***
Тонированный Cadillac Escalade. Дорогой костюм. Комплект запонок и зажима для галстука из драгоценного металла. Черное пальто. Рыжие зачесанные назад волосы. Подровненная в барбершопе борода. Все это выдавало его за иностранца. В руках высокий мужчина нес бордовый букет. С ними он зашел через главные двери больницы. С ними он поднимался на лифте. С ними шел по коридору в сторону таблички «Реанимация». По одному охрана начала отсеиваться от главного стада, во главе которого грозно шагал Макар. Как только в сторону Босса открывался рот медперсонала или охранников, заставляя вернуться вниз и снять пальто, надеть бахилы и накинуть сверху халат, один из телохранителей решался остаться и «поговорить». Такими темпами к двери той самой палаты подошел бизнесмен только с одним своим бойцом. Макаров все же потрудился снять с себя верхнюю одежду и кинуть пальто в руки охранника, и после чего один вошел внутрь. Здесь было душно, жарко, тихо. Лишь один аппарат качал воздух и иногда попискивал. Илья подошел к кровати со спящим убийцей ближе, все так же обнимая объемный букет роз. Он молча разглядывал лицо, бесцветные губы, зеленоватые круги под глазами, а после странно заговорил: — Они бордовые… Как венозная кровь. Букет положили на тумбочку, с которой розы по одной начали сыпаться на пол, устилая его. Макар взял одну, повертел ее за тонкий стебель и пальцем нащупал шип. Подушечкой он надавил на крупную зеленую иголку, которой защищалась далеко не слабая роза. Кожа громко хрустнула, и по стеблю потек маленький ручеек крови. — Видишь, даже незаметно. Он насильно выдавил из пальца еще несколько капель и размазал их по лепесткам. — Ты так похож на нее… На эту розу, — медленно, выдерживая долгие паузы, сказал Макар. — Так же красив… и опасен одновременно. Не дашь себя в обиду. Тоже есть шипы. Тоже ранил меня. Бизнесмен обидчиво отбросил за свою спину розу, причинившую ему боль. Сам же наклонился над лицом убийцы и прошептал: — Мое существование невыносимо без тебя. Я никогда еще так не желал человека. Твоей плоти, — рыжеволосый наклонился еще ближе, чуть ли не соприкасаясь кончиками носа со спящим Поповым. — Одна мысль, что ты рычал подо мной, вызывает у меня улыбку… возможно, печальную. Потому что я подчинил твое тело, даже разум, но мое сердце подчинил уже ты. Так будь мужчиной и имей смелость открыть глаза и посмотреть на меня, когда я сознаюсь тебе в этом. Ведь я знаю, что ты не спишь. Повисла мутная тишина. Она рвала уши. И становилось так неуютно под пристальным взглядом бизнесмена, что… Арсений распахнул черные глаза. Они наливались злобой. Они посмотрели прямо в серость — глаза того, кто насиловал, а сейчас признавался в чувствах. Попов пробивал глазами дыры в двухметровом человеке. — Вот ты снова здесь — в этом мире, Арсений. Живой, но слабый. Впервые Илья стал мягок в лице. То вечное напряжение от многочасовых перелетов, совещаний, работы спало. Ему пришлось еще слегка наклониться вперед, чтобы прошептать: — Ты только скажи мне. Лишь одно слово, Арсений. Я поставлю тебя на ноги. Я покажу тебе свой мир. Покажу то, где существую сам. Не найдя отклика в глазах, Макар потянулся за телом. Будто жадный питон, его рука огибала трубки и капельницы, она занырнула под тяжелое одеяло, накрываемое оголенную грудь больному. Внутри было тепло, даже жарко, и ладонь, не согревшаяся после морозца на улице, легла на грудь мужчине. Попов дернулся, завопил от боли, которая растеклась по телу от сердца. — Да, Арсений. Это ты меня чувствуешь. Макаров плотоядно улыбнулся, пока его ладонь ползла выше по груди, пальцами гладя выступающие ключицы. Об них можно было порезаться, они были настолько остры и желанны, что бизнесмен уделял им больше всего времени. Затем жадная ладонь потекла по шее, пока не настигла щеки. — Насколько ко мне благосклонны небеса, что дали мне возможность еще раз увидеть тебя, Арсений. Я непременно вытащил счастливый билет в лотерее. Макар повернул свою голову в бок, рассматривая стоящую рядом с койкой капельницу. Надоедливые капли в бутылке по одной тяжелой падали вниз, растворяясь в прозрачной жидкости, все ждали своей очереди попасть через трубку в вену. — Так вот что тебя сдерживает, — Илья улыбнулся с хитрецой на губах. — Чудесные капли снотворного для серых снов и так нужное тебе успокоительное. Они делают из тебя не «тебя». Почувствовав ту безнаказанность, Макар вдруг наклонился к губам брюнета. От них пахло фенолом и слегка корвалолом, но это не остановило бизнесмена прикоснуться большим пальцем к полопавшейся и шершавой, как наждачка, нижней губе. Аккуратно отодвинув в бок трубку, идущую изо рта больного, Илья прикрыл глаза. Он тепло накрыл своими губами Арсения, пока тот подрагивал снизу от отсутствия сил что-либо предпринять. Поцелуй вгонял в страшную агрессию, боль, чувство собственного достоинства, которое отняли насильно. Попов начал кряхтеть, уговаривая сжать свою беспомощную ладонь в кулак. А поцелуй все углублялся, не чувствуя ответа. Только под конец пальцы сжались настолько крепко, что в руке появилась сила для удара. Попытавшись завести руку на жалкие сантиметры назад, Арсения останавливают. Мощная, будто чугунная, ладонь заковала кулак убийцы в свою клетку, а губы с хлюпом оторвались. — Думаю, что ты еще слабоват для драки, — ухмыльнулся рыжеволосый мужик. — Давай ты меня найдешь для разборки после того, как встанешь на ноги и сможешь вдохнуть полной грудью. А пока рано. Макар уселся на кровать и потянул за подушку практически беспомощно лежащее туловище. Как только шея под силой притяжения начала валиться назад, Попова подхватили. Поганые руки веревками опутали убийцу, прижимая вялое тельце к своей широкой груди. Илья с нежностью уложил щеку своего любимого на свое плечо, пальцами так трепетно массажируя темный засаленный затылок, перебирая мокрые грязные пряди. Бизнесмен так крепко прижимал брюнета к себе, ведь не хотелось вновь чувствовать ту пустоту в душе, отчаянные попытки найти себя в жизни, затыкая скулеж сердце вечной работой. Безжалостно мучил себя теми молодыми мальчишками, заглушая потребность в любви, которую до этого момента не чувствовал насколько сильно и ярко. Чего только стоили глаза цвета лазурного неба на рассвете. Чего только делал с Макаром характер сильного и самостоятельного убийцы. Оружие возбуждало только в случае, если оно находилось в руках у брюнета. Илья готов быть искусанным ровными острыми зубами убийцы, лишь бы тот прикоснулся к нему. Бизнесмен гладил по волосам, как по холке брошенного сбитого фурой котенка, все вдыхая запах привлекательного, когда-то опасного мужчины.***
Их опять много, они опять везде. Они всюду. Бескрайнее количество, и такие громкие. До оглушения зычные. Звуки. Тело покрыло мурашками мимолетом, как только по полу расстелился холод. Штору дернуло от легкого сквозняка в квартире. От этого невозможно было скрыться. Давило все. Давил каждый темный угол в спальне Арсения. Давил шкаф, стоящий в тени, давил рабочий стол, стоящий у окна. Стул, тумба, лампа, цветок… Цветок. Антон потряс головой, недоуменно посматривая в сторону подоконника. — Тебя здесь не было. Из памяти начали теряться мелкие воспоминания. Тот цветок-Женя в горшочке показался мальчику выдуманным. Парень спрыгнул с кровати, подбежал с горящими от страха и злости глазами и накричал на пожухлые листья. Он кричал на них с болью в горле, что от этих слов цветок завял еще сильней. Напоминание о погибшем друге Попова потухало, рвалось к земле, где тельце умершего растения сгниет. Без Арсения Женя тоже умирал.***
Очнувшись, он увидел белый свет. Это была палата, и она плыла перед глазами больного. Арсений поморщился, прогоняя летающие вокруг звездочки, и закряхтел, вдыхая свежий воздух. На губах его еще остался вкус того, кто приходил. Макар. Он остался липким слоем на теле больного. Хотелось содрать с себя кожу, но руку с трудом можно было поднять. Попов задышал интенсивнее, но это не придало сил, лишь темноту перед глазами. В палате благоухало, будто Арсений лежал в поле с цветами. Ароматы стояли приятные, перебивали вонючие лекарства и растворы, вливающиеся каждый день в тело инфарктника строго по таймеру. Этот запах успокаивал лишь тем, что больше не пахло больницей. Но увидев источник, больной заистерил в груди. Он завыл, замычал, будто лежал на операционном столе привязанный, а его хирург-потрошитель измывался над телом, не дав ни капельки наркоза. Розы были знаком похоти. Главный порок человека. Его слабость. Грех. Арсений смотрел на этот букет бордово-кровавых роз и видел лишь его — Макарова, сыгравшего злую шутку с убийцей. Поигравшего на сердце, почувствовав слабость брюнета. Указав мерзкую цену за обмен тела Антона. В глазах, полной обиды, Арсений гипнотизировал букет. Он уже стоял в вазе, а не просто лежал на тумбочке. Медсестра постаралась, пожалела цветы, увидела как они увядают без влаги. Пациентам часто приносили всевозможные букеты, чтобы радовали глаз, а ваза в больнице имелась у каждого врача, принимавшие от выписанных подарки и благодарность. Только у Арсения было желание, чтобы эти розы завяли быстрее, потому что подарены были Ильей. И выведя из тела обиду, переросшую боль, Арсений сжал крепкий кулак. От его резкого движения, которое он совершил в сторону вазы, из вены вылетела бабочка-катетер, встала поперек трахейная трубка, и Арсений повис на краю койки, делая самостоятельные осторожные глоточки воздуха. То, чего он так жаждал и для чего поднял жесткий кулак своего ослабшего тела — было сделано. Попов смахнул с тумбы пошлый букет, слыша как ваза разбилась об пол на миллиарды острых звенящих осколков. Около койки все было усыпано мельчайшими бусинками, которые назывались стеклами. Наконец таки лепестки роз намокли в разлившейся воде. Теперь букет напомнил лужу бордовой крови, которую, в фантазиях у Попова, он выпустил из вен Ильи Макарова. У того самого Ильи Макарова, кто являлся Боссом для своих зашуганных подчиненных в кампаниях, гражданином Канады, США и России. Тот самый бизнесмен, кто хитро обвел убийцу вокруг пальца, потянув за такую тоненькую больную ниточку — Антона. Тот самый чертов Макаров, кто имеет своих «мальчиков», постигая блаженства физически, но не внутри. Тот, для кого слово «Любовь» выдумана для сказок. Тот, кто не будет любим никогда.***
Антон уснул на животе, обложившись подушками. Он носом зарылся в наволочку и спал, забыв о тупых снах. Каким-то образом он умудрился даже пустить слюну по матрасу, и в глубине сознания Шастун был неимоверно рад тому, что забылся в темноте и на несколько часов вычеркнул из памяти, что такое мысли и шорохи. Но суматоха в пустой квартире не прекращалась. Лязгнули предметы на кухне, послышался отчетливый звук разбившейся об плитку посуды. Антон от страха распахнул глаза, принимаясь тут же исследовать спальню, молясь не найти в темноте чьей-либо тени. Лязгнуло еще раз, и Шастун подорвался, смотря круглыми глазами в сторону открытой двери из спальни. Перед тем как улечься в кровать, не важно, собирался ли он спать или просто полежать, он всегда закрывал дверь. Но с каждым днем память все сильнее начинала подводить парня. Загремело посудой в шкафах, и Антон уже вскочил на ноги. Подбежал к шкафу, дрожащими руками отодвинул дверь и цепкими пальцами стащил спортивные сумки с оружием с полок. Они мешком грохнулись на пол и показали свои внутренности. Скрипнул пол в коридоре, и рука вцепилась в первый попавшийся пистолет. Юноша направил его сквозь темноту в коридор, раскрыв нараспашку дверь в спальню. Мальчик начал прислушиваться, застыл, замолк, перестал дышать. Лишь слушал. Шаг за шагом, Антон приближался к кухне. Еще в прихожей он вновь услышал чавкающие звуки. Они были настолько отчетливы, что парень поднял оружие, как когда-то учил его Попов. Он взвел металлического зверя и покрался по коридорчику, палец держа на спусковом крючке. Он был уверен, что на кухне сидит киллер, пришедший его убить. Тот самый преступник, кто гнался за Антоном и Арсением на Лиговском. Около холодильника кто-то терся. Будто на волнах он раскачивался из стороны в сторону, издавая хрипы больного. От испуга Шастун поднял пистолет выше, закричал во всю глотку, прицелился и… Силуэт обернулся, свирепо с ног до головы оглядев младшего хозяина квартиры. Его глаза загорелись яркими прожекторами. От этого Антон заорал вновь и, не думая, нажал на спусковой крючок. Пистолет предательски прокашлялся. Парень нажал еще раз, а потом еще. Выстрела так и не последовало. Почувствовав свою уязвимость, шатен зашагал назад, собираясь бежать из кухни, но силуэт был быстрее. Он рванул вперед, обжигая своими прожекторами глаза человека, окутал мальчишку черным дымом и исчез. Антон, отмахиваясь от черных мушек, витающих вокруг его лица, пятками зацепился об порожек, и ему показалось, что какая-то неизведанная сила толкнула его назад. Шастун ударился, выронил пистолет, завизжал, пытаясь снять с себя нечто, но лишь брыкался в одиночестве в кромешной темноте, только и видя свечение перед собой. Шастун прыгнул к выключателю, и свет расставил все по своим местам. Парень прижимался к стенке, истерически дыша и разглядывая помещение. Та тень у холодильника была темной шторой, а два прожектора — фонарями на улице. Юноша измучившись осел на пол, потянулся к выброшенному пистолету, спрашивая почему он не выстрелил. Мальчик вытащил магазин, и он оказался пустым. Он попросту забыл зарядить оружие.***
— Девочки, вы видели его сегодня? — «Его»? Кого «его»? — недоуменно спросила медсестра. — Ну того мальчика, который приходит к твоему пациенту. — Нет, сегодня не видела, — женщина мотнула головой и принялась дальше выглаживать халаты врачей. — А что за мальчик-то? — спросила уже молодая медсестричка Алина, подслушивая сплетни двух бывалых. В ординаторскую зашли еще двое. Одна рыжеволосая с короткой прической, другая чуть темнее. — Да там какой-то, в палату к инфарктнику заходит, — пожала плечами рыженькая медсестра. Ее волосы напоминали пламя костерка. Это и рыжим было назвать сложно, больше оттенка красного. На бейджике халата было написано «Лена». — Он еще худенький. — И высокий. — Еще кудрявый. — Ну не такой он уж и кудрявый. — Но волосы завиваются. — Он светловолосый? — Наверно больше шатен. Пока медсестры обсуждали какого-то юношу, разбирая его внешность по частям, Алина привстала с дивана и пошла в сторону выхода из ординаторской. Она буквально одной головой выглянула в коридор и увидела, казалось бы, знакомую тень. Светлый, высокий, худой, кучерявый… — А к кому он вообще ходит? — продолжали медсестры сплетничать, не замечая, что одна из группы испарилась. — Может родственник? — Сын? — Слишком взрослый для сына, — нахмурилась одна из болтушек. — Может брат? — все нахмурились. — Они не похожи. — Двоюродный. — Нет. Может просто друзья, — предположила другая. — Разница в возрасте большая для дружбы. Ты бы дружила с девочкой, будь тебе сорок? — Ну я же с вами дружу, — подмигнула женщина, доглаживая стопку белых халатов. — Ну нет, это другое. Повисла недолгая тишина, после которой рыжеволосая девушка громко подала знак, что догадалась. Она открыла широко рот, глубоко вдохнула и выпучила глаза. — А вдруг они… Ну это… пернатые. Все в недопонимании уставились на Лену. — Ну шахтеры… печники… кочегары… ну в окопе сидят, понимаете? Ногти красят, — устав ползать около одного и того же, Лена выдохнула и, опустив глаза, сказала: — Геи. Все заморщились еще сильней, будто в рот насильно пихнули дольку лимона. Кто-то даже протянул «Фу». Но никто не принял это всерьез. Лишь только когда Алина, высунув голову из ординаторской, все это время следя за мальчиком в коридоре, спросила «Это он?», все разом побежали к двери. — Тихо-тихо, — три головы вылезли из-за двери. Это смело можно было назвать Змей-Горынычем из медсестер. Все они любознательно начали следить за тем, в какую из палат зайдет мальчик. Из всех сплетен в больнице, интереснее всего было наблюдать за инфарктником и приходящему к нему парню. А пытаться найти ответ на вопрос «Кто они друг другу?» было целым смыслом рабочего дня.***
Впервые за несколько дней Антон смог сделать себе хоть что-то похожее на еду — это был чай. На это его подтолкнуло плохое самочувствие и дрожь внутри. Он то умирал от холода, обматываясь одеялами, то обливался потом от невыносимой жары и скидывал с себя одежду. И подумалось, что заварив в кипятке пакетик чего-то листового с запахом лимона, это поможет избавиться от неприятных симптомов. Вновь укутавшись в плед, парень поставил перед столом стул поудобнее и попытался на него сесть. Оперся локтями о края столика, присел на воображаемый стул и тут же грохнулся, чудом не забрав за собой кипяток. Пятая точка от удара ныла, разум стыдился своей неуклюжести. Стул какими-то силами был отодвинут на два шага дальше. Ну или мальчик был настолько невнимателен, что забыл его пододвинуть ближе, перед тем как сесть. Антон кряхтя поднялся на ноги, зло схватил улетающий стул за спинку и, внимательно следя за ним, наконец уселся выпить горячего. Через два часа на квартиру опустилась темнота. Еще через час Шастуна утянуло в мучительный сон. Его трясло от холода даже под двумя одеялами в душной спальне. А вскрикнув в кошмаре, он подскочил, отбросил подушку и одеяла от себя, думая, что обнимает убитые им тела. И оклемавшись, Антон измученно грохнулся на матрас, удивляясь своей слабости. Грудь горела, мозги плавились, глаза болезненно слезились, в горле — пустыня. Антон требовал у пустоты воды, а после сам вспомнил, что поставил бутылочку охлажденной рядом с кроватью на полу. Ему пришлось свесить с конца матраса желейную руку, шлепая ленивой ладонью по полу, где гулял ветерок. — Да где же она? — прохрипел больным горлом парень, свешивая половину своего тела с края. Бутылка играла в прятки, бегая от назойливой догоняющей ее пятипалой конечности. Но не выдержав, Шастун наклонил голову к полу. Каково его было удивление, когда бутылки он не нашел. «Может закатилась» — подумал он. Ладонь полезла под кровать, нащупывать пол там. Пальцами он подцепил что-то холодненькое, похожее на бутылочку воды, выуженную из холодильника. Ногтями он вцепился в пластик. Правда пластик был на удивление мягок, слегка шершавым. Парень потянул «бутылку» на себя, но она вдруг огрызнулась и вцепилась когтями в руки. От страха Антон дернул руку сильнее, и было уже хотел закричать, но от неуклюжести нырнул затылком к полу, собственными глазами заглядывая под темный подкроватный мир. Там он увидел ползущую мразь с желтыми плотоядными глазами и лапу, вцепившуюся в человеческую плоть. Шастун заорал на всю спальню. Да что там, на всю квартиру, что достало до соседей. Он выдернул руку из лап нечто чего-то ужасного, чувствуя как его когти оставляют кровавые следы по всему предплечью. Голова мальчика закружилась, как только он кувыркнулся на постели затылком назад и приземлился на противоположной стороне кровати. Не теряя времени, он дернулся в сторону сумок с оружием, надеясь дотянуться до заранее заряженных им самим пистолетам. Но на сумке сидел он — вышедший из ада черт, копытцами загребая под себя Beretta, Walther, Стечкина и никем не забытым Glock. Чертик хрюкнул Антону в лицо, и того перекосило. Он не смог дотянуться до оружия, лишь на заднице отполз подальше, ударяя пятками по пустоте, не давая адскому отродью подходить ближе. Парень вскочил на свои худощавые ноги, метнулся к двери, чтоб выбежать, но путь перегородил черный туман. Вдохнув темные блестящие пылинки, Шастун закашлялся, накрыл ладонью рот и нос, боясь пробегать сквозь. Спрятался в углу, зажался в стены и сильно-сильно зажмурил глаза. Вокруг было так много звуков. Кто-то шипел, что-то шуршало под боком, визжал под дверьми сквозняк. — Хватит! Прекратите! — заорал Антон, руками закрывая голову. — Хватит! Звуки подчинились и заглохли, проваливаясь обратно в преисподнюю. Только после этого юноша, все не находя воздуха, чтобы отдышаться, с опаской взглянул на спальню. Все опустело. Спальня была обычной комнатой с кроватью и рабочим столом. Все встало на места, как и было до этого — днем. И Антон выдохнул, расслабился, улегся на свое плечо, засыпая… Он прикрыл глаза лишь на несколько секунд, а раскрыв — уловил краем глаза пятно, резко скрывшееся с виду. Шастун позволил себе не заметить этого, но когда со второй стороны силуэт длинной руки с искореженными пальцами улетел резко вверх по стене, парень вновь напрягся. Он повертел головой, проверяя безопасность своего угла и услышал сопение сверху. И лишь только запрокинув голову назад Шастуна сковало в невидимые оковы. Нечто похожее на нечисть сидело на стене, будто паук в углу, упираясь лапами по краям. Оно истекало слюнями, высматривая жертву своими голодными сатанинскими глазищами. Адское отродье было так близко к лицу, что уже было сложно назвать такое галлюцинацией. Резко очерченные границы, явные страхи, выстроенные в абсолютно четкий силуэт. Пронизывающий взгляд настоящего хозяина квартиры. Оттолкнувшись пятками от угла, парень залетел на кровать, уже оттуда наблюдая, как со стены медленно крадясь, точно хищник готовый напрыгнуть вмиг, полз Бес на своих конечностях. А как только длинные фаланги заползли под край одеяла, когтями протыкая матрас… как только одной половиной нечто забралось на постель сверху, охотясь на гостя спальни убийцы, Антон прыгнул испуганной шавкой на пол, не имея сил развернуться к противнику спиной. Шатен, кажись, в глубине себя мог контролировать того, кто на четырех конечностях с изогнутой спиной стоял на кровати. И пока юноша внимательно смотрел Бесу в склеры, выпучив свои глаза, тот двигался медленней, аккуратно подкрадываясь. Медленные шаги спиной в сторону выхода вон. Мальчик смотрел лишь на него, не чувствуя, что находилось под ногами, и в какой-то момент пяткой наступил на черт знает что, но весьма мягкое. Под стопой хрустнуло, будто осколок раскрошился в пыль под человеческим весом. Взглянув одним глазком вниз, давая шанс Бесу подкрасться вплотную, пока на него не смотрели, парень обнаружил под пяткой далеко не стекло. Под стопой приплющенная к полу растеклась рука с переломанными пальцами и когтями, а рядом валялась маленькая бутылка воды, которую мальчик пять минут назад так тщательно искал рядом с кроватью. И, наконец, нашелся вор. Он был наказан, но весьма жестоко. Пальцы того неестественно выгнулись, продолжая отвратительно доламываться в суставах. Сердце бешено заскакало в груди, все рассматривая лапу под собой и укатывающуюся пластмассовую бутылочку. Аккуратно перенеся вес на другую сторону, выпуская переломанную кисть из ловушки, юноша не заметил, как Бес подобрался слишком близко. Антон дернулся, увидев перед лицом два ярко горящих ока. Они зловеще сверлили мальчика, пока тот не заорал во все горло. Антон пихнул пустоту, отталкивая зловещий силуэт, развернулся, но упал из-за резко схватившей его за ногу лапы. Она хрустнула еще раз, пока удерживала мальчишку на месте. Тот кричал, пиная пустоту, сам не до конца понимая что его держит и тянет. Но вырвавшись из западни, загаданной самим, улетел в коридор, стукнулся об входную дверь головой, панически дергая ручку. С вешалки в момент пропала куртка, а входная дверь хлопнула. Антон понесся по подъезду пулей, с ускорением вылетел на улицу, где стоял мороз и выдувал из последних живых организмов остатки тепла и здоровья. Ветер завывал о скорой кончине Антона, предупреждая об ужасных последствиях, если тот останется на улице больше дозволенного.°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°
Шли часы. Антон перебирал окоченелыми ногами по слякоти, каждые два шага поскальзываясь. Ночью стукнул минус, и все лужи, родившиеся после таяния сугробов, превратились в лед. Улицы Петербурга стали одним большим катком для жителей. Вновь поскользнувшись, башмаки Антона разъехались в противоположные стороны. Парень упал звездой в воду, которая стояла на протяжении всей дороги. От падения вся одежда намокла, а сверху, для закрепления результата, подул холодный ветер. Куртка обледенела в миг, штаны застыли в складках и стали гнуться с хрустом. Шастун задрожал сильнее, носом пытаясь уткнуться в короткий ворот куртки. Он не знал даже где находился. Вокруг жилые здания, вечные повороты, спящие машины и окна в домах. Он убежал от дома Арсения так далеко, что казалось он ходил на другом конце города. Ходил по неизвестным дворам в поисках того, кто защитит и спасет. В каждой тени от фонарного столба или могучего дерева парень видел Арсения. Мальчик придумывал себе картинку, где Попов протягивал ему открытую ладонь и тянул в свои объятья, согревая. Со слезившимися глазами на лице Шастун в ответ протянул тени свою руку. Он облокотился на нее и упал грудью в лужу. Вновь грязные брызги, вновь мокро и холодно. Грязной рукой, пытаясь при этом встать на четвереньки, чтобы подняться полностью, Антон утирал свои слезы. Такого предательства от собственного организма мальчик еще не чувствовал. Шастун дополз до поребрика, где он уже расплакался, прячась в испачканных мокрых рукавах и продрогших коленках. Он никак не мог смириться, что собственное «Я» его подло подставляло, вырисовывая все самое желанное в виде силуэта Попова, и все самые сильные страхи — Бесов и Чертей. Антон заревел еще сильнее, когда собственные извилины завели себя в страшный тупик. Будучи с горячим лбом, в бреду от неизвестной болезни, вылезшей в эту ночь, в мокрых промерзших вещах Антон не знал куда податься и спрятать свой беспомощный ледяной нос. И решившись, мальчик под утро вернулся в квартиру, в спешке покинутую им ночью. Перескочив порог, парень упал на колени перед пуфиком и тяжко задышал. Пальцами он вцепился в пуф, в надежде, что он даст тепла и ласки, но заместо этого у Антона разболелась голова. На его лбу смело можно было жарить яичницу, а страдальческие кряхтения, в попытках прокашляться, не заглушишь никакими песнями в мире. Поздним утром, ближе к дню, Шастун уснул, лежа на кровати как мертвая собака: весь грязный, с высунутым сухим бледным языком, поджав свои дрожащие от болезни лапки. Во сне он видел, что его легкие протыкали кольями, что были острее кинжалов.***
Днем следующего дня все было иначе. В его глазах двоилось, а звуки доносились эхом. На шею явно натянули петлю и давили, давили, давили. Попытавшись прокашляться, голова закружилась и силы разом покинули тело. До следующей ночи Антон так и не дожил. Почувствовав, что все внутренности его варятся в кипятке, а глаза закатываются под веки, мальчик набрал номер. Пару раз он будто просыпался, отгоняя от себя глюки, и забывал для чего заходил в собственный телефон. И приложив чуточку больше усилий, перебарывая смерть, душащую его сзади, он нажал на контакт. «Дима Позов» — высветилось у Шастуна. И будто в какой-то прострации он куда-то для чего-то пошел. Он доверился голосам, шепчущим у него в голове, схватил трубку, до сих пор слушая одинокие гудки. Поплелся к ящику с медикаментами Арсения, зная, что таблетки помогут. Он выдвинул домашнюю аптечку убийцы, повис на ручке и принялся без разбору выкидывать таблетки на пол, попутно что-то засовывая в рот и тяжело глотая. Гудки шли. Никто не отвечал. Про Антона забыли. Его никто не знал. Парень набрал Позова вновь, шептал в телефон «Пожалуйста, помоги», но звонок вновь завершался. И в последний раз нажав на кнопку контакта, Антон расплылся по полу, потеряв сознание. Гудки прошли, и на последнем Дима откликнулся в трубку. Но ему ответила тишина.