивленно покосился на убийцу, мысленно крутя пальцем у виска.       — Какой, к черту, матери? Она сдохла от СПИДа. Я сын шлюхи и сутенера. И я сдохну под забором так же, если смогу на руках доползти. Пошел к черту!       Арсений кивнул в пустоту, понимая всей безысходности и ставя себя на место никчемного убийцы, который выбрал неверный путь, а дальше будет только гнить и мучиться.       — Я тебя понял, — рука отогнула пальто, хватаясь за рукоятку ненужного пистолета, а длинными пальцами нащупывая в кармане единственную пулю. — Сам решишь что с этим делать.       Корпус пистолета напоследок рукавом пальто протирают, боясь оставить свои отпечатки, и осторожно кладут на край кровати рядом с опухшей и синей рукой, чтобы не далеко тянуться. Пуля же занимает одно из главных мест, ее ставят острием вверх прямо на грудь неровно дышащего киллера, запутанного в трубках от аппаратов для поддержания жизни.       — Не сочти это за доброту. Мне плевать на тебя, просто мне не нужны проблемы, — Арсений забирает за собой стул и ставит его на прежнее место — около стенки. — Надеюсь, рука у тебя поднимется.       Ни сказав больше ни слова, мужчина разворачивается к двери лицом, а после в полной тишине выходит. Юра на хлопок двери повернул голову, затем растерянно посмотрел на пулю, рассматривая слегка заостренный кончик и плоский низ. «Свинцовая тварь» будто пялилась в ответ.       Опухшие синие пальцы хлопали по матрасу больничной кровати, пытаясь достать рукой до холодного металла оружия. И пальцы все же подцепляют его, притягивая ближе и с болью в руке медленно поднимают, пытаясь открыть патронник. Сквозь неимоверную боль во всем теле, мечтая побыстрее от нее избавиться, Юрий, еле поднимая опухшие руки, трясущимися пальцами запихивает «свинцовую тварь» прямо в предназначенное для нее место — в патронник.       Курок взвели, и на ответный щелчок Юрий зажмурил глаза и дрогнул от смертельных мурашек, бегающих по всему телу и забирающихся прямо в голову. Дрожащую и пульсирующую руку поднимают прямо к голове, сжимая в потной, разрезанной когда-то металлом своей же машины ладони пистолет. Дуло соприкоснулось с виском, и напоследок Юрий сжал в пальцах кислородную маску, полностью срывая ее с лица и укладывая на грудь.       — Нуу… В добрый путь?..

°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°

      Вышагивая по коридору, Арсений лицом к лицу встретился с одной милой особой, которая выходила из палаты с тяжело больным пациентом. Она зачем-то улыбнулась убийце и тут же опустила глаза. Сразу было видно, что эта весьма молодая особа была еще неопытная медсестричка, помогающая в этой больнице. Арсений не смел улыбнуться в ответ, он просто пялился сквозь нее, даже толком не замечая ее глаз. Они разошлись как в море корабли, но после Попов встретился и с самим врачом, разглядывая на лице статного мужчины небольшую бородку и хирургическую тканевую маску в руках. Врач нахмурился, в темном коридоре пытаясь рассмотреть странного гостя, но лишь проходит мимо.       Прямо около поворота на лестничную площадку Арсений засовывает в карманы темного пальто ледяные как смерть руки. Но вдруг по всему коридору разносится пугающий звук выстрела. Убийца от резкого грохота сжимает глаза и останавливается, вздрагивая всем телом.       На этот выстрел побежала молоденькая медсестра, но какова была ошибка… Открыв дверь в палату, девушка завизжала, оглушая громким криком ужаса чуть ли ни всю больницу. Теперь эта картина будет появляться ночью в кошмарах, а работать впредь в больницах будет испытанием. На крики девушки в палату забежал и сам врач-хирург, хватая девушку за плечи и вытягивая обратно в коридор, чтобы отгородить впечатлительного человека от такого ужаса.       С паникой в глазах врач повернул голову в сторону того странного человека в черном пальто, который вышагивал строго в сторону лестницы. Лишь на долю секунды Попов оборачивается за свою спину, вдалеке высматривая ревущую девушку и замечая пристальный взгляд хирурга. Развернувшись, нога перешагивает порог на лестничную клетку…

***

      Полностью опустошенный, закрывая за собой входную дверь и зло пряча ключи в карман, Арсений бросает пальто на вешалку, не имея никакого желания разуваться. По привычке, думая что Антон лежит в его кровати и корчиться от голода под одеялом, мужчина идет сразу на кухню. Но выйдя из-за стенки, голубые глаза натыкаются на мальчика.       Антон сидел за столом, жадно заглатывая пищу, ложкой стуча по дну тарелки, не разбирая что жует или проглатывает. Раздирал кусочек хлеба, будто кто-то вот-вот отберет, ложкой проталкивал смоченный мякиш глубже, чтобы в рот поместились еще и кусочки курицы, картошки и морковки, заливая сверху бульоном. Мальчик ел, с желанием и горящими глазами поднял тарелку, переворачивая, чтобы залить остатки, которые ложкой не зачерпнуть. С грохотом поставил тарелку на стол и кинул туда столовый прибор, переключая все свое внимание на оставшийся кусочек хлеба, длинными пальцами надламывая и запихивая в рот кусочки и крошечки.       Арсений любовался такой непревзойденной картиной. Это было чудо. Мужчина тихо облокотился о стену, наблюдая за мальчиком со стороны. От шуршания в коридорчике юноша испуганно отскакивает на стуле, поворачиваясь лицом в сторону брюнета. И вновь эти глаза загорелись и засеяли изумрудными цветами. В них снова появилась сила и частичка жизни.       Арсений не мог налюбоваться этими глазами, смотрящими прямо на него. Они как-никогда заставляли продолжать бороться.