Санкт-Петербург (Пулково) — Пардубице (Пардубице)
Матвиенко бросил билет на столик в своем номере, следом бросил паспорт и чеки. Дата вылета в Чехию была назначена на завтра. С билетом проблем серьезных не возникло, с этим помогли ему, как он любил говорить, «полезные связи». Взамен на место в самолете Сергей за счет заведения покормит «помощников», а если те захотят, даже напоит пятизвездочным коньяком и разрешит выбрать на ночь девочку с шестого этажа. — Наконец-то я избавлюсь от него, — радостно, но все же с нотками усталости, буркнул Сергей под нос и шлепнулся на кровать. На подушке разлилась улыбка, и мужчина уже хотел побыстрее заснуть, чтобы наступило долгожданное «завтра», но часы пока еще показывали время обеда. Матвиенко встал, собрался, вновь привел себя в порядок и вышел на обед в ресторан в холле. Мальчишку он там не застал, как и во время завтрака. Барная стойка тоже пустовала, а зататуированный бармен скучал, двадцатый раз протирая одни и те же бокалы и так уже начищенную до блеска стойку. Настроение Сергея поднялось еще выше. Сегодня как будто птицы пели о скором счастье. Пусть общение с Димой было только по поводу самочувствия общего друга, но армянин был согласен даже на минимальные звонки, похожие на эти:» — Сняли повторный ЭКГ. Сам Арсений говорит, что иногда хватается за грудь.»
Или» — Сегодня провели еще одно стентирование — расширили сосуды. Арсений устал и спит.»
Или» — Назначили сегодня новые антибиотики — Арсения от них рвет.»
Матвиенко был рад любому звонку друга, ведь самому ему было сложно взять и набрать номер Позова. И он не знал почему. Может гордый? Весь персонал отеля заметил, что хозяин начал по-другому себя вести. Стал по своему добрым и тихим в поведении со своими подчиненными. Это заметил и официант, который принес хозяину его суп. Тот сказал: «спасибо», — и вежливо попросил принести кусочки черного хлеба с изюмом и семечками. Официант кивнул и быстрым шагом направился на кухню — шушукаться с коллегами и выяснять причину мягкого вида. Все сошлись на мнении, что с утра Матвиенко успел приложить рюмку горячительного.***
Антон так сильно хотел схватить телефон и позвонить. Для начала маме, и сказать ей, что он жив, что все в порядке и он скоро приедет, но Арсений строго запретил этого делать до пересечения границы. Позвонить и узнать, как добраться до родительницы, Антон сможет только в Чехии и только с местной симки. Тогда Шастун захотел набрать номер Арсения. Узнать о самочувствии, просто поговорить и просто попрощаться, но Попов запретил и это. Мужчина попросил набрать его только один раз и только по прилете в Чехию, чтобы больше не мучить себя мыслями о расставании. Теперь мальчишка остался лишь с самим с собой наедине. Он все думал, как произойдет его встреча с мамой, с каким выражением лица она его встретит. Будет ли она рада? А может она будет недовольна? А самолет? Какого это лететь на самолете? До этого про летающих железных птиц парень только слышал и видел в небе, а сам не имел возможности путешествовать. Предстоящее бросало в дрожь. Как хотелось заглянуть в будущее и узнать что там… оно наверняка не понравилось бы мальчишке.***
К вечеру, когда уже начали просыпаться ранние пташки-преступники, Антону захотелось спуститься вниз. Он уже позабыл об Ире, о девочках с шестого этажа, которые каждые выходные пересматривали их любимый фильм «Красотка», позабыл о бармене Эдуарде, дающему хорошие советы, а иногда молча выслушивая все жалобы клиента-друга. Шастун не хотел их даже видеть. Не потому, что они казались ему отвратительными, существующими в этом ужасном месте, а потому что последний день в России он хотел посвятить себе. Прощание с Петербургом, пусть даже прощаться будет из окна своего номера, где открывались виды на дорогу и парковку. Антон был готов даже смотреть в пустое небо, выдумывая на нем все свои несбывшиеся мечты. В голове парень точно будет фантазировать о последней ночи, которую проведет с похитителем. Ему не хотелось есть, он не мог залить в себя воды, но желудок по-прежнему скручивало в спираль, прося хотя бы крошечку хлеба. Почему-то мысли дошли до того, что если не появляться в ресторане весь день, то Матвиенко заметит и пожалуется другу. И может Арсений позвонит сам и отчитает? Тогда Антон услышит его голос и попрощается. Попрощается по-нормальному, с теплыми и ласковыми словами. С фразой «Я не забуду тебя». Но шатен упустил одну огромную важную деталь — Сергею было абсолютно плевать на голодающего пацана. Тот сделал все, чтобы юноша продолжал существовать ради его выгоды и пользы для Попова: забрал в отель, выделил целый номер, разрешил бесплатно есть в ресторане, гулять по длиннющим коридорам на этажах и кататься на лифте. А то, что парнишка отказывался от данной роскоши, Матвиенко уже никак не волновало. С данными мыслями Антону перехотелось появляться в холле. Вместо этого он решил зайти к Сергею, узнать о завтрашнем плане и о времени вылета. Шастун вяло вышел из номера и поплелся по коридору, прижимаясь к стенам. Они будто сжимали по бокам и давили, не давая шанса глотнуть воздух. 310 Шастун стоял нос к носу с цифрами номера армянина. Он как-то странно помялся у нее, почесал истерично руки и погрыз ноготь. Вновь во рту появился вкус крови. Палец испугано вытащили на свободу после короткой пытки зубами. Костяшками парень три раза постучал в дверь, не замечая ответа по ту сторону. Никто не хотел отворять. Тогда Шастун посмотрел по бокам, контролируя пустой коридор, и постучал снова, крикнув в дверь: — Это я. Никто не собирался впускать мальчишку внутрь. По какой-то нахлынувший храбрости, Антон ладонью лег на ручку, и в замке что-то хрустнуло. Номер открылся. Мигом запрыгнув внутрь, чтобы никто не заметил, Шастун прижался к стенке и принялся со всей осторожностью закрывать дверь, обуздав скрип несмазанных петель. Внутри было так тихо, что чувствовалось, будто кто-то притаился за углом и был готов выскочить, как только чужак проберется дальше. Поэтому негромко дал о себе знать: — Сергей? Я зашел, было открыто. Но я стучался. Но в ответ не послышалось ровным счетом ничего. Матвиенко и Шастун удачно разминулись, сама судьба повернула обоих друг к другу спиной и направила в разные стороны. Теперь же хозяин отеля набивался в друзья к очередному влиятельному спонсору, угощая того сытным ужином и дорогим виски, а мальчишка осматривал номер сутенера. Здесь было просторно и, в каком-то смысле, уютно, лучше чем в квартире жилого здания. Антон пробрался в гостиную и уставился на широкую плазму. Она была по правде здоровенная, какую парень видел только в кинотеатрах. Диван, обшитый белой кожей, круглый в меру пушистый ковер. Весь интерьер казался богатым, каким и являлся на самом деле. Это могло отпугнуть, и Шастун слегка попятился назад, как тут же встретил глазами проход в спальню. Слегка помявшись, растирая свой лоб, борясь с любопытством, юноша все же шагнул на встречу с берлогой хозяина данного отеля. Она была уже чуть поменьше и более уютной. Большая кровать, маленькие тумбочки по бокам и балкон за окном. В номере же пацана балкон был забаррикадирован — с двери сняли все ручки, которые позволили бы выйти на улицу без спросу. Антон нагло сел на кровать с белоснежным бельем и принялся вертеть головой. Казалось бы, пустота, ни одной личной вещицы, но ящики так и манили узнать о тайне Матвиенко и о скелетах, запертых в шкафу. Шастун бессовестно полез в тумбочки. Он тихо открыл ящик, остановился на середине и осмотрелся, прислушиваясь к шорохам, после выдвинул ящик до конца. Внутри было набросано много бумаг. Каких? Антон не мог даже понять: то ли купля-продажа, то ли аренда, то ли кредиты, то ли еще какой-то ненужный набор текста и цифр. В бумагах юноша не разбирался, а вчитываться в заумные словечки ему было ни к чему. Шастун пошебуршал, попутно выбрасывая на пол все ненужное, и наткнулся на первую интересную вещицу — ключи. На брелке буквы BMW дали знать, что они принадлежат машине. А такие ключи, именно с таким брелком Антон видел только в руках у убийцы. Парень за колечко поднял ключики вверх, махая им прямо перед своим носом, и с такой же осторожностью положил их с краю. Дальше рука начала раздвигать новые договоры и нашла на дне карту. Одну единственную банковскую карту, забытую сутенером со времен своей молодости. Возможно на ней могло лежать чуть больше тысячи, а может и того больше. Антона это не заинтересовало. Он накрыл карту бумагами так же, как они лежали до этого, и закрыл тумбочку. Пантерой шатен перелетел кровать, почти не помяв одеяло, и принялся за второй ящик. В этой тумбочке все было из личного архива: забытые конверты, покрывшиеся пылью, старый раскладной телефон и много мелочевки. Антон первым делом потянулся к телефончику, раскрыл его и принялся жать на кнопки, заставляя проснуться от вечного сна. Квадратный экран загорелся тусклыми противными цветами, что пришлось щурить глаза и разглядывать мелкие картинки и пытаться выжать залипающую кнопку. Здесь даже была галерея, и далеко не пустая. Разобравшись с управлением, парень с удовольствием сунул нос в еще одну личную жизнь. Фотографии были смазанными и в плохом качестве, но от такой камеры никто не ожидал чего-то экстраординарного. Первой фотографией была с непривычным для юноши лицом Сергея. Молодой, лет чуть старше двадцати, еще без длинных волос, а с отличной прической. Антон пожал плечами и перелистнул дальше, оставив без внимания проколотые уши с довольно яркими серьгами, и губы в бальзаме. Дальше в галерее все чаще начал мелькать его новый друг — Арсений. На фотографиях, сделанных чуть ли не исподтишка, молодой брюнет выглядел задумчивым и тихим, каким сейчас Антон его не назовет. Юноша завис, разглядывая похитителя, которого в будущем ждала непростая судьба. Дальше шли неподдающиеся логике снимки, которые были у каждого, но удалять почему-то это никто не спешил. А следом появился новый знакомый. Для Антона он был врачом, который работает сейчас в отделении кардиологии, а на тот момент для всех он был «псевдо-Живаго». Причиной такой клички послужило то, что мужчина ходил в белом халате, будучи врачом спасая жизни, а по кодовым словам перевоплощался в Дьявола, раскладывая перед заказчиком блистеры и ампулы со шприцами, каких не продавали в обычных аптеках, а заказывались больницей под кучу бумаг и росписей и считалось все до единого миллиграмма. За это в Петербурге довольные клиенты прозвали Позова в шуточной форме «мистер псевдо-Живаго». После ареста кличка и Дима навсегда растворились в головах у преступников. Дальше пошли фотографии чуть поживее. В них все чаще мелькал врач и Арсений — вместе на очередном собрании. Дальше подключилась некая девичья фигура. Круглые глаза, острый подбородок и тонкий носик. Она застенчиво улыбнулась, как только заметила направленную на нее камеру от телефона. А на заднем фоне размазано виднелась все та же недовольная чем-то тень убийцы. Перелистнув дальше, Антон вновь встретился с девушкой брюнеткой, и дальше, и потом, и еще, а последняя была с запечатленным на память ругающимся Арсением и смеющейся девушкой, половиной вышедшей в кадр. Последнее в галерее было какое-то темное видео. Его Шастун решил оставить на десерт, боясь не успеть посмотреть, что спрятано от глаз за пыльными конвертами. Послышался хруст бумаги — конверт безжалостно порвали, а оттуда вывалились фотографии на плотно напечатанной бумаге. Неужели этот конверт служил для Сережи альбомом? Это было так омерзительно глупо. Антон подполз на четвереньках к кровати и начал их раскладывать. Здесь троица — местная банда, сформировавшаяся в порыве дружбы и взаимовыгодной помощи. Сидели на кухне неизвестной квартиры и тупо смотрели в камеру, не желая даже улыбнуться. А здесь уже ребенок. Даже точнее было бы сказать младенец с розовыми щечками, завернутый в розовый девчачий конвертик с бантиком. А тут врач-кардиолог, он же и Дима, стоял со своим первенцем на руках, который был завернут в точно такой же конвертик и перевязан точь-в-точь похожим бантиком. Рядом же стояла слегка бледная девушка, облокотившись на плечо своего мужа. На обороте было написано:Назвали Савиной Прислал тебе фотографии, надеюсь тебе их передали. Думал, что ты можешь порадоваться за меня…
В ответ на обороте написали:Нет!
На следующей присланной фотографии был уже Арсений. Слегка зажатый, растерянный и забитый, но выражение лица все же излучало такое незабываемое чувство ответственности за рожденное чудо, которое он держал на руках. От фотографии веяло мягким характером и упокоением рвущейся во все щели души мужчины. На обороте не было никаких посланий, эта фотография прислана самому близкому преданному другу, чтобы поделиться радостью. Одной единственной радостью, которую Попов обрел в свои двадцать четыре. Потом Антон увидел фотографию какой-то девочки, которую ранее будто бы видел. Она была со знакомыми голубыми глазами и до ужаса черными волосами. Девочка была единственным улыбчивым человеком, которая напоминала свою мать. А последняя фотография была сделана недавно, это Антон понял по дате, напечатанной внизу в углу. Два года назад, и вновь ребенок. На обороте написано:Теодор Дмитриевич Жду, когда у тебя появится ребенок с твоей фамилией и отчеством.
В ответ криво написали:Ненавижу детей. ТВОИХ ДЕТЕЙ!
Шастун не стал собирать то, что разложил на кровати Матвиенко. Все эти фотографии напомнили о семье, которой у парня никогда не было и вряд ли появится. У него в голове назрел болезненный вопрос: «А почему я не могу быть членом этой семьи?». Антон опустошенно оглядел номер и заметил на столике то, к чему юноша шел в первом порядке. Там лежал завтрашний билет на самолет, в стране которой Шастун найдет свою семью — маму. Но она была настолько скрыта в памяти сына, что он помнит только плюшевого Мишку, подаренного в два года на день рождения, и ее голос по телефону. Больше Антон о маме не знает ничего. Фотографии молодого Арсения казались ближе, и тянули с иной силой. Придя в себя, шатен решил посмотреть напоследок оставленное видео на телефоне-раскладушке. То, что было снято Сергеем когда-то в молодости, когда бушевала страсть в организме мужчины, поразило до тошноты. Антон смотрел это, а комок рвотных масс был готов выйти с секунды на секунду. Шастун прекратил свои мучения, остановив видео на начале. Парень не хотел знать ТАКИХ подробностей об армянине. Антон сорвался с места, похватав, как ему показалось, достаточно ценные вещи. Одно он знал точно, ключи от машины принадлежали Арсению и его BMW, который был найден и возвращен к дому убийцы. А ключи, которые парень схватил попутно с банковской картой Матвиенко, пока были только ненужным металлом, дергано засунутых в карман штанов. Шастун выбежал ужаленный пчелой из номера Сергея, оставив разбросанные вещи и вытряхнутые ящики тумбочки. В спальне творился беспорядок из бумаг, фотографий и звуков из видео с телефона.***
Он жался к стене, стоя на лестнице, изредка выглядывал в холл и пялился в нужном ему направлении. Два амбала. Два мужика больше Антона раза в четыре, и выше на две головы. Всегда юноша поражался тому, откуда люди берутся для этой профессии. Они такими рождаются или их как курочек обкалывают гормонами? Шастун вновь спрятался за стену, разгоняя в своей голове идеи. Не было плана А, что уж там говорить о плане В? Было только лютое желание вырваться из клетки, в которую посадили младшенького насильно за желание расправить неокрепшие сломанные крылышки и взлететь. Антон выдохнул, отправляя все мысли о провале в бездну, и сделал четкий шаг с лестницы в холл, как тут же попятился назад с перепуганным видом. — Матвиенко. Сергей, пялясь в свой телефон, попутно решая дела в переписке, торопливо перебирал ногами к лестнице, желая добраться до своего номера как можно быстрее, чтобы отдохнуть от тяжелого дня и ждать чудесное завтра. Он даже не заметил парня, который растерянно мельтешил то вправо, то влево, не имея смелости выбрать путь, куда бежать. Шастун сорвался с места только после того, как чуть лоб в лоб не столкнулся с армянином. Мальчишка побежал по лестнице вверх, пробегая этаж за этажом, добираясь до третьего, где и размещался номер хозяина. Там, преодолев еще несколько ступеней, Шастун остановился на лестничной площадке между третьим и четвертом. Присел на корточки и принялся высматривать Сергея из-за угла. Вскоре поднялся Матвиенко, уже ругаясь с кем-то по телефону. — Я плачу такие деньги за то, чтобы вы переливали дешевый «Арарат» в бутылки из-под Courvoisier L’Esprit Decanter, которым сто пятьдесят лет выдержки? Вы предлагаете этим пойлом травить моих клиентов? Думаете, мне не дорога моя карьера? Замените все на алкоголь подороже — у меня завтра праздник. Сергей скинул трубку и пошел в сторону длинного коридора, чтобы скрыться за дверьми просторного номера, но за его спиной чудесным образом появился неизвестный мужчина, старше хозяина отеля чуть ли не вдвое. — Сергей, — хлопнул тот армянина по плечу, что заставило испугать и развернуться лицом к собеседнику. — Лев Маркович? Как неожиданно? Чем обязан? — начал подстилаться Матвиенко под спонсора. — Заехал поговорить о делах и об отеле. Ну и поблагодарить твоего киллера за работу, а то он не берет от меня трубки. Обижает это, Сережа. С ним что-то случилось? — любознательно спросил Лев. — Да нет, конечно. Что с таким может вообще случиться? Он пули глотает и кровью питается, здоровее людей не видал, — врал армянин, внимательно высматривая в глазах спонсора каждое предложение, чтобы поддакнуть и подлизать наперед. — Хочу с ним увидеться. Может поговорить о еще одном заказе. Он же не откажется от хорошей суммы? — Я… Я не могу решать такие дела за него, но обязательно передам все, что вы просили. Он, видимо, сейчас на заказе, поэтому не появляется у меня и не берет трубки. Ну вы сами понимаете, что это опасно и… — Матвиенко уже не хватало дыхалки, чтобы заикаясь прикрывать задницу друга, который только оклемался от инфаркта. — Да, конечно. Дела не простые, нужно уважать безопасность, особенно если я хочу, чтобы он на меня поработал еще чуток. Но я приехал к тебе по одной очень деловой теме, Сергей. А что если в отеле сделать одну вещицу, которую я, как спонсор, оформлю за свои деньги, но процент от прибыли ты будешь получать меньше обычного?.. Поняв, что этот разговор затянется на бесконечное количество времени, Антон пополз на четвертый этаж. Проход на лестницу, где можно было спуститься в холл был заблокирован хозяином отеля и его поручителем, но лифт с радостью мог доставить мальчика туда, куда тот сам пожелает, лишь бы тот нажал кнопку этажа. Нервно тыча на кнопку вызова, надеясь, что от этого лифт приедет быстрее, Антон крутился на месте. Лишь бы никто не зашел следом. Как парень и молился, он ехал один, разминая себе шею, плечи и ноги. — Сделать испуганный вид. Сделать испуганный вид, — бубнил мальчик себе под нос, вживаясь в роль жертвы и испуганного слабака, которому непременно нужна была помощь посторонних. Подделав вид дрожащих коленей, Шастун, оборачиваясь за свою спину, поплелся к выходу, проходя весь холл и огибая барную стойку. Он сделал довольно твердый шаг в сторону двери, откуда заходили гости, но твердая рука яростно перегородила путь юной «птахе». Вот-вот и амбал бы схватил парнишку за шкирку и пнул обратно в холл, но шатен жалостливо схватил охранника за пиджак, умоляюще смотря прямо в глаза. — Помогите. Он… он ждет меня у номера. Антон поражался самому себе. Как он мог пустить лживую пустую слезу, и вцепиться за того, кого так боится и обходит стороной? Охранники у входа переглянулись, хмуря свои хари. — Кто? — Мне нужна помощь. Он… он вчера сидел за тем столиком, — шатен дрожащей рукой показал на первый попавшийся столик, выстраивая свою лжеисторию об изнасиловании. — Он показывал ужасные жесты, намекал, что я ему отсосу. Для правдоподобности юноша подносил сжатый кулак ко рту и языком толкал щеку изнутри. Охранник скривился от показа нелицеприятного жеста. — Он смотрел на меня весь ужин, а потом пошел в сторону туалета. Я убежал. А сейчас он стоит у моего номера и ждет меня. Антон ужасающе обернулся за свою спину, будто пугаясь кого-то там увидеть. — А… Матвиенко об этом знает? — спросил второй. — А что он? Вы же здесь порядок. Если вы мне не поможете, то когда меня изнасилуют, я расскажу все Сергею, и вас уволят, — парень перешел на шантаж. Амбалы переглянулись и встали в стойку лютых мужиков, готовых громить и рушить все, лишь бы не встречать злого и ужасного Матвиенко, ранее приказывающего следить за «худощавым придурком». — Пошли. Охранник взял крупной сильной ладонью локоть пацана и повел того в сторону лестницы. — Покажешь где он. — Мы его скрутим, — грубее сказал второй, вышагивая рядом с коллегой. — Надо было раньше сказать, мы бы решили. Антона сжало от реального страха. Хватка была настолько жесткой, что амбалы с легкостью могли довести шатена до его номера. Но уроки Попова, направленные на самозащиту, легли далеко не бесполезным грузом на плечи мальчика. Он упал на колени, повисая на руке охранника всем весом, ломанул свою руку вниз и вывернулся так, что рука чужака перекрутилась, и от боли у того свело пальцы. Ноги. Они прыгнули назад и почувствовали силу. Быстрее пули, на одном топливе из мечты и желаний, Антон влетел в свободные двери на выход, откуда отвел охранников. За ее пределы, там где было солнце, ветер, свобода. Свобода. — Черт! За ним! Быстрей! — крикнула охрана на весь холл, что взбудоражило всех преступников. Каждого заставило встать со своих столиков и смотреть на развитие ситуации. Первая пара выбежала мгновенно за парнем, далее по крикам в рации выбежали и остальные. Их собралось не меньше десяти человек, которые с легкостью могли переломить как тросточку каждого сидящего в этом зале. Антон расталкивал на входе всех, кто стоял на пути, рычал страшнее пантеры, кто из прохожих пытался остановить его, был мощнее медведя, изворотливее кошки. Поскальзываясь на лужах, Антон был готов выбежать на оживленную дорогу, где разметало бы бедолагу по всей проезжей части. Он отпрыгнул от пронесшейся перед носом машины, и рванул в другую сторону — по тротуару, где группками шли люди. Он слышал агрессивные оры за своей спиной, но ноги с каждым полетом через лужи, становились крепче и сильнее. — Вернись, придурок! Остановись! Но он поймал ритм дыхания, ему были не страшны никакие расстояния. Парень оббегал людей, летя на реактивных ракетах, не зная преград, не видя страха. Мчался от отеля подальше, становясь все быстрее. — Стой! — Дорога! — Красный! Но охранники кричали так далеко, что Шастун не расслышав, выбежал на пешеходный переход. Но так поздно увидел красного человечка на светофоре, что не успел понять, как в бок со всего удара прилетела машина, не сумевшая затормозить на мокрой дороге. Ни боли, ни страха, ни испуга. Вдруг все так стало темно и не так холодно. Мечты превратились в прах, семья развалилась в труху. Один Арсений, лишь он в полной тишине поцеловал в лоб своего мальчика, погладил по волосам и тихо-тихо прошептал на ушко:«Вставай»
Антон, сжавшись в калачик, разлепил глазки. Все показалось таким ярким, будто мир окрасился в белые цвета. И сквозь крики водителя, выбежавшего на улицу, парень начал различать цвета. Небо — голубое, асфальт — серый. Дома — светлые, машина — черная. Шатен спокойно начал осматриваться по сторонам, видеть людей, закрывающие свои рты, и проезжающие будто ни в чем не бывало автомобили. — Я сяду! Я убил человека. Я убил… Шастун посмотрел под себя и увидел черный бампер, на котором сам разлегся. Он был слегка помят от удара, но лобовое стекло было целым и не испачканным кровью. И только через несколько секунд тишины встретился с глазами водителя, который посадил пешехода-суицидника на капот. При шокированном и потерявшим дар речи водителе Шастун слез с его машины и медленно начал ковылять на другую сторону дороги. Под полную тишину прохожих, парень скрылся с места ДТП, а ошарашенные люди попросту расступились перед воскресшим молодым человеком. В голове это не уложилось, и шатен почему-то начал бежать дальше, только уже медленнее и слегка прихрамывая на одну ногу. Он помнил, что нужно, но «зачем?» уже не понимал. Раз бежал, то зачем-то нужно было. Вот юноша и кинулся дальше по прямой, забыв про охранников. Даже скрип колес, раздавшийся на всю улицу, и жесткий удар чего-то металлического о чего-то чуть менее тяжелого, не дал повод задуматься, что бежать было уже не от кого. Но на автомате юноша рысью стремился вперед.***
Матвиенко тяжело завалился к себе. Теперь никто не достанет его с расспросами и новыми предложениями об улучшении отеля. На сегодня мужчине хватило дотошных слов «проценты», «спонсор», «поручитель», «дивиденд», «рента». По ночам армянину все чаще начинают сниться потные переговоры с новыми «связями». Что-то явно нужно было менять в своей жизни. — Все, — поставил точку Сергей. Он зашел в гостиную, покрутился около телевизора, думая сесть посидеть — отдохнуть, но диван показался не таким уж и удобным для отдыха. Он уселся в кресло, потер усталые глаза, и вновь встал. Нет, кресло тоже не было таким уютным. Поэтому он направился в спальню, надеясь, что кровать унесет его в завтра. — Не понял, — прошипел Матвиенко под свой нос. Кавардак. Нет, это был хаос. Разбросаны личные вещи мужчины по всей кровати, вывернуты ящики наизнанку и валялись мелкие кусочки порванной бумаги. Отключившись от мира, армянин испуганно присел на корточки перед горсткой мелких порванных бумажечек. — Нет-нет-нет, — дрожащим голосом прошептал Сергей, складывая отрывки вместе. Буковки складывались в слова, а они в свою очередь сложились в страну.«Чехия»
Билет был разорван с такой агрессией, что кусочки затерялись по всей спальне. — Как? Нет. Что это? — Сергей не мог найти ответы, бьющимися в истерике ладонями перебирая завтрашний билет из Петербурга в Чехию. Билет на самолет превратили в труху, как и мечты Сергея. В кармане завыл телефон. Мужчина не сразу почувствовал вибрацию в кармане, но увидев номер одного из своего персонала, кинулся выслушивать. — Сергей Борисович… — начал тот, глотая нервно слюну. — Я… я не слышу тебя. Почему так шумно? Что за звуки? — грозно спросил хозяин, от чего охранник на том конце повертел головой. — У нас проблема. Большая… Амбал подошел к машине с помятым бампером и посмотрел вниз, на своего коллегу, который обливался кровью, всячески хватаясь за свою жизнь до приезда скорой помощи. — Сбили одного охранника. Рядом с отелем. — Сбили? Какого черта? Крепкий мужик посмотрел на дружка, который все стирал со своей головы текшие струи крови, а из раны сочилось с каждым разом больше, утекая по асфальту и образовывая кровавые лужи у колес. — Мальчишка. Он выбежал и… Мы пытались его догнать, но… Одного сбил на полной скорости автомобиль, а мальчишку потеряли. — … — Его сейчас ищут. Он не мог убежать далеко от отеля. Сергей Борисович, мы сделаем все, что в наших силах. Мы найдем мальчишку, он бегает где-то здесь. Будем смотреть на камеры… Сергей сбросил. Он медленно начал оседать, думая, что сядет на край кровати, но колени подкосили тело, и оно тяжело упало на пол. Выронив из руки трубку, мужчина свободными руками схватился за волосы. Растрепал хвост и пустил несколько слез отчаяния, мысленно видя, как Антон бежит по опасному Петербургу абсолютно беззащитный. — Арсений. Господи, Арсений. Я убил Арсения, — паника вылилась в дрожащие руки, и Матвиенко, схватив свой мобильник вновь, швырнул его в стену. — Я убил друга!!! Хозяин орал с горечью во рту, что хотелось разорвать глотку и выплюнуть гланды. Язык щипало отвратительными ароматами желчи. И только спустя минут пять, когда в голове прокрутились все ужасные мысли в мире и мужчина начал стихать, Сергей для чего-то начал сбрасывать с кровати все распечатанные отправленные фотографии. Перед глазами мелькнул маленький экранчик телефона-раскладушки. В нем кто-то беспардонно лазил и смотрел единственное видео, которым с легкостью можно было шантажировать Матвиенко и просить свои условия, лишь бы сохранить все втайне. Сергей потянулся к своему старому телефону двумя открытыми ладонями, будто экран излучал священный свет. Подрагивающим пальцем нажал на плей и замер. — Что вы будете делать? — Буду делать тебе приятно. — Приятно? А как? — Как я этого захочу, так и будет. Захочу — потрогаю тебя, а захочу — подрочу. Смотря какое у меня настроение? — А какое у вас настроение? Видео вышло из темноты, камеру направили на лицо, у кого было смешанное настроение: то ли игривое, то ли слегка смущенное, то ли очень грубое. — Ты что, снимаешь? — А вы мне хотели запретить снимать? Чтобы было чем шантажировать вас в суде, — свой голос Матвиенко узнал, хоть он был мягче и выше в те года. — А ты не боишься, что этим будут шантажировать тебя? — Я очень хочу, чтобы вы меня шантажировали. Прямо сейчас. Камеру вновь навели на человека и тот мрачно посмотрел в камеру. После человек, видимо, смирился и потянулся к низу оператора. Лицо не краснело, будто это дело было вовсе не постыдным и далеко не единственным случаем, заснятым на камеру. — Послушайте мое сердце. Слышите, как стучит? Матвиенко в порыве злости захлопнул раскладушку и со всего размаху отправил парить телефон из спальни в гостиную. — Черт! Мразь! Вот же мразь!***
Откуда-то ехали машины. Черный, белый, черный, желтый. Все было так запутано. То ли пасмурные оттенки, лужи и темные грязные здания, то ли тут же желтое такси, пронесшееся стрелой по мокрому асфальту. И куда эти водители так торопились? Там какой-то офисный работник опаздывал в аэропорт на очередной рейс, который отправит его в командировку. А там мужичок с бородкой брутально вел ладу, держа руль, обшитый дешевой кожей, одной рукой. Насколько брутально будет после, когда одной рукой водитель не сможет увернуться от летящей в него машины? Антон косыми глазами осмотрел незнакомую улицу. Это еще Питер или уже другой город? Парень не мог понять сколько прошел и насколько далеко убежал, но уже знал точно, что ноги выли о появлении кровавых мозолей. Шастун волочил ноги за своим телом, или тело волочил за головой. Попавшаяся на глаза скамейка сумела спасти ситуацию. Парень шлепнулся на мокрые деревянные дощечки и уткнулся носом в дрожащие от сырости и холода ладони. Бок побаливал. Шастун и вовсе забыл, что им он встретил автомобиль, когда сам перебегал на красный, боясь попасться охранникам. Это будто выбило из головы растерянного перепуганного мальчика, когда приземлился лбом об капот и свернулся на нем в клубок, вслушиваясь в боль. Под мерзким дождиком, Антон просидел более часа — пытался прийти в себя. Время от времени шерудил у себя в карманах и рассматривал украденные вещи. Одной из самой любопытной стали ключи от BMW. Эти ключи Попов таскал с собой везде и повсюду, их с чужими не перепутаешь точно. Антон подцепил ключи за колечко и потряс ими перед своими глазами. В кармане парень нашел еще и пластиковую карту. Она еще действовала, но внешне была настолько потерта и поцарапана, будто денег на ней могло не лежать вовсе. Последнее, что Шастун успел стащить из спальни Матвиенко — это были ключи. «От чего?» парень не мог даже догадываться, пока из связки не вывалилась таблетка от домофона. Юноша сосредоточил на ключах свой взгляд и мысленно примерил их к двери квартиры убийцы. Это были дубликаты? В голове начали играть воспоминания. Холодные и одновременно душные, страшные и от чего-то теплые. Антон зажал связку в кулак, заключая их в тюрьму из крепко сжатых пальцев. Он понесет их в родной дом, где им и место. Парень с новыми силами рванул вперед, оттолкнувшись от скамейки. Больше часа Шастун, с перерывами на ходьбу, бежал вдоль дороги, не понимая где находится сейчас, а куда ему намечена цель. Он в панике крутил головой, пытаясь вчитаться в таблички с улицами или зацепиться за указатели для водителей. Но после долгих попыток определить свое местоположение, парень обреченно шлепнулся на поребрик в одном из тихих дворов. Он выронил всего две ледяные слезинки и подтер их рукавом, а после желудок запел голодными серенадами. Антон обхватил живот, чувствуя, что вот-вот его вырвет воздухом. Доносились легкие нотки жареного мяса и сочных овощей, Шастун это сразу учуял и повернул голову в сторону лавки с весьма чудаковатым названием «Здесь кто-нибудь ест?». Чуть ниже маленькими буковками было подписано: «Сочная шаурма». Антон жадно нырнул рукой в карман и вытащил украденную карту, а после начал подкрадываться к окошку, где клиента ждал уже молодой человек. Аккуратно наклонившись, чтобы его услышали, юноша заикаясь поздоровался: — Здравствуйте, у вас можно попросить горячий чай? — Антон протянул в окошко карту и с тревогой принялся ждать ответа. — Конечно! Семьдесят рублей. Молодой человек развернулся к окошку спиной, пытаясь сильно не размахивать локтями в тесной лавке пока наливал кипяток и кидал в стаканчик пакетик чая, а, сделав дело, с улыбкой передал горячий напиток клиенту. — Прикладывайте карту, — работник ларька протянул портативный банкомат, и Антону ничего не оставалось как подчиниться и приложить карту до характерного пищания. — Не прошло почему-то, — нахмурился молодой человек. — На карте недостаточно средств. Шастуна будто толкнули в обрыв. Он посмотрел на горячий чай, прощаясь с ним, и томно выдохнул. Качнул головой, прощаясь с человеком, и развернувшись, шагнул вперед, как тут же из ларька высунулась рука, хватая клиента за шиворот. — Подожди-подожди, — прокричал тот, останавливая парня. — Чай-то забери. Молодой человек силой притянул Антона к окошку и всучил стаканчик в руки. — Вижу, что замерз. Не хочу брать на свою душу грех, а кипятка и пакетика мне не жалко. Не обеднею, — шаурмист закачал головой, заставляя принять его доброго поступка. — Как звать, дружище? — Антон, — обессиленно промямлил тот. — А меня Димон, — молодой человек протянул через окошко руку. Случился обмен рукопожатиями. — Студент что ли? Че такой бледный? Сессии уже начались или зачеты замучили? — Зачеты, — подыграл Шастун и опустил глаза в чай. Пар исходил от кипятка настолько сладкий, что парень зубами вцепился в стаканчик и сделал пару глотков, обжигая горло. На все это шаурмист смотрел с одобрением и с поющей душой, и решил сделать еще больше для «студента», чтобы душа не только пела, но и сеяла человечностью. — Не уходи, брат, я тебе еще кое-что сделаю, — и Димон начал накладывать на лаваш безмерное количество начинки и соуса. — Да мне и чая хватит. Не нужно. На слова Антона никто не обратил внимания, и через две минуты через окошко высунули шаурму. — Вот, брат. Держи. Знаешь, говорят, что добро возвращается. Я уверен, что в будущем, благодаря этим маленьким поступкам, я стану кем-то больше, чем просто шаурмист. Может я открою свою сеть по всему миру и стану узнаваемым человеком. По крайней мере это моя мечта. Вот увидишь, меня будут показывать и в телевизоре, и в интернете, — убеждал Дима. — Я завидую тем, у кого есть мечты и цели. Мне остается лишь надеяться на чудеса, — опечаленно пробубнил Шастун и принял свой бесплатный ужин, — Спасибо.***
В первый час, после жадно съеденной у ларька шаурмы, желудок слегка покусывал самого себя. Тот, видимо, не привык видеть в себе щедроту от хозяина. Ко второму часу забурчал живот, приминая переваренную кашицу, чтобы после сделать из этого энергию. Только уж быстро эта энергия была потрачена на поиски своего дома. Парень не мог сесть на автобус, не мог домчаться на метро до нужной станции, тем более заказать такси и покататься на трамвайчике. Из всего возможного транспорта остались ноги. Через четыре часа они были стерты по самые ягодицы, и Антон начал рыдать. Он оглядывался по сторонам, не видел ничего знакомого и рыдал еще сильнее. Проходил еще километра три, вновь оглядывался и разрывался в жуткой истерике, не видя ничего, кроме темноты. Солнце предательски быстро укатило за горизонт, оставив мальчика в хищном Питере одного. Шастун будто ходил кругами, вечно сворачивая в неизвестные заброшенные улочки. И один из самых темных и тихих дворов вывел его в сторону шума и света. КАД. Антон сквозь слезы заулыбался, как еще никогда не лыбился. Огромная шумная дорога, освещенная фонарями и, что самое главное, отрезок дороги был парню очень знаком. Когда BMW уезжал от дома убийцы, юноша из окна видел две высокие трубы, откуда выходил черный дым, после них шла железная дорога и лес. А когда BMW возвращался домой, то Антон видел высокие новые дома, по типу «человейников», и пару торговых центров с широкой парковкой. Шастун забрался на пригорок, чтобы рассмотреть дорогу из десяти полос, и увидеть вдалеке крохотное здание, которое пело лживой свободой и теплом. Парень хотел и даже называл его «Домом». До него Антон добирался еще два часа по темноте, прислушиваясь к пьяным крикам компашек, шедших где-то рядом, но которые были вовсе незаметны для других. И все же ночью просыпаются не только оборотни.***
Родной звук домофона, знакомое эхо шагов в подъезде, такой сладкий хруст проворачивающегося ключа в замке двери в квартиру. От того, что мальчик, наконец, почувствовал домашний запах, исходящий из скважины, по щекам потекли слезы. Сам он уже валился с ног, обессиленно заползая внутрь прихожки и захлопывая за собой дверь. Антон пал на мягкий пуф, горячим лбом утыкаясь в стену, умоляя ее успокоить и утереть мокрые глаза. Но от пуфика так сильно несло запахами Арсения, что парень рухнул с него, коленями подтирая пол, рыдая в обивку. После принялся ходить по темной квартире, боясь включать свет, — проверял вещи, которые так же угрюмо стояли на своих местах, усыпанные недельной пылью. Вещи уже были готовы стряхнуть с себя запахи былых хозяев и ждать новых. Мальчик пошатываясь ходил по кругу, цепляясь за стены, зовя Арсения. Он так надеялся, что похититель ждет его на кухне с еще горячим чаем, или лежит в своей комнате за закрытыми дверьми, и вот-вот выйдет, чтобы заключить в объятья своего мальчугана, прошептав на ушко: «Теперь все будет хорошо». Но никто так и не вышел, и Антон так и не застал Попова за столом на кухне. — Арсений, — плача позвал парень, осматривая кухню, надеясь на отклик. Шастун побежал в гостиную, ввалился с перекореженным лицом, зовя Попова, который все никак не хотел отвечать. — Арсений! Юноша оббежал коридор, кухню, ванную, уборную несколько раз, и на последок сильно постучал в дверь, ведущую в спальню убийцу. — Арсений? Шастун постучал сильней, ожидая, пока брюнет разрешит войти, но голос так никто и не подал. Антон аккуратно нажал на ручку и приоткрыл дверь. Он вгляделся в щелочку и под конец распахнул дверь в спальню. Внутри было настолько одиноко, темно и холодно, что даже включенный свет не дарил спокойствия в душу беглеца. Шатен шагнул в сторону кровати. Осмотрел ее. Она была так же не заправлена и одеяла были так же смяты в комки. Попов не успел прибраться у себя до того, как попал в реанимацию. Все его личные вещи остались жить в бардаке, в котором Антон видел уют. Шастун разрыдался посреди комнаты. Он старался подтирать сопли, льющиеся реками с носа, но по итогу умывался слезами, вспоминая о похитителе и о том, где он сейчас борется за свою жизнь. Вся комната убийцы пропиталась энергетикой манящего человека, которого стоило бы бояться, но в конечном счете предательски обездвижило мальчишку. Антон забрался на кровать в одежде, зарылся в одеяла, вслух крича от горя. Он посмел уткнуться носом в ту подушку, от которой сильнее всего несло потом и утренним дезодорантом Арсения. Прижался к кровати, что никто не посмел бы его отлепить и увезти из дома. Мальчик просто хотел тепла, которое, без сомнения, дал бы ему его киллер. Шастун мочил подушку больше часа, шепча из раза в раз одно и то же имя. Еще через час слез стало меньше, а через минуту мальчика кинуло в сон от бессилия. С растерзанным лицом парень заснул, его красные опухшие глаза сомкнулись, колени подогнулись к животу, а нос зарылся в одеялах. Ночью юношу посетил кошмар: мама рыдала, крича сыну о том, что тот убил Арсения. Антон тогда не мог понять каким образом он причинил Попову столько вреда, что сердце мужчины остановилось. Мальчик просто видел гроб, над которым от боли стонал Матвиенко.***
Под звуки надоедливых приборов было заснуть невозможно даже под действием снотворных. Техника пищала, жужжала, пикала, квакала. Арсению приходилось со злостью гипнотизировать потолок, ощущая в груди колотящееся беспокойное сердце. Казалось, что заснуть в эту ночь будет непосильным трудом, особенно когда в голове одна мечта — рейс «Санкт-Петербург — Чехия». Попов заерзал на койке, поправляя трубки, обмотавшие кисти рук. Иглы так неприятно входили в вены, что каждое движение было дорогим в плане боли. Все, что оставалось делать в эту ночь убийце — это молиться. Молиться не за свое здоровье, не за свое спасение, а за дальнейшую судьбу мальчика, который завтра утром оставит свое прошлое и полетит к единственному родному человеку, которого Антон не видел с раннего детства, но которого так любит за простое существование. Арсений улыбнулся, как только подумал, как мальчик встречается со своей мамой. У Шастуна выпала такая возможность — увидеть женщину, которая безусловно любит своего сына. И убийца завидовал мальцу, ведь сам преступник не знал кого проклинать за свое рождение. Попов вновь поерзал под больничным тяжелым одеялом и, наконец, захлопнул веки, под свои мысли пытаясь заснуть. В груди вновь что-то екнуло, и потекли с закрытых глаз тихие слезинки. Арсений ощутил себя брошенным щенком, который несколько дней назад попал под грузовик. А сейчас этот же калека-щенок помирал, скуля, в кустах кювета. Одинокий, грязный, брошенный, отруганный. Арсений подтер мокрые глаза и прошептал в потолок: — Прощай. Слезы предательски потекли сильней, на что брюнет перевернулся на бок, чтобы отвлечься. Тогда сердце заскулило сильнее и сжалось от горечи расставания. Этот упертый мальчишка всегда отличался какой-то особенной тупостью, за которую убийца наказывал по своим правилам. Попов перевернулся на другой бок, и слева в грудь резко что-то вдарило. Мужчина поежился и фыркнул, обвиняя сердце за неисправность работы. Убийцу все же смогли вывести из печальных мыслей, и это сделал телефон, жужжащий на больничной тумбочке. Брюнет без рассуждений кинулся к трубке, зная, что звонит ему его мальчик. — «И все же не послушал он меня. Позвонил,» — подумал больной, и кинул взгляд на экран телефона. Звонил Матвиенко. От юноши не было даже СМСки. — Да, — опечаленно подал голос убийца и уселся на край кровати. — Привет. Не спишь? — голос был от чего-то встревожен. — Ночь обещает быть бессонной. Может к утру и задремаю от препаратов. Я надеюсь. Арсений потер грудь и прислушаться к беспокойному сердцу. — Как чувствуешь себя? — ощупывал почву друг. — Лучше, — соврал брюнет. — Извини, что не приходил к тебе в реанимацию. Я не могу. Дима сказал, что тебе нужны только положительные новости, а у меня их нет. А смотреть, как ты умирал… — Матвиенко замолчал. Он выдержал долгую паузу, а после начал открываться. — Арсений, ты же знаешь, как я тебя люблю? Ты же мне как брат. Ты же моя семья. Столько вместе прошли, а тут… — Да, Серег. Я тоже. Наверно без твоей помощи я бы и года не протянул. Ты мне отца и мать заменил. На том конце абонента рвало на куски, и Сергею все же пришлось выдать правду. — Арсений, по тому, насколько ты мне дорог, я не могу тебе не сказать. Я виноват перед тобой. Виноват, Арсений. — Да ладно. Ну не был ты со мной в реанимации. Я пойму, — попытался приободрить лучшего друга убийца. — Нет, я виноват. Я обещал, но не смог выполнить даже этого, самого простого. В трубку завопили мольбами о прощении. — О чем ты? Что-то случилось? Что-то с Антоном? — неспокойно промямлил брюнет, экономя воздух. — Он должен был завтра пересечь границу под моим контролем. — «Должен был», — переспросил мужчина. — Я не мог больше молчать. Я правда сделал все, что мог, но все без толку. — Матвиенко, что происходит? — Я не мог промолчать и врать всю жизнь, что Антон в Чехии… Мальчишка сбежал. Антон сбежал из отеля еще днем, восемь часов назад. Мы до сих пор не можем его найти. Он исчез, и я не знаю куда он мог бежать. Билеты порвал. В клочья, — уточнил Сергей. — Когда пацан сбежал, за ним еще десять минут следила охрана, бежала за ним по пятам. Они видели, как Антона сбила машина. Я думал, что после этого мальчик не мог уже бежать и лежал где-то рядом с отелем. Но я лично прошерстил все углы и закоулки — тело так и не нашел. Охрана продолжает прочесывать Питер, поэтому мы его найдем. Не сегодня так завтра, — прокричал ложными надеждами Матвиенко, успокаивая друга. — Арсений, ты меня слышишь? Никто не ответил. — Арсений? После Матвиенко вздрогнул от резкого хлопнувшего звука в ухе. Телефон из рук больного выпал, как только сердце от новости кольнуло остро наточенным кинжалом, а после вовсе перестало биться. Приступ оказался сильнее первого. — Алло! Арсений! Ты слышишь меня?! Арсений!!!