***
Антон изнеможденно разлепил веки, безразлично оглядел спальню и скукожился под одеялом сильней. Потекли первые слезинки, нахлынули все те же вчерашние мысли. От них стало так больно, что от крика разрывало где-то там, внутри. Шастун откинул одеяло, прикрыв рот, чтобы не рыдать, поплелся по прихожей, вдыхая чужие запахи, вошел в ванную комнату и закрылся там от пустой квартиры. Шатен посмотрел на свое опухшее лицо, на мокрые краснющие глаза. Отражение было столь пугающим, что мальчик начал оседать на пол, а после вовсе прижался к ванне спиной. Тело ныло о ссадинах и ранах. Бок же постанывал намного сильнее, что заставило юношу оголить перед зеркалом живот и снять штаны. По ребрам разлилась обширная черная лужа, переходящая на бедро. Такой синяк мог испугать бывалого врача, но Шастун поспешил скрыть от своих глаз страшную картину со вчерашнего несчастного случая. Тело — не машина, мягкие ткани, в отличие от металлического бампера, не помялись, а разорвались по нескольким жилкам. Антон оставил отражение и понес свое бренное тельце обратно в спальню, рыдая на ходу. Он продолжал поскуливать об имени убийцы, просить помочь, залатать раны, успокоить и отстранить от страха. Даже пропитанная потом подушка Арсения уже не справлялась с функциями своего хозяина. Дальше она продолжила выполнять роль обычной подушки, для мягкой подкладки под голову во время сна, поэтому мальчишке оставалось только закутываться в одеяла и ждать, пока боль стихнет. Но она не стихала, а все нарастала и капала по голове так надоедливо, что, не выдержав, мальчишка расплакался вновь.***
С паникой в глазах Антон складывал в пустую спортивную сумку вещи, первые попавшие под руку. Парень оглядывался, подтирал слезы с щек и вталкивал внутрь теплые кофты Арсения. Ранее в слезах он перерыл все шкафы в комнате и попытался найти что-то, что будет ценнее пустой пластиковой банковской карты Матвиенко. Шастун с трудом застегнул сумку и поднялся на ноги. Тут же рванул к входной двери, прихватив дубликаты ключей и ключи от BMW. Парень повис на ручке двери и замер, выпуская новые слезы со своих красных опухших глаз. Он скатился по двери на колени и оттолкнул от себя сумку. Просидел около двери не меньше часа, прежде чем успокоиться и уйти обратно в спальню убийцы и закрыться там еще на полдня, а вечером вновь попытаться что-то предпринять в своей жизни. И снова Антон прошерстил все шкафы Попова в надежде отрыть что-то, что ранее было от него скрыто. Он сбросил все вещи с полок шкафа, пролез ладошкой между всеми стопками одежды и пальчиком неожиданно нащупал твердый холодный ключ. Тот был настолько мелок и незаметен, что показался маленьким чудом в руке у Антона. Парень схватил ключик и поплелся с ним к рабочему столу, внутри уже зная, что тот может открыть. Шастун осторожно присел на корточки перед самым нижним ящиком в столе, несильно подергал его за ручку, проверяя, что он точно закрыт. Ящик грустно постучал об замок, и тогда маленький ключик просунули в скважину и аккуратно провернули. Замок щелкнул, ящик пригласительно открылся. Антон огляделся по сторонам, откинул голову, чтобы увидеть все так же закрытую входную дверь и готовую к уходу сумку, а после настороженно заглянул внутрь тайника. Он увидел много папок в твердых обложках. Они служили для Попова отпущением грехов. В них были все грязные дела убийцы, которые легко могли заковать Арсения за решетку на пожизненное. Антон со страхом взял одну из папок, чтобы хотя бы от них узнать об умирающем убийце чуть больше, чем сам он о себе рассказывал. Файлы показались, как на глазах тут же все стемнело. Летали одни лишь звездочки, и сильно шумело в ушах. Цветные вклеенные фотографии вырвали последние живые нервы из организма мальчика, и тот поспешил перевернуть лист. Но дальше было только ужаснее и кровавее. Под каждой жертвой было коряво подписано черной гелевой ручкой что-то, что должно было отпустить грех с души. Начиная с первого файла Шастун начал вчитываться в текст. Игорь Николаевич Ирошкин (29 полных лет) Жестоко растерзан преступником, после вывезен в лес. Тело убитого нашли повешенным на ветке. При обыске были найдены: паспорт, нетронутый бумажник, ключи от дома. При осмотре судмедэксперта были выделены недостающие органы. Глаз, отрезан кончик языка, убитый был лишен пальцев на ногах. Полиция подозревает, что дело имеют с серийным маньяком.Заказ №18. Проверил заказчика на информацию. Игорь Ирошин изнасиловал, а после убил собственную мать под тяжелыми наркотическими веществами. Заказчик оказался отчимом Игоря, мстил за убитую жену. Заказ я взял. (написано ручкой).
Ниже прилагались фотографии, которые Антон прикрыл ладонью. Он закрыл глаза, попытался отдышаться, чтобы успокоить тошноту, подкатывающую горлу, и перевернул страницу, читая имя нового убитого. Виктор Ярославович Исаев (37 полных лет) Тело нашли в канаве поселка Ленинградской области. По наружным данным мужчина лежал без одежды. На спине имелись синие круги — синяки. Судмедэкспертом было выяснено, что до убийства на человека было совершенно нападение с избиением. На теле присутствовали следы многочасового насилия. Полиция вышла на следы убийцы. Дело было закрыто до выяснения следующих задач.Я проследил за Виктором. Заказчик дал много денег за факт насилия. Он заслужил. Виктор совершил поджег в доме своей бывшей девушки. Старое ветхое здание в поселке сгорело дотла. Подожгли деревянную избушку ночью, когда двое маленьких детей и девушка спали. Мертвы оказались все трое, Виктора в суде оправдали. Ранее заказ состоял на учете в полиции за домашнее насилие. Заказ я взял, даже не зная ничего о заказчике. Деньги были переведены, я сменил свои паспортные данные.(Написано ручкой).
В этот раз Антон нечаянно наткнулся на фотографию одним глазом и увидел синее опухшее лицо трупа. Даже мертвым мужчина казался страшным пропитым человеком, который не видел в мире процветания, а лишь злобу на свою семью, которую позже и убил. Парень поспешил перелистнуть файлы. Владимир Станиславович Чеботарев (26 полных лет) Ранее судимый. Тело было найдено на крыше заброшенного здания завода. На лбу была нацарапана надпись: «убийца». На руках также были обнаружены послания. «Я довел подростка», «Я убил детей», «Я понесу наказание». Маньяк, занявшийся странной благотворительностью, подозревается в еще нескольких убийствах. Также в кругу подозреваемых родители умерших детей. Возможно, именно они решили отомстить за свое чадо. Полицией ведется расследование.Я взял заказ, как только услышал женский плачущий голос в трубке. Некая заказчица, которая мне так и не представилась, кричала о наказании того, кто довел ее сына до самоубийства. Она требовала возмездия, и я взял с нее ничтожно мало, за что поплатился. Я вышел с этим заказом в ноль и месяц рылся в помойках, доедая за своими соседями. Но довел дело до конца. Владимир создал в социальных сетях группу, где имел в подписчиках много несовершеннолетних подростков. Некоторых из них он довел до суицида, угрожая смертью родителей или маленьких брата и сестры. Подростки от страха соглашались на любые действия, начиная с веб порно перед преступником, до полета с крыши. Некоторым повезло больше, они остались в живых, но с психическими расстройствами и паническими атаками. (Написано ручкой).
После написанного текста Попова юноша увидел не только фотографии убитого Владимира, но и нескольких подростков. Лист быстро перевернули, чтобы картинки не смогли отпечататься в голове у Антона на всю его жизнь. Никита Константинович Крылов Тело было найдено на 17 этаже офиса. Мужчину задушили кожаным ремнем от брюк. На месте преступления была оставлена улика — сам ремень. А на шее убитого остался красный след от насильственного удушья. Полицию вызвала секретарша, когда зашла в кабинет и увидела убитого сотрудника. Полиция предполагает, что у мужчины были конкуренты и они не смогли остановиться только на угрозах. Среди врагов Никиты стало много подозреваемых на убийство.Я взял заказ, после того, как заказчик представился мне. Он сказал о себе много: как зовут, где работал, кем является заказу, что произошло. Все это было не вымыслом, а чистой правдой. Я даже смог увидеть лицо заказчика, когда тот настаивал о передаче наличных чуть ли не в самом оживленном парке. Никита для заказчика был давним другом, пока не узнал о том страшную тайну. Оказалось, что у заказчика была маленькая дочь лет одиннадцати, которая ходила и уходила из школы самостоятельно. Изредка за ней мог приехать отец, а иногда и няня. Это было хорошим шансом для Никиты, чтобы однажды подъехать к школе и подкараулить маленькую дочь своего давнего друга. Сама же девчонка знала Никиту и согласилась, когда тот предложил подвезти ее до дома. Только заказ повез ее к себе домой, где сначала намекал о пошлости, а затем растлил малое дитя друга. Когда я приехал на заказ, то сделал все быстро. Я душил и напоминал Никите о том, как же сильно в своей жизни он ошибся, когда грязными руками посмел прикоснуться к ребенку. Я убил его и не пожалел, потому что представлял в этот момент свою дочь — Алису. (Написано ручкой)
Владислав Егорович Пантелеев (53 полных лет) Тело полиция обнаружила в ужасающем состоянии. В руках у раздетого тучного мужчины лежали его половые органы. В левой — мошонка, в правой — пенис. Полицию привела в ужас странная картина, увиденная на выезде. Судмедэксперты доказали следы насилия, так же записали в протокол об отсутствии зубов во рту, изрезанные ладони и вытащенные из запястий сухожилий. Полицейские подозревают, что в области завелся маньяк-сумасшедший.Я узнал о Владиславе от незнакомого мне человека. Я не знал пола, имени, города. Мне пришло письмо на мой рабочий компьютер и тут же на карту кинули половину суммы, которую я запрашивал для сохранения конфиденциальности. Информация была о том, что заказ был педофилом. Причем выбирал он в большинстве случаев малолетних мальчишек, заманивал их в гаражи и избавлял с ними свои потребности. Половой акт длился долго даже для взрослого человека, дети теряли сознания от боли, а после все обрызганные в семенной жидкости ждали спасения. Я читал интервью с одним из пострадавших. Он пробурчал что-то на подобии: «Я лежал и не мог пошевелиться от боли, а прохожих все не было, чтобы попросить помощи, потому что я валялся за гаражами». От педофила я избавлялся долго, потому что хотел посмотреть, как тот умолял об избавлении грехов. Я отрезал его главное достоинство наживую, чтобы слышать крики. А после жестоко избавился от тела, покончив с его грязными делами навсегда. (Написано ручкой)
Антон долго пролистывал файлы в папке. Их было много, а записей от убийцы было еще больше. После каждой жертвы Арсений записывал свои мысли и самого заказчика: откуда поступили деньги, с каких номеров звонили или откуда высылали электронные письма. На обороте листов были записи об избавлении грехов. Что-то было совсем неразборчиво, что-то стерто до состояния нечитабельности, что-то было замазано чернилами гелевой ручки. Часто парень натыкался на такие строки: «Прости, Алена…» или «Мне все сложнее…». С каждым файлом таких мыслей становилось все больше, и где-то были выписаны молитвы о прощении. Она была одной и той же, и строки, судя по всему, были заучены Поповым наизусть. А после «56 заказа» мысли резко перестали выливаться на бумагу. Арсений Сергеевич Попов (29 полных лет) 57 заказ.Во рту кровь. В носу кровь. В глазах кровь. Я перестал что-то видеть, кроме расчлененки, оторванных конечностей и внутренних органов, которых сам же и вытащил из заказа. Я устал жить не видя тебя. Как бы хотел увидеть твой силуэт не во сне и не в пьяном бреду. Но мне не заснуть, а, беря в руки бутылку, в голову приходит лишь одна мысль — покончить с вечными ожиданиями. У меня остался шанс ждать тебя только во снах, но кошмары поглотили твое тело, и моя душа мстит за твою смерть. Я виноват перед тобой. И теперь я потерял сон. Время идет, а ничего не меняется. Все становится только хуже. Я потерял вкус — еда кажется пресной. Я потерял сон, потому что снова и снова вижу тебя на том полу мертвой. У меня нет повода улыбнуться миру, нет способа отвлечься — убийства выжгли последнее. На мертвых телах ужаснейших людей я поехал окончательно. Мои заказы постепенно скатываются на невинных, теперь я в союзниках у Сергея — я продаю молодые тела в рабства. Мое тело официально стало лицом насилия. Пытался честными деньгами расплачиваться в одном из клубов «Черная Роза», но став постоянным клиентом этого места, я потерял какой-либо интерес к легальному сексуальному насилию над людьми. Мне будто не хватало чего-то. Будто все было подстроено и по сценарию. Матвиенко говорит, что я стал другим, что он меня боится. А я, наорав, что остался прежним, не заметил, как оставил на его лице красный след от кулака. Тогда я испугался и зажался. Сережа говорит, что не злится и готов понять меня, но я закрылся в себе и в своей квартире. И вновь я алкоголик и скуриваю по две пачки в день. Как-то однажды сильно забылся, закрыл все окна и дверь в спальню и скурил сотню сигарет. В таком помещении я прожил несколько дней, был пьян и облеван. Очнулся от того, что Матвиенко со слезами на глазах отпаивал меня водой и вызывал скорую. Очнувшись до конца в больнице в общей палате, я сбежал обратно домой, набрал ванну и лег в нее. Хотел утопиться. Не получилось, потому что вновь вылил в себя несколько литров водки. Поскользнулся, когда шел за добавкой на кухню, разбил голову и потерял сознание. Месяц я ничего не помнил, а Матвиенко забрал меня к себе. В отеле я прожил месяца два, пока меня пытались выходить. Я тогда лежал на диване и не мог шевелиться — Позов тогда орал и уверял, что до конца жизни останусь овощем. Но я понял, что это лишь запугивания, когда свалился с дивана на пол и пополз на коленях к мини-бару. Как же меня все эти недели сильно крутило от невозможности влить в себя ведро водки. Для меня незамерзайка казалась спасением и сладким десертом. И вот я приехал домой… и вновь нет тебя. Я с трудом могу поднять руку, чтобы застрелиться, но сделаю это. Я так давно мечтал о смерти, что меня не может испугать уже ничто. Завтра уеду в лес с Глоком, и останусь там. Ты будешь ждать меня? Я соскучился.
Шастун утер с бледной кожи слезы и отбросил папки в сторону. В голове проскальзывал один очень светлый женский силуэт, который казался для Антона знакомым. Парень представлял Алену как-то по-своему: милую, понимающую, любящую, открытую душой. Возможно, она такой и была, но Шастун этого не узнает. Так и не сможет узнать сколько теплых моментов когда-то живая девушка смогла подарить убийце. Или как она одним своим взглядом выводила Арсения в жизнь, и как взмахом ресниц дарила свою любовь окружающим. Антону осталось лишь представлять и сделать в данную секунду неимоверно сложный выбор: пройти по больной голове убийцы бульдозером и очутиться на воле, где только жизнь парня в приоритете… Или смочь заменить ту, кто так старательно выстраивала мостик к сердцу одного из жестоких и непонятных окружающим человека. Антон, перед тем, как ответить на данный выстроенный в голове вопрос, принялся искать в ящике иные вещи. Он осторожно вытряхивал наружу все папки, похожие на предыдущие. В каждой из них все было тщательно прописано, что-то зачеркнуто, что-то распечатано, вклеено и вложено. Была в файлах видна работа киллера, что и пугало до дрожи в коленках. Антон весь архив убийств отложил в сторону и зажал нос, когда от них странно резко пахнуло гнилью и разлагаемыми телами. Юноша зажал глаза и отвернулся от ящика, чтобы смочь вдохнуть хотя бы один глоток чистого воздуха. Рвота подкатила моментально, но горло все содержимое направило обратно в желудок. Но через секунды все вернулось на круги своя. Запаха будто и не было в этой комнате никогда. Антон начал принюхиваться, обнюхивать папки и ящик, но ничего похожего на гниль так и не хотело открываться для Шастуна снова. Тогда юный шпион продолжил искать «сердце Дейви Джонса». Антон проник рукой так глубоко, что по локоть мог оказаться в Нарнии. Наружу вытащили две потрепанные книги с пожелтевшими страницами (возможно одни из любимых Поповым), между страницами были вложены отрывки бумаг как закладки. Цитаты, подчеркнутые когда-то рукой самого киллера, показались неинтересными, но для чего-то юноша все же прочитал их вслух.«Изгиб твоих губ перепишет заново историю мира.»
На этом Антон и захлопнул книгу, понимая, что подчеркнутое предназначено для одной единственной, покорившей сердце злодея. Книгу парень аккуратно отложил в сторону, будто в ней заложена душа человека. Кинув прозрачный взгляд обратно в ящик, что-то в углу заблестело, подавая знак. Шастун прищурился и вгляделся. Там, в глубине, стояла коробочка. Неприметная, темная, будто шкатулка с сокровищами. Рука медленно потянулась к чужому, что было скрыто от глаз не только посторонних, но и от самого Попова. Пальцы подцепили шкатулку и потянули на себя, вытаскивая на свет. Взору предстали фотографии, вытащенные когда-то, года два назад, впопыхах из альбомов. Их было несколько, но не слишком много. Может штук пять? Девушка с черными угольными волосами была прекрасна. А ее маленькие цветки лилий, как свадебное украшение, благоухали прямо через фотографию. Этот белый венок невесты был единственным украшением на ее теле. А кольца на пальцах у новобрачных говорили о том, что этот день для них стал больше, чем просто дата в голове. На лице Арсения юноша не смог разглядеть ни счастья, ни горечи. Его глаза горели спокойствием… и, кажется, — это было важным в его жизни. Шастун отставил в сторону и эти фотографии, когда увидел в глубине коробки серебряное колечко. На ладони оно показалось таким мертвенно холодным, что юноше пришлось сморщиться и начать перекладывать кольцо из руки в руку. Оно не блестело, хотя было хорошо отполировано. Оно было холоднее ледышки, хотя Антон пытался согреть его в своей ладони, а от чего-то лишь отдавал свое тепло в бескрайний холод. Кольцо будто на глазах чернело, хотя оставалось серебряным для остальных. Испугавшись, Шастун кинул его обратно в коробку. Это было обручальное кольцо, которое Попов не мог снять с руки после смерти жены. В личное украшение впиталась вся боль, которую прошел вдовец. Путем крови, разврата, убийств и мотивов наложить на себя руки. Обручальное кольцо больше не было светлым напоминанием о былом, оно стало страшной памятью о случившемся. О смерти. Но насколько бы громко не визжало это украшение страданиями рвущейся души, рядом легло второе кольцо. Оно было приятным, блестящим и… родным. Оно даже пахло чем-то своим и личным. Антон кинулся к нему, схватил, заточил в кулак и будто бы вдохнул полной грудью. Холодок прошелся от макушки до кончиков пальцев ног — насколько было приятно пускать мурашки по позвоночнику. Раскрыв ладонь, Шастун встретился с собой, со своей маленькой частичкой. Толстый металл, и далеко не серебро, но это кольцо было красивее всех на свете. Это кольцо принадлежало Антону. — А я думал, что ты его выбросил, — прошептал юноша, вспоминая обиженный бросок этим же кольцом в сторону киллера.— Чтоб ты этими деньгами подавился! — выплевал парень сзади, гипнотизируя невозмутимого убийцу, сидящего за рулем. Шастун зло снял с опухшего безымянного пальца свое единственное кольцо. Оно — последнее, что осталось из прошлой жизни мальчишки. Покрутив его в ладошке, Антон замахнулся и бросил с болью в сердце его в сторону водителя. — Это тебе напоминание о том, как ты продал человека ради денег! — выпустив из себя всю обиду, которую перенес за сегодня юноша, он выскакивает из машины, не забыв со всего размаху ударив дверью.
— Я думал, что больше никогда тебя не увижу, — мило обратился к своему украшению мальчик, продевая свой тонкий безымянный палец в кольцо, утерянное пол года назад. Оно заблестело на руке Антона вновь. Мальчишка слегка улыбнулся и с уставшим лицом принялся рассматривать украшение, а после сжал руку в кулак. — Раз я вернул свое себе, то мне наверное пора…? Вспомнив, что нужно бежать, парень вновь погрустнел. Улыбка сползла с губ в ту же минуту. Антон вскочил на свои тонкие ходули, а через два шага упал на колени перед кроватью, заползая под нее. Как бы Арсений не пытался скрывать от чужих любопытных глаз свои личные делишки, но шатен знал, где убийца хранит наличные сбережения. Под кроватью, в неком портфеле с железными застежками, мальчишка нашел перевязанные пачки денег. Они пахли, пачкали руки, но Антону ничего не оставалось делать как схватить и напихать половину рюкзака чужими грязными деньгами. Портфель закрыли, защелкнули замочки и отодвинули в прежнее место, делая вид, что к нему никто не притрагивался. Шастун уселся на попу и хмуро посмотрел на заполненный вещами доверху сумку, вперемешку с мятыми купюрами. Уставился на свое кольцо и ушел в истерику. Вновь он час просидел в спальне Попова, обняв свои ноги руками, а лбом уткнувшись в колени. Снова попытался накинуть на себя рюкзак, собраться, взять ключи от BMW и открыть входную дверь. Но у него не получалось. Таких попыток Антон совершал больше десяти, но все приводило к новым истерикам. Он из раза в раз пытался взять себя в руки и выйти из проклятой квартиры, которая тянула его назад, в свои объятья, но она будто взяла пленного в капкан. И снова Шастун утыкался в колени, ползал на брюхе по полу квартиры, бросал вещи, снова их поднимал и надевал, после лицом утыкался в стол на кухне, прятался за дверьми, смотрелся в зеркало. Попыток было неимоверное количество, пока голова не начала накидывать ужаснейшие воспоминания.Невский… Перестрелка… Матвиенко… Борьба за выживание… Насилие… Рабство… Продажа… Алкоголь… Наркотики… Секс… Убийства… Отец… Кровь… Арсений.
— Он хотел, чтобы я уехал… Чтобы я бежал. Я убегу, но сам. Без всяких Сергеев. Один. Чтобы никто не нашел. Антон встал, выпрямился, накинул рюкзак на плечо, схватил ключи от машины, от квартиры, и с каменным лицом вышел в подъезд. Спускаясь по лестнице, он ничего не чувствовал. Выходя на улицу, он ничего не видел. Садясь в машину, он не смотрел по сторонам. Шастун молча завел BMW, кинул на пассажирское сидение рюкзак и выехал из двора. Так было странно ехать в тишине по Петербургу, не понимая что творишь и куда держишь путь. Коленки даже не тряслись, глаза не мокли, слезы не текли, мысли пропали. Антон боялся самого себя. По наитию пользуясь правилами дорожного движения, юноша как-то проехал километр, затем два, десять. Главной целью стояла выехать из города, а затем прибавлять скорость и мчать на всех габаритах в сторону свободы. И с каждым разом нога все смелее жала на педаль, а руки смелее выворачивали по КАДу в сторону первой полосы. Антон видел указатели, запоминал стрелочки и ехал по ним в сторону выхода из преступного города. Через час пацан оказался в лесу. Где только трасса и высокие темные деревья. Обочина стала для Шастуна первой остановкой. Он долго не мог отпустить руль, приходил в себя и начинал думать. И так тянуло развернуться, но голова рвалась только в сторону свободы, к новой жизни. Подрагивающими руками парень принялся искать где можно было схорониться. Неизвестные города, забытые деревни… Но все это казалось не так безопасно, как заграница, поэтому шатен принялся искать, где можно было пересечь границу быстрее всего. Телефон мог помочь в любом вопросе. Ехать до Нарвы, а после через пограничный пункт в Эстонию? Долго. Бежать из России в Беларусь казалось бесполезным. Нужно было найти что-то ближе. И на карте в телефоне попалась отметка Хельсинки. — Финляндия, — пробурчал под нос юноша. Дорога могла занять часа четыре. Из этой страны можно было добраться до Эстонии, а далее мчать в Чехию. Или миновать ее, бежать дальше, чтобы скрыться и начать жить. Или купить билет на самолет в любой конец планеты, и уже навсегда забыть о прошлом. Сесть на паром, уплыть на другой материк. Закрасться в автобус, пересечь на нем еще несколько границ. Загрустив о том, что нашелся выход, о котором пленный долгое время мечтал, Антон нехотя завел машину и поехал по выстроенному маршруту в сторону пограничного пункта в Финляндию. И все, как на зло, было под рукой. Деньги, вещи, поддельный паспорт в бардачке, там же документы на машину, а на дорогах не было ни одной машины ДПС, которые бы смогли остановить подозрительную черную машину со значком BMW. И свобода уже не казалось такой сладкой. Она будто бы душила еще сильнее, чем запертая дверь в гостиную и вечно шастающий во мраке квартиры убийца, выжидающий утра. И Антон уже не видел радости в открытой жизни, которую можно вдохнуть в легкие, которая пьянила своими лесами, просторными полями, душистыми цветами, холодными ветрами. С каким-то страхом, с выключенной головой, работающей лишь на сумасшедшем адреналине, парень проехал табличку «Санкт-Петербург». Дальше начиналась страшная дорога в никуда. Что там в конце? Что дальше? Где граница? Где же эта жизнь? За городом, когда черный BMW змейкой петлял по неровной дороге, проложенной сквозь лес, коленки юноши начали предавать тело. Они дрожали, будто до этого стояли сутки на горохе и гречке. Стопа не могла жать на педаль газа упокоено ровно, от этого машина то ускорялась, то замедлялась до невозможно низких показателей. В голову начали литься дурные мысли. Антон забывался прямо за рулем, от чего встречные автомобили начали сторониться мотыляющей из стороны в сторону машины. Шастун будто забыл как водить, хотя прав своих не имел. Уверенность, которая до этого душила шатена на дорогах Петербурга, пропала с корнем. Под каким-то гипнозом мальчик продолжал уезжать все дальше и сбавлять скорость. И второй остановкой стал Выборг. Небольшой городок, который привлекал своей архитектурой, скандинавской эстетикой. Антон остановился в пустом дворе, выпал из машины, держась за грудь. Он легко мог встретиться лбом об каменную дорогу, которых в городке было много, но на удивление смог вовремя схватиться за ручку двери и повиснуть на ней, своими штанами подметая уличную пыль. Паника неожиданно взяла в свои крепкие оковы, что еще полчаса Антон потратил на то, чтобы научиться заново дышать и перестать разукрашивать своими рвотными массами чужой двор. Выжитый мальчик сидел в цвете сине-зеленой селедки, медленно через нос вдыхая холодноватый воздух, приводящий в чувства, и выветривая из головы ненужные мысли. Единственное, о чем Шастун не хотел знать после пересечения границы, как только начнет новую свободную жизнь, это какую-либо новость, связанную с пленником. Антон боялся призраков прошлого. И знать о том, жив ли Арсений или умер в реанимации от сердечного приступа, парень не хотел. Уже не хотел. Всосав свой бледный цвет лица, пытаясь выдавить хотя бы жалкую пародию на румянец, беглец продолжил свой путь в сторону пересечения границы. И, будто бы решив свое будущее и четко поставив на этом вопросе большую и жирную точку, юноша строго начал следовать маршруту, выстроенному на телефоне. Руки ловко выворачивали руль на поворотах, нога смело жала на газ, а разум полностью погряз на дороге и сплошной полосе. Мальчик начал забывать о прошлом, начал жить мечтами о будущем. Но в этом будущем до сих пор местами всплывала тень убийцы, стоящего за каждым столбом. Неужели теперь в каждом прохожем когда-то пленный будет видеть своего похитителя, испортившего жизнь паренька до самой смерти? В Кондратьево на панели начала мигать кнопка формы бензоколонки, а стрелка упала до показателя «Е». Машина всеми способами начала намекать на то, что в баке уже не хватает бензина для продолжения пути. И уже в Торфяновке Антон смог найти заправку, где мог энергию получить не только BMW, но и сам мальчишка, с бурчащим пустым желудком. Уверенно выйдя из машины, открыв бак, вставив пистолет внутрь, юноша без преград залил бензин номером 95. На кассе проблем также не возникло. Все шло для неприличия гладко. Банковские карты Попова были не пусты, а пин код сошелся с тем, что однажды Антон уже подсмотрел у убийцы при оплате в отеле Матвиенко. Нет, такие сходства уже пугали. Неужто сама судьба, наконец, наигравшись Антоном, решила отпустить пешку и пустить ее в свободное плаванье? Шастун заказал свой единственный обед на сегодня — местный «заправский» хот-дог. На картинке в рекламе он, конечно, казался больше и сочнее, но запах выданной еды был не хуже, чем мечты у Антона. Заправка должна была стать для Шастуна последней остановкой, так как после следовала уже Финляндия, город Kattilainen. Парень сел на поребрик перед заглушенной машиной. Сначала осматривался по сторонам, пялился на тех, кто заправлял своих железных друзей, а после с жадностью накинулся на остывший хот-дог с пресной булочкой. Эта была будто последняя еда мальчика в его жизни. Ел он с таким желанием, что откусывал бумагу, которой обернули пищу перед выдачей клиенту. Даже салфетка казалась сочной сосиской. И, не успев дойти до самого конца, в кармане завибрировал телефон. Недовольно пришлось свести брови и продолжить пережевывать пищу, делая вид, что вибрации в кармане вовсе нет. Через несколько секунд все и вправду прекратилось, но затем сразу же началось вновь. Оледеневшая рука вытащила мобильник на глаза. На экране высвечивался незнакомый набор цифр, которые никак не совпадали ни с одним номером телефона Попова. Антон пожелал не брать трубку от незнакомца. Он всего лишь завернул в салфетку остаток хот-дога и залез на водительское сиденье, готовясь пересечь границу. Из бардачка достал поддельный паспорт, документы на машину и заранее приготовил карточки, на которых хранилось целое состояние убийцы. Сам не зная того, мальчишка увез с собой несколько грязных миллионов, они могли быть спасением на первое время и содержать Шастуна еще несколько лет, даже в другой стране. Антон вновь завел украденный автомобиль Попова, показательно выдохнул и… И позвонили на телефон. Этот номер все никак не мог угомониться. Неужели абонент не мог догадаться, что его звонку не рады? Только от того, что в теле постоянно играло чувство любопытства, Шастун настороженно смахнул зеленый кружок и застыл, прислушиваясь к голосу по ту сторону. — Антон? — кто-то позвал по имени. — … — Антон, ты меня слышишь? — кто-то продолжал добиваться ответа. — … — Это Дима. Если ты помнишь такого человека… В больнице работаю. — … — Мне нужно тебе сообщить кое-какую новость. Мне показалось, что ты тоже должен об этом знать, — Дмитрий остановился, прислушиваясь к шорохам в трубке. — … — Вчера ночью самочувствие Арсения ухудшилось. А если опустить все то, как я пытаюсь завуалировать ситуацию, то… Вчера произошла остановка сердца, — осторожно произнес врач, так тихо-тихо нашептывая в трубку, боясь шокировать. — Мы проводили дефибрилляцию, врачи сменяли друг друга при непрямом массаже сердца. У нас произошла клиническая смерть. Сердце не удавалось запустить минут пять. На шестой прекратили бы уже реанимационные мероприятия. Его буквально выволокли с того света, — продолжал говорить Позов. — Арсений сейчас в реанимации. Сердце слабо, но бьется. Мне жаль, Антон, но это правда. В трубке повисло молчание. Новость, как наждачка, соскоблила с мальца все его мечты и планы. Ему только и оставалось с пустыми глазами смотреть в сторону Финляндии, где больше нет зла, смерти, крови, убийств, Попова. Свобода была открыта для Шастуна впервые. Она была так близко, на расстоянии вытянутой руки. И сколько боли пришлось вытерпеть, чтобы уйти, сбежать и скрыться с глаз преступников. Чтобы только самому себе принадлежало свое тело. Только чтобы самому себе плакаться о переживаниях. — Может ты меня, конечно, и не слушаешь, но я хотя бы попытался что-то тебе сказать. Мне пора… Дмитрий сбросил трубку. В заведенной машине Шастун просидел с каменным лицом еще минуту. Он не мог понять в каком мире живет и слышал ли все это всерьез или только в своих странных фантазиях. Постепенно слова врача входили в реальность. И уже будто ни фильм, ни книга, ни рассказ. Ощутив сильную боль по всему телу, которая мурашками и импульсами билась где-то далеко внутри, мальчик начал плакать. И руки не знали куда деться: хвататься за руль или за волосы. Шастун медленно начал тонуть в своих слезах, уплывая в прошлое. Все плохое мигом забылось и осталось лишь приятное. Теплая забота после страшных истерик… Тесная ночь на диване… Оберегание и защита… Молчаливые беседы… Желанный поцелуй в лесу… (то, чего не было. То чего не существовало, но так сильно возбуждало и ныло в сердце). Все, что было с ним, так сильно ныло во влюбленном сердце.***
С каким-то явным напряжением, выдыхая из легких ядовитый никотиновый дым, врач рассматривал парковку. Он сдерживал все накопившееся внутри, как настоящий профессионал своего дела, но с каждым разом ему это вставало поперек горла. Все же видеть умирающего друга было больнее, чем незнакомых пациентов в реанимации без сознания. И все-таки человек в белом халате казался сильнее своих эмоций и переживаний. В груди врач прятал много боли, и казалось, что грудная клетка вот-вот лопнет от переизбытка скрываемого горя. Быть сильным двадцать четыре на семь в этом мире было не под силу даже врачам. Даже таким серьезным и рассудительным, как Позов. Выкуривая вторую сигарету, не постеснявшись при этом выйти на крыльцо в белом чистом халате, Дмитрий что-то будто искал. На этой парковке было лишнее черное пятно. Уж сильно оно привлекло внимание врача. Ни то ли сердце рассказало, ни то ли судьба ткнула в ту сторону. — Антон. Позов бросился ко входу, выбросив окурок на ступень, не попав в урну. Черное пятно оказалось BMW.***
Автомобиль был черной дырой — не стесняясь засасывала взгляды всех зевак. Тонированные бронированные стекла, что пугало и заставляло пропускать на дорогах. Литые диски, крутящиеся в обратную сторону. А габариты автомобиля… Он был в несколько раз крупнее машин, плетущихся по бокам. Остальные были букашками, бактериями, пылинками. Ничем. Черная «страшила» подъехала прям ко входу ранее посещаемого отеля. Не стесняясь, кортеж из двух автомобилей перегородил движение, затем со всех четырех сторон вывалились охранники. Такие же «страшилы», пугающие своим ростом, лютым взглядом, мощными руками. Последним вышел мужчина крупного телосложения — широкоплечий. Злой он шел ко входу, что заставило местную охрану слегка шелохнуться навстречу — узнать о цели визита. — Не лезь. Коллега сдержал охранника, преградив рукой путь, и нажал на грудь, чтоб тот встал в прежнюю стойку сторожилы. — Шесть человек охраны, — шепнул коллега. — Этот клиент другого уровня. И все шестеро во главе со своим Боссом вошли в отель, заставляя опускать свои глаза всех присутствующих, кто не хотел иметь дело с таким гостем и влиятельным человеком. Охрана грозно шагала вперед, расталкивая мелких пешек, какими являлись для внезапно нагрянувшего в этот отель человека. Гостям не дали даже зайти в лифт. Их распихали, угрожая убийственными взглядами, а те не могли ответить даже пиком. Они молча опускали головы, исключительно в своих мыслях проклиная каждого, в особенности того огромного рыжеволосого мужика. По коридору нужного этажа они передвигались ужасающим топотом. Казалось, что от них оставалась непросветная стена пыли, будто стая мускулистых буйволов промчались мимо. И, оказавшись у нужной двери, крепкий кулак Босса постучал громко и четко. Дверь через минуту отворили. Как мгновенно глаза Матвиенко пробились ужасом и чувством скорой кончины. Таких огромных и округлых глаз, вылезающих из орбит, можно было увидеть редко, только в самых экстремальных ситуациях… таких, как эта. Сергей, не осознавая своих действий, лег на дверь, чтобы закрыть ее. Но вместо этого оказался отброшенным назад и пихнут в грудь. — Ох, Илья! Какая радость, что Вы решили приехать в Россию. Соскучились по родной стране? — дрожащим голосом, пытаясь сделать свой вид более радостным, пролепетал Матвиенко. Он не по своей воле пропустил Макарова внутрь своего номера, отходя от надвигающейся скалы все глубже и дальше. Матвиенко приходилось как отруганному щеночку жать уши к голове и провинившимся взглядом смотреть наверх, встречаясь с глазами более влиятельного и вышестоящего бизнесмена, который мог превратить твою жизнь в сказку или утопить в адовом огне, где гореть душонка будет веками. — Он умер? — грозно рыкнул Илья вниз, смотря прямо в лицо низкорослого мужчины. — К… кто? Кто умер? — испуганно вдруг переспросил хозяин отеля. — Что произошло с твоим киллером? С чертовым Арсением! Макаров крикнул так, что дверь охраной была успешно закрыта, а сама шестерка «страшил» оставлена в коридоре. Сергею перегородили все пути отхода, оставив его один на один со взбешенным и нервным Макаром. — Где твой дружок, Матвиенко?! В какой момент он решил сдохнуть? — Врачи говорят, что случился инфаркт. Я больше ничего не знаю, — промямлил Сергей. — Врешь, сутенеришка жалкий. Что произошло? — плюнул в лицо бородатый двухметровый мужик. — Инфаркт на деле. Нашли в подворотне с заброшенными зданиями у мусорки облеванного и грязного. В больнице сказали, что инфаркт, — быстро побалакал армянин, чувствуя, что его отводят все дальше от двери и заводят в угол. — Не ври, Матвиенко. Сгною. Ты меня знаешь. Сегодня добрый, а завтра, если узнаю о твоем вранье, то и отель случайно сгореть дотла может. Все, что ты строил так долго, разрушится за секунду с моей помощью. Какой инфаркт в его возрасте? — Клянусь! — проорал Сергей, чуть ли не поднимая руки вверх. — Сегодня ночью случился еще один. Обширное поражение, — уже спокойнее сообщили бизнесмену. От такой информации глаза побледнели, а румянец с щек, который до этого вечно сиял на лице Ильи, спал. Морда мужика приобрела зеленоватый оттенок, и уголки губ упали ниже подбородка. — Он живой? — тихо спросил Макар, резко остановившись. — Пока да. Такой ответ не удовлетворил Босса. И уже никакая новость не станет для рыжеволосого мужчины радостной. И хуже новости уже не скажешь. — Он пока еще в реанимации… не приходит в себя, — добавил Сергей, будто пытаясь спасти ситуацию. Но вместо ответа армянин получил пустой взгляд и молчаливый разворот в сторону выхода из номера. Макаров покинул отель темной грузной тучей. В окно Матвиенко наблюдал, как все те же шестеро охранников усаживаются в машины с тонированными окнами и срываются с места, покидая территорию Сергея Борисовича.***
Позов бежал так быстро, как не бежал ни на один вызов на реанимацию пациента, уходящего на тот свет. Он бежал по лестнице прямиком на пятый этаж, не сумев дождаться лифта. Он знал тогда, что его услышали, что звонок все же подняли руки мальчика, и что машина Арсения не попусту стояла на парковке около больницы. Дима, задыхаясь, перебирал ногами по длинному больничному коридору, как можно быстрее пытаясь вбежать в те плотно закрытые двери с красной табличкой «Реанимация». Врач толкнул тяжелые двери и вновь очутился в своем мире: бегающие медбратья по палатам, шумные вздохи, доносящиеся из палат смертников, жутчайшие вопли боли пациентов, приходящие после сложной операции. Ни один из врачей не мог сидеть на месте больше пяти минут — каждый раз кто-то из высших сил наровился утащить душу человека на небеса. И каждый раз приходилось драться со смертью, отбивая жизнь из сухих скрюченных рук бабки с косой. Среди толпы врачей и медперсонала стоял только один силуэт, одетый не как все здешние работники. Широкие штаны и футболка, которая явно была не по размеру и оголяла ключицы и плечи. Тот мальчишка с испуганным видом кричал в сторону старшей медсестры и из раза в раз дергано задавал один и тот же вопрос. Уж сильно тот был похож на Антона. Дмитрий видел его не так часто и не пытался толком всматриваться в лицо мальца, но от паникующего явно веяло чем-то родным. Возможно Арсением. Но и узнать лишь по внешнему виду было проблематично — Шастун каждый раз был разным. Когда напуганный, когда опустошенный, когда паникующий. Каждый раз его лицо приобретало разные, но в то же время ужасающие оттенки. Поэтому узнать Антона оставалось сердцем. Заметив то, как Шастун пугал старшую медсестру своими телодвижениями и резкими всплесками рук, врач моментально направился на шатена… — Его зовут Арсений Попов! — кричал тот старшей медсестре у стойки. — Он должен лежать у вас. Посмотрите! Посмотрите еще раз. Арсений Попов, слышите? — он пытался уговорить ту пролистать список больных еще раз, не слыша, что та говорила в ответ. Женщина с гулькой темных волос и с шапочкой поверх так по-доброму, голосом милой старушки, пыталась успокоить и привести в норму пришедшего. Но даже с таким опытом за своей спиной она не могла перекричать и уговорить прекратить панику. — У него черные волосы. Вчера… вчера у него сердце… — подавившись словами, Антон начал кашлять и размазывать слезы по лицу. Казалось, что в эту же секунду откачивать придется самого мальчугана, который медленно начал оседать на пол от безысходности. Но подхватив под локти сзади и став для Шастуна, пусть незначительной, но поддержкой, Позов крикнул медсестре: — Все в порядке. — Дмитрий Тимурович, я не понимаю. Я сделала все, что от меня требовалось, — начала жаловаться женщина. — Я разберусь. И врач увел паникера за собой. Антон не смел тогда сопротивляться, а лишь подтирал рукой мокрый сопливый нос и перебирал ватными ногами по коридору, сталкиваясь то с врачом, то с санитаром, то с медбратом. Его тельце толкнули в комнату, где кроме его самого и Позова не было никого. Пустой кабинет с кушеткой, столом и лабораторными шкафами. Шастун тут же начал задавать все вопросы по новой. — Почему они не говорили где Арсений? Они его не нашли в списках. Его фамилии не было в числе больных. Он умер? Он уже в морге? Дмитрий поднял на мальчика извиняющиеся взгляд. Видимо, слишком резкой новостью стало для Антона вчерашнее событие, которое нанесло непоправимый удар на убийцу. — Я не так хотел, чтобы все закончилось. Антон сию же секунду побледнел в лице. Он уже давно додумал финал сам. Он давно сам себе ответил на вопрос, не зная истины. А врач то и дело наблюдал, как глаза шатена закатывались под веки, выпуская пустые слезы, но не спешил говорить мальчишке правду. Чего он ждал? Зачем так мучил и томил? Дима так внимательно изучал эмоции, проскакивающее мимо морды Шастуна. Их было так много, что все смешивалось в одну отвратительную кашу. Антон будто бы захлебывался в собственных мыслях, стекающих тихих слезах. Так и не дождавшись ответов от врача, вопросы которых ранее были крикливо заданы старшей медсестре, пацан пошатывающейся походкой двинулся к двери. Он медленно проплыл в тумане мимо Позова. Было потянулся за ручкой, чтобы выйти из кабинета, но утерял картинку. Шастун схватился за воздух, облокотился мимо двери и, потеряв равновесие и силы, шлепнулся на колени. И только одни зрачки горели желанием прокрутиться вокруг орбит и больше никогда не видеть впредь этот мир, наполненный болью. Мир, где не будет того похитителя, забравшего в один прекрасный момент под свое крыло, прикрыв от всех пуль и извращений чужаков. На секунды пропало все: картинка, слух, мысли. Антон расплывался по полу, теряя сознание. И только Дима в эти минуты работал за двоих. Одним резким движением врач оказался подле «утопающего». Потянул за руку, уберегая голову мальчика от падения. — Спокойно, Антон, — невозмутимым голосом пробурчал Позов. — Вставай. Сядь на кушетку. — Нет, — профырчал в себя парень. Лишь одно хотелось сделать — уползти, спрятаться, скрыться от глаз всех людей. Чтобы никто не нашел. Забиться в угол, расцарапать лицо с шеей своими ногтями. — Я дам тебе нашатырь, — предупредил врач, намереваясь из шкафчика достать ватку и сильно пахнущую жидкость. Как только Дмитрий выпрямился, усадив пациента на пол, где тому и хотелось находиться с его головокружением, Антон цепкой неожиданной хваткой схватил кардиолога за край халата. Тот будто не давал сделать шагу врачу и «пьяными» глазами выжигал дыры на теле. После, шатен вовсе не своим голосом грозно прорычал: — Где он? Кардиолог поморгал глазами, после со скрытым испугом взглянул на свой халат, который руками комкали и лезли по нему все выше. Антон вставал с пола, вытянулся во весь свой размер. — Проведи меня к нему, — приказал Шастун. Отступив от странного мальчишки на несколько шагов, Позов замер в закрытой позе, которую применял всегда, даже при общении с друзьями и родными. Этот пленный и правда поражал своим поведением. Раньше казалось, что страшнее Арсения врачу не доведется общаться с подобными личностями. Но однажды познакомившись с Антоном, подобные мысли развеялись моментально. Нанесения самоповреждений в виде расцарапанной шеи, слабая психика, худощавое телосложение и бледный кожный покров. Этот пацан выглядел болезненно и несъедобно. Но буквально через секунды Шастун приобретал вид психически больного парня, от которого стоило бы держаться на расстоянии и не давать повода агрессировать на окружающих. — Он живой. Пока что. Лежит в реанимации, в трубках. Тебя туда провести не могу. — Живой? — глазки загорелись необычайно яркими звездочками. Он придвинулся к врачу еще ближе, продолжая: — Проведи меня к нему. — Даже если бы хотел, то не смог бы. Я не имею право. — Плевать на правила! Я должен его увидеть. Позов увял головой и молча ею помотал. Вести в те помещения и правда было неудачной идеей. — Веди! Антон яростно схватил врача за ворот, сверля тяжелым взглядом убитой личности. Тому было проще сказать «Да», чем ждать ответной реакции душевного больного на отказ. — Просто так не пустят, — задумался врач. — Сходим перед этим в сестринскую.***
— Желаете повторить? — … — У нас есть большой выбор виски. Винная карта. Что пожелаете? Ухоженный мужчина с зачесанными назад волосами и с туго завязанным галстуком на шее тихим голосом пытался обслужить клиента. А тот с тоской на сердце смотрел в панорамное окно. На 41 этаже, где расположился самый высокий ресторан в этом городе, Питер был как на ладони. Хоть центр был далековат, но Финский залив и вид на взлетно-посадочную полосу сглаживал углы, оставленные после неувиденных с такой высоты главных достопримечательностей. — Я был во многих странах. У меня есть собственный винный погреб и коллекция виски. Питался в ресторанах с Мишленовскими звездами, но еще не одна страна так и не смогла удивить меня алкогольным напитком. Илья оторвал свой взгляд от завораживающего вида города и оценивающе осмотрел обслуживающий персонал. Фартук на бедрах официанта был затянут так туго, что форма подчеркнула широкие бедра мужчины. На это Макар облизнулся. — Мальчик, принеси мне водочки. Нигде беленькая не была так вкусна. — Конечно, — кивнул официант, забирая у гостя алкогольное меню. Через минуту на круглый стол, застеленный белоснежной скатертью, поставили бутылку запотевшей водки. Только рюмку успели заполнить по самые края, как тут же ее передали в жадные руки грустного бизнесмена. Опрокинул в себя холодненькую водочку, не став закусывать после, рыжебородый мужик откинул пустую рюмку на стол. — Денег гора. Влияние. Право на все, что только пожелаю. А вот места в этой гребанной жизни найти так и не могу. Россиянин с Канадским и Американским гражданством. Главный холостяк-миллиардер по мнению «Форбс». Почему я могу купить все, а любовь нет? — … — Официант промолчал. Лишь снова налил тому холодную водочку и принялся ждать в стороне. Но только вместо того, чтобы опрокинуть стопочку, Макар резко встал во весь свой рост. Подошел к официанту в плотную, пугая своими размерами и грозным лицом, и прошептал прямо в лицо: — Я могу купить даже твое тело, но любить ты все равно меня не будешь. Подойдя к персоналу настолько тесно, что тому оставалось покорно дышать и стоять на месте истуканом, Илья достал из кармана несколько красных купюр. Ладонь заползла под туго завязанный на бедрах фартук и проникла на ощупь в карман. Купюр было настолько много, что они оттопыривали брюки официанту. — Люблю оставлять красивым мальчикам большие чаевые, — грустно ухмыльнувшись, Макар прошел мимо мужчины и шлепнул того по ягодице ярким красочным звуком. И только когда бизнесмен зашел в лифт, обслуживающий персонал обернулся и рассматривал опечаленного, загнанного в тупик своими же деньгами Илью, смотревшего в пол, на собственные дорогие кожаные ботинки.°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°
Забытая квартира с видом на Лахта центр почувствовала себя нужной хозяину, как только Макар решил посетить Санкт-Петербург и уединиться в своей берлоге, в которой был меньше, чем пальцев на одной руке. Босса обслужили, сняли верхнюю одежду, почистили после улицы ботинки, предложили горячего с дороги. Но от всего этого Илья отказался в грубой форме. Он прогнал всех охранников, рукой отогнал мужичка «На побегушках», а сам проследовал в сторону своей комнаты. Он встал напротив окна в полной темноте, слушая как от боли бьется сердце. Он смотрел, как на Финском заливе спокойно переливались волны при свете луны, а в голову приходили мысли о киллере. Макар любил подчиняющихся мальчиков, но больше всего Макар любил жестоких мужчин, как он сам, которых сложно прогнуть в позу. Был в них какой-то особый интерес. Смотреть, анализировать, находить слабые места, шантажировать, щекотать за больные места в сердцах. Таким и оказался Арсений. Одной ночи для Ильи оказалось мало, он захотел всю жизнь. В тишине из-за двери выползла весьма храбрая моська. Мальчик, просидевший весь день взаперти в этой еще неизжитой и пустой квартире, просил внимания. Не дождавшись разрешения войти, тот пересек порог и уселся на колени посреди комнаты. Мальчик делал все, как его дрессировали до этого, с первого дня его появления. Решившись забыться и не думать об убийце, Макар подошел ближе, пахом чуть ли не утыкаясь в лицо своему любовнику. Он схватил мальчика за подбородок, потянул его мордочку вверх, чтобы заглянуть в молодые горящие глазки, а после прошептал: — Ждешь ласки? Любовник закивал головой и высунул язык, как преданная игрушка. По нему изо рта начала стекать вязкая слюна, которая после тянулась до самого пола. Помешав рыжеволосому мужчине, с порога донесся голос любовника постарше первого. — Просили зайти? Макар оттолкнул от себя мальчика, жестом приказывая играться им двоим. Пока Илья, усевшись на кресло, наблюдал за любовниками, они тем временем друг друга медленно раздевали, страстно целовали в шею, оставляли засосы на ключицах. Они игрались на кровати Макара, спускаясь все ниже и позволяя себя все больше, пока желание в Илье медленно просыпалось. Голыми телами они обнимались и висли друг на друга. Выстанывая имя своего хозяина, любовники начали удовлетворять себя, доводя бизнесмена до точки кипения. Не выдержав накала, Илья подскочил с кресла, двигаясь грозной машиной к кровати. — Держи его, — приказал хозяин. И младшего любовника тут же насильно перевернули на живот, его лицо пряча в подушку, чтобы крики не так сильно резали уши. Босс резко вошел на всю длину, держа малыша под своим телом, пока любовник так же помогал удерживать плечи и спину. Илье пришлось врезаться в ягодицы на всю свою силу, выбивая из себя дурь, которую преподнес сегодняшний день.***
Антон вместе с врачом выглядывали в дверной проем, привыкая к запахам, шуму, виду. Это было сложно назвать палатой. Длинное помещение, похожее на морг, где расположилось кучу кроватей с людьми в бессознательном состоянии. Каждый из них умирал и не понимал этого. Они дышали только благодаря аппаратам. Питались благодаря трубкам. Существовали благодаря заботам медсестер. Лечились с помощью врачей. Жили по повелению Бога. — Остановка сердца была, — начал рассказывать Позов рядом стоящему мальчику. Врач осмотрел Антона, поверх которого был накинут белый халат врача и шапочка-хирургичка. Притворившись врачом, шатен с кирпичной мордой прошел следом за кардиологом прямиком в реанимационный блок. — Остановка дыхания следом, нам пришлось его интубировать. На все, что говорил врач, Шастун пытался не обращать внимания. Он лишь горящими от слез глазами пытался высмотреть среди сотен коек одну единственную с нужным пациентом. — Его долго выводили с того света. Он, видимо, вцепился «там» в смерть и испугался возвращаться. Его сердце не могли завести чуть меньше пяти минут. Он не дышал все это время. Мозг умирал. Я думал, что теряю друга. Антон вновь промолчал, глазами бегая по коридору из кроватей. Он все искал того брюнета. — Я могу его увидеть? — лишь этот единственный вопрос задал малец, готовясь бежать и падать на колени перед больничной кроватью. — Хорошо, — согласился Дмитрий. Но как только парень сделал шаг внутрь, рука кардиолога жестко перегородила путь, грозно голосом отругивая: — В реанимацию с кольцами и украшениями нельзя. Все это может помешать спасти жизнь. Также здесь много разной аппаратуры. Не разрешаю проходить с кольцом. Снимай, — приказал Позов, рассматривая на пальце у мальчика украшение. Делать было нечего. Антон быстро снял кольцо, перед этим облизав палец для лучшего скольжения. Украшение упало в карман халата. После врач осторожно приоткрыл дверь в реанимационный блок, пропуская парня в шум приборов, пищания изолиний, а также в ужаснейший резкий запах лекарств и хлорки. Парень шел по узкому проходу, переступая провода, боясь что они, как змеи, обовьют ноги. Одно неверное движение, и из розеток выбьют все самые важные аппаратуры, удерживающие жизнь в пока еще живом человеке. Но несмотря на страхи, Антон изредка поднимал голову и рассматривал лица умирающих. Они были одинаково измучены и бледны. У женщин — сальные волосы, у мужчин — оголенные животы. Они лежали все вместе, не делясь на молодых и старых, на женщин и мужчин, на красивых и страшных. Когда борешься со смертью, становится уже все равно. Смерть не выбирает кого забрать на этот раз, она лишь беспощадно тянет в свою темноту. Шастун уходил все дальше, разыскивая одного единственного мужчину, но под взгляд попадались все остальные. Дедушка со шрамом на груди, дама средних лет с желтым лицом, молодая девушка в маске подачи кислорода, из-за которой лицо пациентки невозможно было рассмотреть. Шастун, тем не менее, пошел дальше, чувствуя, как на его тело свалился тяжелый груз всего увиденного. Только Позов, шедший впереди, заставлял своим одним присутствием дойти до конца, а не забиться в одном из углов и молить о смерти вместе с пациентами. В одну из секунд Антон забылся в своих мыслях настолько, что не заметил, как Дмитрий подвел его прямо к койке с замотанным в трубки брюнетом. Тот дышал так глубоко и редко, что сильно настораживало и отталкивало. Такой эффект создавал аппарат искусственного дыхания легких. Он медленно подавал кислород в легкие через трубку, которая напоминала вытащенную из другого пациента трахею. Казалось, что эта самая ребристая трубка пробила собой легкие. Его глаза были закрыты, но из них сочились слезы. Длинные черные ресницы слегка подрагивали. А губы, насильно разомкнутые трубкой от аппарата, высохли, посинели и полопались. В этих мелких ранках засохла кровь, сверху которой все покрылось корочкой. Его накрыли одеялом только до середины, грудь оставили открытой. По ней стекали трубки. Их было так много, что все путалось между собой, создавая некие узлы и петли. С носа выходило два катетера, а по ним текло что-то столь вязкое и темное. Текло что-то из организма и уходило под койку. Антон подошел ближе к брюнету, чувствуя как ногами ступал прямо по проводам, ползущим по полу от розеток. Но насколько бы парень не подходил ближе, убийца от этого не просыпался. Тот был будто в своем мире, в своих снах, не слыша, что происходит в настоящем существующем мире. Все сошлось во тьму. Шастун зашатался на месте, панически осмотрелся, но под боком уже не было того врача. Лишь кусочек белого халата промелькнул в дверях выхода из реанимационного блока. И везде все так пищало, рвало, души, мучило. От страха шатен приблизился к кровати Арсения ближе, ощущая защиту даже от умирающего преступника. Пронеслось несколько минут, за которые юноша рассматривал мужчину с голым торсом, не имея возможности укрыть его по плечи и уберечь от холода и боли. Все, на что осталось сил — это осторожно уложить свою ладонь на край простыни и гладить ее, перебираясь все ближе к телу. Вскоре пальцы Антона настигли ледяной руки брюнета. Даже своей горячей ладонью мальчишка не мог отогреть его. Белые, с синеватой кожей под ногтями, окаменевшие — такими были пальцы убийцы. Будто с противоположной от Шастуна стороны стояла она — смерть. А Антон, будто страж, стоял и тянул Арсения за руку обратно к себе, уговаривая остаться с ним еще на чуть-чуть. Собираясь рассказать Попову правду, парень двумя руками впился в кисть пациента, уговаривая выслушать: — Я не смог, — проговорил шепотом юноша. — Я был так близко к границе. Я был так близок к свободе. Но мне стало вдруг так страшно. Будто что-то не то в моей жизни происходит. Мне стало страшно за себя… За тебя. Антон перевел умоляющий взгляд на закрытые веки преступника. — Я знаю кто ты. Сегодня узнал, — шатен утер нос рукавом белого халата, которые служил прикрытием. — Может ты и не супергерой, каким хотел стать. Но и не злодей, которого стоит проклинать и желать страшной смерти. Тебя не всегда можно назвать человеком, но почему-то твои заказчики молятся на тебя. Ты для них Бог, который решает кому жить, а кому умереть. Может ты просто примерил на себя неправильную роль, которая оказалась слишком тяжела? Тебя, наверно, можно назвать «Каратель», раз такие люди, как педофилы и убийцы, поплатились за свои грехи от твоих рук. Шастун еще чуть-чуть погладил кисть совершенно другого мужчины, который ранее был монстром и подонком, а сейчас оказался лишь больным человеком со сломанными эмоциями, с горой страхов и с несчастной судьбой. — Я нашел это у тебя. Антон медленно пополз к карману белого халата и вытащил холодный металлический кругляшок, повертел его слегка, будто показывая Арсению. — Я думал, ты его выбросил. Мое кольцо. Я тогда на эмоциях кинул его тебе в лицо, а потом так долго жалел об этом. Ведь это было единственное, что осталось у меня от прежней жизни. Мне его мама подарила, между прочим. Красивое, правда? Посылкой прислала на день моего рождения. Это было единственное, что мне вообще дарили. И это кольцо дорого мне, — Шастун прикусил губу, сдерживая рвущееся из груди сердце. Он потянулся к руке больного вновь, уложил его ледяные пальцы себе на ладонь, и медленно-медленно проскользил кольцом по безымянному пальцу Попова. — И ты дорог мне, — усмехнулся мальчик, пряча руку Арсения под одеяло, чтобы украшение не заметили врачи. А сам через секунды зарыдал тихим скулежом, умоляя: — Можешь не умирать сегодня? На что мужчина промолчал.