***
Дима заходил в палату больного каждый перерыв. Вместо перекура предпочитал посидеть с Арсением в отдельной палате — все пытался наверстать упущенное время, когда игнорировал друга и искал все возможные пути более не пересекаться с убийцей, будь это телефонные линии, живые разговоры или случайные встречи. Чтобы избежать укорения собственной совести, врач взял на себя оплату отдельной палаты интенсивной терапии, где еще в бессознательном состоянии, замотанный в трубки, боролся за свою жизнь брюнет. Дима вовсе не хотел стоять у кровати друга вечность — ему хватало и трех минут, чтобы в тишине привести свои мысли в порядок, а потом вновь запутать их в комок непонимания и надежд на чудо. Врач безэмоционально посмотрел на приборы, проанализировал ситуацию, которую, в связи со своей профессией и специальностью, смог. Но его отвлекло блеклое пятнышко на одном из пальцев больного, которое надоедливо пускало зайчиков прямо в глаза Позова, когда тот стоял подле койки. Нахмурившись, кардиолог наклонился, дабы рассмотреть неожиданную находку, и удивился, когда увидел запрещенное украшение — серебряное кольцо на безымянном пальце. Бешеными глазами Дима повертелся вокруг, будто разыскивая около себя свидетелей, и одним точным движением заправил кисть друга под одеяло, не задев при этом ни одной трубки и капельницы.***
— Да-да-да! Ах. Еще… Еще! Будь со мной грубым. Сделай это со мной… Сделай это со мной одновременно. — Не ори так громко — нас все слышат. — Пусть. Ах. Пусть знают как нам хорошо! Пусть все это знают, что мне хорошо, потому что сзади ты. С каменным лицом, которое давало трещины, Сергей изучал видео, каждый раз отматывал в начало, пересматривая заново. — Ты что, снимаешь?.. А ты не боишься, что этим будут шантажировать тебя? — Я очень хочу, чтобы вы меня шантажировали. Прямо сейчас… Да-да-да! Ах. Еще… Еще! Будь со мной грубым. Матвиенко отмотал назад. — А ты не боишься, что этим будут шантажировать тебя? … — Ах. Еще… Еще! Будь со мной грубым… … — А ты не боишься, что этим будут шантажировать тебя? Сергей далеко за спину занес руку назад, и с криками запустил старенький телефон в стену. Тот лишь слегка треснул в корпусе. Матвиенко поспешил выбежать из спальни вон, покидая свой собственный номер. Пропало с вешалки пальто. Как же душило все: отель, личный номер, видео, прошлое.°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°
Соленые капли катились по щекам жалкими пародиями на слезы. Но все же они умывали лицо Матвиенко от обиды, от которой мужчина прятался так долго и тщательно. Ширмой служил построенный отель, а управление им, по плану Сергея, должно было заставить забыться в делах и работе до конца своих дней. План работал, но с перебоями, и из души наружу все же рвалось прошлое. То незабываемое прошлое, которое называлось жизнью, а не существованием в этом прогнившем мире преступности. Сергей ушел недалеко от своего отеля. Все же рядом с ним было безопаснее и привычнее — помеченная территория. Где-то в закрытом ото всех дворе мужчина уселся на скамейку, уткнулся сопливым носом в ладони, шепча в них: — Как же я ненавижу тебя. Как же я ненавижу тебя за это. Зачем так больно? — армянин зло спрятал свой мутный взгляд поглубже в руки. — Предатель, а я мучался все это время. Из-за тебя. Душа так сильно плачем изнывала — кровавой слезой сердце жгла. Даже начавшийся вдруг ливень не мог погасить пламя разочарования. А человек, засевший так глубоко внутри, затягивал вместе с собой шрам на сердце. Теперь больно вечно, плохо одному.***
Несколько дней подряд какого-то мальчишку видели в отделении реанимации. Он ходил по одной траектории: входил через двери, заворачивал в коридор, залетал в палату, а после нескольких проведенных там минут убегал на выход, с паникой оглядываясь. Он явно хотел оставаться незамеченным или даже прятался от кого-то. Может не хотел, чтобы его видел медперсонал или шхерился от одного врача, который так же часто захаживал к пациенту в палату и сидел не более пяти минут. В любом случае того парня медсестры реанимации больше не видели, и обсуждать за обедом пришлось уже других пациентов.***
— Привет. Ты еще не забыл своего лучшего друга, старик? Я-то нет, поэтому и пришел. Представляешь? Матвиенко впервые сидел здесь. Здесь, на этом холодном стуле, который приволок сам с коридора и поставил подле койки. — Впервые я вижу тебя таким. Не хотел вообще приходить, честно. Меня, можно сказать, заставили. Угадай кто, — в ответ промолчали. — Не угадал. Дима. Это он меня заставил. Ну я и подумал, что, наверное, пора прийти. Поговорить что ли. Не пришел бы, если бы знал, что ты еще сможешь выйти из этого состояния. Сергей замолк. Он долго сидел задумчивым, рассматривая пол и забывая моргать. Перебирал в голове прошлое, которое в этот день с какой-то новой силой рвалось наружу. — Дима рассказал о твоих анализах. Я его прервал на середине, потому что уже не мог слушать. Они, оказываются, у тебя с каждым днем ухудшаются. Чего это ты удумал, Арсений? М? Сергей прикусил нижнюю губу, держа твердое лицо и голос ровным, но все же эмоции взяли верх. — Ты мне будешь отвечать?! Что происходит, Арсений?! Тебе не стыдно? Че ты лежишь здесь, а? Инфаркт значит, да?! Сердце у него больное?! А мне ты думаешь не больно будет друга хоронить?! Да ты, тварь гребаная, еще и после смерти будешь мучаться, понял? Я тебя из могилы вытащу, если ты умрешь сейчас! Наорав на Попова, лежащего в бессознательном сне, Матвиенко вновь присел около кровати. Выдохнул, успокоился, а после, нагнувшись над телом, прошептал: — Знаешь, что сказал Дима? Ты иди, говорит, попрощайся… а то не успеешь. Говорит, скажи ему что-то приятное, чтобы знал. А что я могу тебе приятного сказать? Мужчина задумался. Ничего из приятного в голову не приходило, когда перед тобой лежал умирающий синюшный друг, а на лице твоем гроздями лились слезы. — Я помню, как с тобой познакомился. Тогда-то твоя жизнь и разделилась на «До» и «После». Что-что, а этот день тебе вспоминать нельзя — неудачным он у тебя выдался. От чего-то Матвиенко слегка ухмыльнулся. Закрыв глаза, вспомнил:Визг тормозов, звуки скользящих шин по мокрому асфальту и удар чего-то черного, грязного и большого о капот. — Ох, черт! Хоть бы лось, а не… Человек!
— Давай, чтобы история нашей дружбы не заканчивалась на этих минутах? Ты единственный друг, который остался. У меня-то и людей не было, которых я мог смело назвать друзьями. Единственный ты. Пусть так и остается. И ты оставайся. Даже когда Алена твоя позовет, то не иди за ней. Не иди, не надо. Попроси ее оставить тебя здесь, в мире живых. Через несколько минут после монолога, на который Попов так и не ответил, Сергей вышел. Ему показалось, что он сказал все, что хотел, но это было далеко не так. Многое он так и оставил в своей душе, побоясь рассказывать это в палате. Ведь даже у этих стен есть уши.***
Девять лет назад Город полусумасшедших с удушливой атмосферой — Петербург Около двух часов ночи — Эээ! Мудила! — крики распространились по всему подвальному помещению, перекрикивая музыку. Здесь, в странном ночном клубе, который явно прославился не внешним видом, не подбором треков, а скорее дешевой выпивкой, гости сами намешивали себе убийственные коктейли из водки и пива. — Ты че, нахуй?! Попутал, мразь? — резкие обвинения облили волной, но от чего-то человек, в чью сторону лилось много нелестных слов, не вел ухом. Тот неодушевленным манекеном сидел в прежнем положении. — Че, драться хочешь?! Да пошли, нахуй, выйдем и разберемся. Я тебя, мразь, в асфальт закатаю! Ты понял меня! Ебало твое раскрошу! Лысый молодой мужчина вечно подтирал нос рукой, как бы готовясь к драке и от этого немного нервничая. Он пытался выдать себя за опасного фраера, а в крике плевался сильнее, чем раздраженный верблюд. — Тема-Тема, — подбуханные братцы, стоящие позади, били по плечам своего такого же пьяного друга, как-то по своему успокаивая. Но тот длинноволосый парень, сидящий в уголке на диване все продолжал лапать бабу Артемки, чем раскрашивал тому лицо красками злости. Морда лысача побагровела на глазах. — Ты не понял?! Пойдем выйдем, нахуй! Че зассал? — а обиженный и преданный своей же пьяненькой и гулящей девкой парень не мог оставить такую наглость в стороне и просто уйти. — Я тебя, блять, урою, чучело! Длинноволосый брюнет поднял свои голубые глаза, прожигая их своей молчаливой агрессией. Он будто нарочно делал вид, что не слышал как парень надрывался и сквозь музыку кричал и размахивал руками. Брюнет лишь показательно растекся по дивану, широко расставляя колени друг от друга, склоняя голову так, что длинные пропитанные дегтем волосы закрывали полностью обзор на все происходящее. И до последнего к такому красивому и манящему молодому человеку липла пьяная девушка в коротком платьице и с размазанной ярко-розовой помадой с блеском по всему рту от страстных поцелуев с неким длинноволосым незнакомцем. — Ты — шлюха, мать твою! Потаскуха! — пошатывающийся на месте молодой мужчина сбил со стола несколько пластмассовых стаканов со светлым пивом, на пол полетела и стеклянная тяжелая пепельница, разбрасывая окурки по пустому танцполу, а бутылка водки полетела в сторону «Казановы», не подающего признаков существования. Дешевая водка мигом оказалась на новых светлых джинсах, а горючая жидкость впиталась в ткань. Со страхом в глазах молодая и никому не отказывающая дама неожиданно качнула головой и прикрыла ладонями рот. Моментально все содержимое желудка, а именно: водка, вишневый сок, текила, пиво оказалось под ногами Арсения. Закончив концерт фонтанов, она вскочила на ноги, сбросила на бегу туфли под стол, оставляя своего недолюбовника один на один со своим уже бывшим разъяренным парнем. И только тогда, когда в нос ударил жгучий запах водки, а обувь оказалась в луже рвоты из алкоголя, Попов утомленно поднял голову. Длинные волосы открыли, наконец, бледное и худощавое лицо, и пьяные глазенки с омерзением осмотрели какого-то Тему, парня той шлюшки, с которой Арсений лобызался пару секунд назад, хватая за задницу и потирая гениталии. От злости за испорченные штаны парень тут же вскочил с дивана, оказываясь в двое выше самого Темы. Пьянющего Арсения настолько утомили крики, которые распространял лысач, что поспешил того схватить за грудки и начать разборки, как тот и желал. А Артем в обнимку со своей решительностью пошел навстречу всей грудью. — Воу-воу! — братцы тут же начали разнимать своего друга и незнакомца, но каждый раз в их сторону прилетало что-то потяжелее самой пепельницы или неконченой бутылки. Вскоре за такие танцы вокруг партнера и хватания друг друга за элементы одежды, рвя их прямо на обидчике, парни, как и хотел сам Артем, вышли, решив выяснять отношения как настоящие мужики в драке. Уже на улице первый удар пришелся по лицу Арсения. Почувствовав в тот момент прилив сил, лысый парень нанес еще один удар, но уже по другой щеке. Появилась первая кровь. Длинные волосы постоянно наровились закрыть лицо и стереть кровь с носа своего хозяина, но, заметив некий изъян в образе местного Дон Жуана, лысый молодой человек схватил за смоляные волосы, накручивая их на свой кулак. Он дергал рукой в разные стороны с такой интенсивностью, что голова запросто могла отвинтиться от туловища. Но сильно боднув обидчика лбом, пьяное тело теряет равновесие и стремится спиной к мокрому асфальту, забирая и Арсения. Драка продолжилась, но удары наносил уже «местный Дон Жуан», жестким кулаком доламывая нижнюю челюсть, разбивая нос до степени фонтана кровью, не забыв про ребра. Буквально через несколько минут враг ослаб и перестал сопротивляться, что позволило Попову мгновенно взлететь на ноги и нанести удар по животу, этим кинув вишенку на верхушку десерта. Закончив, он со слегка поднятым подбородком пошел в сторону клуба, победив в схватке с недругом. Но следом, за спиной, на ноги встал и Тема с размазанной по морде кровью. Не имея в себе силы, парень решил действовать наверняка, чтоб вернуться обратно не униженным поражением. Он достал из-за пазухи нож-бабочку, и в темноте тут же заблестело лезвие. Обиженный этой ночью человек пялился в спину врага, который позволил чуть ли не на глазах заняться непотребством с его девушкой. С оглушающими криками парень кинулся сзади, готовясь воткнуть нож прямо в спину противника, но быстрая реакция, привитая еще с детства Арсению, проведенного в детском доме, позволили столь же резко развернуться и умело перехватить нож. Лишь отработанное движение рукой. Всего одно необдуманное действие… Рука самостоятельно дернулась вперед, защищая своего хозяина. Первым удар чужим ножом нанес Арсений. Лезвие вошло по рукоятку в живот. По пальцам вязко потекла горячая кровь. Все произошло так быстро, что оба замерли, заглядывая друг другу в глаза. В них горел страх. Боль начала подкрадываться с тыла, продолжила нарастать, а после охватила грудь и живот. Человек начал оседать. Он попытался схватиться за длинноволосого парня, но промахнулся. Артем упал коленями в мокрый асфальт, рукой ощупывая торчащий из живота нож. С раны текли ручьи вязкой бордовой жижи, скапливаясь в ладони. — Черт, — со страхом прошипел Попов, медленно укладывая лысого пьяного парня на тротуар безлюдной улицы. — Нет-нет-нет. Брюнет схватился за голову, паникуя от одного лишь вида торчащей рукоятки ножа, который вогнал своими руками. Арсений отходил от уложенного на асфальт тела все дальше, с ужасом рассматривая захлебывающегося от боли человека, не имеющего силы поднять голову и позвать на помощь. Все вдруг закружилось, вся улица поплыла, а после все почернело. Улица постепенно уходила во мрак. В последний раз, когда Артём открыл глаза, он уже не увидел своего убийцу рядом. Сбежал… Сбежал с места преступления, оставив умирать человека одного.***
— Здравствуйте. — Здравствуйте, Дмитрий Тимурович. — Доброй ночи, Поз. Врач шел по коридору, здороваясь со своими коллегами. Каждый имел совесть поздороваться и пожелать кардиологу ночь без происшествий. — Тимурыч, легкой ночной смены тебе, — здоровый бородатый врач, в разноцветной шапочке хирургичке на голове, крепко обнял пришедшего врача. Хоть этот бугай пугал с первого знакомства, но работа в педиатрическом отделении давалась ему на славу. Такой двухметровый дядя пугал видом грозного человека, но к больным малышам он находил подход сразу. Устрашающий дядя умел не только со всей ответственностью подходить к спасению жизни детей в реанимации, но и отвлекать умирающих от боли и страха. И все же улыбаться в лицо перепуганному и зареванному ребенку было тяжело и практически невозможно. В такие моменты реаниматолог педиатрического отделения забывал обо всем и ставил единственную цель — развеселить мальчишку или девчушку, даже несмотря на то, что одной ногой они были уже на небесах. Играться с аппаратом ИВЛ, который был подключен прямиком к маленькому пациенту, чтоб впредь пищания не пугали, или дать послушать свое слабое сердечко в фонендоскоп, или подарить игрушку, которую с заботой можно было прижимать по ночам и шептать в темноте «Не переживай, ты вылечишься», «Мы скоро поедем домой», «У тебя не болит ножка — ножки больше нет», «У меня еще вырастут волосы как раньше. Мама еще заплетет нам косички», «Мы еще увидим маму с папой. Увидим, как они улыбаются, а не плачут». Слышать такое от детишек было сложнее всего. Особенно когда ты понимаешь, что ножка больше не вырастет, косички с диагнозом «карцинома» больше не заплетешь, ну и домой к маме с папой ты нескоро поедешь. — Спасибо, Андрей, — поблагодарил Позов за пожелания удачного ночного дежурства. — Ты сегодня в день? — Завтра уже на сутки, — Андрей подмигнул, будто в его двухметровом организме было достаточно сил еще на несколько дежурств подряд. Дмитрий не успел моргнуть, как реаниматолог уже умчал по своим делам. — Дмитрий, выспались перед работой? — вопрос был риторическим и задали быстро промчавшись мимо с улыбкой на лице. — Позов, зайдите в свой кабинет. Вас на рабочем столе ждут бумаги! — кто-то столь сильно похлопал по плечу, что кардиолог подпрыгнул. В руки тень кинула ему ключи и быстро промчалась в противоположном направлении. Только по затылку Дима распознал заведующего отделением. Хотел уже было крикнуть: «Что за бумаги?», но тот скрылся за поворотом. — Дмитрий, мы не ждали вас так рано, — старшая медсестра у стойки улыбнулась шире обычного. Видимо, в отделении днем царил порядок, и неприятные ситуации обходили отделение сегодня. — Пробки. Испугался не успеть, — пробубнил Позов, принимая у медсестры журнал дежурств. — Как дела у отделения? Смертей за сегодня много? От чего-то женщина улыбнулась еще шире и довольно прошептала, чтоб не сглазить: — Ни одной. Врач удивленно поднял брови и повертел головой, не веря. — Дай Бог, ночь пройдет так же, — расписавшись в журнале, кардиолог пошел дальше. Он растворился в толпе уходящих и приходящих работников. Кто уже успел сменить белый халат на теплую куртку и шарф, а кто лишь полз по стенке после многочасовой операции переодеваться. — Дима! Какие люди нарисовались, — женщина с достаточно короткой стрижкой поставила руки в боки и приняла смешную стойку. Эта была одна из немногих женщин, которая в своем отделении сохраняла юмор, хоть в большинстве он был черным. В момент сложной операции, которой процент летального исхода с каждой минутой повышался, от нее можно было услышать: «— Ни сиськи, ни письки… Уже». Или: «— Ну а вы боялись. Она будет жить. Конечно, но как донор органов. По частям и в других людях». В общем и целом бабонька была с юморком и подкована жизнью. За таких можно было не переживать, что грохнется в обморок при виде крови. — Елена Анатольевна, а что Вы у нас в отделении забыли? Я думал, что гинекология у нас на третьем этаже, — почему-то лишь от одного вида Елены можно было улыбаться шире рта. — Моя пациентка попала к Вам в реанимацию. После родов пришлось сделать овариэктомию . Но вот сердечко вдруг зашалило на операционном столе. Мы стали откачивать, а она в кому. Пришла к вам в отделение за помощью, чтобы вытащили ее с небес. А то она там что-то засиделась. Ну Вы-то, Дмитрий Тимурович, нам поможете? Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше… для кунсткамеры, — Елена Анатольевна хлопнула кардиолога по плечу и рассмеялась. Больше она ничего не сказала. Резко изменилась в лице и опустила взгляд в пол. Все же, несмотря на все ее шутки, она была сильно обеспокоена состоянием своих пациентов, по какой-то причине попадающих на операционный стол, в реанимацию или в морг. Можно было поражаться тем, что у каждого защитная реакция психики различна. Будь это смех, злость или слезы. Хирург гинекологического отделения пошла дальше, забыв попрощаться. Пошел дальше и Позов. За минуты успев переодеться в белый халат, который прошел со своим владельцем огонь и воду, побывав насквозь примоченным в рвотных массах, вытерпев на себе разбрызганную кровь, мочу и каловые массы, халат уже имел полное право срастись с хозяином и быть его кожей. Дима вышел из ординаторской, захватив с собой шапочку-хирургичку, медицинскую маску и ключи от своего кабинета, где его уже ждали кучки бумаг, накопившихся за день. Уже на ходу он нацепил на себя бейдж «Позов Дмитрий Темурович». Он плелся по длинному коридору своего отделения, решая: зайти к другу сейчас или забыть о нем хотя бы на ночном дежурстве. Дима прошел мимо той двери, которая вела в палату к Арсению. Позов придумал для себя самое простое оправдание — «Потом, сейчас много работы. Потом». И врач вышел на свет, и коридор начал расширяться, вдалеке, наконец, показался холл. Опустевший холл, где уже не сидели родные и близкие, где все скамейки были свободны. Но кроме одной. Лишь где-то в углу кто-то незаметно кряхтел и шмыгал носом. Здесь редко проходил медперсонал, и в холл работников не тянуло. Только одного Позова насторожили звуки, доносящиеся легким эхом, и он аккуратно выглянул из-за стены, боясь помешать. Какого его удивление было, когда силуэт оказался знакомым. Настолько, что сердце, где-то настолько далеко, екнуло сочувствием и давними воспоминаниями…***
Девять лет назад Город полусумасшедших с удушливой атмосферой — Петербург Около двух часов ночи Пять знойных красоток разной ценовой категории. Они стояли в ряд, дожидаясь выбора клиента. — Кого Вы бы хотели? — спросил молодой мальчик с сережкой в ухе. Он как-то игриво улыбался и подрагивал ногой в стороне. Клиент призадумался. Он начал всматриваться ко всем по очереди. Первая — высокая, худощавая, с высоким хвостиком темных волос, завязанным с петухами. Ей не было дела до клиента, поэтому пялилась по сторонам, рассматривая квартиру. Вторая — довольно опытная дама с бледной помадой на губах и сильно обведенными черным карандашом глазами. Она всеми способами пыталась казаться моложе, но в этом не помогала даже коротейшая юбка. Третья была Дюймовочкой. Девушка с нетипичной внешностью и большой головой. Зато пышная прическа на ней была чарующей. Четвертая подходила тем, кто выбирает с критерием «Есть за что подержаться». Ягодицы и грудь правда манили на себя взгляды, но в комплект так же шел животик и круглые щечки. Пятая была типичной работягой. Накаченные губы, руки в мозолях, заготовленные фразы и стоны в постели. — Вон ту, мелкую, — клиент указал на третью пальцем, тем самым сделав выбор. Все остальные тут же поплелись на выход, цокая языками и только интенсивнее начиная жевать жвачку. — Оплата после оказания услуг, — предупредил сутенер. Он схватился за Дюймовочку, оттащил чуть дальше клиента, чтоб тот не подслушал. — Возьмет два часа — сделай скидку, но не большую. Если уйдет в душ, то не медли. Бумажник на полке, заметил серебряный браслет у входа. Будет время, пошарься в шкафах. Хочешь больше заработать, тогда выноси все, но не попадись, идиотка, — молодой человек прошипел прямо на ухо, заставляя собраться. — Баллончик с собой? — В сумочке, — чавкая и закатывая глаза произнесла проститутка. — Да не боись, Сергуль. Столько раз обносила квартиры, тут план действия сложно поменять. — Добираться обратно как будешь? Мне заехать за тобой? — Деньги имеются, шеф. Доеду на трамвае. Ты лучше девок наших развези по точкам, им тоже бабло нужно. На этом диалог между сутенером и ночной бабочкой закончился. Сергей крепко пожал клиенту руку, закрепляя сделку и напоследок, проходя мимо своей девчонки, шикнул: — С заказа 50% мои. Жду их завтра в своем кармане.°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°
Первая вышла сразу же, как автомобиль сутенера остановился на углу метро Пролетарская. Она уже была готова хлопнуть дверью, но остановил вопрос, донесшийся с водительского места: — В такой юбке не холодно будет? Проститутка поигралась бровями, будто подросток не желая слушать советов от старших. В таком облике она была готова к продаже, и будто кукла Барби уже стояла на витрине. Только один сутенер портил все со своей заботой. «Возьми куртку в багажнике» пролетело мимо ушей. На второй остановке на улицу вышли все оставшиеся. Три бабочки с гнилыми крылышками запорхнули в темный переулок, уже высматривая первых клиентов. За ними шмыгнул и молодой парень с золотой сережкой в мочке. Тут же принялся диктовать заученные правила: — На глаза полиции не попадаемся. Я больше не стану вас выкупать у этих крохоборов. Всегда используем защиту. Клиент предлагает без презерватива, якобы ощущения не те? Смело посылаем его далеко и надолго. Мне не нужны СПИДозные. Все ваши гепатиты, сифилисы, герпес и гонорею оставляем в стороне. Ценник свой помним. И жвачку, Анжела, мы выплевываем, — сутенер жестким взглядом обернулся на проститутку. — Чтобы не пришлось клиенту оказывать кому-то первую помощь. А то сначала прыгаем, а потом синеем, потому что жвачку вдыхаем. Парень замолчал. Вроде он сказал все, поэтому притих. — Сереженька, угостишь сигареткой? — девушка захлопала накрашенными глазюками, соблазняя шефа. Но по каким-то непонятным для проституток причинам Сергей никогда не реагировал на подобное. Каждая имела желание снизить свой процент, достигая этого разными способами. Облизывания губ, подмигивания, всевозможные намеки на уединения, поглаживание промежностей своей тонкой ножкой. Но от чего-то лицо сутенера каждый раз оставалось серьезным и невозмущенным, ноги он не скрещивал, не скрывал эрекцию, глаза не горели желанием. Все ночные бабочки были для него не больше, чем подруги. Тяжело вздохнув, Матвиенко достал из кармана начатую пачку тонких сигарет Kiss. Именно такие курили проститутки в свое свободное время. И они точно знали, что где-то в закромах у шефа найдется пачка, купленная специально для них. — Ты такой щедрый, Сережа, — каждая взяла по две — на будущее. Стоять на холоде все же им предстояло довольно долго.°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°
— Ну давай же ты, таратайка старая. Lada обидчиво закашляла. Она закряхтела еще разок, когда Сережа повернул ключ в замке зажигания, и затихла. — Что тебе не хватает?! — заорав на панель, разбрызгиваясь слюнями, автомобиль от страха завелся. Под попой сразу затарахтел мотор, загорелись фары, затопила печка. Lada поплелась по пустой проезжей части. Почувствовав габариты, сутенер начал ускоряться, решая испробовать свою ласточку на прочность. Та разогналась на мокрой дороге и помчала по прямой меж домов. Темные улицы, освещенные лишь луной, которая то выглядывала из-за туч, то сразу же пряталась. Ни одной машины, ни одного человечка. Матвиенко рисовал в голове себя главным в этом городе. «Еще бы пиджак дорогой… Бабочку. И чтобы у меня было свое дело, благодаря которому обрету славу в городе», — придумал Сергей. Он улыбнулся, и заключительным мазком в его картине стала дорогая машина. Сутенер представил Мустанг, хозяином которого был он сам. Матвиенко задумался настолько, что на спидометре до сих пор стрелка держалась на недопустимой скорости. Он и подумать не мог, что впереди могло его ждать неприятное совпадение. А именно… Из темного переулка выскочила тень. Она рванула между припаркованных машин и вылетала на дорогу с одержимыми глазами. Лицо осветило яркими желтыми фарами, и человек от страха вытянул руки вперед, надеясь остановить летящую машину силой мысли. Lada истерически завизжала тормозами, скользя шинами по мокрому асфальту. Машина не смогла остановиться и забодала человека, запрокидывая тело с ногами на капот. — О, Черт!!! — заорал сутенер. Проехав с телом еще несколько метров вперед, автомобиль все же занесло боком и тот остановился в миллиметрах от столба. Выбежав, водитель взмолился: — Хоть бы лось, а не… О Господи. Я сбил человека! Матвиенко схватился за голову, начал панически бегать вокруг машины, рассматривая молодого человека, раскинувшего свои конечности по лобовому стеклу. Мужчина присел на корточки около колеса и прикрыл руками рот, затягивая себя глубже в шоковое состояние. На капоте что-то зашевелилось. Кряхтя, молодой парень скатился телом на асфальт и окунулся лицом в лужу. Как будто не чувствуя боли, забыв об аварии он вскочил на одну ногу и поскакал в сторону дверей. — Ты… Ты в порядке? Живой? — заикаясь воскликнул сбитому Сергей. Человек не реагировал на вопросы водителя. — Садись. Быстрей давай, — нервно завопил на всю улицу сбитый. Незнакомец занырнул в салон, а за ним с дрожащими руками и с прыгающим от страха сердцем сел и сутенер. — Поезжай. Газуй вперед уже быстрей! Не успел Матвиенко схватиться за руль, как молодой человек панически закричал. После того как автомобиль тронулся, пассажира отпустило. Он выдохнул, в последний раз осмотрел оставшуюся позади улицу в зеркале заднего вида и затих. — В больницу? — испугавшись, спросил сутенер. — НЕТ! — громко крикнул водителю пострадавший. — Мне нельзя туда. — Нельзя? Преступник? — нахмурился Матвиенко. — … — тот подозрительно промолчал, будто вопрос задан пустоте. Тишина сковала салон. Матвиенко испуганно дернулся от брюнета, как только уличный фонарь на секунду осветил салон автомобиля и руки явно напуганного «преступника». Они были измазаны в грязной высохшей крови. — Есть знакомый врач. Навряд ли кровь на лбу — это привычный твой вид. — Зачем ты мне помогаешь? Боишься, что я накатаю на тебя заяву? Ты мне и кисть вывернул и кровь у меня на руках. Я легко могу написать, что ты сбил меня и заставил взлететь на капот, — человек посмеялся, начиная шантажировать водителя. Неужели такой способ поможет взять из Сергея все, что нужно было незнакомцу в данную минуту. — Это не твоя кровь, — резко ответил Матвиенко. Это заставило молодого человека покрыться холодным потом и громко сглотнуть комок непроглатываемой слюны. А ведь правда, руки были испачканы иным образом. — У меня со лба идет кровь благодаря тебе, а ты смотришь на руки. А какими они должны быть, если ты сбил меня? — с нервной агрессией наехал чужак на водителя. Тот лишь украдкой вновь взглянул на кисти парня и сказал: — Сбил, — согласился сутенер. — На лбу кровь, а на руках — не твоя. Это видно. В салоне повисла напряженная тишина. Молодого убийцу сковал страх. Он вмиг спрятал свои руки в карманы, несмотря на то, что одна из них ныла из-за смещения лучевой кости. — Не думаю, что нам обоим нужны проблемы с полицией, — ярко намекнул Матвиенко. Незнакомец заткнулся с концами. И все же страх попасться полиции и быть раскрытым благодаря сбившего его человеку играл свою роль — а именно соглашаться на все, что предлагают. — Меня Сергеем зовут, — уже более высокомерно представился сутенер. — Арсений, — прошипел в ответ парень. — И куда дальше… Арсений?***
— Серень, это ты? Позов медленно вышел из-за угла, с далека пытаясь заглянуть в лицо хлюпающего человека. А тот торопливо начал утирать слезы с щек, но на месте старых ту же появлялись новые. — Ты в порядке? — врач подходил все ближе, пока в какой-то момент не уселся рядом с Матвиенко. В ответ армянин ничего даже не промямлил. Он отвернулся от собеседника вполоборота, скрывая свою слабость. Помолчав несколько минут, слушая как Сергей хлюпал носом, Дима все же начал: — Я знал, что ты все же придешь к нему. Ты все-таки его друг. — «Друг», — повторил Матвиенко с какой-то неприязнью. Будто окунул это слово в грязь, обвалял в земле и приписал к себе. — Да какой же я друг? — Ну может и не самый лучший, но… — Никудышный, подлый, отстойный, хреновый… Вот какой я друг, — выплюнул Сергей и сразу же отвернулся. — То, что он лежит сейчас здесь — это моя вина. — Ты что такое говоришь? — Дима помотал своей головой, пытаясь срастить истинную причину инфаркта у Попова. И к догадкам никак не привязывался Сережа. — Не говори чуши, Серень. — Я не смог его вытащить из того состояния. Это я его гонял по заказам, чтобы забылся в работе. А в итоге сделал только хуже. Я видел, как ему становилось хуже с каждым днем, а я все прибавлял ему работы. Пропустил тот момент, когда он стал мясником, — армянин задумался. Уставился в точку на полу и прокряхтел: — Ты ведь тоже заметил, что он поменялся? — Я не думаю, что кто-то смог бы остаться прежним после того, что прошел он. У него выбора не было — стал тем, в чьей оболочке ему проще было бы существовать, — Позов раскрылся, принял удобную позу для принятия чужих секретов. — Ты ведь тоже сильно изменился. Я это заметил. Что с тобой произошло, что ты так поменялся? Матвиенко с особой грубостью в глазах уставился на врача. В нем блестела обида, предательство и странное чувство, от которого хотелось рвать шкуру на себе. — Будто ты не знаешь, — выплюнул мужчина и отвернулся к кардиологу затылком. — Знаю. — Тем, что ты «знаешь» — Арсения не вылечишь. Я тоже «знал», вот только этого не было для него достаточно. Эффективны только действия. — Серень, он далеко не маленький мальчик. Все что мы сейчас можем сделать — это ждать. Преданно и верно. Это единственные действия, которые сейчас даны нам. А лучше верить, тогда с ним все будет ХО-РО-ШО. Дима положил ладонь на колено, давая знать собеседнику, что тот не один. Ладонь была горячей. Она будто прожгла штанину и растеклась теплом по ноге. На лице Сергея запрыгали эмоции страха, брови задергались в панике. Армянину пришлось развернуться лицом к врачу, молчаливо спрашивая широко распахнутыми глазами: «Ты тоже это чувствовал?». От колена мурашками растеклось пятно прошлого. Ноги от боли и чувств онемели. Пятно неторопливо и кусаюче ползло выше, занырнуло в живот, и кишки скрутило в водоворот. Ребра загнулись вовнутрь, выкалывая внутренние органы. Мурашки пошли дальше, укусили легкие, и дышать Матвиенко прекратил. Сердце кольнуло, будто в него воткнули кол и крутили, пока мышца не перестанет биться. Все что заставил себя сделать Сережа — это посмотреть на чужую успокаивающую руку у себя на колене и обратно поднять растерянный взгляд на врача. Димино лицо захлебнулось в каменном выражении, но тело начало источать невозможный запах мужских феромонов. Запах гормонов, бешеного адреналина, будоражащего тестостерона.°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°
Его толкнули первым, затем влетел в кабинет Дима. Дверь с табличкой «Врач кардиолог/ Позов Дмитрий» закрыли на ключ, который оставили в скважине. Никто не узнает, никто не помешает, никто не увидит. Развернувшись к армянину лицом, Дмитрий застыл, обдумывая свои действия. Но будто находясь под гипнозом своих потребностей и желаний, он сделал твердый шаг навстречу. — Ты не представляешь как долго я терпел. Сколько я мучал себя… — Молча, — огрызнулся Позов, впиваясь в солоноватые губы давно забытого любовника. От грубого столкновения телами Матвиенко спиной понесло назад, а шагающий вперед кардиолог довел партнера до рабочего стола. Жесткая рука, резкое движение, и кипа документов, которые так долго ждали своего подписания, оказались на полу. Плитка кабинета была устлана ковром из истории больных, назначений и диагнозов. Расчищая место, не отрываясь от вылизывания и пожирания нижней губы Матвиенко, Дима отправил следом за документами и органайзер с канцелярией, пощадив от похожей участи компьютер и мышку с клавиатурой. Ягодицы Сережи приткнулись к краю рабочего стола, заставив простонать в поцелуе букву «М». Все тело заныло, как только губы врача начали спускаться ниже, оставляя слюнявую дорожку на шее. Язык был неимоверно игрив с армянином. Он вылизывал кожу, чувствуя вкус сутенера. От этого Матвиенко застонал еще сильней, запрокинув голову. — Замолчи! По лицу неожиданно прилетела горячая пощечина, и мужчина замолк, преданно закусывая губу. — Сильней, — прошептал в лицо армянин. Агрессивность кардиолога заводила. Он бил, тянул, царапал. Все как восемь лет назад. Все так же, как в первый раз. Все также страстно, жадно, люто. Диму погрузило в бессознательные действия. Он сорвал с партнера верх и прижался к оголенной груди, убийственно вцепляясь в губу, которую пожирал до крови. — Да трахни ты меня уже, — выплевал армянин, злясь от переизбытка тестостерона. Все грязные фантазии, летающие все эти годы перед сном и после пробуждения, прорвались в реальность. И раз эмоции рвали плоть на куски и душили горло, то пусть, не рассчитывая силы мужчина будет входить с каждым разом все грубее. Позов развернул Сергея к себе спиной и с силой нагнул, заставив лечь щекой на поверхность холодного стола. Оставшись в одежде, не сняв с себя даже белого халата, врач стянул широкие штаны с партнера вместе с нижним бельем. Штаны спустились до колен. Так вдруг стало горячо, когда по ягодицам шлепнули твердой ладонью. Потом еще и еще, пока кожа не побагровела на тех местах, где свою страсть выливал кардиолог. Тело Матвиенко от этого загорело. И боль, и желание. Покорность и подчинение. Сергей застонал в стол. Дернув за края халата, будто рвя его на своей груди, как тельняшку, врач разом расстегнул все кнопки. Быстрыми пальцами освободил себя от ремня и дернул за собачку. Ширинка возбужденно рыкнула. Внутри белья так сильно пульсировал мужской член, что он будто сам нашел дорогу к свободе. Он дернулся в сторону ягодиц партнера и налился краской. Дима вошел не сразу. Слыша все кряхтения, стоны и болючие протягивания «М-м-м», раза с пятого ему все же удалось почувствовать единство с давним любовником. Позов простонал так громко, что от сладости закатил глаза под веки и выл подбородком в потолок. Он двинулся еще раз, и застонал уже Сережа. Как ни странно, но армянин облегал член врача как перчатки. Было так тесно и мокро. Мокро от выделившейся смазки. Скоро Матвиенко задышал как паровоз. При этом Позов не переставал растирать кожу на спине между лопатками, прижимая грудь партнера в стол, чтобы не мешался. Обеими руками кардиолог то притягивал, то тут же отталкивал бедра любовника, помогая безостановочным движением своего таза. Матвиенко била дрожь. Как давно он не чувствовал похожих чувств — блаженство, граничащее с потерей сознания. Никакие членораздельные звуки он так и не смог произнести. Только стоны, вздохи, крики, ещё стоны и ещё крики. От этого Позов ладонью закрыл рот, плюща губы, будто от этого любовник станет тише. Дима промял Сережу в пояснице, все сильнее врезаясь сзади, заталкивая член глубже. И Матвиенко почувствовал взбухшие венки внутри, доводящиеся до грани восторга. Колени подкашивались, боль внутри живота разрывала, армянин начал скатываться со стола. Чувствуя напряжения партнера, Позов врезается в него в последний раз и взрывается. Поток результата чувств хлынул прямо на стол, на пол, на ягодицы Сережи. После этого Матвиенко задышал, ему будто бы даровали новую жизнь. Она стала вдруг легка. Тело родилось заново. Сережа обессиленно грохнулся на колени и облокотился лбом о ножку стола, улыбаясь в нее как-то по своему странно. Он никогда не мог мечтать об осуществлении ночных фантазий наяву. Но уж быстро реальность вновь приобрела свои натуральные оттенки.°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°
Молча, не думая обсуждать произошедшее, Дима застегивал халат, а Сергей натягивал мятую футболку. Этому армянин даже улыбнулся, ведь небрежные складки напомнили о страсти, с которой врач сминал ткань. Но улыбка с лица сошла, как только кардиолог вытащил из скважины ключ и приготовился выскочить в коридор. — Дим, — остановил Матвиенко человека. Позов замер в дверях. После нехотя шагнул спиной обратно в кабинет и закрыл дверь. Врач развернулся к собеседнику лицом и кивнул головой, давая знать, что он готов выслушать то, зачем его окликнули. — Я ничего не скажу Кате, — пообещал армянин. Промолчав на это, Позов развернулся и вышел, оставив любовника в одиночестве. Разбросанные листы, ручки. Матвиенко прискорбно осмотрелся вокруг, слегка помялся, а затем взглянул на стол. Он увидел лишь одну вещь, которая с годами не поменялась — очки. Черная оправа, слегка заляпанные линзы самим хозяином. Дима выбежал настолько стремительно, что успел лишь застегнуть халат и кивнуть головой, а очки так и остались ждать в кабинете. Сергей к ним подошел, взял и повертел. Одна мысль, что эта вещь принадлежала Позову, разжигала тепло внутри. Матвиенко дергано обернулся за спину, ожидая, что врач вернется обратно и заберет потеряшку, но вместо этого руки самостоятельно запихнули очки в карман, а ноги быстро развернули и отправили тело на выход. С выпученными глазами Сергей запер дверь в кабинет под пристальными взглядами проходящих мимо врачей, медсестер и санитаров. Через минуту мужчина был уже на первом этаже, а еще через секунд пять — в своей машине.°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°
— Черт, — прошипел под нос кардиолог, по второму кругу ощупывая свои карманы. — Где же они? Резко развернувшись в противоположную сторону откуда шел, врач поплелся обратно в кабинет, надеясь уже не застать там Сергея. И правда, тот ушел. От этого Позов выдохнул и принялся искать очки, которые явно видел где-то на столе — там их не оказалось. Подумав, что в порыве страсти он мог скинуть их со стола вместе с листками, сложенных на подпись, Дима принялся собирать все по одному листку. — Может в регистратуре? — прикинул врач, не найдя очков в кабинете вовсе. Без них было работать до невыносимости непривычно.***
Кома — череда ночных кошмаров, изредка прерываемых паническими атаками. Было так холодно, одиноко и страшно. Быть совершенно одному где-то там в темноте, видя много своих воспоминаний. Прошлое. Оно гнило во мне так же, как разлагалось мое сердце. Но оно продолжало бить и доставать меня тем, что еще толкало кровь по моему организму. Этот стук. Я оглох от него. «Тук-тук…тук-тук». Без остановки — день и ночь, день и ночь. Я уже ждал, когда прекратятся мои мучения. Я не хотел выходить отсюда живым. Только холодным трупом. Только вперед ногами. Только вниз. Я с безразличием лежал под куполом, который даже не собирался ломать. Он окутывал мое тело холодящим ветерком и не давал вдохнуть полной грудью. За меня все делал аппарат. Он насильно заставлял дышать, даже если я не хотел этого. Но в один момент я просто закрыл глаза и увидел палату. Кажется был рассвет…°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°
Неестественно яркие лучи проклевывались сквозь окно. Темнота сменилась днем, и из света вдруг собрался образ. Нежный лучистый лепесток вырос в целую прекрасную лилию. Она сияла будто солнышко на ладошке, и мужчина потянулся бледною рукой за теплом. А коснувшись пальцем, лепестки осыпались на пол. Попов раскрыл глаза, забывая сон, снившийся под куполом комы. Кошмар заставил пробудиться, а вместе с ним проснулись и воспоминания. Хрустальный цветок, который оберегали любовью и заботой, а в конце рассыпался на мелкие драгоценные пылинки. То тело молодой девушки-брюнетки, лежащее на полу кухни в крови рассыпалось на глазах также. Арсений попытался сделать вдох, но трубка в горле мешала даже прокашляться. От паники мужчина начал задыхаться, и будто захлебываясь делал новые попытки проглотить кислород. Ему не давал аппарат. — Спокойней, Арсений. Дыши… Дыши ровнее, — послышалось сверху тонким девичьим голоском. Не поверив, Попов раскрыл свои глаза шире и расплакался. Тот уже забытый силуэт стоял у койки и мило улыбался, когда на него посмотрели глаза любимого. — Я здесь. Я с тобой, — пропела она мужу. Девушка погладила больному руку, а после схватила его ладонь, оберегая от боли и одиночества. Она согревала своими ручками пальцы брюнета, лишь бы тот снова покрылся румянцем, какой мог встретиться еще при жизни. — Я так испугалась за тебя. Она нагнулась еще ближе, и мужчина смог рассмотреть ее лицо. Тонкий носик, высоко вздернутые брови, круглые глаза и те самые сладкие наливные губы. Она была такой при жизни. Идеальной для Арсения. Идеальной во всем. — Я умер? — измученно спросил муж. — Нет, твое сердце еще бьется. Я его слышу. Оно громкое и сильное. — Ты тоже жива? — с надеждой спросил Попов, затаив дыхание. Алена мило улыбнулась и опустила глаза. Она как-то странно помахала головой, будто извиняясь. — Арсений… у меня здесь нет места. У меня теперь новый дом, — прошептала девушка так тихо. — Тогда что ты здесь делаешь? — Меня отпустили. Но скоро мне нужно будет идти. — Ты же пришла за мной, так? Ты же пришла меня забрать, правда? — … — Алена покачала головой. — Ты заберешь меня с собой? — Не сегодня, Арсений. У тебя еще есть время. — Нет. Мне не нужно еще время. Возьми меня за руку. Покажи путь к свету. Я клянусь, я пойду за тобой. Пойду следом, только проводи меня, не оставляй вновь одного, — заплакал Арсений. Он потянулся к Алене дрожащими руками, уговаривая не отпускать, но холодные пальцы будто бы прошли сквозь силуэт. — Ты не один. Я привела тебя к нему. Ты в нем нуждаешься, а он — в тебе. — О ком ты? О ком ты говоришь?! — Ты знаешь. Алена потянулась к лицу мужа и осторожно обхватила ладонями щеки. И Арсений вдруг почувствовал те легкие прикосновения, едва заметное тепло, которое отражалось в душе. Он заплакал еще сильнее, когда девушка начала прощаться. — Время еще есть. Не сегодня, Арсений. Не сегодня. Поцелуй за меня наших детей. — Нет. Пожалуйста, останься! — Я останусь в твоем сердце. Навсегда… Силуэт медленно перевернул голову больного на другую сторону. Она в последний раз взяла руку мужчины… и ушла.***
Если бы не работающие приборы, то в палате царила бы мертва тишина. Антон боялся даже шевелиться. Он сидел на стуле около кровати и прислушивался к аппарату ИВЛ. — «Вдох, выдох, вдох, выдох», — считал мальчик, прислушиваясь к глубокому дыханию машины. Грудь двигалась, а сердце билось, но человек будто и не жил. Антон перерывами смотрел на убийцу. То на потолок, то в окно, то бросит мимолетом взгляд на мужчину. Все думал и не понимал ни себя, ни Попова. Но что-то внутри все равно кусало от боли происходящего. Шастун вновь бросил взгляд на больного. Он был укутан в трубки и тяжелое одеяло. Глаза закрыты будто их зашили, а губы насильно раздвинули трубки, похожие на пластиковую гортань. Над головой Арсения же было неимоверное количество розеток, и все они были заняты. Было сложно понять какой провод откуда выходил и куда он шел. Это было поистине страшное зрелище. Необдуманно Шастун подсел к койке ближе и пополз ладонью по простыне, пока не прикоснулся кончиками пальцев к ледяной руке. Теперь мальчишка пялился только на нее — на высунутую из-под одеяла кисть. Отчего-то ее стало так жалко, что Антон накрыл ее своей ладонью и зажал. Стало все иначе. Меньше страха, больше тепла. Так Антон продолжил сидеть в палате, обдумывая прошлое, строя мечты в будущее. Пока не почувствовал ответного сжатия ладони. Послышались кряхтения, страшные разрывающие грудную клетку хрипы. Тело задвигалось, рука вырвалась из замка с парнишкой. Рев окутал палату. Брюнет был готов вырывать из горла трубки, рвать на себе вены, кричать и звать ее обратно. Он рыдал настолько сильно, что краснели глаза от полопавшихся от перенапряжения капилляров, а слезы укутали щеки. Он пытался кричать, но сил вдохнуть самостоятельно не было, лишь аппарат решал когда вдохнуть, а когда выдохнуть. Арсений пытался шевелить губами, чтобы позвать Алену обратно. Чтобы увидеть ее снова, в жизни. Он звал ее с того света, уговаривая забрать с собой. Его тело корежило, будто в него вселились бесы. От страха Антон вскочил на ноги и со всей силы, которая еще осталась в его организме, вжал кнопку экстренного вызова персонала, находящуюся в миллиметре от кровати больного. Красная кнопка на том конце затрещала. С глазами, переполненными слезами волнения, Шастун выбежал в коридор, зовя на помощь. Он громко выл на все отделение реанимации и интенсивной терапии. А после подбежал вновь к рыдающему мужчине, крепко хватая за ледяную руку и повисая над ним, как коршун над птенцом. — Арсений… Все хорошо. Я здесь. Я рядом. Даже после вбежавшей в палату бригады из пяти человек Попов не переставал кричать и звать Алену. Он не желал отпускать ее. — Я рядом. Я с тобой, — завопил Антон, касаясь мокрой щеки мужчины.